Межзвездная яхта класс А-плюс легла в дрейф в системе Беллатрикс, гаммы Ориона.
Яхта носила имя «Алиенора» в честь Алиенора Аквитанской, матери двух королей. Это было роскошное, стремительное судно, лишь несколько месяцев назад сошедшее с верфей «Hyundai GalaIndustries». Определенного владельца оно не имело, так как проект и последующее строительство оплачивалось фондом Рифеншталей, но по негласному договору находилось в распоряжении одного из управляющих этого фонда – Александра ван дер Велле. В настоящий момент кроме экипажа на борту яхты находилась пассажирка – молодая светловолосая женщина известная как Камилла Войчинская.
Она вышла из каюты, чтобы полюбоваться звездой на обзорных экранах капитанской рубки. Беллатрикс, воительница, была великолепна – бело-голубая, в 4000 раз превосходящая по светимости стареющее Солнце. Древние астрономы прозвали эту звезду «рычащей», сравнивая ее восход с рыком голодного льва, выходящего на охоту. В том, что свидание с «Калигулой» было назначено именно у Беллатрикс, Камилла усматривала особый символизм, ясно читаемый подтекст – она победит! Она обязательно победит! Иначе и быть не может. Она так долго шла к этому триумфу. Так долго ждала. Она возьмет свое. И отомстит. Еще несколько часов, пусть даже дней, и ее армия вернется с победой. Вручит ей ключ, отпирающий все двери, все прежде недоступные ей пути к богатству и славе.
Тут главное не торопиться и распорядиться этим ключом с наибольшей выгодой. На похищенного киборга есть два весьма заинтересованных покупателя – Корделия, которая пожелает вернуть свою собственность за любую цену, и Александр, вернее, те, кто за ним стоит, господа не менее влиятельные и платежеспособные. Задача Камиллы не продешевить, не остаться в накладе или вовсе при своем. Она прекрасно осознает, что выступает надежной ширмой для тех, кто затеял это похищение. Если в результате расследования выйдут на след похитителей, то этот след приведет не к ним, к ней.
Идеальный преступлений не бывает. Всегда найдется неучтенный свидетель, забытая улика, болтливый язык или алчный подельник, чтобы полиция, в конце концов, вышла на преступника. Тем более, что похитят не рядового киборга, а уникального, единственного в Галактике. И хозяйка у этого киборга особа известная. Его хозяйка сама Корделия Трастамара, которая не смирится с утратой. Она поднимет такой шум, устроит всем чиновникам из силовых ведомств такую пиар-акцию, что все эти разленившиеся и разожравшиеся на федеральных хлебах господа запрыгают, как мышкующие лисы на морозе. И не исключено, что попрыгав, они привлекут лучших сыщиков и IT-специалистов, которые, прошерстив всевозможные базы и реестры, могут просчитать имена похитителей.
Люди, стоящие за Александром, сразу предназначали ее в жертву, если дело дойдет до расследования. Как наемного киллера, которого нанимают для исполнения громкого заказа. Сами заказчики, да и Александр, останутся в тени. Камилла даже имен их не знает. А Александр… что Александр? Он ни в чем напрямую не участвовал. Он всего лишь свидетель. Любой адвокат без труда это докажет. А преступница она – Камилла. Потом выплывет ее кровное родство с Корделией, ее утраченное наследство, а вместе с этим и ответ на вопрос «cui prodest». Железобетонный мотив. Не отвертишься. Поэтому ей следует подумать. Хорошо подумать. С кем будет выгодней и безопасней заключить сделку. С Корделией или Александром? Или сразу с обоими? Этот вариант выглядел наиболее привлекательным. Обмануть и того и другого. Взять плату с Александра и выкуп с Корделией, а киборга оставить себе. Как редкий, дорогостоящий артефакт.
Правда, Камилла еще не придумала зачем он ей, этот киборг. Как долгосрочное вложение капитала он не годится. Это же не «Давид» Микеланджело, которому больше семисот лет. Срок жизни киборга ограничен. Что с ним делать? Держать в гибернации и вымогать деньги? Корделию, пожалуй, можно потрясти. Или поискать третьего покупателя? Если этот киборг такой ценный, уникальный, то желающие его приобрести как научную разработку или как диковинку на просторах Галактики найдутся. Богатеньких коллекционеров много. Заинтересовались же им те, на кого работает Александр. Зачем-то же он им нужен, этот киборг. Зачем? Что в нем такого? Хотят раскрыть тайну его разумности и наклепать армию ему подобных? Вполне пригодная версия. Люди, достигшие могущества, редко останавливаются на достигнутом.
Или в нем, в этом киборге, сокрыта другая тайна? Например, тайна вечной молодости. Или вечной жизни. Возможно, система регенерации киборгов позволяет заменять стареющие клетки на молодые и удлиняет эти… как их… теломеры. Камилла что-то об этом слышала. Есть закрытые клиники, где ведутся такие исследования. Те, кто побогаче уже давно могут позволить себе радикальные омолаживающие процедуры. Средняя продолжительность человеческой жизни достигла 95 лет, но им, власть имущим, этого мало. Они желают жить долго, очень долго. Жить, властвовать и становится богаче. Это каким-нибудь рудокопам с Вилды или сезонным гастарбайтерам с планеты Хох терять нечего, рождаются в дешевом жилом модуле и в нем же умирают, а те, у кого в собственности континенты и даже планеты, жаждут вечного обладания и преумножения. И Камилла их понимала. И не находила эту жажду предосудительной. Вот взять хотя бы ее. Вот она достигнет всего, чего желала – станет наследницей Трастамара, займет подобающее ей место в высшем обществе Геральдики, возможно, заключит выгодный брачный союз, затем, с помощью супруга, или сама добьется влияния на уровне Совета Федерации, обзаведется драгоценностями, яхтами, домами и… что же, вдруг умирать? Оставить все, чего она добилась с таким трудом, каким-то наследникам? Ну уж нет! Она тоже хочет жить вечно. И если возникнет возможность поспособствовать исследованиям или даже поучаствовать, она своего не упустит. Вот только выпадет ли возможность? И существует ли связь между киборгом и бессмертием?
А посмотреть на него поближе будет интересно. Правда ли, что он так похож на человека? Камилла видела киборгов. Ошибиться невозможно. Застывший кукольный взгляд, неестественная механичность движений. Даже Irien’ы с их программной многовариантностью сразу выдают себя. А тут предполагается полная тождественность.
Забавно было бы его приручить… Назло Корделии. Креветка говорил, что киборга можно взломать и прописать ему хозяином кого угодно. Именно так и поступают киберворы. Сейчас кстати после того, как сестрица прихлопнула «DEX-company», этот бизнес процветает. Воруют даже 20-летних Mary, старых ни на что негодных метелок. Но этого киборга, как утверждает Креветка, так просто не взломаешь. Хакер собирал материалы по разумным и читал форумы. У них блок подчинения отсутствует. Вернее, он есть, так как является неотъемлимой частью программного обеспечения и впаян в систему намертво. Изъять его – это все равно, что удалить у человека селезенку или поджелудочную железу. Жить можно, но со значительными ограничениями. Поэтому блок подчинения разумных киборгов находится как бы в спящем режиме или заархивирован. Но он есть и этот блок можно разбудить. Почему бы не попробовать? Интересно, если киборг находится в гибернации, его можно взломать? Или необходимо, чтобы он оставался в активном состоянии? Надо будет поинтересоваться у этого… как его… у Скуратова. Пусть он и возглавлял в этой конторе псарню, но какие-то сведения у него должны быть.
Когда Камилла вспоминала о бывшем волкодаве, ее мысль скользила дальше, к его погибшему боссу – Найджелу Бозгурду, пирату и владельцу «DEX-company». Вот за кого бы она, не задумываясь, вышла замуж! Вот кому вручила бы верительные грамоты от заново приобретенного государства. Этот бывший пират – да, да, бандит, котрабандист, наркоторговец, пират! — был мужским вариантом ее самой, ее зеркальным отражением, родственной душой. Она никогда не встречалась с ним, но подробно изучила его биографию. Смаковала каждый факт с замиранием сердцем, с восхищением и жутким, почти болезненным сожалением. Погиб… Он погиб… Она разминулась с ним на дорогах судьбы.
Пока «Алиенора» дрейфовала, подсвеченная яростным сиянием Беллатрикс, Камилла читала собранные материалы по разумным киборгам. Эти удивительные, сложные существа нравились ей все больше и больше. Подумать только – была бездушная, тупая машина, и вдруг в ней пробуждается разум, у нее появляются чувства, привязанности, мечты. Это должно быть очень занимательно – наблюдать. Приручать, дрессировать… Это же по сути сверхлюди! Какой незаменимый помощник или подельник получился бы из такого разумного киборга. Взять новорожденного волчонка и воспитать. Сформировать преданного, ручного убийцу. Креветка и Хряк в одном флаконе. В их улучшенном варианте. И без человеческих заморочек. Без присущих человеку слабостей и пороков. Не в этом ли кроется причина, почему Корделия так привязана к этому киборгу? Он предан ей как собака. Скуратов рассказывал, что Корделия выкрала его из лаборатории, когда умирающего киборга уже отправили на утилизацию. А до этого держали четыре года в научном центре в качестве подопытного. Корделия явилась как избавительница, как добрая волшебница из сказки. Конечно, он ей предан. Наверно, спит у нее в ногах. Или на коврике у кровати. Или, если слухи верны, не только на коврике. Преданный, безотказный любовник. Где бы Корделия со всеми своими деньгами такого нашла? Да еще настолько моложе себя. Найти бы нашла. Желающих, любых возрастов, набралось бы, немало, но нашелся бы кто-то, увлеченный именно Корделией, а не ее деньгами? Сомнительно. Камилла даже на свой счет не питала иллюзий, несмотря на то, что она значительно моложе и привлекательней сводной сестры. Корделии уже за сорок. Киборг в ее случае идеальный вариант. Он у нее и за сына и за любовника. И за всех остальных родственников. Конечно, она к нему привязана. Она бы к человеку так не привязалась, а вот к этой кукле… Скуратов рассказывал, что киберпарень был в ужасном состоянии, когда Корделия его увозила. Даже есть не мог. Все предшествующие недели его поддерживали парентерально. За ним требовался уход. Он умирал. Вот Корделия и взялась поиграть в сестру милосердия. Собственноручно выхаживала на Геральдике. Воспитывала щеночка. Взращивала. И вот результат – спасенный песик намертво прилип к своей хозяйке. Горло за нее порвет. И она ради него не поскупится.
Все-таки интересно будет на него взглянуть. Камилла почувствовала что-то вроде зависти. Как бы она мысленно не ерничала и не насмешничала, мысль о собственной обделенности и одиночестве не оставляла. Вот у нее нет такого киберпесика. Теплого, живого, чувствующего. Говорящего. Преданного. Красивого. Забрать бы его себе… И послать всех к черту.
