— Не боишься остаться одна?
Не боюсь. Я привыкла здесь. Это мой дом, чего мне бояться? Целых два дня мы провели вместе. Два дня мы приводили в порядок это жилье, разгромленное кем-то когда-то. Мы занимались какими-то смешными, обыденными вещами, болтали обо всем подряд. Только о главном молчали. О том, что я так и не вспомнила ничего из моей той жизни. Сейчас, может быть, я уже не так хотела вернуть память. Игорь был рядом, чего еще желать? Там, за пределами наших комнат, снова были зима и холод, а тут в теплом свете все было нашим, единственно настоящим, неделимое, но существующее для двоих.
И были еще подсказки, намеки. Память тела, которая проснулась именно здесь, именно сейчас. Я стала ловить себя на мысли, что многие вещи делаю, словно по привычке. В первый раз это случилось, когда мне понадобилось открыть окна, ведь помещение давно не проветривалось, обычной вентиляции мне показалось мало. Я, ни секунды не размышляя, достала пульт с верхней полки в кухонном шкафу. Хотя никак не могла знать заранее, что он там лежит. Ну не место там пульту — возле баночек с перцем и солью, рядом с набором декоративных стаканов для воды. Но он был там, где я его искала. Потом, костыли. Я смотрю на них с облегчением, что никогда больше не придется пользоваться ни чем подобным. Но я НЕ ПОМНЮ, как пользовалась ими раньше. Запахи. Какие-то звуки, которые я легко определяю, хотя откуда бы. Треск из-под кухонного автомата означает сбой в системе охлаждения. Чтобы вернуть тишину, нужно дотянуться рукой до кнопки выключения, и запустить прибор заново. И так до бесконечности. Я знаю все тайны этого дома. Никак не могу только добраться до источника знаний.
Игорь пытается мне помочь, как может. Задает каверзные вопросы, показывает предметы и требует, чтобы я сказала, откуда они и для чего нужны. Я пытаюсь догадаться, говорю наобум. Он либо смеется, либо злится. Он так смешно и трогательно заботится обо мне, точно я сделана из особой, хрупкой материи. Словно он боится меня потерять. Куда я денусь?
— Ты только не исчезай снова, — словно прочитав мои мысли, говорит он на прощание.
— Постараюсь.
— Возможно, я прилечу не один.
— С кем?
— С твоим куратором. Его-то ты помнишь? Старик извелся, когда узнал, что ты погибла.
Куратора я помню. Плохо, но помню. Какие-то отрывочные картинки, помноженные на легкое раздражение. Наверное, встретив на улице, я бы его не узнала. Но коль скоро он придет сам, то может, в мозаике моей калечной памяти восстановится хотя бы одна картинка.
— Как его зовут?
— Напрягись. Его имя при тебе пару раз называли.
Я честно выдавливаю из памяти все, что может касаться имени моего куратора. Получается плохо.
— Что-то на букву «З». Или на «С».
— Гилоис, лентяйка. Твоего куратора зовут Гилоис. Надеюсь, до вечера-то не забудешь?
— Постараюсь.
Конечно, Гилоис! Как я могла забыть. Это же просто. Еще немного, и я вспомнила бы сама. Я покаянно прошу:
— Игорь, не подсказывай больше. Имя-то на языке крутилось. Я бы вспомнила.
— Ты даже не попыталась, — ухмыльнулся он. — Сашка, ты вспоминай. Это важно не только для тебя. Есть другие люди, которые тебя любят и помнят. Ты им нужна.
У Игоря вновь начинает верещать коммуникатор. Я как-то спросила, почему он не настроит себе какую-нибудь благозвучную мелодию на вызов. Он пожал плечами и лаконично ответил, что ему лень. Я понимаю — врет. Но как после такого ответа расспрашивать? Он вообще о себе не любит говорить. Рассказывает всегда с большой неохотой.
…верещит ком, Игорь соединяется, кому-то коротко отвечает, что уже в пути и скоро будет.
