Однако уже на следующий день Каролина забыла о своих тревожных мыслях и поняла, что отпуск им достался действительно первоклассный. Вирс проводил их на маленький космолет, который сам вел, и они подлетели на нем близко к поверхности Нептуна. Космолет медленно летал вокруг Нептуна, то приближаясь, то отдаляясь, а Вирс время от времени рассказывал им о планете и ее особенностях. Каролина с трудом заставляла себя внимательно слушать и переводить все Энтони, да он, похоже, и сам почти не слушал ее – тем же завороженным взглядом он жадно впивался в дымящуюся поверхность планеты, где извергались потрясающие газовые фонтаны и растекались сверкающие метановые озера. Каролина уже почти не жалела, что у нее не было возможности делать фотографии – она знала, что эта картинка и так никогда не сотрется из ее памяти. Весь день они летали вокруг Нептуна и наслаждались его удивительной красотой, и только под вечер космолет унес их обратно в отель, усталых и опьяненных новыми впечатлениями. Энтони сразу ушел к себе в номер, а Каролина остановилась в широком фойе гостиницы и еще долго смотрела в окно на близкий и такой невероятно красивый Нептун, уже завидуя местным жителям, каждый день видящим его.
В гостинице, кроме них, были еще и другие туристы, но все они так сильно походили на жителей Земли, что Каролина не могла отличить, кто с какой планеты, к тому не различая языков, на которых они между собой общались. Она понимала их только тогда, когда к ней обращались на нептунском. Однако это происходило крайне редко – нептунцев здесь было много, но все они вели себя очень деликатно и не приставали к ней с расспросами, хотя и вежливо улыбались, если она встречалась с кем-нибудь из них взглядом. Да, Маргарет не солгала: все, и мужчины, и женщины с Нептуна, были очень красивы, словно сошли с обложек глянцевых журналов. Даже трудно было поверить, что красота лиц, фигур и волос может сочетаться в таком огромном количестве вариантов. Каролина даже удивилась, как Маргарет смогла среди такого количества выбрать одного, кто был лучше других – ей казалось, что все молодые люди одинаково хороши.
Словно прочитав ее мысли, откуда-то появилась Маргарет и подошла к ней, ведя за руку какого-то высокого молодого нептунца с ярко-желтыми волосами.
– Познакомься, это мой муж, Аэль, – представила она. – А это Каролина, моя подруга с Земли.
Каролина заглянула в невероятно красивые карие глаза нептунца и подумала, что ей нужен кислородный баллон, чтобы не утонуть в их умопомрачительной глубине. Нептунец вежливо поклонился ей.
– Вам нравится у нас, мисс? – спросил он на чистейшем нептунском.
– У вас бесподобно, – честно ответила Каролина. – Красоту большую, чем у вас, невозможно представить. Вам очень повезло родиться здесь.
Она заметила, как светлое лицо нептунца покрылось румянцем смущения.
– Вы преувеличиваете, мисс, – явно польщенный, проговорил он. – У вас на Земле тоже красиво.
– Вы были на Земле?
– Нет, но Маргарет показывала мне фотографии, – он кивнул на улыбающуюся жену. – У вас так много зелени! Это так необычно, когда один цвет встречается в таком количестве оттенков… – Он вдруг запнулся. – Простите, я не имел в виду, что у вас меньше красок. Просто…
– Все в порядке, – перебила Каролина. – Это так и есть, не извиняйтесь.
– Я рассказывала Аэлю о тебе, – сказала Маргарет. – Он сказал, что обязательно должен с тобой познакомиться и расспросить о Земле. Давайте завтра вместе покатаемся на космолете!
– Ой, а мы завтра улетаем на Тиа, – расстроилась Каролина. – Может, вы сможете полететь с нами?
Маргарет заметно огорчилась.
– Я же на работе, я не могу, – ответила она. – Может, Аэль, ты без меня полетишь?
Каролина посмотрела на красивое лицо и стройную фигуру Аэля. Ей стало неловко. Аэль ей нравился, и даже больше, чем ей бы того хотелось, и она испугалась, что он согласится. «И Маргарет так ему доверяет, – невольно подумала она. – Она разве не боится измены с его стороны, отпуская на целый день со мной? Она представила меня как свою подругу, но ведь, по сути, она ничего обо мне не знает…» К счастью, Аэль немного подумал и сказал:
– Мне лучше ближайшие несколько дней не отлучаться со станции. Может, мы с Маргарет навестим вас на Нере. А завтра тогда просто проводим вас.
– Хорошо, – Каролина обрадовалась и с удовольствием пожала ему руку.
…На посадочной площадке их уже ждал небольшой космолет, мощный и роскошный, похожий на огромную белую двухэтажную лодку со стеклянным верхом. Молодой капитан вежливо поприветствовал их.
– Космолет готов к взлету, господа, – доложил он. – Ваши вещи на борту.
– Пойдем, я не хочу ждать их целый час, – сказал Энтони и уже шагнул к изящным ступенькам, ведущим к круглому посадочному шлюзу.
– Каролина! – услышали они женский голос.
Маргарет подбежала к ней и, запыхавшись, сказала:
– Ох, я уже боялась, что мы не успеем!
– Космолет сейчас отправляется, – предупредил ее Энтони, но та не обратила на него никакого внимания.
– Я не одна, – она оглянулась назад, и Каролина увидела двух молодых людей, идущих к ним. Первого она узнала, это был Аэль, второго видела впервые. Нептунцы подошли к ним и остановились, глядя то на Каролину, то на Энтони. Аэль заметил, что Энтони смотрит на него с некоторой неприязнью, однако только чуть заметно дернул плечами и вежливо представился сам, а затем представил своего спутника.
– Мой младший брат, Ноэль, – сказал он.
Ноэль был немного похож на Аэля – такой же высокий и красивый, только с еще более утонченным лицом, и волосы оттенком ближе к золотому, чем к желтому – длинные, густые и волнистые, они были у него зачесаны назад, слегка опадая челкой на лицо. Одет он был в такой же блестящий синий с белым костюм, как и Аэль, только он держал в руках небольших размеров мягкую дорожную сумку.
– Если можно, Ноэль полетит с вами в качестве гида, – сказал Аэль. – Мы договорились с отелем на Тиа, он будет жить по соседству с вами. Он не будет мешать, а наоборот, все расскажет и покажет.
– И я буду за тебя спокойна, – добавила Маргарет, глядя на Каролину немного хитро. Но та лишь рассеянно кивнула в ответ и перевела все Энтони. Тот недовольно передернул плечами, но сказал:
– Как хотите, мне все равно.
– Значит, едет, – обрадовалась Маргарет.
– Прошу на борт, господа, – сказал капитан, показывая на шлюз. Энтони сразу поднялся по ступенькам и исчез в проеме, а Каролина еще несколько раз обняла очень довольную собой Маргарет, коротко махнула рукой Аэлю и затем поспешила наверх, оглядываясь на Ноэля. Он догнал ее у самого шлюза и помог переступить через ступеньку.
– Спасибо, – удивилась Каролина, заходя внутрь. Дверь шлюза закрылась, и космолет стал быстро подниматься.
Они поднялись на застекленную смотровую площадку, где увидели Энтони. Он сделал вид, что не заметил их, и сам смотрел вверх. Космолет летел быстро и всего за несколько секунд покинул пределы атмосферы, и они увидели звезды. Когда Каролина вдоволь налюбовалась ими, она перевела взгляд на Ноэля.
Он был типичным представителем Нептуна – как десятки других молодых людей, которых она успела увидеть в гостинице. Поэтому она немного удивилась, заметив, что он смущенно отводит глаза, встретившись с ней взглядом, и немного растерянно мнет в руках ручки своей дорожной сумки. В нем не было той напускной самоуверенности Энтони или хладнокровного спокойствия Аэля – это была юношеская растерянность и робость, из которой Каролина сделала вывод, что Ноэль ненамного старшее ее или может быть, ровесник. Он, похоже, стеснялся даже заговорить с ней первым. Каролина немного снисходительно улыбнулась.
– Капитан говорил, что полет займет около часа, – сказала она. – Давайте пройдем в зал.
