Яма, например, восемь крупных кристаллов раздобыл. И ещё пару десятков совсем мелких. Потому что наплевать ему было на собственную безопасность, напролом пёр, а люди такое чувствуют и поперёк дороги вставать опасаются. Увесистая кучка получилась, никогда ещё у Ямы в кармане столько не брякало. Яма даже считать замучался. И плюс ещё три, что ему по сержантской бонусной карточке вместе с месячным жалованьем выдали. Шахтёры ещё долго будут Ямой детей пугать, это да, хорошо погулял. Душевно. И время заодно скороталось.
А сегодня ещё и славную винтовку приныкал. Вообще-то, в ясную погоду, когда атаки подземных монстров не предполагалось, такие вот тяжёлые штурмовые хреновины выдавались лишь под личную подпись и только на время тренировочных стрельб. А потом их полагалось сдавать обратно. И тоже под запись. Но Яма давно уже внимание обратил, что если стрельбы перед ужином, то все торопятся, и дежурный по оружейке в том числе. А потому и не особо тщательно пересчитывает, так, по головам скорее. А уж по списку, как в другие дни, не перед ужином если – не сверяет точно.
На ужин Яма не пошёл, хотя есть хотелось зверски. Но Яма уже второй день в столовой не появлялся. И даже не из коварных побуждений оттянуть начало погони, чтобы не сразу поняли и хватились – бесполезно. Поверка ведь до завтрака, на ней отсутствие и обнаружат.
Просто делалось тошно при одном воспоминании, как штрафники шуршали подносами, подальше отсаживаясь. И как полз по залу шёпоток с пересмеиваниями – это люди сведущие вводили в курс дела тех, кто раньше не знал ничего. Яма и не предполагал, что такие имелись. Оказалось – довольно много. Ранее. Теперь-то уж точно всем доложили…
Мерзко было до звона в ушах и сведённого судорогой горла. Яма не смог проглотить ни куска. Так и ушёл.
Ничего, недолго уже. Яма – воин и охотник, перетопчется. Дома иногда неделями голодать приходилось, если год сухой выдался и зверьё далеко ушло. Тут расслабился на дармовых харчах, два дня всего, а желудок подводит, словно последний раз в него что попадало дней десять как, не ближе.
Особо Яма опасался за приныканную винтовку – а ну как кто сунется под койку и обнаружит? И потому, побыстрее покончив с разборкой последнего куска сортирного пола, вернулся в казарму и до самого отбоя так на койке и просидел, не поддаваясь на провокации. Соседям довольно скоро надоело прикалываться, предлагая открыть окно и проветрить помещение – тем более, что Ямин напарник по отсеку так шутить опасался, а Яма, хотя на подначки и не реагировал, но на всяких мимо проходящих смотрел очень недобро, отчего притормаживать им становилось как-то ну вовсе не в кайф. Шутить же на полном ходу тоже не слишком удобно. Не говоря уж о том, что открывающихся окон в отсеках не было. Только в коридоре.
После отбоя Яма заснул почти мгновенно и ничего не опасаясь. Знал, что бить его сегодня не полезут, сил на ночной переход потребуется много, а инстинкт охотника не даст проспать дольше необходимого.
Так и случилось.
Проснувшись за полночь, Яма несколько минут полежал, прислушиваясь к окружающему. Но всё было тихо. Относительно тихо, конечно, как может быть тихо ночью в помещении с фанерными стенками и вовсю храпящим на верхней койке хмырём-соседом. Хмырь этот, с которым Яма вторую неделю делил отсек, но имени которого так и не запомнил, храпел знатно, с присвистами и постанываниями. И захочешь – ничего кроме не услышишь.
Яма осторожно вытащил из-под койки с вечера собранный рюкзак. Довольно тощий, надо сказать – трёхлитровая фляга, которую Яма собирался наполнить из реки, личное оружие, обмотанное запасной футболкой, чтобы не звякнуло не ко времени, моток веревки с раскладной кошкой на конце, пара запасных батареек к личному пистолету. Куртку он не стал упаковывать, сразу надел – это в казарме тепло, жарко даже, а в пустыне ночи холодные. И пофиг, что лето. Осторожно вытащил из-под койки винтовку, повесил на плечо. Вынул из-за голенища тонкое лезвие, погрел в руке. Вышел в общий коридор, аккуратно притворив за собою фанерную дверь.
Казарма спала.
В коридоре было почти светло из-за множества фонарей вокруг плаца и полосы препятствий. Каждые восемь секунд луч вращающегося прожектора падал на казарму, отпечатывая на дверях отсеков белые квадраты окон с чёткостью фотовспышки. Именно из-за этого прожектора даже в самые жаркие ночи двери отсеков невозможно было оставить открытыми настежь – попробуй, засни, если в глаза тебе бьют ритмичные вспышки каждую девятую секунду.
Из-за неплотно закрытых дверей доносились ночные шорохи, сонное бормотание, храп, шумное дыхание и скрип подвесных рам. Осторожные шаги Ямы ничем не нарушали эту ночную симфонию. Тут главное – ступать неритмично, делая разные интервалы между шагами и замирая невпопад. И тогда не то что усталый человек – но даже и чуткое настороженное зверье тебя не заметит. И потому прикемаривший на посту дежурный даже головы не поднял, когда Яма неслышной тенью скользнул мимо него на женскую половину барака.