Потом на прощание целует меня в щеку и уходит. На улице белый снег укрывает и крыльцо и флаер. За Игорем тянется взрыхленная борозда. Я смотрю, как флаер поднимается в воздух.
Вправду, откуда я знаю, как им управлять?
Жанна встретила Игоря приветливо, но в голосе сквозило легкое беспокойство.
— Как вы? Если чувствуете, что не готовы, я могу еще подождать.
— Все в порядке, доктор. Я прекрасно себя чувствую.
Она кивнула, профессионально соглашаясь, но не придавая его словам особого значения. Диагностику виднее, кто там как себя чувствует.
— Проходите. Раздевайтесь. Игорь, я готова поверить, что с вами все в порядке. У вас глаза другие стали. Подождите, я включу сканер. Значит, нашли ту девушку?
— Нашел.
— Тогда понятно.
Она вздохнула. Игорь обеспокоился:
— А у вас что? Какие-то проблемы?
— Да вот. Зовут поработать в одной дальней колонии. Деньги хорошие, но контракт на полгода, это означает, что придется оставить место в комиссии, и потом искать другую постоянную работу. Отвечать нужно завтра, иначе работодатель найдет кого-нибудь еще. А я не могу решить…
Жанна думала о другом. Если сейчас она поменяет работу, улетит с базы на полгода, то наверняка потеряет возможность встречать «Корунд» после каждого рейса, подниматься на борт, вспоминать. Да и что греха таить — изредка видеть капитана «Корунда», деловито распоряжающегося на мостике, или отдыхающего на диванчике в кают-компании, или просто бредущего по своим капитанским делам и старательно не обращающего на нее внимания.
Может быть, смена обстановки что-то изменит, появятся новые знакомые, друзья и дела. Только на это и надежда. С другой стороны, как бросишь место, которое стало уже привычным, почти родным? Сейчас она знает поименно всех, кто работает на звездных линиях этой координационной ветки. А там? Шахтерская планета, четыре подземных поселка, на улицу без скафандра высокой защиты не сунешься. И публика там не самая интеллигентная.
— Будет жаль, если вы улетите. Какой еще доктор после медосмотра мне чай предложит?
— Вылезайте Игорь. Состояние удовлетворительное, но спать вам надо побольше, и вообще постарайтесь вести здоровый образ жизни. Хотя я и понимаю, что с таким капитаном это вряд ли удастся. Кстати, что вы за важная птица? Приходил Калымов, справлялся о вашем здоровье. Шерриланд из Второго отдела вчера связывался со мной и специально интересовался, как у вас дела. Наше начальство обычно трудно заставить к чему-то относиться с такой заботой. А тут сразу оба координатора в едином порыве озаботились. Разве только сам директор не зашел.
Игорь, одеваясь, ответил:
— Это очень неожиданно. Я тронут до глубины души.
Ему пришла в голову светлая идея:
— Жанна, скажите, а для пен-рит нет противопоказаний к космическим полетам?
— Местные трансформированные? А какие могут быть противопоказания? Все, как у обычных людей.
— Значит, пен-рит может получить допуск?
— А зачем это вам нужно? Да, здоровье у них, как правило, отменное, но одного здоровья мало. Что ваш пен-рит будет делать?
— Да он много чего умеет. Спасибо, Жанна. Думаю, мы еще вернемся к этому вопросу.
Они попрощались.
Ну вот. Теперь к Калымову. Он обещал оформить для Саши временные документы. И Димыч зачем-то просил зайти. И еще нужно побывать у себя в каюте, забрать карманный терминал. По коммуникатору соединяться с инфосетью сущее мученье. И сигнал ненадежный, и обзор минимальный. Не говоря уже о спецэффектах.
Разумно, но если во взгляде отца — усталая горечь, то глаза девушки — синий лёд. Лицо, обрамлённое слегка вьющимися длинными волосами цвета спелой пшеницы, хранит заученно-бесстрастное, почти приветливое выражение, как положено на церемониях у равнинников. Но зрачки — горные озёра, промёрзшие до дна в суровую зиму, и под этой толщей где-то на дне или под ним лавой пламенеет ненависть. Не так-то просто контролировать взгляд в двадцать лет, ты знаешь это, тебе самому двадцать один и тебе нет никакого дела до её чувств, когда цель близка.