Только его уже не приручишь. Поздно. Да и каким образом? Память стереть? Так он по большей части человек. Органическую память ни один хакер не отформатирует. Вызвать искуственную амнезию? Это будет овощ. Чем он будет лучше любого другого? Подчинить через систему, реанимировав блок подчинения? Тогда это будет просто киборг, подчиняющийся командам. Киборг на грани срыва. Только каким-то образом обмануть. Внушить мальчишке, что своей покорностью он может защитить любимую хозяйку?
Нет, все не то. Это человека можно купить, соблазнить, запугать. А киборга… Кто-нибудь пробовал соблазнить киборга? Парень ничего не боится. У него иная мотивация, иная шкала ценностей. Он, по сведениям Скуратова, из несостоявшейся линейки «Совершенство». Потому и стоит так дорого. Попробовать, конечно, можно. Креветка попытается реанимировать блок подчинения. И киборгу придется слушаться. Даже самый разумный не совладает с системой, если отдать прямой приказ. Например: «Убей» Этот бывший работорговец Уайтер рассказывал, что украденный у него рыжий киборг все равно его слушался, даже запустил программу самоликвидации, когда хозяин приказал. А тоже был разумный. Сорванный, как их называют. Значит и этот русоволосый красавчик выполнит команду. Камилла мечтательно закрыла глаза.
— Я прикажу ему убить Корделию, — тихо проговорила она, чтобы ощутить вкус этой фразы.
— Вы что-то сказали?
Капитан «Алиеноры» Арлинд Драгаш, невысокий, темновлосы крепыш, развернулся в своем кресле. Капитан всегда одевался в белое, что придавало ему особый шарм. На свою пассажирку он смотрел с почтительным интересом.
— Нет, ничего, — отрывисто бросила Камилла. – Мысли вслух. Есть что-нибудь на лидаре?
— Обнаружено транспортное судно, — кратко пояснил капитан.
— Они?
— Через минуту узнаем.
Эти были они.
Камилла взглянула на пылающую в миллионах километров Беллатрикс и почти приветливо ей улыбнулась. Какая мощь! Какая завораживающая, вдохновляющая сила!
«Калигула» пристыковался к яхте спустя четыре часа. Члены экипажа транспортника, непосвященные в особую «миссию» транспортника, были заблаговременно разогнаны по каютам и заперты. Они подчинились без лишних вопросов, так как не первый год летали с капитаном Винченцо и хорошо усвоили, что крепость сна обратно пропорциональна количеству осевшей в памяти информации. Одним словом, меньше знаешь, крепче спишь. За это им хорошо платят. А что там за дела ведет капитан, они не смогут рассказать, даже если им вколят сыворотку правды. Какие-то люди, какой-то корабль.
Первым из стыковочного шлюза вышел Скуратов. И сердце Камиллы обрушилось по желобу колодца пустым, гремящим ведром. Рот особиста и без того схематично обозначенным на сухом, пергаментном лице, окончательно превратился в трещину. Глубоко посаженные глазки светились, как извлеченные из реактора куски плутония. За бывшим шефом безопасности тащился Макс Уайтер. Камилла перевела на него взгляд и едва не ахнула. Оба глаза подельника заплыли, нос распух, разбитые губы болезненно кривились. Последними на яхту перебрались Креветка и Хряк. Они толкали пустой транспортировочный модуль.
Камилла кивнула на Казака.
— Кто его так?
— Я, — сухо ответил Скуратов.
— За что?
— За тупость и никчемность.
«Калигула» тем временем поспешно отстыковался. Капитан Винченцо даже не удосужился поприветствовать коллегу. Дальнейшая судьба транспортника так же никого на яхте не интересовала.
Из рубки Камилла перешла в кают-компанию. За ней последовали Скуратов и Казак. Хакер и боксер остались ждать распоряжений за дверью.
— Ему нужна помощь, — осторожно начала вдохновительница.
— Не нужна, — еще суше бросил «Лаврентий». – Ему еще повезло. Я мог его убить. И хотел.
— За что?
Казак тем временем доковылял до минибара, извлек бутылку с виски и попытался отхлебнуть. Алкоголь залил разбитые губы. Уайтер зашипел и выругался.
— За что? – повторила Камилла.
— Этот кретин устроил пальбу на станции.
— Зачем?
— Знакомых встретил. Решил поприветствовать. Кретин…
— А что я по-твоему должен был сделать? – захрипел Казак. – Там была эта рыжая тварь.
— Какая рыжая тварь? – не поняла Камилла. – Что вообще случилось? Где киборг?
— Это какое-то невероятное стечение обстоятельств, — мрачно проговорил Скуратов. – Я не верю в совпадения, не верю в случайности, но тут готов поверить в это… проклятие.
— Какое проклятие?
— Проклятие «Космического мозгоеда». Мы решили воспользоваться этим именем, чтобы заманить киборга на «Калигулу» или хотя бы приблизиться к нему на расстояние действия «глушилки». Ясное дело, что на корабль он бы не пошел… Да этого и не нужно было. Я послал этого ушлепка, — Скуратов кивнул в сторону Казака, — на тот случай, если чертов кибер начнет задавать вопросы. Сам пойти не мог. Меня он знает. Макс единственный, кто с ними… с этими чокнутыми знаком, и детектор показал бы достаточно высокий процент. А тут… Как в плохом фэнтези. Произнесли имя и открыли портал, откуда явился демон.
— Зато теперь ты веришь в мозгоедов! – хохотнул Уайтер и снова зашипел от боли.
— Я не знаю, во что я верю. Но видел собственными глазами. Этот проклятый «Мозгоед» пристыковался к соседнему с «Калигулой» порту. Я готовился уже выстрелить из «глушилки», когда они вышли на погрузочную палубу. А этот кретин выхватил бластер!
— Что с киборгом? – тихо, но твердо перебила его Камилла.
Скуратов хмыкнул.
— Он его подстрелил.
— Кого?!
— Киборга. Разрядил в него свой бластер, урод…
— Да ни хрена ему не сделается, чертовой кукле! – подал голос бывший работорговец. – Эти твари живучие. Ты же сам говорил, что с ним что только не делали в вашем исследовательском центре. И я своего по всем ТТХ прогнал. И ничего. Не сдох. И этот не сдохнет.
— Он правда в него стрелял?
Камилла все еще не хотела верить. Стрелять в киборга стоимостью 20 миллионов или даже больше это все равно, что дырявить гвоздями Джоконду.
— Не в него, — вынужденно признал Скуратов. – В рыжего своего. А этот… ну наш который, вышел на линию огня. И получил три заряда.
— В башку я ему не попал, — с каким-то даже сожалением добавил Казак, — значит, не сдохнет.
— Заткнись! – рявкнул на него особист.
— Так киборг остался на «Сагане»? Раненый?
— Ни хрена! – Уайтер и не подумал прислушаться к Скуратову. – Улетел на проклятом «Мозгоеде». К чер-р-ртовой матери!
— Как улетел? Куда?
Камилла вдруг почувствовала, что пол под ногами стал предательски податливым, истончившимся и вот-вот проломится, открыв ей дорогу в открытый космос.
— Я же сказал, к чертовой матери!
— Они отстыковались раньше, чем мы, — мрачно пояснил Скуратов, — потому что не успели начать разгрузку. И сразу «скакнули». А вот куда… Это еще не самое худшее.
— Что может быть хуже?
— То, что они узнали этого ушлепка.
Казак пьяно оскалился. На его распухшей, в сине-багровых пятнах роже улыбка выглядела устрашающе.
— Ага, точно узнали!
— Чему ты радуешься, скотина? Они сообщат в полицию, что ты сбежал. Стукнут своему желтопузому копу. И тебя объявят в розыск.
— Не стукнут. Или стукнут, но позже. – Казак икнул.
— Это почему?
— Да потому что у них на борту двадцать миллионов галактов. Представляете, какая за корабликом начнется охота, если об этом станет известно. В полиции… тоже люди. И тоже хотят кушать.
Казак снова отхлебнул виски, поморщился и подмигнул. Камилла и Скуратов переглянулись.
— Они зашухарятся где-нибудь в Магеллановом облаке или в Конской голове. И будут сидеть, пока все не утихнет, — продолжал беглый пират.
— В этом есть резон, — согласился «Лаврентий». – Не думаю, что капитан Петухов поспешит предать гласности свое участие в инциденте. Какое-то время, пусть и недолго, они будут скрываться, уходить от излишнего внимания. Даже не сразу сообщат о случившемся Корделии. А вот что они предпримут потом…
— Мы не будем ждать того, что они предпримут! – решительно заявила Камилла. – Мы заставим их вернуть киборга.
— Каким образом? – В голосе Скуратова звучала насмешка. – У нас нет таких полномочий, нет флота, чтобы гоняться за ними по Галактике. И да, нам тоже желательно не привлекать к себе внимание.
— А не надо гоняться, — улыбнулась Камилла. – Он сам придет.
— Кто?
— Киборг.
— С чего это вдруг?
— Если узнает, что его ненаглядная Корделия у нас.
Видимо, потому что процессор отказывался служить, он почти не помнил пути домой. Хотя какие-то обрывки картинок значительно позже всплыли в органической памяти. Например, как Иван вызывал такси. Как звонил Андрею Дмитриевичу. Как родители приехали домой раньше, чем они. Как тётя Наташа велела всем раздеваться у порога, и как он выполнил это распоряжение, а дядя Андрей приказал «немедленно надеть трусы и не сверкать». Всё это слилось в сомнительную какофонию звуков и видов, которые волной накатывались на воспалённый мозг, только усиливая состояние безнадёжного ужаса.
Дима помнил, что Андрей Дмитриевич ещё при первой встрече велел выучить Уголовный Кодекс. Парень мысленно пролистал страницы и ужаснулся, осознав: его должны были бы наказать по сто пятой «убойной» статье. «Лучше пусть Иван скорее отключит, — успокаивал сам себя Дима, — чем такой позор, всем Курчатовым!».
К ночи он устал ждать отключения настолько, что стало ломить где-то в затылке. Его знобило. Стало казаться, что всё что с ним происходило за последние два года на планете — это просто сон, а он по-прежнему в стасисе, или даже на корабле.
Вот сейчас старый хозяин, без замаха рукояткой бластера, ударил его по голове. Немного чувствительно, даже неприятно, но эта боль помогала ему чётче видеть. Выцветающие краски ночи быстро приобрели цвет.
«Как странно, — подумал он, — я лежу на диване, как хозяин-человек».
Дима широко раскрыл глаза, всматриваясь в темноту, и, желая знать, что происходит в квартире, куда делся этот противный подозрительный старик, где Ба, и почему не слышно тети Наташи. Но в темноте спальни не было видно даже потолка.
Парень хотел включить дополнительное зрение, но кто-то сердито заворочался в голове, и ему стало казаться, что он летит. «Что со мной? Куда я падаю? Почему молчит процессор?» — совершенно спокойно подумал он.
Показался луч света, и в этом узком странном раздражающем резком белом свете он увидел неестественно сосредоточенное, совсем не воинственное и не злое лицо дяди Андрея. Он что-то говорил ему. Но Дима не понимал слов.
