Надеть шлем. Сделано. Приступить к анализу полученных повреждений. Поиск и устранение источника возгорания. Сделано. Откачка кислорода из поврежденного отсека. Переборка автоматически изолировала санитарный и часть коридора рядом с регенерационной капсулой. Пришлось вручную включать рембота и поставить на таймер подачу кислорода по окончании работ. По данным бота, в сквозном отверстии застрял узкий длинный металлический предмет. Судя по фотографиям, похоже на что-то рукотворное и цивилизованное, насколько можно сказать о предмете, врезавшемся в нас.
– Олис, похоже на кусок подъемника!
– Сварено из стального прута, горячекатанного, квадратного сечения, 15 мм… арматура, Фил. Это кусок арматуры. Вероятно, исполнял роль стрелы небольшого маломощного крана, судя по остаткам троса и карабину.
– Это не деталь нашего корабля? Я правильно понял, Олис?! – Фил вскричал, и, не дожидаясь ответа, стал надевать костюм для наружных работ.
– Это деталь корабля человеческого, если ты это имел ввиду. – Ответила искин под вздох продува системы вентиляции. Серебристая мелкая пыль накрыла монитор, кружась, как волшебная пыльца.
– Проверь внутренние повреждения и фильтры. – На ходу пристегивая нож, скомандовал Лорик. – Надеюсь, у нас будут гости… если не кусочки гостей…
– Это точно. – Зажужжала фильтрация, манипулятор извлек мини-пылесос и, стараясь не повредить монитор, прибирал все это безобразие. Человек, пробираясь окольными путями, уже вышел к внешнему шлюзу. Эксперимент входил в новую фазу.
«Как же повезло, что не во время светового дня! – думал астронавт, перепрыгивая ступеньки, и, спеша к объекту. – Хоть увижу, этот «привет» из дома, а если там еще и уцелел кто-нибудь… хоть кусочек. Интересно, сколько процентов живого тела необходимо для восстановления в регенерационной камере, чтобы она еще не стала реинкарнационной?
Увиденное шокировало человека, и он остолбенел: в его модуль врезался объект в десятки раз больший по размерам. Огромный корабль, по форме напоминавший современный дирижабль, спереди, словно речной сом, имел около восьми усов-манипуляторов и подъемников. Лишь один из них задел его посудину, проломив здоровую сквозную дыру. На удачу, арматура оторвалась и была отдельным куском. Подключив механизмы самого модуля, Лорик, с трудом, но сумел извлечь осколок, позволяя ремботу приступить к залатыванию отсека.
– Начинаю осмотр «подарочка». – Измотанно, но с предвкушающим интересом отчитался астронавт.
– О-о-у, Фил, начни с кабины. – Выдала рекомендацию Искин. – Там человек в критическом состоянии.
– Человек? – Лорик побежал, смешно подпрыгивая, и, заглушая сам себя громким дыханием, транслируемым в микрофон передатчика. Олис не комментировала.
Кабина космического корабля пострадала. Ударившись сначала носом, судно сплющило обшивку в железный блин, проехав еще пару сотен метров, раскалившийся до оплавленного состояния. Ближе к его модулю шаттл пропахал огромную траншею, и, врезавшись в каменную скалу, потерял кусок внешней обшивки. Немного побалансировав на этой скале, кабина отвалилась, а сверху, словно средневековая гильотина, на разлом упал отодранный расплавленный кусок. Благодаря этому, модуль получил минимальные, из возможных, повреждения, поймав лишь осколок переднего «уса» корабля. Вся громада просто не доехала. В кабине все мигало красным, выдавая многочисленные повреждения. Вся правая половина была разворочена. Человек нашелся под встрявшим куском обшивки.
– Вот, дьявол! – с досады заорал Лорик и, психуя, пару раз топнул. Вид обезглавленного белоснежного костюма среди огня, пыли и грязи, уходящего плечами в раскаленную гильотину, вывел его из себя.
– Фил, соберись! – скомандовала искин. – Обойди с другой стороны и постарайся вырезать по кругу! (Ему показалось, или голос действительно был взволнованным?).
Человек скорректировал свою траекторию с помощью двигателя сжатого воздуха. Шипение сопла сопровождалось шипением остывающего металла, похожего по цвету на практически застывшую лаву. С этой стороны нашелся шлем.
Лорику казалось, что он сошел с ума, слушаясь искина, и, делая совершенно на автомате, практически не задумываясь, он вырезал по кругу кусок обшивки вокруг шеи человека. Человек фактически никак не мог остаться в живых. Не было даже видно лица – лишь запотевшее и закопченное изнутри стекло шлема, каким-то чудом оставшееся целым. Система утверждала, что для регенерации нужен мозг. Настоящий живой мозг, и что мозг, практически запаянный в шлем, как в аквариум, в какой-то процентной части еще считался живым.
– Данный человеческий экземпляр был в состоянии гибернации. Все процессы практически равны нулю. Резкая разморозка большими температурами и разрушение оболочки скафандра негативно влияют на мозг, нам срочно необходимо доставить шлем в регкамеру. – Объясняла искин.
Больше не пытаясь собрать обе части скафандра в одно целое, Лорик схватил шлем, приварившийся к куску обшивки, как банка к крышке, и, будто с круглым аквариумом подмышкой, со всех ног помчался назад.
– Укладывай это здесь. Нет, сам не снимай, я разберусь. – Тараторила система. – Вернись к кораблю. Посмотри, кто еще уцелел. Восстановление, (хотя здесь больше похоже на восркрешение), займет около четырех часов. Тебе надо подготовить корабль к рассвету, иначе потом нечего будет спасать.
Астронавт, усталый от нервного перенапряжения и активных действий, только повернулся назад, захлопывая крепление шлема, и, дыша чуть громче, чем раньше. Наворачивались слезы. Шмыгнув носом, тихо-тихо, чтобы никто не слышал, он отправился к разбитому кораблю, прихватив из хвостового наружного отсека парочку запасных ремботов.
Помахав работающему над дырой боту, Лорик двинулся к шаттлу. Сильнее всего пострадала кабина. Переднюю ее часть решили накрыть специальным полимером. Выстрелив в воздух, и, отойдя, Лорик проследил, как черное матовое покрытие легло на обломки и стало запаивать их, принимая форму, отдаленно похожую на то, что осталось под ним. Задняя стенка кабины мигала красными и желтыми огоньками, с трудом преодолевая острые участки, Лорик залез поближе и стал изучать. Дежавю накрыло резко и до дрожи. Лорик открыл овальную прозрачную защитную крышку и резко стукнул кулаком по кнопке. Включилось аварийное питание.
– Срочно соедини контакты и подключи к нашей солнечной панели! – рявкнул ремботу. – Нельзя допустить прекращения подачи питания. Там четыре сотни капсул гибернации! Ты понимаешь?! Четыре сотни! Четыреста живых людей!..
Второй рембот в спешном порядке покрывал защитным полимером брюхо шаттла и кое-где поцарапанные бока.
– Как закончишь с повреждениями, покрывай целиком. – Скомандовал Лорик. Пока у нас нет возможности попасть внутрь – вскрывать опасно, а сделать отсек для стабилизации давления при входе так быстро мы не сможем. Рассвет близко. Покрутившись вправо и влево, Фил, наконец, вспомнил, где находятся черные ящики. И взял их с собой. Он знал этот корабль. Он знал, что найдет внутри. Знал этих людей. И он вел этот шаттл раньше. А еще он знал, что самое важное уже ждет его внутри его модуля.
Возвращение на Тритон было совсем не таким радостным по сравнению с тем, как они с него улетали. Конечно, Ноэль не выглядел грустным – он шутил и старался сделать так, чтобы Каролина не скучала рядом с ним. Но она со свойственной ей проницательностью все равно замечала скрытую печаль в его глазах, к которой к тому же примешивался страх – но почему именно страх, Каролина понять не могла. Может, именно то, что она не до конца понимала Ноэля, мешало ей принять его предложение, поддавшись одному только чувству. Каролина чувствовала, что полюбила Ноэля, но броситься в омут всепоглощающей любви не решалась. Как будто что-то удерживало ее на краю этой заманчивой пропасти – какая-то невидимая, но очень прочная нить, но от чего или от кого она шла, Каролина не понимала. Она видела страдания Ноэля, но помочь ему ничем не могла – она хотела быть искренней и, ответив «да», не сомневаться ни в нем, ни в себе.
Каролина была очень удивлена, что Энтони встречал их космолет. Он был вежлив и даже взял у Каролины ее дорожную сумку, чтобы ей было удобнее идти рядом с Ноэлем. Но Ноэль, очевидно, истолковал это по-своему: он бросил подозрительный взгляд на Энтони, а затем посмотрел на Каролину, будто хотел о чем-то спросить, но не решался. Но когда они пошли в гостиницу, Ноэль бесцеремонно отстранил Энтони и взял Каролину под руку, причем сделал это несколько картинно. Каролина заметила, как Энтони насмешливо улыбнулся краешком губ, но он ничего не сказал и спокойно пошел позади них.
В главном зале было непривычно людно, играла музыка, некоторые пары танцевали.
– Сегодня что, праздник? – удивилась Каролина.
