Зильберштейн в халате сидел напротив Барбера, явно борясь со сном.
− Не работал по ночам со времен студенчества, — с извиняющей улыбкой доктор налил себе кофе.
− Уважаемый профессор, — начал Хью. — у меня очень мало времени. Я пока не знаю, что нам делать с Юю, но, возможно, ваша помощь еще понадобится. Давайте поговорим о деле
− Понимаю, — сказал Губерт. — я готов. После того, что сделал профессор Бреццель с моей карьерой — мне уже ничего не страшно. — Доктор почесал густую бороду и спросил: — Вы адвокат Юю? Мы под диктофон будем разговаривать?
− Я не адвокат, я детектив из частного детективного агентства «Барбер, Свенсон и сыновья», меня зовут Хью Барбер. — молодой детектив протянул удостоверение Губерту.
− Не слышал о таком, — улыбнулся доктор, — ну, да ладно. Начнем, а то утро близится.
− Расскажите, что вам известно о пожаре на вилле «Синий вереск» в 1972 году и о лечении Юджины Майер.
− О пожаре на вилле я знаю очень мало, из интереса читал полицейские отчеты. Так что владею информацией, доступной всем и каждому. Другое дело, как я эту информацию оцениваю. А оцениваю я ее через призму того, что мне стало известно о причинах пожара Юджины Майер и от Густава Граббе.
− Как вы познакомились с Густавом Граббе?
− Густав Граббе работал в антверпенской полиции, отдел расследования убийств. Он был включен в группу по расследованию инцидента на вилле «Синий вереск», но потом его выкинули из группы после скандала с Лилиан Майер. Густав Граббе был не согласен с основной версией следствия, и полагал, что нужно провести ДНК -экспертизу трупа Якоба Майера. Лилиан Майер была против, так как труп был опознан близкими. Но Густав не остановился на достигнутом. Ему удалось незаконно получить частичку трупа Якоба Майера и срез ногтя девочки, которая находилась в ожоговой клинике. Анализ показал, что эти лица родственниками не являются. Назревал скандал. Густав пришел напрямую к шефу полиции и потребовал эксгумации трупа. Ему заткнули рот. Лилиан Майер сообщила, что раскрыта тайна усыновления Юджины, и она не потерпит ее разглашения. Всё представили так, что не Якоб Майер — разгаданная загадка, а Юджина. В общем, Лилиан Майер потребовала увольнения Густава Граббе.
− И его уволили?
− Да. Отправили на пенсию. Но после этого, когда Юджину официально признали виновной в смерти Якоба Майера, когда она уже находилась на лечении в клинике под присмотром профессора Бреццеля, Густав Граббе нашел меня. Мне удалось с ним поговорить. Бывший полицейский решил поквитаться за свое увольнение и начал собственное расследование гибели Якоба Майера. Не знаю, что он накопал в этом направлении, но он собирался со всеми материалами идти к Лилиан Майер.
− С целью шантажа?
− Наверное. Я ему отсоветовал, и предложил продать сведения в какую-либо газету. Придать всё огласке. Поскольку я тоже считал Юю Майер невиновной в убийстве отца, то согласился сделать заключение о ее вменяемости.
− И вы его сделали?
− Да, сделал, но Густав Граббе меня обманул. Он не отнес свои данные в газету, а отдал их Лилиан Майер. В итоге, он получил свои деньги, а меня выкинули из клиники.
− Где же теперь этот шантажист? — спросил Хью.
− Этого я не знаю, но видел его случайно во время летнего отпуска в Брюсселе. Вроде бы он там обосновался и даже преподает в полицейской академии.
− Перейдем к теме лечения Юджины Майер.