Наконец, появился Иван, и киборг попытался встать, как положено, правильному техническому средству перед отключением. Но тело стало неподатливым, и он смог рассмотреть, какое испуганное лицо было у хозяина, прежде чем навсегда закрыть глаза…
***
В Москве заходящее солнце отбрасывало от каменных «сталинок», парадным строем стоящих вдоль Кутузовского проспекта длинные тени, когда такси, с весьма недовольным водителем, выгрузило, наконец, грязную молчаливую компанию, от которой отчётливо несло болотом. Оставалось только радоваться, как им повезло достаточно быстро приехать домой.
Дима молча шёл, чеканя шаг, будто в него забили алюминиевый костыль. Израильтянин не паниковал, спокойно направляясь к подъезду. И, только, поднявшись на три ступеньки, поднял глаза от тротуара и оглянулся. Маленький, заросший сиренью, внутренний дворик тонул в розовых сумерках заката.
— Вы не бойтесь, — подбодрил его, с ужасом ожидающий встречи с родственниками, Ванька. — Мы не террористы и не безумцы какие-нибудь. Просто так вышло…
— Рад слышать. Вы хорошие парни. — Покладисто согласился агент МОСАДА.
Иван глубоко вздохнул и, сделав над собой усилие, зажмурившись, сделал шаг навстречу с ожидавшими его родителями…
Воздух вокруг парня стремительно закручивался спиралью, формируя тайфун, в середине которого сейчас шагала авантюрная троица. Мир был тих и свеж. Солнце светило. Шелестели машины со стороны проспекта, скрипела парадная дверь. Единственным признаком разбуженной энергии, была криво стоящая отцовская машина, занимающая три парковочных места… Курчатов младший посмотрел на неё и отчётливо увидел созданную этим действием взрывную центробежную силу, в виде сплошной стены урагана, локально формирующегося в квартире на четвёртом этаже…
***
— И не смей мне больше рассказывать про приметы! — в третий раз сообщил прокурор жене, лихо собирая штрафы на шоссе по дороге домой…
— Смотря про какие, — парировала Наташка, в сотый раз сообщившая о превышении скорости. Ей было совершенно наплевать на старого еврея, которого бодро волок в дом её расчудесный отпрыск.
— Ну, например, что я, проснувшись сегодня утром, встал не с той ноги…
— Успокойся, родной, в твоём возрасте проснуться утром — это уже хорошая примета!
— Что ты хочешь этим сказать?
— На дорогу смотри!
— Твой сын вовлёк меня в преступную деятельность. Ты ждешь, чтобы я остался без работы?
— Почему ты решил, что это только мой сын? У тебя вообще совесть есть?
— Совесть есть, но с собой не ношу, боюсь потерять. Я не понимаю, почему он приволок в Россию агента МОССАД. Это ты всегда увлекалась сионизмом…
— Ха! Все мальчики в его возрасте этим занимаются!
— Мой сын не пидорас!
— Не пори чепухи!
— Ты, вообще, подумала, что сейчас сказала?
— Я сказала, что живу двадцать лет с законченным занудой! Держи себя в руках!
Уходившее лето дарило москвичам щедрые плоды, богато разложенные по обочинам дороги. Огромные тяжёлые арбузы, декоративно разрезанные заботливыми руками представителей жаркого юга, радовали глаз алой мякотью, густо присыпанной маленькими чёрными точками косточек, напоминая о густом сладком соке, готовом излиться в подставленный рот. Рядом красовались оранжевые бока подмосковных мелких груш и аккуратно переложенного газетами синего инжира, в сбитых из штакетника ящиках…
— Останови, — решительно велела спутница жизни. — Я арбуз куплю. Гостя накормим.
— Выбирай покрупнее, в нём селитры больше, — буркнул прокурор, сдаваясь…
***
Вечер, начавшийся для Курчатовых с сухого напряжённого «здравствуйте» всё-таки приобрёл, часа через два-три, подобие почти семейного ужина, со старым то ли родственником, то ли знакомым, но в любом случае не врагом. Уставшая Наталья Николаевна, постелив гостю в комнате Ба, внутренне славя оптом всех богов Израиля, Арабского мира и русского Христа, за ниспосланное чудо отсутствия в доме старшей родственницы, домывала посуду. Обычно, ей помогал Димон, всегда крутившийся перед сном на кухне, в надежде на лишний бутербродик и поцелуй в лоб, совершенно точно необходимый ищущему тепла и ласки «дикому мальчику». Не узрев последнего, она погоняла полотенцем доедавшего плов из сковороды Ивана, и, выгнав обнаглевшего прокурора, решившего «принять на грудь ещё пятьдесят», отправилась выяснять, чем же занят её последний «скиталец».
Дима спал. Немного, удивлённо, посмотрев на кажущееся, в свете попавшей в комнату круглой яркой луны, измождённым лицо, женщина поторопилась выйти, чтобы не разбудить всегда спавшего чутко «ребёнка». Но услышав тихий стон, вернулась и замерла. Наташу поразил его невероятно больной вид. Неумело зачёсанные назад волосы слиплись, открывая в полутёмном помещении совершенно белый, слоновой кости, замечательной красоты лоб и невероятные глаза. Тонкая, смешно торчащая из-под одеяла шея делала его хрупким и юным, совсем мальчиком. Ей почему-то пришло в голову, что он умирает, и женщина, коснувшись рукой, замерла. Дима пылал. Наталья Николаевна охнула и, включив свет, позвала бурчащего прокурора. Затем загремели на кухне пузырьки, и, вернувшись к лежащему без чувств раскрытому телу, кроме изнурённого вида, мать, с ужасом, рассмотрела его крайнюю степень истощения.
— Алиментарная дистрофия… — сообщил пространству стремительно трезвеющий отец.
— За сутки? Нет. Это эндокринология. Дима, Димочка ты слышишь меня?
— Скорую?
— Угу, чтоб к бомжам в отстойник отвезли. Подожди, надо подумать, кого просить. Сейчас я ему анальгин с димедролом сделаю и решим. Ты уверен, что инопланетян умеют правильно лечить в наших больницах?
Слышавший всё, до последнего слова, Агей решил, что Москва очень интересный город…
***
…Киборг, медленно спускавшийся по узкой горной тропе, едва держался на ногах: пальцы, готовые разжать оружие, давно сведённые приказом; голова склонилась вниз. Он очень ослаб. Временами сознание надолго покидало его, и только сильные толчки в спину, заставлявшие процессор вертикализировать полумертвую оболочку тела, иногда пробуждали мозг, и киборг начинал видеть перед собой красную строку уходящих в безвестность процентов оставшейся жизнедеятельности. Повстанцев не хотел прятать никто. Даже отшельники-пастухи сообщили, что не потерпят больше беглых заключённых на своей территории. Перепрошитый тюремный охранник, ненавидимый всеми, покорно нёс оружие и вещи, не получая взамен ни еды ни воды. Временами его сознание, рвущееся из тисков процессора, выдавало удивительные, совсем не свойственные искусственному интеллекту мысли: «Когда он упадёт в эту пропасть, то сколько часов он будет там корчиться со сломанным позвоночником, прежде чем жизнедеятельность совсем прекратится?»; «А если их найдут дроны с базы, то приказ «Умри!», намного предпочтительнее?». Но несущий беглецам спасение корабль, с некоторой вероятностью, может успеть, тогда его конец будет значительно медленнее и мучительнее. Он хотел быть. Он не хотел жить. Он вынужден был существовать. Пожалуй, тогда, триста лет назад, в том, ином, мире, его мозг самостоятельно захотел! Просто быть и дышать не стиснутой имплантами грудной клеткой!
Не потому ли киборг кружил, заметая следы, пряча беглецов под арочными сводами горных троп, невероятным своим усилием как-то вывел к посадочному модулю и был взят с собой.
Но теперь, после услышанного крика друга-хозяина «Убью!», что-то окончательно сломалось в его старом процессоре и надломилось в душе. Киборг Дима хотел умереть. Человек Дима не хотел больше жить. Мальчик Дима боялся смерти…
***
— Заинька, давай попей! Вот умница моя, открывай глазки! Димочка! Дима… ну ещё глоточек, молодец!
— Мам, смотри, очнулся! Димон, ты эт, давай, живи уже!
— Как ты нас напугал, скелетина ходячая!
Киборг умер. Не было Красной строки в голове. Сгоревший старый процессор молчал. Дима открыл глаза и сказал, с трудом разлепив сухие губы:
— Мамочка…
Наташа вздрогнула, всхлипнув, погладила его по непослушным вихрам и тихо сказала:
— Всё хорошо детка, маленький мой сынок…
Геро косился на неё недоверчиво, но приказание исполнил. Она обошла пруд и привела к открытому манежу у самых конюшен. Там один из конюхов водил по кругу вороного жеребца — фриза.
Жеребец был доставлен из Голландии всего несколько часов назад. Это был изумительной красоты шестилеток, с широкой грудью, лебединой шеей, с волнистой, ухоженной гривой, с шелковистыми щётками над круглыми копытами. Двигаясь по кругу, жеребец не выказывал нервозности. Напротив, двигался величаво и плавно.
Герцогиня сделала знак, и конюх приблизился, ведя коня под уздцы. Геро всё ещё ничего не понимал. Принцесса бесстрашно погладила жеребца по длинной морде. Её алебастровая рука стала похожа на белую кожаную заплатку поверх бархатистой шкуры.
— Я подумала, что тебе не помешает компаньон, — всё так же ласково проговорила она. – Ты неразговорчив, а он тем более молчалив.
Геро стал понимать. Он в изумлении смотрел на чёрного фриза, который не то от любопытства, не то от нетерпения, утомлённый паузой, потянулся к нему, пофыркивая и раздувая ноздри.
Геро вспыхнул, как мальчишка. Ещё недоверчивый, ошеломлённый, он протянул руку, и жеребец ткнулся ему в ладонь мягкими, тёплыми губами. Он ждал угощения. Но, казалось, не был разочарован. Шумно вдохнул, изучая запах того, кто стоял рядом. Обнюхал рукав и бережно прихватил зубами. Конюх потянул было его прочь, но Геро почти просительно воскликнул:
— Нет, нет, подождите.
Герцогиня вновь незаметно повела рукой, и конюх удалился. Она сама чуть отступила и, опершись о перекладину, смотрела на своего любовника.
Вот он, живой, изумлённый, счастливый. Да, он счастлив, действительно счастлив, неподдельно, искренне, он не может сдержаться, скрыться за свою привычную скорбную холодность. Его глаза горят, на щеках румянец. Мальчишка, мечтательный, наивный, не ведающий утрат, познающий мир в первой, робкой попытке, потрясённый его чудесами, многообразием и красотой населяющих его созданий.
Герцогиня ждала. Он должен вспомнить и о ней, дарительнице. Это она только что сотворила чудо. Он вспомнил. И вновь усомнился. Он будто не узнавал её, видел впервые, вглядывался пристально, задаваясь вопросом: «Как такое возможно?»
Похоже, что в то утро он впервые её увидел. Впервые различил черты женщины, с которой больше года делил постель. На вспыхнувшем юном лице подлинная, светлая растерянность. Неужели он ошибался?