– Да, – ответил Энтони, подойдя поближе. – Я пообщался немного с твоей подружкой Маргарет. Она сказала, что сегодня здесь празднуют парад планет – редкое астрономическое явление.
Каролина перевела его слова Ноэлю, и тот кивнул.
– Совершенно верно, я и забыл об этом, – сказал он. – Наверняка мой брат тоже здесь… Вон он. Аэль!
Он махнул рукой кому-то в конце зала. Каролина увидела его, очень нарядного, и Маргарет в красивом вечернем платье. Аэль махнул рукой в ответ, и они вдвоем стали пробираться к ним сквозь толпу танцующих и просто отдыхающих. Когда они приблизились, Аэль крепко пожал руку Ноэлю, а Маргарет обняла Каролину.
– А мы вас ждали, – сказала Маргарет. – Пойдемте к нам за столик! И вы тоже, мистер Рейнберн, идите к нам!
Не дожидаясь, согласится он или нет, Маргарет уже повела Каролину за собой. Они усадили ее за большой стол, полностью уставленный разнообразными закусками, десертами и фруктами. Ноэль сел рядом с ней, сразу налил ей вина и наложил на тарелку разноцветное угощение.
– За счастье и дружбу! – провозгласила тост Маргарет, высоко поднимая свой бокал.
– И за мирный космос, – добавил Энтони, поднимая свой бокал и немного снисходительно улыбаясь. Каролина только сейчас заметила, что он тоже сидит рядом с ней, только с другой стороны.
– Мир зависит от нас, – невольно произнесла Каролина. Маргарет сразу посмотрела на нее очень внимательно.
– Это девиз космических легионеров, – серьезно сказала она. – Откуда ты его знаешь?
– Видела надпись на сувенире в кабинете Уиттона, – ответила Каролина. – А что? Я не знала, что это девиз. А кто такие космические легионеры?
– Так называют военных в нептунской армии, – ответил ей Энтони. – Ведь у каждого государства есть армия, так что, ничего удивительного в этом нет.
Маргарет нахмурилась – наверное, от того, что Энтони перебил ее.
– Это хороший девиз, – тихо сказала она. – Я не против выпить за него. А ты, Кэрол?
Каролина вместо ответа чокнулась с ней бокалом. Маргарет заговорила о чем-то с Ноэлем, а Энтони наклонился к Каролине и спросил:
– Как слетали на Нереиду?
– Нормально, – удивилась Каролина.
– Он не обижал тебя?
– Нет, что вы!
– А почему вы вернулись раньше?
Каролина нахмурилась, а Энтони рассмеялся.
– Для меня даже лучше, что ты вернулась раньше, – с иронией ответил он. – Я заплатил Уиттону как договаривались, а сам на три дня остался без переводчицы!
Каролину немного уязвили его слова и особенно тон, но она промолчала и снова отпила немного вина. Она заметила, что Энтони ничего не ест и не пьет, а свой бокал, нетронутый, он поставил между вазами с фруктами, чтобы его не было видно. Ей стало неприятно, она повернулась к Ноэлю и начала с ним легкий разговор, время от времени также обращаясь к Аэлю. Но вдруг заиграла громкая и красивая мелодия, похожая на вальс, и говорившие сразу замолчали.
– О, это вальс Нептуна, – сказала Маргарет. – Дамы могут пригласить любого мужчину в зале, но танцевать должны обязательно все. Остаться за столом можно, только если тебе нет пары.
Она поднялась и взяла за руку Аэля. Они вышли из-за стола и присоединились к танцующим. Каролина невольно посмотрела на двух сидящих рядом с ней мужчин – на одного, затем на другого. Они оба, как ей показалось, смотрели на нее выжидающе. Каролина подумала, что Энтони, возможно, вообще не умеет танцевать, в отличие от Ноэля, но сейчас для него ее приглашение – вопрос принципа. Но она все еще не простила ему его язвительный тон. Вздохнув, она подала Ноэлю руку.
– Я приглашаю, – сказала она.
Ноэль сразу вскочил, бросив на Энтони победный взгляд, и схватил руку девушки, сжав так сильно, будто боялся, что она передумает. Каролина заметила, что Энтони откинулся на спинку стула и презрительно, а может даже злобно, усмехнулся. Но Ноэль уже вел ее в центр зала. Когда она снова мельком обернулась назад, то увидела, что место Энтони уже свободно, а самого его нигде нет.
А они были уже в центре зала. Каролина смотрела только на Ноэля, и все остальное вокруг нее перестало существовать. Она торопливо вспоминала то немногое, что когда-то учила в танцевальной школе, но Ноэль помог ей, и они начали свой танец. Ноэль начал плавно и изящно кружить ее в ритме вальса, и то, как грациозно он двигался, вполне соответствовало ее представлениям о нем. «Он действительно идеален!» – с восторгом думала Каролина и уже сама крепко сжимала его руку. Но Ноэль никуда не собирался исчезать. Он нежно приобнял ее второй рукой за плечи, и их лица оказались совсем рядом. Каролина впервые так близко увидела глаза Ноэля и заметила, сколько в них затаенной нежности и пылкой, страстной любви, которая невольно передается и ей. Она ощутила слабость и легкую дрожь во всем теле, поэтому непроизвольно еще крепче прижалась к Ноэлю.
– Ты вся дрожишь, – прошептал ей Ноэль. Он, видимо, очень чутко улавливал каждое ее движение. Не останавливаясь, он незаметно отделил их от остальных танцующих, и они вышли в Висящий сад – большую стеклянную оранжерею, от пола до потолка украшенную роскошными разноцветными цветами с восхитительным видом на Нептун.
Они остановились на ступеньках сада, почти не замечая окружающей их красоты. Ноэль держал Каролину в объятиях и страстно сжимал ее руки в своих. Каролина потянулась к его губам, и он жадно приник к ним горячим поцелуем…
– …Это все-таки сон, – пробормотала Каролина. – Я не могу поверить, что все это происходит наяву!..
Ноэль нежно рассмеялся, глядя на нее счастливыми глазами.
– Может, ты хотя бы во сне дашь мне ответ, – сказал он.
– Да! – пылко ответила Каролина. – Я говорю тебе «да»! Я согласна остаться с тобой здесь навсегда!
– Ты – моя! – воскликнул Ноэль и снова страстно поцеловал ее долгим сладостным поцелуем.
– …Я должна предупредить Энтони, – сказала Каролина, когда, наконец, нашла в себе силы оторваться от его горячих сладких губ. – И лучше это сделать поскорее. Все-таки, я его переводчица. Он должен знать, что возвращаться ему придется одному.
– Мне жалко отпускать тебя и на секунду, – вздохнул Ноэль. – Ну ладно, так уж и быть. Скажи ему, а затем мы полетим ко мне домой, на Тиа, чтобы все приготовить к свадьбе.
– Ах, мне просто в это не верится! – воскликнула Каролина. – Есть ли кто-нибудь еще счастливее меня? Наверное, это невозможно!
– Иди, – улыбаясь, ответил Ноэль. – Только поскорее возвращайся. Бери все свои вещи и документы. Я буду ждать тебя возле выхода со станции.
Он проводил ее почти до самой каюты Энтони. Каролина, не чувствуя ног от счастья, открыла незапертую дверь и переступила через порог, оказавшись в коридоре.
В коридоре и в комнате Энтони царил полумрак.
«Наверное, он спит» – подумала она и вздрогнула, услышав его голос.
– Это ты? – спросил он довольно грубо.
– Да, – смело ответила Каролина. – Я должна вам кое-что сообщить, мистер Рейнберн…
– Я тоже должен тебе кое-что сообщить, – Энтони вдруг вынырнул из темноты и встал рядом с ней. Каролина испуганно отшатнулась – ей показалось, что у него угрожающий вид. И зачем он переоделся в свой дорожный костюм?
– Что ты хочешь мне сказать, я уже знаю, – сказал Энтони. – Ты решила остаться на Нептуне вместе со своим… как его… Впрочем, неважно! – он досадливо махнул рукой. – Ты ведь за этим пришла?
– Не знаю, откуда вам это известно, – немного удивленно ответила Каролина, – но вы абсолютно правы. Я пришла проститься с вами…
– Ты ошибаешься, – жестко перебил ее Энтони. Он резко шагнул к двери и запер ее. – Через час земного времени космолет отбывает с Тритона на посадочную станцию Нептуна. Там нас уже ждет готовый ко взлету «Звездный экспресс». Мы с тобой возвращаемся на Землю, и возвращаемся вместе, как и прилетели.
Сердце Каролины подскочило в груди и забилось быстро-быстро.
– Вы не смеете, – возмущенно ответила она. – Кто дал вам право распоряжаться моей жизнью и судьбой? Я не ваша собственность, мистер Рейнберн. – Она хотела открыть дверь, но Энтони отстранил ее руку.
– Все твои вещи в моей комнате, – сказал он. – Немедленно переодевайся и будь готова к отлету. Четко выполняй то, что я говорю, иначе сильно пожалеешь.
Каролина в страхе отступила от него.