Не должно быть дела.
Так почему же ты не просто рассматриваешь правильные черты лица, гармонию которых не нарушает слегка вздёрнутый носик, не просто оцениваешь свою будущую королеву? Почему вдруг вглядываешься так жадно и так хочешь — тщетно — увидеть проблеск интереса к себе? Почему сильнее забилось сердце, грозя, кажется, нарушить торжественную тишину? Почему имя Линда звучит как-то особенно?
Когда приходит время, ты сжимаешь её холодную на ощупь ладонь сильнее, чем следовало. На почти неуловимый миг пробегает лёгкая гримаса, и снова — безразличие, лёд, камень, даже ненависть уже не видна…
Золотой венец опускается на голову.
Теперь король.
***
Грандиозный храм мрачных богов быстро рос возле центральной площади столицы. Такие же, только поменьше, строились и в других городах. Стяги нового владыки, как чёрные пантеры, трепетали над дворцом.
Прежний король жил уединённо, часто болел, и Арнис почти не видел своего предшественника, хотя знал, что Линда часто навещает отца.
Соседний правитель оказался жадным и пожелал удержать всё захваченное. Арнис пожал плечами и вычеркнул его из списка союзников, которых следовало отблагодарить. Теперь Малор, который вёл армию, успешно теснил врага к прежним границам королевства, выигрывая сражение за сражением. Часть сил, правда, пришлось развернуть — одна из провинций в предгорье всё же подняла знамя мятежа, и туда стекались теперь недовольные со всей страны. Впрочем, их нашлось не так много, как можно было ожидать. Налоги новый правитель не повысил — на затраты военного времени пошла доля отнятого у прежней аристократии добра, доставшаяся казне. Жадность для властителя сейчас была чревата массовым недовольством. Горцы же, проводившие время в походах, не успели обзавестись привычкой к роскоши.
Да, в государстве сменился правитель, появились новые храмы. Не всем нравился культ мрачных богов. Многие говорили, что уж лучше бы страной правили свои, чем смуглые горцы. Но покуда можно вести привычный образ жизни — люди много раз подумают, стоит ли умирать за былых владык и старых богов, как бы ни были те по сердцу. Тем более, что прежние культы не запрещали. Люди много раз думали — и обычно не желали.
Искавшие смерти, впрочем, находили её быстро — с не успевшими бежать к мятежникам бунтарями Арнис не церемонился.
Советнику Нилиту в кабинет короля разрешалось проходить без предупреждения. Он двигался тихо, но не застал Арниса врасплох ни появлением, ни вопросом. Король поднял глаза от карты и сказал без приветствия:
— Я много размышлял о том, что нас ждёт в будущем. Я постарался не совершить ошибок, что допускали вожди прошлого, и до сих пор всё шло удачно. Но сейчас мне не помешал бы совет, и я хотел бы знать — как меня выбрали духи, что они сказали о том, что ждёт меня?
Нилит смутился, что с ним бывало очень редко, и уставился в сторону. Впрочем, Арнис отлично перенял у него умение ждать, спокойно глядя на собеседника.
— Знаешь… ничего.
— То есть? — взгляд Арниса стал мрачным, он побарабанил пальцами по столу.
— То есть, знаешь, — отбросив смятение, Нилит заговорил напористо, с какой-то отчаянной прямотой, — туман отравлен, и долго скитаться в нём в поисках ответов было глупо. К тому же духи, конечно, мудрые существа. Но ни тебя, ни троих остальных они не знают, да и вообще им не всегда есть дело до наших трудностей. Мы, говорящие с духами, обсудили между собой. Из всех, кто хотел стать вождём вождей, ты единственный, кто много думал, искал знаний и задавался верными вопросами. Остальные пролили бы море ненужной крови, в котором потом утонул бы и наш народ. Мы опасались лишь, что ты не выдержишь более ранней части испытаний, но ты смог. И я считаю, что ты сам хозяин своего будущего. Тебе решать, каким оно станет.
