В тот момент ей было жаль всех – и Алистери, и Валетри. Даже чеор та Дирвил вызывал не злость и не страх, а досаду: почему он – совсем другой человек? Почему он вдруг старый товарищ чеора та Хенвила, любящий отец и муж, а вовсе не одно из кровавых чудовищ из её прежних снов? Себя тоже было жаль – но отстранённо. Себя жалеть она устала ещё в лесу.
И именно сейчас она кое-что действительно могла изменить…
Чеора Алистери легонько сжала её пальцы в ответ.
И Темери решилась:
– Не надо никуда уезжать. Только не из-за меня.
– Что он сделал? В чём он себя винит? Темершана, я верю вам, но я верю и своим глазам, и чувствам. Я вижу, как ему плохо, и не могу помочь. И ничего не могу изменить…
– Он справится, – улыбнулась Темери, радуясь, что Алистери не видит, какая у неё получилась кривая, болезненная улыбка. – Я это точно знаю. Я же справилась… а я всего лишь женщина, которой некого защищать…
– С чем?
Она не успела ответить. Даже не успела придумать, что ответить. Дверь распахнулась настежь, с шумом. В комнату влетел чеор Ланнерик – бледнее, чем его жена.
Темершана даже сама понять не успела, как вскочила на ноги. Но вдруг оказалось, что хрупкая маленькая Алистери уже стоит между ней и своим мужем, словно бы закрывая собой.
Тот остановился, словно налетел на каменную стену, с разбегу, да головой.
Перевёл взгляд с одной на другую и словно что-то понял для себя: вдруг ссутулился и отступил на шаг.
У Алистери из руки выпал окровавленный платок.
– Ланне… – прошептала она одними губами. Темери услышала лишь потому, что стояла совсем рядом.
Она задушила в сердце внезапно накатившую, непонятно откуда взявшуюся тоску, и мысленно обратившись к Золотой Матери Ленне, вышла из-за спины Алестри.
– Благородный чеор, нам надо поговорить.
– Что вы ей сказали? – хрипло спросил Ланнерик, снова обретая силы двигаться. – Алистери, не слушай её… родная, не верь не единому слову, слышишь…
– Благородный чеор, замолчите! – Темери и сама не думала, что сможет так разговаривать с чеором та Дирвилом. Но она испугалась, что он сейчас окончательно сломает то, что ещё можно исправить, и закричала больше от испуга, чем от злости. – Слышите? Вы обещали чеору та Хенвилу, что обеспечите мне защиту. Я тоже кое-что обещала. И держу слово. В отличие от вас!
– Что?
Ланнерик словно воздухом подавился. Темери слов не сдерживала и выговаривала ему всё, что придёт на ум. Он не мог ожидать обвинений в нарушенном обещании.
– Благородный чеор та Дирвил, – уже тихо и почти ровно сказала Темери. – Я уверена, вы не хотели нас пугать и прерывать нашу беседу. Чеора Алистери рассказывала мне о виноградниках, что были неподалеку от вашего дома в горах, и о том, почему вы перебрались в Тоненг. Я никогда не бывала южнее Тоненга.
Дирвил переступил с ноги на ногу и ухмыльнулся:
– По вам не скажешь, что вы – мальканка. Вашему хладнокровию позавидовал бы сам ифленский Имперавтор.
Хладнокровию? Да у неё коленки тряслись от ужаса, и кулаки разжимать приходилось силой воли.
– Может быть. Послушайте, я не желаю зла никому из ваших домочадцев. И… я думаю возникло недопонимание… которое я… я должна развеять. С вашего позволения и с позволения благородной чеоры Алистери.
– Чего вы хотите?
– Разговор. Есть в доме место, где мы могли бы обсудить вопросы политики и при этом не скомпрометировать меня – как невесту ифленского наместника, а вас – как хозяина дома?
– В каминном зале. Прошу вас следовать за мной.
Маленький каминный зал располагался на первом этаже. Темери здесь ещё не бывала. Тёмно-синие гардины, тусклые пейзажи, стены выкрашены в светло-зелёный цвет. И камин – император этого места. Размерами он не уступал тому, что расположился в большом холле.
Но сам зал – меньших размеров, уютней и светлее. Из высоких стрельчатых окон лился холодный синий свет: окна выходят на северо-восток, солнце сюда заглядывает только по утрам.
Чеор та Дирвил указал Темершане на одно из кресел. Она села, едва сдержав вздох облегчения. Сам устроился в кресле напротив, наклонился вперед, сцепив пальцы. В такой позе любит сидеть Шеддерик та Хенвил…
Интересно, одобрил ли бы он её решение, если бы знал всю правду?
– Итак, вы хотели что-то сказать.
– Да.
– Ну, так не молчите!
– У меня есть гордость, чеор та Дирвил. Может, вам это странно. Но мне тяжело… трудно говорить то, что я должна сказать.
– Так я избавлю вас от такой необходимости. Все распоряжения уже сделаны. Спасибо за предоставленную отсрочку, чеора та Сиверс. Я не знаю, чем я заслужил её, но всё же благодарю вас за возможность не убежать с позором, а просто уехать…
– Прекратите! Куда вы поедете сейчас? На острова? По штормовому морю? Или обратно в горы? Где вашей… где Алистери стало настолько плохо, что вы, бросив всё, спешно перебрались в столицу? Послушайте… я здесь не ради мести. И мне нечего делить ни с вашей женой, ни с вашей дочерью, ни с добрейшей чеорой Эзальтой, которая тоже за вас переживает. Вам не надо. Не надо уезжать. Я клянусь, от меня никто не узнает о штурме крепости. Даже Шеддерик.