Он создал себе образ, вылепил из серой, пористой глины полую изнутри фигуру, наделил эту фигуру голосом, жестами, дыханием, настроением, нравом, а в самую полость поместил её, настоящую, лишив голоса и возможности оправдаться. Там, в тёмной, душной глубине она пребывала оклеветанная, пока он вел свою борьбу с гипсовой копией, пока обвинял эту копию и вздрагивал от её прикосновений. А каковы могут быть прикосновения воссозданного из глины пустого голема?
Он сам себя запугивал и обманывал. Соорудил огромное пугало и жил в его тени.
Геро, стыдясь своего заблуждения, отпустил глаза, затем снова взглянул на неё. На губах – робкая улыбка. А во взгляде та самая, давно утраченная благодарность.
Она хотела поцеловать эти губы, желая сорвать с них отголосок страсти, насладиться этой страстью едва ли не впервые, вкусив её вместо отлаженной любезности, впервые глотнуть настоящего душистого вина вместо забродившего уксуса. А затем прижаться щекой и виском, отыскав их горячую пылающую противоположность, и поймать трепет ресниц, длинных, шелковистых ресниц растерянного подростка. Чувствовать его рядом, разоблачённого, расколдованного, немного утомлённого жарой, отчего кожа его слегка повлажнела под сорочкой, взволнованного и удивлённого.
Однако, она сдержалась. Ещё не время. Она не будет спешить. Ещё не время собирать урожай. Её требование оплаты будет слишком явным, и порыв его сойдёт на нет. Он должен увязнуть поглубже.
Герцогиня ограничилась только небрежным поцелуем в щеку. Он сделал попытку поцеловать ей руку, но она не позволила. Нет, нет, никакой награды. Это подарок, игра великодушия.
В ту ночь она сослалась на недомогание, чтобы остаться одной. Жертва значительная, ибо её всё ещё преследовал запах его нагретых солнцем волос. Чтобы отогнать видение, заглушить голос, ей пришлось укусить подушку, даже заполнить свой рот шёлковым кляпом.
Сама себе она представлялась хищником, наложившим на себя изнуряющий пост.
Хищник, добровольно подвергающий себя истязанию, заключивший себя в чувственную власяницу. Цель этого поста — не исцелиться от страсти, а нагулять аппетит, сделать будущее поглощение ещё более острым. На миг ей стало неловко, даже стыдно. Она вспомнила его сияющие глаза, румянец на щеках. Он ни о чем не подозревал, он ей верил. Она разыгрывала сложный гамбит — но зачем?
Её цель – добиться проявления чувств, их пароксизма, взлёта, чтобы расшевелить онемевшую плоть.
Жизнь — это всегда движение, борьба, заострившийся коготь. Но чувства уже есть, он испытывает благодарность, более того, он удивлён, он в крайнем недоумении. Пусть его чувства — только вспыхнувшие угольки, в её силах раздуть их в настоящий пожар. Она может удивлять его дальше, заставить трепетать в ожидании, вновь испытывать благодарность, а за благодарностью придёт нечто другое, более ценное. Она может удивить его своим преображением. Разрушить затвердевшую конструкцию пленника и его тюремщика.
Если он заместил её гипсовой копией, то и она поступила так же. Она точно так же отвела ему указанную форму, тесную и неудобную. Она велела ему там оставаться, невзирая на все тяготы и неудобства, на вонзившиеся в тело шипы и гвозди. И чтобы вызвать стон или услышать слово, прокручивала рычаг, выдвигающий стержни. Так она понимала его предназначение. По-другому и быть не могло. Она способна действовать только так, а действовать как-то иначе равноценно мировому смещению. И всё же…
Всё же она чувствует неловкость, даже жалость. Она уже не раз познала это чувство – жалость. И даже стыд.
Сознаёт, что поступает неправильно. А как поступить правильно – не знает. Есть запотевшее пятнышко на зеркальной глади рассудка. Сомнение, знак свыше, будто кто-то запредельный грозит пальцем, и даже не грозит, а сожалеет, предлагает замедлиться. Пусть будет так, она учтёт предостережение. Она предоставит своему любовнику выбор. Она не будет принуждать его. Она всего лишь позволит событиям происходить. Он сам решит — следовать ли ему по пути благодарности или разочаровать своей слепотой.
Она, со своей стороны, готова внести изменения. Этот румянец на его щеках стоит того, и нежный рот уже не прямая, твёрдая линия. Королевская дочь готова смягчиться и предоставить ему большую свободу. Но если на её великодушие он ответит чёрной неблагодарностью, пусть пеняет на себя.
Геро походил на юного наследника, которому подарили охотничьего щенка. Правда, щенок в холке доставал своему хозяину до плеча. Но Геро, похоже, принимал фриза, как внезапно обретённого друга. Было ясно, что Геро, выросший в городе, к тому же без достаточных средств, видел лошадей в чужих конюшнях. Воспитавший его епископ велел перестроить бывшие в особняке конюшни и превратить их в странноприимный дом, где находили приют все несчастные, кто лишился крова. А если епископ куда и отправлялся, то шёл пешком или пользовался любезностью состоятельных прихожан.
Для Геро лошадь была недостижимой роскошью, пришельцем из иного мира, и для начала он как будто изучал язык этого пришельца. Он искал дружбы животного, чем вызывал недоумение конюхов и всей дворни.
Но удивлялась недолго. Фаворит оправдывал свою репутацию. Дурачок, юродивый. Геро с утра отправлялся навестить своего нового друга, прихватив лакомство — хлебную корку или половинку яблока. Чёрный фриз быстро смекнул, что этот двуногий щедр на угощения и бесцеремонно лез шершавым языком едва ли не в карман.
А Геро, вероятно, спутал этого тяжеловесного питомца с собакой. Он гулял с ним по огромному огороженному лугу, как будто фриз и в самом деле был щенком. Жеребец мотал головой, пофыркивал, бил копытом, пятился, как будто приглашал побегать наперегонки.
Геро в ответ разводил руками, будто отвечал: «Прости, друг мой, мне ли с тобой тягаться? У тебя четыре ноги, а у меня всего две». Разочарованный жеребец носился по кругу, переполненный своей животной силой, которая двигалась, перекатывалась под атласной шкурой, вспучиваясь от переизбытка. Затем возвращался к человеку и по-собачьи совал длинную морду под ладонь, выпрашивая уже не лакомство, а простую ласку.
На эти удивительные представления тайно сбегалась вся свита. Огороженный луг у конюшен был виден из окон охотничьей галереи. Спускаясь, герцогиня не раз находила там фрейлин и горничных, которые смущённо пятились от высоких окон, бормоча оправдания, и благоразумно исчезали.
Не смущалась только Анастази. Даже не пыталась скрыть своего благоговейного интереса. Зрелище в самом деле было завораживающим.
Магия, колдовство. Как иначе мог бы объяснить чудеса озлобленный, завистливый смертный, признающий только магию власти? Этот невежа узрел бы в этой дружбе вмешательство дьявола. Как иначе мог бы человек обрести такую власть над животным, не прибегая к хлысту и железным удилам? Как смог он говорить с бессловесной, безмозглой тварью, чья участь — ходить под седлом? Как смеет он грешить, признавая эту низшую тварь за равного себе? Разве не сказано в Писании, что человек сотворён по образу Господа, а все прочие существа есть прах, неразумная, бездушная плоть, призванные служить и подчиняться?
Кто из смертных упадет столь низко, чтобы говорить с животным? Кто этот смертный? Грешник или святой?
Сама герцогиня не терзала себя подобной дилеммой. И происходящему не удивлялась. Эта магия была ей знакома. И пугающе недоступна. Это было то самое волшебство, что было угадано в этом мальчике с первой встречи — его диковатая подростковая невинность, его неистребимая вера, его божественная любовь.
Эта магия любви пугала и завораживала, рождала в неумелых сердцах слепую зависть. Ту же скребущую когтём зависть, ту же грызущую обломанным, подгнившим клыком ревность рождает сверкающий талант в немой и глухой душе, в скучном ремесленнике, покрывающем глиняные горшки аляповатой глазурью, при взгляде на летящие образы Джотто. Она знала это чувство и уже привыкла к нему, как к заунывной боли. Боль эту не изгнать, не излечить. Только принять, как данность, как уродливый шрам или родимое пятно.
Если она по слабости своей позволила ему жить, чтобы он своим существованием взращивал в ней эту боль, то ей ничего другого не остаётся. Ей придётся платить за обладание редким сокровищем, как платит свою цену завоеватель, изнывая от страха, вздрагивая от малейшего шороха.
За все надо платить, за власть и за любовь. Если пожелаешь обрести свободу — откажись. Отрекись от престола, покинь завоёванный город. Обрати все неутолённые желания в прах. И наградой тебе послужат покой и свобода. Затхлый омут бесчувствия. Желает ли её высочество такой свободы? Демон не раз задавал ей этот вопрос. И каждый раз она отвечала: «Нет!» Нет! Она желает этих мук и страхов завоевателя. Желает жить и владеть сокровищем.
Представления на лугу тем временем продолжались. Жеребец, казалось, был огорчён тем, что его новый друг не так быстр, и нашёл выход, позволяющий ему щедро делиться силой. Он подставил спину неумелому всаднику.
Геро понял не сразу, почему жеребец забегает вперёд, преграждая ему путь. И не понимал до тех пор, пока догадливый фриз не остановился рядом и не подогнул передние ноги. Жеребец не был ни оседлан, ни взнуздан. Он уже несколько дней бегал на свободе, и взобраться к нему на спину удалось бы только опытному наезднику. Всхрапнув, конь замер, и только тогда Геро понял, что благородное животное делает ему подарок. Без принуждения и запугивания, без металлического трензеля и хлыста. Дружеское служение, без унижения одного и превосходства другого.
Геро колебался, но подарок не отверг. По тому, как он неловок, герцогиня догадалась, что это едва ли не первый его опыт в верховой езде. И сразу без седла и стремян. Из предосторожностей — только расположение бессловесного животного, но Геро доверился. Лошадь — не человек, которого Господь одарил разумом, а дьявол — хитростью и тщеславием, лошадь чиста в своих помыслах. Фриз чувствовал неопытность всадника, его настороженность, и шёл медленно, даже не встряхивал головой. Сорвись он в галоп, Геро не избежал бы падения и увечья.
Первый опыт длился недолго, Геро вскоре соскользнул по шелковистой шкуре, видимо, слегка утомлённый непривычным занятием. Он даже повалился на траву. И, похоже, смеялся. Да, он смеялся, закинув руки, обратив юное лицо к небу.
На следующий день на жеребца надели седло. Это приказала герцогиня, опасаясь, что эти опыты езды верхом без стремян могут всё же окончиться увечьем.
Геро, обнаружив своего любимца взнузданным и осёдланным, внезапно утратил свою прежнюю живость. Он долго что-то шептал фризу, будто просил у того прощения за недоверие и рабские оковы. Но фриз только пофыркивал от нетерпения. С тех пор Геро ездил верхом каждый день. Конь и всадник были терпеливы друг с другом. Один прощал неровную, порывистую рысь, прыжки и курбеты, а второй – неумелый перебор поводьев, скошенный трензель и невнятный посыл.