Ноэль сразу согласился и послушно пошел с ней в зал, который размещался за смотровой площадкой, в самой середине космолета. Они сели за круглый столик, и официант принес в высоких бокалах зеленый сок необычного оттенка, напоминающий перламутр.
– Попробуйте, этот фрукт у нас называется муна, – сказал он.
Каролина попробовала и сочла, что он действительно очень вкусный и напоминает вкус дыни с яблоком. Официант ушел, но Ноэль по-прежнему молчал, только смущенно трогал трубочку в своем бокале.
– Вы были на Тиа раньше? – спросила его Каролина, чтобы хоть как-то начать разговор.
– Да, – сразу ответил Ноэль. – Мы с братом родились на Тиа.
– А почему же вы тогда живете на станции?
– Я проходил там практику, – Ноэль неуверенно улыбнулся. – Практика закончилась месяц назад, и мне предложили работать на станции вместе с братом. Но я еще не решил.
– А какая у вас специальность?
– Я аванденер, – ответил Ноэль.
– Такого слова я не знаю… Поясните мне, – попросила Каролина.
– Я изучаю жизнь, характеры и привычки жителей других планет, – ответил Ноэль.
– Наверное, это что-то вроде психолога на Земле, – тихо сказала Каролина. – Или социолог, если вы изучаете жизнь людей в обществе.
– Я инопланетный социолог, – согласился Ноэль. Каролина задумалась.
– А чем вы занимаетесь на Земле?
Каролина не сразу поняла, что он обратился к ней – так звонко и четко прозвучал его вопрос. Сейчас он смотрел на нее смело и внимательно.
– Я? Я работаю в туристической фирме, – ответила Каролина и стала рассказывать ему о своих скромных обязанностях секретаря. Ноэль был заинтересован.
– У нас на Нептуне такой специальности нет, – сказал он. – Для этой работы мы используем компьютеры…
– Иногда я действительно чувствую себя машиной, – согласилась Каролина, стараясь, чтобы в ее голосе прозвучала шутка. – Работа немного однообразная… А еще я певица.
Теперь не понял Ноэль.
– Я пою, – повторила она. – Выступаю с песнями в клубе. То есть, выхожу на сцену и пою. Понятно?
– Нет, – ответил Ноэль. – А кто-то еще на вашей планете это делает, кроме тебя?
– Конечно! У нас многие поют. А другие слушают.
– Наверное, это очень интересные песни, – сказал с уважением Ноэль.
– Не всегда, просто некоторые любят слушать музыку или голос певцов…
Она увидела, что на лице Ноэля все еще написано непонимание, и вдруг поняла причину. На Нептуне пели все – это был их язык общения. Конечно, Ноэлю было странно, что кто-то будет слушать просто обычный голос со сцены… Засмеявшись, Каролина попыталась объяснить ему это и для сравнения даже сказала несколько фраз на английском языке.
– Кажется, теперь я понял, – сказал Ноэль. – Это очень интересно. Я до этого еще не изучал жизнь землян так подробно. Только как же вы поете, если у вас немузыкальная основа языка?
Каролина снова рассмеялась.
– Очень просто, тебе просто нужно послушать песни нашей планеты. Я принесу тебе свой диск…
– А я думал, ты уже пригласила его к себе в номер, – услышала она чей-то знакомый голос, полный сарказма, и оглянулась. Рядом со столом стоял Энтони и насмешливо смотрел на них.
Барьер полыхнул.
Ослепительно-желтое пламя дикой вспышкой расплеснулось по барьеру, мгновенно затопив темноту и хлестнув болью по глазам.
Разведчики, сдавленно заорав, повалились в снег, прикрывая чем попало глаза и лица. Над рощицей с замаскированным лагерем взлетел крик, на снег один за другим стали выбегать вельхо. Смотрелось это странно — из-за чар невидимости на переносных домиках казалось, что человеческие фигурки выныривают из пустоты, причем иногда по частям…
— Что за драконье дерьмо?
— Дра… драконье? Нападение! Тревога! Тревога!
— Замолчь, дурень! — младший глава с усилием поднялся на четвереньки и сощуренными, слезящимися глазами осмотрел то, что осталось от их задумки.
Да-а… впечатления были сильными, тут даже мату не под силу передать все чувства.
*** невезение! *** барьер! *** жадность, которая их на это толкнула. Да что ж за незадача такая! Как глаза-то болят. И голова…
Это еще что, — шепнул внутренний голос. — Лучше подумай, что у тебя заболит после разноса уродов из Круга Нойта-вельхо… спорим, тебе будет не до головы?
Пакость, одним словом.
Барьер полыхал, переливаясь оранжевыми, красными и желтыми волнами, как будто прямо под снегом сидел пяток драконов и дружно дышал огнем, не останавливаясь даже на краткий миг. О неожиданности и незаметности нападения можно забыть. О том, чтоб захапать всю добычу себе — тоже. Младший командир был готов поцеловать драконий хвост, если это зарево не увидели в лагере близ деревушки Хольм, где угнездились старший глава с Высшим вельхо из Круга. Да что там, это ***кое пламя увидели, наверное, даже с другой стороны этого ****кого города! И в самом городе увидит любой, если не упился и не убогий зрением.
Ну что ж.
Теперь другого выхода нет. Только переть до последнего. Надо сдохнуть, а добыть что-то для Нойта-вельхо, чтоб оправдать сегодняшнюю дурость. Иначе их угробят еще до свету. — Бойцы, подъем! Вперед! Первый, сигнал остальным группам нашей сотни, чтоб на помощь двигали! Второй, доставай все амулеты-накопители, что есть, вытягивай из этого храмястого барьера все, что сможем! Давим, парни, давим! Соседи, чего стоим, присоединяйтесь, добыча поровну, шевелись, бычьи дети! Магия нас ждет! Впереоооод!
Воодушевленный ор (по крайней мере, главе хотелось верить, что он воодушевленный, а не злобно-перепуганный), засверкавшее золото Знаков, снег, тающий под пропитавшей воздух энергией. Яростное усилие не самых сильных, но опытных и порядком настропаленных вельхо. Жадное усилие…
И барьер сдвинулся…
Вспорхнули, заклубились, пылающим вихрем затанцевали искры границы, сполохами закружились-заметались в воздухе, и откатились, отступая… открывая неровную землю с серым по ночному времени снегом…
Такую обыкновенную — неровную, с заметенными кустиками, с рассыпанной на дороге соломой и одинокой коровьей лепешкой на снегу. С маячившей всего в пятистах шагах городской стеной. Такую доступную, такую обманчиво беззащитную!
Победа! Первая победа!
Над барьером! Над проклятыми отступниками, которые им отгородились! Сейчас вельхо не задумывались, почему вчерашние верные сыны Круга стали вдруг отступниками, сейчас они забыли о том, как еще вчера шептались, что вся эта история с якобы изменниками отдает гнильцой. Они не помнили, что в Руки отбирают сильных магов, а сами они — всего лишь «держатели порядка» и до сих пор их самым сильным противником были драконоверьи общины…
Главное — впереди магия! Дикий источник, который может — и станет! — их добычей! Уже становится, уже получается, они смогли, защита пробита!
Вельхо ринулись в пролом с ревом.
— Бей-круши!
— Город наш!
— За мной! Во имя Круга! — это младший глава краем глаза увидел высокое начальство, заявившееся позавчера из столицы… — Вельхо!
— Вельхо! Вельхо! — поддержали бойцы.
Понимающие у него парни! С полуслова уловили!
— Опоры, товсь! Защитку вздеть! Щиты поднять! Живей, бычьи дети!
Давно отстегнутые рукава меховых курток летели на снег — не до них! Вились у запястий полупроявленные плетения меток. Наливались золотом Знаки… Ай — простейший из щитов, зато способный объединяться с щитами других, образуя прочную «крышу», которую можно было нести с собой или над собой. Сум и Дро, атакующие, на всякий случай. Плевать, что сложные и емкие Знаки не про них, плевать! Зато эти простые отработаны так, что сметет этих диких вместе с их отступниками начисто!
На стене замаячили первые фигурки. Горожане проснулись.
Поздно, дикари, поздно!
— Щиты сомкнуть!
Поздно, для вас все равно слишком поздно!
