– Никто не мешал ей запереть дверь, – хмыкнул Ковалев.
– Она хотела отправить хтона в преисподнюю, а вы – всего лишь прогнать из санатория. Понимаете, как ваш успех роняет её бога в глазах того же Павлика? Как глупо она выглядит на вашем фоне?
– Знаете, если я захочу отправить кого-нибудь в преисподнюю путем чтения заклинаний, я тоже буду выглядеть глупее некуда.
– Вы не понимаете. Она потенциально способна это сделать, вот в чем дело. Она обладает необходимыми способностями, необходимой силой. Её бог не так слаб и не так глуп…
Ковалев хотел было сказать что-нибудь едкое – о богах и колдовстве, – но тут к костру подбежали дети, соревнуясь, кто быстрей. Павлик победил.
– Пап, а кто этот дяденька, который на нас смотрит? – спросила Аня, кивнув на развалины под мостом.
– Это твой дедушка, – ответила за Ковалева Инна. – Папин папа.
– Да-а? – Аня открыла рот в радостном удивлении.
Но больше всего словам Инны обрадовался Павлик.
– Вы дяди Федин сын?
И Ковалев хотел было объяснить детям, что никто ещё не доказал отцовства дяди Феди, и что человек в ватнике, скорей всего, просто похож на дядю Федю – спасателя, и вообще что всё это сложно, неоднозначно, фантастично и прочее… Но, пожалуй, стало понятно, что для детей это игра, сказка, захватывающая история, внутри которой они вдруг оказались, и разрушить эту сказку Ковалев не решился. Ну в самом деле, это как объяснять ребёнку, что Деда Мороза не существует, – придет время, и ребёнок сам это поймет.
Отец Алексий сидел на диване в холле в окружении детишек от шести до десяти примерно лет – те со всех сторон облепили диван и поставленные напротив кресла. И декламировал батюшка вовсе не библейские притчи, а «Кошкин дом», – наизусть, в лицах, хорошо поставленным голосом и весьма артистично.
– Мы кошкины племянники, – пищал он жалобно и отвечал сам себе басом: – Вот я вам дам на пряники!
Дети слушали раскрыв рты. Аня и Павлик, конечно, тоже захотели послушать сказку, и Инна помогла им раздеться, отправив Ковалева к шкафчикам за детскими тапочками.
В эту минуту батюшка как раз напоминал доброго Деда Мороза (которого не существует), а не иеромонаха. И Ковалев ощутил вдруг его магнетизм – ничуть не меньший, чем у Инны. И… захотелось выяснить, почему его предполагаемый отец плевал этому человеку под ноги…
* * *
– Слушай, что я узнал, – начал Витька, отойдя подальше от корпуса, и достал сигареты. – Оказывается, мастер спорта – сын Бледной девы.
С каждым днем темнело всё раньше, и сумерки наступали теперь не в конце, а чуть не в самом начале прогулки. Особенно под деревьями. Впрочем, Павлику больше нравилось гулять с Витькой здесь, почти в лесу, чем со своей группой в парке.
Он весь тихий час изнывал от нетерпения – сообщить Витьке о том, что сказала на пикнике Инна Ильинична.
– Я тоже узнал… Кой-чего… – Он задохнулся и не сразу подобрал слова. – Мастер спорта – он сын дяди Феди! Это Инна сказала! А Анька – его внучка!
Но Витька вовсе не удивился, обдумал услышанное и кивнул.
– Я так и думал. Так вот, Бледная дева хотела утопиться вместе с ним, когда он был маленький. А дядя Федя его спас. Она с моста прыгнула, с железнодорожного. Но не просто так, а потому что на неё навели порчу. Ну, Ирина, конечно, говорила, что надо не тело искать, а креститься и молиться, но это, понятно, хурма полная. Я так думаю, надо к мастеру спорта подъехать. Ну, если она его мать, он должен ей объяснить, что он уже взрослый и что маленьких мальчиков ей уже искать поздновато.
– Вить, а как он ей объяснит? Она ж не к нему приходит, а к нам…
– Не знаю. Волка он подкараулил, пусть и Бледную деву подкараулит.
– А если он испугается? Ну, что она его с собой утащит?
– Как это, интересно, она его утащит? Он вон какой здоровый. Опять же – мастер спорта.
– Ну не утащит, а заманит на дно. Инна говорила, что она может заманить.
– Не знаю. Мне кажется, он не очень-то испугается. Он просто не поверит, и всё. Вот как сделать, чтобы он поверил? Я его спрашивал тогда, после бассейна, не видел ли он Бледную деву. Ну, когда я её на дне увидел. Он сказал, что не видел ничего такого. Может, соврал.
– Знаешь, когда она была в окне. – Павлику передернуло плечи. – Когда она была в окне, никто тоже её не видел.
– Там все были крещеные. А он, зуб даю, ни разу не крещеный. Я знаешь чего думаю? Надо его на берег реки ночью вызвать, когда Бледная дева к тебе пойдёт. Чтобы он её увидел. Ну и тогда ему сказать, чтобы он ей объяснил как сын…
– А как его на берег реки вызвать?
– Не знаю. Соврать что-нибудь. На рыбалку его позвать, сказать, что в полночь под мостом клёв хороший…
* * *
Влада приехала в пятницу днем, на дизеле, – в прошлый раз так устала добираться на перекладных, что теперь пораньше отпросилась с работы. Пришлось идти в травму вместе с ней и, конечно, докладывать о собачьем укусе.
– Серый, это та ужасная собака, которую мы встретили в прошлую пятницу?
– Не такая она и ужасная… Ты собиралась её прикормить.
– Я от своих слов не отказываюсь. Приводи собаку, я её прикормлю.