Но вскоре все эти мелочи сгладились, Геро стал держаться в седле гораздо уверенней, а фриз с плавной рыси перешел в легкий галоп.
Посвящается Надежде Михайловне Трушкиной
…Мелькнуло виденье и оставило след.
…След в моей памяти, смуту на сердце.
Я художник … Бывший. Сейчас руки кисть и карандаш не держат. В молодости, денег не было, я летом ездила с геологами и археологами, подряжаясь на нужную им работу. Мое первое поле случилось в 1978 году.
Мне посчастливилось, я попала в отряд к известному ученому — геологу Павлу Петровичу Шиловскому. Это было его первое отечественное поле после десятка лет работы в ГДР. Ему было необходимо за полтора месяца заново познакомиться с огромным регионом — Казахстан, Узбекистан и Киргизия. Последняя скорее для души, чем по работе …
***
В начале мая мы должны были отправить из Фрунзе второго геолога с отчетом и встретить его замену. Я не знаю, как Павлу Петровичу удалось так организовать работу, чтобы подарить нам радость — поездку к Иссык-Кулю.
Ездили мы по местам безлюдным, иногда ненадолго останавливались вблизи, но в стороне от стационарных партий. Разбивали палаточный лагерь. Четыре маленьких палатки по числу людей и одна большая — кухня. Самая длительная стоянка дней десять, остальные по три-четыре дня. Это было настоящее кочевье… Пустыни и горы. Места в которых живет мало людей и никогда не забираются туристы.
Меня зачислили коллектором, но практически я занималась готовкой. В немногое оставшееся время писала, чаще рассветы и закаты. Впечатлений было так много … И не всё удалось написать…
Вот с таким одним не случившимся у меня пейзажем я и хочу Вас познакомить.
Фото из сети: Закат на Иссык — куле
«Я дерусь, потому что дерусь!»
Светящиеся буквы на фоне темного неба вспыхивали пронзительно-синим, постепенно выгорали до багрового, и снова ярко-синяя вспышка – каждые три минуты, своеобразный таймер Деринга.
Отсюда, с балкона оракул его знает какого этажа, лазерный слоган над стадионом скорее угадывался, чем читался на самом деле. Впрочем, высота не причем, просто ракурс неудачный – со стороны космопорта надпись была видна четко и сверху, Стась обратила на нее внимание еще в отстойнике, пока Бэт и остальная команда проходили таможню. Сама она освободилась раньше – рабы шли через особый терминал, вместе с домашними любимцами, да и проверяли их куда менее дотошно. Забавно. Меньше прав – больше свободы. Например, свободы любоваться припортовыми пейзажами этой самой… кстати, а действительно, как она называется, эта планета? Спросить у кого, что ли? Помнится, ее тогда восхитила еще одна грань свободы – можно спросить, а можно и не спрашивать, выбор только за ней самой. Пустячок, а приятно…
***
— Извини.
— А-а, пустяки! — Бэт умел скрывать огорчения. Когда хотел. — Давай-ка я тебя лучше просканирую.
Она не стала возражать, все еще чувствуя себя виноватой. Хотя и была уверена, что повреждений на этот раз особых нет. Ключица — это ерунда, пара минут в реакамере.
— Как я и думал. Быстро в камеру, пока отек не начался! Потом отдыхай, а через сорок минут опять спарингнешься с Медведем. Не торопись, время удвоено. Сделай вид, что испугалась, он поверит, теперь-то как раз и поверит. Видишь, как все удачно складывается? Но не переигрывай. А если будешь падать — не залеживайся, он любит добивать лежащих ногами. И помни про его стимулятор. Он обречен.
Бэт не предложил отменить встречу. И Стась не была уверена в причине этого — действительно ли он верит в нее, или просто хочет, чтобы она сама верила. Интересно, сколько он потерял? Даже спрашивать страшно, Чемпионат Деринга — это вам не хилые полулегальные стычки по праздникам, здесь счет на световые.
Если немного повезет, можно протиснуться в призовую десятку. Один проигрыш на шесть побед и две продленки — шансы весьма неплохие.
А призовая десятка — это полуэра.
И пусть даже восемьдесят пять процентов принадлежат Бэту как хозяину — все равно можно запросто выходить из игры и больше ни о чем не беспокоиться…
Стоять было сложно, ноги дрожали и подкашивались. Да и шея ныла. Стась немного подумала, и легла на перила грудью, уперевшись в полированный камень локтями и уложив тугой жгут огненно-красных волос змейкой перед собой, благо ширины перил как раз хватало. И ногам, и шее сразу стало легче. Конечно, можно было бы сесть в стоящий за углом шезлонг, но до него ведь еще тащиться. Да и поставлен он так, чтобы наблюдать за стартами, а Стась не хотелось смотреть в сторону космопорта. Ее уже тошнило от перелетов.
Камень балконных перил оказался неожиданно теплым. Интересно – просто накопитель или внутренний подогрев, как у пола в бассейне? Скорее всего, накопитель – какой резон отапливать улицу, а дни тут жаркие. Наверное. На стадионе, конечно, климат искусственный, но сейчас уже ночь, а все равно не холодно, и ветер теплый.
Она пропустила кончик косы между пальцами, хмыкнула – волосы были скользкими. Очень скользкими.
Еще одна безумная идея Бэта. Сработавшая, как и все прочие его идеи, тоже казавшиеся поначалу безумными. Иногда она думала – а бывают ли у него вообще несработавшие идеи?
— С этим не церемонься — он маньяк. Сразу вырубай, не дай себя схватить. У него руки – как челюсти у питбульгиены! Не вырвешься. Даже ты.
— Да ясно мне, ясно…
Влажное полотенце мажет по лицу, свисток режет уши и тут же сильным толчком Стась буквально швыряет вперед, в центр ярко освещенного круга. Видимого ограждения у ринга нет, лишь управляемые силовые поля, что эффективнее.
И эффектнее.
Или надо говорить не «ринг» а «татами»? Впрочем, нет — татами вроде бы квадратная… или квадратный? Черт его знает, восток — дело тонкое…
Стась еще не успела устать — «маньяк» был только третьим. Руки у него работали как поршни, и он стремился вперед, о защите не думая. Стась вырубила его чистенько, на восьмой секунде. Вырубила жестоко и наверняка — убийц она не переносила органически, сказывалось тсенское воспитание.
Расслабилась, обвиснув в силовом коконе. Она еще не устала, но зачем без нужды выпендриваться? Закрыла глаза.
— С этим не спеши, помотай на длинной. У него — капоэйра, выглядит красиво, но выдохнется быстро. Он не опасен, так что устрой спектакль, пусть народ порадуется. Играй на ускользание, ясно?
— Да ясно мне, ясно…
Акробатика — штука красивая, кто же спорит? Прыжочки, кувырочки, ножнички-мортальчики там всякие. Зрелищно. Гораздо более зрелищно, чем Стойка-тени-за-спиной. Да только вот имеется два «но», как же без них…
Первое — сил забирает уйму. А Стойку тени можно сутками держать — и ничего. А второе «но» — время. Зрелище будет восхищать первые минуты две. Ну – три, отсилы. Потом вызовет скуку. Потом начнет раздражать…
Стась потянула почти шесть минут, прислушиваясь к реакции зала, потом решила – можно.
Имидж нужно каждый день вдалбливать публике, если хочешь выжить. Твой главный соперник не на ринге, а там, в креслах за силовыми полями. Так сказал Бэт, и кто она такая, чтобы спорить?
Федерация Свободных Миров (ФСМ). Государственная система, ядром которой стали три древнейшие колонии Солнечной. Более двухсот лет назад планеты Гведи-з, Юрга, Кондор объявили о выходе из состава СФ, и начали развивать независимую инфраструктуру. Со временем к содружеству независимых миров, так тогда официально они назывались, присоединилось еще несколько развитых планет. Тогда же появилось современное название. Новая структура начала расширять зону влияния, зачастую не путем новых открытий, а за счет колониального и ресурсного резервов Солнечной. Методы при этом использовались самые разные, вплоть до военного захвата. Впервые жестко интересы ФСМ и СФ столкнулись около полувека назад, тогда уже ФСМ могла выставить нешуточный военный космический флот. Единственный его недостаток состоял в том, что за основу брались корабли, построенные на верфях Солнечной. Именно тогда произошли события, которые позже станут называть «Войной одного дня». Первое серьезное столкновение показало, насколько ФСМ отстает от нас в технологическом плане, и последующие годы гведи целенаправленно готовили военное вторжение в пространство СФ…
Учебное пособие «Курс современной истории: система координат»,
Флора, «Орс», 312 г. к. в.
Лаура, уйдя в виртуальность, держала связь с планетой назначения. Капитан стоял за ее креслом, ждал результата. Из коротких реплик, которые иногда бросала инженер связи, понять ничего конкретного было нельзя. Вахтенный штурман Регина Ош тоже поглядывала от своего пульта на происходящее. Хотя должна была следить исключительно за показаниями приборов. Сверху, на дубль-пульте, что-то неистово пищало, Чени тихо ругался, пытаясь это «что-то» утихомирить.
Писк Димыча достал, он в два шага поднялся наверх. В ту же секунду настала тишина.
— Это он вас испугался, Дмитрий Евгеньевич, — попытался оправдаться Чени.
— Устранил или выключил?
— Была ошибка на контроле координации. Сейчас уже все в норме.
Димыч пожал плечами и вернулся к пульту связиста.
Лаура, не дожидаясь вопросов, доложила:
— Археологи готовы принять груз. И у них есть одна просьба.
— Что за просьба?
— В этой же системе есть еще планета, которая их интересует. Планета первого типа, с атмосферой. Данные они перешлют пакетом. Они просят провести предварительную разведку, сделать снимки, ну, как обычно. Собираются по завершении работы перебазироваться туда. Это не займет много времени.
-А раньше-то о чем думали? Они здесь, вроде, не первый год.
— Не знаю. Начальника экспедиции зовут Джим Морис, его и расспросите, если интересно.
— Ясно. Санкция Первого отдела у них есть?
— Разумеется.
— Регина, что у нас с орбитой? Данные на посадочный коридор мне на пульт, пожалуйста.
Регина поспешно вернулась к расчетам и графикам, подключилась к инфосети и выпала из реальности.
Вскоре перед капитаном высветились полные данные о возможном времени посадки.
— Отлично. У нас три часа. Пилотом на планету — Коновалов, дежурным на погрузку и разгрузку — Лаврин. Вторым пилотом возьмите Аска. Пусть покажет, на что способен. Экипажу посадочного челнока заняться его подготовкой. Остальные по штатному.
Регина вздохнула. Начиная с той памятной вечеринки, капитан старался как можно реже обращаться к ней лично. И в очередной раз продемонстрировал, что в грош не ставит ее, как пилота. «Возьмите Аска!». Понятно, что скорей всего, в первом же порту он предложит ей покинуть борт. Что еще ждать от этого зануды.
— Кстати, — сообщила Лаура, — экипаж во главе с капитаном приглашен в гости.
— Передайте, что мы принимаем приглашение и прибудем сразу после разгрузки. Кроме вахтенных, разумеется.
