Ричард Норвуд сидел в кресле в семейниках и майке, попивал пиво с чипсами и смотрел канал Энимал плэнет. Компанию ему составлял Би Хань, напросившийся сегодня в гости. Собственно, именно поэтому Ричард и смотрел передачу о жизни амурских тигров на Дальнем Востоке России. Кот время от времени тоже прикладывался к банке с пивом и таскал чипсы из миски, в общем, жизнь явно удалась. Немного не хватало Эйдана, но у него на горизонте возник очередной дядюшка с очередным рецептом эля и напарнику пришлось посвятить вечер семье.
Тигрица в телевизоре в который раз устроила отлуп добивавшемуся её благосклонности тигру, Би Хань возмущённо фыркал, явно сочувствуя тигру, поэтому звонок телефона Ричард сначала и не услышал. Но когда звонок повторился в третий раз, он всё же встал с кресла и нашёл телефон. Номер, высвечивающийся на экранчике, был ему не знаком, но Норвуд всё-таки ответил.
— Алло, Норвуд слушает.
— Ричард, ради Бога, простите за поздний звонок, но я беспокоюсь о Бекки, — взволнованный женский голос был ему смутно знаком. — Она уехала к вам, не отвечает на звонки, а прошло уже почти два часа, я беспокоюсь, тем более, скоро будет звонить Вероника, должна же я ей что-то сказать про дочку…
— Стоп-стоп! — Ричард нахмурился. — Вы — Сара? Жена Вероники?
— Да. А я что, не представилась?.. Ох, простите меня, я просто волнуюсь за Бекки, — в трубку было слышно, как женщина расхаживает по помещению. Ричарду почему-то представилось, как она накручивает на палец прядь огненно-рыжих волос и дергает её от сильного волнения. — Могу я поговорить с дочкой?
— Сара, но Ребекка не у меня, — Ричарду стало не по себе. — В моём доме сейчас из людей только я. И Бекки мне сегодня не звонила вообще.
— Тогда где она? — в голосе Сары начала прорезаться истерика. — Она взяла свой рюкзачок, она взяла своего котёнка Софи, курточку-дождевик с блёстками и ушла! Больше двух часов назад! И не отвечает на звонки!
— Сара, спокойно, — Норвуд потер глаза, — я скоро приеду. Ничего не трогай в её комнате, вообще ничего не трогай в доме, сядь на кухне и сиди там на одном стуле.
— Я могу что-нибудь выпить? — уточнила женщина. Было слышно, как она отодвигает стул и садится на него.
— Только чай или кофе, ничего алкогольного, — резко бросил Ричард, прижимая телефон плечом к уху и прыгая на одной ноге, натягивая носки. — Показания человека, находящегося в алкогольном опьянении, во внимание не принимают, знаешь ли.
— Ты думаешь… — голос Сары дрогнул.
— Я полицейский, это моя профдеформация, — попытался смягчить эффект от своих слов Ричард. — Но пойми, если ты напьёшься и не сможешь ответить на мои вопросы, то легче не будет никому. Даже если Бекки просто втихаря ушла к подружке в гости. О, вот тебе дело — обзвони всех подружек и узнай, не у них ли Бекки, а если нет, то где она может быть. Я ведь, к сожалению, никого из них не знаю.
— Хорошо, Ричард, я всё сделаю, — истерика в голосе Сары немного унялась, женщина явно испытала облегчение от мысли, что всё может решиться очень просто. — Я позвоню, если что-то узнаю. До связи.
Ричард кинул на стол телефон и стал в темпе одеваться. Застегнул наплечную кобуру с пистолетом и только тут вспомнил про Би Ханя.
— Кот, я поехал к дочке, там что-то случилось, — он заглянул в комнату с телевизором. — Если хочешь, едь со мной.
Но Би Хань, вольготно развалившийся в кресле и смотрящий уже что-то про пингвинов, не проявил ни малейшего желания куда-либо ехать.
— Ладно, сын дракона, если заглянет Келли, передай ему, что я у моих девочек, — поставив рядом с котом ещё одну миску, на этот раз с молоком, попросил Ричард и выбежал из дома.
Сара действительно оказалась огненно-рыжей, зеленоглазой и весьма фигуристой дамой. Чисто по привычке Ричард посмотрел на неё, но она осталась тем, кем и была — заплаканной молодой женщиной.
— Кажется, Вероника показывала мне снимок с черноволосой девушкой, — ощущая, что несёт какую-то чушь, заметил Норвуд.
— Краска, два часа у парикмахера — и хоть зеленоволосая, — Сара поставила перед ним чашку травяного чая. — В последнее время я что-то разлюбила экспериментировать с внешностью. Но не об этом речь — Бекки нет нигде.
Она толкнула ему блокнот. Свежеисписанные странички топорщились и Ричард, прихлебывая чай, начал читать записи Сары. у Ребекки оказалось много подружек, всего человек десять. Но ни одна ничего не знала, хотя пара девочек и упоминали о том, что именно сегодня Бекки куда-то собирается. Но куда — этого не знал никто. Члены скаутского отряда, девочки из баскетбольной команды и просто одноклассники не замечали за ней вообще ничего странного, и где она могла быть, кроме своего дома или же у Саманты, или у Дженнифер, или ещё у какой из подруг, не представляли. Пока Ричард читал, зазвонил телефон Сары. По заполошному взгляду женщины он понял, что звонит Вероника, и жестами изобразил спящего. Сара благодарно кивнула и начала разговор. Когда через пять минут милого щебетания она без сил плюхнулась на пол и разрыдалась, Ричард подошёл и унес её на диван в гостиной.
