Земли к югу от озера
1 Орла 17 года Соленого озера
Женщина впереди вскинула руку, Канги повторил ее жест. Племя качнулось, останавливаясь, застонали дети, даже воин рядом со вздохом опустился на серый песок. Канги стоял, навалившись на копье. Не время для отдыха. Время смотреть и оберегать Искусную.
— Подойди, ворон мой, — напевный голос повлек вперед, напитал силой утомленные ноги. Это была еще не Песнь, но Канги преисполнился благоговения. Он удостоился прикосновения дара Искусной! Редкой чести, что дороже глотка воды в величайшую сушь.
Тонкие косицы оплетали ее плечи змеями, одежда из шкурок и перьев покрывала маленькое тело, защищая от безжалостного пустынного солнца. Рядом с плечистым Канги Искусная казалась хрупкой, но она посмеялась бы над окровавленным телом того, кто поверит видимому.
Поднялась рука с узловатым, поколения назад добытым посохом, указала вперед.
— Что видишь ты, глаза мои?
Он прищурился, цепкий взор скользнул к линии между сухой серой землей и ослепительным небом.
Небом ли? Синяя гладь простиралась всего в сотне шагов! Канги задрожал от предвкушения, но только крепче сжал копье — пустынные видения любят глупцов, их телами кормят змей и ящериц.
— Я вижу бескрайнюю воду, Искусная.
Она вздохнула прерывисто, закрыла глаза. Твердые губы, обметанные сухой коркой поцелуев солнца, изогнулись улыбкой.
— Значит, я привела вас, как и обещала.
Но зоркие глаза Канги разглядели не только предсказанную воду. В мареве пыли шли к ней другие.
— Там люди, Искусная. Иное племя.
А ведь сказано, кто первым достигнет блага, тому достанется земля, раскинувшаяся подле него. Значит ли, что они опоздали и все, что остается — униженно просить чужаков о милости?
Искусная выдернула перо из одежды, опустила во флягу, где на дне оставались последние капли.
— Так беги же, Канги, — голос взлетел просьбой, приказом, мольбой — не одной женщины, но племени, и всех умерших предков их, и всех нерожденных потомков. — Беги, быстрые ноги мои! Достигни обещанного нам счастья.
Дыхание родило мельчайшие капли, слетевшие с пера, влившиеся в сильное тело. Стрелой сорвался с места Канги, бросилось вперед племя, следуя зову Искусной, побежала и она сама.
Ибо им было обещано благо. Они не могут его упустить.
Перед романом
Автор: Анна Пляка
Ее можно найти:
https://author.today/u/vivientelin
https://ficbook.net/authors/68267
https://vk.com/vivien_art_text
Описание:
Здесь магия творится водой и пером. Здесь люди живут у берегов соленого озера и последних рек. Здесь сияет два солнца, и то и дело на годы приходит сушь. Здесь живут так, словно все в порядке — на юге, где Император запер магов в крепости и каждый день на площадях казнят шпионов; на севере, где магическая аристократия закрывает глаза на все, творящееся за пределами богатых кварталов.
Для девяти человек на разных концах озера наступает новый день.
Посвящение:
Кербину, который подобрал перо в горах и придумал эту магию. Айсе, которая была Китом О'Кифом, Кадо Кровавой, Эриком и многими, многими другими. Вэл, все еще и всегда, спасибо твоей Певчей и твоим девочкам, они многое мне дали. Всем, кто играл, читал, говорил об этом мире.
И вам, читатели.
Публикация на других ресурсах: Разрешено только в виде ссылки
Примечания автора:
То, что было рассказами, сборниками зарисовок, словесками и отчетами с них наконец становится большим и цельным. Первая часть трилогии.
Карта мира: https://vk.com/photo-132563321_457239459
Взгляд отвёл он. Глянул куда-то в сторону, а затем вниз, разрывая вспыхнувшую дугу опасности. По каким-то причинам он передумал. Вероятно, ему не хватало того запала отчаяния и боли, который обесценивает саму смерть. К нему вернулся рассудок, способность взвешивать и рассуждать, или молодость заявила свои права на жизнь.
Ей, собственно, было безразлично. Она одержала свою первую победу. Он был не опасен.
И тогда она его поманила. Ближе. Ближе. Если послушается, тогда уже никаких сомнений: он смирился.
Она хотела видеть его руки. Те, которые она помнила свободно брошенными поверх испещрённых знаками бумаг. Красивые, сильные, порой безжалостные, от одного вида коих в женском теле возникает странное томление, желание довериться этим рукам, покориться. Она долго мечтала познать их ласку и силу, и в некотором смысле получила то, что желала, едва не заплатив жизнью. Но желание не угасло. Напротив, разгорелось от возникшего парадокса.
Она слышала, что некоторые женщины, подвергшиеся в ранней юности насилию, впоследствии начинают испытывать неосознанную тягу именно к такому роду близости, и к мужчинам, которые их этому насилию подвергают. Неужели и с ней, гордой и надменной, происходит нечто подобное? Она должна была бы ненавидеть этого мужчину за то, что он причинил ей боль, унизил и напугал. А она, в насмешку над собственной природой, испытывает к нему влечение, жаждет той же силы ощущений.
Да что это с ней?
— Дай мне руку.
Он протянул сразу обе, ладонями вверх. Знак покорности.
Геро как будто подставлял свои запястья под новые оковы. Она даже растерялась от такой щедрости. Но не смогла сделать выбор и ухватила оба запястья. Но всё же быстро сосредоточилась на одном, потому что вторая её рука ей понадобилась, чтобы отбросить кружево, ибо из-под манжета выглядывали только пальцы.
Те, кто одевал его, постарались прикрыть нанесённые раны, набросив кружево как вуаль, чтобы скрыть оскал боли.
А боли ему выпало немало. Она оттянула рукав щёгольского камзола почти до локтя. Сине-багровые полосы, содранная кожа. Свежие кровоподтёки наплывали на пожелтевшие, двухнедельной давности. Ссадины ещё вчера кровоточили.
Благодаря бальзаму Оливье воспаление улеглось, но палитра растёкшихся красок была сравнима с закатным многоцветием, с буйством облачного царства, окрашенного в кровь погибающего солнца, от сине-чёрных пятен до всполохов с багряницей. Это зрелище усиливало щемящую неловкость и в то же время усиливало возбуждение, наращивало голод и распаляло воображение. Это был её просчёт, но в то же время — знак её власти, её безнаказанного могущества, стыд и настоянная на нём нежность.
Невзирая на действие бальзама, жар всё же тлел под израненной кожей, она ощущала это наложенной ладонью. Её собственная ладонь была как обычно прохладной. И могла бы узурпировать действие лекарского снадобья.
Она хотела коснуться этих рук губами, поймать этот глубинный, синюшный жар, испить его как сгустившуюся боль. Но позволить себе насколько откровенный жест она пока не могла. Поэтому отпустила его, произнесла то, во что искренне в тот миг верила:
— Бедный мой мальчик, обещаю, такого больше не повторится.
Она указала ему на противоположный конец накрытого стола, где стоял приготовленный для него серебряный прибор.
Геро повиновался так же безупречно, как прежде протянул руки. Вот только есть не стал. Его израненные руки остались лежать на коленях, а дно его серебряной тарелки соперничало с чистотой новорождённой Евы в райском саду. Он бросал на еду жадные взгляды, ибо, подобно всем молодым мужчинам, был всегда голоден. Но не коснулся ни ножа, ни вилки.
Ей пришло в голову, что он не владеет этими приборами достаточно ловко, а блюда, расставленные на столе — украшенная перьями дичь, паштеты в серебряных формочках, увитое зеленью и спаржей заячье рагу — пугали своей церемониальной сложностью. Неловкий, он не решался нарушить их целостность.
По его лицу пробежала тень отвращения. Он подался назад, как будто еда внезапно протухла и покрылась плесенью. Затем встал и вышел из-за стола. Звук отодвигаемого кресла отозвался в ней прежним холодком. Лакея она отослала, в гостиной они были одни. И его знак покорности, раскрытые ладони, мог быть ложным.
Она невольно бросила взгляд на золотую двузубую вилку, которая лежала от неё в двух футах. Что он задумал?
Но Геро шагнул не к ней, а в сторону, на середину комнаты, в центр персидского ковра, смягчающего шаги до вкрадчивой осторожности кошек. Он сделал эти шаги с натугой приговорённого, который одолевает оставшийся путь от лесенки до плахи. У него взгляд был устремлён в невидимую точку, к роковому скрещению всех линий. Там он остановился, и взглянул на принцессу.
Он на что-то решился, но на что? Того хищного яростного блеска в его глазах не было, он не готовился к прыжку, не замышлял удар. Он был скорее похож на воина, сдающего свой город после долгой осады. Он осознал проигрыш и во избежание жертв готов принять условия капитуляции.
Подтверждая её метафорическую догадку, он медленно опустился на колени. Это было неожиданно. Его никто к этому не принуждал. Она ничего не приказывала и ни о чем не просила.
Но, как видно, просить собирался он. Нетерпения она не выказывала, стойко и величественно ждала. Взгляд его метнулся, перескочил с одного предмета на другой, вверх, потом куда-то вниз, вернулся к ней и, обжегшись о ледяную невозмутимость, откатился.
Он собирался с силами, но ему было непросто. Собирался что-то сказать, о чём-то просить.
Но о чём? Она уже даровала ему жизнь. Уже простила самое страшное из возможных преступлений. Почему же он так взволнован? Сначала побледнел, а затем краска вновь бросилась в лицо. Мечущийся взгляд не обнаружил искомой метафизической помощи и вернулся к ней, единственно полномочной в тот день и час.
Он решился.
— Моя дочь… — хрипло произнёс Геро.
Так говорят люди после долгого молчания. А он молчал с самого утра или с вечера накануне. Герцогиня удивилась. Дочь? Какая дочь? О чём это он?
Позволила лицу принять на себя эту перемену, очень лёгкую, но для него заметную.
— Моя дочь, Мария… Она осталась там, в доме епископа.
Его взгляд разгорелся. Страстный, молящий. Конечно же, девчонка полутора лет, та, что цеплялась за юбку матери в церкви. В той суматохе, среди смертей и криков, о ней все забыли. Он тоже забыл, когда бросился мстить, не оглянулся, не замедлил шага. Но тут вспомнил. Вспомнил, что он отец и у него есть долг.
Она по-прежнему не произносила ни слова, а он продолжал, через силу, сглатывая воздух:
— Я ничего не знаю о ней. Вот уже больше двух недель.
Он взглянул на неё с отчаянием. И она соизволила ответить:
— И что с того? Зачем мне вспоминать о каком-то ребёнке?
— Она моя дочь.
Герцогиня чуть заметно повела плечом и поднесла руку к лицу, будто деликатно прикрывала зевок. Вид у неё был почти скучающий. И взгляд из-под ровных белых век был пронизывающий. Что же он сделает дальше? Будет угрожать? Требовать? Молить?
Она видела, как он на мгновение закрыл глаза. Потом вскинул голову. У неё по спине вновь прошла игольчатая дрожь, ибо решиться он мог на что угодно. Он был близко, очень близко.
Но Геро не сделал попытки вскочить — не поднимаясь с колен он стал неловко возиться со своим кружевным воротником, который держали тугие накрахмаленные шнурки. Он распутал узел и распавшийся ворот открыл его горло.
Герцогиня не сразу угадала смысл. Воротник из жёсткого фламандского кружева мог быть чрезмерно затянут, царапать шею, и Геро, от волнения забывшись, попытался ослабить красивый ошейник.
Но он на этом не остановился. После воротника стал расстегивать крючки на камзоле. Получилось не сразу, ибо камзол, как вид одежды, был для него чужероден и сложен, а его пальцы непривычны к благородному неудобству. Когда он справился с первыми крючками, она вдруг поняла значение совершаемых им действий.
Он раздевался! Он снимал с себя одежду. Клотильда ждала чего угодно, но только не того, что он будет столь откровенно прямолинеен. Что же это получается? Он предлагает себя в обмен на жизнь дочери?
Геро тем временем справился со всеми крючками. Неловко высвободился из рукавов, но не бросил камзол на ковер, а поискал глазами предмет, годный для аккуратного хранения одежды. Бедность приучила его к бережливости. Неимущий студент не мог позволить себе оставлять свою, возможно единственную, куртку и видавший виды плащ скомканными, в небрежении. Поэтому он действовал с укоренившейся привычкой приютского воспитания. Не обнаружив в поле зрения ничего подходящего, он сложил камзол, подвернув рукава. Потом как будто вспомнил, что его деятельность выглядит в данный момент по меньшей мере странно. По телу пробежала дрожь, как у внезапно пробудившегося от сна.
Он видел свою знатную зрительницу. Узнал и – ужаснулся.
А Клотильда наблюдала за ним с чуть заметной усмешкой. Она готова была держать пари на то, как далеко он зайдёт. Батистовая сорочка была ему очень к лицу. Ткань контрастировала с шёлком рассыпавшихся по плечам чёрных волос, над которыми слегка потрудился куафер, и смуглой кожей уже обнажившейся груди.
Если выхватить данное зрелище из контекста, то он являл собой красноречивую иллюстрацию к любовному роману. Распалённый полуодетый любовник у ног своей дамы. Взгляд влажный и томный. Но это уже вольность воображения, ибо его взгляд вовсе не был томным.
Взгляд бы молящим, но мольба была совсем иного рода.
— Пожалуйста, — тихо, но отчётливо произнес он. – Она совсем маленькая.
Герцогиня вновь не ответила. И тогда он стянул сорочку через голову. Совсем не так, как это сделал бы влюблённый мужчина, желая явить удаль и крепость тела, а как сделал бы это уличенный в краже подросток, которого подвергли обыску ревнители морали.
И всё же она ощутила нечто сладко щемящее и болезненное в груди. Она уже видела эти красивые юношеские плечи, скульптурно изящные сильные руки с туго натянутой золотистой кожей, но удивилась вновь этой нетронутой развратом и пороком юности, ещё не сложившейся окончательно, ещё не расцветшей до апофеоза силы и жизненного согласия, но такой влекущей в своей неловкости. Это брошенная сорочка был не знак страсти, но знак покорности.
Он вновь в нерешительности на неё покосился. Герцогиня улыбалась почти ободряюще. Она наслаждалась.
Геро вздохнул и переменил положение так, чтобы расстегнуть пряжки на башмаках.
«Неужели не остановится?» — почти с азартом подумала герцогиня.
Он не остановился. Чтобы продолжить, ему пришлось подняться с колен. Ногой отодвинул башмаки в сторону, как будто стоял на самом краю у воды и заранее поеживался, ибо вода была глубока и холодна. Вновь бросил вопрошающий взгляд. Но действовал быстро. Расстегнул пояс и сразу потянул плотную, облегающую ткань вниз. Чтобы не передумать. И когда уже сделал, нырнул в холодную воду, как будто успокоился. Высвободился из остатков одежды, переступил босыми ногами.
Но стыдливость взяла верх – заслонился рукой. Потом уже взглянул с каким-то отчаянным вызовом.
«Ну, вот он я, — говорили его потемневшие глаза. – Ты же меня хотела. Возьми.»
Она забыла на минуту об истинной причине этой щедрости и покорности. Она им любовалась. Так мог был любоваться произведением искусства его истинный ценитель.
Но это не холодный мрамор Праксителя или Фидия, дарующий наслаждение глазу. Это — живая плоть, мимолётная, уязвимая, подверженная всем страстям и бедам, обречённая на смерть, но такая всемогущая. Её дары неисчислимы и разнообразны. Она дарует наслаждение не только глазам, но и губам, ладоням, всей коже, которая вся обращается в единый трепещущий воспламененный сосуд, жаждущий слияния.
