11. «Курносые»
— Папа, а правда, что Иисус был евреем?
— Правда, доченька. Тогда все были евреями — время было такое.
Бостон — Нью-Йорк (1978 — 1982)
Ради своей ненаглядной «близняшки» Лёнчик был готов на всё, однако предстоящей аудиенции у епископа Рейли побаивался. Как оказалось, зря: старикан в сутане оказался милейшим человеком, никакой катехизации и крещения не потребовал, удовлетворившись заверениями Лёнчика, что он — польский католик, лично знакомый с примасом Вышинским, и без запинки прочитанным «Pater Noster». К тому же епископ сократил Леони срок траура по отцу до минимальных трёх месяцев и дал благословение на церковный брак.
Обвенчались они тайно. Когда Лёнчик представил невесту (по факту уже жену) своим домашним, те приняли её вполне благосклонно. Правда, вечером Роза Марковна попыталась-таки закатить скандал на религиозной почве, но поддержки ни у кого не нашла. В качестве компромисса договорились, что брак будет зарегистрирован в мэрии, после чего состоится пышная еврейская свадьба. Примерно за месяц до назначенной даты Леони сообщила Лёне, что ждёт ребенка. От этой вести он пришел в восторг.
Новая жизнь, новые заботы, новые радости… В лавочке на Брайтон-бич Авеню теперь заседал Гоша Губаревич, умелец из Бобруйска. В духе местного патриотизма он переименовал «Невские зори» в «Березинские рассветы». И раза два в неделю обедал у Наппельбаумов, наслаждаясь бесподобными борщами, перекидываясь многозначительными взглядами с Наташей и выслушивая восторженные рассказы хозяйки о чудесном спасении внучки Белочки и последовавшей за ней междоусобной войной чёрных банд, терроризировавших район.
Поскольку о роли Саваофа в этом деле знали единицы, все лавры достались Фрицу Варшаверу и его боевым товарищам. Теперь никому даже не приходило в голову насмехаться над ветеранами из «русской дружины», автомобильное патрулирование вооруженных троек (двое спереди, один сзади) стало занятием модным и престижным. Деморализованные бандиты боялись соваться на Брайтон-Бич, а мелкие наркоторговцы, сутенёры и просто подозрительные чужаки моментально выдворялись за пределы района, иногда со стрельбой. Но обходилось без жертв.
Последними извели «кукарач» — так здесь называли опустившихся бомжей-латиносов, в большинстве своем пуэрториканцев, облюбовавших океанский пляж. Днем они отлеживались под деревянным помостом здешнего променада или прямо на песочке, потягивая дурной мутный шмурдяк, темпераментно выясняя отношения или вяло попрошайничая. Но с наступлением темноты из неприятных, но безобидных тварей превращались в опасных скотов – грабили и избивали прохожих, целыми стаями накидываясь на одного.
За пару лет в полицию поступило более десятка заявлений о групповых изнасилованиях на брайтонском пляже – естественно, без всякого результата. Фриц с братвой решили это дело за одну ночь – перцовым газом выкурили бомжей из их укрытия и слегка отоварили прикладами и бейсбольными битами. А уже утром одни подёнщики с граблями и мусорными мешками чистили пляж, а другие, покрепче, выворачивали доски помоста и делали насыпь для нового покрытия променада.
Алик поднялся навстречу гостям, лучезарно улыбаясь.
— О, мистер Смит, давненько, давненько. Как жаль, что ваши друзья уже не могут составить вам компанию…
— Друзья? – «Мистер Смит» презрительно хмыкнул. – Не огорчайтесь, Алик, я привел вам новых друзей. – Он показал на двух мордоворотов в чёрных похоронных костюмах. – Это Сол, а это Сани. Отныне они будут за вами приглядывать.
— Вы убеждены, что мы нуждаемся в присмотре?
— О, да. Мы давно за вами наблюдаем. Вы, русские, неплохо тут обустроились. На следующий неделе дон Кармайн Персико, наш босс, выдает замуж племянницу. Свадьба будет в Бенсонхёрсте, в ресторане «Ривьера». Вы приглашены, можете взять с собой трёх авторитетных людей из вашей общины. Там и уладим наш конфликт…
— Конфликт? Какой, извиняюсь, конфликт?
— Тут раньше продавали наркотики, проституток, оружие, весь город съезжался сюда на подпольные игры. А вы стали наводить тут порядок и своими действиями принесли нам непоправимый урон. Вы отобрали у нас часть бизнеса, что неправильно с вашей стороны. Так что будем обсуждать компенсацию плюс ежемесячные взносы за ваше процветание в этом районе, иначе неприятности вам гарантированы.
— Сломанные рёбра, пробитые головы, сожжённые дома, похищенные родственники… — грустно перечислил Алик.
— Помилуйте, мы же не чёрные дикари, а цивилизованные люди, христиане. Санитарные, пожарные, налоговые проверки, ненужное внимание полиции и ФБР… ну вы понимаете. Хотя, конечно, если будете артачиться, то не исключено и все, вами перечисленное… — «Мистер Смит» повел прямым, породистым носом. – Да, воздух на Брайтон-Бич стал заметно чище. И за это вы тоже будете приплачивать.