— Боже, я никогда не думала, что попаду в такую историю! Норвуд, я не дура, и я знаю, что первым делом про такие случаи думают полицейские, но клянусь своей душой, я и пальцем не тронула Ребекку! — она уткнулась в его плечо и зарыдалась с новой силой. — Она моя единственная дочка… Врачи не дают мне ни малейшего шанса, так разве же я могу!..
— Тихо, тихо, спокойно! — Ричард достал платок и протянул его Саре. — Давай успокоимся оба, выпьем ещё твоего чудесного чая и начнем искать Бекки. Слезами тут не поможешь.
Пока Сара заваривала чай, Ричард размышлял. Бекки была спокойной домашней девочкой, более того, она была дочерью полицейского и знала, что на улице маленькой девочке действительно быть одной очень опасно. И тем не менее, она пропала. Её телефон был вне зоны доступа, хотя где в Чикаго можно оказаться вне зоны доступа — Ричард просто не представлял. Хотя телефон мог и просто разрядиться. Выпив по чашке чая, они пошли осматривать комнату Бекки.
— В чем она ушла? Про дождевик я понял, что она надела под него? — спросил Ричард, остановившись перед шкафом с одеждой. Сара распахнула его и начала перебирать висящую на плечиках одежду.
— Костюм феи, — отозвалась она через пару минут с некоторой растерянностью. — И даже украшения взяла, они вот в этой коробке лежали.
— Куда можно уйти в костюме феи вечером? — немного удивился Ричард, беря коробку и заглядывая в неё. На дне лежали длинные тонкие полоски разноцветной фольги, три штуки, видимо, выпавшие из волшебной фейской палочки, а ещё было много блёсток, насыпавшихся с других украшений. Ричард помнил этот костюм, дочка так наряжалась на Хеллоуин два года назад. — Да ещё и в том, который наверняка мал.
— Да, она выросла, — согласилась Сара. — Но я не знаю никаких вечеринок в округе, да и дети бы слышали про это.
— Может, это не в вашем районе, — Ричард поставил коробку на кровать и повернулся к ноутбуку Ребекки. — Он запаролен?
— Нет, у нас нет друг от друга секретов, — Сара подняла крышку и щелкнула по клавише пробела. Но и осмотр ноутбука ничего не дал. Кроме любопытного факта — Бекки стирала историю поисковых запросов весь последний месяц. Ричард, недолго думая, позвонил одному своему другу, ещё из прошлой, обычной жизни, и попросил помочь восстановить эту историю.
— Это ноутбук моей дочери, Вероника немного беспокоится, что Бекки долго сидит за ним, но не говорит при этом, что именно она там такое смотрит или читает, — пояснил свою просьбу Ричард. — Сам ведь знаешь, как много в сети извращенцев всяких. Не хотелось бы, чтоб мои девочки попали в беду, Стивен.
Стивен попросил дать доступ к ноутбуку и не выключать его. Сара воткнула в ноутбук зарядку и отошла к окну.
— Ты думаешь, что…
— Пока я ничего не думаю, пока я собираю факты, — Ричард вздохнул и продолжил осмотр комнаты, всеми силами стараясь абстрагироваться от того факта, что это комната его дочери. «Понятно теперь, почему отстраняют от дела, если в нем замешан твой родственник или знакомый. А я-то, дурак, ещё считал, что это глупо!» — мимолетом подумал он. Его внимание привлек нижний ящик рабочего стола Бекки. Он был неплотно задвинут. В ящике оказались краски, кисточки и по большому набору карандашей и фломастеров.
— Сара, а альбом где? — перебрав все это богатство, уточнил Ричард.
— Там же лежал, — женщина подошла и склонилась над ящиком. — Ого, да она почти прикончила эту несчастную акварель! Я ей её купила в прошлом году в школу, но она не большая любительница рисовать у нас, так что краски почти как были, так и остались.
— А сейчас она их почти изрисовала, только вот что она рисовала — неизвестно, так как альбом она явно забрала с собой, — пробормотал Ричард, всё больше хмурясь.
— Она рисовала что-то очень яркое и красочное, смотри, чёрной и коричневой красок всё равно осталось много, — заметила Сара. — И нет блёсток. Вот эти четыре кюветы были с блёстками, а сейчас тут пусто.
— Всё страньше и страньше, — Ричард поднялся, припоминая кое-что. — Сара, а у неё был дневник? Не школьный, а личный, куда всякие секретики записывают девочки?
— Мммм… Был. По крайней мере, какую-то тетрадку она от меня пару раз прятала под учебники, когда я заходила проверить, как она уроки делает, — после недолгого раздумья сообщила Сара. — Поискать?
— Да. Ты лучше поймёшь, куда она могла её спрятать, — кивнул Ричард. В кармане джинсов зазвонил телефон. — Да, Стивен. Феи? Почти все запросы касались фей? Динь-Динь и всё такое прочее? О, ты меня успокоил, а я успокою Веронику с Сарой… Ну да, феи — это не извращенцы и не наркотики. Да, пока, будь здоров.