Уже расправлялся, наливаясь алым, составленный из одиночных плетений щит-коридор. Пар клубился над разинутыми в крике ртами, над разогретой бегом кожей. Хищно сияло золото. Потрескивали полуразвернутые атакующие плетения, готовые вот-вот объединиться и ударить… ударить так, чтоб сразу показать, кто тут хозяин. Да, поодиночке мы слабей магов из Руки, но вместе запинаем и вас, твари высокомерные, и ваших тупых дикарей, которыми вы прикрываетесь! До всех доберемся! До искры выжмем!
Над рукой бойца слева вился оранжево-золотой плюющийся искрами шнур — заготовленное эксплози. Да! Ухо наконец набрал магии на взрывное заклятие! Ох, и разнесет этим диким сейчас их береженую стенку! Как и этот хваленый барьер!
Младший глава оглянулся на бегу, и довольная усмешка искривила его губы: в пробитую брешь вслед за их отрядом втекала толпа…
Ну, держитесь, драконьи прихвостни!
Они успели пробежать почти четверть заветного расстояния, когда это началось.
Сначала, сдавленно охнув, споткнулся и рухнул в снег сопливый вельхо-бестолковок. На это почти не обратили внимания — молодой придурок вечно нарывался, да и сейчас, наверное, просто угодил ногой в какую-нибудь заметенную ямину. Так ему и надо, слишком честному. Надо самим быть поосторож…
И тут щит, привычный и надежный щит, вдруг дрогнул. Бойцы ощутили это как ломящий удар изнутри — тупой, сильный… выкручивающий. Словно щит крепился прямо в теле, в костях и мышцах, и сейчас они…
Боги, все Пятеро!
Проклятье!
Боль — до вспышки и темноты…
— Драконов хвост! — младший глава опомнился, уже стоя на коленях. Когда успел упасть — не вспомнить.
Мир плыл и качался. Снег муторно блестел, отблески щита, казалось, ползали по нему, как желтые черви..
— Что… это? Что? — прохрипел чей-то неузнаваемый голос.
— Др-раконье дерьмо!..
— Щит… вы гляньте! Он!..
Щит дрогнул еще раз… еще… и каждый рывок будто выдирал что-то из тела — стрелу, кость, кожу вместе с мясом! Б-больно, драконья тварь! Пакость…пакость какая…
— Держи щит!
Куда там! Щит пошел переливами — будто кто-то играючи встряхивал и дергал из рук разноцветное полотнище.
— Держи! Дер…
И тут щит лопнул.
Это было невероятно, немыслимо — развернутое и полностью активированное плетение тридцати с лишним магов, не самых сильных, но опытных и привыкших работать в связке — будто взорвалось изнутри. Беззвучная зарница рассекла полотнище, разметала на искристо-огненные уродливые клочья. И эти ошметки, на миг зависнув в черно-звездном небе, стали падать.
Вниз.
На поднятые лица и открытые глаза. На разинутые в яростной ругани рты.
А огонь обычно жжется.
Падющий огонь долетел до земли раньше, чем большинство успело это осознать и укрыть лица и руки.
И тут же — это пришло тоже почти разом — людей прошила странная, ни на что непохожая, жгуче-ледяная судорога. Она комкала-вытягивала привычное тепло у сердца и одновременно будто заполняла тело изнутри черной водой. Холодной и неживой. Болотной…
Это уходила магия.
Команде повезло, что магия истаяла раньше, чем огонь от распада их собственного щита и заготовленное «эксплози» уничтожили атакующих. Но им хватило и этого.
Атака захлебнулась.
..Среди крика и мата, среди корчащихся тел младший глава кое-как приподнялся и уставился на свои голые по локоть руки. Глаза слезились, но видели отчетливо. Но это зрелище вельхо, будь его воля, предпочел бы не видеть никогда — привычное золото линий и завитков быстро выцветало, теряя блеск и свет… превращаясь в обычные картинки.
Гасли Знаки…
Младший глава ткнулся лицом в мертвые татуировки и завыл по-звериному.
На новом месте Грант заснул не сразу – не хотелось подключать систему, а самому не спалось. Сначала он долго смотрел видео из архива искина – для доступа пришлось подключиться в общую сеть. Полученная информация заставила изменить принятое ранее решение сбежать подальше от города — здесь можно жить… сначала в этом доме, потом снять квартиру на двоих с Мартой… это если Нина Павловна отпустит Марту с ним… и если в музее его примут. В деревне он раньше не бывал и не представлял, как там живут – но если есть шанс остаться в городе, то стоит воспользоваться им.
В доме с десятком киборгов, половина из которых – Irien’ы, было нереально тихо. И так же нереально спокойно. Большой серый кот бесшумно вышел из мастерской, прошел по комнате и направился к дверям – и спящий на диване в гостиной Дамир проснулся и так же бесшумно встал и выпустил кота в дверь. Без приказа. Или у него постоянный приказ на это действие?
Странные порядки в этом доме… Грант лежал на кровати на спине и думал: «С этими DEX’ами и с Платоном их хозяйка дома обращается как с людьми. Но – в мансарде живут пять Irien’ов, и она не только до сих пор не дала ни одному из них имени, но и ни с одним из них не поговорила. И ни одного из них не тронула! Просто некогда – или не хочет? Зачем они ей? Передержка перед продажей или всё-таки будет пристройство под опеку?..»
В пять утра встали Змей и Дамир, по очереди и очень быстро помылись, Змей самостоятельно включил чайник и стал готовить себе бутерброды, а Дамир пошёл чистить двор от снега. Почти сразу встал Радж, пошел в ванную и почти полчаса стоял под горячим душем. Встала Марта и после умывания начала готовить завтрак для киборгов – густую пшеничную кашу с мёдом и сухофруктами. Проснулась Варя и поднялась в мансарду кормить Irien’ов – как оказалось, там была отдельная душевая кабинка и крошечная кухня, на которой она готовила.
В полседьмого из спальни хозяйки вышел одетый в домашние брюки и фланелевую рубашку Платон. Грант усмехнулся про себя – эта Нина Павловна такая же, как все остальные женщины: вроде и защищает киборгов, но всё-таки она пользуется Irien’ом для… отдыха. Но это её дело. Киборги в этом доме сыты, здоровы и довольны… даже те, что живут в мансарде.
И Грант решил, что пора вставать самому. Только вышел из комнаты, как получил запрос на связь от Змея – с каким-то обреченным удовлетворением позволил накинуть «поводок» и принял несколько файлов. Не спеша просмотрел все – карта местности с отмеченным домиком на берегу третьего по счёту озера, список киборгов рыболовецкой бригады Змея, которые будут наблюдать за гостями и помогать ему, список местных людей, с которыми нужно быть вежливым… и никого из них не подставить… и последним был файл с картой нескольких островов и домом на одном из них. В этот дом надо будет прийти, когда всё закончится.
И тут же пришло сообщение от Платона: «У тебя десять минут на душ. Скоро выйдет хозяйка и надолго займёт его» — и Грант пошел мыться. Ну вот, и мытьё по норме… что дальше? Кормосмесь и ячейка?
Когда Грант вышел из ванной, Змей уже собрался лететь и прощался с хозяйкой и Дамиром, передав Дамиру «поводок» Гранта, а Платон с невероятной для киборга наглостью уже сидел за включенным терминалом и разговаривал с несколькими киборгами сразу. На десятке раскинутых вирт-окон были видны острова, деревни, мастерские с двумя DEX’ами, медпункт с медиком-Mary, старая кобыла с жеребёнком и Irien рядом с ней, козы и куры, на одном вирт-окне была видна женская модификация Mary-5. Надо же! – он точно знал, что всю партию «Фрекен Бок» забраковали и утилизировали… но вот же она, исправная и действующая! И, кажется, разумная.
— Грант, иди сюда, — позвал Платон, — знакомься, это Фрида, она управляет модулем вместе с Фролом. Фрида, это Грант, Bond. Ему нужна помощь, при необходимости он может обращаться к кому-то из вас… запомни его. Грант, ребята могут помочь, если будет нужно… и, если будет нужно, можешь пожить в модуле с ними.