Ковалев и рад был бы привести собаку, но та как чуяла – не показывалась уже три дня, Ковалев нарочно искал её вечерами и ни разу не встретил.
После полдника он снова попросил у Коли лодку и повез Владу и Аню кататься – на этот раз вниз по течению, в надежде обнаружить пса в стороне от Заречного. Влада сама села на весла, сказав, что гребля улучшает форму груди.
– Мама, представляешь, а папу укусил волк! – сообщила Аня. – И у нас все девочки теперь со мной дружат! А еще папа не дал покрестить Павлика Лазаренко. Все говорили, что Павлика теперь съест волк, но папа волка победил.
– Серый, какого это Павлика ты не дал покрестить? – спросила Влада.
– Какого-какого? Лазаренко, я же сказала! – ответила за Ковалева Аня. – У него от молельной комнаты приступ начинается, а если его покрестят, то всё пройдёт. А взрослый мальчик, с которым папа в машинки играл, оказывается, его брат. И он теперь меня защищает.
– А тебя что, кто-то обижает? – всерьез озаботилась Влада.
– Нет, наоборот. Все теперь со мной дружат, потому что у меня такой папа.
– А от кого тогда тебя защищает взрослый мальчик?
– Ну так, на всякий случай, вдруг кто-то обидит. И вообще, тут очень хорошо и интересно. И на музыкальных занятиях я пела в микрофон. А еще я тебе вечером страшную историю расскажу про бабку Ёжку. Вот ты ляжешь в кровать, свет выключим, и я тебе расскажу. И про Пеструю ленту еще тоже очень страшная история, нам на ночь большие девочки рассказывают.
– А я тебе говорил, что ребёнку нужно общаться со сверстниками, – проворчал Ковалев.
– Не сравнивай детский сад и санаторий. Да ещё и с папой – победителем волков. В детском саду никакие большие девочки не рассказывают страшных историй. В следующем году Аня пойдёт в школу и вдоволь наобщается со сверстниками. Кстати, я составила список школ и хотела с тобой посоветоваться. Есть хорошая английская школа, бесплатная, но до неё четыре остановки на автобусе. А в пятнадцати минутах ходьбы гимназия, там два языка, музыка, рисование, бальные танцы – но за деньги.
– А чем тебе моя школа не понравилась? Пять минут ходьбы и бесплатно.
– Ну Серый! Ну бальные же танцы! Ты что, не хочешь, чтобы ребёнок развивался?
– Давай потом, а? Я хочу, чтобы ребёнок развивался, а не мерился с друзьями стоимостью платьев, портфелей и пеналов. А также папиных машин и дач.
– Боишься? – улыбнулась Влада. – Ну не обижайся, Серый, не обижайся. Папа – победитель волков круче, чем папа – хозяин «Мерседеса». Правда, Ань?
– Конечно. Я не хочу бальные танцы, раз папа не хочет.
– Тогда остается английская школа, – вздохнула Влада, налегая на вёсла.
Против течения она не выгребла, и Ковалев поменялся с ней местами.
– Серенький, а это ничего? Тебе не больно грести?
Он усмехнулся и покачал головой.
– Пап, тогда давай опять поплывем к Инне Ильиничне! Мам, там так красиво!
– Опять? – переспросила Влада с притворным возмущением.
– Да мам, ты не бойся! У папы с Инной Ильиничной ничего нет. Мы просто мимо проплывали и заплыли в гости. Мы чай пили, и всё. Папа только тебя любит, он даже со мной пожениться не захотел.
– Нормально, – прыснула Влада.
– А нечего с ребёнком сериалы смотреть… – пробормотал Ковалев.
В этот миг днище лодки на что-то натолкнулось, заскребло килем по неожиданному препятствию – лодка накренилась, едва не зачерпнув воды, а потом, миновав препятствие, качнулась в обратную сторону; Влада одной рукой обхватила Аню за плечи, а другой упёрлась в борт, будто надеялась удержать лодку в равновесии.
– Ничего себе… Серый, это что такое было? – спросила она упавшим голосом и оглянулась.
Ковалев посмотрел за корму – над водой чавкнуло замшелое притопленное бревно. Только двигалось оно поперек течения. И в ту секунду, когда бревно шевельнулось, чуть изогнулось и ушло под воду, Влада всё-таки вскрикнула:
– Мама! Мамочка! Серый, это рыба! Рыба! Она живая!
Аня, испуганно взглянув на мать, подозрительно глубоко вдохнула.
– Не ори. Не пугай ребёнка. Ну рыба, и что?
– Она огромная! Она лодку опрокинет!
– Здесь не водятся акулы.
– А я знаю! – радостно воскликнула Аня. – Это сом! Тут водится большущий сом, он летом ест детей!
– Серый, это, наверное, и вправду сом, – выговорила Влада. – Говорят, они живут триста лет…
– И что теперь? Ну и сом. Не Несси, на людей не бросается. Ну задел лодку случайно…
– Греби к берегу, – твердо сказала на это Влада. – Немедленно.
– Да перестань! Это непотопляемая лодка.
– Греби к берегу, я сказала!
– Чудо-юдо рыба-кит… – пробормотал Ковалев и взял левее. – Он же сонный совсем, вода-то ледяная!
В восемь вечера Влада пошла укладывать Аню и слушать обещанные страшные истории, а Ковалева послала к бабе Паше с шоколадными конфетами и привезенным из города электрическим пледом в подарок.
Погода была ясная, с легким морозцем, и, выходя от бабы Паши, Ковалев услышал долгожданный собачий вой – с противоположной стороны реки. Разумеется, это мог быть и другой пес, но Ковалев почему-то не сомневался, что на берегу воет «настоящее динго».
0
0