Слух обостряется, чтобы уловить звучание бархатистого голоса. Язык влажнеет в ожидании вкуса. Если уткнуться лицом в его затылок, в рассыпавшиеся пряди, то в грудь потечет терпкий аромат молодости, запах его волос и кожи.
У неё закружилась голова от предвкушения. Она сама голодна до судорог, но голод другой, не тот, легко утоляемый, желудочный, и даже необъяснимо телесный, а какой-то иной, сложный, не обозначенный пределами. Голод не то познания, не то преображения. Голод обделённого божества, которому не приносят жертв.
Высшая природа бога не позволяет утолить этот голод короткой трапезой, отведав плоти ягнёнка. Этот голод требует тонкого, изысканного, неосязаемого угощения, несовместимого с прозой желудка. Это — трапеза высшего порядка.
Она могла бы смотреть на него бесконечно, и наслаждение было бы как затянутый монотонный повторяющийся звук, приятно усыпляющий. Но она хотела большего. Хотела октавы и многозвучного аккорда, хотела радуги из тысячи цветов, а не единую полосу, проходящую сквозь тело в замкнутую бесконечность.
Герцогиня быстро встала, чтобы приблизиться. Как божество, она приняла приглашение и снизошла на алтарь. Но затянула наслаждение взглядом. Полюбовалась вблизи, последовала за любопытством пламени в камине и мерцающих свечей, что позволили себе касаться его тела своими невидимыми руками. Их отпугивали тени, уже посмевшие ревновать и соперничать.
Когда она приблизилась, Геро затаил дыхание. По его горлу прошла волна, а ресницы опустились, будто он искал подсказки на внутренней стороне век. Он уже изведал прикосновение её рук, но заметно готовился.
А она медлила, хотя была совсем близко, даже ощущала исходившее от него тепло, тот самый изначальный жар, кипение жизни. Когда же занесла руку, действовала пошагово, осторожно, как будто всё могло молниеносно разрушиться, обратиться в бесполезные черепки, или магия выдохнется, как вино.
Его кожа на плече показалась горячей. Не лихорадит ли его?
Нет, это скорее у неё озноб от нетерпения.
Женщины реже получают от Пятерых магический дар. Но боги компенсируют это другими способностями, как-то: повышенной наблюдательностью, очень развитым терпением, внешней привлекательностью, в конце концов. Наблюдательность, к сожалению, срабатывала больше на отслеживание личной жизни знакомых, а также на то невообразимое и непредсказуемое множество вещей и понятий, которое женщины в совокупности зовут «модой»; терпение изменяло в самый неподходящий момент, а внешняя привлекательность могла обернуться и крупным недостатком, но! Одно качество особ женского пола Пало высоко ценил и немного опасался. Гэрвин, которому повезло иметь сестер, бабушек и племянниц, называл это «выедание мозгов». Пало с данным термином не соглашался, но сейчас готов был пересмотреть свою позицию.
Просто пронаблюдав происходивший перед глазами процесс.
Бедный дракончик, который намертво уперся и не поддавался, когда его уговаривали вместе три вельхо, один драконовер и целая толпа дичков, сдался перед девицей неполных семи лет (или восьми?), стоило ему услышать безапелляционное требование отпустить. Отпустил мгновенно, ошалело поджал крылья и растерянно застыл, глядя, как его кратковременная подопечная отряхивается и поблескивает коронкой. И еще успевает допекать своего защитника!
Как, ну вот как это называется?
Откуда у малявки такое самообладание?
Выползла же вся перепуганная, глаза по блюдечку, казалось, Штушу своего вот-вот придушит, не со зла, а просто потому что вцепилась в него со страху сильнее, чем в соломенную куколку…
И что? Миг, другой, взгляд на драконыша, на толпу, что таращилась на детенышей примерно в шесть сотен любопытных глаз… и все. Преобразилась. Непролитые слезки мигом высохли, явно помятое крылышко расправилось и легло на бочок, головка мило вздернулась и коронка заблистала милейшим золотистым светом с просверками розового. Словом, драконочка являла собой такое трогательное и нежное существо, что именование «кровавая тварь» в отношении этого милого создания было совершенно невозможно.
— Все мальчишки — вредины! — выдало существо. — Дядя Пало, он меня обнимал! Вы видели?
«Уже не дедушка» не нашелся, что ответить. Чуть ли не в первый раз за всю жизнь. Собственно говоря, он очень слабо представлял себе, что сказать дракончику-девочке, которая жалуется, что дракон-мальчик напал на нее, чтобы обнять. При этом напрочь игнорируя тот факт, что она — дракон, а здесь вообще-то земли людей, которые Крылатых обычно терпят только в виде нелегальных драконьих ингредиентов…
Драконий детеныш тоже, кажется, растерялся — замер и встопорщил гребешок, пытаясь вникнуть в суть претензий.
Существо покосилось на ошалелого парнишку и аккуратно добило его фразочкой:
— Я за него замуж не пойду.
Что?
Толпа среагировала раньше вельхо. И, разумеется, раньше онемевшего от неожиданности драконыша:
— Вот так — не успел моргнуть, — взлетел над полигоном веселый молодой голос, — а тебя уже оженили.
— Шустрая девчоночка, — поддержал мужчина постарше.
— Все бабы одинакие, — философски отозвался уже немолодой мужик, бывший сторожник. — Разок приобнял — и все, женись!
— Держись, парень, не поддавайся!
— Стал быть, теща моя — всамделе дракон… — не оставлял надежды прояснить семейную родословную несчастливый зять. — Тесть говорил, он ее и обнять еще не успел — глянул тока, а она уж и свадьбу надумала как проводить, и имена детям подобрала.
— Все они драконы, если честно…
— Драконицы. Или драконихи. Или… как правильно, остай вельхо?
— Драконицы, — совершенно самостоятельно ответствовал язык почтенного чародея. Хозяин языка в это время пытался понять, каким образом толпа, опасное и трудноуправляемое множество людей, так легко и спокойно перешла от опаски к сочувствию и доброй насмешке.
— Замуж?! — волшебное слово наконец вернуло несчастному драконышу дар речи. — Я не хочу!..
— Не хочешь жениться? — коварно перебила «жертва».
— Нет!
— Чиррррррр! — возмутился Штуша, пикируя на голову хозяйки.
Поддержка оказалась кстати. Или некстати?
— Так ты еще и жениться не думаешь? — повысила голос бывшая «внучка». — А зачем тогда обнимался?
— Я… — на этот раз паренек сообразил, в какую ловушку его загнали, и закрыл рот, соображая, что все-таки ответить, чтоб не увязнуть еще глубже.
Но глубина женского коварства еще себя не исчерпала:
— Я ж говорю — вредины! — заключила невеста, задрав нос. — Бессовестные вредины!
Толпа уже хохотала:
— Ага, вот и спасай таких!
— А я бы спас, — мечтательно протянул новый голос. — Она холесенька…
— Дожили, и этот уже в женихи… Ты до пяти лет хоть дорасти, жених!
Выступление самого юного кандидата в спасатели стало толчком: к разговору подключилась женская половина:
— Правильно, девчоночка, держи его покрепче! А то они такие: чуть отвернешься — а его уже и нету. Дела у них, видишь ли! Знаем мы эти дела!
— Правильная девица. Это по-нашему.
— Ой, а смотрит-то как, смотрит… бедовая девка! Подрастет — и за ней парни наперегонки с драконами бегать будут.
— Кто бегать, кто летать…
— Видишь, дочка, как надо? А ты все: мамонька, мне рано еще с парнями, мне рано замуж. Вот тебе и рано!
— Мам!
— Учись, дочурка, как парней правильно в угол загонять… Чтоб не улизнул. Некоторые парни не понимают, где их счастье, пока их по лбу не шарахнешь…
— Обязательно по лбу? — деловито уточняет пышечка в полосатом платье. — Это потому у папы там все время шишка?
— Если твой папа не прекратит бегать в трактир вдовы Ханни, то шишек у него станет две! И рога из них прорежутся! Слыхал, муженек?
— Слыхал-слыхал. И я, и половина соседей… — уныло отвечает бывший сторожник. — Чему дочку учишь…
— Чему надо учу!
— По лбу, значит, — хищно улыбается мамина дочка. — Я запомню.
— А чегой-та нам такое втолковывали, что драконы неговорящие? Еще какие говорящие — вона как чешут…
Ох, наверное, драконоверу нашему сейчас радость. Сразу столько единоверцев привалило. Но посмотреть на безусловно счастливого сектанта Пало было некогда. Он боялся выпустить из виду «будущих супругов». Мелкая претендентка в драконьи супруги продолжала «выедать мозг» своему несчастному спасителю.
— А ты такой чумазый. Принцы такими не бывают. Правда, Штуша?
— Чртттчк!
— А для тролля мелкий…
— Чирррк?
Драконыш остервенело отряхивал с лап (единственной непострадавшей от щипателей чешуи части тела) налипшую землю и мусор, явно стараясь не слушать юную провокаторшу. Но тут попробуй не услышь.
— Ты, наверное, какой-то особенный дракон? — не отставала девица. — Болотный, да?
— Аррру! — терпение дракончика, похоже, иссякало.
— Или земляной?
— Да сама ты! — не выдержал предполагаемый болотный обитатель. — Ты…
Маленькая женщина немедленно почувствовала, что перегнула палку, и тут же сдала назад:
— Да успокойся, — она виновато тронула крылышком драконий бок. — Такие, как мы, не женятся, мы же маленькие еще. И я… как это там… «я люблю другого», вот. Я это так сказала, понимаешь?
— Как?
— Так… ну, чтобы… просто так. Не злись…
— Эй, невеста! Ты чего застыла? Не знаешь, что с мужем делать?
— Мы подскажем! Первым делом отмыть…
— Потом…
— Кормить, кормить и кормить! — угрожающе вмешалась поварша. — Вельхо, чего смотрите, ведите мальцов ко мне! Подлечиться да подкормиться! У меня еды на целую драконью стаю хватит. И одежка для малого найдется, коли превратится.
Драконыш сверкнул глазами:
— Я не…
— Понятное дело, что «не», — непривычно мягко перебила грозная властительница поварни. — На голодный желудок все мужики «не», чтоб они там себе не думали. Подкормишься, — и все сможешь. Пошли-ка. Давай-давай…
— Не бойся, паренек, шагай…
— Вииво — правильная баба, она тебя не даст в обиду! Ни всяким невестам, ни даже вельхо!
— Наши вельхо его не обидят…
Так, значит?
Пало прищурился. Все-таки это очень странно. И начала это именно маленькая Яна. Случайно или намеренно, ненароком или, наоборот, обдуманно — но именно она своим поведением заставила людей проникнуться сочувствием и самое главное — улыбнуться… И хвала Пятерым. Ведь то, над чем посмеиваются — того уже не боятся…
Драконыш то ли поверил, то ли просто устал бояться. Но он сдвинулся с места. Повернулся, оттопыривая крылья по просьбе вельхо, позволил обрызгать себя лечебным настоем и, устало горбясь, пошел за женщиной. Напоследок обернулся:
— Все равно жениться не буду!
— Смирна! — чеканно врезался в шум новый голос. — Кто тут собирается жениться на моей внучке?
О. Пало нашел в себе силы улыбнуться. Ну что ж.
Маленькие драконы — маленькие проблемы.
А теперь явился большой?
5.Наталия Медянская «Пока светит Пламя»
https://author.today/work/12088
Продолжаем разбирать, как выстроена экспозиция.
В этом романе пролога нет.
Экспозиция начинается со знаковой сцены:
«Птицы были всюду. Остроклювые головы из белого мрамора, точно охранники, венчали верхушку городских врат; железные барельефы маленькими глазками цепко следили с фасадов домов за текущей по улицам людской рекой. А высоко, в пронзительно синем небе, над шпилями городских крыш парили белые крачки. Да и название у города было какое-то птичье – Хоррхол».
Сразу скажу, что «птицы» – это своеобразный знак, сквозной мотив. Он скоро сыграет, потому в самом начале главы – он очень и очень на месте. Задаёт тон, намекает на таинственность, вносит нотки тревожности.
Далее экспозиция у нас прямая – героиня оглядывается, описывает город, а автор тем временем ненавязчиво описывает героев – брата и сестру – Катрину и Бенедикта Харт. После смерти отца они покинули родные места и прибыли в слегка таинственный город посреди моря.
«Девушка загрустила, вспомнив причину, по которой пришлось им с Беном бросить родину, и украдкой смахнула выступившие слезы.– Ты чего? – Как ни таилась Кати, мистер Харт заметил и ободряюще притянул к себе сестру. – Не бойся, всё наладится. А если не сразу – так я устрою. Ну не примет нас тётушка, мы всегда можем пойти в трактир. На первое время деньги есть, а на потом и загадывать глупо. Мы молоды и здоровы, справимся».
Неспешная экспозиция, медленное развитие сюжета. Здесь всё, в общем-то, в духе хороших исторических романов.
Чтобы быть полезным автору, продолжу анализ чуть дальше экспозиции.
Фабула такова: остановившись у тётушки, брат и сестра идут обедать в таверну, там замечают некую загадочную красотку, затем на улице им приходится убегать от неких Воинов Ордена Пламени, и давешняя красотка неожиданно приходит им на помощь. Она намекает Бенедикту (брату) на не очень приятные знакомства (он раньше бывал в этом городе, убежав в юности из дома), показывает загадочный медальон.
Казалось бы – вот она, завязка?
Но нет, напряжение спадает, конфликта не возникает, брат и сестра возвращаются в дом тётушки.
И только утром сестра просыпается, ее будит птица. (Помните, сквозной мотив?)
Птица приносит загадочное письмо с загадочной печатью (=медальон красотки). Сестра, не открывая письма, спешит к брату. Тот забирает письмо, и… захлопывает дверь перед носом любопытной сестры.
Вот только тут между братом и сестрой проскакивает искра, разверзается пропасть тайны и происходит завязка.
Важны ли события, которые происходят МЕЖДУ экспозицией и завязкой? История с воинами и красоткой?
По сути – не очень. Они отвлекают внимание, снижают динамику повествования. Ведь читателю и из экспозиции известно, что брат уже бывал в этом загадочном городе. И дополнительной информации сцена с красоткой не даёт.
Мало того, эта сцена опасна, она создаёт этакую ложную завязку. Отвлекает от той самой замечательной птичьей линии.
Что мне ещё показалось важным? Имена героев. Обычно, для слов «от автора» выбирается какое-то одно имя героя или героини. Если она для автора Катрина, то мисс Харт ему же её называть уже нежелательно, это запутывает читателя. А вот герои могут называть её и мисс Харт, и Кати.
Вернёмся к экспозиции. Она здесь прямая, герои, место и время действия, а так же фантантураж – заданы достаточно подробно, но без лишней избыточности.
6. Евгений Булавин «Песнь Синего Замка»
https://author.today/work/35145
Здесь у нас чёткая, как по учебнику, межистория («цвишенгешихте»). Экспозиция разбросана по тексту крошечными намёками. Мир и герои обрастают мясом от главы к главе.
Автор начинает рассказ с места в карьер, по Веллеру это, я думаю, «сильное действие». Первая фраза очень эмоциональная, отшлифованная, скрывает в себе и действие, и состояние героя.
Очень самобытная стилистика, к сожалению, весь роман не читал, интересно, как там с сюжетом?
7. Эн’Варко «Призрачные берега»
https://author.today/work/18565
Пролога нет, но есть цитата.
Существует такой приём, когда автор приводит цитаты из летописей своего мира. Вот и здесь перед нами одновременно и цитата, и художественный текст.
Таким образом, хоть пролог и отсутствует, на «цитату» ложится часть смысловой нагрузки пролога. Она характеризует авторский мир, который сейчас откроется перед нами, как «изнанку», некий искажённый, вывернутый мир.
Открываем первую главу. Мир и в самом деле оказывается вывернутым: красное небо, чёрные башни, близится ночь великого жертвоприношения. Страшный мир с Орденом Вельзевула, юные адептки которого готовятся завершить обучение.
И тут же стремительно следует завязка, достаточно сильная и классическая по построению: с одной из адепток происходит событие, после которого судьба её изменяется.
Что мы видим? Прямая, короткая, ёмкая экспозиция, стремительная завязка. Понятно, что перед нами фэнтези, вряд ли эпическое – слишком велик темп, скорее, любовное или боевое, или смешаны оба поджанра.
8. Наталья Болдырева «Два сердца Дио»
https://author.today/work/25
Здесь автор, начав скупыми штрихами набрасывать пейзаж, дал мне, было, надежду, что экспозиция будет прямая, но её не случилось совсем.
Нескольких фраз описаний в самом начале текста оказалось слишком мало, чтобы задать мир.
«В час между собакой и волком, когда улицы еще светлы, а стены домов уже отбрасывают глубокую тень, по широкому проспекту Города шли двое. Шаг их был скор, ноги, казалось, не замечали ни пустых провалов открытых канализационных люков, ни глубоких трещин во вспоротом корнями деревьев асфальте. Взгляды скользили по темным проемам окон».
Здесь автор мог бы начать пояснять, что за мир, что за люди идут по городу, но автор перешёл к действию. Значит перед нами опять межистория («цвишенгешихте»). Мир и герои будут раскрываться постепенно, на протяжении всего романа.
Далее, герои снимают с чужой разбитой машины брезент, пожадничав, в общем-то, и пренебрегая осторожностью. Конечно, сейчас они поплатятся за это. То есть — быстрая завязка и… паанеслась.
По построению ожидается боевик, боевая фантастика.
9. Максим Лагно «Адам Онлайн»
https://author.today/reader/18455/121789
Ну а тут уже даже и без намёков: классическая межистория («цвишенгешихте»).
Автор кусочками выдаёт рассказы о мире, довольно коротко и вкусно, но тут же перескакивая на действие.
«Значок нашего Ми-200 СУ перемещался по территории, заштрихованной жёлтым и чёрным. Формально земли принадлежали Китайскому Казахстану, автономной республике в составе Китая, на деле — никому. Несколько десятков лет прошло после даты последней ядерной бомбардировки. Высокая радиация обещала пробыть здесь ещё пару веков».Лучшего места, чтобы обустроить незафиксированную точку доступа в Адам Онлайн, не найти…»
Как бы рассказал чуть-чуть – и дальше поехали. По строению – боевик. Динамика плюс скупые, но эффектные описания.
10. Каваев Игорь «Моя сестра — анимешница!»
https://author.today/work/23692
Экспозиция прямая – герой медленно и по порядку рассказывает свою историю. Тип по Веллеру – автобиографическая.
Мне экспозиция показалась затянутой. Герой заявляет, что сейчас будет завязка:
«Вот здесь я и встретил ее, мою любимую».
Но вместо истории про встречу с любимой, начинает рассказывать про некого практиканта Лёху, у которого голова загорелась.
Затем герой снова намекает про встречу с любимой и снова «сливает» обещанный рассказ, отвлекаясь на другой.
И только с третьего подхода начинается действие, которое ведёт к завязке.
Это вполне может быть приёмом, потому помечаю именно как «показалось».
11.Алексис Канте «Странствие»
https://author.today/work/25951
«Повествование от лица семи главных героев, соответственно, первые семь глав — семь видов экспозиций» – это мнение о тексте автора.
Я прочитал полторы главы и полистал остальное.
Экспозиция здесь одна – та же самая немецкая цвишенгешихте. Потому что мир раскрывается с точки зрения разных героев, но – постепенно, дозированно.
А то, что в фокус автора попадает несколько персонажей – обычный прием, применяемый в эпическом фэнтези, где надо показать, как огромен и разнообразен описываемый мир. Единственное отличие – автор непривычно много героев включает в повествование поочерёдно.
Поясню.
Например, у нас 7 условно более-менее главных героев, которые будут в фокусе в эпическом фэнтези. (Это – нормальное число, вспомним ту же «Игру престолов»).
Пронумеруем героев по порядку: 1,2,3,4,5,6,7.
Обычно повествование с многими героями строят как-то вроде:
Глава 1 – герой 1,
Глава 2 – герой 1,
Глава 3 – герой 1,
Глава 4 – герой 1,
Глава 5 – герой 2…
Глава 6 – герой 2…
Глава 7 – герой 2…
Глава 8 – герой 2…
Глава 9 – герой 1…
Глава 10 – герой 1…
Глава 11 – герой 1…
Глава 12 – герой 3…
Глава 13 – герой 3…
Но. Мне не попадалось романов, где повествование шло бы так:
Глава 1 – герой 1,
Глава 2 – герой 2,
Глава 3 – герой 3,
Глава 4 – герой 4,
Глава 5 – герой 5…
Глава 6 – герой 6…
Глава 7 – герой 7…
Понятно, в чём отличие? Читателю обычно дают привыкнуть к паре-тройке героев, вжиться в их проблемы, потом перескакивают на следующую группу и т.п. То есть рассказ идёт объемными кусками, которые перемежаются: несколько глав про одного героя или первую пару, потом кусок про третьего. Потом опять возвращается к первому, но не главой, а несколькими главами.
Поглавно, каждую главу меняя фокус, играют обычно парой героев. Иначе повествование рассыпается на фрагменты.
И дело не только в том, что читателю трудно следить и запоминать, где и что происходит с таким количеством героев поочередно. Это ещё и технически сложно для самого автора – вести каждую историю героя со своей экспозицией, завязкой, кульминацией и развязкой.
Вернемся к роману «Странствие». Если в первой главе предположить, что описание пейзажа – это всё-таки экспозиция, а находка трупа на скале – завязка, то следующая глава нарушает наши планы, и мы понимаем, что не удалось выявить сложную логику такого построения. Потому что 2 глава также начинается с пейзажа того же самого мира, только перед нами не океан, а степь. Плюс надо учесть то, что во 2 главе – завязки не происходит вообще: ничего особенного с персонажами не случается – ехали себе и доехали.
Потому приходится предположить, что пейзажные зарисовки – часть повествовательной манеры автора, а существенные сведения о мире будут раскрываться постепенно, а значит, всё-таки – цвишенгешихте.
Что ж, композиция выбрана сложная, удачи автору. Надеюсь, у него всё получится.
12. Итта Элиман «Берег птицелова»
https://author.today/work/29134
Пролог сделан в двух разных манерах – классический, когда в двух абзацах перечисляются основные события, которые предшествуют описываемому в романе, и следом идёт живая зарисовка – тоже этакий предзвоночек.
Обычно для пролога выбирают всё-таки одну манеру, второй кусочек, в общем-то, уже начинает тянуть на себя нагрузку первой главы.
А потом начинается первая глава… И возникает некоторое неудовлетворение. Мы-то уже заинтересованы таинственной «командой», хорошо и ярко обрисованной, с которой жаль расставаться.
Экспозиция в первой главе снова немецкая, цвишенгешихте, потому что мир рисуется скупо, выдаётся кусочками, и из первой главы трудно сделать какие-то выводы об этом самом мире, о героях, о возможном конфликте.
Повествование размеренное и неспешное. О композиции тоже пока мало что можно сказать – перед нами всего две главы.
13. Мила Бачурова «Пароль «Аврора»
https://author.today/work/14590
Ну тут вообще всё просто. Экспозиции, в общем-то нету.
Вторая книга. Автор сразу же берёт «с места в карьер», почти ничего не поясняя по ходу повествования.
Предполагается, что читатель первую книгу закончил и сразу приступает ко второй.
Можно сказать, что отсутствие экспозиции компенсируется здесь аннотацией, где кратко рассказано, что было в первой книге.
Выхода на работу Гвен ждала, как первого прыжка с парашютом. Отдыхать она устала больше, чем разбирать архив в одиночку.
Ричард еще, засранец, больше не писал и не мелькал. Гвен нашла все его вещи и сложила в углу дивана: надо оттащить и вручить. Всякие мелочи: скотч по пластику, пара недопитых пачек тириума, продранная киберлайфовская куртка. Перчатки — завалялись еще с ранней весны.
Ну его нахер. Пусть катится домой. Гвен не была уверена, где именно живут андроиды, но разбираться точно не планировала. С утра она подумала эту мысль раза три и взбесилась так, что пролила кофе на конфорку и едва не опоздала в отделение.
К ней сразу все повернулись. Браун наклонился к Тине, что-то шепнул, она хмыкнула. Хэнк только посмотрел и сразу вперился красными глазами в терминал.
У аквариума кэпа торчал Коннор и с ним незнакомые рожи… Стоп, нет — Ричард же и был: переоделся в водолазку, подправил прическу так, что волосы слегка курчавились.
С ними стояли две незнакомые девчонки-близняшки, рыжая и синеволосая. Тоже андроиды. Гвен через пару секунд сообразила — Трейси. Только секс-кукол им тут не хватало!
Еще один Коннор вывернул от допросной, и Гвен аж зависла на полушаге.
Ах черт, это был другой Коннор! Просто одет так же, как обычный, но без кольца на пальце и без диода, зато в ухе красовалась серьга, светящаяся голубым.
— Я назначен стажером! Прошу подписать бумаги на выпуск и закончить с этой чушью, у меня есть все данные Коннора!
Рыжая Трейси улыбнулась, синеволосая осталась серьезной.
Гвен подняла палец:
— На стажировке все равны. С дороги, у меня дела. Мучай супервайзера.
Она поспешила в кабинет, не удостоив Ричарда лишним взглядом, только услышала нудеж про необходимость адаптационного периода и вливания в коллектив. Дверь кабинета Фаулера все это отсекла.
Кэп поднял голову не без удивления во взгляде. Такой же задрюченный, взмокший и недовольный, как два дня назад. Как будто вообще не выходил. Но заговорил удивительно спокойно, значит, с делами полная жопа.
— А, Рид. Твои фокусы нас чуть не угробили как отдел. Даже не комиссия по этике, нет, блядь. Мне два дня звонят из ФБР, интересуются подробностями захвата и участвовал ли андроид с самого начала. Удалось поднять твое армейское дело и убедить, что ты справилась без посторонней помощи. Повезло.
Он со значением осмотрел Гвен, и та поежилась, вспомнив, как едва не получила пулю в затылок. Значит, Ричарда удалось отмазать. Теперь нужно отмазать себя.
— Я поторопилась, но мое вмешательство спасло от многочисленных жертв, а рисковала я только собой, что значительно меньше, чем целый отряд спецназа.
Фаулер громко фыркнул и вытер лоб.
— Да уж, я видел отчет Аллена. Изобилует прилагательными. Отчет Ричарда тоже полон эмоций. Ладно, к делу: в поле ты не пойдешь. У нас новенькие, торчат под дверью — все трое на тебе. Один RK800, две WR400. Все девианты, из Иерихона. Андерсон занят, запрещаю сваливать на него.
— С ним-то все в порядке? Может, я лучше его разгружу от полевой работы?
— Жив, хромает. Чтобы надо мной так трепетали, — Фаулер хмыкнул. — Насчет новеньких: проект пилотный, важный. Никаких соревнований «кто первым заебет новичка», шуточек твоих ебнутых. Центральная задача посмотреть, на что они вообще пригодны, имеет ли смысл обучать или отправим обратно. Задача: получить андроидов-детективов без флера охотников на девиантов. Постарайся не откусывать им головы сразу же.
Охренительный план: поставить человека воспитывать себе пластиковую замену! А потом к хуям уволят: модель устарела, характер поганый, тормоза не работают. Будут только эти идеальные зайки. С начальством не ругаются, не говнятся, не устают, не косячат.
— Выпихну из гнезда жопой, как кукушат.
Фаулер вздохнул.
— Наоборот. Кукушата выпихивают родных птенцов. Верь мне, у меня биологически подкованная дочь. Я не собираюсь тебя заменять, но нам нужны рекруты, Рид. Позарез нужны.
— А полицейские академии по всей стране уже разогнали? Я не возражаю, кэп, но какого хрена?
— Потому что у нас дохуя граждан-андроидов, и для них нужны полицейские-андроиды, — Фаулер снова вытер лысину. Не орал даже. Как будто сам себя пытался убедить. — Ну и вешать их на других желторотых я не готов. И нарваться на скрытого андроидофоба. Ты своего напарника хотя бы не сжигаешь и не трахаешь. Займись, короче.
— Жечь и трахать?
— Свободна!
Фаулер фыркнул и махнул — на выход. Гвен свалила, стараясь не слишком лыбиться.
Вся банда уже столпилась вокруг ее стола, а Коннор-с-серьгой и вовсе взгромоздился жопой рядом с терминалом. Тина с интересом изучала девчонок. Жаль, ей не сплавить. Она и учила бы нормально.
— Начнем. Имя, звание, особые приметы. Меня зовут Гвен Рид, кто назовет Гвиневрой — получит выговор. Детектив Рид — допустимо.
Синеволосая, с очень серьезным лицом, подняла руку.
— Меня зовут Эхо.
— Рипли, — сказала рыжая. Мягкая такая, приветливая. А может, глюки восприятия.
— Колин, — не-Коннор скрестил руки на груди. — Я не должен проходить стажировку, это нелепо. Я готов к полевой работе!
— Половина новичков так считает. Кто первым принесет мне кофе, будет любимым учеником. Хотя нет, отставить, знаю я ваш кофе. Кто накапает на меня Фаулеру, будет Золушкой.
Тина фыркнула:
— Гвен Рид больше рычит, чем кусает. Не лютуй, им и так прилетит со всех сторон.
— Я не ем детей, даже пластиковых. Особенно пластиковых!
Ричард поднял голову, прекращая что-то показывать Брауну на терминале. Не разобрать под таким углом. Гвен сделала вид, что не заметила этот взгляд, и переключилась на девчонок. Они больше всего напоминали старые манекены: с такой грудью и такой талией, каких у людей почти не бывает без хирургии. Может быть, Рич начнет встречаться с одной из них. Или с обеими. Ну и хрен с ним.
— К делу. Оккупируйте любые свободные столы, вон там у стены как раз три — за Андерсонами. Аккаунты уже есть?
Кивнули они синхронно. Гвен побарабанила пальцами по столу и продолжила:
— Хорошо. Я просмотрю дела, займемся чем-нибудь простым и связанным с андроидами. Будете учиться на практике. Программу полицейской академии тоже небось скачали?
— И шесть курсов криминалистики, доступных бесплатно, — добавила Рипли.
— Семь, — добавил Колин. — Система защиты была не очень.
Гвен закатила глаза, еле сдержав ухмылку. Нечего поощрять пиратство.
— Верни, откуда взял.
— Поздно, мы уже просканировали, — призналась Эхо, ткнув Колина в бок.
Воспитательную работу прервал Ричард. Так обыденно заговорил, будто никогда не ссорились:
— Детектив Браун зафиксировал неоднозначное дело. Первичный осмотр проведен, свидетельские показания и улики уже собраны, — он развернул терминал, показывая номер и фотографию грузного мужчины, лежавшего ничком. На вид ничего, целенький, но явно дохлый.
— Андроиды вовлечены?
— Да. Свидетельница лжет и запрещает снимать информацию из памяти андроида-сиделки, своей компаньонки.
Гвен открыла краткую справку и мысленно застонала. Детали не внушали оптимизма. 78 лет свидетельнице — наверняка хрупкая бабулька, хорошо, если в своем уме.
Убитый — 43 года, внучатый племянник, единственный наследник. Больше родственников нет. Фоторобот убийцы — отсутствует. Приметы противоречивые.
Ладно, такое бывало нередко: стресс, паника, неразбериха. Свидетели вечно путались в показаниях. А бабка, может, и подслеповата.
Всплыла метка от Ричарда: «вероятно, кого-то выгораживает».
— Ладно, подопытные. Задача: допросить очень пожилую леди так, чтобы она не устроила скандал и рассказала что-нибудь ценное. Как будете действовать?
Рыжая, Рипли, двинулась вперед:
— В зависимости от ее психотипа и характера? Создать доверительную безопасную атмосферу, наводящими вопросами выстроить сцену произошедшего?
— Отличный план. Пойдем, посмотрим на месте.
Девчонки воспряли духом, даже серьезная Эхо улыбнулась, а Колин поджал губы, но последовал за ними без комментариев. Забавный тип. Клон Коннора или просто очередной брат-близнец? С ними хрен разберешь. И это ведь еще не массовая серия, которых выпускали десятками тысяч! Как разбирались между собой те же Трейси, она пока даже не представляла. Но вот эти две ничего, разные.
Бабулька ждала их в допросной, в компании кофе, булочки и симпатичной помощницы — AX400, темнокожая версия. Не в униформе, в обычной одежде, но с диодом. Обе были довольно тепло одеты для такой жарищи: закрытая рубашка на помощнице, а лысоватая старушка и вовсе выглядывала из широкого красно-желтого шарфа, как гриф из перьев воротника.
Стажеры отправились наблюдать за стекло, вошла одна Гвен: показывать пример и вменяемость, конечно же.
Помощница делала это безразлично-отсутствующее лицо, в котором андроиды были мастера. Старушка отставила чашку и выжидающе уставилась.
Ничего такая, бодрая для своих лет: трость, ясные глаза, морщин мало. Немного накрашена, выглядит лет на 60, не больше. Кажется, с заочной оценкой хрупкости и старости Гвен слегка переборщила.
— Здравствуйте, миссис Уайт. Меня зовут детектив Рид, мой напарник Ричард вчера опрашивал вас по поводу смерти мистера Бергсмана.
Уайт покачала головой:
— Бедный Тимми. Бедный маленький Тимми. Такой ужас…
Ну да, малыш весом под центнер. Впрочем, если бабка его воспитывала… Ладно. Гвен села напротив, чтобы не нависать, и положила на стол открытый терминал.
— Мне жаль, если это вас травмирует, но мне тоже нужно узнать из первых рук, что именно произошло. Пожалуйста, расскажите все, что помните.
Для начала бабулька вытащила платок и обстоятельно высморкалась. Потом спрятала платочек, посмотрела на помощницу, на одностороннее зеркало и перевела взгляд на Гвен.
— Ужасно, милая. Это было очень ужасно, я никак не могу прийти в себя! Спасибо Вейле, а то бы меня тоже убили! Не то чтобы это было так страшно в моем возрасте, но я уже как-то привыкла жить…
Гвен терпеливо ждала продолжения истории. Далеко не худшая свидетельница из возможных. Бабулька продолжила — и она дословно повторяла историю, которая уже была в документах. Тимоти Бергсман пришел в гости к любимой бабушке и был убит во время ужина ударом по голове. Удар был такой силы, к слову, что переломил позвоночник между вторым и третьим шейными позвонками. Андроид с кухни крикнула, подавать ли десерт, и неизвестный сбежал. Шито белыми нитками настолько, что изнанка торчит. Хоть в учебник вставляй.
Ладно, теперь следовало разобраться, что произошло на самом деле. Гвен даже не злилась — явно бабулька скрывала что-то не от хорошей жизни.
— Спасибо, миссис Уайт. Теперь вы… простите, как вас зовут? — Гвен сделала вид, что забыла имя помощницы.
Та почти зашептала:
— Вейла… Мне можно?..
— Говори, говори, — разрешила старушка.
Конечно, АХ была девианткой — второй волны, как это называли андроиды. Других почти не осталось, как помнила Гвен. Однако же послушная какая, не выебывается, поперек не лезет, от хозяйки на марш не уходила — это было бы упомянуто. Верная, заботливая: похоже, искренне любит бабульку. Гвен уже видела таких и каждый раз чуть-чуть завидовала. Самую малость.
Ничего нового Вейла не сказала: была на кухне, спросила про десерт, услышала удар и выбежала к уже захлопнувшейся двери. Сразу зафиксировала смерть, реанимировать не пыталась, оказывала помощь хозяйке.
У нее порядок был более логичный: крик, потом удар.
А еще миссис Уайт все-таки было жарко. Другим платком она то и дело промакивала лоб, тяжело дышала. Шарф перекрутился, показывая смутно знакомый герб со львами. Фанатский какой-то, но Гвен не помнила, что это за клуб. Да еще на правом запястье что-то вроде темного пятна — может, проблемы с венами? Или синяк.
— Если вы мерзнете, я могу убавить кондиционер, миссис Уайт. Можете снять шарф.
— Нет-нет, мне хорошо, милая. Спасибо.
Гвен кивнула.
— Если вы не против, я должна поговорить с коллегами. Возможно, с вами побеседуют другие детективы, но все это буквально в пределах получаса — и тогда вы сможете отправиться домой. Хорошо, миссис Уайт?
Быстрый взгляд, очень настороженный и недовольный. Она снова посмотрела на Вейлу, еще раз поправила шарф и кивнула.
— Да, мисс Рид. Надеюсь, это не продлится долго, и вы наконец-то начнете искать этого негодяя!
— Уже начали, миссис Уайт, не волнуйтесь.
Гвен вышла за одностороннее зеркало и осмотрела напряженных стажеров. Ричард, чуть в стороне, вернул ей задумчивый взгляд.
— Мысли, идеи, предложения?
Колин поднял руку.
— Связаться с лейтенантом Андерсоном.
— Отклоняю, у него свои дела.
— Потенциально, этот случай связан с делом, которое он расследует.
Гвен скривилась — во рту сразу появился привкус херового кофе. Только Андерсона тут не хватало. Оценивающего и охуенно великолепного даже по пьяни лейтенанта Андерсона.
— Другие предложения?
Теперь вперед шагнула Эхо.
— Вероятно, эта пожилая леди довольно одинока: ни одного звонка друзьям, никакой попытки связаться, никакой группы поддержки. Мы с Рипли можем поговорить с ней, используя социальные навыки.
— Вперед. Мягкий допрос — вещь востребованная. Просто без резких движений. Колин, ты с ними?
— У меня другие методы. Хочу понаблюдать отсюда.
Гвен кивнула и махнула — мол, вперед. Как только девчонки вышли, она продолжила, смотря на Ричарда:
— Я знаю, кто убийца. Будет дело о самообороне. И кончай мне в сиськи пялиться.
Ричард повернулся к стеклу, никак себя не защищая — только диод замигал в желтый. Злится. Ну и хер с ним.
Гвен тоже повернулась к виду на бабульку с помощницей. Все было ясно, как день: маленький Тимми пришел в гости, закатил ссору, схватил за руку, а то и за горло… а теперь лежит на прозекторском столе с переломом шеи, а миссис Уайт врет в допросной уже который раз. Да, ее сил на такой удар не хватит, а вот модель ее домашней помощницы предназначена для переноски тел весом до двухсот килограмм. Специальная позиция в рекламе, которую Гвен прекрасно помнила — в свое время это орало из всех щелей.
Единственное, что интересовало Гвен — как быстро стажерки начнут копать в нужном направлении. И когда в стекле перестанет отражаться мигающий желто-красный отблеск — это нервировало, но рявкнуть на Ричарда значило взвинтить его сильнее и терпеть мигание дольше.
Кольцо в ухе Колина тоже пожелтело. То ли андроиды о чем-то трындели, то ли он сам бесился по личным причинам.
— Вы могли бы направить меня отдельно!
— Дай новеньким показать себя, — одернула Гвен. — Я хочу посмотреть, как они работают в паре.
Никаких резких движений. Чистый профессионализм. Гвен вдохнула и выдохнула, стараясь не психовать лишнего из-за такой орды жестянок вокруг. Никто в отделе не пытался удерживать под контролем сразу четверых, и хрен знает, как она должна была справляться.
Теперь оба пялились на нее с неудовольствием и в полутьме казались просто двумя Коннорами — только один голубоглазый. Разнылся давно прошедший загривок. Ведь ее могли тут просто грохнуть и замести следы, она что-то в них совсем не сомневалась… Ладно, в жопу эту паранойю.
Девчонки уже начали щебетать: спрашивали, как удобно обращаться, как здоровье, не принести ли чего.
— У этих Трейси есть данные по работе в полиции?
Ответил Ричард:
— Коннор и я загрузили им свои архивы знаний.
— Ну хоть не из «Бруклин 9-9».
Диод полыхнул красным. Чего она такого сказала? После короткой паузы Ричард продолжил:
— Вы напрасно считаете их неспособными к работе только из-за молда. Да, у них нет встроенных лабораторий, как у нас, и чуть попроще процессоры, но все значимые функции есть. Они ближе к людям, чем серия RK. Колин, возможно, действительно уже готов работать как детектив, без ограничений, но и они справятся.
Гвен подошла к одностороннему окну и походя ткнула напарника локтем в бок. Твердые теплые пальцы перехватили и сжали руку так, что она коротко вздрогнула. Вырваться удалось только со второй попытки, со шкалящим пульсом.
Все, нахрен, нахрен. Они даже не друзья. Просто коллеги.
Девчонки продолжали щебетать, и Гвен вдруг выцепила систему. Работают, не треплются. Да, они мило улыбались, устроившись на столе, хихикали, но спрашивали нужное: что за человек был Бергсман, откуда он вообще взялся.
Миссис Уайт немного расслабилась и рассказывала без этой вот зажатости, спокойно и многословно: милашка Тимми достался ей «в наследство», внук ее родной сестры, рано умершей. Его отец, племянник Уайт, много работал, так что воспитывала Тимми в основном только она сама. Но в последние годы все пошло по наклонной: Тимми съехал, потерял работу таксистом из-за этих проклятых автономных такси, попал в плохую компанию, безобразничал, хамил…
Вейла заметно нервничала, но попытки вмешаться перехватывала Эхо, снова задавая вопросы. Ниточка разматывалась, виток за витком, без угроз и агрессии. Да, приемы были чуть неуверенные, но вполне грамотные.
Гвен их в свое время показывал Хэнк, да и в академии было, но мастера допросов из нее так и не вышло. Она не смогла бы так делано-простодушно вытягивать детали: что Тимми употреблял наркотики, что неоднократно буянил, но любящая бабушка спасала его от полиции или вносила залог. Что недавно она продала вторую квартиру, но пока не купила новую — значит, деньги лежали на счету.
На секунду представилось, как девочки заговаривали зубы клиентам, выманивая подписки на дополнительные секс-услуги, но Гвен резко вышвырнула эту херню из головы. Вот уж что ее точно не касалось.
Конечно, миссис Уайт снова начала путаться в показаниях, пытаясь описать убийцу — еще бы, сложно представить постороннего мужика вместо собственной компаньонки. У Вейлы было уже такое несчастное лицо, будто она сейчас разрыдается — и стало еще несчастнее, когда бабулька просто-напросто взяла вину на себя.
— Ну вы уж простите, — голос Уайт дрожал. — Надо было хотя бы попытаться… Конечно, я сама его убила. Откуда только сила взялась… Он просто удачно повернулся спиной, когда перестал меня душить — любил так припугнуть, дурачок — и я просто взяла пустую сковородку… И вымыла ее потом, конечно. Поэтому вы ничего не нашли. Очень печально садиться в тюрьму на старости лет, но что уж… — ее сухонькие лапки сжались в кулаки. — Но я же просто защищала себя! Вейла, молчи. Не надо.
— Оливия, пожалуйста! Позвольте мне сказать!
Рипли постучала по столу:
— Если вы боитесь, что Вейлу разберут — напрасно.
Вторая подхватила:
— По новым законам после революции мы имеем такое же право на самооборону, как и люди. Защищать близких не преступление, даже если это повлекло смерть нападавшего. Мы все еще в Америке, — Эхо обаятельно улыбнулась.
Гвен подумала, как будет забавно, если железок начнут оправдывать чаще, чем людей.. но ничего не сказала. И правда, чистая самооборона, особенно если докажут повторяющиеся эпизоды удушения. Да и вообще девчонка заслужила премию — за спасение Детройта от опасного долбоеба и общее улучшение генофонда.
Ричард наклонился и спросил тихо:
— Детектив Рид, вы тоже не будете настаивать на том, чтобы ее разобрали?
— Я похожа на ебнутую? Нахрен мне это надо. Защитила бабку, молодец.
Вообще-то обвинение могло бы разнести это дело. Наверняка Вейла способна была обойтись без убийства, а то и вовсе обратиться в полицию, да и раньше бабка своего «малыша» неоднократно отмазывала… Но человека в данном случае оправдали бы, память подкидывала целую пачку дел, где компаньоны и сиделки убивали агрессоров, защищая подопечных — и выходили на свободу даже без условного срока. Девчонки правы, это Америка.
Гвен могла представить кого угодно на месте Вейлы. Даже саму себя. Особенно — себя.
Впрочем, она бы позаботилась о деталях куда лучше и не путалась бы в показаниях. Тимми бы однажды просто исчез. Или выпал бы из окна глубоко накуренным — ужасная, трагическая случайность. Или нападавший был бы описан от и до, и совпадал с известным, но удачно залегшим на дно бандитом, орудовавшим в этом же районе. Главное — удачно избавиться от лишних улик.
Гвен покосилась на Ричарда и снова вздрогнула: сейчас его глаза показались темными, почти карими. А он сам — Коннором из архива. Тем, который вырубил ее на пятнадцать минут ударом по шее. Тем, который троллил ее даже до девиации.
«Только попробуй их тронуть», — читалось в этом взгляде напрямую. Коннор, против которого открыли и закрыли дело об убийстве двух охранников и пяти спецназовцев — ничего не смогли доказать. В чем-то он был очень похож на саму Гвен.
Она скрестила руки на груди и продолжила самым спокойным тоном:
— Все правильно сделали. И свидетельницы наши, и стажерки. Будем выводить на самооборону.
Добрые полицейские из Трейси получились просто огонь. Бабка расстроенно вздыхала, Вейла рыдала, а они трогательно утешали обеих, обещая защиту и судебную поддержку.
Ладно, пусть в участке будет хоть кто-то милый, кроме Тины и Уилсона. Гвен бы предпочла мясных девчонок, но что уж, выбирать не приходилось. Ладно, эти работали на совесть: Рипли уже писала отчет, пока Эхо уверяла, что сидеть в камере никому не придется, общественной угрозы подсудимая не представляет, а потому вернется домой вместе с бабкой, только пусть не покидают пока Детройт.
Гвен вмешалась, когда девчонки предложили забросить их домой: быстро перешла в основную часть допросной, подтвердила слова стажерок, что домашнего ареста не будет, помогла вызвать кибертакси — тут расплакалась от избытка чувств и Уайт. Ничего. Эхо и Рипли сияли, и реально, Гвен ожидала от них намного меньшего, но съела бы свой ремень, если бы пришлось сказать это вслух. Ну ошиблась. С кем не бывает.
Гвен отвела их в переговорку, сама устроилась на столе:
— Отличная работа. Для первого раза — вообще огонь. Посмотрю недельку, как вы адаптируетесь, и дам перевод на полноценные должности.
— Мы старались использовать усвоенные приемы, — кивнула Эхо, нервно зарывшись ладонью в волосы.
— Охуенно использовали. Что у вас по стрельбе?
— Пока не получили разрешение на личное оружие!
— Ладно, сейчас часок постреляем и кинем запрос Фаулеру — выдаст. Что-то мне, пхлядь, подсказывает, что вы себе в ногу не выстрелите, — Гвен спрыгнула со стола. — Вперед. Колин, тебя тоже касается. Вперед!
И неважно, что она чувствовала себя маленьким гоблином в компании прекрасных эльфов. В конце концов, командовала все еще она.
Перед тиром Гвен тщательно обошла и показала весь участок, включая два входа в подвал с арсеналом и логово медицинской экспертизы. Колин тут отвалился — сказал, что хочет разобраться в доступных инструментах, и пошел пытать Маргарет, их судмедэксперта. Девчонок Гвен увела в лабораторию, потом — в комнату отдыха спецназа, где мирно спал на столе один Декарт и бодрствовала Дара Ли. Она махнула рукой, прищурилась на андроидов, но ничего лишнего не сказала.
Гвен вспоминала, как сама пришла в Центральный участок: вроде бы не так давно, шесть лет назад. Тогда, перед тем, как Хэнк взял ее под крыло, забив на ебаные слухи, она здорово огребала, бесилась и сралась со всеми вокруг. Конечно, баба-скандал, сержант-на-один-день и прочие прекрасные штуки. Ее сторонились. Только лейтенант-тогда еще не пьянь-Андерсон послал все эти шепотки нахуй и сказал, что будет ее напарником.
Тир был в подвале. Обычно утром в нем не стреляли, а сейчас все еще и двенадцати не было. Удивительно быстро разгребли, подумала Гвен, проводя стажеров следом. Спецназ уже свалил на задание, остальные пока ебашили наверху, а сюда сползались к вечеру.
— Сначала в арсенал, потом тир. Доставайте удостоверения.
— Они электронные, — смутилась Рипли.
— Главное, предъявите. Патроны учитываются, если будут отстреляны неизвестно где — вас выеб… Будете объяснительные катать. У меня их пачка больше личного дела, так что справитесь и вы.
Андроиды, мать их материнку. Девчонки взяли пистолеты и моментально выбили по десятке, чисто и красиво. Гвен отстреляла хуже: старая травма давала о себе знать, руку вело влево. Да и в целом она обычно брала не идеальной точностью, а способностью стрелять от бедра.
Гвен получила мишень с позорным разбросом, ругнулась и вдруг снова напоролась на взгляд Ричарда. Тот смотрел так непроницаемо и странно, что сердце чуть в живот не рухнуло. Гвен мысленно выругалась и заговорила по делу:
— Напоминаю, когда вам выдадут персональное оружие — оно, считай, подписывает каждую пулю, на баллистике элементарно выяснят, из какого ствола стреляли. Вы несете ответственность за оружие! Тренируйтесь в тире по мере необходимости, друг по другу не палить, с оружием не баловаться. Рукопашкой займемся позже, и поверьте, она вам пиздец как пригодится, Рич подтвердит. Как мясной мешок, я сейчас пойду на перерыв, так что и вы свободны.
Девчонки еще поспрашивали: какое оружие можно использовать. Рипли очень хотела автомат, но его давали только спецназу, пришлось ее разочаровать. Эхо больше интересовали ножи.
Стажерки свалили наверх, а Ричард остался. Подошел поближе, смотря так же непроницаемо и странно потемневшими глазами.
— Я могу помочь вам пристреляться, детектив. Вы получили травму, защищая меня.
Гвен потерла плечо. Давно надо было забыть про тот выстрел в борделе, но никак не удавалось полностью избавиться от последствий. Слаб человек, андроид взял бы да заменил руку.
— Я все еще злюсь, Рич.
Она повернулась к нему спиной и прицелилась, чувствуя, что он сделал шаг ближе, настолько, что почти прикасался. Мушка дрожала, описывая круги. Почему ее так трясло?
Ричард стоял совсем близко, человек бы уже дышал в шею. От него ничем не пахло: ни парфюмом, ни пластиком. Все равно нервы продергивало по всему телу вниз, и волоски на шее вставали дыбом. Гвен выдохнула и снова нашла взглядом мушку. Не торопиться, не думать ни о чем лишнем, не дышать.
— Позволите помочь, детектив?
Гвен опустила пистолет.
— Пхлядь, я ж говорила — по имени!
— Я думал, что потерял это право… Гвен.
Все в порядке. Она снова прицелилась, не думая ни про эту короткую паузу перед именем, ни про тон. На лбу выступила испарина, и пришлось коротко кивнуть, пока не послала его нахер. Мишень расплывалась перед глазами.
Ладони медленно опустились на плечи Гвен, слегка развернули, и они были такими же твердыми и теплыми, как запомнилось.
— Травмы заставляют тебя держаться неправильно. Расслабь плечи. Отведи их назад… еще чуть-чуть. Еще. Вот так.
Она уже почти лежала на его груди и совершенно не видела мишень. Голос раздавался прямо над ухом.
— Теперь спина: выпрями ее, — Ричард коснулся точки между лопаток, удерживая правое плечо. — Бедра надо немного развернуть.
И трогал — едва ощутимо, кончиками пальцев, не поглаживал даже. Просто касался. Ничего личного. Только дышать тяжело, и коленки подрагивали.
Гвен зажмурилась, открыла глаза и заставила себя увидеть мишень, совмещенную с мушкой, плавно спустила курок. Почти идеально.
Теперь повторить. Пуля легла чуть левее. Ладони поддержали ее руки, и теперь Гвен отчетливо ощущала прикосновение к спине. Это было почти что объятие. Рич не дышал ей в затылок. Ему не надо, он пластиковый.
Гвен снова зажмурилась и открыла глаза, пытаясь увидеть расплывшуюся мишень. Все-таки травмы накапливались, и с возрастом ситуация не становилась лучше.
— Нужно больше тренировок, — пробормотала она.
И секс. Эту мысль она не озвучила, но прокатила в голове: пиздец как нужно уже наконец потрахаться, чтобы не реагировать так. Ее даже не обнимали, Рич просто помогал держать пистолет на весу. Пришлось чуть откинуться, прижимаясь спиной к его груди, чтобы прицелиться лучше. Левая ладонь перестала касаться руки, тронула бедро, скользнула на живот — и пуля ушла сильно влево. Гвен хрипло выругалась, остро ощущая его пальцы, так и лежавшие на старом шраме чуть ниже пупка, прицелилась и попала в яблочко.
— Да, вот так хорошо, Гвен. Расслабься.
Шепот над ухом нихрена не помогал. Человеку Гвен бы объяснила, как надо расслабляться, когда в животе стянуло горячий ком. Чертов андроид не факт, что вообще считывал происходящее. И что именно ей упиралось в поясницу, она тоже не особо догоняла. Объект «не-твое-собачье-дело». Вторая ладонь скользнула по плечу до подмышки, и выстрел снова сорвался, но следующий лег куда надо.
— Не волнуйся. Ты прекрасно стреляешь. Лучше всех людей, которых я знал, лучше, чем лейтенант Андерсон. Просто чуть-чуть выпрями спину. Расслабься.
Ладонь скользнула по животу на бедро, чуть сжала.
— Я, пхлядь, не волнуюсь! — Гвен куснула губу, стараясь звучать злобнее. — Это херня, а не стрельба! Еще раз.
Еще немного, и она, блядь, эту мишень сквиртом достанет, не раздеваясь. Гвен тяжело дышала, стараясь вернуть мысли в норму. Надо было думать про работу, про то, что она вообще-то еще злилась на этого засранца. Забыть нахрен про широкие, крепкие ладони на боку и на бедре. Прекратить ощущать, какой он, нахрен, идеальный. Давид чертов, сбежал из музея. Мать его материнку, надо выровнять дыхание, а то прицел сбивает. Ей ничего не светит. Она больше не трахается с коллегами. Все в порядке. Сердце колотилось, но дыхание вроде выровнялось, хотя это мягкое, крепкое объятие никуда не пропало. Гвен прицелилась и всадила оставшиеся пули в мишень: кучно, ровно, аккуратно. Она могла себя контролировать. Они могли работать вместе.
— Мы решили попробовать автоматическое оружие, капитан дал разрешение! — раздался со спины голос одной из девчонок.
— Стреляйте, я закончила, — Гвен опустила пистолет, убрала его в кобуру и выбрала просмотр результатов на табло.
Ричард убрал руки и сделал полшага назад, хотя она все еще чувствовала его тепло спиной.
Мишень подъехала, показывая результат. Не считая тех двух сбоев, нормально. Еще бы не хотелось шагнуть назад и прижаться…
Девчонки заняли соседний слот, и прямо очень на них не смотрели. Наверняка что-то заметили. Гвен кашлянула.
— Ладно, спасибо. Ты реально помог.
Подумалось, что сегодня стоило лечь спать пораньше. Ну или просто отправиться в постель и вытащить слегка заброшенный ящик из-под тумбочки. Слава всем богам, что она не краснела! И так палилась, соски торчали сквозь спортивный топ и майку.
Гвен снова куснула губу едва не до крови и силой переключила себя на другое: девчонки выбрали для «пострелять» М-161-А.
— Отличный выбор, только отдачей нахрен может снести, — предупредила она. — Ставьте ноги шире, упирайтесь в пол.
— Да, мы прочитали спецификации и посмотрели отстрел на ютубе! — бодро отозвалась Рипли. Она неправильно держала приклад, и Гвен подавила желание поправить ей руку. Просто сказала словами. Не все тут настолько оголодали, кого-то и вовсе может тошнить от прикосновений. Все, дальше пусть Рич разбирается — Гвен отговорилась обедом и свалила, за дверью привалившись к прохладной стене.
Какого хрена! Ее все еще трясло от возбуждения. Мимо прошел Колин с винтовкой на плече.
— Вы в порядке, детектив?
— Все нормально. Вали к остальным, пусть Рипли покажет хват перед стрельбой.
Сама она пошла наверх. Есть совершенно не хотелось. Хотелось как-то убедить себя, что она не вкрашилась, как пятнадцатилетка, по уши. Просто зацепило. Просто, ну, он андроид. Они все красивые. Красота продается. Ничего личного. Дело не в его чертовом характере, и не в сотне сообщений, и не в хриплом «я думал, что потерял это право».
И не в том, что он был прав, а она — нет.
***
Время шло к трем, и в отделе почти никого не осталось, только ST300 принимали посетителей, а детективы и патрульные рассосались по городу. От работы отвлек окрик Фаулера:
— Рид, где твои стажеры? Почему я вижу тебя, но не их?!
— Осваивают арсенал, капитан, — Гвен с трудом вынырнула из дела. — Все в порядке, работаем.
Фаулер выплыл из кабинета, подошел поближе, нависая над плечом.
— Я не буду плакать, если кто-то там прострелит башку себе или подружке. Просто выдам Иерихону и прессе именно твою жопу.
Гвен устало потерла виски. В животе тянуло от голода, а не как раньше.
— Кэп, у них абсолютная память и они не считают себя выше инструкций. Эти — не прострелят ни башку, ни колено.
— В отличие от некоторых, да?
Вспомнилось, как она идиотски тыкала в Коннора пушкой. Гвен злобно зарычала, и Фаулер вздернул брови.
— Я имел в виду обычных стажеров. Людей. Помнишь, как Фрэнк отстрелил себе палец?
Ох черт. Да уж, Гвен отлично помнила. Чувак проработал у них ровно три дня, а потом уволился прямо из больницы, решив, что полиция — это не его.
— Они нормально справляются, — сказала Гвен. — Для новобранцев — охуенно. Девчонки раскрутили первое дело. В нашей крокодильей ферме теперь есть образцовые добрые полицейские.
— А с Колином что? Он меня уже заебал своими прошениями.
— Еще смотрю.
Дернуло — он говорил что-то про связь с делом Хэнка. Надо бы копнуть, Гвен совсем забыла. Фаулер все не уходил: потоптался, заглянул зачем-то в терминал ей через плечо, присел рядом.
— Рид, у нас учения через неделю.
Блядь. Блядь. Гвен открыла рот и закрыла, потому что цензурно бы не выразилась. Она забыла! Совершенно нахрен забыла, а ведь Тина предупреждала позавчера!
— Мне валить на больничный?
— Наоборот. Мы с шестьдесят седьмым. Их капитан высказался, что жаждет мести.
— Четыре года прошло!
— Они злопамятные, а Крис, которому ты жопу надрала перед всем Детройтом, уже сержант. Если ты за эту неделю не поймаешь пулю, не устроишь скандал и не выбесишь меня до отстранения второй раз, будешь главной. Не хочу светить Андерсонов, шеф полиции мне все мозги проебал за них.
Главной, значит. Гвен что-то нихрена на такое не рассчитывала.
— Может, перенесем сроки, кэп? Нам ну пиздец как не до того, я бы сама в поле ушла, чтобы Андерсонов разгрузить хоть немного, они тут оба перегорят скоро. Война на улицах, вся эта херня.
Гвен представила, какое охуенное выступление они запилят минимальным составом, и как будут злорадствовать все, кто огребал от Центрального в прошлом.
— Андерсоны ебашат, но держатся вроде. Сержантов у нас пока нет. Ключевое слово «пока». Отдел расширяется, у тебя есть нехилый шанс на этот раз не продолбаться. Или все, пиздец не сработались?
Гвен побарабанила по столу. Сержантам нужно было умение работать с людьми, а теперь и нелюдями тоже. Заманчивое предложение. До этого Фаулер не хотел ее продвигать после пары неудачных попыток. Считал, что скандалы не нужны.
— Мы сработались. Ладно, готова затыкать жопой эту дыру. Буду показывать чудеса выдержки и командной работы. Шеф у нас все еще Николсон, я ничего не пропустила?
Как будто что-то могло измениться за два дня. Гвен смертельно ненавидела его зама, но сам Николсон был ничего — маленький толстячок с одышкой, но работал за десятерых и Детройт держал в порядке. Вот его зам, Динц, сам подписал приказ о лишении звания сержанта некоей Рид, и никакие объяснения не слушал. Может, это и было чертовых шесть лет назад, но Гвен отличалась злопамятностью.
Возможно, оба вообще не посетят их участок. Учения шли сразу в нескольких точках, по два-три участка в каждой: могло и повезти. Гвен не хотела бы позориться перед высоким начальством напрямую.
— Крис Тернет. Разгон андроидских выступлений в 67 районе, — напомнил кэп. — Постарайся его не убить и не дать убить себя.
— Другие отделы будут?
— Да, но ничего серьезного, я перешлю документы.
— Мы не должны совсем позорно проиграть. Сколько лет первыми-то были?
— Долго, — Фаулер потер лоб. — Но иногда нужно просто сдаться. У нас есть вещи поважнее учений, так что просто проиграй разок без особой помпы, и будем работать дальше. Меня интересуют реальные результаты.
Из-за угла Тина помахала пакетом с пончиками. Фаулер отследил взгляд Гвен, по дороге обратно забрал пончик и со вздохом откусил, уходя. Ему было, конечно, нельзя, так что ел он со смиренным отчаянием смертника.
Гвен тихонько фыркнула, забрала и себе шоколадный, с тонкой белой прослойкой внутри.
— Ну что, покажем класс?
— Приказ проиграть, — Гвен пожала плечами.
— И ты видала в гробу?
— Я раскатала этого мудилу детективом, я раскатаю его сержантом, даже если нас будет втрое меньше, чем их. Только подумаю над стратегией пару дней.
— Вот за эту несгибаемость я тебя и люблю, — Тина растрепала ей волосы и поцеловала в щеку. — Не загоняйся. Ты справишься.
Гвен только фыркнула.
— Сколько времени займет обучение?
— Много, Крым. По вашим меркам — очень много. Три-четыре поколения.
— Так много? Я думал, одно. Максимум, два.
— Крым, будем честны. От вашей культуры, вашего образа жизни не останется и следа. У вас каждое государство имеет армию. Помножь силу этой армии на мощь наших технологий — станет страшно. Нам не нужна обезьяна с гранатой в людном месте. Никак не нужна.
— Но наша культура, наше искусство…
— Припомни, как жили чукчи и эскимосы триста лет назад. Как жили индейцы пятьсот лет назад. Много ли осталось от их культуры? Да и было ли за что цепляться?