Во время краткого рассказа брови короля сперва поползли вверх, пока не достигли положенного им предела, потом его лицо застыло в неподвижности, и наконец, когда собеседник закончил, он расхохотался.
— Вот вы… мудрецы! Не ждал, не ждал, — наконец произнёс Арнис, помотав головой. — Даже не знаю, что сказать.
— То, что духи не ошиблись, — усмехнулся в бороду Нилит, а затем сменил тему разговора: — А как у тебя… с ней?
— Это уже не твоё дело, советник, — отрезал Арнис, тут же становясь серьёзным. — Давай-ка лучше обсудим вот что: мне доставляют беспокойство жрецы…
Сын у него родился меньше, чем через год. Наследник был частью договора, и королева приходила в общую спальню, верная слову и долгу — и не больше. Ни одного лишнего движения. Покорность, такая холодная, словно лёд поселился не только в глазах, и ни страсть, ни нежность не смогли растопить его. Ощущение было настолько сильным, что Арнису казалось — даже тело её остаётся промёрзшим изнутри, и не в его силах отогреть эту женщину.
Она отказалась от ночных встреч сразу же, как только узнала о беременности, а он не стал настаивать ни тогда, ни после родов. Обладание лишь телом, да и то покорным, но не отвечающим, отнимало у него больше, чем дарило.
Было неожиданно больно, а ещё и странно испытывать такие непривычные чувства.
По обычаям гор недовольные мужья жён вразумляли, устроив хорошую трёпку, но Арнис уже убедился, что многие обычаи не слишком хороши. Даже с точки зрения разума — в историях Нилита были и рассказы о королеве, отравившей мужа и потом правившей вместо него. Да и без истории — нет, бить Линду король не хотел и не мог.
Не раз он думал объясниться, но не знал, что сказать. Извинения и сожаления? Бессмысленно, тем более что он до сих пор, размышляя над своими действиями, приходил к выводу, что поступил разумно и верно. Хотел славу, власть — и взял их, получив ещё и любимую женщину… но вот тут-то всё оказалось сложнее. Расчёт и умение повелевать многими не могли ему здесь помочь.
Нет, сожаления — пустое дело, а лгать ей не стоило. Слова любви были бы глупы после того, как именно Арнис получил жену. Она покорно несла свою ношу — быть атрибутом его власти. Цветы и подарки не трогали её сердце.
Лишь дважды он заметил в синих глазах хоть что-то, кроме ледяных озёр, при взгляде на мужа.
Впервые — когда стоял на коленях у колыбели сына и смеялся, глядя, как тот шевелит руками, потом осторожно поцеловал крошечные пальчики. Стремительно обернулся на шорох — Линда стояла в дверях, и обращённый на Арниса взгляд был холоден менее обычного.
Во второй раз — в тронном зале. Она часто бывала там, когда правитель вершил государственные дела. Видимо, унаследовала от отца неравнодушие к судьбам подданных. Слушала молча и иногда казалась изваянием, но всё же слушала, хотя присутствие королевы не было обязанностью, за исключением торжественных церемоний.
Жрецы требовали на освящении столичного храма человеческой жертвы, в то время как король настаивал, чтобы жажду мрачных богов удовлетворяли животные.
— Я не позволю резать моих подданных, — бросил Арнис, откинувшись на спинку трона и зная, что за каждым его словом внимательно следят.
— В тюрьмах есть мятежники, ваше величество, — титул всё ещё оставался непривычным для верховного жреца — хмурого, средних лет горца. — Многих из них казнят.
— Казнят, как положено, а не зарежут, как баранов. Как ни странно, для многих есть разница, — усмехнулся король.
— Но обычаи…
— Мы не в горах. Одно дело — казнить за преступление, другое — приносить в жертву. Это неразумно. А Неразумное — можно и нужно менять. Впрочем… если ты или кто-то из вас, — он окинул десяток жрецов взглядом, — готов добровольно принести себя в жертву — совсем другое дело. Нет? Тогда идите.