Ричард опустил трубку и помрачнел. Он врал Стивену. Феи — это могло быть очень, очень плохо. И даже извращенец с наркотиками мог на их фоне оказаться просто лапочкой. Вопрос в том — какая именно фея попалась на пути его дочери и где их искать сейчас?
— Вот, я нашла, — Сара вылезла из-под кровати и потрясла тетрадкой. — Почему ты такой мрачный? Феи, конечно, глупость, но это же выдумка и ничем не грозит Бекки… Ричард? Чего я не знаю?
— Я всё равно не смогу тебе рассказать, — вздохнул Норвуд. — Давай посмотрим её дневник, может, всё дело просто в вечеринке в другом районе.
Но в дневнике Ребекка описывала свои встречи с феей в парке. И там были даже несколько рисунков, на которых ясно было видно крохотную феечку, парящую над цветами. Она улыбалась, но улыбка эта виделась Ричарду злобным оскалом, когда он посмотрел. Последняя запись в дневнике была сделана вчера и было ясно, что фея уговорила девочку прийти именно сегодня в парк, чтобы она тоже могла стать феей.
— Ричард, это что? Это какая-то голограмма? Нашу Бекки заманили какие-то преступники? — Сара постучала по наброску, где над цветами летало уже две феи, одна из них была явно Ребеккой.
— Боюсь, всё не так просто, но я всё равно не смогу тебе ничего рассказать. Эта клумба — это какое-то определенное место в парке?
— Норвуд, я всё равно дознаюсь, в чем тут дело, но сейчас речь о Бекки и моё любопытство подождет, — нахмурилась Сара. — Да, это место в парке. Я тебя могу проводить туда.
— Исключено, — Ричард встал. — Просто объясни мне, где это.
Сара тоже встала и пристально уставилась на Ричарда. Ричард твёрдо смотрел ей в глаза, не намереваясь сдаваться. Неблагой двор — это Неблагой двор, и тащить на встречу с его явно обозлённым представителем неподготовленного человека, да проще самому повесится, чтоб Шепарду меньше работы было!
— Дай свой смарт, — сдалась Сара. И отметила на карте парка точку, где находилась эта клумба.
— Так проще, чем объяснять. Найди Бекки!
— Обещаю, — Ричард выбежал из дома, машинально отмечая, что времени уже двенадцатый час ночи. «Ничего себе мы возились», — удивился он, садясь в машину и заводя её. К черту правила, он должен успеть до полуночи, иначе никто уже не спасет его Бекки.
Он остановил машину почти возле самой клумбы. Вышел, огляделся. Здесь не было фонарей, небо было затянуто тучами, а свой фонарик он забыл дома. Единственным источником света тут были фары его машины, но в их свете не было видно ничего необычного. Ричард выключил их. Немного постоял, привыкая к темноте, и снова огляделся. И увидел серебристое мерцание между двумя деревьями за злополучной клумбой. Достал пистолет, снял его с предохранителя и решительно шагнул в это мерцание, ничуть не заботясь о сохранности клумбы. То, что он идёт уже не по парку, Ричард понял, споткнувшись о корень могучего дерева неизвестной ему породы через пару десятков шагов от клумбы. А ещё он понял, что на верном пути — за корнем валялась игрушка, тот самый котёнок Софи, которого взяла с собой Бекки. Засунув игрушку за ремень джинсов, Норвуд продолжил путь. Ещё через полсотни шагов он оказался у цели. Явно одурманенная Ребекка в костюме феи парила в воздухе, от неё исходило интенсивное сияние и в этом сиянии словно купалась маленькая, не больше ладони, фея, улыбаясь весьма плотоядной улыбкой. Она заметила вышедшего на поляну Ричарда и рванула к нему, выпуская коготочки и скаля острые зубки. Ричард отпрыгнул в сторону, стараясь встать так, чтобы Ребекка не попала под пулю и выстрелил в фею. Та увернулась, перекувыркнулась в воздухе и понеслась с ещё больше скоростью, метя в лицо Норвуду. Выругавшись, Ричард ещё пару раз выстрелил и начал просто носиться по поляне, уворачиваясь от разъярённой феи. Но разница в скорости была большая и фея несколько раз прошлась всем своим арсеналом по лицу Ричарда, стараясь зацепить его глаза. В время очередной атаки он закрылся рукой, и фея вцепилась в неё со всей дури. Ричард взвыл от боли и приложил со всей дури рукой с вцепившейся феей о ближайшее дерево. Теперь уже фея заверещала от боли и попыталась удрать, но Ричард перехватил её и стал дубасить ею обо что придётся. Фея перестала подавать признаки жизни на пятом ударе, но Ричард не успокоился, пока от неё не осталось одно мокрое место. Брезгливо отряхнув руку и вытерев её о джинсы, Ричард бросился к дочери.
— Бекки, дочка! — но пробиться к ней не мог, фея явно позаботилась заключить девочку в какой-то непробиваемый купол. Ричард начал колотить по невидимой преграде кулаками и пинать её, но эффекта это не приносило.
Внезапно Ричард почувствовал, что его подхватывают и оттаскивают прочь от купола.
— Эй!
— Спокойно, Ричард! Держи его, Гралх! — голос Эйдана кое-как пробился к разуму Ричарда, заставляя расслабиться в могучих объятиях орка. — Мы успеваем.