— Уже познакомились? – подошедшая к терминалу Нина смотрела то на Гранта, то на Фриду, наконец, села рядом с Платоном. — Доброе утро! Фрида, у меня в мансарде пятеро ребят, Irien’ы… надо бы их трудоустроить… я тебе уже вроде говорила о них? Пока нет желающих опекать их. Есть места?
— И рады бы принять, но некуда… — спокойно ответила Фрида. — И так все по четверо в комнатах. И в столовой трое. Квинто совсем перебрался в мастерскую и спит рядом с лошадьми. Всё равно отопление в мастерских не выключается. В палатках жить ещё рано. А в овощехранилище ещё и темно. Да и холодно… может, до середины мая пусть в доме поживут? Всё равно мансарда свободна.
— Хорошо… уговорила. Надо подумать только, чем их занять. Ладно, пойду завтракать. Платон, примешь отчеты и приходи.
Сразу после завтрака Нина пошла с Платоном на получасовую то ли прогулку, то ли пробежку – Грант сильно сомневался, что при такой полноте она способна бегать, скорее всего, давала возможность побегать киборгу. Похоже было, что после прогулки она зашла в местный магазинчик – у Платона в руках были две большие сумки с продуктами, одну из которые он занёс на кухню и подал Марте, а вторую Варя понесла в мансарду.
***
В полдевятого Нина позвонила директору музея и попросила его зайти в её кабинет, чтобы поговорить без посторонних. Он ответил:
— А кто у нас посторонние? У меня только Зоя в кабинете… но если хотите, чтобы никто не зашел, пока говорим, сами зайдите до начала работы. Я к девяти буду у себя. Жду.
— Спасибо, придем, – и начала собираться лететь в музей.
Без четверти девять явился на скутере Василий, Дамир вывел из гаража флайер, Платон помог Нине надеть пальто – и Грант не смог сдержаться, чтобы не съязвить:
— Вы всегда с такой свитой на работу летаете?
— Только в очень особенных случаях, — холодно ответила Нина, — обычно свита бывает больше. Одевайся, поговорим с Ильясом Ахмедовичем без посторонних.
***
В кабинет директора Нина вошла со всей «свитой» — её сопровождали Василий, Грант, Платон и Дамир. Ильяс Ахмедович удивлённо посмотрел на такую компанию, но никого не выгнал, а только поздоровался и пригласил Нину за стол:
— Надеюсь, причина вашего нашествия достаточно серьёзная.
— Я считаю, что причин несколько. Во-первых, я решила уйти из музея. После того, как Вольдемар Константинович меня два раза уволил и столько же раз вернул, я начала думать. И решила, что работа в ОЗРК для меня важнее. Вася, скинь моё заявление на этот терминал.
— Неожиданно… Вы работаете почти с момента создания музея, и вдруг собрались уходить? Это серьёзно? – директор взглянул на секретаршу, и Зоя подала ему стакан воды с накапанным лекарством. Ильяс Ахмедович стакан взял, но пить не стал, а поставил на стол и продолжил:
— Вам же до пенсии сколько осталось? А диссертация как же? На кого коллекцию оставите? Вольдемар столько людей напугал увольнением… если все напишут заявления, с кем я останусь? Вы подумали? Что скажете, Вольдемар Константинович?
Грант только молча вздохнул и опустил голову. Поэтому Нина продолжила:
— Подумала. Было время. Диссертация… уже настолько много об этом написано, что я могу и не заканчивать её. Вот у Вольдемара Константиновича почти такая же тема… всё равно лекций не читаю. А коллекция… не пропадёт. У нас наверняка найдётся желающий занять моё место. Из просветителей или экскурсоводов. По закону я отрабатываю две недели, пока Вы ищете желающего. И месяц на передачу коллекции. Я уже решила. Киборги важнее… и потому второй вопрос. Я заберу своих ребят. То есть… — Нина взглянула на удивлённого Василия, — если кто-то захочет остаться, может остаться. Но… поскольку я не знаю пока, кто придет на моё место и как он или она будут обращаться с киборгами, то своих я в хранилище не оставлю. Вася в музее всю свою жизнь, и он вполне может перейти в экскурсионный отдел после моего ухода… он прекрасно ладит с сотрудниками отдела и может провести экскурсию по любой выставке для любой группы, и даже прочитать лекцию не хуже научников. Вася, ты согласен? К тому же так он будет ближе к Зое, я знаю, что они дружат… и я совсем не против этого.
— Согласен, — тут же сунулся Василий, — а есть ещё Петя и Лида… но они не хотят оставаться в хранилище после ухода Нины Павловны.
— Лида… я хочу её выкупить. Мне будут полагаться какие-то деньги за неиспользованный отпуск? Или на товары в лавке… или под зарплату…
— Не вопрос… — Ильяс Ахмедович выпил воду с лекарством, и ответил: — Продам. Но как Вы смотрите на перевод этих киборгов в сельскую школу, например? У нашего музея есть филиал в Кузино — школьный музей. Под него отведен целый дом рядом со школой. И там как раз нужны смотритель-хранитель и охранник. Заведует музеем старая учительница на пенсии… и ей одной уже трудно. Значит, так. Через полтора месяца Ваши DEX и Mary как сотрудники музея… то есть, с зарплатой и соцпакетом… переезжают в село, а я договорюсь с жильём… в этом же доме на первом этаже отремонтируют квартиру, однокомнатную, но двоим киборгам будет даже шикарно. На это я согласен. Так как они все признаны разумными, то уже не арендная плата за них будет, а заработная… и у них… озадачу главбуха… об этом договорились. Ещё вопросы есть?
— Теперь вопросы как от сотрудника ОЗРК. Нужно трудоустроить несколько наших воспитанников. Irien’ов. В помощь реставраторам и просветителям, например. Irien’ы аккуратнее DEX’ов и сильнее Mary. Реставрация документов, тканей и керамики, изготовление копий калек для кружевоплетения, любая работа, где нужна максимальная точность и осторожность, подходит Irien’у…
— Вот об этом и не просите… могут не понять. Или понять не так. Давайте сначала решим вопросы с Вашим уходом и переводом Ваших киборгов. У Вольдемара Константиновича вопросы есть?
Грант только вздохнул, затем молча скинул на терминал директора заявление на три дня отгулов. Через пару секунд скинул файлом заявление на перевод его в любой другой отдел, где он смог бы изучить работу музея с самых низовых должностей. Зависла тишина. Грант не выдержал первым и стал отправлять сообщения на видеофон директора: «Я киборг. Bond. Я выполнял последнее задание и должен был стать Вольдемаром. Моё имя Грант. Грант Григорьевич Нилов. И после выполнения задания… через пять дней… я буду сотрудником ОЗРК и хотел бы вернуться в музей. На любую должность. Чтобы через два года стать фондовиком. Если это возможно.»
Ильяс Ахмедович дочитал сообщение, вдохнул-выдохнул пару раз, снова успокаивая сердце, и тихо ответил:
— Многое я повидал в жизни. Но каждый раз удивляюсь происходящему настолько, что впору начинать молиться. Такое впервые в нашем музее! И кто его пригласил? Ненавидящая киборгов Тамара Елизаровна!.. Хорошо, попробуем. Даю эти три дня, а в понедельник приходи на планёрку. Если коллектив одобрит – останешься. Надеюсь, более вопросов нет? Тогда все свободны. Вольдемар… сегодня, как я понимаю, работает с КАМИС’ом в кабинете Нины Павловны… хорошо. До встречи на планёрке.
***
Весь рабочий день Грант тихо и смирно просидел за терминалом в кабинете Нины, не выходя даже на обед. Василий сгонял на скутере в столовую и привёз на всех комплексные обеды, пачку печенья и большой рыбник. В пятом часу позвонил Змей и сообщил, что найденная им избушка-зимовка подготовлена к приёму гостей – хозяин зимовки согласился сдать её на три дня и даже оставил свой снегоход:
— … а на рассвете прилечу за Грантом, привезу ещё глины, так что будьте готовы. На озере холодно, пусть оденется основательно и сахар захватит с собой.
И потому Василий заказал с доставкой комплект термобелья, комбинезон, крепкие зимние берцы и зимний камуфляжный костюм для Гранта – и Нине пришлось оплатить покупки. А по пути домой зашли в магазин, и Нина накупила Гранту с собой по килограмму сухарей и печенья, десять килограммовых пачек сахара и десять банок сгущёнки. И торт.
