Стоило вернуться к чтению, как причина стала ясна. Жирные буквы по центру страницы — «Цели и задачи проекта», и под ними — пункты: первый, второй, третий…
«Излучение должно создать передающуюся по наследству мутацию человеческих организмов на стадии формирования. Для взрослых безвредно и…»
«Формирование новыми поколениями подопытных нейронной сети с подключением между собой и к искусственным интеллектам путем…»
«Многократно повысит скорость и эффективность коммуникации и обработки информации, обеспечив стратегическое превосходство страны над…»
«Является необходимым ввиду…»
«Контроль подачи излучения и охранных систем, сбор и обработку результатов осуществит искусственный интеллект станции, усовершенствованная модель серии…»
— Они пытались… пытаются… соединить вас в сеть. В одну сеть с этим… СФИнксом. Вот зачем облучение, изоляция, вот зачем эта встроенная ненависть. Хотя кто — они? Никого из тех, кто разрабатывал этот проект, — она выплюнула последнее слово зло, как ругательство, и так же зло перевернула лист, — уже давно нет в живых. Так какого черта оно сумело их пережить?
Последняя страница была отпечатана другим шрифтом, словно её добавили позже.
«Резолюция: отклонить. Проект признан неэтичным и противоречащим основным правам человека. Финансирование исследований заморозить, СФИнкса законсервировать. Параллельно вести разработку иных возможностей Ф-излучения».
Малознакомые слова нанизывались одно на другое, но главное Эд понял. Понял слишком много. Нельзя просто так узнать столько о цели своего существования. Цели, не содержавшей в себе ни капли человеческого тепла. Элис, которая сейчас ждёт неизвестно чего в капсуле, верила в Бога-Создателя и пыталась научить этой вере других. Кто-то соглашался, Эду казалось, что все это выдумки, но сейчас он чувствовал себя так, словно прикоснулся к Богу, и тот оказался холодным и злым.
— Кто мог включить излучение? — спросил он голосом, который самому казался чужим.
— Никто, — Ио мотнула головой яростно, инстинктивно, не задумываясь. И снова после паузы, медленнее: — Никто. Сначала мы думали, что это врачи. Не понимали, зачем, но… кто ещё? Потом оказалось, что они стали первыми жертвами, когда заработала автоматическая система защиты. Может, сам ИИ? Не знаю, способны ли они на такое. Я их уже не застала, только сказки-страшилки. Но все это, — короткий кивок в сторону окна, за которым распростерся мертвый город, — устроили они.
Она снова перебрала документы, на этот раз внимательнее вглядываясь в страницы с характеристиками, входными и выходными параметрами, кодами.
— И ни слова про то, как эту сволочь отключить, — она с грохотом шарахнула папкой по подоконнику, взбудоражив эхо.
Эд, который все это время смотрел куда-то в стену, вздрогнул. Потом тихо спросил:
— Что такое «неэтичный и противоречащий правам человека»? Что за права?
Ответить она не успела. Откуда-то сверху пришел отклик — гулкий и лязгающий. И ещё один. И еще — словно кто-то бил колотушкой в дребезжащий стальной лист. От этих звуков, прошивающих безжизненное здание, по позвоночнику зазмеилась дрожь.
— Знаешь что? Берём это все, — торопясь, сминая и комкая страницы, она впихнула документы в рюкзак, — и убираемся к чертовой бабушке.
Дверь открыли не вовремя. По пандусу щелкал гусеницами ТАОР-4 — тяжелый автономный охранный робот четвертой модели. Он среагировал быстро: лучи резанули по полу и двери, заставив отшатнуться. Закрыться было уже нельзя — распахнутая створка отлично простреливалась.
Робот лязгал к двери, скрежетал.
— Держи!
Эд ощутил пальцами ребристую рукоять своего оружия. Ни на оценку знака доверия, ни на благодарность не было времени. Они бросились за стойки и стеллажи, которые могли послужить укрытием. Слабая надежда, что автомат передумает и продолжит обход, растаяла, когда круглая башня на высокой платформе показалась в дверном проеме.