– Ноэль!!! – закричала она что было силы. Но Энтони резко, хотя и не сильно, ударил ее ребром ладони в живот. Она не почувствовала боли, но воздух моментально вылетел у нее из легких, и она больше не могла кричать. Энтони с силой схватил ее на руки, перебросил через плечо и отнес, сопротивляющуюся, в свою комнату, где усадил в кресло. Только там она смогла отдышаться и устремила на него взгляд, полный ярости.
– Прости, – тихо сказал Энтони, присаживаясь рядом с ней на соседнее кресло. – Но ты закричала, и я был вынужден остановить тебя. Иначе твой Ноэль или его приятели могли тебя услышать.
– Что вам от меня нужно? – гневно спросила она.
– Чтобы ты осталась жива, – Энтони поднялся и прошелся по комнате. – Я не хотел, чтобы ты восприняла мои слова как угрозу. Я бы никогда не причинил тебе боль… Но я надеюсь, ты простишь меня после того, что сейчас услышишь.
– Я ничего не желаю слушать, – Каролина хотела подняться, но Энтони вернулся к ней и снова сел рядом, удержав ее за плечо.
– Мне пора раскрыть себя, – тихо сказал он, заглядывая ей в глаза. – Ты думаешь, что я – избалованный богатый мальчик, но это совсем не так. На самом деле я – агент ФБР и прибыл на Нептун со специальным заданием.
Каролина изумленно уставилась на него.
– Что?.. – проговорила она. – Агент ФБР? Но ведь Уиттон принял меры, чтобы доступ вам был закрыт для нашего турагентства!..
– Я не должен был раскрываться без крайней необходимости, – продолжал Энтони. – Слишком много человек работало над тем, чтобы обеспечить мне надежное прикрытие. Но ты вынудила меня. Я обязан защитить тебя. Ты даже приблизительно не представляешь, с кем хочешь остаться!
– С человеком, которого люблю и который любит меня! – воскликнула Каролина, едва владея собой.
– С нептунцем, который в ближайшем времени будет в армии, штурмующей нашу Землю, – ответил Энтони. – Да, Каролина. Это то, что я выяснил, находясь здесь. Нептун планирует начать войну и захватить нашу планету.
Ковалев выдохнул с облегчением и перекатился на бок: невозможно хотелось спать, глаза слипались, и тело подрагивало от усталости.
– Тигров как минимум, а не медведей… – шепнул он, еле ворочая языком и всеми силами стараясь не закрыть глаза.
– Ты себе льстишь. Хватит с тебя и медведей. – Она подумала немного и добавила: – Я, конечно, не стану прыгать с моста, если ты меня бросишь. И замуж, конечно, выйду сразу. Но знаешь, мне без тебя будет очень плохо.
– Я вовсе не собираюсь тебя бросать…
– Спи уж… – снисходительно сказала она, целуя его в висок.
Он уснул почти сразу, ощущая, как она перебирает его волосы и легко пробегает пальцами по щеке. И даже в полусне близость с ней пьянила, не будоражила уже – просто казалась сладкой, баюкающей, уютной.
* * *
Осенний туман над рекой не похож на летний – он клубится во мгле стылых ночей, леденит кровь, оседает на лице каплями холодного пота, застит глаза белесой пеленой. Он прячет в себе тени: быстрые и хваткие. Он хранит память о злых умыслах и черных делах – тени в его глубине с радостью вцепятся в любое черное дело…
– Будь осторожна, обращаясь к силе реки. Помни, что эта сила может встать и против тебя. Помни, что она сильней.
За туманом не виден огонек на краю болота, старый дом черен, как ноябрьская ночь, и лучше не подходить к нему близко – заморочит, иглами выставит гнилые колья, столкнёт в трясину и расхохочется вслед…
– Если бы она была слабей, кто бы стал к ней обращаться?
Скулит в трубе холодный ветер, вьётся по верхам и не смеет спуститься в туман. Скрипят половицы под чьими-то шагами, глухо капает вода в деревянную кадушку, мгла витает по дому, вязнет в паутине углов, сажей садится на стены, застит копотью стекла. Шепоты, шепоты мстятся по тёмным закуткам, трогают лицо нечаянные сквозняки – будто где-то на миг отворяются двери, чтобы тут же захлопнуться.
– Я не сказала: не обращайся. Я сказала: будь осторожна. Пользуясь её силой, ты выпускаешь на свободу нечто, наделяешь его властью – и властью над собой. Не думай, что это нечто будет благодарно тебе за свободу, – оно не ведает добра и зла, оно живет по своим законам. Ты должна знать его законы и действовать по ним, ты должна управлять тем, чем пользуешься. Это мы думаем, что есть темная сторона реки и светлая, а реке нет дела до людей и их представлений. Для неё нет жизни и смерти, нет счастья и несчастья, любви и ненависти. Она крутит коловорот, в котором жизнь рождается из смерти, в котором ничто, по сути, не умирает, а лишь изменяет форму. Её законы – законы бесконечного движения по спирали. Запомни: не по кругу, в её движении нет возврата.
Дрожит огонек от тихого дыхания, мечутся вкруг него быстрые хваткие тени, множатся и разлетаются по сторонам.
– Кто выпустил на свободу хтона?
Речная дева уходит под воду с тихим всплеском, недолго бегут круги по блестящей воде… Быстрая её тень прячется на дно омута, растворяется в тени речного дна.
– Это тебе знать необязательно. И никогда – никогда! – не ищи помощи у демонов смерти. Не расплатишься: демон смерти оставит вокруг тебя выжженную землю…
– Как вокруг Зои?
Волчья тень скользит по кромке холодного тумана – по воде вдоль берега. Река смоет следы, и никто не узнает, были они или их вовсе не было.
* * *
Он взял её ещё раз, проснувшись среди ночи, – торшер не горел, они лежали «ложкой», тесно прижимаясь друг к другу, на Владе уже не было ночной рубашки, и Ковалев решил, что глупо этим не воспользоваться. На этот раз река ему не мерещилась; он, словно желая загладить вину, старался быть нежным и, против обыкновения, шептал ей на ухо что-то лестное и ласковое.
Однако после этого его мучили сны, полные вожделения и чересчур смелых фантазий, и в шесть утра он проснулся от нестерпимого желания. Собственная ненасытность показалась странной – неужели за пять дней он успел так соскучиться по жене? Обычно Ковалев относился к супружеским обязанностям без должного рвения, и Влада против этого не возражала.
– Серый, ты сбрендил… – сонно пробормотала она, когда он сгреб её в объятия и перевернул на спину.
Он ничего не ответил, продолжая тискать её тело – теплое и расслабленное со сна.
– А зубы почистить? – зевнула она.
– Принять ванну, выпить чашечку кофе… – проворчал Ковалев, не останавливаясь.
– Делай, что хочешь, но не смей целовать меня в губы.
– Как скажешь…
Наверное, баба Паша тоже хотела взглянуть на жену Ковалева, потому что появилась в самом начале восьмого. Влада отказалась идти в санаторий, не попив чаю (а к чаю были жареные блинчики с мясом, яичница и пирожки бабы Паши) и тем более не угостив чаем соседку, и за завтраком обе весело болтали, а Ковалев посматривал на часы и качал головой.
– Боишься, тебе манной каши не хватит? – спросила Влада, когда он взглянул на часы в четвертый раз.
– Нехорошо опаздывать… – пробормотал он.
– Ты солдафон, – отмахнулась Влада и повернулась обратно к бабе Паше: – Он мне все нервы вымотал своими опозданиями. Если я ставлю завтрак на стол на пять минут позже положенного, он за эти пять минут весь изведётся и меня изведёт.
– Влада, кончай трепаться. Нас ребёнок ждёт, – проворчал Ковалев.
– Серый, посмотри на часы ещё раз. Двадцать минут восьмого. Идти до санатория десять минут. У нас ещё полчаса.
– Ты эти полчаса будешь краситься…
– И так каждый раз, – невозмутимо продолжила Влада, обращаясь к старушке. – В театр мы приходим за сорок минут до первого звонка. На поезд – когда его ещё не подали на платформу. Если он вызывает такси, то мы торчим на улице, а не ждем, когда нам позвонят. Это невозможный человек!
– Зато непьющий… – вздохнула баба Паша.
Влада осеклась и посмотрела на Ковалева с улыбкой.
– Ладно, ладно, Серенький, не изводись. Сейчас пойдём.
В заключение баба Паша пригласила их помыться у неё в бане – и, поколебавшись, Ковалев согласился.
Он опасался, что Владу в санатории плохо примут, и всю дорогу пытался ей что-то объяснить, она же его не слушала – её больше занимал переход через мост и возможное появление опасной собаки.
Уже на другом берегу она остановилась и посмотрела на реку.
– А знаешь, она страшная…
– Кто? – Ковалев сделал вид, что не понял, о чем речь.
– Река.
Небо было затянуто тучами, и вода казалась свинцовой, с тусклым блеском темно-серого металла – тяжелым и ядовитым.
– Хочешь, я её переплыву? – неожиданно для себя спросил Ковалев.
Влада скосила на него глаза.
– Крыша потекла? Летом переплывешь.
Идею взять семейный абонемент в бассейн она приняла с энтузиазмом и, вместо того чтобы слушать Ковалева, строила планы о покупке плавательных шапочек и закрытых купальников.
Они, конечно, чуть не опоздали и вошли в столовую, когда младшая группа уже сидела за столами. Влада, поздоровавшись, лучезарно улыбнулась собравшимся сотрудникам, и от их настороженности не осталось и следа – они тоже приветливо (и искренне!) заулыбались в ответ. На этот раз Татьяна Алексеевна завтракала со всеми, чего раньше не случалось.
– Это моя жена – Влада, – пробубнил Ковалев в ответ на её взгляд.
– А по отчеству? – поинтересовалась неверующая воспитательница.
– Влада Всеволодовна, – буркнул он, ощущая невыносимую неловкость от того, что его жену эти женщины рассматривают так бесцеремонно оценивающе.
– Очень красиво! – восхитилась Татьяна. – И хорошо запоминается.
Инна тоже улыбнулась загадочно и встала, чтобы Ковалев и Влада прошли за стол. Он не мог лезть первым – пропустил вперёд жену, и, конечно, получилось, что Инна сидит рядом с ним, с другой стороны.
В этот миг Аня увидела маму и едва не подскочила со стульчика, но Влада поднесла палец к губам, и Аня осталась сидеть на месте, улыбаясь во весь рот.
Здесь на завтрак тоже подали блинчики, только с творогом, но говорить при всех, что блинчики с мясом дома были лишними, Ковалев не стал. Зоя Романовна, как всегда, похлопала в ладоши, призывая к утренней молитве, и Аня собиралась вместе с Селивановым начать завтрак, но Влада покачала головой и знаком показала, что надо подождать. Селиванов (с распухшим носом и заметным фонарем под глазом) посмотрел на Ковалева и догадался, что одному начинать есть не стоит. Молитву Влада выслушала деликатно, не меняя приветливого выражения лица. И даже не вздохнула с облегчением, когда все наконец перекрестились.
– А вы не верите в Бога? – спросила басоголосая докторица, когда-то интересовавшаяся местом работы Ковалева.
– Нет, – просто ответила ей Влада.
– А почему? – не унялась та.
Ковалев напрягся: «Потому что в Бога верят только придурки»?
– Мне это не нужно.
Наверное, ответ был нестандартным, и докторица не сразу нашла, что на это возразить. Сотрудницы продолжали улыбаться Владе, но Ковалев заметил, что они смотрят на неё с завистью. С самой что ни на есть черной завистью – потому что ей в самом деле не нужна вера, она счастлива и без Бога. К тому же молода и красива.
За стол села Зоя Романовна и не преминула заметить, намекая на не начатый раньше времени завтрак:
– Ваша жена, Сергей Александрович, воспитана намного лучше вас.
Ковалев не мог с этим не согласиться.
Они, конечно, повторили для неё аргументы в пользу религии, особо напирая на терапевтический эффект веры у детей, и приводили в пример монографию Татьяны Алексеевны, но это больше походило на лесть Татьяне Алексеевне. Влада им не возражала, кивала вежливо, но осталась при своем мнении. И на вопрос, как она относится к крещению ребенка, ответила просто:
– Когда Ане исполнится восемнадцать, она сама решит, креститься ей или нет.
– Но Господь защищает ребёнка, бережёт… – попробовала вставить неверующая воспитательница.
– Если Бог есть – он и без крещения будет беречь ребенка. А если его нет, то и крещение не нужно.
Они думали о своём боге слишком хорошо (и знали о нем слишком мало), чтобы возразить. Искушенные в религиозных канонах Зоя и Татьяна, должно быть, имели контраргументы, но побоялись поколебать веру присутствующих в доброго боженьку, любящего всех детей на свете.
Мы начинаем вторую терцию. Попытка «развеселить» быка. Глупая попытка.
Art by Dostochtennaja
Анна Матвеева
#GoodOmens #благиезнамения #Crowley #Кроули #Aziraphale #Азирафаэль
Не успели Рандом и Джон пройти нескольких метров по коридору дворца, как их нагнал запыхавшийся Тридцать Четвертый.
— Хозяин, хозяин! — пищал слуга, размахивая планшетом. — Монетки, монетки!
— А позже никак?
— Никак, никак! Уже почти упали!
— Ладно, давай сюда, — Рандом взял планшет и принялся уверенно тыкать и «перелистывать» — Так, решка, решка, орёл, решка, орёл… Джон, ты даже не представляешь, как часто люди прибегают к этому древнему методу.
— Подкинуть монетку?
— Ага. Самый простой и доступный способ спихнуть на меня бремя выбора и ответственность за его последствия. Так, всё, это была последняя.
Рандом отдал планшет слуге, и они с Джоном продолжили путь.
— Ты не поверишь, но меня почему-то больше всего удивил планшет, — задумчиво сказал Джон.
— А что такого? Цифровая эра, всё-таки. Хотя половина Чисел всё ещё используют пергаментные свитки.
Коридор закончился высокими двустворчатыми дверьми. Великий Рандом распахнул их, и они вошли в просторный зал, стены которого были увешаны грифельными досками. Множество Чисел с блокнотами в руках перебегали от одной доски к другой, периодически делая на них какие-то записи.
— Игровой Павильон, — ответил на немой вопрос Джона Великий Рандом. — Здесь определяются победители спортивных состязаний, результаты лотерей и даже исходы партий в «крестики-нолики».
— Папа, папа, ты мне как раз и нужен! — из толпы Чисел выскочила белокурая девица лет пятнадцати и подбежала к Рандому. — Слушай, тут чемпионат по покеру в Монте-Карло скоро начнётся, и там будет играть тот красавчик, о котором я тебе вчера рассказывала. Можно он выиграет, можно-можно?
— Опять ты со своими любимчиками. Можно, но не больше семи миллионов. И вообще, где твои манеры, не видишь — у нас гости! Джон, это моя дочь Лак. Лак, это Джон, он… эм-м, приглашенный эксперт.
— Очень приятно, мистер Джон.
— Взаимно, мисс.
— А вы ничего так, — девчонка широко улыбнулась. — Хотите подкину пару выигрышных лотерейных билетов?
— Лак! Тебе не стыдно?!
— Да шучу я, пап, шу-чу. Ой, надо ещё раз растасовки колод проверить! Я побежала. Пока пап! До свидания, мистер Джон!
Девушка нырнула обратно в толпу Чисел, и в мгновение ока пропала из виду.
— Ну вот что с ней поделать? — сконфуженно произнес Рандом. — Возраст такой. Пойдём, Джон, здесь нам направо.
Они покинули Игровой Павильон и вновь оказались в коридоре.
— Послушай, Рандом, я вот тут задумался: ты сказал, что решаешь нерешенные вопросы, верно?
— Угу.
— И при этом ты принимаешь решение, исходя из последствий, к которым приведет тот или иной выбор, так?
— Всё верно.
— Но те решения, которые принимают сами люди, они… не нарушают генеральный план? Люди же далеко не всегда предвидят все последствия.
— Да генерального плана как такового-то и нет. Ну, точнее, есть некоторые разумные ограничения, по большей части направленные на то, чтобы люди сами себя не уничтожили как вид. Ну и чтобы качество их жизни более-менее улучшалось.
— Так не лучше ли тебе самому принимать все решения? Ты ведь знаешь, что к чему, и всё такое.
— Заманчиво конечно, но так нельзя. Да и в конце концов, зачем вам мозги и свободная воля?
— И то верно. А это еще что такое?!
Свернув за угол, Джон и Рандом наткнулись на неожиданное препятствие: меж двух открытых дверей, расположенных друг напротив друга, шагало нечто похожее на огромную сороконожку в белой попоне с цифрами «…71342757789609…». Ни головы, ни противоположного ей полюса существа видно не было.
— А, это Пи куда идёт, — Рандом вгляделся в цифры. — И это ещё надолго. Ну ничего, здесь можно срезать.
Они вернулись немного назад, затем вошли в одну из боковых дверей и оказались в длинной комнате, в которой находилось огромное количество аквариумов. Приглядевшись, Джон увидел, что единственными их обитателями являлись бесчисленные стайки белых головастиков.
— Только не говори что это…
— Ага, они самые.
— Фу!
— Что «фу»? Что естественно — то не безобразно. Ты и сам одним из них был когда-то, между прочим.
— Всё равно фу!
Пройдя комнату с аквариумами насквозь, Рандом и Джон вновь вышли в коридор. Взглянув налево Джон увидел, что Пи всё ещё шагает из одной комнаты в другую.
— Он вообще когда-нибудь закончится? — спросил Джон.
— Не знаю, — ответил Рандом. — Я никогда его не видел сразу целиком. Пойдем, покои Фейт уже близко.
***
— Серьёзно?!
Великий Рандом не ответил.
— Ты — бог всевозможных решений. Тебе ведомо кому и когда родиться. Ты определяешь победителей олимпиад и счастливчиков, которые сорвут джек-пот в лотерею. Но ты не можешь выбрать жене платье для вечеринки?
— Нет, представь себе — не могу. От того, которое из двух она наденет не зависит ну вообще ничего.
— А ты не можешь просто выбрать то, которое тебе больше нравится?
— Да они оба идеальны! Бело-золотое, конечно, выглядит богаче и светлее, но зато синее с чёрным идеально подходит под цвет её глаз…
— Ну тогда просто выбрать любое, наугад?