Регина быстро прикинула в уме. Ее вахта заканчивается как раз через три часа. Если Коновалов уйдет на планету, то вахту, скорей всего, примет или сам капитан, или Чернов, старший навигатор. В любом случае, шанс побывать на другой планете у нее, оказывается, есть.
База у археологов оказалась солидным стационарным зданием на краю посадочного поля. В разреженной атмосфере висели взбудораженные электричеством кварцевые пылинки — словно искры белого снега. Очень красиво. Илья Коновалов, как старший пилот, по прибытии отрапортовал Лауре, что «на грунте» и что «посадка прошла в штатном режиме». Со вздохом пристегнул шлем. От станции уже катились на широких гусеницах погрузочные автокары. Целых две штуки.
— Интересно, давно они здесь обосновались? — зазвучал в наушниках голос Аска.
— Это старая база. — Коновалов прикинул в уме,- лет десять назад она уже существовала. Только вон без тех ангаров. Их, наверное, недавно возвели.
— Да что им тут искать столько лет?
На этот раз отозвался Растам. Он как раз активировал внешний люк. Все трое перешли в тамбур и ждали, когда выровняется давление.
— Это известная история. Здесь нашли остатки какой-то древней цивилизации. И что самое интересное, цивилизации космической. Вот погоди, встретимся с местными, расспросишь поподробней. Кстати, да, где-то лет пятнадцать назад эпохальная находка и произошла.
Наконец автоматика люка соизволила раздвинуть диафрагму. В помещение втек ясный желтоватый свет, влетели искры. Автопогрузчики были уже совсем рядом. Растам, не мешкая, поспешил открыть грузовой люк. Но быстро это сделать не получилось: ноги, как в снегу, тонули в тонком белом песке.
За день предстояло сделать еще три рейса.
— Я принёс тебе подарок.
Вынимаю из кармана носовой платок с пёстрыми цветами, отковыриваю ногтём бирку. Старая кукла глядит на меня круглыми глазами, спрятав ручки за спину.
— Бери, не оказывайся. Он стоит копейки, правда. А мне приятно.
Она вздыхает, признавая своё поражение. Протягивает руки.
— Спасибо…
Аккуратно складывает платок по диагонали, завязывает неловкими пальчиками на лысой голове. Волосы выпали давным-давно.
У Малики одна нога короче другой: своей она лишилась в незапамятные времена, а когда ожила, пристроила на её место ногу от другой куклы. У Малики круглые голубые глаза, нежнейшая улыбка и сложный характер. Одевается она в самые пёстрые тряпочки, какие только удаётся найти. Так что мой платок вполне гармонирует с её нарядом.
Малика живёт в том самом гараже, возле которого мы сейчас сидим. Выбирается наружу через подкоп в углу — в гараже, как ни крути, скучно. А тут всё-таки компания.
— Хороша, — цокает языком Окунь. — Тебе бы ещё на платье такой платок… Жень, купи ей, а?
— Нет уж, — топает ножкой кукла, — не смей! Мне ничего не надо!
Самостоятельная. И людям не верит совершенно. Ещё бы: любили, играли, называли принцессой, а потом отправили в гараж.
Мы с Марсиком смотрим на это меланхолично и занимаемся своими делами. Я его глажу, он лежит у меня на коленях и урчит. Малика, успокоившись, садится рядом с нами на бревно, болтает босыми ножками. Ночью в марте зябко, но холода она не чувствует. А я поёживаюсь.
— Хотите, свой новый рассказ почитаю? — предлагаю я, пытаясь нащупать под Марсиком карман и выудить оттуда телефон.
— Опять страшный? — хмурится Малика. — С убийствами?
— Ну так! — гордо отвечаю я, выводя текст на экран. — Дарк фентези, однако.
— Читай, — разрешает Окунь, принимая в воздухе горизонтальное положение. — Что мы, убийств не видели?
***
Познакомились мы зимой. Я разыскивал Марсика — этот серый уличный кот, исправно приходивший за едой утром и вечером, вдруг пропал. К ночи я забеспокоился и отправился обшаривать окрестные подвалы.
— Марсик, Марсик, — неубедительно взывал я в темноту. — Кыц-кыц-кыц!
— Здесь твой Марсик, — отозвался очередной подвал. — Лежит вон.
По ту сторону зарешёченного окна стояла кромешная тьма. Моя писательская фантазия поочерёдно нарисовала в ней образы вампира, клыкастого монстра и призрака невинно убиенного сантехника. Здравый смысл предпочёл остановиться на бомже.
В таких ситуациях мои герои мужественно расправляют плечи, нащупывают за поясом холодное или огнестрельное оружие и говорят короткими, решительными фразами. Я же судорожно шмыгнул носом — это, как ни странно, меня приободрило.
— Он умер? — осторожно поинтересовался я.
— Зачем сразу умер? Болеет. Похоже на пневмонию.
Я помянул про себя недобрым словом Марсиково нежелание ночевать в квартире. Догулялся, идиот…
— Мне бы его забрать. Полечить.
Изнутри подвала хмыкнуло.
— Ну тогда ты это, не пугайся. Сейчас вынесу. Ты бы лучше погулял пару минут, чтобы на меня не смотреть, а? Я кота прям тут положу, чес-слово.
— Неси, я не боюсь, — соврал я на удивление бодро. — Ты кто вообще?
— Сосед, — ухмыльнулась темнота.
Из-за решётки выплыло серое пятно — Марсик, окружённый мутноватой дымкой. Я моргнул и понял, что туман имеет антропоморфные очертания. Кота тащил на руках маленький полупрозрачный человечек. Лапы Марсика вяло болтались — похоже, что ему было совсем худо.
У меня одновременно отнялись и язык и коленки. Поэтому я не убежал и даже не заорал. Просто стоял и смотрел, как человечек аккуратно просовывает Марсика сквозь решётку. Наверное, со стороны я выглядел очень мужественно.
Наконец человечек выбрался из подвала и протянул кота мне.
— Держи, чего застыл?
Я принял холодную тушку и сунул под куртку, придерживая обеими руками.
— Спасибо, — машинально сорвалось с языка, и мне сразу полегчало. Вот она, великая польза вежливости. — А как звать-то тебя, сосед?
Так мы и познакомились с Окунем, крышевым.
***
Окунь был из бывших наркоманов. Залез на крышу в поисках уединения и не рассчитал дозу. Тело нашли на пятые сутки. А сам Окунь так наверху и остался.
Поначалу он ещё мог спускаться погулять через люк с лесенкой в третьем подъезде. После того случая его, конечно, заперли, но крышевому замок не был преградой. До тех пор, пока управдом не устроил разнос каким-то техникам, тянувшим на крышу провода и позабывшим закрыть люк.
— Чтобы без моего ведома никто не смел тут ходить! — буйствовал управдом, приправляя свои слова крепким матом. Который, как известно, обладает мощным магическим эффектом. Как управдом сказал, так и вышло — больше Окуню через люк хода не было.
Года три он просидел наверху безвылазно, а на четвёртый к нему присоединилась рыжая кошка Марыська, отчаянно вопящая с перепугу. Окунь кинулся искать дорогу, по которой она пробралась, и обнаружил, что верхние ветки одного из деревьев, незаметно подросшего за эти годы, находятся в метре от крыши. На них, страстно завывая, покачивался чёрный кот, плотоядно глядящий на Марыську. Крышевой швырнул в него горстью гравия, взял кошку под мышку и прикинул расстояние для прыжка…
***
Когда Марсик выздоровел и мы с ним начали гулять по вечерам, Окунь познакомил меня с Маликой. У куклы были жилищные проблемы: как раз в это время на нашем квартале сносили гаражи, и она рисковала остаться без убежища.
— Вот я и подумал, — объяснил нам крышевой, — может, она, в случае чего, у тебя поживёт?
Ответом ему были два «нет» — возмущённое Малики и испуганное моё.
— Ну, принцесса у нас самостоятельная, — пожал плечами Окунь, — а ты-то что?
— А я боюсь, — честно признался я. Для этого, между прочим, тоже нужна смелость.
— Меня? — польщённо склонила лысую головку набок Малика.
— Читала бы столько ужастиков, как я, сама бы себя боялась. Живая кукла — это же классический монстр-убийца.
— И что она может сделать? — скептически хмыкнул крышевой.
Я начал загибать пальцы.
— Задушить меня своими маленькими, но сильными ручками — раз. Воткнуть мне в глаз спицу — два. Бросить в ванну включённый фен — три, только фена у меня нет…
— Ой, всё! — замахал он на меня руками. — Писатель, блин…
Малика выглядела довольной. Впрочем, решения она не изменила.
— Не хочу ни от кого больше зависеть, — отрезала она. — Не надо мне жилья из милости. В крайнем случае, в арыке буду жить. Или норку вырою.
В итоге гаражи возле моего дома так и не снесли, принцессе повезло. Да и нам, в общем-то, тоже: есть куда пойти вечером. Прямо по Достоевскому.
***
— Ну как? — с надеждой спрашиваю я, поднимая глаза от светящегося экрана. Перед глазами моментально пускаются в пляс цветные пятна, не позволяя увидеть в темноте хоть что-нибудь.
— Жуть, — доносится из-за пятен голос Малики.
— Ага, — одобрительно добавляет крышевой, — очень жизненно получилось.
Некоторое время мы молчим.
— Слушай, Жень, — нерешительно начинает Окунь, — тебе не кажется, что это неправильно?
— То, что труп Алламриэля съели крысы? — мысленно я всё ещё в рассказе. — Да уж, светлым будет тяжело его опознать. Надо хоть кусочек оставить…
— С тобой неправильно, балда! — рявкает Окунь. — Ты на себя посмотри! Молодой парень, а сидишь сутками дома, даже девушку не завёл. Общаешься только с куклой, котом и со мной. Это же ненормально!
— Ну, во-первых, я постоянно разговариваю с людьми на форумах, — обижаюсь я. — И каждые две недели к шефу за зарплатой езжу. А во-вторых, если я вам надоел со своими рассказами, так и скажите.
— Да нет же, — подаёт голос Малика, — ты чего? Отличные рассказы, и ты нам вовсе не надоел. Просто мы за тебя переживаем.
— Всё со мной в порядке, — отмахиваюсь я.
— А нам кажется, что тебе одиноко, — говорит она, склонив головку в платке набок. — Я не знаю, во что играют взрослые, но, может, тебе стоит попробовать? Вдруг понравится…
— Во что они играют, мне известно, — начинаю злиться я. — В алкоголь и дурацкую болтовню — в лучшем случае. А про то, что бывает в худшем, пусть тебе Окунь расскажет. Ты думаешь, с ними страшно интересно? У большинства разговоры про девчонок, или кто какое кино посмотрел, или кто что купил. А когда встречаются умники, то ещё хуже. Затеют философский спор на три часа, а потом выясняется, что они просто одну и ту же вещь называли по-разному. Вот ништяк, да?
Я раздражённо спихиваю с колен Марсика, который как раз в этот момент вздумал выпустить когти.