Эйдан что-то напевал на очередном неизвестном языке и ходил вокруг купола. Сияние вокруг Ребекки постепенно погасло, и она начала опускаться на землю. Потом Эйдан метнулся вперед, подхватил девочку на руки и приказал Гралху делать ноги. Все вместе они вывалились на клумбу и тут Гралх отпустил наконец-то Ричарда. Он сразу кинулся к дочери.
— С ней всё будет в порядке, — успокоил его Эйдан, поправляя свою причёску и ногами подтягивая поближе скейт. — Но лекарства кое-какие пить придётся. Всё-таки, фея успела ею немного подхарчиться.
— Так, меня тут не было, — сообщил Гралх и исчез в тенях. Причина его исчезновения стала ясна сразу — к машине выбежала Сара.
— Ричард? Где Бекки?! — оперевшись на машину, выкрикнула женщина.
— Она с нами, — счастливо улыбнулся Ричард. — Кстати, познакомься, это мой напарник Эйдан Келли. Он мне помог.
— Очень приятно, — кивнула Сара, плюхаясь на колени возле мужчин и перехватывая у Ричарда девочку. — Слава небесам, Бекки, ты живая!
— Папа? Мама Сара? А где Золотинка? Я не фея? — голос девочки был слабым, но она всех узнавала. — Папа, а почему у этого дяди клыки во рту?
— Тебе кажется, тут просто темно, — обнимая девочку, пробормотала Сара. — А Золотинка ушла, она не смогла превратить тебя в фею…
— Этот дядя — моя напарник Эйдан, — пояснил для Ребекки Ричард. От волнения Сара не смогла встать с девочкой на руках, поэтому он перехватил её, а Эйдан помог подняться женщине. Потом Ричард увез Сару и Ребекку домой, договорился с женщиной о визите своего врача, чтобы тот осмотрел девочку.
— Я полностью возьму на себя все расходы, включая лекарства, — заверил он Сару, подтыкивая девочке одеяло. — Да, это должен сделать мой врач, обычный может что-то пропустить. Не волнуйся, у него всё с лицензиями в порядке.
— Ричард, ты что-то темнишь. У твоего напарника действительно полон рот клыков, хотя заметить это трудно, да и вообще он какой странный. Ты среагировал на всю эту чушь про фею так, словно она реально существует и может причинить вред девочке. Ты выглядишь так, словно дрался со стаей разъярённых кошек, хотя в парке нет ни одной. Теперь какой-то особый врач, хотя наш доктор Литтл практикует уже тридцать лет, и он самый лучший в районе. Что тут происходит-то?! — Сара смотрела на него, ожидая ответов.
Ричард только и смог, что покачать головой в ответ:
— Увы, Сара, при всём желании — я просто не могу дать ответы. Но уверяю тебя, больше вас это не коснется.
— Ладно, поверю. В конце концов, ты нашёл Ребекку.
Сара отпустила его только после того, как смазала все царапины. И даже нашла в кладовке его старые джинсы и заставила сменить. Хотела забрать испачканные в останках феи для стирки, но Ричард отговорил. Когда он вышел из дома, в его машине сидел Эйдан и хрустел чипсами.
— А вот сейчас я буду зверствовать, — буднично сообщил он севшему за руль Ричарду.
— Она хотела её сожрать. Эта тварь хотела сожрать мою дочь. Это так, для протокола. А теперь зверствуй, — разрешил Ричард, заводя машину и отъезжая от дома.
— Ричард Норвуд, как ты мог сунуться в логово феи совершенно голым, и даже не позвав меня? — Эйдан не орал, но от его совершенно спокойного голоса хотелось начать скулить, как провинившемуся щенку. И да, говоря «голым» Эйдан явно имел в виду нечто иное, чем одежду и пистолет. — Да ты даже Гралху не позвонил. Если бы не Би Хань, никто бы сроду не догадался, куда ты делся. У этой твари всё было продуманно.
Оказывается, фея действовала в этом парке Чикаго уже не один год. Действовала осторожно, заманивая к себе детишек из неблагополучных семей, которых всё равно хватало даже в этом благополучном районе. На семью для пущей подстраховки насылала ещё и особый морок, при котором ребёнка как бы забывали, а когда спохватывались, то уже и сами не могли вспомнить, когда же пропал ребёнок и что там вообще было. Вот только Бекки оказалась из благополучной семьи, да Сара — ведьмой. Поэтому-то она даже и не заметила потуг феи в наведении морока. А Вероника просто вовремя уехала в командировку.
— Сара — ведьма? — удивился Ричард.
— По происхождению. Так-то она ведьмой быть не обучалась, хотя вот травы и знает, — пояснил Эйдан. — Я не особо понял за несколько минут общения, почему её ничему не учили в семье, но это к нашей истории не имеет отношения. Ты уехал, а Би Хань начал волноваться. Так, интуитивно. Сообщил мне, спася от дегустации десятого варианта эля. Я покумекал и рванул в Архив. Гралха тоже пришлось вытаскивать из дома и, чтоб мне весь завтрашний день икать, если на заднем плане в его спальне не мелькнули три мои тётки! Ну а дальше всё было легко — нашли нераскрытые дела о пропажах детей, покумекали, два и два сложили, получили семь с половиной и рванули тебя спасать. Успели в последний момент.
