Твои пальцы впиваются в камень, будто норовят прорасти сквозь него, закрепиться здесь намертво. Но некогда пускать корни, надо хвататься за следующий уступ, чтобы подтянуть тело выше — к вершине скалы, к пронзительной лазури неба.
За спиной пустота, обрывающаяся вниз, туда, где сверстники криками подстёгивают тебя и Малора, который карабкается с другой стороны. Малора, признающего только силу и мужество, а из знаний — лишь нужные воину. Малора, говорившего, что ты становишься слабым и трусливым, слишком много думая и расспрашивая говорящего с духами. Малора, не раз доказывавшего свою стойкость, сжимая в руке горящий уголёк — ты, впрочем, тоже делал так. Соперник за первенство среди компании мальчишек, которые уже скоро станут настоящими охотниками, не раз битый и не раз бивший. Ты сам предложил состязание, чтобы раз и навсегда решить вопрос, за кем пойдут остальные.
Клык Мертвеца, угрюмо торчащий подле посёлка, пользуется дурной славой, но в четырнадцать легко бросить вызов вечности, потому что как же будущей вечности обойтись без тебя? Никак. Силы и ловкости хватает, и потому вверх, вверх, прижимаясь к скале и слушая, как завывает, свивая вокруг невидимые петли, ветер, завывает, но не может оторвать человека от камня.
Одинокая травинка, поселившаяся здесь, такая же упрямая и цепкая, как ты, щекочет нос, и ты невольно улыбаешься, но только на миг, потому что время улыбок будет потом, когда ты первым окажешься на вершине, а сейчас надо быть собранным. Ещё один участок пути позади, ещё на половину своего роста ближе к цели. А потом трещинка, в которую ты вцепился, внезапно оказывается слишком глубокой. Небольшой выступ, бывший частью Клыка Мертвеца от начала веков, но подточенный дождями и временем, отслаивается и рушится вниз, а ты отчаянно взмахиваешь рукой в воздухе, пытаясь удержать равновесие. Почти удерживаешь, и тут озлобленный неудачами ветер, дождавшись своего мгновения, сильным порывом толкает в грудь, и ты падаешь — прочь от вершины, прочь от неба, отчаянно хватаясь за скалу по пути, но не в силах удержаться. Лишь слегка замедляешь полёт, а вечность насмешливо хохочет в твоей голове, пока удар о землю не гасит сознание всплеском боли.
Арнис пришёл в себя в доме Нилита — говорящие с духами среди прочих знаний передавали и целительские. Прошло два дня после падения. Очень удачного падения — паренёк не погиб, рухнув в кусты у подножия, и всё же при каждом неосторожном движении боль жгучей волной расплёскивалась по телу. Болели сраставшиеся рёбра, ныла сломанная левая нога, зудели синяки и порезы. Неосязаемой, но настоящей болью напоминала о себе изувеченная гордость. Он упал — значит, проиграл. Малор наверняка торжествует, а он… он второй. Побыстрее бы выздороветь, а тогда… что тогда, как исправить положение — Арнис никак не мог придумать. Вынужденная неподвижность размышлять не помогала, угнетая привыкшего к постоянной активности подростка.
Нилит то и дело беседовал с ним, когда бывал свободен: расспрашивал, рассказывал старые легенды, просто обсуждал что-то. Время от времени говорящий с духами пытался осторожно прощупать, как срастается нога и озабоченно хмурился после этого.
Вечер уверенно покорял долину, занимая её отрядами теней окрестных гор. Вверху на западе небо оставалось светлым, но поселение уже тонуло в сумерках. Да ещё и облака, которые для равнинников были недосягаемы, потяжелели, опустились, и ползли с востока, задевая брюхом землю и окутывая всё вокруг зыбкой пеленой — немного похожей на туман за Чертой, но более живой, подвижной и не страшной.
Передвигающийся с трудом Арнис и его наставник Нилит сидели у входа в жилище говорящего с духами, устроившись на камнях.
— И когда бронированная конница втоптала в пыль соседей, а пехота довершила дело, Малесс стал править огромной империей. Всё же некоторые продолжали бороться против его власти, а лучший враг — мёртвый враг, решил он.
Раньше Арнис одобрил бы такие взгляды — воины в клане Барса, да и в других, рассуждали так же. Но сейчас он слушал задумчиво, наморщив лоб и пытаясь предугадать, что произойдёт дальше. Это была одна из историй о воинах и правителях, почти неизвестных всем, говорящий с духами знал их немало, как и разных других. Какие-то услышал от таких же говорящих, какие-то поведали духи, а некоторые были услышаны от пленников с равнин.