— Ты понимаешь, что я в принципе так не хочу? И не могу. В то время, когда они пьют пиво, я работаю. Может быть, то, что я пишу — ерунда и никому не нужно. А может, у этого есть будущее. Откуда мне знать? Я всё равно буду это делать, просто потому, что оно у меня получается. И я ни о чём не жалею. У меня нет друзей, зато есть миры, созданные мной…
Внутренний редактор укоризненно качает головой, и я смущённо замолкаю. Действительно, пафос зашкаливает. Писатель, называется…
Окунь и Малика тоже молчат, отводя глаза. Всем неловко. Только Марсик плевать хотел на наши высокие чувства — развалился под бревном и вылизывает заднюю лапу, задрав её над головой.
— А хочешь, я тебе запятые правильно расставлю? — робко предлагает кукла, и я понимаю, что это разновидность извинения.
— Хочу, — отвечаю я, потому что после такого разговора нельзя взять и сказать «нет». — А ты умеешь?
— Получше, чем ты, — фыркает Малика. — У меня в гараже полно старых учебников. Я и английский знаю, между прочим.
— Слушай, — у меня в голове зарождается и начинает набирать обороты безумная мысль, — а ты переводить сможешь? С английского?
— Смогу! — храбро отвечает кукла.
— Давай тебе работу найдём? Через Интернет?
Окунь одобрительно кивает головой — Интернет он ещё застал. Принцесса понимает куда меньше.
— Будешь переводить всякие тексты и получать за это деньги, — объясняю я. — На дому, как инвалиды и хикикомори. Заказчики даже не узнают, что ты не человек.
— Какие кикиморы? — не понимает крышевой. Малика более практична:
— Зачем мне деньги?
— Ну как зачем, — я вдохновенно взмахиваю рукой. — Сможешь снимать у меня комнату, как квартирантка. Ты же просто так жить всё равно не согласна. Интернет оплачивать, опять же. Нетбук я тебе отдам для работы, как раз будет по размеру. А на остатки станешь покупать платьишки на «Али Экспрессе». Там и кукольные наверняка есть.
В круглых голубых глазах зажигается огонёк. Удачно я ввернул про платьишки.
Кукла неуверенно оглядывается на крышевого.
— А ты что думаешь?
— Что тут думать, прыгать надо, — пожимает тот плечами. — В смысле, пойди да попробуй.
— Пошли вместе, — я поднимаюсь с бревна и подхватываю пыльного Марсика, отряхивая его от налипшего мусора. И зачем, спрашивается, вылизывался?
Кот лениво отбивается. Малика уже топает к моему дому, крышевой летит следом. Я смотрю на них и невольно улыбаюсь. Нет, друзья у меня всё-таки есть. И да, я ни о чём не жалею.
Миу очень переживает, что проспала завтрак и вызвала мое
недовольство. Объяснять ей, что завтрак — личное дело, а планерка
— общественное, наверно, бесполезно. Поэтому завтракаю еще раз вместе с котами, посадив ее рядом с собой и поглаживая по спинке. Миу млеет и муркает. Коты фыркают и косятся на Линду. Линда сонная, сердитая, массирует ногу и засыпает над тарелкой.
— … Пока вы бороздили пустыню в подвижном доме, Пуррт с Линдой бок о бок сражались с бунтарями, — рассказывает малышне мелкая. — А когда их ранили, они лежали в лазарете рядом. Пуррт ухаживал за госпожой, и их души слились…
Миу весело фыркает и утыкается носом мне в плечо.
— Вот так рождаются легенды, — шепчу ей на ушко.
После завтрака объясняю Бугрру задачу и отмеряю шагами пятнадцать метров. Бугорр замеряет дистанцию веревкой, и работа начинается. Коты размечают места посадок и вбивают колышки. Девушки на коромыслах подносят ведра с саженцами. По две девушки на коромысло. Это потому что ведро с мокрым песком весит больше двадцати килограммов. А перегреваться на работе в пустыне не рекомендуется.
Закончив разметку, прратты роют ямку. Тут к делу подключается Миу. Чуть наклонив ведро, срезает резаком дно. Поднатужившись, сдвигает ведро в ямку и дает праттам сигнал закапывать. Когда от ведра остается только ободок над песком, Миу двумя быстрыми движениями резака режет стенки и вытаскивает из ямки две половинки ведра. Прратты засыпают ямку до конца, а девушки поливают первый саженец. Коты дружно ревут какую-то кричалку и хлопают друг друга по ладоням. От Мухтара научились.
Мимо нас пробегает мелкая, а за ней — вся малышня. Последним идет Проныра и ведет за руку Юрика. Вся компания лезет в каналокопатель. Сказал бы, что тяжелая строительная техника — не место для детских игр, но вовремя вспомнил, что эта техника была им домом много дней.
Показываю котам пример демократического стиля руководства, копаю ямку для второго саженца. Сияющая Миу режет на части второе ведро.
Когда сажаем пятый саженец, замечаю странное. На стройке — никого, на кухне — никого, на огородах тоже пусто. А каналокопатель выписывает кренделя в пустыне.
Втыкаю лопату в песок, нажимаю сигнальную кнопку на поясе и,
оглядывая окресности, спрашиваю:
— Стас, а где все?
Коты тоже начинают оглядываться.
— По пустыне катаются, — отзывается Стас через наружную трансляцию.
— Испытывают систему наружного мониторинга каналокопателя.
И фыркает по кошачьи.
— Что испытывают? — окружают меня любопытные.
— Это вы у Миу спросите. Она придумала, — ухмыляюсь я. — Гидротехники вчера до глубокой ночи экраны вешали.
Все, конец работе. Коты заинтригованы, девушки аж подпрыгивают. Особенно, Миу.
— Идем, посмотрим, — предлагаю я, как все понимающий начальник.
И мы, дружной толпой, направляемся в пустыню. Развернувшись по широкой дуге, Каналокопатель выруливает нам навстречу.
Что сказать, впечатляюще выглядит. Каютки в каналокопателе скромные, три на три на три метра. Кубики такие. И в этой скромной каютке на трех стенах под потолком висят экраны два с половиной на полтора метра. На четвертую большой экран не поместился — дверь мешает. Экран всего лишь метр на полтора. Такое впечатление, что каюта — ящик, подвешенный над
песками пустыни, и ты — в этом ящике. Особенно сильно по нервам бьет в момент разворота каналокопателя, или при движении по неровной месности.
Ящик, в котором ты, РАСКАЧИВАЕТСЯ! На высоте метров так двадцать, не меньше!
Четвертый, маленький экран еще служит терминалом связи. Рядом с дверью панель, на которой нарисован план помещений. В каждом помещении на плане — кнопка. Нажал на кнопку — связался с этим помещением. Или послал вызов, если это жилая каюта. Рядом с планом — цифровая клавиатура как на звонилке. И служит для той же цели — для связи со звонилками. А ниже — два регулятора яркости. Один — для освещения, второй — яркость экранов. Все просто и понятно даже неграмотному селянину. Поэтому народ в восторге.
Наступает время обеда. Как по секрету сообщает мне Бугорр, с
возвращением Багирры еда стала значительно вкуснее. Но сегодня не до этого. Есть более важная тема. Думаете, каналокопатель? Нет! Как Ктарру жить с Амарру. Точнее, кем быть Амарру? Гражданской женой или наложницей? О том, что Ктарр должен расстаться с Амарру, и речи нет. Интересует только
юридическое обоснование их совместного проживания. Попутно выясняется, что большинство семей в оазисе живут в гражданском браке. Ко мне направляют парламентеров для выяснения, чем это может грозить. Объясняю, что грозить это может при разводе, при дележе совместно нажитого имущества или наследства. Заодно изобретаю простой и понятный котам способ, как отличить
«законную» жену от гражданской. Была свадьба — законная. Не было свадьбы — гражданская. Котам все становится ясно и понятно.
К вечеру общество вырабатывает коллективное решение по поводу Амарру. Пока носит ошейник, она наложница. Как только снимет, станет женой.
— Изобрели велосипед, блин! — весело фыркает Линда. И подмигивает Ктарру.
Жизнь вошла в колею. Спасатели улетели, Владыка вернулся во Дворец. На утренних планерках обсуждаем виды на урожай и новости со стройплощадки. Из коридора периодически доносятся визгливые вопли Юрика. Надо кинуть Петру идею, пусть поставит Юрику табуретку рядом с кнопками открытия шлюза. Но есть риск, что будет таскать в Железный дом своих друзей. И Железный дом превратится в детский сад или проходной двор.
Хотя он и так проходной двор. Постоянно кто-то сидит под шлемом, а старики и старухи бегают к Марте со своими болячками.
Каждое утро кто-то летает во Дворец для «демонстрации фэйса лица». Другими словами, для поддержания статуса. Чаще всего, Линда с Багиррой и Миу. Иногда место Багирры занимает Марта (Госпожа Маррта, целительница и ночная тень по-местному). Проверяет состояние Владыки и посещает лазарет, где лежат еще несколько «тяжелых». Впрочем, все идут на поправку, так как
безнадежные скончались еще до первого визита Марты.
Дважды в неделю навещаю Дворец я. Ничего не поделаешь, положено по статусу. Видеозвонки здесь в зачет не идут.
Но сегодня летим большой толпой. Даже Татака с нами. Потому что госпожа Марта будет читать мемуары своей подруги, ночной тени. Кто такая эта ночная тень — тайна! Избранные знают, остальным знать не положено. Ночные тени не гонятся за личной славой, а скромно сидят у меня на коленях и волнуются. Вообще, мемуары — это сильно отредактированная, слегка сокращенная и белетризированная первая версия отчета Миу. Малышка дала
прочитать ее Рраде, та — деду. Дед настоял на личной встрече со мной и заявил, что это ценнейший исторический материал, и место ему в летописях.
Возник спор, можно ли раскрывать секреты тайных ходов и другие
исторические тайны. В разрешении спора участвовал сам Фаррам. В результате родилась четвертая, а потом пятая версия, свободная от государственных тайн, киберов и некоторых имен. Зато появилась некая мифическая личность — безымянная ночная тень, на которую мы свалили все подвиги Миу, в которых она не «засветилась» перед массами. Если обиженные кланы наймут мстителей, пусть ищут ночную тень, а не скромную рыжую рабыню.
Фаррам высказался в том духе, что если б не было этих мемуаров, их стоило бы выдумать. Ибо в народе ходят самые нелепые слухи о причинах бунта, его течении и непонятно быстром завершении.
Встретил нас лично Владыка. Со стороны могло показаться, что Миу получила от него нагоняй, настолько сильно она волновалась. Впрочем, такая мысль нам на пользу. Иначе как объяснить прижатые ушки и трусливо поджатый хвост.
— Я думаю, нет нужды представлять вам госпожу Маррту, целителя и телохранителя моего друга Влада из рода Коррбут, — начал Фаррам утреннюю культурную программу. — Она зачитает нам воспоминания своей подруги, ночной тени, врожденная скромность которой не позволяет присутствовать ей в этом зале. Хотя не удивлюсь, если она слушает нас, притворившись кем-то из гостей. (Веселое фыркание и оживленное переглядывание.)
Признаюсь, читал эти воспоминания с огромным интересом. И с удовольствием выслушаю еще раз.