— Спасибо, — просто сказал Ричард.
К дому подъехали в молчании. Эйдан принял предложение зайти, уже дома вручил Ричарду мазь, помог смазать царапины, ворча, что люди своими лекарствами осложняют дело целителям, потом проследил, чтобы Ричард точно лёг в постель и навёл на него сон. А сам пошел на кухню, разорять холодильник и писать отчёт капитану Шепарду. Рядом на столе пристроился Би Хань, совершенно бесцеремонно таская печеньки и запивая их молоком.
Лицо Адиньи засветилось, будто за хрупкой фарфоровой маской кто-то зажег свечу. Девушка улыбнулась, опустила глаза, стала наматывать пряди на палец.
Святая трехвостка, неужели смутилась? Вьюн почему-то обрадовался. На душе стало необыкновенно тепло. Словно глубоко в сердце свернулся калачиком пушистый котёнок. Отчаянно захотелось протянуть руку, коснуться Адиньи, и пусть бы котёнок замурлыкал, заурчал от удовольствия.
Удивлённый, сбитый с толку, он замолчал. Отложил виуэлу, пересел поближе к Адинье.
И не успел понять, в какой миг тепло исчезло.
По лицу девушки рябью пробежала тревога, тонкие черты исказились, Адинья зажала рот рукой и принялась кашлять взахлеб.
— Что с тобой, дона?
Вьюн обнял её за плечи, принялся гладить по голове.
Девушка отняла ото рта руку, и Вьюн увидел в раскрытой ладошке мокрые от слюны ракушки и водоросли.
Она растерянно посмотрела на него и зашлась в новом приступе похожего на лай кашля.
Вьюна прошибла тревожная догадка.
— Адинья, опять где-то стряслась беда?
Девушка попыталась ответить, но он услышал только хрип.
— Куда идти? В какую сторону?
Она беспомощно протянула раскрытую ладонь. Застрявшие в водорослях ракушки…
— К морю?
Адинья кивнула и схватилась за горло, будто могла так остановить проклятый кашель.
Пригревшаяся у костра трехвостка бросилась наутек.
***
В рыбацкий посёлок они дошли к полудню.
Соломенные лачуги жались ближе к берегу, тут же качались на приливной волне и били друг дружку боками утлые лодки. Солёный запах моря смешался с насыщенным духом рыбьих потрохов, под ногами скользила чешуя, сушились на солнце не раз чиненные сети.
Снялись ночью — девушка наотрез отказалась ждать рассвета. Как только они, подгоняемые криками невесть откуда взявшихся чаек, вышли на западную тропку, Адинье стало легче. Может, помог чай из трав, что Вьюн успел на скорую руку сварить на костре, а, может, ещё что. Наверняка не скажешь…
В селении их встретили привычно мрачные люди со следами перламутровой коросты на теле. Адинью те будто не замечали, а Вьюну доставались тяжелые недоверчивые взгляды.
Девушка устремилась к берегу, Вьюн нехотя поплёлся следом.
Из видавшей виды лодки в заплатах старик с девочкой-подростком тащили молочно-белую круглую рыбину внушительных размеров.
Молодая луа-луа, присвистнул Вьюн, вот это удача! Нежнейшее мясо детёнышей считалось деликатесом, а из выдубленной рыбьей кожи шились самые прочные и нарядные плащи.
У старика — костлявого, с высушенной солнцем кожей и одуванчиком седых волос — уже не хватало сил справиться с луа-луа, девочку он жалел и пытался всю немалую рыбью тушу взвалить на себя.
Не успел Вьюн и глазом моргнуть, как Адинья оказалась рядом с рыбаком, поддержала выскальзывающий, похожий на кружевную юбку, хвост. Вьюн опомнился и тоже бросился помогать.
Старик одобрительно хмыкнул, глянул на него, но не по-злому, а с неожиданным любопытством. Луа-луа далеко тащить не пришлось — лачуга рыбака оказалась чуть ли не у самой полосы прибоя. Девочка скрылась в хижине, вернулась с циновками, предложила гостям присесть. Она улыбнулась, сверкнули жемчужные с переливом зубы. Вьюну это показалось даже красивым.
Адинья бродила, не отрывая взгляда от морской глади. Вьюн снова почувствовал, как потеплело на сердце. Рассердился на себя, отогнал нечаянную радость.
Вдруг девушка обернулась, позвала, махнула рукой вдаль.
«Что снова не так?» — забеспокоился Вьюн. И понял без слов — на горизонте чернел флибустьерский флаг. Ещё до того, как старик разделает луа-луа, пиратская шебека пристанет к берегу.
Рыбак выронил нож, тяжело поднялся, прижал ребёнка к себе. В удивительно ясных глазах старика мелькнул неизбывный страх.
— Не уберег я тебя, Ннека. Прости, девочка, — морщинистые руки старика крепко обхватили тонкие плечики. Он пожевал запавшим ртом, и, не глядя на гостей, произнес, — всех нас заберут, кого продадут, кого забьют на галерах. Прошлой луной дочь отобрали, теперича внучку…
Вьюн оглядел собравшуюся у берега жалкую кучку поселенцев. Дети и старики — пираты здесь хорошо поживились.
— Адинья, нам надо бежать! — он схватил девушку под локоть.
— Как ты не поймёшь, Каэтано, — разозлилась Адинья, — от себя не убежишь!