Торт как символ начала новой жизни для киборга уже стал привычным, но Нине только на пороге кондитерской это вдруг пришло в голову. Каждого из приведённых киборгов она угощала тортом… и день рождения Змея отмечали с тортом, и празднование образования ОЗРК тоже… а Платону даже купила торт специально… а он почти сбежал в тот день… как давно это было – и как недавно. А теперь куплен торт для Гранта… шоколадно-медовый с вишнями… ему должно понравиться.
Дома Нина позвонила Зосе, и та снова привезла на гравитележке два баула с уценённой одеждой, один из которых предназначался Гранту и Марте, а второй Варя унесла в мансарду. Потом долго пили чай с тортом в гостиной и разговаривали. Грант, наконец, успокоился и уже лёжа на кровати стал снова просматривать присланные Змеем файлы – а уснул уже уверенным, что всё будет хорошо, и всё получится.
— Куда ты меня тащишь?
Спросить удалось лишь у выхода на верхний мостик, где они остановились, пережидая группу организованных туристов-иномирян в сопровождении местного гида с острыми эльфийскими ушками и глазами в пол-лица — мостик был узкий, разминуться на нём невозможно, туристы шли гуськом, посверкивали мнемиками. До этого Керби приходилось бежать за своей проводницей, спотыкаясь и почти что падая, да он бы давно и упал на бесконечных лестницах и переходах, если бы странная красотка не стискивала его ладонь так, что и при желании не вырваться. А ведь пальчики такие изящные вроде, и кисть тонкая… но удивляться тоже было некогда, как и задавать вопросы. Дыхания не хватало, сердце грозило выскочить из груди, билось чуть ли не о зубы, горло горело, тут уж не до расспрашиваний.
Красотка моргнула удивлённо, пожала плечиком. Под переливчатой туникой качнулась роскошная грудь — слишком близко для сохранения внутреннего спокойствия. Керби сглотнул и поспешно перевёл взгляд на её лицо. Тоже хорошего мало. Вернее — много. Слишком…
— К винтажникам, конечно же!
Ярко-розовые пухлые губы — свихнуться можно! — раздвигаются в довольной улыбке, глаза сверкают в обрамлении пушистых ресниц.
— Твой папа, он… — точёный носик сморщен в лёгком недовольстве, — такое сейчас не носят! Было модно давно, сезонов пятнадцать назад. А то и больше. А винтажникам — самое то, они любят старьё!
Туристы проходят. Высокий измождённый парень в компенсаторном поясе захватывает мнемиком и Керби — словно случайно, вместе с панорамой. Керби делает вид, что не заметил. С обитателями спутников отношения и без того натянутые, лишний скандал ни к чему. Лунник последний в группе, проход на мост свободен, но белокурая красотка не спешит, перестаёт улыбаться, смотрит озадаченно. Наконец решается:
— Слушай, а зачем тебе?.. Твоя мама наверняка заключала контракт, иначе просто не бывает…
Керби смотрит в сторону, передёргивает плечами. Улыбка выжата одним усилием воли, как слишком тугой эспандер. Зачем? Самому бы знать…
— Так… интересно, — выдавливает, наконец. — Подумал — а вдруг и ему… интересно будет?
Красотка смотрит с сомнением, тянет задумчиво:
— Ну, не знаю… может быть… но контракт точно был, ты это учти! Так что никаких претензий.
Но Керби уже удалось взять себя в руки, и улыбка выходит вполне естественной.
— Какие претензии, ну что ты?! Мне улетать скоро, вот и захотелось… подумал — а вдруг больше вообще никогда…
Красотка удовлетворённо кивает, сияя фарфоровой улыбкой. Похоже, сумбурные объяснения Керби её полностью успокоили.
— Тогда пошли! Тут недалеко.
Под ногами слегка пружинит тонкая лента моста, перила холодят ладонь. Внизу — площадь в переливах праздничных огней, далеко-далеко, шум сюда почти не доносится, даже феечки танцевали ниже. Красотка идёт впереди, легко, словно танцуя. Туника чуть светится в полумраке, руки не касаются перил. Да что там перила! Она и на сам-то мост вроде как не наступает, призрачным язычком пламени скользя над его чёрной лентой.
Странная она.
Хотя… Кто из людей может сказать, что является странным, а что нормой для урождённой суккубини?
Ру не любила бывать в винтажной ячейке, такое обилие немодных силуэтов огорчало её чуть ли не до слёз. Она бы ни за что сюда не пришла, если бы не Керби. Очаровательный… как же называют феечек активного пола у твёрдых? Ах, да — мальчик! Это, конечно, не совсем верно, Керби не феечка, но и не вылеток, а как называются куколки твёрдых — Ру не имела ни малейшего понятия. Так что пусть будет мальчик. Очаровательный мальчик.
Она уже не помнила, зачем ему надо было к винтажникам — у блондинок память короткая. Но так приятно доставить удовольствие такому приятному… ах, да — мальчику.
Счастья добавляло и то обстоятельство, что ячейка оказалась почти пуста — никаких тебе ужасных плеч и древних линий подбородка. Только скучающая Эллейевин, одна из опекунш-основательниц, добровольно взявшая на себя дежурство в праздник, когда все веселятся. Так что какое-то время Ру была счастлива.
Пока не заметила новый облик Эллейевин.
Модель манга, но — конечно же! — тридцати, а то и сорокасезонной давности! Теперь Ру тихо страдала, разглядывая новые подробности и всё более и более ужасаясь. Эти брови! Кошмар!!! Их уже сезонов двадцать никто-никто! А ногти! Какой жуткий старомодный оттенок! А волосы! Ужас-ужас-ужас…
— Тебе нужен такой же? — Эллейевин разглядывала древнее стерео с неподдельным интересом. — Насколько я помню наших инков-викингов, шестеро последнее время как раз придерживаются четырнадцатой модели, и двое из них почти немодифицированы. Сейчас ещё рано, но к вечеру кто-нибудь обязательно заглянет, и ты сам сможешь удостовериться…
Керби вовсе не выглядел довольным — настолько не выглядел, что это даже немного отвлекло Ру от переживаний по поводу формы губ Эллейевин — хотя они были ужасны! Трижды ужасны! С такими губами нельзя никому на глаза показываться!
— Вы не совсем поняли… Мне не нужен похожий. Мне нужен именно этот.
Какое-то время Эллейевин молча разглядывала Керби. Ру занервничала. И уже совсем было собиралась сказать, что они зря сюда пришли, и уходят. А если понадобится — то и силой утащить бедного мальчика от этой старомодной любительницы разглядывать чужое. Но тут Эллейевин наконец заговорила — нейтрально и вроде бы о постороннем.
— Это ведь старый снимок, так? Сезонов двенадцать?
— Пятнадцать.
— Пятнадцать сезонов назад викинг считался одним из самых популярных стабилей. Это сейчас он винтажен, а тогда вовсе нет. Твой инка — явный стильник, он не может быть нашим. И потому сейчас он кто угодно, но только не викинг, ведь викинг — больше не стильно, да вот хоть у своей подружки спроси! Зачем ты вообще пришёл именно к нам?
— Ру сказала, что такие есть только у вас.
Смеялась Эллейевин тоже отвратительно — раскатисто, взахлёб, с какими-то взлаиваниями и подвизгиваниями. Ру даже не представляла, когда такой вот смех мог бы быть популярен.
— Она тебе что — ничего не объяснила? Ру, детка, эта модель не доведёт тебя до добра! Смени стабиль и растолкуй ребёнку…
— Р-ру, не пугай пар-рня. Смотр-ри, у него глаза опять квадр-ратные. Хочешь, я р-расскажу? Или пусть Кр-рошка, ему пр-роще…
— Зззгинь! Он мой, ясно?! Мой! Сама! И не суйтесь!
— Хор-рошо, хор-рошо, я что, я ничего, пр-росто хотела как лучше…
Они сидели на качелях — в Верхнем саду нет простых лавочек, только подвесные. Очень спокойный Керби и глубоко несчастная Ру.