— Пробовал. Но всякий раз, когда я уже готов был принять решение — меня тут же одолевали сомнения, перебороть которые было просто невозможно.
— Подкинуть монетку?!
— Ты же видел, как это работает. Если я подкину монетку, то она будет скакать по полу до тех пор, пока я не выберу результат в приложении на планшете.
— И ты хочешь сказать, что вся моя великая миссия как Избранного заключается в том, чтобы вместо тебя ткнуть пальцем в одно из платьев?!
— Ну… да, именно так.
— Ну знаешь!
— Джон, как друга прошу — помоги, а?
— Эх, ладно, раз уж я здесь. Пусть она наденет… э-э-э… ну-у… сине… нет! Белое. Хотя нет, стой-стой-стой, дай подумать!
***
— Всё пропало, — резюмировал Рандом. — Никто не в состоянии выбрать одно из этих платьев.
— Ты уверен, что нет никаких… последствий выбора того или иного платья? Ну хоть каких-то?
— Абсолютно. Они совершенно равнозначны, а потому, наверное, ни один выбор не может быть признан верным.
— Засада, конечно. Хотя если нельзя выбрать что-то одно… слушай, ты же ведь всемогущ?
— Ну, в разумных пределах.
— В разумных — это в каких?
— До тех пор, пока пространственно-временной континуум не трещит по швам, скажем так.
— Ну, надеюсь, мою идею он выдержит. Я тут подумал: раз уж мы не можем выбрать одно из двух — пусть будут оба. Соедини их, слей как-то воедино, пусть оно будет бело-золотым и сине-чёрным одновременно.
В глазах Великого Рандома заплясали озорные искорки.
***
— Джон, еще раз спасибо тебе огромное! Ты меня просто спас!
— Не стоит благодарности, это ведь обычное дело для нас, Избранных.
— Что правда — то правда. К сожалению, я не могу пригласить тебя погостить в моём дворце подольше…
— Я всё понимаю. Нельзя так просто взять и выдернуть человека в иное измерение. По крайней мере надолго.
— Именно так. Но я уверен, что мы ещё увидимся. До встречи, Джон!
— До скорого, Великий Рандом.
— И ты это, когда вернешься — купи лотерейный билетик.
Рандом взмахнул Молотом Изгнания, и Джон полетел сквозь пространство и время, прямиком в родной план бытия.
***
Фейт была в восторге от своего нового платья. Правда, в итоге оно стало причиной маленькой, но весьма ожесточенной Войны Богов, которые никак не могли определится: оно белое с золотым или всё-таки синее с чёрным. Но это уже совсем другая история.
***
Очнувшись в поезде, Джон долгое время пытался понять: приснилась ему вся эта история с богами и платьями или же всё это и правда произошло. Так и не найдя однозначный ответ на этот вопрос, Джон сошёл на нужной ему станции и отправился на работу. По пути он задержался лишь у газетного киоска, в котором купил лотерейный билет.
Змей прилетел во среду в шесть утра на двухместном флайере, который был оставлен Ворону, и привёз не только две коробки керамики, коробку кружев и десять блоков подготовленной для лепки глины, но и корзину молочки, мешок замороженной рыбы и десяток тушек кур. Пока он здоровался с хозяйкой и Платоном, Дамир и Радж разгрузили флайер и занесли всё в дом.
После ночных раздумий Грант, казалось, уже не был уверен в правильности своего решения, так как в заповеднике он до этого не бывал ни разу, а лететь и жить даже пару дней в почти зимнем лесу при колебаниях температуры от минус пятнадцати ночью до плюс пяти днём было заранее страшно. То, что он запланировал в уме, казалось не такой уж хорошей идеей. О зимней рыбалке Грант имел самое смутное представление – и потому хотел уже отказаться от выполнения своего плана. Просьба наставника по сути приказом не являлась — и он вправе был не выполнять её.
Но Змей, просмотрев в соцсети страницы приглашенных «друзей», с отменой плана не согласился. У каждого из них были десятки голографий в альбомах, на которых были сняты избитые и расстрелянные киборги – и к тому же вспомнилась заповедь: «На добро надо отвечать добром, а на зло – по справедливости».
После завтрака Змей уложил в свой запасной рюкзак вещи Гранта, помог ему собраться и в семь часов парни были готовы лететь в заповедник. Нина проводила их до флайера:
— Ребята, возвращайтесь живыми. Я не знаю, что это за люди, но думаю, что вы имеете на это право. На зло надо отвечать по справедливости. Эта заповедь существует. Но постарайтесь всё-таки не убивать… если это будет возможно… и избежать внимания полиции и МЧС. Это заповедник, и дроны егерей должны летать и всё записывать. И такое ЧП ни к чему… но, если сможете так, чтобы никто не увидел, то боги вам в помощь. Будьте осторожны… и вернитесь живыми.
— Мы аккуратно… никто не узнает. Всё будет нормально, — попытался успокоить её Змей, — через пару дней вернёмся. Кстати, Грант всё-таки успел сообщить своим настоящим друзьям о своих планах. Они обещали помочь… но пока не знаю, каким образом.
Она подала Гранту вязаную шапку и шарф работы Платона, киборги сели в флайер и полетели.
***
А Нина наконец-то решила познакомиться с Irien’ами, живущими в мансарде – и чем-то их занять, пока она сама на работе. Платон, поднимавшийся следом за ней, посоветовал пока что занять изготовлением бижутерии из бисера:
— Мастер-классы я им скину файлами, а потом можно и программу попросить у Родиона. А позже, если не удастся их пристроить, можно научить их шить или вязать.
При появлении хозяйки киборги вскочили, встали в один ряд и замерли. Все они были одеты в те же комбинезоны, которые им выдали в офисе ОЗРК. Выслушав отчёты об успешном завершении регенерации, она спросила:
— Имена у вас есть?
— Вы можете присвоить оборудованию любой идентификационное обозначение, — выпалил стоящий с краю светловолосый парень лет двадцати на вид.
— Бобик, — ответил Платон и показал на стоящего рядом брюнета, — а он Тузик. Они у одной хозяйки были. Бобик и Тузик.
— Я даже, кажется, знаю, кто она… Такие клички не годятся. Придумайте себе имена сами. Вечером скажете. Это относится ко всем… кроме Юлия. У него хорошее имя, пусть будет.
— Приказ принят, — одновременно ответили Irien’ы.
— Хорошо. Платон, тогда до выхода из дома научи их работать с бисером. Хоть делом будут заняты. Если надо, купи ещё бисера и что там ещё надо из инструментов, купи тоже. Закажи доставку на дом… прямо сейчас, пока время есть.
Платон ответил: «Сделаю», сходил за своим чемоданчиком и снова поднялся в мансарду.
***
Весь день Нина с тревогой ждала звонка – если не от Змея или Гранта, то от местной полиции или МЧС – но так и не дождалась. То, что задумали Грант и Змей, ей очень не нравилось, но вместе с тем она понимала – если Гранта на эти действия благословил его наставник, который является действующим сотрудником галаполиции, значит, он не только имеет право осуществить задуманное, но и должен это сделать.
Змей позвонил в полшестого вечера следующего дня из арендованной для «гостей» зимовки и сказал, что всё нормально:
— …всё сделали, как задумано. Как я уже сказал, Грант заранее предупредил своих настоящих друзей, и этих любителей-тестировщиков встретила группа галаполиции… они взяли отгулы и прилетели за свой счёт, и потому немного опоздали, и вмешались не сразу… наблюдали, чтобы было что предъявить на суде. У этих… «друзей»… кстати, их шестеро… с собой было четыре киборга, две Irien’ ки и два DEX’а… уже избитые. Издевательство над киборгами уголовной статьёй не является, к сожалению, но у них обнаружили плазменное оружие и наркотики, и поэтому их посадят очень и очень надолго. Вызванный после задержания местный участковый стал героем, задержавшим банду браконьеров. Он и зафиксировал факт обнаружения оружия, заряженных батарей к нем и смерть гражданина Вознесенского В. К., утонувшего в озере… а друзья Гранта, «случайно» оказавшиеся на месте так вовремя, подтвердили личность «утонувшего» по записям с дрона. Грант стал защищать Irien’ок, этим спровоцировал на нападение на себя, вырвался, его поймали уже на льду озера, он побежал, они кинулись за ним, лёд треснул, и он ушёл под воду… а вот это уже уголовная статья, так что из тюрьмы не выйдут долго. Он так всё подстроил, что пролетавшие мимо дроны сделали хорошую запись. Подробности сообщу завтра, когда вернёмся. С Грантом всё в порядке… искупался, конечно, основательно… но живой. Самсон в акваланге его встретил под водой, вытащил в полукилометре по течению и привёз на скутере в нашу зимовку. Марин помог ему смыть краску с волос, Грант изменил лицо и цвет глаз с помощью наноимплантов и полностью переоделся. Вольдемара больше нет. Есть найденный в лесу избитый и потерявший память киборг линейки Bond, желающий попасть в наше отделение ОЗРК.