Рыбаки разом замолчали, уставились на Вьюна.
Мурена раздери, что от него хотят на этот раз?! В одиночку от флибустьеров не отобьёшься, он пробовал и чудом унес ноги. А старики и дети — не подмога.
— Ты все знаешь наперед, Адинья, да? Может, ты ворожея? — огрызнулся Вьюн, — так почему не развернешь шебеку, не нашлёшь шторм на проклятых пиратов, не спасёшь людей?
— Я не могу… без тебя ничего не могу. Пожалуйста, Каэтано! — глаза девушки затопила боль и какая-то совсем детская доверчивость.
Вьюн осёкся, тряхнул головой. Что это с ним? Столько раз выкручивался из переделок, где другие прощались с жизнью. Неужели сейчас оплошает?
Думай голова, думай! Он прикоснулся к лапке трехвостки, в который раз огляделся, взгляд задержался на гигантской луа-луа. Откупиться от флибустьеров уловом? Слишком неравноценный обмен против полутора десятков юных рабов с перламутровыми зубами.
И тут снова пришла на помощь наука Шелудивого.
Нет, ухмыльнулся Вьюн, он преподнесёт пиратам совсем другой дар!
— Эй, — крикнул он испуганным рыбкам, — всю свежую рыбу режьте на мелкие куски, разбрасывайте вокруг домов и бегите в степь, прячьтесь!
— Сеть, живо!
Ящериц они с Адиньей нашли сразу за деревенькой. Любопытные трехвостки сновали рядом, однако в руки не давались, и чтобы изловить их, потребовалось немало усилий. В конце концов сетка наполнилась десятком ящериц, истошно гремящих хвостами.
Вьюн подождал, пока рыбаки отойдут подальше в степь, отослал с ними девушку, а сам присел на окраине и принялся ждать. Очертания шебеки стали четче, он мог различить косые паруса, вспарывающие воду весла.
Ещё чуть-чуть.
Стрекот хвостов становился всё сильнее. Трехвостки чуяли запах свежей рыбы и не могли усидеть в тесной сетке.
Как только Вьюн выпустит ящериц и те начнут терзать рыбьи потроха, к берегу будет не подойти. Вмиг нагрянут сотни других трехвосток. Поодиночке ящерицы на людей не нападают, но раззадоренную запахом свежего мяса стаю трехвосток уже никто не удержит.
Он прикинул расстояние от шебеки до берега, удовлетворенно кивнул, открыл сеть и выпустил заждавшихся ящериц.
Оглянулся лишь раз — посёлок будто укрыли живым буро-зелёным ковром.
Теперь флибустьерам не позавидует даже мертвец.
***
Старик долго не отпускал Вьюна, дождался, пока Ннека увела Адинью к берегу ловить крабов, и зашептал:
— Её оставляют многие, но ты не бросай. Не родится мир, умрёт ммири, не станет нас!
До Вьюна дошло, что рыбак просто перестал отличать явь от выдумки. Он невольно отстранился от старика. Но тот и не думал отступаться, только крепче вцепился в локоть гостя. Рука, обтянутая тонкой, почти черной от солнца кожей, была удивительно похожа на высохшую лапку трехвостки.
— Каждые десять лет, в Сотворение, Оан раздвигает стенки ракушки, и мир рождается заново, — старик опасливо оглянулся, будто его мог кто-то подслушать, — и посылает огненных трехвосток, а ящерки ищут человека, который станет для них луной и солнцем, морем и землей — и тащат его на дно океана…
Для безумца глаза рыбака оставались слишком ясными. И Вьюн, завороженный этим взглядом, почти верил старику.
— Люди боятся и бегут от посланниц Оана. А он гневается и заковывает их в…
— Жемчуг, — закончил Вьюн.
Обноски, что заменяли старику рубаху, раздул ветер, открывая перламутровые полосы на впалой груди.
Здесь все были отмечены жемчужным проклятием, но не умирали, как в Либоне, а влачили жалкую безрадостную жизнь. Вот где настоящее дно, понял Вьюн, это не та земля, по которой они ходят, это пропасть, куда летят их души. И она гораздо страшнее, чем пустоши, пожары, пиратские набеги…
— Не бросай её, сынок, — повторил старик, глаза его потухли, он отпустил локоть Вьюна и скрылся в хижине.
Будто и не было никакого разговора…
Посёлок оживился. Жители собирали недоглоданные ящерицами остатки припасов, спешно чинили прохудившиеся сети, снаряжали лодки.
Трехвостки уничтожили почти весь улов, но и отвадили флибустьеров надолго. Затаившись в зарослях ковыля, рыбаки наблюдали невиданное зрелище: разъярённые пираты, обвешанные десятками ящериц, метались между хижин, беспорядочно рубили воздух абордажными саблями, натыкались друг на друга, вертелись волчком. В конце концов исполосованные острыми зубами трехвосток, флибустьеры погрузились в шлюпку и ни с чем вернулись на свою шебеку.
Лишь один головорез, забравшись по пояс в воду, все медлил и, казалось, высматривал что-то вдали.
Вьюн различил седую бороду, широкополую шляпу — Шелудивый никогда не снимал головного убора, и юноша догадывался, почему. Он тоже никогда не снимал при других перчатку.