И в упор посмотрел на Алика. Тот ответил лучезарной улыбкой.
— Сработаемся, мистер Смит.
— Не сомневаюсь, — высокомерно отозвался красавчик-мафиозо. – Да, и не зови меня «мистер Смит». Я Вик Орено, капо семьи Коломбо.
* * *
Как и было условлено, Алик ждал их на лавочке к восточной оконечности океанского променада. В коричневой панамке и тёмных очках он смотрелся прекомично. Завидев Фрица и Коку, он замахал одной рукой, прижимая вторую ко рту.
— Что это с ним? – спросил Кока.
— Знаю не больше твоего.
Они подошли, опустились на скамейку по обе стороны от Алика.
— Вечер добрый! – громко поздоровался Фриц. – Говори, зачем вытащил нас подышать морским воздухом.
— Воздухом! – взвизгнул Алик. – Именно воздухом. Они таки даже за воздух хотят с нас драть! Недаром говорил покойный ребе Либерман: не бойся черномазых, а бойся курносых.
— Вот тут я не понял, — насупился Кока, — ты про русских, что ли?
— Ой, я вас умоляю, при чем тут русские, здесь мы сами русские, — затараторил Алик.
— Старожилы Брайтона называют так итальянцев, — пояснил Фриц.
— Итальянцев? Но почему? Они ж вроде не особо это самое…
— Никто и не знает, откуда это пошло, но, видишь, прижилось. Ну давай, — обратился Фриц к Алику, — рассказывай, чем тебе макаронники насолили.
— Эх, если б только мне…
И Алик рассказал о визите капо Орено в «Одессу»
— И что предполагаешь делать? Приползешь туда, преломишь с ними фокаччу, может, ещё перстень дону Персико поцелуешь в знак вечной преданности?
— Как говорит моя Ида, подкольнёшь, когда я срать пойду! – возмутился Алик. – Я, по-твоему, такой шлимазл, что собрался с ними договариваться – чего мол желаете откусить, синьоры акулы, руку или ногу? Если бы я так решил, стал бы звать вас сюда, как думаешь? Мы должны дать отпор!
Пролетавшая чайка со снайперской точностью облегчилась прямо на панамку Алика. Тот сорвал с себя осквернённый головной убор, на трёх языках поминая чью-то матушку.
Фриц хмыкнул.
— Добрая примета. Успокойся, дорогой, дальше действовать будем мы.
* * *
— О, Фридрих Львович, Николай Иванович, — лебезил Сёма Добкис. – Счастлив видеть таких уважаемых людей в моём скромном заведении. Чем обязан? Любой ремонт, любой техосмотр…
— Нам нужна тачка, — грубовато прервал его Кока.
— Тогда вы по адресу. Для вас у меня есть почти новый БМВ последней модели с чистыми номерами. – Фриц поморщился, и от внимания Сёмы это не ускользнуло. – Могу также предложить раритетный «Джавелин» семьдесят второго года, зверь-машина, сейчас таких уже не делают…
— Мы осмотримся, ладно?
Даже не взглянув на сверкающие экземпляры, выставленные в салоне, они прошлись по площадке, а потом, к удивлению и недовольству Сёмы, двинулись на задний двор, где хранился всякий автохлам, предназначенный на запчасти и вывоз на свалку.
Внимание Фрица привлек огненно-красный «Додж», весь в потеках ржавчины и с треснутым лобовым стеклом. Он подозвал Сёму и спросил:
— За эту лайбу что скажешь?
— Ой, Фридрих Львович, на кой ляд вам, солидному господину, сдался этот драндулет? Это ж не авто, а, извините, дрэк мэк пфеффер.
— На ходу?
— Ну так… Даю гарантию до первого столба.
— Ключи давай. Сколько хочешь?
— Только для вас, Фридрих Львович, скидка пятьдесят процентов…
— Конкретнее. Сколько?
— Триста…
— Пятьдесят. Ровно столько тебе обойдётся эвакуация этого полутрупа на свалку. А другого покупателя ты всё равно не найдешь.
Сёма почесал темечко и согласился.
* * *
— Ну что там?
— Всё подарки вручают. Сколько ж можно?! Давай уже запускать!
— Жди и наблюдай.
— Понял… Слышь, а невеста и вправду курносая. И, похоже на сносях…
— Не отвлекайся. Сколько людей снаружи?
— Двое на парковке… Погоди, там третий нарисовался. По одному сверху, на боковых балконах. Один на крыше.
— Ну, эти не в счет. У входа сколько?
— Двое.
— Ну, это ребята спортивные, отпрыгнуть успеют… В холле видишь кого?
— Один у лестницы… Еще девка какая-то в дальнем углу, у туалетов.
— Расклад нормальный.
— Так что, по коням?
— Нет. Ещё раз внимание на зал. