Комната была полностью серой. Серые стеновые панели, серый стол в центре с серыми, привинченными к полу стульями. С серого потолка лился бледный неживой свет.
Наверное, это должно было подавить волю.
Следователь по моему делу — дама в возрасте между пятьюдесятью и шестьюдесятью — смотрела строго и брезгливо.
— Вы понимаете всю глубину своего морального падения?
— Нет, — наивно ответил я.
Брезгливость в её глазах сменилась отвращением.
— Вы два года сожительствуете с несчастной девушкой, которая годится вам в дочери! Это аморально!
— Почему? — продолжил я валять дурака.
— Вы слишком стары для неё! Подумайте хоть на секунду, что будет через двадцать пять лет, когда вам будет за семьдесят, а ей не будет и пятидесяти. Как можно строить отношения, когда между людьми такая пропасть в возрасте?
— Это наше с ней дело, — пожал я плечами.
— Не ваше! — следователь стукнула кулаком по столу. — Вы сами это прекрасно знаете. До тех пор, пока Ким Су Джин не исполнилось двадцать пять лет, служба ювенальной юстиции будет заботиться о её эмоциональном и психологическом здоровье.
— То есть она должна трахаться со сверстниками, меняя половых партнёров не реже раза в месяц, иначе вы сделаете вывод, что её психическое здоровье под угрозой? — уточнил я.
— Именно так, господин Эрли! — сверкнула она глазами. — Но не такими вульгарными выражениями! До тех пор, пока Су Джин не получит всесторонний сексуальный опыт, её социализация в обществе находится под угрозой. Вы взрослый человек и должны понимать это! Подавленные сексуальные комплексы являются самыми страшными разрушителями нашего общества. И если выяснится, что вы запрещали ей половые контакты с другими людьми, если выяснится, что вы принудили её спать только с вами … вы сядете. Вы сядете надолго!
Эта женщина. Она действительно верила в свою правоту. Весь её монолог проистекал не от служебного рвения — он шёл из глубины души. Самое противное, ещё два года назад я разделял подобные взгляды. Я был таким же, как она. Потом я встретил Су Джин …
— Мне вас жалко, госпожа следователь. Вы не знаете, что такое верность и честь.
Это было пощёчиной. Она задохнулась словами и посмотрела на меня уже с ненавистью. Потом приблизилась вплотную и практически прошипела:
— Ты мерзкое животное! Патриархальный ублюдок и выродок. Я сотру тебя с лица земли! Ты всю оставшуюся жизнь проведёшь в одиночке без права общения с людьми!
— Мне так страшно! — цинично ответил я. — Это всё, на что вы способны?
Следователь вылетела из допросной комнаты. Я подозревал, что останусь в одиночестве ненадолго. Минут через десять пришла Гёсснер.
— Ну как, осознали, что вас ждёт? Это Лидия Йео — одна из самых компетентных следователей ювенальной юстиции. Она закроет вас пожизненно как социопата, если откажетесь вернуться на государственную службу.
Я молчал. И это молчание Гёсснер восприняла как слабость. Ну да, именно так нас и учили интерпретировать молчание в подобных ситуациях.
— Ну же, Майкл, у вас и у Су Джин нет другого выхода. Вы же знали, что совершаете аморальный поступок. Надо было скрывать свои патриархальные моногамные привычки, притворяться, играть социальную роль. Вы же дипломат, Майкл, вы знаете, как работает система.
— Я действительно знаю, как работает система, госпожа Гёсснер, — и я посмотрел ей прямо в глаза. — Но я не хочу принимать участие в её работе. Ни я, ни Су Джин не будем шестерёнками этого механизма.
У Гёсснер дёрнулась губа.
— Вам предлагают выбор между высокой должностью и прозябанием в тюрьме. Вам предлагают либо жить с женщиной, которую любите, либо жить в одиночке. И вы ещё колеблетесь? Вы хоть подумали о той девочке, которую соблазнили и держали рядом с собой два года? Что будет с ней!
— А что вы собираетесь с ней делать?
По лицу Гёсснер пробежала тень удовлетворения. Она вот-вот подцепит меня на крючок и заранее торжествует.
— Её ожидает социальная адаптация в центре полового воспитания. Знаете, что это такое?
Когда я заканчивал университет, мне приходилось слышать об этом нововведении. У нас ещё шутили, что все недотраханные мальчики и девочки теперь смогут получать сексуальное удовлетворение за счёт государства. Кто-то даже мечтал пойти туда работать инструктором-воспитателем. Шуток ходило много.
— Вижу, что вам не приходилось сталкиваться с работой центров? — улыбка Гёсснер превратилась в оскал.
Она была на пике, эта престарелая мегера. Сейчас она сломает это ничтожество, этого слизняка — читалось на её лице. Мне было почти жаль обламывать кайф:
— Если вы приведёте свою угрозу в исполнение, мадам Гёсснер, в числе моих требований будет ваша голова. Это не фигура речи. Я потребую, чтобы вас убили на моих глазах!
Я сказал это спокойным тоном, глядя в упор. Она побледнела и отшатнулась.
— Видите ли, мадам Гёсснер, ситуация такова, что ваши боссы пожертвуют вами не колеблясь, потому что кроме меня договориться с баритами сегодня не может никто. И голова одной набитой дуры — очень скромная цена за улаживание межрасового конфликта.
— Вы блефуете! — нашла в себе силы выдохнуть она.
— Спросите у своего босса, как часто я блефовал в прошлом, — пожал я плечами. — И добавьте ему, что я попрошу не только вашу голову, но и головы всех, кто решил шантажировать меня через мою женщину.
— Вы не в том положении, чтобы что-нибудь требовать! — прибегла она к еще одному психологическому приёму.
— Поверьте, мадам Гёсснер, я сейчас в том же положении, что и бариты. Я загнан в угол, и мне нечего терять.
— Вашу женщину … — начала было она.
— Мою женщину изнасилуют в течение ближайших двадцати четырёх часов. Таковы правила. Вы их прекрасно знаете. И после этого ваша смерть станет единственной моей наградой за урегулирование отношений с баритами. Ваша смерть и смерть насильников Су Джин. Всё просто!
Она вылетела из допросной комнаты в панике. Мне даже стало немного её жаль. Эта дура просто не доросла до высшей лиги, что бы она о себе ни воображала.
0
0