— Мы непостоянны, ты же должен был знать! Всегда разные. Или такие, как надо, понимаешь? Вы же нас за это и любите! Я бы тебе помогла! Я же твоя золотая рыбка! Но я не знаю, как…
— То есть, сейчас он может быть каким угодно…
— Ну да… не все же придерживаются традиций, стили меняются. Появилась куча новых моделей… Слушай! А, может, ты его имя знаешь?!
Одним из основных качеств Ру было мгновенное переключение настроений, вот и сейчас переход от полного отчаяния к восторженной надежде свершился за долю секунды.
— Имя — это куда круче, чем модель! Имя важнее! Даже если неполное, оно укажет на клан, а там уже будет проще!
— Лэнни.
— Лэнни — что?
— Мама его так называла. Этого хватит, чтобы узнать клан?
— Нет.
Надежда умерла так же быстро.
— Лэнни — это вообще не имя. Детское прозвище, что-то вроде «малыш». Большую часть инков так называют.
Почему-то к отчаянию примешивалась лёгкая паника. Ру отмахнулась от неё, как всегда отмахивалась от непонятного. Пусть другие тревожатся и обдумывают причины, а у неё и своих огорчений полно. Вот, например, как объяснить Керби, что сменить можно не только внешность, и что тот викинг, который когда-то замутил контракт с его мамой, сегодня может быть не только каким угодно, но и кем угодно…
— А ещё он подарил маме вот это.
Маленький переливчатый ромбик на кожаном шнурке. Не цепочка, на цепочку нельзя — вирруулэн не переносит металла.
Паника.
Перламутровый ромбик — чешуйка детского кокона. Крестик на карте, птичка курсора, чёткое указание — найди меня. Такое дарят не всем, с кем заключают контракты. Далеко не всем. Такое вообще почти не дарят.
Они индивидуальны, эти чешуйки, и каждый, только увидев, уже знает — чьё, и как зовут разорвавшего кокон, потому что имя тоже рождается в коконе, феечки не только безмозглы, но и безымянны…
Вирруулэн из рода Эль.
Паника.
Паника, паника, паника…
— Нет! Нет, нет, нет, не хочу!
Она затрясла головой так отчаянно, что качели мотнуло в сторону, а хлынувшие слёзы разлетелись веером. Схватилась за голову, застонала, выгнувшись.
— Не хочу! Прости, прости, я не справилась! Я не могу! Прости… и — не пугайся, ладно?!
***
Здесь всё было не так!
Он пересмотрел кучу реалити про Куббсвилль и думал, что хорошо подготовился.
И в первую же секунду, ещё на портальной площадке понял, насколько ошибся.
Запах.
Свет.
Звук.
Всё как будто чуть мерцающее, совсем иное, непривычное — и в то же время словно бы как раз такое, каким оно и должно было быть всегда.
Одно слово — Куббсвилль.
Рай, за однодневную визу в который пришлось выложить целое состояние.
И гнусный старик, который смотрел на всё это странное великолепие так, как будто не в рай попал, а в грязную вонючую лужу, и теперь боится запачкаться. Раньше Керби даже и представить не мог, что в Куббсвиль можно придти и вот с таким выражением лица. Оказывается — можно. В странном искрящемся городе есть место всем.
Странным тут было всё. Дома, местами совсем как у людей, а рядом смотришь — и не понимаешь, жилище ли это, растение, или же произведение искусства? Абстрактные скульптуры, перетекающие в стены, и стены, оканчивающиеся подвесными мостами. Каменная паутина, внезапно оказывающаяся живым садом — во всяком случае, если он верно понял слова этой странной блондинки. Сама блондинка, так внезапно потерявшая лицо — и не только…
Впрочем, теперь уже не блондинка.
Какое-то время её тело ломалось, сминая черты и оплывая, словно восковая статуэтка под горячей водой, таяло, уменьшалось, перетекая в новую форму, меняло цвета. Но сейчас вроде бы изменения завершились. Чёрная короткая стрижка, больше похожая на бархатную шёрстку, округлые ушки, в смеющихся зелёных глазах нет белка и зрачок вертикален…
— Ру?
— Вообще-то Эль-Ввир-руулэн, так пр-равильно… но тебе р-разр-решаю звать меня Вви.
Улыбка быстрая и острая, и зубы такие же острые. Мелькнул дразнящий розовый язычок, тоже острый и быстрый. Миниатюрная женщина-кошка уютно свернулась на скамейке — так, как умеют только кошачьи. Косила насмешливо зелёным глазом. Улыбалась ехидно, только что не мурлыкала.
— Впр-рочем, как хочешь. Всё р-равно я скор-ро пер-редам р-руль. Р-ру — дурр-рочка, бер-рёт то, что р-рядом. Тер-рпеть не могу р-разговор-ров… Ты умный пар-рень и сам всё уже пр-росёк, пр-равда?
Приподнялась, опираясь на локти, недовольно хлестнула по скамейке хвостом. Произнесла укоризненно, глядя мимо Керби (он с трудом удержался, чтобы не обернуться):
— Эй! Пр-рекр-ратите. Это гр-рубо. Р-решили поспор-рить — давайте гр-ромко, чтобы все пр-рисутствующие в кур-рсе. Эй! Я пр-редупр-реждала. Кр-рошка, я свор-рачиваюсь, твоя очер-редь.
Новая волна изменений, словно кто-то смял кусок пластилина. Качели ощутимо просели и слегка перекосились.
— Что случилось? — Спроси его, спроси! — После стольких сезонов! — Ты ведь не случайно пришёл именно сейчас, да? — Ну спроси, ну что тебе стоит! — Зачем спр-рашивать, вы же и так всё уже пр-рекр-расно … — Прости, прости, я не хотела! — ЗАТКНИТЕСЬ ВСЕ!
Керби зажмурился, помотал головой.
Тишина.
А потом:
— Она просила что-то… передать?
Голос низкий. И — какой-то неуверенный, что ли.
— Нет. То есть, не знаю… Она умерла. Две недели назад. А мне придётся теперь в интернат, вот я и подумал…
Он открыл глаза, оскалился, снова потряс головой и то ли всхлипнул, то ли хихикнул:
— Здравствуй, папа?..
***
— В моём классе у четверых пацанов отцы из ваших! И ещё у двух девчонок! Зачем ты врёшь?!
Лэнни досадливо хмыкнул и поскрёб ногтями щетину на квадратном подбородке. Вообще-то, викингу четырнадцатой модели щетины не полагалось, но контрактные барышни млели от подобных мелочей, и потому столь незначительную модификацию мог себе позволить даже и такой закоренелый традиционал, как Вирруулэн из клана Эль.
Эль-Вирруулэн терпеть не мог объяснялок. В любом стабиле. Хотя иногда и приходилось. Некоторым барышням щетины недостаточно, им ещё и разговоры подавай…
— Ты же учил биологию, должен понимать. Мы слишком разные, скрещивание попросту невозможно.
— Всё ты врёшь! А если не врёшь — то ещё хуже! Мама тебя любила! А ты ей изменял! Если не врёшь сейчас — то даже тогда изменял!
Лэнни опять вздохнул. Где-то глубоко плакала и просила прощения Ру, от неё сейчас помощи ноль. Ви молчала, но молчание это было скорее одобрительным. И то радость. Остальные… А что остальные? Они тут ни при чём.
— Я не вру. И я её тоже любил. Все полтора года. Контракт — серьёзная штука, не любить невозможно. Но ей ведь ещё и ребёнка хотелось. Тебя. А я могу быть любовником, но не отцом. Только переносчиком. Вот и пришлось. Измениться. И… ну да, изменить. Всего один раз. И появился ты. Твоя мама считала, что оно того стоило.
Керби больше не плакал. Смотрел тускло и с отвращением. Передёрнулся. Спросил сквозь зубы:
— Кто мой… настоящий? Или ты тоже — не помнишь? Столько их было, что где уж упомнить?
— Почему же… Помню. И маму твою тоже. Она была самой лучшей. Это не только моё мнение, ты и сам знаешь. Иначе бы её не премировали полуторагодичным контрактом. А ещё она была очень красива. Очень…
— Не смей, слышишь!
— Не буду. Ты просто помни, что она была лучшей. Самой лучшей. А отец… так, случайность, турист-транзитник. Просто случайный донор. Он больше здесь и не появлялся.
— Его можно найти?