Пока ждали королеву, время тянулось медленно, как густая патока. Зато, когда послышались звуки рожков и топот копыт, а в дальнем конце улицы зашумела толпа и валом прокатилось: «идут!» — время понеслось вскачь. Вместе с сердцем Марины.
Поначалу показались ряженые и музыканты: от пестроты и позолоты рябило в глазах, от пронзительных воплей рожков и каких-то свиристелок заложило уши не хуже, чем от грохота шторма. Все, кто сидел или лежал на крышах, тут же вскочили, чтобы скорее рассмотреть королеву, кардинала, синьора Малаги герцога Альба и весь прочий цвет испанской знати. Цвет и блеск: даже лошади были укрыты расшитыми золотом попонами, не говоря уж о нарядах людей. Все это сверкало и переливалось на жарком утреннем солнце, словно один большой сундук сокровищ.
Марине даже захотелось зажмуриться, но она не могла — по крайней мере, пока не увидит королеву… нет, ни к чему врать себе. Она высматривала вовсе не королеву, а Тоньо. Он непременно должен быть здесь, рядом — может быть второй, третий, четвертый ряд от королевы… ну, где же ты?..
Взгляд скользил по лицам, спотыкался на сверкании драгоценностей, снова скользил по лицам…
И остановился на одном — Тоньо? Нет, конечно не он. По правую руку от королевы, и старше, намного старше, но все же… совершенно те же черты, и улыбка — теплая, самую чуточку снисходительная…
И он единственный не забывал осматриваться по сторонам. И на крыши поглядывал тоже.
Впрочем, нет, не единственный.
Этот взгляд Марина почувствовала всей кожей — тревожный, горячий, вопросительный. Почти услышала: Марина, где ты?!
И спрыгнула с крыши прямо на дорогу. Только и успела, что жестом приказать Торвальду оставаться на месте.
Шествие запнулось, даже дудки икнули от неожиданности и зафальшивили пуще прежнего.
К чести альгвасилов нужно сказать, что они даже не сделали попытки насадить внезапную опасность на пики, хотя в их позах явственно читалось такое желание. Настолько явственно, что Марина почти почувствовала острый металл собственными ребрами. Слава святой Исабель, покровительнице мира, торговли и удачи! Слава чистой детской вере испанцев в свою святую!
— Дар в знак любви и почтения для ее величества от людей моря! — Марина протянула самому грозному среди стражников шкатулку с ожерельем, глядя ему в глаза прямо и открыто, всем своим видом обещая: никакой опасности, одни лишь верноподданнические чувства. Верь мне, альгвасил, верь мне и Исабель де Буэна Фортуна.
Альгвасил поверил, жестом велел ряженым и королевской охране стоять на месте и передал слова Марины дальше, зычным командным голосом, плохо гнущимся от избытка почтения к королевской особе. Шкатулку он лично понес сквозь расступившиеся перед ним ряды альгвасилов к королеве… или к одному из спутников? По левую руку от ее величества ехал Великий Инквизитор, тоже Альба — только чуть меньше седины и гордыни, чем у герцога, и на голове алая кардинальская шапочка. Целых трое Альба вокруг королевы, какая прелесть!
Шкатулку взял герцог. Открыл, едва заметно усмехнулся, кинул изучающий взгляд на Марину и отдал подарок королеве.
Только теперь Марине удалось ее рассмотреть. Пожалуй, если бы не корона и не место в процессии, то Марина в жизни не узнала бы ее величество — так она была не похожа на испанку. И светлой кожей, и золотистыми волосами, и прозрачной голубизной глаз Изабелла напоминала англичанку, а то и вовсе северянку с родины Торвальда, только что ростом не вышла.
И ни грана надменности в ней не оказалось, в этой маленькой женщине. А было почти материнское тепло, и жизнелюбие, и аж брызжущая во все стороны радость — празднику, любящим подданным, принесенному незнакомым юнцом подарку; а то и самому юнцу.
Но хоть сейчас ее жизнь зависела от королевы, взгляд все равно искал Тоньо. И нашел. Ровно за спиной королевы — и Тоньо, не отрываясь, смотрел на нее, и в его глазах было все то, что ей так хотелось увидеть…
А королева уже распечатала письмо за подписью Кортеса, как-то странно улыбнулась, кинула косой взгляд на герцога Альба — и поманила Марину.
— Подойдите, благородный юноша.
Было в ее голосе нечто обещающее и опасное разом, и альгвасилы за спиной Марины сомкнули ряды, так что не выскользнуть, не удрать. Только вперед. Под заинтересованно-оценивающий взгляд небесных глаз в едва заметной сеточке морщинок.
Несмотря на милостивую улыбку, Марина точно знала: сейчас она в куда большей опасности, чем когда дралась с Фитилем. Море далеко, альгвасилы близко, и что на самом деле задумало семейство Альба, одному богу известно.
А королева снова обернулась к своему Альба и так тихо, что слова можно было разобрать лишь по движению губ, спросила:
— Ты знаешь его, Теодоро?
— Сдается мне, это и есть благородный знакомец моего сына, сэр Морган, — так же тихо ответил герцог Альба.
Имя прозвучало, а вместе с ним вспомнились четыре смертных приговора и, похоже, пятый за грехи Торвальда Харальдсона. Что там положено за разграбление посланного Кортесом самой королеве судна? Самое меньшее — четвертование.