Жестом он дал понять, что аудиенция окончена, и вот тогда обернулся на Линду — и поймал на её лице нечто, похожее на одобрение. Впрочем, выражение быстро исчезло.
Некоторые жрецы примкнули к сторонникам прежней власти — и, как ни удивительно, приверженцы столь разных взглядов договорились между собой. Малор, очистивший королевство от войск соседнего правителя, оттеснил силы восставших, заперев их в пределах одной провинции — но получил приказ не занимать всю территорию мятежников и вернуться в столицу.
— Почему, Арнис? — наедине в титулах не было нужды. — Я мог бы быстро покончить с ними!
— Знаю. Но зачем? Сейчас недовольным есть, куда бежать. Лучше пусть собираются там, чем сеют смуту по всей стране. Опять же, тюрьмы не будут забиты.
— Но тогда нам придётся всё время держать там войска, постоянные приграничные стычки…
— А нам нужна сильная армия. Что бывает, когда слишком привыкают к миру — показал наш успех. Не держать армию нельзя, а если она не воюет, то слабеет, теряет сноровку, а у солдат и командиров появляется слишком много собственных планов. Да и горцы, сражаясь, остаются самими собой, и заодно опорой трона. Им не на что жаловаться — сейчас у них есть больше, чем было утрачено.
— Тебе виднее, — и Малор снова склонил голову, признавая превосходство друга-соперника, как случилось годы назад. — А ты изменился, Арнис. Когда-то ведь и ты был горцем.
— Я стал королём, — Арнис вздохнул. — И теперь забочусь не только о горцах.
Оккультно-эфирная коррида
Часть 17. Muerte
Вторая терция
Art by Dostochtennaja
Анна Матвеева
#GoodOmens #благиезнамения #Crowley #Кроули #Aziraphale #Азирафаэль
Дверь поддалась, впуская в царство бумаги, канцелярского пластика и абсолютно бесполезных теперь электронных носителей, которые посматривали друг на друга со стеллажей, прятались в ящиках, покоились в начиненных полупроводниками гробах. У информации свои поколения и своя иерархия…
Зал казался огромным и напоминал лабиринт, где не так просто разглядеть боковые стены, а добраться до задней — целое приключение.
Город служил крупной базой флота — в те времена, когда были базы и флоты, поэтому данных хранилось превеликое множество. Ио ощутила легкое сожаление по поводу того, что все это богатство теперь никому не нужно. Ощутила — и отбросила его. Не сейчас. Её ждут.
Она достала из кармана и развернула старый план, с которого всё началось — сверить название. Итак, надо искать информацию по станции Ф-излучения и управляющему ей ИИ. Но где? Раньше это было легко. Попросить дежурного — и тебе быстро найдут всё, что надо. А сейчас… если нужное покоится в электронных недрах, то его всё равно что нет.
Ио принялась перебирать корешки папок на полках. Один стеллаж, другой, третий. Названия, простые и сложные, короткие и длинные, манили и обманывали. Сплетались в бесконечный хоровод символов, от которого слезились глаза.
— Тебе помочь? — растревожил застывшую тишину Эд.
Ио вздрогнула, вдруг осознав, что на какое-то время забыла о нём. Забыла, что нужно следить за каждым жестом, что рядом чужак, на чьей совести наверняка смерть кого-нибудь из её друзей. Может быть, даже Ли. Забыла настолько, что убрала лучевик в кобуру, чтобы удобнее было листать папки. А сейчас, вспомнив, обругала себя за глупость и… не стала доставать.
— Попробуй найти каталог. Такая штука, знаешь, в которой перечислено всё, что здесь есть, и сказано, где оно лежит, — она вернула ему ехидную улыбку и вновь погрузилась в записи.
— Лучше, чтобы там было написано крупными буквами, что это каталог, — по спокойному тону нельзя было понять, говорит ли Эд всерьёз. — А то мне будет сложно опознать список.
Он прошел к столику у входа и начал выдвигать ящики.
— На всякий случай откладывай в сторону всю проектную информацию по разработкам ИИ, — добавила она серьёзнее, не отрываясь от своих поисков.
Долгое время они перебирали бумаги молча, пересыпая минуты шелестом страниц, проваливаясь в этот шелест, как в трясину, в безумие — монотонное, тихое, незаметное.
— Как это началось? — голос чуть громче бумажного шороха, странная попытка сбежать от молчания в разговор ни о чем. Или напротив — о чем-то важном?
— Что? — Ио непонимающе подняла голову.
— Как это началось. Ну, тогда. Двадцать лет назад.
— Страшно, — она провела ладонью по лицу, словно пытаясь стереть воспоминания, проступающие под веками. Тщетно.
***
Память подобна забытым теперь подборкам видеофайлов. Ты открываешь ее и видишь картинки, слепки с событий, запечатленные мгновения. Но стоит остановиться, выбрать, выделить — и фигурки приходят в движение, а за моментом разворачивается история.
Клик!
Растерянная женщина — совсем юная, почти девчонка — передает врачу свёрток, из которого торчит сонное лицо младенца.
— Это общая проблема. Мы пока не понимаем, что происходит с детьми, — говорит доктор. — Вы, наверное, уже знаете, что никого из взрослых болезнь не затронула, верхняя граница находится примерно в районе пятнадцати лет. Сейчас изоляция в исследовательском центре будет лучшим решением. Один день выделят для посещений.
Его уносят, а она долго стоит у ворот — среди сотен таких же потерянных, ошарашенных матерей и отцов; кто-то рыдает взахлёб, кто-то храбрится и подбадривает других, кто-то продолжает спорить с человеком в белом халате. Она — невидяще смотрит в пустоту перед собой и не понимает, куда идти, что делать. Как быть.
— Эй, Ио? Ио… Всё будет хорошо, обязательно. Слышишь?
Кто-то обнимает её за плечи, чьи-то чужие, невероятно холодные руки. Нет, не чужие. Ли. Она механически кивает, хоть на самом деле не понимает, не слышит его слов. И только спрашивает беззвучно посиневшими губами:
— Что, если он умрёт? А я совсем не успела узнать его.
…даже тогда она не плачет.
Клик.
Воскресенье. Девять утра. С кораблей течет толпа — тревожная, шумная, дождавшаяся. День посещений!
— Уходите, — встречает их металлический бездушный голос, и громкоговоритель покрывается инеем. — Уходите. Посещений больше не будет.
— Доктор, — высокий мужчина, отстранив хрупкую девушку, проталкивается к воротам. — Доктор Аск! Отзовитесь! Скажите, в чем дело!
Ответа нет. Жестяные слова, которые звучат снова и снова. Мужчина — годы стерли имя, если даже Ио его знала — лезет через ограждение.
Луч проходит по телу взмахом косы. Нижняя половина тела падает на землю. Верхняя — спустя несколько секунд: пальцы не сразу отпускают прутья.
Кричит девушка.
Ио тоже кричит.
Клик.
Охранный робот заваливается набок. Из разбитого корпуса торчат провода.
Пять лет.
Пять лет они ведут бессмысленную партизанскую войну, которой не видно конца и края. Несколько уничтоженных автоматов с той стороны — и больше сотни погибших с этой.
Пять лет Ио учится убивать машины — и у неё получается, черт побери! Лучше, чем у кого-либо другого.
Ей говорят, что она одержима. Ей говорят, что она выгорает, что тоску и боль она подменяет злостью, что за близкой целью — прорвать охранное оцепление автоматов — она забывает другую, истинную.
Отчасти это правда. Ио давно не помнит лица своего сына. Но отлично помнит, кто его украл.
Клик.
— Это последний. Да, я уверена, я выслеживала их месяцами, я знаю их наперечет до последней царапины. Мы победили.
Она не ощущает триумфа — лишь серый пепел внутри.
Словно чувствует, что самое страшное только начинается.
Зато вокруг буйствуют эмоции. Радость. Предвкушение. Недоумение — неужели все? Растерянность — что им сказать спустя столько времени? Что спросить? Всё ли в порядке? Хотя какой порядок…
Миг восторга превращает боевой отряд в кучку растерянных людей. Они гурьбой заходят во двор.
Двое подростков у крыльца. Медленно, ошарашенно разворачиваются, смотрят…
…ветер треплет их волосы…
…смотрят на вошедших взрослых, и полудетские лица искажаются, будто соприкосновение взглядов пронзает болезненным электрическим разрядом. Потом они резко вскидывают руки. Ио ещё не понимает, что происходит, но за неё приказывает чутьё, выработанное годами боев:
— Назад! В укрытие!
Чутье ещё приказывает — стреляй! Но она пока не может поверить.
И, конечно, никто не бежит назад, не стремится упасть, сровняться с землей, стать невидимым.
Ведь это же дети, их дети!
Луч вспарывает толпу, и самые первые — самые любящие — оседают на растрескавшийся бетон.
— Уходите, — звонкий мальчишеский крик, полный отчаяния, ужаса, ненависти. — Прочь!
А из дверей лечебного корпуса скользящими тенями выходят и выходят дети — угрюмые, серолицые, чужие. Вооруженные и готовые биться насмерть. Впереди — девушки и парни постарше, за ними — ощетиненные, как волчата, подростки. К высоким окнам льнут перепуганные пятилетки, и почему-то кажется, что даже они сжимают в маленьких ручонках лучевики.
И Ио с кристальной ясностью впервые понимает по-настоящему: здесь нет её ребенка. Его больше нет — нигде.
***
Ио не переставала что-то открывать и переставлять, будто прячась за шорохом бумаги и пластика, но Эд с середины рассказа не прочел ни строчки. Книга, которая вряд ли могла быть каталогом, выпала из рук, и он не стал подбирать.
— Почему ты не выстрелила в меня сразу? — хотелось многое сказать, но первым почему-то вырвался этот дурацкий вопрос.
Черная пустота подкинула очередной сюрприз с виде демона. И ладно бы это был просто демон, таких вагон и тележка, но что-то в нем меня зацепило. Знакомые черты лица, сиреневые волосы до пояса, сиреневые же глазищи и довольно белая кожа. Парень всем своим видом чертовски напоминал Ярима. Возможно, это его сын, внук или правнук, может, племянник или еще какой родственник, поскольку схожие черты просто так не появляются.
Наш советник и раньше жил, и сейчас живет довольно бурной жизнью, так что какой-нибудь бегающий бастард — не такая уж и редкость. Другое дело, что парень обладал сиреневыми волосами, а значит, мог иметь способности, схожие со способностями Ярима. И этот вопрос лучше всего было уточнить, сравнив ДНК двух демонов.
С пареньком, представившемся Лораном, все было просто. Его обследовали на Приюте, просканировали, набрали полные пробирки крови на всевозможные исследования и отправили отъедаться и отсыпаться. Ведь помер он довольно мерзким образом — его фактически располовинили в какой-то битве. У духа остался лишь шикарный порез аккурат посредине туловища, который за ночь прошел. Но сам факт был довольно неприятным.
А вот с Яримом была проблема. Так сразу вываливать на него мои подозрения в неумении пользоваться некоторыми специфическими заклинаниями не хотелось. Тем более, что черная пустота могла подсунуть мне не только сына или внука, но и какого-нибудь параллельного демона, возможно, и самого Ярима. Вот будет хохма, если окажется, что это он сам, только из параллельного мира!
Обычно для анализов я беру волосы — их добыть проще всего, это практически безболезненно, особенно, если волосы выпали самостоятельно, а еще для такой процедуры не обязательно уведомлять обладателя волос. Так что я спокойно отправилась в Замок прямиком в рабочий кабинет Ярима.