Нилит продолжал:
— Прежние правители и почти все их родственники погибли, но всё же трудно найти и убить каждого, в ком есть хоть капля крови правящего рода. Они поднимали восстания, и некоторые шли за ними, потому что люди Малесса нередко разоряли деревни, заставляя жителей голодать. Им нечего было терять… Долго лилась кровь, полыхали пожары, многие земли обезлюдели, и пришло время, когда солдатам Малесса почти нечего стало грабить, а казна опустела — страна была разорена. Тогда недовольные воины повернули копья против того, за кем шли раньше, и он вынужден был бежать. А империя развалилась на части…
— Можно было поступить умнее. Например, оставить равнинникам немного больше еды, — заметил мальчик.
Они обычно обсуждали подобные истории, предполагая, что мог сделать завоеватель и его враги.
— Жрецы решили, что мёртвым еда не пригодится. Чтобы быть сильными — нужно лить кровь.
— Но почему же жрецы мрачных богов говорят только о крови и о силе? — видно было, что Арнис долго не решался задать этот вопрос. Все знали, что жрецы и говорящие с духами не очень любят друг друга. — И почему их слушают больше?
Нилит нахмурился и долго молчал. Прислушался и внимательно посмотрел в сторону кустов, но мимолётный шорох не повторился.
— Потому, что немногие стремятся думать. Куда легче и приятнее разделить мир на своих и чужих — и убивать, и сделать из убийства самоцель, отдаться ему полностью, без сомнений, без колебаний. Я готов разговаривать с любым — но слушаешь меня только ты, слушаешь и задаёшь вопросы. Тебе ведь рассказывали, что мы бы всех победили, да их много? А между тем мы прячемся… Вне гор, в чистом поле, бронированные полки армии королевства нас сомнут, если не будет прикрытия из таких же тяжеловооружённых воинов. Просто армия равнинников разболталась за годы бездействия и не успевает вовремя. Но нет, об этом никто не задумывается. Чтобы исправлять слабости, надо их признать. Жрецы им потакают. Мы же хотим понять и ищем знаний. И я хотел сказать… — лицо мужчины застыло, и он на время будто превратился в высеченную из камня человекоподобную фигуру — говорят, равнинники зачем-то ставят такие в своих городах. Потом короткий кивок решительно срезал молчание.
— Я ещё молод, но мне нужен ученик и преемник. Все мы смертны… У тебя плохо срослась кость, и ты никогда не сможешь быстро ходить или ловко карабкаться по скалам. Не будешь воином и охотником. Но стать говорящим с духами — очень почётно. Ведь мы можем дать ответы там, где промолчат жрецы, и испугаются воины.
— Нет! — Арнис вскочил, вскрикнул и потерял равновесие, однако опёрся о камень, на котором сидел, и не упал, а опустился на землю рядом с ним. — Я буду воином! Во мне нет страха!
— Ты не сможешь, — мягко, но настойчиво повторил Нилит, однако его перебили.
Мальчик подхватил валявшийся рядом булыжник.
— Значит, дело только в ноге? Я сломаю её опять, пока она не срастётся, как следует! — выкрикнул он, и поднял камень над вытянутой левой ногой.
— Подожди, — быстро нагнулся Нилит, и перехватил руку подростка. — Ты же знаешь, как это больно и долго лечится! К тому же что-то может вновь пойти не так.
— Тогда я сделаю это снова. Столько раз, сколько нужно, — выдавил мальчик, хотя лицо его покрыла испарина, и вырвал руку.
Несколько мгновений оба глядели друг другу в глаза, а потом старший сдался.
— Давай, лучше я. По крайней мере, перебью в правильном месте.
Когда они возвращались в жилище, чтобы исполнить своё намерение, шорох, на который обратил внимание Нилит, потом начисто забыв о нём, повторился. Из кустов неподалёку выскользнула фигурка и приникла к стене возле окна. Когда внутри раздался крик, она дёрнулась, и через некоторое время вновь скрылась в ночи…
На следующий день раздался стук в дверь, и Говорящий, перекинувшись несколькими словами, впустил посетителя. К лежанке больного, который снова не мог ходить, подошёл Малор — признанный теперь вожак мальчишек клана. Он посмотрел на бывшего соперника, вынул свой нож и… склонив голову, положил его возле руки Арниса.
— Я слышал и видел, что ты сделал вчера. В тебе совсем нет страха. Ты — первый.
0
0