Это четвертование очень явственно виделось Марине в глазах королевы, когда она милостиво протянула руку для поцелуя. Четвертование и вопрос: ты пришел, знаменитый пират, чтобы просить о милости или чтобы показать разбойничью удаль и посмеяться над королевой?
О милости, ваше величество, верьте мне!
Марина приблизилась и коснулась королевских пальцев губами, всем своим видом показывая, что восхищается, трепещет и благоговеет, и стараясь не озираться в поисках лазейки прочь.
Ей было страшно. И на этот раз — не ей одной. Сэр Генри Морган тоже искал лазейку и требовал бежать, бежать как можно скорее!
Взгляд все же скользнул за королевскую спину, к Тоньо.
Надежда, обещание любви и защиты, порыв и мольба: доверься мне! — было в его сияющих глазах, во всей его устремленной к ней позе. Но сэр Генри Морган не верил дону Альваресу ни на грош. Он никогда и никому не верил и никогда не ошибался.
— Удивительный подарок, сэр Морган.
На сей раз знаменитое имя в устах королевы прозвучало громко, на все шествие — и его тут же подхватила толпа, прокатила штормовой волной от первого ряда к последнему, и дальше, по улицам и переулкам, до самого собора… имя пирата отозвалось ненавистью, восторгом и ожиданием: что же дальше? Не может же гроза морей просто так прийти и просто так уйти, сейчас точно случится что-то такое, о чем все эти люди потом будут рассказывать своим детям и внукам!
Марина лишь поклонилась в ответ.
— Вы нашли и покарали того, кто посмел покуситься на достояние Испании, вернули нам дар нашего верного Кортеса. Воистину чудеса творит святая Исабель! — Королева осенила себя крестным знамением, а следом за ней ее спутники, стража и даже ряженые черти. Марина, разумеется, тоже. А королева продолжила: — Мы желаем услышать от вас эту историю. Сегодня за ужином. А это вам в знак нашей благодарности.
Ее величество сняла с пальца перстень и с очаровательной улыбкой протянула Марине. Была бы Марина мужчиной, не сумела бы устоять против всех тех обещаний, что таила эта улыбка. И даже прожженный ублюдок Генри Морган поверил искренности ее голоса. Поверил и готов был согласиться и на помилование, и на службу, тем более что по знаку королевы уже спешивался один из конных стражей, чтобы предложить королевскому гостю своего коня…
И тут Марина почувствовала взгляд. Острый, изучающий — женский взгляд.
Обернулась.
Встретилась взглядом со счастливым, торжествующим Тоньо. И увидела за ним, всего на ряд позади — ее. Испанку с маслинными очами, влажными губами и смоляными косами, и эта испанка смотрела на Тоньо — как любовница, как жена, и платье на ней было того же алого бархата с золотым шитьем, что плащ Тоньо, и феникс на веере распустил огненные крылья — словно это был ее феникс!..
Сердце упало, глаза словно обожгло кислотой, и этот громкий чужой праздник вмиг стал похоронным шествием.
Дон Альварес счастлив не Марине. Дон Альварес счастлив, что Испания получит лучшего капитана семи морей на службу. А Марина ему не нужна, у него есть она, эта испанка с фениксом на веере.
Проклятье!..
Марина почти что дернулась бежать прочь — пока суета и неразбериха, у нее есть шанс! Но у нее не получилось. Сэр Генри Морган не желал никуда бежать. Сэру Генри Моргану надоели смертные приговоры и испанский флот на хвосте. Сэр Генри Морган желал каперский патент, королевские милости и отблагодарить испанского дона за протекцию. Так отблагодарить, чтоб не забыл и детям рассказал. Если успеет.
Сэру Генри Моргану подвели коня, и под милостивым взглядом королевы — и оценивающе-ненавидящими взглядами придворных — он поставил ногу в стремя, запрыгнул в седло…
И его обжег другой взгляд. Ненавидящий. Только не любовницы дона Альвареса, а другой, хорошо знакомый, но его, этого взгляда, не должно было здесь быть!..
Сэр Генри Морган обернулся — и едва удержался, чтобы не схватиться за пистоль.
Из-за спины Великого Инквизитора на него в упор глядела леди Элейн. Она была здесь, за тысячу миль от Уэльса, чтобы снова отречься от своих детей. От обоих — и от дочери, ставшей пиратом, и от ушедшего в море сына.
Вот, сейчас, она уже открыла рот…
Генри Морган дал лошади шенкеля ровно в тот миг, когда леди Элейн крикнула:
— Колдовство!
Вокруг засуетились, подхватили вопль. Ряды придворных и охраны смешались — и сэр Генри Морган получил свой шанс удрать. Он рванул мимо альгвасилов, к ближайшему дому, через раздавшуюся в страхе толпу зевак, вспрыгнул на седло, схватился за плети плюща — и вмиг оказался на крыше.
Внизу бесновалась толпа, ему вслед летели проклятия, мальчишки на крышах восторженно улюлюкали.
И длинный-длинный миг сэр Генри Морган смотрел в глаза надутому испанскому индюку, дону Альваресу де Толедо-и-Бомонт, расчетливой скотине и обманщику.
А потом вскинул руку в салюте, крикнул:
— Слава святой Исабель де Буэна Фортуна! — и припустил по крышам прочь, даже не глядя, следует ли за ним норвежский медведь.