Дело в том, что этот демон большую часть времени проводил именно за работой, так что был шанс еще и поговорить. Ярим нашелся там, где и предполагалось. Хитрый демон выкрутился, поставив себе небольшую тахту прямиком в кабинете, недалеко от стола. Сейчас он дрых без задних ног, даже забыв укрыться и раздеться. Впрочем, ничего нового и удивительного.
Я подошла к столу, безошибочно находя выпавшие длинные фиолетовые пряди. Цвет волос Ярима на несколько тонов темнее, чем у того паренька, но мало ли… Вдруг мать была блондинкой или еще что-то в роду затесалось… Демоны — знатные извращенцы, так что удивляться не приходится.
В меня полетела подушка, которую я легко перехватила щупом.
— Что ты там делаешь? — сонно промычал Ярим, слегка приподнимаясь на своей лежанке. Специально самую узкую выбирал, что ли?
— Собираю твои волосы на приворотное зелье. Мне мужей не хватает, всем уже мозг выела, — шутливо отвечаю и возвращаю подушку владельцу точным броском.
— Врешь! — демон окончательно проснулся, и теперь передо мной сидела не сонная мышь, а самый настоящий советник, пусть и в расстегнутой рубашке и со всклокоченной головой.
— Вру, — соглашаюсь я, запихивая собранные пряди в пакетик. — Нашла одного парня в черной пустоте, хочу проверить, не родственник ли он тебе. Больно рожи похожие.
— Могла бы и сразу сказать, — Ярим в два движения привел в порядок одежду и волосы и поднялся со своей тахты. — И раз уж ты пришла, то… — на стол передо мной улеглась высокая кипа бумаг. Мне оставалось только кривиться и подписывать…
— Я не хотела тебя обнадеживать, — копируя свою подпись на документы, тихо проговорила я. Вдруг это действительно параллельный Ярим? Вот что нам с ним тогда делать?
— Что ты хочешь этим сказать? — советник подался вперед, заглядывая мне в лицо. Вот уж кто спелся с Шеврином… даже смотрят одинаково, будто до потрохов меня сканируют. До самых демонских потрохов, спрятанных где-то там в каком-то измерении плазмы.
— На, сам смотри, — я подала ему фотографию, не желая ввязываться в непонятный спор. — Это или твой сын, или внук, или племяш, или ты.
— В смысле — я? — Ярим недоверчиво повертел в пальцах снимок.
— В черной пустоте порой попадаются жители параллельных миров. Этот парень может оказаться тобой параллельным. Я хочу знать, кто он на самом деле, чтобы в будущем у нас не возникло проблем. Души после перемещения в реальность плохо помнят события прошлой жизни, обычно они хорошо запоминают только момент своей смерти, как самый яркий и болезненный. Так что расспрашивать его практически бесполезно…
Стопка документов подозрительно быстро закончилась. Мне даже стало жаль, поскольку пришлось смотреть в глаза Яриму, говоря такие серьезные вещи. Он еще не сталкивался с параллелями, черт его знает, как он может отреагировать на такое признание. Если взбесится, то мне несдобровать.
— Покажешь мне его? — внезапно спросил демон, пряча снимок в карман брюк.
— Покажу, но не сейчас. Он лечится и отдыхает, лаборанты сделают анализ, а потом уже можно будет что-то думать. Ты пока поспи, думаю, к завтрашнему вечеру все будет готово…
— Поспишь тут с тобой! От таких новостей весь сон пропал! — отмахнулся он и зажег светильник. — Иди, делай свои опыты, мне нужно подумать…
Я молча ушла, оставив Ярима думать. В целом он адекватнее большинства обитателей Замка и не должен так уж сильно переживать. Но я его понимаю. Встретиться с какой-то версией самого себя довольно непросто. У меня самой есть две параллели, живущие то на корабле, то где-то в наших мирах, но я стараюсь с ними не пересекаться. Я не готова еще к откровенному обсуждению вариантов судьбы, не готова смотреть на саму себя в другом варианте. Драконы в этом плане взрослее, они признали друг друга и не отрицают этого…