— Да, пап, скульптор из тебя тот ещё, — Стас скептически оглядел новое творение. — Чего это у неё такой живот? Беременная?
— Символ плодородия, — пояснил отец. — А скульптор из меня — член Союза художников, на минуточку.
— Шучу. Помню, как же: твои руки оживляют даже камень! Дашь ключи от джипа? А ты возьми мою…
— Не надо, — мотнул головой, не отводя глаз от приземистой глиняной женщины с большим животом и растянутыми грудями. — Пешком пройдусь. Отличная погода для прогулки.
На Москву быстро опускалась влажная, бархатная темнота, но Большая Никитская, казалось, не знала такого понятия, как «ночь». Каждый дом её сиял и фонарями, и огнями, и вывесками, похожими на праздничную иллюминацию. Скульптор шел медленно, глубоко дыша и воображая, что он курит. Городской воздух, насыщенный запахами живыми и мёртвыми, и правда, напоминал дым причудливой роскошной сигариллы. Вокруг спешили парочки, они проносились мимо, задевая его шлейфами духов и шарфов. Улица текла, как река, унося каждого прохожего по делам его жизни. Но у бульвара скульптор почувствовал препятствие: у стены дома, нелепо схватившись обеими руками за низкую оконную решетку, стояла женщина. Из-за огромного живота она казалась валуном, запрудившим реку; праздничные люди немного испуганно обегали её, стараясь не задеть и не заметить. Она не плакала, только низко, утробно рычала, прижав лицо к побелевшим костяшкам пальцев.
— Скорую вызвали? — спросил скульптор, нежно обняв её одной рукой, а второй — отдирая пальцы от решетки. Осмотрелся — рядом были ступеньки банка. Хорошие, чистые. — Вам надо сесть. Пойдемте, пойдемте.
— Он умер, — женщина повернула к нему безумное лицо. — Не шевелится. Я не чувствую!
— Позвольте, — скульптор положил ладонь на живот и прислушался. Так он слушал глину и камень, узнавая очертания спрятанных в них существ. Так он слушал дерево, стекло и металл.
В глубине женщины было маленькое неподвижное тельце.
— Это ничего, — сказал он сам себе. — В камне они тоже сперва не движутся. Надо немного подождать.
Рядом взвыла «скорая», женщину оторвали от него, понесли прочь. Откуда-то набежала толпа сочувствующих: они толкались, лезли к машине, жадно вытягивая длинные шеи. Он тоже полез. Врач со стетоскопом повернулась и посмотрела ему прямо в глаза.
— Есть сердцебиение, — сказала она.
Дверца захлопнулась, машина тявкнула, разворачиваясь против потока, и всё неспешно поплыло дальше.
Через пару часов дверь мастерской распахнулась, и в неё ввалился Стас, крепко прижимая к себе скользкую от гладких одёжек добычу. Добыча пьяно хохотала и вертелась, выскальзывая из объятий. Не устояв на ногах, они оба шлепнулись на застонавшую от ужаса тахту.
— Ща, презики, презики найду, — бормотал Николай, шурша в карманах. — А то будешь потом… как эта… плодородие…
Его взгляд упал на новую скульптуру. На руках у женщины, на большом животе покоился маленький ребёнок, прижавшись лицом к одной из грудей.
— Во отец, когда успел?
Глиняная женщина открыла глаза.
0
0