— Если тебе так важно… Я постараюсь.
— Не напрягайся. Всё равно я здесь больше не появлюсь.
— Как скажешь…
Обратно шли молча.
Лэнни был рад, что пацан пересилил себя и попросил проводить. Иначе пришлось бы навязываться и окончательно всё портить, но не отпускать же его одного в ажурные туннели верхнего города, где любой неверный шаг чреват долгим падением с не слишком эстетичным финалом внизу для тех, кто не умеет изменяться или хотя бы летать. Надо обладать мозгами настоящей блондинки, чтобы затащить сюда твёрдого.
Сначала говорить было просто некогда, приходилось следить за каждым его шагом в ежесекундной готовности подстраховать. При этом делая вид, что ничего подобного не происходит, и ты просто идёшь рядом, показывая дорогу. Когда же покрытие под ногами перестало напоминать каменное кружево, молчание стало уже привычным.
Так и молчали — до самой предпортальной площадки.
— Ты всё же заходи, если вдруг случай будет. Я оставлю открытую визу. И постараюсь что-нибудь разузнать.
Именно так. Как о чём-то не очень важном. И зубами перемолоть в труху уже почти что вырвавшееся «буду ждать» — чтобы и следов не осталось.
Керби, не оборачиваясь, дёрнул головой. То ли кивнул, то ли мотнул отрицательно, самому непонятно. Мембрана выгнулась, рассыпалась искрами, сплелась коконом вокруг. Втянулась обратно в пазы, оставив пустую площадку.
***
— Закр-рутил пар-оеньку усы косичкой? Пр-равильно. Некотор-рым так пр-роще.
— Заткнись.
— Ай да Кр-рошка! Пр-равдивый Кр-рошка. Нет, пр-равда, я в востор-рге. Не пр-редполагала, что ты умеешь вр-рать. Пр-ричём так хор-рошо… и что тепер-рь?
— Не знаю.
— Р-разумеется. Увер-рен, что эта мр-разь сможет быть хор-рошим р-родителем?
— Нет.
— Пр-равильно не увер-рен. Помнишь, какой была Р-ру — до того дежур-рства? Думаешь, с пр-редставителями своей р-расы и даже в какой-то мер-ре р-родным р-ребёнком эта др-рянь с тр-росточкой будет остор-рожнее?
— Не думаю.
— Кр-расава. Тогда почему не р-рассказать пар-рню, что его отец был пр-рекррасным человеком. Хррабрым, мудр-рым, кр-расивым… Но умер-р. Как гр-рустно. И все р-рады, всем хор-рошо.. Почему не совр-рать? Или таки довр-рёшь пр-ри втор-рой встр-рече?
— Думаешь, он вернётся?
— А ты — что нет? Вер-рю, вер-рю…
— Если вернётся — так и скажу. Наверное.
— Ой, Кр-рошка, Кр-рошка… себе можешь вр-рать. Мне — непр-робуй.
— Но мальчику нужен отец!
— А кто-то спор-рит?
Шел последний день пребывания Иры в отряде. С утра неожиданно выглянуло солнце и тучи разошлись. Мы вернули лагерю прежний вид, но снимать дополнительный крепеж не стали. Я провела ревизию инвентаря. И заставила искать недостающие колышки. Унесло старый брезент, недалеко. Начальнику удалось вспомнить направление самого сильного ветра и найти. Пригодился, когда откапывали машину и выводили из песочной ямы. Шиловский предупредил, такой способ возможен только если под колесами машины будут саксауловые слеги.
В этот раз нам повезло, обошлось без торнадо.
— Лен, чем болен твой сын?
— Ему сейчас девять. Три года назад он сломал позвоночник. Перелом был компрессионный, грудных позвонков. После выписки из больницы ему нужен был массаж. Он сам нашел массажистку, которая ему помогла. Она приходила к нам домой. Работала с ним с перерывами почти три часа. Последний рентген показал есть стекловидное тело. Врачи даже усомнились, а был ли перелом. Массажистка брала за сеанс 25 рублей и бутылку армянского коньяка. Она была одинока и требовала, чтобы я пила с ней. Ей нравилось, что я умею его пить. Вместе мы выпивали грамм триста. Остальное я отдавала ей. Ир, не спрашивай больше.
— Лена, давай адрес и телефон. Я куплю яблоки и отвезу ему. Иди пиши письмо сыну, пока ещё светло.
{Ирина ничего мне не сказала. Она, кроме яблок умудрилась пронести в ручной клади большую дыню, килограмм черешни и виноград. Подозревая, что у меня не все в порядке в семье, она позвонила свекру, его имя я поставила на конверте, из Ташкента и договорилась о встрече в аэропорте. У нее был удобный для этой акции рейс. Свекор приехал в аэропорт, отвез Иру домой.}
За Ирой заехали утром геологи из партии. Кто-то уезжал в отпуск, у кого-то заканчивался контракт или были другие причины, но в кузове «Газ 52» сидело больше десяти человек, и крупная собака неопределенной породы. Сашка не знал до последней минуты, что Ирина уезжает. Её вещи и ящик с образцами, который она сопровождала в Ташкент был загружены в кузов грузовика. Ира стояла у открытого заднего борта и слушала последние наставления начальника. Я стояла рядом с ними. Между нами бегала веселая собака … Было немного грустно, но никто из нас не любил долгих прощаний.
Павел Петрович готовился подсадить Иру в кузов, когда раздались какие-то крики. К машине бежал Сашка, размахивая руками, он орал что-то типа «Ируленька или Ирка, стой! По дороге он отшвырнул ногой собаку, и та вцепилась к нему в задницу. Хозяин, водитель этого грузовика, молодой интересный парень сумел схватить её за ошейник. Этого оказалось достаточно для собаки, чтобы тут же отпустить обидчика. Псина, в отличие от Сашки тут же успокоился. Вздохнув я пошла к Сашке. Спросила у Хозяина:
— Прививка есть?
— Да.
А Сашка орал, брызгая слюной:
— Она бешеная. На экспертизу! Уй, больно!
Я осмотрела, не прикасаясь зад, обтянутый джинсами. И рявкнула:
— Штаны с трусами спускай!
Сашка на секунду замолк, никого не стесняясь, быстро спустил джинсы с трусами. Хотел совсем снять.
— Да хватит уже орать! И стриптиз устраивать!
Подошел Павел Петрович.
— Ну что?
— Джинсы целые. Трусы тоже без дырок. На ягодице вдавленный след клыков.
— Я с ними поеду!
— В обнимку с Найдой?
— Это кличка собаки, которую ты ногой стукнул!
— Не-е-ет!!!
— Ребята езжайте, ради бога. С ним мы разберемся. Александр, перестаньте нас пугать …
— голым задом, — закончил фразу Герасимович.
Машина уехала. Какое -то время в лагере стояла тишина. Я достала альбом, карандаши разной твердости. Из — под моих рук постепенно на листе появилась кухня, потом угол палатки начальника, машина, уезжающая от нас в даль.
Павел Петрович сидел за столом и писал в книжке карманного формата. Такие нам выдали на складе. Дермантин переплета украшала надпись — «Полевой дневник». Я сделала длительный набросок лагеря и пошла за бархан. Возвращаясь услышала:
-«Шлюха! Гадюка!». Орал Сашка.
Начинается очередной «заезд». Кому это он кричит? Завернула за угол кухни и побелела от злости. Коробка с драгоценными карандашами валялась перевернутая. Альбом с законченным наброском стоял «домиком «. А Сашка пытался поддать его ногой. Удерживал его Павел Петрович в обхват двумя руками. А Герасимович бегал за оторвавшими листами. Рот придурка беспрерывно извергал гадости и обвинения в мой адрес.
Без мата он повторял только две фразы:
— «Начальникова подстилка» и «Ирка меня любила, а ты нас развела».