— Я буду читать не с самого начала, а только те эпизоды, которые относятся к истории бунта, — взяла слово Марта. — Слушайте!
И раскрыла папку-скоросшиватель, оформленную под бумажную книгу.
Пособие по выбору рейтинга для текста на основе прокатных рейтингов Американской Киноассоциации и возрастных критериев для информационной продукции в России.
Что такое рейтинг
Давайте определимся для начала, а зачем вообще нужна система рейтингов. Некоторые считают, что рейтинг предохраняет стыдливых или чувствительных читателей от слишком жестоких или откровенных сцен. Это не так. Вернее, не совсем так. Ваша чувствительность или стыдливость — ваше личное дело. В современном обществе давно принята точка зрения, что секс не является грехом, а насилие — естественный компонент демократического решения проблем (как вам вооруженные силы ООН?). В наше время было бы неверно говорить, что секс — это всегда пошло, а насилие — это всегда грязно. Наоборот. Если взрослая, психически здоровая личность не умеет видеть в естественных половых отношениях красоту, а в проявлениях социально допустимой агрессии — стремление к защите и справедливости, то это сигнализирует о её несоответствии времени.
Тем не менее, существует информация, которая, как считается, действительно воздействует на психику деструктивно. Почему я подчеркиваю «как считается»?
Дело в том, что не существует никакого идеального человека. Высшие цели, любовь к жизни, гуманизм — все это мы придумали сами так же, как когда-то придумали бога. Человек настоящего ничуть не лучше человека прошлого. Он просто перешел из одной формы выражения эмоций в другую, как если бы снял тунику и надел вместо неё джинсы. Живем мы все в обществе — и неважно, каких придерживаемся взглядов, учитывать тенденции времени придётся. Поэтому предлагаю совершить экскурс в увлекательный мир современных стереотипов.
Человек нашего времени существует во власти двух сил — созидания и разрушения. Попросту: жизни и смерти. Причем, заметьте, пожалуйста, смерть торжествует. Кем бы вы ни были, какое бы положение ни занимали, чего бы вы ни достигли, конец у всего один. А поскольку в небесный рай с птичками и цветочками мы уже не верим, смерть для нас — небытие, ничто. Именно поэтому современные люди стремятся к двум вещам: детям и/или творчеству, славе. Только это дает иллюзию того, что после нас останется хоть что-то. Но и эта иллюзия не спасает. Дети уйдут, слава угаснет. Да что там дети — само человечество не будет жить на Земле вечно. Уже давно существуют прогнозы, когда и как именно исчезнет привычный для нас мир. И неизвестно, сможем ли мы к тому времени найти другое место для обитания. А отворачиваться от этих знаний невозможно.
Теперь о позитиве. Но жить-то хочется! И хочется сейчас. Желательно счастливо. И вот современный человек принимается окружать себя сказками. О мире, о добре, о справедливости. О том, как он сам, высокий и прекрасный (человек — это звучит гордо), своими собственными руками, побеждая природу, кует себе судьбу и счастье.
Реальность прорывается и в эти сказки. Картонный персонаж, — говорим мы про героя, который живет в выхолощенном мире нами же созданных иллюзий. — Неинтересно.
Вернемся к рейтингу, он-то тут при чем? А рейтинг — это и есть та самая дозировка реальности. Которая готовит нас к тому, насколько произведение будет соответствовать удобным для нас жизненным стереотипам или, наоборот, эти стереотипы разрушать.
Изначально система рейтингов создавалась для того, чтобы защитить детей от информации (от правды), которая может нанести вред (в современном понимании) их физическому, психическому или нравственному развитию. А потом оказалось, что существуют и взрослые, которые тоже хотели бы быть защищенными. Традиционно к этой категории относятся люди с неустойчивой нервной системой, люди консервативных взглядов, беременные женщины и пожилые.
Обобщим сказанное. Рейтинг не является критерием художественной ценности произведения. Пошлым может быть и текст с пометкой 18+, и текст 12+. Рейтинг — это предупреждение о том, насколько текст соответствует или не соответствует комфортной картине мира современного человека. А также сколько моральных сил, зрелости и личностной свободы он требует для восприятия.
В следующих частях подробно на практике рассмотрим все рейтинги и их составляющие.
Зачем нужен рейтинг
Поднатужившись, после нескольких тысяч лет исканий и метаний, человечество выдало гениальный в своей простоте ответ на вопрос «Зачем мы здесь?». Чтобы жить! Поэтому в наше время принято считать, что жизнь имеет наивысшую ценность, что счастье достижимо, мы движемся к прогрессу, а нравственное совершенствование — моральный долг каждого уважающего себя человека. И хотя все эти истины не имеют никакого научного подтверждения, а значит, мало чем отличаются от известной легенды о получении скрижалей, учитывать их придётся.
Итак, на основе заповед… категорического императива)) строится воспитание современной личности. Оно включает:
— понимание личностью ценности своей жизни;
— уважительное отношение к другим личностям;
— добровольное следование общественным нормам;
— стремление к деятельности.
Человек не имеет врожденного понимания этих вещей (а если и имеет, то сие науке неизвестно), его надо научить. Поэтому на время воспитания ребенка отгораживают от части информации, которая по мнению общества может направить его не на ту дорожку. Рейтинг — это и есть тот самый барьер. Теперь зная, что общество хочет получить на выходе — либеральную личность — посмотрим, от какой информации предлагается ограждать детей:
— от сцен насилия и жестокости.
Считается, что они могут вызвать снижение чувствительности к страданиям других и сделать ребёнка более агрессивным, чем он мог бы быть.
— от того, что может напугать.
— от наготы и сцен сексуального характера.
Считается, что нагота взрослого может напугать ребёнка (из-за того, что тела взрослых и детей различаются) или вызвать комплексы (по той же причине), а сексуальные сцены спровоцируют слишком ранний или повышенный интерес.
— от сцен употребления наркотиков и вообще любой информации, которая может повредить здоровью ребенка.
Без комментариев, всё и так понятно.
— от нецензурной лексики.
Потому что не принято.
Опираясь на эти критерии, можно сказать, что вся информация, которую мы будет рейтинговать, условно различается:
1. По форме (натуралистичности изображения) — способна вызвать страх, агрессию, интерес к половой сфере или возбуждение.
2. По содержанию — пропаганда желательного или, наоборот, нежелательного поведения.
Также надо заметить, что в разном возрасте ребёнок по-разному оценивает информацию на основе уже имеющихся установок. Следовательно, планка запретов будет потихоньку снижаться.
А дальше с новой ученицей началось веселье. На практике оказалось, что не смотря на приличный возраст — около трехсот лет — умеет она только уничтожать что-либо: от людей до планет. Еду и воду создавать не умеет, оружие тоже, телепортируется через раз с помощью какой-то матери и то не туда, куда надо.
Честно говоря, Асю было жалко. Неплохая же девчонка, жаль, угроблена основательно своим бывшим… Он ей какое-то ограничение накрутил на создание всего и вся, чтобы она полностью от него зависела. Снять я его не смогла, не про меня сделано, зато дала ей тренироваться создавать воду. Сделала большой синий тазик, поставила в тазик стакан, вручила Асе расщепитель и наказала: все, что не похоже на воду — уничтожать.
— А если я тебя… уничтожу? — усмехнулась девчонка, показывая синие зубки с клыками.
— Тогда это будут твои проблемы, — я пожала плечами и нарисовала ей формулу воды в воздухе. — Давай, пробуй. Если что, подстрахую.
Сама я была дежурной в детской — большинство драконов под благовидными предлогами свалили, Висс благополучно втыкал с какой-то книжкой рядышком, Атар недовольно затачивал отрастающие когти, Алета себе спокойно спала… Можно немного и позаниматься с ученицей. Послали ж сверхи наказание…
Ася была упорной. Раз за разом уничтожала какую-то плесень, плоских двумерных крокозябр, зеленые светящиеся шарики и все, что получалось вместо воды. Я вообще без понятия, как можно из двух атомов водорода и одного атома кислорода получить не воду, но поди ж ты… Зарывшись в справочники по химии для самых маленьких, я ей уже и рисовала эту воду, и создавала пошагово, и на картинках показывала, как собирать атомы и молекулы вещества…
В целом день прошел продуктивно. После того, как я раз пять побилась головой об стену, к обучению подключился Висс, начал рисовать какие-то формулы и схемы, показывая бедной Асе что-то чересчур уж сложное. Не знаю, что помогло из вышеперечисленного, но к глубокой ночи нам удалось выжать из нее стакан воды. Мутноватой и подозрительно зеленоватой, но и так сойдет с голодухи.
Еще мы учили ее ходить в столовую, брать еду, нормально есть ложкой и вилкой, объясняя, что не обязательно падать лицом в тарелку с супом или похлебкой, а котлету можно взять рукой, а не волосами. Впрочем, пример присутствующих разумных в ней закрепился, и через несколько дней Ася уже не была дикаркой, а стала просто странной девочкой-менталисткой. Природный ее дар подтвердил Ольчик, сказав, что как только она адаптируется у нас, он снимет с нее ограничения и займется нормальным обучением. С меня же была именно социализация блудной синерианки. Меня бы кто социализировал…
В принципе, Ася не доставляла того миллиона проблем, который я себе напредставляла. Была она достаточно спокойна, не взрывалась по малейшему поводу. Быстро привыкла в моменты раздражения нырять в саркофаг — я ей сделала браслет с телепортом — раз и она в саркофаге. Позднее сама научится правильно телепортировать куда ей будет нужно.
На всякий случай я ее познакомила с Зерой, Сином и Гитваном, чтобы она видела, что не все синериане плохие и пропащие. Есть и адекватные, и придурки, и просто увлеченные придурки. Все как у всех.
А еще, судя по рассказам преподавателей, в том числе и Шеврина с Шиэс, выяснилась интересная подробность. Изначально синерианские мальки вполне способны проявлять эмоции. Обучаясь в Академии, они нормально общаются друг с другом и прочими обитателями, улыбаются, смеются, грустят, переживают за зачеты и экзамены, нормально реагируют на внешнюю среду даже без наркотиков и достаточно адекватны для того, чтобы их считать разумными, а не укурками. То есть, основная проблема нашей расы именно во взаимодействии друг с другом, а не в отсутствии эмоций. Эмоции у них как раз есть изначально, это в следствии дерьмовой жизни они пропадают.
Мы надеемся, что помогая вот таким мелким огрызкам, сможем воспитать новое поколение синериан. Пусть не самых сильных, не самых умелых, но способных общаться, обучаться, взаимодействовать друг с другом без насилия и развиваться, как и все прочие расы.
Если бы синериане не были настолько обдолбышами, то они заполонили бы уже большинство вселенных, если не все. Смогли бы развиваться, изучать что-то новое, заводить знакомства с другими расами и понять, что мир не ограничивается дозой какой-нибудь забористой дряни. Увы, это понимают всего несколько сотен «детей», проживающих в Академии. Но я надеюсь, однажды мы решим эту проблему, и раса синериан из изгоев и уродов превратится в процветающую расу ученых, изобретателей и создателей. А пока что нам предстоит много работы…