— Это был каменный век. Но сейчас…
— А что изменилось? Вы называете свой вид Homo Sapiens – Человек разумный. Иногда добавляете для солидности: homo sapiens sapiens – это чтоб отодвинуться подальше от homo erectus — человека прямоходящего. Но вы, как вид, только на пути к разумности. Профессор проанализировал архив записей вашего информационного вещания. К разумным можно отнести лишь от пяти до пятнадцати процентов населения. Возьмем среднюю цифру – десять процентов. Остальная часть населения лишь на пути к разуму.
— Марико, извини, но… Может, мы в термин «разумный» вкладываем разное содержание?
— Очень может быть. Разумный — это тот, кто обладает логическим мышлением. Постоянно использует логическое мышление в повседневной жизни.
— А мы? Речь, вторая сигнальная система — разве это не признак разума?
— А вы живете на рефлексах. Речь сама по себе — всего лишь ещё один сложный условный рефлекс. Девяносто процентов вашего населения — говорящие животные, не использующие разум в повседневной жизни. Таким нет места в нашей цивилизации, Крым.
— Прости, Марико, но за слова нужно отвечать. Ты можешь обосновать свои утверждения?
— Конечно могу… на нашем уровне знаний. Сложность — как объяснить, чтоб понял ты. Придумала! Реклама. Ваша реклама должна действовать на самые широкие слои населения. Ты с этим согласен?
— Да.
— Профессор утверждает, что она не будет действовать на людей, обладающих логическим мышлением. Контент, заложенный в рекламу, не «цепляет» разумного ни на сознательном, ни на подсознательном уровне. Он ориентирован исключительно на говорящих животных, не обладающих логическим мышлением. А ваша система образования? Она же не учит думать. Вы просто заставляете детей зазубрить набор фактов. Но ваши ученые давно установили, если не обучить ребёнка мышлению в раннем детстве, соответствующие разделы мозга атрофируются. Даже членораздельной речи можно обучить лишь до десяти лет. Потом — поздно.
— А как же наш прогресс? Наука, техника, культура?
— Десяти процентов разумных достаточно для управления стадом, Крым.
— То есть, интегрироваться в ваше общество человечество не может?
— Сегодня — нет. Поэтому введена зона карантина. Крым, пойми, для интеграции сначала необходимо поднять вашу цивилизацию до уровня нашей. За несколько поколений вам предстоит перешагнуть несколько тысяч лет развития нашей цивилизации. Это не количественный, а качественный скачок. Человек должен стать разумным не по названию биологического вида, а по сути. К проживанию в высокотехнологичном мире, где движением пальца можно уничтожить город, нужно относиться серьёзно и ответственно.
— Три-четыре поколения — это сто лет. Я даже не увижу, чем всё закончится.
— Между нами, Крым, а ты уверен, что хочешь это увидеть?
— Что, всё так плохо?
— Скорее, наоборот. Но ты-то останешься прежним. Внуки уйдут вперед. У них будет иная мораль, иная система ценностей, иные нормы поведения, иные возможности, запросы и потребности. А ты среди них — как динозавр среди теплокровных. Пережиток былой эпохи.
— Ты же говорила, у меня всегда будет профессия. Грузовичок водить.
— У тебя — да. У большинства — нет. Поэтому срок процесса такой растянутый. Нужно дождаться, пока физически вымрут носители старой культуры. Опыт показывает, что у примитивных цивилизаций старые идеи умирают только со смертью их носителей.
— Нет, не будут горы золотыми…
— Какие горы?
— Это цитата. Значит, золотого века не будет.
— Да. Если вы ждали от контакта золотого века, вы ошибались. Для вас, вашего поколения контакт несет с собой лишь эпоху перемен. Для ваших детей и внуков — другое дело. Хотя и для них темп изменения жизни будет слишком высоким.
— Тогда зачем нам идти на контакт?
— Крым, кто за кем гнался? Ты за мной, или я за тобой?
— Я просто размышляю вслух. Марико, а какие ещё есть варианты?
— А самому лень подумать? — улыбается уголками губ.
— У тебя жизненного опыта больше. Ты же мне в бабушки годишься.
— Профессор подсказывает, у вас неприлично напоминать активной форме о её возрасте. Это так?
— Бабушка, прости засранца, — пытаюсь сбить накал разговора и вернуть прежнюю Марико. На секунду это удается.
— Неужели и я в твоём возрасте была такой же наглой, вредной и напористой? Нет, не может быть! — Марико вновь становится серьёзной. Даже голос меняется. — Что касается тебя, то всего два варианта. Или ты летишь домой, или ты летишь со мной. Что касается информации, полученной тобой от меня, опять же, два варианта. Или информация попадает на Землю, или ты её уничтожишь.
— Марико, у меня нет вариантов. Долг обязывает доставить информацию на Землю. Это цель, ради которой я рисковал жизнью.
— Тогда поговорим о твоей цивилизации. Она может послать прошение о вступлении в ассоциацию, и она может не посылать прошения. Если она пошлет прошение, ты уже знаешь, что будет. Три-четыре поколения развития под внешним управлением. Иначе некоторое время всё пойдёт по-старому. Ваша цивилизация будет развиваться самостоятельно. Имеется большая вероятность, что в ходе этого развития она самоуничтожится. Или не переживет очередного кризиса и скатится в дикость. Также имеется большая вероятность, что она достигнет зоны ответственности какой-то цивилизации нашей ассоциации. Та ей вежливо, но твёрдо объяснит, где проходит граница. Вы опять встанете перед выбором, вступать в ассоциацию или жить в изоляте. Есть еще третий путь. Крым, сразу после входа в твою систему, я поймала пакет информации, который Профессор декодировал лишь месяц назад. Пакет предназначался тебе, и в нём тебе делегировались четко не определенные, но весьма широкие права. А в нашей истории имеются прецеденты, когда судьбу примитивной цивилизации решал всего один представитель этой цивилизации. Разумеется, он должен быть информирован о последствиях своего поступка. Точнее сказать, он единственный из всей цивилизации должен обладать всей информацией. И, естественно, должен принимать решение в здравом уме и твердой памяти. Ты понял, к чему я клоню?
— Намекаешь, что я могу подать прошение от имени всего человечества?
— Подать можешь. Но не факт, что оно будет принято. Комиссия будет долго и тщательно проверять его легитимность. В твоем случае прошение, скорее всего, не пройдёт.
— Почему?
— Потому что у тебя нет прав на эксклюзивное обладание информацией, и нет причин утаивать информацию от соплеменников.
— Зато если пройдет, я стану Злым Гением и козлом отпущения для всего человечества. Меня будут проклинать три поколения при каждом удобном случае. Войду в историю не хуже безумного Герострата.
Марико застыла на несколько секунд. Видимо, интересовалась у Профессора судьбой Герострата.
— Да, скорее всего, так и будет. Как бы там ни было, я оставляю тебе устройство связи с нашими кораблями. Предупреди любопытных, чтоб не пытались его вскрыть. Сработает самоликвидатор, а второго у вас нет.
«Незнакомка» идёт в точку старта. Торопится, идет с ускорением в три «g». До прилёта «Незнакомки» от первой звезды в дальний космос вели четыре тропинки. Мы вернулись по пятой. Теперь «Незнакомка» собирается проложить шестую — прыгнуть сразу на четырнадцать светолет. Это понятно. Чем длинней прыжки, тем выше средняя скорость. Но какая-то опасность, о которой Марико не захотела сообщать подробности, тоже выше.
Действия Марико на всем протяжении нашего полета были безупречны. Сначала она дважды пыталась оторваться. Потом, когда это не удалось, согласилась идти в паре. Получив сигнал «SOS», вернулась, помогла восстановить ресурс моего корабля и проводила «до дома».
Я жду отлёта Марико и выполняю стандартную программу — сбор и первичная сортировка информации с «мячиков». А информация интересная.
Всего за десять дней до нас через систему прошел Гаркулов. Назад прошел, к Солнцу. Перед джампом, как полагается, сбросил на «мячики» бортжурнал. Земля послала его сразу же, как только «Незнакомка» покинула Солнечную систему. Ну как «сразу». Как смогли подготовить к полёту корабль, так и послали. Гаркулов вышел из джампа у первой звезды всего через шесть суток после моего прыжка ко второй. Сократил отставание до четырёх суток у второй звезды, и до трёх суток — у третьей. Дальше не пошел. Третья звезда — новая, незнакомая. Я прыгал к четвертой по следу «Незнакомки».
Гаркулов два месяца изучал третью звезду по стандартной методике. Потом, дожидаясь моего возвращения, болтался по системе, исследуя планеты. Когда все разумные сроки ожидания вышли, полетел домой. И мы разошлись у первой звезды всего на десять дней.
Нет, не буду я дожидаться корабля у первой звезды. Как только «Незнакомка» уйдет в джамп, пойду в точку старта. Баки воды у меня заполнены на три четверти, баки хладагента — наполовину. Этого хватит на четыре джампа, а до дома — всего один. И четверть «g» — совсем не маленькое ускорение, если правильно рассчитать дистанцию разгона. Тем более, на заключительном этапе я могу скорректировать скорость носовым двигателем. На шесть-семь часов рабочего тела ему хватит. Я ничем не рискую. Ну, не больше, чем всегда.
Другое дело, как мне быть с информацией? До Земли я её довезу. Но захотят ли правительства её обнародовать? У меня на борту информационная бомба невиданной силы. Даже не уверен, что могу представить, какой.
«Когда я пришёл к тебе, я ожидал увидеть
Наркотическую пантеру, неоновую Венеру,
Мурлыкающую на шкурах, лижущую кровь
Последней невинной жертвы.
И очередь бледных безумцев, ждущих в твоей прихожей.»
Город зимой становился похожим на призрака. Высокие серые небоскребы, мокрые дороги, толпы людей — все это исчезало за непроглядной стеной снега. Он падал густо большими пушистыми хлопьями и днём, и ночью. Тяжёлые ватные тучи налипли на острых шпилях, зацепились за них и осели, словно гнезда свили. Снег заботливо скрыл всю грязь и слякоть, которые принесла осень. Лужи на тротуарах замёрзли, покрылись тонкой корочкой льда. Густой туман обволакивал город, будто пытался спрятать в объятиях от всего окружающего мира. Машины шуршали глухо шинами, вязли в сугробах, тяжело пыхтели темным дымом. Вечером вдоль дорог загорались высокие фонари, заливали вокруг себя все тёплым желтым светом. В их лучах танцевали снежинки, вальсировали медленно, завораживали прохожих. В больших витринах магазинов появились первые Рождественские украшения: серебристые олени с разветвленными рогами, толстобокие снеговики в шляпах и с морковным носом, разноцветные шарики, что обрамляли экспозиции. Владельцы растянули длинные гирлянды, вырисовывая ими узоры и кривые поздравления. На входе появились чаши для пожертвований, около которых дежурил замёрзший и грустный человек в костюме Санта-Клауса, тряс дешевым колокольчиком и мечтал о чашке горячего кофе.
Мимо спешили прохожие, кутались в свои тёплые шарфы, натягивали пестрые шапки сильнее на уши. Снежинки все же умудрялись забиться за воротник, обжечь шею холодом, растаять и прокатиться ледяной каплей вдоль чьего-то позвоночника. Дети прижимали к груди свертки с подарками, которые удалось слезно выпросить у любимых родителей, горячие кренделя в обсыпке из глазури аппетитно пахли, от них поднимался едва заметный пар. Глаза у ребятни ярко сияли, в них отражались и блики гирлянд, и нетерпение, и абсолютное счастье. Вся эта кутерьма была, если честно, ради детей. Только ради детей. Уставшие от работы взрослые предпочли бы лучше лишний день полежать в тишине, устроившись с любимым человеком: смотреть праздничные фильмы, завтракать в два часа дня и ни о чем, совершенно ни о чем не думать. Но ради того, чтобы воплотить самую желанную и долгожданную сказку в жизнь, они бегают спешно, чтобы найти правильный подарок, украшают елки — большие и зеленые — разыгрывают искреннее удивление рано утром, когда под нарядными деревьями «неведомым образом» находятся яркие коробки в шуршащей бумаге.
Главный элемент Рождества — это дети, которые верят в чудеса.
В парке было людно, несмотря на поздний час. Ребятня каталась на замерзшем озере, играли в догонялки, проживали какие-то свои, особые истории. Те, кто был младше — вместе с мамами ползали по пестрым горкам, съезжали с веселыми визгами и требовали ещё, вскидывая вверх маленькие ручки. Влюблённые парочки прятались по углам, за деревьями, за маленькими палатками со сладостями, чтобы уединиться хотя бы ненадолго. Вдоль тропинок вырастали разнообразные снеговики: побольше и поменьше, кривые и удивительно красивые, злые и добрые. Кто-то со счастливыми криками съезжал на санках с высокого сугроба, пытаясь увернуться от толстого старого дерева посреди дороги. Двум из пяти это удавалось. Чаще всего.
Невысокого роста девушка медленно шла по освещённой дорожке, сунув руки в карманы короткой куртки. Ее короткие чёрные волосы торчали во все стороны из-под вязаной шапки. На высоких скулах горел румянец от холода. Чёрные джинсы делали ее длинные стройные ноги ещё тоньше. Дутые темные сапоги выигрывали битву со снегом, большие круглые носы разгребали его с дороги, крепкая резинка не позволяла забиться внутрь. Девушка думала о чем-то своём, ее задумчивый и в то же время растерянный взгляд скользил по бегающим детям, по неуклюжим малышам, по их счастливым родителям. Она брела бесцельно, иногда замедляя шаг. Накрашенные темной помадой губы периодически сжимались в одну тонкую линию, когда хозяйка поджимала их.
— Баал! — окликнули ее со спины, когда девушка уже почти вышла из парка на людную светлую улицу.
За ней очень быстро шёл высокий мужчина в тёплой дутой безрукавке с капюшоном. Мелкие серебристые снежинки путались в чёрных волосах, их же трепал задорный ветер. Сиреневые глаза с темным кантом красиво подчеркивал высокий ворот свитера. Баал остановилась, в карманах куртки руки сжались в кулаки. Судорожных вздох сорвался с приоткрывшихся губ. Девушка нервно улыбнулась и машинально кинула взгляд по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии слежки. Сделав несколько шагов, она снова оказалась в тени парка. Баал едва-едва доставала своему преследователю до середины груди, поэтому он подлетел к ней рывком и, обняв крепко, приподнял. Их губы слились в тёплом поцелуе, вмиг смывшим из головы девушки все тревожные мысли. Она привычным движением обхватила мужчину за шею, зарываясь пальцами в пряди на затылке. Круглые носки зимних сапог едва ощутимо ударились о чужие колени.
— Джибриль… — вырвалось у неё, стоило им оторваться друг от друга.
— Я опоздал, прости… — мужчина медленно опустил ее и поставил на ноги, но выпускать из объятий не спешил. — Не мог уйти незаметно.
Баал покачала головой, концы ее пушистых мягких волос покачивались из стороны в сторону. Тёплая ладонь легла на щеку Габриэля, пальцы заколола едва заметная щетина. Ее любимый мужчина был напряжен — видимо только вернулся с вылазки или сложной сделки. Баал уловила слабый запах пороха и, кажется, крови. Серафим пытался закрепиться в городе, скидывал пока мелких боссов, но уже напрягал Люцифера. Если кто-то узнает… По телу прошла крупная дрожь при одной мысли об этом. Габриэль интерпретировал это по-своему, притянув девушку ближе.
— Ты совсем замёрзла… — мужчина принялся растирать хрупкие нежные ладони и согревать их дыханием. — Я должен был позвонить.
— Не страшно, — оборвала извинения Баал резче, чем ей хотелось бы. — Мне нужно было освежить голову.
— Ты заболеешь, глупая! — нахмурился Габриэль, и между его бровей появилась отвратительная складка.