— Вы там здоровы ли, целы ли? — перебила его Нина. — Я за эти два дня вся извелась, как вы там… и звонить не смела, чтобы не навредить. Что ж ты вчера не позвонил? Всё время думала — нужна ли помощь, не замерз ли Грант… я же волновалась… там ведь ещё кто-то мог пострадать. Оружие и наркотики! Гранта могли отравить или даже расстрелять! Как же они провезли-то всё это?
— В киборгах, — ответил Змей, — в желудках всех киборгов были капсулы с синтетическим наркотиком. Оружие провезли в разобранном виде. Шесть человек с четырьмя киборгами на трёх арендованных в космопорте флайерах. Лицензия на лося, пропуск на территорию и оплата за провоз киборгов через инфранет… поэтому на границе заповедника их не сильно осматривали. Оружие для охоты предъявили разрешённое… три арбалета бронебойной мощности и ножи. DEX’ы оказались разумными, дал им программу неподчинения и они не вмешивались… чтобы на записи с дрона было видно, как Гранта бьют. Не смотри так, его били… он сам их спровоцировал, так надо было. Дроны близко не подлетали, чтобы не спугнуть… гостей. Зато я успел на дереве закрепить голокамеру, которую ты Владу отправила, и снимать на неё дистанционно. Да и сами они себя любимых голографировали постоянно. Флайеры после досмотра отправили обратно на автопилоте. А в остальном всё хорошо, мы живы, и Грант теперь может быть собой.
— Я волновалась… переживала… спасибо за звонок… и будь осторожен. Но… думаю, ты лучше меня знаешь, что нужно делать. Я вас жду, возвращайтесь.
— Прилетим утром. Грант в порядке, побит, замёрз и простудился, но это не смертельно и быстро пройдёт… всего-то пара рёбер и ключица сломаны. Я не ранен, всё нормально. И… да, мы не голодные. Пока.
Наконец-то можно выдохнуть. Никто не убит, группа галаполиции явилась вовремя… хоть они и не были в это время на службе, и вся слава от задержания достанется местному участковому, а задержанных увезут в планетарное отделение галаполиции, так как они не местные… зато Грант теперь может стать самим собой. До понедельника он успеет отдохнуть и выспаться. Осталось только дождаться возвращения ребят.
Вслед за Змеем позвонил Степан и сообщил, как Змей совершенно случайно обнаружил на берегу группу браконьеров с плазменным оружием и двумя DEX’ами и вызвал участкового:
— …там, конечно, ещё две Irien’ки были… но они не в счёт, они оружием не являются. Змей сказал, что просто мониторил береговую линию… ага, на пару с Самсоном… только вот Самсон появился, когда этих «туристов» задержали. Змей типа для себя эту зимовку арендовал… а тут эти явились… и как только узнали, что зимовка пустая…
— Как узнали? Это же друзья Вольдемара, а он имел права управления на музейных киборгов… мог у любого DEX’а из научного отдела скачать подробную карту озёр. Там все зимовки указаны… Змей так и оказался там, что сам хотел в этой избушке пожить пару дней. Таких зимовок, чтобы именно на берегу этого озера, немного… две или три всего, и выбора у него особо не было. То, что Вольдемар по карте выбрал именно эту, действительно случайно.
— Это ещё не всё. Только представь, там проходила мимо группа галаполицейских на отдыхе… «случайно»… не верю я что-то в такие случайности. Но хуже от этого не стало. Киборги были конфискованы и по акту переданы заповеднику. Пока все четверо в медпункте, решаем, куда их деть… скорее всего, Irien’ок на твой остров отвезу, там потеснятся чуток, а DEX’ов на конюшню. Премия полагается твоему Змею! За помощь галаполиции… как только перечислят, получишь. Пока. На днях прилечу.
Нина успокоилась – всё нормально, киборгов спасли, Змей и Грант живы… и почти здоровы. И это стоит отметить! Но… сейчас праздновать рано… только когда вернутся.
Сначала надо проверить, что за день сделали Irien’ы из бисера. Она поднялась наверх — при её появлении все пять Irien’ов вскочили на ноги – и осмотрела сделанные украшения. На низком широком столике находились множество пакетиков с бисером разных цветов, моточки медной и серебряной проволоки, леска, кусочки бархата, нитки, иголки и ножницы, а на диване лежали аккуратно упакованные в пластиковые пакетики украшения – десяток пар серег, почти два десятка браслетов, почти десяток колье-жгутов разного размера и два маленьких сине-зелёных дракончика – и ни одного одинакового! Она радостно похвалила ребят:
— Молодцы! Спасибо… завтра сдам на продажу. Теперь можете отдыхать, здесь есть игрушки и книжки, можно брать. И можно смотреть мультфильмы. Завтра продолжите работу. Очень хорошо получилось.
***
На рассвете субботы прилетели Змей и два незнакомца – один из них оказался Грантом и, если бы сам не признался, Нина его не узнала бы, а вторым был невысокий плотный человек лет пятидесяти, подозрительно похожий на небольшую собаку. Он поздоровался на хорошей интерлингве и по приглашению Нины прошёл в гостиную.
Bond выглядел совершенно больным и измученным, и потому с разрешения Нины сразу прошёл в данную ему комнату и лёг. Платон мгновенно поставил чайник и стал собирать на стол завтрак, но от каши гость отказался, а чай с блинчиками одобрил – и Платон на кухне стал разводить тесто.
Гость оказался бывшим командиром и наставником Гранта, и Нина мгновенно вспомнила, на кого он похож – конечно, фокстерьер! Недаром сослуживцы его так прозвали!
Пока Платон готовил, капитан галаполиции О’Нил рассказал Нине о задержании группы бандитов и о помощи Змея и его бригады в проведении операции – и она еле сдерживалась, чтобы не назвать его по прозвищу.
После плотного завтрака офицер попросил Нину подписать несколько документов – всё-таки Змей её подопечный и она отвечает за его действия – и пообещал выплатить премию за содействие галаполиции. Змей в ответ на его слова молча скинул Кузе несколько видеозаписей – и после просмотра Нина подписала все поданные офицером документы и пригласила его посетить офис ОЗРК и поприсутствовать на регистрации Гранта как разумного киборга с выдачей ему паспортной карточки. Он согласился – но лететь в ОЗРК решено было лететь через час, так как Гранту явно было плохо – настолько, что на появление в данной ему комнате Нины отреагировал:
— Система готова к работе.
— Система-система, а где Грант? – забеспокоилась она. — Тебе плохо? Нужен врач или программист? Или ты голоден?
— Мне… пусто. Задание выполнено, отчет составлен… — Bond уже осмысленным взглядом уставился на Нину. — Змей потребовал, чтобы я прописал Вас в хозяевах… с первым уровнем. И сделал всё сам. Вся его бригада… всего два DEX’а и один Mary… он сам, «семёрка» Самсон и Марин… я только подставился, побежал и утонул… если бы не Самсон, точно утонул бы… Марин помог избавиться от образа Вольдемара и подобрал одежду… а теперь я кто? Уже не Вольдемар, ещё не Грант…
— Отдыхай пока… ты жив. А это важнее. Вставай завтракать и в девять слетаем в ОЗРК. Получишь паспортную карточку… и меня или Карину опекуном с третьим уровнем. Мне этого достаточно. Или тебе настолько плохо, что отложим до вечера?
— Лучше сразу. Я не настолько болен, как вы думаете… – он словно колебался между желанием наладить жизнь и нежеланием увеличить список лиц с правом управления остальными сотрудниками ОЗРК. – Можно вопрос? Кого ещё я должен прописать в хозяевах?
— Никого. Первого уровня не будет ни у кого… а вот с третьим, скорее всего, придётся прописать Карину Ашотовну… временно. Собирайся тогда и полетим.
Сегодня выпал первый снег. Осень ещё радует богатой расцветкой. Поздние яблоки висят на деревьях. Ребятня пускает берестовые кораблики, с криком пробегая мимо дома. Я открыла окно и ароматы улицы постепенно смешивались с благоуханием трав, висящих под потолком. Вместе с запахом прелой листвы и печеных каштанов в кухню влетела снежинка, ущипнувшая меня за щеку. Снег тихо падал, размывая яркость осенних красок.
Ты всегда звала меня, когда шел первый снег. С шалью на плечах ты выбегала на середину двора и распахивала объятья небу. Смеялась и называла снежинки исчезающими. Обещала исполнить любое моё желание, если я смогу отнести их домой в ладошках. К трём годам я уже знала о бесполезности своих попыток, но всё равно пыталась. Наградой мне были ложечка мёда — утешительный приз — и твой смех. Ты всегда смеялась искренне, полностью отдавая себя веселью.
Помню, как торговец рыбой всегда приберегал для тебя новую шутку. Ты звонко хохотала на весь рынок, никого не стесняясь. Я пряталась в складках твоих разноцветных юбок и наблюдала за реакцией селян. У мужчин сразу начинали блестеть глаза, и края губ прятались под усы. Но, если рядом были их жёны, тогда взгляд становился суровым, и они начинали бурчать. Бабы хмурили брови, демонстративно отворачиваясь, а старухи сплевывали через плечо, призывая богов покарать бесовскую потаскуху. Мальчишки замирали с раскрытыми ртами, а девчонки тянули старших за руки, спрашивая: «Кто это?» А я, гордая, выпрыгивала из укрытия твоих юбок, словно из-за занавеса, с криком: «Это моя мама!» Моя любимая игра в пять лет. Янтарь — смех.
