Шумно стало, когда на летние каникулы прилетела маменька. Аспирантура американского университета прибавила ей и уверенности в себе и знания законов. Местное отделение по регистрации всяких важных в человеческой жизни моментов было разметено на составляющие, но праведный порыв гнева вышел напрасным – на меня истратили последний бланк.
— А чего ж хотите? — жалобно вещала любительница семечек, почти сползшая под стол. Массив из дерева ощутимо вибрировал под впечатлением от дрожи ее пышных телес. – Деревушка-то вымирающая, кто ж тут рожать станет?! Вот свидетельств о смерти много. Могу на таком выписать.
Маменька рассудила, что от подобной замены лучше не станет, и, пригрозив напоследок, с достоинством удалилась. Старички, в качестве группы поддержки, караулили на улице, отчаянно причитая.
— Ладно, исполнится малой шестнадцать лет – паспорт правильный сделаем в городе, — успокоила маменька переживающих родителей. – А пока пусть так побудет.
Недельки через две маменька собрала чемоданчик на колесиках и отбыла на телеге дедки Федора на вокзал – практика у нее, видите ли. А я с бабулей и дедулей осталась подрастать в экологически чистой и полезной атмосфере деревеньки.
— Самую успешную карьеру за всю историю человечества сделала обезьяна! – сварливо высказывала моя несостоявшаяся теща Вера Павловна. С кареглазой и сутуловатой Анькой я встречался на третьем курсе, так сказать, по-соседски. Насчет любви, конечно, сомнительно, но морковь была. И даже высшего сорта, сахарная. Вера Павловна усердно меня подкармливала сплошь овощными рагу и морковно-картофельными драниками. – Удивлен? Не чему. Ведь только обезьяне, согласно теории Дарвина, удалось выйти в люди.
Поговорить она любила и умела. А самой почитаемой темой была психология отношений и соотношений. Вера Павловна излагала свои мысли с такой яркой жестикуляцией и эпатажной энергией, что любой шоумен удавился бы от зависти на мятом шнурке от кроссовок. Ее привязанность ко мне разумному объяснению не поддавалась. Анька года три назад вышла замуж, родила двойню через полгода после свадебного путешествия. И не успев выйти из первого декрета, снова взялась активно улучшать демографическую ситуацию страны. Мне оставалось только возблагодарить всех амуров и купидонов, что их оптические луки тогда дали сбой. Иначе я бы просто не прокормил стремительно прибывающее семейство.
— Да ты мне прямо как сын, — едва не захлебывалась умилением Вера Павловна.
Обитали мы с ней на одной лестничной клетке, и периодически мне приходилось присматривать за весьма гадливым полосатым котом Пиратом и поливать три дюжины цветов. Реже меня любезно дергали, если требовалось повесить полочку или смазать скрипучую дверь. Один раз по-родственному менял ей дверной замок. И с завидной регулярностью выслушивал подробные отчеты о кормлении и поведении Анькиных отпрысков.
— Кстати, мы тут с девочками так смеялись, — Вера Павловна умело хозяйничала на моей скромной холостяцкой кухне, мне только и оставалось сидеть на табуретке, поджав ноги, дабы не помешать священному процессу приготовления яичницы с гренками. – Пришла одна молоденькая на классное руководство, а ее один ребятенок смышленый и озадачил: «Мне папа сказал, что мы произошли от обезьян». А эта дурында и отвечает, мол, сейчас урок, а история вашей семьи никого не интересует.
Я уже не раз предлагал Павловне оставить школу со всеми ее прелестями и дешевой зарплатой, которая являлась скорее скромным приработком к пенсии, и зарабатывать на бутерброды с икрой написанием анекдотов. Сыпала она смешными историями, как горохом из драной торбы. То ли действительно у них не педагогическое учреждение, а сплошной клуб юмористов, то ли так фантазия работает. Но Вера Павловна докучливо отмахивалась от моего маркетинга:
— Да какой из меня юморист? Ни звучной фамилии, ни желтой грязи в прессе! И вообще, кроме фигуры, и подержаться не за что.