− С Юджиной я познакомился в клинике профессора Бреццеля. Я работал его ассистентом. Это произошло в 1973 году. К тому времени Бреццель уже устал бороться с этой девочкой. Именно с девочкой, а не с болезнью ребенка. Как настоящий специалист своего дела, Бреццель не мог не понимать, что перед ним совершенно здоровый ребенок. Несмотря на то, что Бреццелю довольно много заплатили за его молчание и липовое заключение о болезни Юю Майер, у него не поднималась рука «глушить» сознание ребенка сильнодействующими препаратами. Он находился в чрезвычайно сложном положении. С одной стороны был здоровый ребенок, а с другой стороны — заключение, в котором Юджина была представлена как невменяемая. И в любой момент по прихоти Лилиан Майер все могло измениться. Написав недостоверное заключение, Бреццель стал его заложником. Меня, разумеется, в тонкости этого дела он не посвящал. Но все было видно невооруженным взглядом. Юджина ненавидела Бреццеля и устраивала ему скандалы и истерики, отказывалась есть, швырялась вещами, пыталась укусить его, поцарапать. Держать ее в клинике без того, чтобы не задавить препаратами было невозможно, но и пойти на такой грех Бреццель не мог. Поэтому он поручил дело мне, вкратце сообщив, что если я найду подход к ребенку, он чуть ли не озолотит меня.
− И вы нашли к ней подход?
− Как видите, — усмехнулся доктор. — Я начистоту поговорил с Юджиной. Сказал, что мы будем играть с ней в игру, и если она все будет делать правильно, то скоро выйдет из клиники. Девочка мне поверила, потому что я поверил ей. Я действительно поверил, что она не убивала своего отца, и что ее отец действительно жив.
− Вы видели когда -либо Якоба Майера?
− Нет, я не встречался с ним, но я встречался с Борисом Казариным. Этот человек в итоге согласился на то, чтобы Юджина переехала жить к нему. Всё было сделано тайно и с согласия Лилиан Майер. Они заключили какую-то сделку, суть которой я не знаю. Профессора Бреццеля, насколько я понимаю, в хитрый план не посвятили. Мне без труда удалось украсть документы из архива клиники на Симону Этель, которая была нашей пациенткой. Под этими документами Юджину вывезли из страны. Паспорт был подлинный, риска никакого.
− Что именно вы предложили сделать с Юю в клинике?
− Я разработал ее план лечения и ежедневно заполнял его, показывая улучшения состояния больной. Юджина перестала встречаться с Бреццелем. Через год мы составили с профессором коллективное заключение о возможности ее выписки из стационара. Ребенок вернулась на виллу с тем, чтобы наблюдаться у меня. Дважды в неделю она посещала мои консультации.
− Лилиан Майер была в курсе этого плана?
− Лишь в общих чертах. Она не интересовалась судьбой девочки.
− Кто платил вам за ваши заключения и план лечения?
− Профессор Бреццель.
− Кто платил вам за наблюдение после выписки Юджины?
− Лилиан Майер оплачивала счета.
− Почему Бреццель вас выгнал из клиники?
− Это произошло после того, как Густав Граббе пришел со своими документами о расследовании к Лилиан Майер. Там имелось мое заключение от 1973 года, в котором я говорил о вменяемости ребенка и ошибочности диагноза.
− Зачем вы написали это заключение?
− Когда я писал данное заключение, я еще не был привлечен к лечению Юджины Майер, и всерьез думал, что могу своей правдой чем-то ей помочь. Поверил Густаву, который работал тогда в полиции. Потом подумал, что заключение пропало, и не беспокоился о нем. А оно появилось в самый ненужный момент и причинило столько неприятностей.
− Именно это заключение стало причиной побега Юю из дома?
− Да, но побегом это по сути не являлось. Версия о побеге и самоубийстве возникла у Лилиан Майер, которой не терпелось избавиться от Юю хоть каким-либо способом, да и от шантажиста также. Удалось уговорить Бориса Казарина, который был хорошим приятелем Якоба Майера, приютить ребенка. Тот не долго ломался. Лилиан ему щедро заплатила. Все было обставлено в считанные дни.
− Вы можете подтвердить в суде всё, что сообщили мне здесь?
− Разумеется. Эта тайна много лет не давала мне покоя. К тому же вернуть себе доброе имя… Разве можно отказаться от этого?
0
0