В тот раз мы пришли на рынок за красными лентами. Был канун Дня Отца. Встали ещё до рассвета, чтобы прийти на поле и срезать раскрывающиеся колосья пшеницы. Вернулись с рынка и собирали их в небольшие снопы. Ты всегда добавляла кору дуба, дольки сушеных яблок и веточки мяты. Обвязывала их лентой, напевая молитву, чтобы вечером с последними лучами сжечь подношение, благодаря Отца за помощь. Сегодня и я связываю подношения. Только лент у меня много. Я заплетаю свои воспоминания о тебе, заговариваю, вкладываю символы.
Мой первый вопрос об отце совпал с моей первой дракой. Точнее драка и была вызвана вопросом, который я задала тебе позже. Мальчишки начали меня дразнить: «Где твой батя? Где твой батя?» Возвращаясь домой с разбитым носом, я первый раз задумалась: «А правда, где?» Прожив свои пять лет, я ни разу не ощутила нехватку ещё кого-то важного в своей жизни. Открывая калитку двора, я выкрикнула свой вопрос: «Где мой батя?» Ты стояла в дверях и вытирала руки о передник, наверное, варила что-то, а я тебя отвлекла. Детям это свойственно, их проблемы самые важные и не могут подождать. Ты шла ко мне, улыбаясь. Вытерев мне лицо, спросила: «А он тебе нужен?» И я осознала с кристальной ясностью, свойственной только ребенку, что — нет, не нужен, о чем тебе и сообщила. Сушеная смородина — хитрость.
Твоя сила казалась мне абсолютной. «Мы веледы», — говорила ты, глядя мне в глаза, когда я плакала, — «Мы носим огонь в волосах, ветер в сердцах, камень в руке и воду на подошвах. Мы часть этого мира. Никто не может нас сломить» Я растворялась в твоих словах. Я верила тебе. Солнце светило ярче, ягоды были вкуснее, а травы душистее, когда я принадлежала тебе. Все так говорят о своем детстве, но для меня это делала ты. Вяз — сила.
К семи годам я умела лечить мелких животных. Наш дом заполнился шумом. Я приносила всех страдающих зверьков, пропадая полдня в лесу в поисках раненых. Один раз принесла раздавленную телегой кошку, пролежавшую на солнце весь день. Я плакала от беспомощности, ты молча указала пальцем на выгребную яму. У нас постоянно жило до двадцати диких созданий. Я чувствовала себя героем сказаний. Хранительницей леса — одним из ликов Матери. Ты не возражала. Помогала советом — странным, но действенным: «Почувствуй лес в своих зубах» — я не понимала, пока однажды не почувствовала. Тогда я лечила бобра. Не все мои подопечные возвращались в лес, кого-то спасти не получалось. Я кинулась на тебя с кулаками, когда узнала, что мы едим рагу из кролика, которого я безуспешно лечила три дня. Кусты розмарина держали меня, пока ты рассказывала про круговорот жизни. Куриная ключица — учение.
К тебе приходили все жители деревни. Все, чтобы они потом не говорили. Они боялись тебя и нуждались в тебе. Но боялись больше. У тебя были свои правила, и ты никогда от них не отступала. Ты не брала денег. С тобой расплачивались или товаром, или услугой. Деревенские шептались, что у нас весь подвал забит сокровищами, и мы слишком богаты, чтобы брать их гроши. Я даже пару раз пыталась их откопать. Они не знали, что всё было проще. Ты не понимала зачем они нужны — эти бесполезные кусочки. За это они не любили тебя ещё больше.
Но больше всего на тебя злились за отказы. Ты не привораживала мужчин: «Зачем?» — смеялась ты, — «Задери юбку, отведи на полянку, и он твой». Не соглашалась помочь, если баба понесла и хотела избавиться от бремени. Не насылала болезни, не варила ядов. «Они такие странные?!» — удивлялась ты, — «Я могу избавить его двор от парши, а он хочет, чтобы она была у соседа. Почему?» Уговоры на тебя не действовали. Угрозы тоже. Пускать кулаки в дело боялись. Хорошо, когда тебя боятся. Плохо, когда тебя боятся все. Речная галька — стойкость.
Первый дух, который пришел ко мне, был дух воды. Ты смеялась, говорила, что я не твоя дочь, ведь ты больше работала с огнём. Ты и была огнём. В минуты задумчивости маленький язычок пламени бегал у тебя по пальцам. В день самой короткой ночи ты разводила свой костёр вдалеке от всех. И всегда находился тот, кто хотел с тобой перепрыгнуть обнажённым. У тебя всегда были мужчины, но нужны они были только на одну ночь. Иногда это была плата за услуги, иногда по твоему желанию. Ты никогда не приводила их в дом. Дом был только наш. В тот год ты разожгла свой костёр, на который пришел он. Чужак из народа дорог. Ты провела с ним всю ночь. Он пришел и на следующий вечер, но ты его прогнала. Дюжину вечеров он приходил и звал тебя. Ты отказывала и удивлялась его настойчивости. А когда он уехал, ты не смеялась целый день.
Мне исполнилось десять. Половину просящих ты уже отправляла ко мне. А иногда они хотели, чтобы им помогала именно я. Говорили, у меня глаза как у простых людей. Сын кузнеца пришел сам, баюкая обожжённую руку. Я уселась к нему на колени, так мне было удобнее, и сплела духов воды и земли. Он хотел выглядеть взрослым и не плакал, хоть и был всего на пару лет старше меня. Я прижалась к его горячей груди и прислушалась к дыханию. В тот миг во мне что-то треснуло и разбилось, а потом собралось вновь. Вечером у меня заболел живот, и первый раз пошла кровь. Ты гладила меня по голове и поила отваром. «Кто он?» — твой вопрос меня удивил. Я не понимала, о чем ты спрашиваешь. Позже стало ясно. Мы не можем понести, пока у нас не разобьётся сердце. «Мы веледы. У нас ветер в сердцах. Мы не можем принадлежать никому». Я верила тебе. Ты сама нарушила правила. Полынь — честность.
Ты была самой красивой из всех женщин, которых я видела. Так думает каждая дочь, но со мной согласны все, кто тебя видел. Лепесток шиповника — красота.
Год спустя он приехал вновь. Поделиться новостями пришла жена мельника, единственная во всем селе, кто тебя не боялся. Наверное, её можно было назвать твоей подругой. Узнав, что кибитки народа дорог встали около деревни, ты сама устремилась к нему. Надев своё лучшее платье, вплела в волосы бубенчики и убежала, радостно звеня. Звенела и когда вернулась, но по твоим рукам волнами переливалось пламя. Ожог от твоей ладони на своем лице я вылечила быстро, но воспоминания остались навсегда. Ударила наотмашь, не глядя, когда поджигала в доме всё, на что падал твой взгляд. Только в сарае я узнала причину твоего гнева, но было слишком поздно. Да и смогла бы я тогда что-то изменить? Сомневаюсь. Но чувство вины долгие годы не отпускало меня. Плющ — страсть.
Сейчас я понимаю, это была ревность. Но мне до сих пор не понятно, как он смог получить тебя. Завладеть тобой настолько, чтобы ты пошла против своих же правил. Когда выбирала мужчин, тебя не волновало, окольцован твой избранник или холост. Во второй свой визит в наше село он привез свою жену и детей. Зачем посчитала его своим? Почему это так ранило тебя? Почему выбрала его, а не меня? Тебя признали виновной сразу же, как только нашли его обугленное тело. Только голова была не тронута пламенем. Видимо, ты хотела, чтобы он смотрел на тебя, пока сгорает сам. Вязать тебя пришли всем селом, схватили в собственном дворе. Помню, меня тогда удивило, что особенно старались женщины. С годами я поняла. У меня тоже была своя битва. Трое мужчин против одиннадцатилетней девочки. Справились со мной, только ударив по голове, поэтому я не видела твоего поражения. Как и не видела твоего последнего костра. Кусок верёвки — боль.
С годами мне удалось восстановить твой последний день жизни. Что-то я услышала, когда лежала избитая в чужом сарае. Мужичье приходило ещё раз доказать свою силу и бахвалилось, насилуя дочь после сожжения её матери. Что-то рассказала жена мельника, утащившая меня в лес, когда все напились. Что-то узнала из баек, услышанных мной спустя годы. Я вернулась уже женщиной. Неузнанной прошлась по селу. Отблагодарила спасительницу оберегами для её детей. Благодарить палачей не стала. У них своя ноша, у меня своя.
Только сейчас я завязываю свои воспоминания о тебе, мама. Многие твои поступки мне стали понятны лишь теперь, а что-то остается загадкой до сих пор. Наше прошлое делает нас теми, кто мы есть. Наши воспоминания — части нашей души. Я всегда хранила наши секреты. Ты была моим миром. Я прощаю тебя. Твоё предательство было испытанием, которое я смогла преодолеть. Я связываю их сейчас, чтобы помнить и передать. Обломок хрусталя — прощение.