Эд затаил дыхание. Вдруг робот решит, что всё в порядке!
Нет. Похоже, его системы обнаружили нарушителей.
С пугающей скоростью и методичностью излучатели принялись прожигать дыры в металлическом ящике, за которым прятался Эд. Высунуться, попытаться сменить место казалось чистым самоубийством. Так же, как и оставаться здесь: рано или поздно автомат сомнет ящик, как картонную коробку, а следом — и самого Эда.
— Эй, ты, ведро бронированное! — выкрикнула Ио из-за дальнего стеллажа; луч бессильно скользнул по корпусу.
Машина повернула башню, выискивая агрессора; новый выстрел обуглил клочья бумаги и картона.
В этот миг Эд метнулся в сторону — и успел скрыться в лабиринте раньше, чем внимание ТАОРа вернулось к нему.
Люди затаились, а робот медленно пережевывал гусеницами клочки древних знаний, выискивая добычу. Фотоэлементы прятались в нишах, зато поблескивали солнечные батареи — наверное, между дежурствами он выползал погреться, будто змея. В сверкании выделялось темное пятно — в этом месте пластина отвалилась и металл проржавел. Полвека никто не чинил автомат…
От удачного попадания ржавчина разлетелась трухой, а сам Эд немедленно перекатился в сторону. На прежнем месте со стуком упала отсеченная боевым лазером полка.
В этом их единственный шанс, поняла Ио. Ничтожный, величиной с детскую ладонь — именно такую прореху проделали старость и выстрел Эда в броне автомата. Она снова нажала на спуск, целясь в эту уязвимую точку. Мимо. Перекат назад, под прикрытие сейфа-хранилища. Машина казалась разъяренной — как буйвол, которого жалят с двух сторон безвредные, но надоедливые мухи. Надо подобраться ближе — это опасно, но иначе не попасть. Стреляй, беззвучно повторяла она Эду, стреляй, отвлеки его.
Он не выстрелил. Метнулся, меняя позицию, чтобы лучше видеть цель. Быстрый и бесшумный, как летучая мышь. Выстрелы опоздали зацепить человека, зато угодили в стойку покосившегося стеллажа — и он рухнул прямо на робота, засыпая его бумагой и пластиком, запутывая в переплетении ломающихся полок. Автомат забуксовал и наклонился. Гусеницы дергались, перетирая в труху все, что оказалось между ними и плитами пола. Эд высунулся, прилипая к земле, нажал на спуск. Луч вонзился рядом с уязвимым местом, потом несколько раз — в него, расширяя отверстие. Мелькнула изоляция проводов.
И тут же рванулась вперед Ио. Застыла во внезапно образовавшейся мёртвой зоне в метре от машины. Та судорожно пыталась избавиться от досадной помехи, а женщина без остановки палила в сплетение проводов и микросхем, заставляя их извергать снопы искр и запах паленого пластика. Палила, пока не кончился заряд, ещё не понимая, что стих визгливый лязг гусениц, потухли фотоэлементы. И даже когда стало тихо — продолжала давить на спуск бесполезного теперь оружия.
У неё были бешеные глаза, а на виске, рядом со шрамом, билась вздувшаяся голубая жилка.
И сердце Эда стучало в такт, в такт, в такт… Он медленно приходил в себя и поднимался, не отрывая взгляд от женщины. Шагнул к ней, хромая чуть больше обычного — ушибся, — поймал запястье.
— Всё, — вырвалось хрипло, с клочьями непослушного воздуха, которым стало так сложно дышать. — Всё кончено.
Пальцы не хотели разжиматься.
Ио перевела взгляд. Огромные зрачки — колодцы черной, вихрящейся бездны. Дыхание — рваные клочья пены над штормовым морем. Испарина — бисер на золотистой коже.
Казалось, она никак не могла поверить, что всё закончилось. Что они — живы, оба, и воздух, что почти успел расплавиться, медленно остывает, вызывая внезапный озноб.
0
0