– Почему?
– Не ради вас. Ради Алистери. Она сказала, на Побережье ей лучше.
– Летом я думал, что потеряю её навсегда… это как расплата за прошлое – но, сколько бы добра я ни делал… искупить ничего невозможно. Ведь так, чеора? Говорят, вы жили при монастыре Золотой Матери. Вы знаете ответы…
– Золотая Мать Ленна не даёт ответов. Но позволяет спросить у тех, кто знает. Что с ней? С Алистери?
– Я не знаю. Лекари говорят разное… но здесь ей действительно стало лучше. Здесь она снова стала улыбаться.
– Она хочет вам помочь. Не мне вам советовать… но не отталкивайте её больше. Ей больно за вас и страшно. Это… это всё, что я хотела вам сказать. Позвольте, я пойду?
Он не отозвался. Сидел в кресле, понурив плечи, словно снова сошёлся в битве с демонами собственной души.
И лишь уже стоя у выхода, она услышала:
– Чем я могу вас отблагодарить? Что мне сделать, чеора та Сиверс?
– Я… я не знаю. Если вдруг меня убьют… помогите чеору та Хенвилу сделать так, чтобы войны не случилось. Я ведь здесь только поэтому. С вашего позволения я всё-таки пойду.
– Конечно.
Тем вечером та Дирвил тихо напился как матрос, но сначала всё же догадался попросить прощения у жены. Темери вечер провела в компании Алистери, Валетри и великолепной нянюшки Эзальты. Эзальта вязала и рассказывала девочке сказки, пытаясь убедить заснуть. А Темери слушала неспешный рассказ чеоры та Дирвил о жизни на ифленских островах. Слушать её было интересно, а иногда и полезно: Темери старательно запоминала имена тамошних дворян, названия городов, рек и проливов.
А утром Шеддерик та Хенвил принёс новости: стала известна дата, в которую Темери должна прибыть в замок…
Кинрик и Шеддерик
Темершана Итвена
На островах многое умеют делать хорошо, в том числе и кареты. Темери удивилась, как затейливо всё устроено внутри экипажа, сработанного из тёмного благородного дерева с инкрустациями и медными начищенными деталями.
Внутри нашлись удобные, довольно широкие сидения, а потолок оказался настолько высоким, что хватило места для подвесной лампы.
День выдался невероятно тёплым, почти весенним. Небо полнилось ясной синевой, снега не было и следа, а у самого дома даже успела вылезти реденькая зелёная травка.
До кареты Темершану проводил чеор та Дирвил. А возле её ждали. Темери узнала Янура, и сразу из сердца ушла половина утренней тревоги. Всё сегодня будет так, как задумали! Всё получится. Не может такой замечательный, ясный день принести неудачу.
Правда, что ещё считать неудачей…
Но до крепости-то она доберётся. И если ей повезёт, то может быть, наместник окажется хоть немного похож на старшего брата. Ровно настолько, чтобы не считать его врагом и не ждать каждую минуту удара в спину.
Рядом с дядей Янне, почтительно склонив голову, стоял хозяин Каннег. Значит, Шеддерику всё же удалось его убедить! Ещё двое были ей незнакомы, но Темери решила, что это наверняка телохранители хозяина Каннега. Она их по прошлому разу не запомнила. Да и лица тогда у них были скрыты.
Один из них стоял, подставив лицо весеннему солнышку, и так широко улыбался, что невольно захотелось сделать то же самое.
Но на это времени не было. Пришлось быстро забраться в карету, и та сразу тронулась. Темери вспомнила наставления Эзальты. Надо чаще выглядывать из окна, чтобы люди видели, что она – это она, и нет никакого обмана.
Через некоторое время к кортежу присоединился большой отряд военных – Темери глазам не поверила: одеты они были в красно-чёрную форму времён до нашествия. Такие камзолы носили солдаты её отца.
Звонко цокали копыта, люди останавливались, провожали кортеж взглядом… а потом впереди показались ворота нижней крепостной стены.
Старые серые камни, массивные опоры, зубцы наверху. Такой привычный силуэт. Стены, которые когда-то были родными. Ворота распахнуты.
Сверху, со стены, грохнул салют из ружей.
Потянулись знакомые каменные улочки старых дворянских семей. Сейчас здесь, наверное, живёт ифленская знать. Если цитадель – сердце крепости, то эти улочки – грудная клетка, ещё один щит. Когда-то не устоявший, но сохранившийся почти полностью.
Здесь – кузницы и мастерские, лавки сианов, кожевенников и ювелиров. Здесь всегда было интересней гулять, чем во внутреннем дворике, где каждый камень знаком с младенчества…
Здесь их тоже встречали. Но зевак было не так много, как в городе – ещё бы. Большинство здешних обитателей сейчас у главных ворот замка. Там развернётся основное действие.
Темери любила площадь у парадной лестницы.
Здесь мраморные ступени низким каскадом стекают от кованых ворот к чёрным полированным плитам площади. Здесь ажурные решётки, фонари и всегда – чайки. Чайки гуляют по перилам и карнизам, кружатся над головами. Они, как особая примета из прошлого, кружили и сейчас…