Скоро у меня родится дочь. Я сплела эту куклу для неё, связала в ней все воспоминания о тебе, мама. Хочу быть всем миром для своей дочери, но не повторять твоих ошибок. Я подарю ей себя и тебя. Она будет веледой, как и мы. Научится всему, что знаю я. Поймет, почему не расстается с этой куклой с самого рождения. Надеюсь, ты поможешь ей, мама. Расскажешь то, что не смогу я. Защитишь, когда меня не будет рядом. Мы носим огонь в волосах, ветер в сердцах, камень в руке и воду на подошвах. Мы часть этого мира. Ты помнишь, мама?
Как так случилось, что Шеврин с Ольчиком забыли поставить щит от своих эманаций во время любовных утех, я не знаю. Но получилось то, что получилось. Как известно, драконы в гнезде неплохо так чувствуют друг друга, а так же передают друг другу свои эмоции… К великому моему сожалению, эмоции они передают практически все. Особенно сильные и неконтролируемые.
Так что когда я вернулась из обхода по своим мирам в поисках приключений на свою пятую точку, то застала весьма интересную картину — драконы усиленно ставили щиты, которые почему-то очень быстро истончались и исчезали. А по мозгам била чужая страсть…
Сначала это было похоже на то, как если бы меня ударили по голове — сбивает с толку, обескураживает и как-то изменяется сознание. А потом уже тело буксует, не желая подчиняться сознанию. И где-то в самой глубине этого несчастного тела разгорается дикое, словно чужое и ненастоящее желание.
Можно сказать, что нам всем не повезло. Учитывая, что в компанию невольно затесался Шеат, которому вроде как рано еще, но с семейством не поспоришь. А мне повезло, что все же старшие драконы сохранили толику рассудка, пытаясь оградиться от чужих чувств. Но ментальные блоки слетали точно так же, как и простые щиты. И мой щит слетел тоже, не смотря на все попытки его удержать и укрепить.
— Так бывает, — просто пожала плечами Шиэс, ластясь под руку. Маленькая золотистая кошка, требующая ласки и любви.
Я оглянулась на Лэта, кусающего губы и дергающего несчастный воротник рубашки, будто бы ему душно. Рядом неловко мялся Висс, которому за компанию доставалась толика веселых ощущений. Самой мне тоже было несколько неловко признаваться в том, что меня пробирает. А еще почему-то стало страшно. Возможно, от понимания того, что мы все сейчас очень плохо себя контролируем.
А судя по тому, как парни приблизились и осторожно потянулись ко мне, то контроль исчезал точно так же, как и несчастные щиты… А в голове судорожно бились две мысли: «Хочу!» и «Нельзя, страшно!». Обе они смешались в какой-то дикий невообразимый коктейль, доводя меня до сумасшествия.
Я смогла внятно мыслить лишь когда осознала, что меня вовсю тискают, целуют и ласкают, постепенно снимая одежду. И среди всего этого безумия была Шиэс. Какого-то особого стеснения в тот момент не было. Была лишь чужая и своя всепоглощающая страсть — теперь я окончательно поняла значение этого слова. Когда уже не можешь думать, не может бояться, не можешь сопротивляться. Когда твое тело предало тебя и возжелало того, чего ему нельзя. И когда все тело превратилось в одну сплошную изголодавшуюся по ласке эрогенную зону.
Перед глазами все смешалось — короткие вихры Шиэс, длинные алые волосы Лэта, спадающие по плечам; светлые пряди Висса, выбивающиеся из косы; серебряная коса Шеата, мелькающая где-то перед носом… Все слилось в какой-то сплошной вихрь из прикосновений, поцелуев, мягких заводящих касаний и ласки, той самой ласки, которой не хватало каждому из нас. Помню, как касалась почти гладкой груди Шиэс, как обнимала Лэта, кусающего мою шею, как гладила Шеата, льнущего к моему бедру…
Как настоящие драконы могут переживать такие непереживаемые чувства, я не знаю. Мне кажется, это все слишком… сильно. Слишком безумно, чтобы быть правдой. Слишком ненатурально, чтобы казаться естественным. Если бы в семействе были демоны, я бы еще могла списать на них, но так грешить было не на кого. Мы сами виноваты. И виновата эта чертова особенность — передача драконьих ощущений. Не телепатия — это слишком банально. Что-то глубинное, далекое, внутреннее, настолько естественное, что абсолютно весь процесс стал какой-то бесконечной магией замкнутого цикла.
Я была собой и была ими. Чувствовала чужие руки на себе и свои на их телах. Знала, кто чего желает и передавала свои желания. Была частью всех этих драконов одновременно. Это больше, чем магия, сильнее, чем обыкновенный секс. Какая-то совершенно первобытная связь… когда не нужно говорить, не нужно думать, не нужно вообще ничего. Ты просто знаешь, что делать тебе и что делают с тобой…
Я помню их горячие тела, чешую, появляющуюся на разных участках тела, чаще всего под моими губами. Помню изнывающую Шиэс, требующую большего… Помню, как она отказалась от парней, мотивируя тем, что сама себе и так может помочь, а эти парни фактически она сама… Помню, как обвивала ее тело щупами, дразня и отвлекая от самого основного, пока меня роняли на теплый и мягкий ковер, созданный кем-то впопыхах, поскольку до кровати мы рисковали не дойти.
Один из самых ярких моментов — проникновение в Шиэс, ее тихий вздох полный облегчения и сдавленной страсти. И почти одновременно меня взяли Лэт с Виссом. Алое смешалось с золотым, добавив серебро. Мне казалось, что мы стали живым металлом разных цветов. Кто-то наконец вытащил из моих волос заколку, добавляя яркую рыжину во всеобщий коктейль.
Кто финишировал первым в этом круговороте, я так и не узнала, поскольку оргазмы драконы тоже научились передавать, будто нарочно подстегивая себя и других. Так что где чьи ощущения, определить уже не удавалось, как и разобраться, кого же я сжимаю, кого целую, и кто где находится. Все эти драконы казались одним-единственным, просто разделившимся на разные ипостаси для большего удобства.
Постепенно вся эта вакханалия сливалась, вокруг замерцала магия, чувства обострились до предела, накаляясь, как перед взрывом. И он не заставил себя ждать. Магический выброс был нехилым… одновременно накатывая со сплошной мощной волной наслаждения, стирая абсолютно все границы, память, личность, какие-то мелочные переживания…
Очнулась я лишь когда все стихло, резерв усилился, будто бы мы все не потратились, а накопили энергии на всю Академию и еще десяток приютов для сирот. И только когда до меня дошло, что у меня на животе какая-то подозрительная тяжесть, руки поднять невозможно и вообще проблематично пошевелиться, на меня накатила паника.
В ужасе распахнув глаза, я едва узнала Шеата. Дракон даже несколько повзрослел на мой взгляд, но тогда соображала я с трудом, стараясь вывернуться, как могла и посмотреть, что же с моим животом. Дракон бережно обхватил мое лицо ладонями, не девая дергаться.
— Все в порядке, все в полном порядке, — твердил он, пытаясь унять мой начинающийся приступ.
А потом неизвестное нечто зашевелилось, сползло с меня и пробормотало голосом Шиэс:
— Извините, я плохо контролирую свой вес… — дракошка кое-как перевернулась и уселась рядом, взявшись наглаживать мне волосы.
— А у меня ноги дрожат, — пожаловался Лэт, слабо приподнимаясь на локтях.
После всего случившегося я поняла, что мои чувства обострились до предела. Я теперь могу не смотреть на драконов глазами, чтобы знать, что именно они делают и как выглядят. И это было до такой степени странным… как будто я обзавелась дополнительными руками, ногами и щупами, которые не контролирую, но знаю, что они делают.
Я подавила панику и тяжко вздохнула, понимая, что мы сорвались. И теперь наверняка будем сильно сожалеть. Это если еще обошлось без бедствий с последствиями… Кое-как перевернувшись, я осмотрела все тело, сканируя себя чуть ли не на клеточном уровне. И с удивлением осознала, что последствий не будет. То ли драконы себе лучше контролировали, то ли плазма наконец-то выработала иммунитет к вакцинке и теперь спокойно поглощает сперму как и раньше. А ведь учитывая, как нас всех накрывало по кругу, то тут можно было бы целую банку насобирать… Если, конечно, драконы не владеют навыками йогов и не могут получать оргазм без семяизвержения.
— Неплохая первая брачная ночь, — усмехнулся Висс, поднимаясь с ковра и растерянно оглядываясь: — Ну и кто скажет, куда забросили мои штаны?
— Проще новые создать, — бурчу я, понимая, что мою любимую футболку кто-то смачно разодрал когтями, и теперь она не годится даже мыть мол. А заколку кто-то прожевал, так что ее тоже придется создавать заново и расщеплять этот огрызок…
— Ребята, я тут подумал… — Рен проскользнул в дверь и завистливо присвистнул: — Так вот почему мне было так весело… А это уже интересно, дайте-ка по капле вашей крови, мне нужно кое-что проверить…
Паразит был первоначально послан в пешее эротическое, но потом кровь мы ему все же сдали. Надеюсь, Шеврину с Ольчиком было не менее весело, чем нам всем. А все потому, что у некоторых склероз.