Это не было запрещено, хотя и не поощрялось. Заведение Матушки Крольчихи предлагало к услугам солдат и офицеров отнюдь не только девочек, учитывая специфику. Каждый добывает кристаллы, как умеет. И чем умеет. А женщины-бойцы не меньше мужчин нуждаются в том, чтобы снять стресс и расслабиться. Желательно – с красивым, умелым и хорошо оплаченным мальчиком, а не своим братом-солдатом, который и в казарме надоел до тошноты.
Но правил на это счёт не существовало, и среди солдат тоже нередко складывались пары – иногда на одну ночь, иногда и на более долгий срок. А потому Яма не особо опасался быть застуканным ночью на женской половине – наказания за это не грозило.
Только вот если его тут сейчас поймают – побег придётся отложить на завтра.
А завтра – не факт, что дежурный по оружейке не хватится пропавшей винтовки. Или любопытный сосед не сунет нос, куда его не просят…
Отсек, в котором обитала Полторашка, Яма разведал заранее. Третий с дальнего краю. Нижняя койка, как и у него. Это облегчало задачу – тихо убить спящего на верхней было бы сложнее, а тут ерунда. Главное – одновременно полоснуть по горлу и аккуратно придавить руки-ноги, чтобы не дёргалась. А то начнёт биться в агонии – и обязательно кого-нибудь разбудит. Лишние жертвы. Лишний шум.
Зачем? Яма же не зверь какой.
Третья от дальнего входа дверь была прикрыта неплотно, приглашающе зияя тёмной щелью. Очевидно, из-за жары. Удачно. Осторожно потянув створку на себя, Яма просочился в отсек. Постоял, приучая глаза – по сравнению с темнотой отсека в коридоре было почти светло. Прислушался, пытаясь вычленить из ночных шорохов дыхание двух спящих женщин, разделить их, прочувствовать нужное…
Что-то было не так.
Яма нахмурился, не понимая ещё. Затаил собственное дыхание, весь обращаясь в слух, даже глаза закрыл…
Женщина с верхней койки всхрапнула. Выпростанная из-под одеяла рука свесилась с бортика, чуть не задев Яму по плечу, тот еле успел отшатнуться. Замер, опасаясь, что женщина проснётся. Но та не проснулась, её ровное сонное дыхание отчетливо слышалось в темноте отсека.
Одно дыхание…
Обида была такая неожиданная и жгучая, что Яма чуть не расплакался. Сел на нижнюю койку, уже не опасаясь, что та скрипнет. Ощупал сбитые простыни. Тёплые. Но при такой жаре это не показатель, может, Полторашка сразу после отбоя ушла, и не вернётся до самого рассвета. Не обшаривать же теперь все отсеки на мужской половине, прислушиваясь под дверью – тут? не тут?
Почему-то раньше такой вариант развития событий совсем не приходил Яме в голову. Может быть, потому что сам он Полторашку в качестве женщины не воспринимал совершенно – вот и не мог поверить, что нашёлся кто-то, думающий иначе. Но вот нашёлся же! Притом рядом совсем…
Уходить, не убив её, было обидно до чёртиков. Но оставаться – лишний риск. Конечно, есть шанс, что она придёт через пять минут. Ну или десять. Неудобно же дрыхнуть вдвоём на узкой казарменной койке, а вряд ли они там будут до утра развлекаться, никаких сил не хватит. Может быть, всё-таки подождать – хотя бы немного? Очень уж не хочется уходить, оставляя недоделанное…
Но она может и совсем не придти. Вполне. Яма ведь не знает, сколько сегодня ребят в самоволку ушли до утра. Может, у любовника Полторашки сосед как раз и ушёл. И они, натешившись, давно уже дрыхнут друг под дружкой, каждый на собственной койке, со всеми удобствами. Не станешь же проверять каждый отсек, светя всем спящим в лицо фонариком…
Можно, конечно, вернуться к себе. Тихой тенью проскользнуть обратно мимо дремлющего дежурного. Сунуть рюкзак под койку, и винтовку туда же, раздеться, залезть под тонкое армейское одеяло и притвориться, что никуда сегодня уходить не собирался вовсе.
А завтра ночью всё повторить. В надежде, что Полторашка таки будет на месте и всё получится как нельзя лучше.
Можно, конечно.
Только где гарантия, что она опять не уйдёт дрыхнуть к своему любовнику?
Или что сосед, решив пошарить в поисках кристаллов под Яминой койкой, не наткнётся на совершенно неуместную там штурмовую винтовку и не поднимет шум?Или что дежурный по оружейке не хватится недостачи?
Нет.
Оставаться нельзя.
Лишний риск.
Уходить нужно сейчас, как это ни обидно…
Яма вздохнул, легко поднялся с чужой койки и вышел в коридор, осторожно притворив за собой дверь уже второго за эту ночь отсека.
0
0