Я немного послушала этот бред. Потом принесла ковшик с водой, плеснула Сашке в лицо и сказала:
— Коробка, которую ты с удовольствием попинал денег стоит. Только карандаши «Кох-и-Нур» стоят рубль за штуку, а их семь было, не считая инструментов, сделанных на заказ, там еще были латунные зажимы, кнопки, импортные ластики, сангина, уголь, скрепки и прочее. И попал ты парниша, рублей на шестьдесят. Я их с тебя сдеру. А за то, что меня оставил без моих графических принадлежностей посреди пустыни с тебя будет еще столько же. Или собирай и доставай из песка хоть рылом, хоть кАком. Деньги потребую завтра. И последнее. У меня есть документы, по которым тебе дадут срок и большой. Ты Ирине нанес повреждения, которые её привели к частичной утрате здоровья сейчас, и еще неизвестно какие последствия её ждут.
— Ты врёшь! У тебя нет ничего на меня!
— Заткни хайло! Иначе сразу поеду тебя сдавать в милицию. Надоел. И пошла за ситом, песок просеивать … Сашка удалился за бархан.
{Я тогда не знала, действовала по наитию, у него была попытка принудить свою двоюродную сестру к сожительству. Родственники не стали обращаться в милицию. Такие дела, что тогда, что сейчас бьют по женщине}
Через два дня после Ириного отъезда зацвела пустыня. В одночасье голые пески покрылись островками желтых и красных тюльпанов, метелками ятрышника, поражающих разнообразным окрасом, зацвел саксаул.
Я поднималась на эскалаторе, сердце напевало легкомысленную песенку. То, что я увидела минуту спустя, круто изменило мою жизнь навсегда. Навсегда.
Олег, на встречу с которым я так спешила, улыбаясь своей фирменной улыбкой, протягивал великолепный подсолнух незнакомой мне девчонке, простецкой дурнушке в короткой курточке и дурацких, расписанных цветами же, джинсах. Всё это было отмечено мной на автомате, когда, ускорив шаг, я вылетела на Невский и смешалась с толпой. Я ничего не понимала. Мы хоть и были знакомы с Олегом недавно, но он явно симпатизировал мне. И, торопясь на свидание, я никак не могла предположить такого окончания нашего знакомства. Слёзы подкатили к горлу, я свернула в какой-то дворик и набрала мамин номер. Она несколько дней просила забрать у неё яблоки, коими снабдили её добросердечные соседи. Решено, вместо романтического свидания, еду к маме на другой конец города за яблоками. Договорились встретиться у метро, потому что у меня как назло разболелась нога, и дохромать до родительского дома я была не в состоянии. Ну маман разохалась, увидав мою унылую физиономию, но рассказывать я ей ничего не стала. Болит нога и всё тут. Забрала пакет и поехала домой. Яблоки источали дивный позднеосенний аромат, а в небольшом целлофановом мешочке обнаружились ещё ядрёно пахнувшие солёные огурцы, которые я переложила в другой пакет. Села в вагон и только сейчас заглянула в свой мобильник. Боже мой, я забыла включить звук, а там пятнадцать непринятых вызовов. И все от Олега. Странно. Зачем он звонил мне, коли дарил подсолнух другой девчонке?
Не доехав до дома, я выскочила на ближайшей станции.
— Ну и где ты? — по телефону было слышно, как он улыбается. Улыбается после того, что произошло?
— Ты мне цветы никогда не дарил, а тут, какой-то девчонке… — и я зарыдала несмотря на толпу народа, спешащую мимо меня.
Сначала была тишина, а потом откровенный смех. И знаете, что? Олег имел право смеяться. Он так торопился на свидание, что поднимаясь по эскалатору, задел подсолнух в руках той девочки, цветок сломался. И он, как настоящий мужчина, купил новый…
…Моя проблема в том, что концовку этого рассказа я придумала только что. На самом деле тогда я не стала Олегу перезванивать, а пошла в ближайший бар и напилась, закусывая попеременно то яблоками, то огурцами.
Так прошёл год, затем другой.
Теперь вот здесь, в кругу анонимных алкоголиков, рассказываю эту историю…
В одном из рейдов в поисках той самой паразитки драконы нашли результаты ее экспериментов. На этот раз живые. И, что самое странное, разумные и адекватные, в отличии от своей создательницы. Судя по всему, эти дети появились на свет благодаря похищенным драконихам и вивернам и являлись гибридами дракона и паразита. Живыми, разумными и вменяемыми.
Мне их не показали, справедливо рассудив, что я их грохну. И в принципе, Шеврин с Шеатом были правы. Тяжело удержаться в таком конкретном случае. Знаю, возможно, я и тогда была не права, когда уничтожала тех мерзких паразитов, возможно, и сейчас не права, но… В этом деле, слишком много странностей для того, чтобы все списать на простые совпадения.
Сначала Шеврин передал мне шарф или даже скорее здоровенное полотенце, вышитое одной из тех девочек. Самый основной затык в том, что она совершенно слепая и может видеть только ауры магическим зрением. Вышивать при этом абсолютно невозможно, но вот ведь пытается… Мелкая девчонка лет пяти на вид, если судить по рассказам Шеврина.
Отбраковали этих детишек, судя по всему, именно за разум и нежелание причинять кому бы то ни было вред. Драконы создали для них закрытый детский сад, и чувствую, они там будут далеко не последними прибывшими. Учитывая масштабы катастрофы с той дамочкой-пожирательницей, то таких детей будет много.
Естественно, меня и Шиэс к ним не пускали. Впрочем, мы не сильно-то и рвались. Я поняла свою роковую ошибку в поведении только тогда, когда дракошка во всех смыслах поцепилась мне на шею и отказалась слезать. Если переспать с мужиком, он на некоторое время теряет интерес — ну как бы галочку поставил, эго удовлетворил, спермотоксикоз уже не грозит, можно и полезными делами заняться. А вот если переспать с женщиной, то она начинает развивать «новый виток» отношений и это полный капец.
Личного пространства у меня теперь не было. Шиэс повсюду таскалась за мной, отпуская только тогда, когда я делала совсем уж страдальческую рожу. Проблема в том, что мне физически необходимо одиночество, чтобы уложить в голове все происходящее, отдохнуть от присутствия чужих, немного развеяться и восстановиться для дальнейшего общения. И этой малости — каких-то пару часов было бы достаточно — мне не давали. Если не Шиэс, так еще кто-то все время возле меня крутился. От этого в голове начинало накапливаться все то неразобранное и непереваренное в плане эмоций и переживаний и довольно сильно давило на психику, грозя рано или поздно вылиться в безобразную истерику. Пока что я терпела.
Через пару дней Шеврин презентовал мне новый сюрприз — та самая маленькая паразитка сплела для меня браслет. Немножко странный, немного корявенький, как и то полотенце, но неплохой амулет от разжижения. Браслет я стала носить, полотенце же накинула на спинку кровати, чтобы никуда не выбросить, и закрепила силовыми нитями. В принципе, такой амулет не являлся жизненно важным, но чем черт не шутит, вдруг когда-нибудь сгодится.
В ответ я передала девочке амулет для озвучки книг — он зачитывал в голос напечатанный текст. Слепой девочке пригодится, ведь книг со шрифтом Брайля было мало и не все они ей подходили. Все же ей интересны не только детские сказки, но и обучающие книги, а таковых было слишком мало…
По рассказам Шеврина, маленькая паразитка была как-то странно связана со мной и с Шеатом. Она откуда-то знала все то, что с нами было в прошлом, даже те подробности, которые я никак не могу вспомнить. Иногда мне кажется, что ее сделали из какого-то потерявшегося куска моей плазмы, и теперь она частично и моя дочь тоже. Ну не может посторонний мелкий ребенок знать то, что происходило тысячи лет назад и уже давно забыто как участниками событий, так и наблюдателями. А она знает.
Мне не оставалось ничего, как только ждать дальнейшего развития событий. Не удивлюсь, если та чокнутая ученая тетка где-то откопала образцы моей плазмы. Да это вообще плевое дело, где меня только не потрошили и чего только не делали… Плазма могла остаться в замке как образец, из которого Твэл и сделал эту очищенную (якобы) порцию. Могла заваляться где-то на старом корабле Тедди, хотя черт его знает, где он сейчас, жив ли вообще и куда подевал корабль. Могла остаться на месте любой бойни, учиненной еще когда… В конце концов ее можно было добыть из моих дочерей, благо их хватает, как и искусственно созданных наследников Твэла и прочих бывших супругов. Где они бегают и что с ними происходит, я понятия не имею, так что и эту версию отметать не стоит.