Что такое каша-малаша я узнала на четвертом году жизни, и возненавидела этот продукт всеми фибрами детской души. На лето в деревню съезжалась толпа дачников пенсионного возраста с внуками, внучатыми племянниками и прочими малолетними близкими и дальними родственниками. Любимым развлечением у все этой мелюзги было восхваление на все лады вязковатого молочного продукта с вкраплениями из домашнего варенья, жженного сахара или растертого фруктового пюре. У меня это словосочетание упорно ассоциировалось с комковатой манкой. Неугодное блюдо и размазывалось ложкой по тарелке, и доблестно вываливалось в мусорное ведро, и хитро запрятывалось в кухонное полотенце. И все равно оно восставало из вафельной ткани, выбиралось из картофельных очиток и приходило-просачивалось во все цветные ночные кошмары. Прекрасные годы школьного образования также прошли под воинствующим флагом борьбы за достоинство собственного имени.
На звание первой красавицы я не тянула, и претендовала только на «миловидную» девушку. Но неизбалованные женским вниманием прыщеватые и угловатые юнцы из поселкового строительного ПТУ (от моего отчего дома – десять километров) для интереса зазывали в кино, в кафе на заправку, и на ночные купания голяком. От последнего учтиво воздерживалась, но культурную программу «кино — сельский клуб — провожание на дребезжащем мопеде – обжимания у калитки» по субботам регулярно выполняла.
На шестнадцатилетние моя полностью американизировавшаяся мамочка подарила мне трехкомнатную квартиру в областном городе и ящик новомодных косметических средств. Бабуля с дедулей к тому времени благополучно почивали на тихом деревенском кладбище под шепчущимися липами. Старенький дом, по мнению мамы проще и дешевле было срыть, чем восстанавливать. Дальнейшее проживание в деревне мама считала для меня не актуальным, а до существования в рамках высшей цивилизации я, по ее мнению, еще не дозрела. Потому собрав пару перешитых юбок и застиранных кофточек на пуговицах, я отправилась обживать мамин подарок.
Душная давка переполненных (разгар дачного сезона) электричек, спрессованность пропыленного междугороднего автобуса и навязчивый запах бензина, замешанный на аромате пропотевших тел, – оставили тягостное впечатление и двухдневную головную боль, которую вечно бодрая и неунывающая маменька окрестила «периодом акклиматизации».
Маменька же демонстрировала удивительную привычку быть выше мелких неудобств, и обращала весь свой гнев только на крупные. К числу последних принадлежали: контролеры, не слишком учтиво заикнувшиеся о предъявлении проездных талонов, отставшее от графика на две минуты маршрутное такси, пятьсот метров раскаленного подземного перехода с живописно развалившимися телами нищих, и безобразно крашеная девица-продавщица с расползшимся макияжем, рискнувшая продать моей мамуле теплую бутылку минеральной газированной воды. В течение следующих трех минут маман ей доходчиво растолковала разницу между иностранными туристами отечественного производства и добродушными родными согражданами. Праздношатающиеся приветствовали речь мамы оживленными аплодисментами, продавщица, не дожидаясь более эффектной кульминации, бодрой рысцой сгоняла в соседний магазин и за собственные средства (!) вознаградила маменькин ораторский талант поллитровкой ледяной колы.
Жилплощадь мне пришлась по душе и даже очень. После животворного запаха настоящего дерева и кисловатого аромата поставленного «расти» теста красочный дух свежей отделки вышибал слезу. Двенадцатиметровая кухня порадовала новенькой плитой цвета молочного шоколада. Совмещенный санузел блистал серебристыми батареями, подобранными в тон к плитке унитазом и большой угловой ванной. По комнатам свободно разгуливало эхо. Мама вдумчиво прошлась по квартире, тщательно все проверила, и торжественно выдала мне серенькую папочку с документами на имущество, пеструю пластиковую карточку и поздравительный поцелуй в щечку. Родительские наставления заняли меньше минуты и сводились к четырем пунктам: а) ты уже большая девочка и пора шагать по жизни самостоятельно; б) собственная квартира для старта карьеры уже удача; в) делай себя, а ко мне за советом ты всегда можешь обратиться по Интернету, так что первым делом обзаведись компьютером или ноутбуком с веб-камерой и установи скайп; г) на карточке деньги на обустройство и приобретение мебели и всего необходимого, поскольку ты в деревне не могла себе позволить зарабатывать. И родительница снова упорхнула, оставив после себя ламинированную визитку с непонятной подписью «The creative director of the First PR agency» и золотистым росчерком компьютерного пера «Nika Belova». Впрочем, насчет фамилии у меня претензий особых не было: Андреева тоже звучало благопристойно, но вот имя Малаша и отчество Натальевна оставляли желать лучшего.