Баал привыкла к его широкой улыбке. Голливудской улыбке, которая покоряла любую девушку, стоило только заметить обращённый на себя взгляд фиалковых глаз. В начале, ее это бесило. Потом — забавляло. А потом… Потом все стало слишком запутанно и сложно. Она снова почувствовала спиной чей-то прожигающий взгляд. В глазах защипало.
— Что с тобой? — Габриэль легко угадывал ее настроение, и теперь смотрел настороженно. — Что-то случилось? Смерть снова достаёт тебя?
— Нет, нет, — Баал помотала головой, отмахиваясь от этого предположения. — Нам… Мне нужно тебе кое-что сказать.
— Так говори, — наконец, он улыбнулся, и девушка вдруг подумала, что будет скучать по этой эмоции своего мужчины.
Она была уверена в том, что ничего теперь не будет хорошо. Чей-то ребёнок с громким счастливым смехом прокатился на пузе с горки. Этот звук. словно чужая сильная рука, сжал Баал горло. Она начала задыхаться.
— Хочешь, пойдём в кафе? Там тепло и…
— Нет, — Баал отступила на шаг, удерживая сильные ладони Габриэля в своих. — Не хочу. Мне нужно… Нужно пространство.
— Зачем? — мужчина все ещё улыбался, но глаза заметно потемнели.
— Ты будешь кричать, — впервые за вечер лицо Баал украсила улыбка. — Ты громко кричишь.
— Вельзи, — позвал Габриэль. — Что случилось?
— Я… — она посмотрела в сторону, так и не выпустив его рук, на детвору, на счастливые семьи, на беззаботное детство. — Ты скоро станешь отцом.
Оглушающая тишина, словно огромное ватное одеяло, упало на них. Баал смотрела на детскую площадку, но прекрасно чувствовала, как напряглись руки ее собеседника. Габриэль молчал тоже. Из маленькой лавки около ворот парка доносилась веселая рождественская песня, которая обещала счастье и радость в новом году. Ироничное Мироздание, как же оно любит издеваться.
Так они простояли несколько минут. Снег запорошил чужую модную прическу, снежинки дрожали на ресницах Вельзи, а потом падали и таяли, стекая каплями по ее щекам. Это же ведь был снег, правда? Габриэль отступил назад, его спина окаменела, а скулы заострились от напряжения. Он дышал через рот и смотрел точно перед собой, на пролетающие за ограждением машины.
— Джибриль… — тихо позвала девушка, которую убивало его молчание.
Но мужчина так и не сказал ни слова. Он сделал ещё один шаг от неё, отнимая руки. Ледяной пронизывающий до костей взгляд скользнул по ее сжавшейся фигуре.
— Дура, — бросил он небрежно, даже не повернувшись к Вельзи, после чего одним длинным шагом обошёл ее.
Снег хрустел под его ботинками, она долго вслушивалась в его быстрые удаляющиеся шаги. Она всегда заранее знала, чем закончатся их встречи, их короткая и неправильная связь. Хастур ей твердил об этом шипящим шепотом, когда в очередной раз их едва не ловили. Но Баал была слишком гордой, слишком независимой. Кому нужен Люцифер и его свора, когда можно утром коснуться холодным носом чужой горячей щеки, а потом завтракать, устроившись на жёстких коленях. Габриэль первый и единственный разглядел за ее характером потребность в нежности и заботе. Единственный не испугался выпущенных острых когтей и клацающих у своей шеи зубов.
Забавная штука — жизнь.
Баал почувствовала, как слезы все же выступили на глазах. Жгучая обида и злость на саму себя кипела внутри. И правда — дура. На что она надеялась? Группировка Серафима вставала на ноги. Они завоевывали город медленно, но верно. Это статус, это деньги, это репутация. Неужели она думала, что Габриэль откажется от этого ради неё? Смешно. Не стоило слушать Хастура. Она ведь с самого начала не собиралась ничего говорить. Выкинула бы телефонный аппарат в реку и поменяла квартиру, чтобы не пересекаться больше с этим человеком. А мужчин вокруг — пруд пруди. Она только пальцем поманит — рядом будет очередь. Глупости какие! Она попыталась улыбнуться, но вместо этого слезы покатились по ее щекам. Они падали в снег под ногами и топили его, потому что были слишком горячими. Слишком настоящими.
В кармане нашёлся телефон. Хастур был на быстром наборе, на всякий случай. Мало ли, она будет лежать и истекать кровью после очередной стычки — одна кнопка может спасти ей жизнь. Да, она не лежала бесполезным куском мяса у чьих-то ног, но это не значит, что она не умирала от боли. Достаточно убедительный повод? Дрожащая рука вытащила аппарат, набор уже шёл. Баал била дрожь с самого утра. Она валила все на холод, на лютый мороз, на плохую куртку. Но ведь была и другая причина, да? Ее пальцы были ледяными, мобильник реагировал на нажатие только с третьего раза. Послышались длинные гудки. Чтобы не стоять на месте, она медленно двинулась в глубь парка. Нельзя было сейчас показываться в Убежище. Слишком много внимания, много вопросов. Она была не готова. Мимо промчалась толпа детей, которые играли в догонялки. Их смех ранил сильнее, чем любой нож или пуля. Баал и думать не могла, что это будет так тяжело. Она почти год представляла себе этот день, продумывала слова, знала, как будет высокомерно улыбаться. Представляла, как оборвёт все одной резкой фразой и уйдёт, не оборачиваясь. Убеждала себя, что может закончить эти отношения легко, не задумываясь. А на деле…
— Алло.
Голос Хастура звучал хрипло, устало. Он остался разгребать какие-то мелкие поручения. Она бессовестно бросила его одного. Конечно, он злился. Но почему-то прикрывал ее, оберегал эту связь. Его темные, почти чёрные глаза всегда смотрели с сочувствием.
— Баал? — позвал он, начиная нервничать. — Ты говорить собираешься что-нибудь?
— Хастур, — произнесла девушка и не узнала собственного голоса — таким он был надломленным, неуверенным. — Хастур…
— Где ты? — вскинулся друг, зазвенела упавшая чашка. — Я приеду сейчас. Какая же ты… Я просил не ходить без меня! Вельзи Баал! Ты мне сейчас же скажешь, где ты находишься! Или я найду Смерть и скажу, что ты пропала! Он найдёт тебя за две минуты.
— Он ушёл, — наконец сказала она, скорее самой себе, нежели собеседнику. — Он просто ушёл. И все.
— Я тебя предупреждал! — Хастур суетно натягивал куртку, засовывал в неё ключи от машины, документы и фляжку с алкоголем. — Черт, тебе нельзя сейчас… Агх, от одного глотка ничего не будет. Ты где?
— Что мне делать? — Баал почувствовала, как задрожали ее колени.
— Все, что тебе сейчас нужно сделать — это сказать мне, где ты, стоять там и ждать. Это просто, ты справишься.
— Я… — Вельзи только открыла было рот, чтобы произнести название парка, что украшал центр города, как услышала позади себя тяжелые быстрые шаги.
Этот звук становился все ближе и ближе. Девушка крепче сжала мобильник и резко обернулась, проворачиваясь на пятках. Перед глазами все поплыло, голова закружилась. Она успела заметить только такие знакомые фиолетовые глаза. Сердитые фиолетовые глаза. Габриэль быстро настиг ее и вскинул руки, словно собирался наотмашь ударить ее. Неожиданно для себя, Баал просто закрыла глаза и чуть втянула голову в плечи. Но вместо удара… она почувствовала что-то тяжелое и тёплое, во что ее тут же укутали по самый нос. Мех начал щекотать ей щеки, опухшие от слез. Зазвенели пряжки на рукавах.
— Идиотка, — Габриэль запахнул новую, только что купленную парку белоснежного цвета и притянул Вельзи к себе, крепко сжимая в объятиях. — Какого черта ты ходишь в этой легкой куртке?! Ты теперь отвечаешь не только за себя! Дура! Хочешь заболеть?!
— Джибриль… — растерянно выдохнула Баал и потерялась в собственных эмоциях.
Телефон глухо упал в сугроб, в котором они стояли. Из динамика была слышна грязная ругань Хастура, потому что он «не нанимался нянчиться с двумя безмозглыми подростками»! Девушка почувствовала, как тяжело дышит Габриэль. Увидела у него на висках капли пота. Его собственная жилетка была распахнута, будто он со всех ног бежал, и она ему мешала. Габриэль коснулся ледяными губами ее лба, по-очереди поцеловал прикрытые веки и влажные ресницы. Его тёплое дыхание согревало ее лучше, чем сотня парок и свитеров.
— Дурочка моя, гордая независимая дурочка, — тихо шептал он, стирая большими пальцами ее слезы. — Мы справимся, слышишь? Все будет хорошо.
Баал который раз за вечер начала задыхаться. Рыдания душили ее, грозились вырваться наружу, но она ещё не настолько потеряла самую себя. Она должна была держать лицо. Поэтому только вцепилась в чужие плечи дрожащими пальцами.
— Мы справимся, ведь есть кое-что, что намного важнее твоего босса, моего… Важнее всего на свете.
— Что же? — задушено спросила Вельзи, поднимая на него свои сияющие глаза.
— Ты скоро станешь мамой, — произнёс он и улыбнулся так, как улыбался только ей: нежно и счастливо, самыми уголками губ, а около его глаз собрались мелкие морщинки.
Она все-таки заплакала, уткнувшись лицом в его грудь. Габриэль покачивал ее из стороны в сторону, шептал что-то, шутил и сам смеялся над своими шутками. И по его колючим щекам медленно сползали прозрачные капли. Это таяли снежинки, что по чистой случайности падали на его лицо. Дети бегали на площадке, звали родителей, смеялись и визжали, когда их подбрасывали вверх сильные руки. И Габриэль уже представлял себе, как однажды придёт в этот парк, чтобы прокатить своего ребёнка на горках в первый раз.
И если кто-то решит встать на его пути, решит помешать… то Смерть со своими дружками покажется ему шайкой дворовых хулиганов. Глаза Габриэля сверкнули сталью в свете от фар проезжающих мимо машин. И руки его сжались крепче.
Он с самого начала знал, что вся эта история — их история — навсегда.
«Но все,что я увидел в клетке твоей квартиры
Маленькую смелую птицу с ясными как небо глазами.
Сидящую на подоконнике с гордо сомкнутым клювом…
И ждущую с нетерпением любого попутного ветра.»
— Что, Ледяная Стерва опять тебя завалила? — насмешливо улыбаясь, поинтересовалась рыжая Аэсоннэ, моя сокурсница и подруга. Ну, почти.
— Да и плевать, — заправляя за ухо непослушную прядь, буркнула я в ответ. — Всё равно сдам.
— Думаешь её разжалобить? — скептически подняла бровь Аэсоннэ. — За последние сто лет такое не удавалось ещё никому.
— Посмотрим…
Как же я ненавижу эту ледяную Ледяную Стерву! Профессора Лафиэль, то есть. Я что, самая рыжая? Так нет, самая рыжая как раз Аэсоннэ, но ей почему-то всё сходит с рук: опоздания, слабое знание предмета, даже прогулы. Я шла по коридору академии — следом семенила Аэсоннэ, — и все попадающиеся навстречу благоразумно сворачивали в сторону. За мной не заржавеет придумать пакость и осуществить её в самый интересный момент.
Помню, как наслала проклятие недержания на преподавателя по начертательной ритуальной магии, когда он вещал с кафедры заумную хрень. И тут в аудиторию зашёл ректор Базилеус в сопровождении декана. Преподаватель потом уволился. Меня пытались обвинить в случившемся, да только никто ничего не доказал. Ректор посверлил меня своими глазками сквозь старомодное пенсне, пожевал губами и сквозь зубы сказал, что никаких претензий к студентке Василисе академия не имеет.
Надо бы перекусить. У меня всегда на нервах аппетит разыгрывается. Зайдя в столовую, я села за любимый столик и огляделась: все присутствующие студентки вели себя как-то странно.
— Фего это ф ними? — засунув в рот полную ложку овощного салата, спросила я сидевшую напротив Аэсоннэ: уж кто-то, а она всегда была в курсе происходящего.
— Ты что, не знаешь? — удивлённо округлила и без того большие глаза рыжая. — Новичок-дроу, по обмену между нашими академиями! Вчера только приехал. Наши девочки сразу сделали стойку и постепенно зажимают его в клещи. Ах, он такой красавчик…
Ну ничего себе новости. Последняя война между светлыми эльфами и тёмными дроу отгремела сто лет назад, чуть не уничтожив оба наших народа. Дипломатические отношения были оборваны на многие годы, и тут вдруг такое. А ну-ка… Я встала с маленького диванчика в углу столовой, где обычно сидела, и пошла посмотреть на такое чудо, как живой дроу.
Вау. А рыжая была права. Действительно, красавчик. Стройный, но даже на вид ощутимо сильный, смуглокожий, как все дроу, и с шикарной гривой чёрных волос, он был красив какой-то странной, дикой красотой. Теперь понятно, почему в столовую набилось столько народу. Девушек, разумеется. Нет, парни тоже были, но восторгов женской части академии не разделяли. Вон стоит Эфраэль со своими приспешниками и как-то нехорошо поглядывает в сторону новичка. Похоже, что-то будет. Эфра — старшекурсник, из Высокого Дома, сыночек богатых родителей, привык считать себя королём академии. У нас с ним вооружённый нейтралитет. Он не трогает меня, вернее, демонстративно не замечает, а я не трогаю его.
А новичок держится молодцом. Сидит в одиночестве за своим столиком, маленькими глотками отпивает какой-то тёмно-красный напиток из бокала и делает вид, что ему на всё плевать. Что это он там пьёт? Неужели кровь? По слухам, для придания большей силы своей магии дроу пили кровь врагов. Ой-ёй. В столовую зашёл ещё один старшекурсник. Закирель. Завзятый дуэлянт и закадычный дружок Эфры. Что дело может кончиться плохо, кажется, поняли уже все, так как столовая стала стремительно пустеть.
Во имя Великого Древа! О чём думали преподаватели и ректор? Его ведь сейчас просто убьют! Память о той войне жива до сих пор, в каждой семье есть погибшие. Они что, хотят второй войны?
— Привет! — я плюхнулась на стул напротив дроу и улыбнулась ему во все сорок два зуба. — Как поживаешь?
Уф, успела! Опередила Эфру, уже двинувшегося в сторону тёмного, и сейчас с удовольствием наблюдала, как он недоуменно переглядывается с Заком. Обломитесь, ребятки, сейчас мой выход.
— Чего тебе? — недружелюбно буркнул красавчик.
Оу, да мы не в настроении? Ну ничего, потерпишь, желтоглазый.
— Мне? Абсолютно ничего. Просто пытаюсь спасти твою тёмную шкуру. Может, не заметил, но у тебя за спиной стоит компания придурков. И ты им явно очень не нравишься.
Я выхватила из рук оторопевшего дроу бокал и понюхала содержимое. Нет, не кровь, хотя выглядит один в один. Пахнет какими-то травами.
— А я думала, кровь, — разочарованно произнесла я, ставя бокал на столик, — что это?
— Настой кровянки. Очень полезно для здоровья. А кровь мы не пьём, это всё пропаганда светлых.
Глаза у тёмного были, как у кошки. Ух, аж мурашки по спине табуном побежали.
— Василиса, как ты можешь сидеть за одним столом с этим отродьем?
Эфраэль всё-таки решился и сейчас нависал со своим дружком Заком над заметно напрягшимся тёмным. Отработанная схема. Слово за слово, задетый отвечает на оскорбление, а потом вступает Зак как защитник чести оскорблённого высокородного. В прошлом году таким способом Эфра убил, ибо иначе как убийством это не назовёшь, аж пятерых.
— Эфра, милый! — обаятельно улыбнулась я Эфраэлю, прекрасно зная, что он терпеть не может панибратского обращения. — Мы просто беседуем с новичком. Надо ведь показать наше гостеприимство.
Одной рукой я накручивала на палец локон — на ладони второй перекатывала потрескивающий шарик голубого огня. При этом широко улыбаясь и хлопая ресницами.
Эфраэль вздрогнул и отступил на шаг назад. Видно, вспомнил нашу прошлую стычку. Давно это было. Но вспомнить приятно. Справиться с неконтролируемым прирождённым магом (даже и первокурсником) под силу не каждому магистру. Но тогда Эфра об этом ещё не знал.
— Да, конечно, не буду вам мешать, — решил сохранить лицо Эфраэль. — Ещё увидимся. — И, гордо задрав подбородок, вышел из зала в сопровождении своих прихлебателей.
За всё время нашего разговора Дроу даже не пошевелился: так и сидел с прямой спиной, не касаясь спинки сиденья; лицо его напоминало невозмутимую маску короля Баалронда из реквизита столичного театра.
— Он не успокоится. Не сегодня, так завтра найдёт способ тебя достать, — закинув ногу на ногу и болтая ею в воздухе, я задумчиво разглядывала тёмного.
— Тебе-то что с того?
— Мне? Да ничего. Только сдаётся, не стоит верить всему, что с детства вдалбливают про дроу. И потом терпеть не могу, когда издеваются над новичками. Хотя тебе, похоже, на это плевать.
Я начала было подниматься со стула, но была остановлена мягким жестом тёмного.
— Извини. Не хотел тебя обидеть. Может, попробуем ещё раз? Меня зовут Виланд Зу Крулл. Всегда к вашим услугам, миледи, — дроу поднялся и церемонно поклонился.
Краем глаза я заметила завистливые взгляды вернувшихся в зал студенток. Завидуйте-завидуйте, раньше надо было думать. Теперь это моя добыча.
— Василиса. Просто Василиса. Без титулов и прочей мишуры, — я хлопнула по плечу оторопевшего дроу. — Рада знакомству, Виланд. Ты где остановился?
— В гостинице «Сломанная стрела».
— У дядюшки Хрома? — поморщилась я. — Да уж, мог выбрать гостиницу и получше. У Хромиэля плохая репутация. Кто тебе её посоветовал?
— Меня особо не спрашивали, — нахмурился Виланд. — Просто поставили перед фактом.
— Интересно, кто это тебя так любит? — задумчиво произнесла я, пристально глядя в жёлтые глаза.
Тёмный отвёл взгляд. Ответа я так и не дождалась. Ну что ж, каждый имеет право на свои маленькие тайны. Хотя ситуация как минимум очень подозрительная. Неожиданно появляется тёмный, якобы по обмену, хотя я не слышала, чтобы кто-то из наших ехал в академию дроу. Поселяют в гостинице с плохой репутацией и нечистым на руку хозяином. Плюс ещё Эфра с Заком… Не знаю, может, дроу и хорошие бойцы, но одно дерево не лес. И даже если бы Виланд победил в дуэли с Заком, его мгновенно вызвали бы опять. И так до тех пор, пока не убьют. Тёмных у нас не любят, и это мягко сказано. Ладно, посмотрим. И надо приглядывать за тёмным: у меня возникло ощущение, что эта встреча не случайна. А своим предчувствиям я предпочитала доверять.
— Ладно, не хочешь говорить, и не надо, пытать не стану. Ты вообще на каком курсе и факультете?
— На третьем, факультет боевой магии.
Боевой?! Тогда без вариантов. Будь он каким-нибудь ботаником, тогда, возможно, шансы у него ещё бы оставались, а так… Покойник, однозначно.
Я так и сказала.
— Ты покойник.
Но, видимо дроу не разделял мой пессимизм. Он высокомерно посмотрел на меня сверху вниз: я всегда была небольшого росточка.
— Не беспокойтесь, лэресса, я не беззащитен.
— Ну-ну… — недоверчиво протянула я. — Только учти, Зак на дуэльный кодекс плевать хотел, он грязно дерётся.
— Кто бы сомневался, — лицо дроу перекосила презрительная усмешка. — Светлые давно забыли, что такое честь. Благодарю за предупреждение, лэресса, но я не нуждаюсь в помощи. Прошу меня простить, но я вынужден откланяться, меня ждут дела.
Тёмный резко кивнул, чуть не вбив подбородок в грудь, и быстрыми шагами вышел из обеденного зала, оставив меня задумчиво стоять возле столика. Гордый, как… Как дроу. Они всегда были помешаны на чести, никогда не предавали и не били в спину. Что признавали все, даже их враги, и что часто служило им плохую службу. О, что это? Я подобрала со стола небольшую вещичку. Виланд постоянно крутил её между пальцев, и я никак не могла рассмотреть. Интересно…
Я держала на ладони золотую фибулу в виде цветка с четырьмя лепестками, украшенную мелкими рубинами. Вещь явно недешёвая и старинная, уж я-то в этом деле разбираюсь.
— Ух ты, какая прелесть! — незаметно подобралась ко мне со спины Аэсоннэ. — Покажи! Это он тебе подарил? А о чём вы разговаривали? А чего Эфраэль хотел? А ты меня с ним познакомишь? Правда, он симпатичный?
— Не тарахти, рыжая! — я сунула фибулу в карман, подальше от загребущих ручонок Аэсоннэ. — Он просто забыл это на столе, надо вернуть.
— А…
— Все вопросы потом! Я сейчас, не уходи никуда.
Я выбежала из обеденного зала в надежде догнать тёмного и вернуть оставленную вещь, но кажется, опоздала. Забежав за угол коридора, увидела высокомерно улыбающегося Эфраэля со своей сворой и самого тёмного, прижатого к стене. Они с ума сошли! Дуэли в стенах академии строжайше запрещены!
— Эфра, ты что творишь?! Тебе это с рук не сойдёт!
— Не лезь, Василиса! Этот тёмный выродок меня оскорбил!
— Дуэли в академии запрещены, и даже твой отец не сможет замять скандал, если ты убьешь новичка. Зак, прекрати немедленно, это же просто убийство!
— Закирель не станет его убивать, — оскалился Эфраэль, — он только научит этого тёмного ублюдка манерам. Пройти мимо представителя Высокого Дома и не поклониться — это оскорбление моей чести.
— Что ты знаешь о чести, светлый? — дроу поднял голову, и меня окатил поток ненависти, льющийся из его глаз. — Ты и твой род — просто подлые убийцы.
Последние слова Виланд выплюнул в лицо оторопевшему Эфраэлю. Всё, это конец. Он сам подписал себе смертный приговор. Оскорбление Высокого Дома. Здесь даже король Элронд ничего сделать не сможет.
— Закирель, действуй, — Эфраэль отступил на пару шагов, освобождая место для схватки. Виланд не сдвинулся с места, только опустил руки и странно сгорбился. Уверенный в своём превосходстве Зак вытянул руку в сторону дроу, и у меня замерло сердце.
А потом Виланд исчез. Нет, не так. На месте тёмного образовался серый смерч, двигавшийся настолько быстро, что взгляд не успевал заметить движение. Виланд прыгнул в сторону Закиреля и перечеркнул его наискосок прозрачной тенью, выросшей из его руки. Полмгновения, и он уже рядом с Эфраэлем. Взмах руки-тени, и вот уже дроу замер на прежнем месте. Вся схватка заняла время, равное двум ударам сердца. А потом я увидела такое, что, наверное, будет преследовать меня до конца жизни. Зак и Эфра распались на куски, будто перерубленные тончайшим невидимым лезвием. Кровь потоками хлестала во все стороны, заливая стены, дымящиеся кишки с шипением вываливались на пол. К моим ногам подкатилась отрубленная голова Эфраэля, в мёртвых глазах застыло удивление. Я потрясённо посмотрела на Виланда, всё так же спокойно стоявшего у стены. На нём не было ни капли крови.
Шеата студенты таки расшевелили. Не сказать, что его придурь полностью ушла, но когда Шеврин припахал его быть преподавателем в Академии, то серебряный немножко приструнился. Поначалу он дико лажал, забывая, что рядом с драконами и демиургами стоят эсперы — обыкновеннейшие люди с людским же слабым здоровьем. И они не умеют ставить щиты на автомате, едва приступив к занятиям. Так что пару раз Шеат крупно получал от Шеврина и Ворона за то, что уроки срывались благодаря его склерозу и учеников приходилось латать и штопать…
После этих случаев Шеата перевели в старшие группы, где к нему отнеслись как к новой забавной игрушке. Студенты взялись домогаться молоденького зеленого преподавателя, дракон приходил домой злой или вообще никакой. Вчера вон прилез, рухнул мимо кровати и лежал трупом, полностью выложившись на занятиях. Зато энергии на всякие глупости резко поубавилось. Я-то его выходила маленько, вымыла и отмассажировала, и даже йогуртом напоила — что-то более существенное он бы не разжевал, а жевать и потом скармливать… ну, до такого маразма я еще не дошла, слава всем богам.
Сегодня же Шеат был хоть и злой, но более активный. Он перехватил меня на выходе из столовой и крепко сжал руку чуть повыше локтя.
— Пойдем выйдем, — чуть прошипел дракон, уводя меня коридорами в какие-то уж совсем дикие дебри корабля.
— Что-то случилось? — я пристально посмотрела на Шеата. Да, теперь он уже почти такой, как прежде. Сильный (до прежнего уровня еще не дорос, но работает в этом плане), уверенный, несколько взбудораженный. И все равно отчасти спокойный. Кажется, именно таким я и хотела его видеть.
Шеат притиснул меня спиной к стене и взглянул в глаза, буквально затягивая в свои зеленые омуты. Я тихо зашипела, когда в спину уперлась какая-то переборка.
— Знаешь, что я с тобой сделаю? — как-то не совсем добро проговорил дракон, приближая свое лицо к моему и не отрывая гипнотизирующего взгляда.
— Нет. За что? — я честно попыталась припомнить все его обиды, но кажется, вообще ничего плохого с ним не делала. И Шеврину, и Шиэсе, и никому из семейства ничего не делала… Или… он узнал, что мне дико хочется уйти? Скорее всего, так и есть. Прочитал в мыслях и решил, что лучше предотвратить такое, чем потом разгребать…
Я попыталась зажмуриться, но не смогла. Глаза не закрывались, тело не сопротивлялось. Дракон как-то ласково коснулся моего плеча, чуть отодвинул волосы, склонился совсем низко, так, что его дыхание ощущалось щекой… И все это умудрился проделать, ни на секунду не опустив глаз.
— Смотри, — его пальцы легко коснулись моего уха, прошлись по мочке. Кончик косы, свалившийся мне на живот, защекотал даже через футболку. — Смотри внимательно…
Шипение дракона стало совсем неразборчивым, а я вдруг осознала, что проваливаюсь в серую муть…
Я вынырнула из глаз Шеата и свалилась на подушки. Дракон ласково усмехнулся и прошелся кончиками пальцев по моей обнаженной груди, вызывая толпы мурашек. Он снова смотрел своим фирменным взглядом умирающего и всепрощающего бога… И только сумев оторваться от его глаз, я осознала, что вижу…
…обнаженного дракона, медленно склоняющегося надо мной. Его нежную улыбку, вырезающую сердце и заставляющую трепетать. Тонкие, но удивительно сильные руки, ласкающие мое тело. И потоки перышек, то появляющиеся, то исчезающие на его теле — груди, животе, руках, на шее…
Серебряный дракон склонился ко мне, легко коснулся губ для поцелуя, одновременно мягко входя в мое тело… Чуть сжал руками плечи, будто приноравливаясь, заново исследовал грудь, слегка задевая пальцами соски. И улегся полностью на меня, заставляя податься, подвинуться для большего удобства.
Как реагировать на все это я не знала. Паники почему-то не было, но и привычного возбуждения тоже. Плазма относилась ко всему спокойно — мой дракон может делать все, в рамках разумного, естественно.
Теплые губы коснулись шеи, нежно прошлись вниз, к ключицам, тонкий язык осторожно лизнул впадинку над грудью.
— Неужели ты не хочешь? — притворно рыкнул Шеат, делая легкий, едва ощутимый толчок. — Совсем? А так?
Он прошелся почти невесомыми поцелуями по моей шее, аккуратно, стараясь не зацепить сильно клыками, куснул за ухо, вернулся к губам, дразняще медленно склонился и принялся целовать так, будто целует последний раз в жизни. Никуда не спешащий родной дракон… По телу прошла легкая дрожь, ознаменовывающая, что мои ограничения сняты. Плазма согласна на секс…
Я положила руки ему на спину, прикрывая глаза и пытаясь как-то уложить в голове весь сумбур и все происходящее. Что-то было не правильно, но что? И это «что-то» жевало меня изнутри, не давая возможности расслабиться.
— Я все равно возьму тебя, — улыбнулся Шеат, прошептав это мне в самое ухо. — Не тело, нет. Я возьму душу. То, что ты скрываешь, то, что не отдаешь… никому…
Он снова вернулся к поцелуям, присоединяя к этому плавные, но уже ощутимые толчки. Кажется, на сегодня он не перемудрил с размером и все было достаточно привычно. Хорошо, хоть не тентакли… А то может что-то такое намагичить…
— Смотри мне в глаза, — командует Шеат, но я почему-то не могу. Как ранее не могла разорвать эту странную дуэль взглядов, так теперь не могу поднять тяжелые веки и посмотреть на того, кто… что? Пытался действительно заполучить душу?
— Посмотри мне в глаза! — рык становится громче, все кружится и катится к дьяволам…
Я с трудом разлепляю веки. Корабль, коридор с закутком для техников, рядом застыл Шеат с заинтригованной моськой. Дракон мягко отстранился, чуть извернулся и, подтолкнув меня вперед, подошел сзади. Все это было проделано настолько плавно и слитно, что показалось одним слаженным движением.
Он выдохнул мне в шею теплый воздух и ласково зарылся пальцами в волосы.
— Знаешь, ты ведь сама хочешь, я чувствую это, — Шеат прошелся пальцами по моим плечам, спустился к рукам, сжал мои ладони и положил голову мне на плечо так, будто хотел посмотреть на мир с моей стороны. — Так отпусти себя.
— Это не легко, — выдавливаю из себя слова. Паники нет. Есть просто дикое желание сбежать… куда угодно подальше. Но и нет сил сбежать, невозможно бросить то, что я начала. Это будет слишком… по-моему. Я не дам макароннику такого шанса.
— Ну так у тебя есть ведь еще ипостась… и не одна, — Шеат улыбнулся дьявольски соблазнительной улыбкой. — Если не хочешь в этом теле, можешь взять другое…
— Нет! — я резко отшатнулась, понимая, что другое тело тоже никто не защитит, и оно никому не важно. И внезапно поняла, что царапало меня в течении всего показа фантазии Шеата. Никакой защиты. Ни тебе резиновых друзей, ни заклинаний, ни зелий, ничего. Совсем. Дракон реально так уверен в себе? Или просто как любой типичный мужик никогда не думает о последствиях?
Фантазия-то фантазией, но ему ничего не стоило секунду подумать и обо мне. Немножечко. Самую малость. Всего полсекундочки уделить такой мелочи… Он ведь прекрасно знает мои особенности, страхи, фобии, нетерпимость детей и беременностей… Ну неужели нельзя было хоть так показать, что я не просто мясо для удовлетворения его потребностей?
И все, как отрезало. Я высвободилась из рук Шеата и отошла на пару шагов.
— Извини… боюсь, ничего не получится.
Я развернулась к выходу и поправила скомканную футболку. И снова нет. Снова мои страхи пересилили и взяли надо мной верх. И, боюсь, так будет всегда.
— Я буду ждать, — почему-то довольно усмехнулся Шеат. Что-то изменилось и в нем, но что именно, я так и не смогла понять.
И чтобы выбросить всю сладостную дурь из головы, я пошла на ближайшую кухню мыть посуду. Вручную и без магии. Физический труд прекрасно помогает, как ты ни крути.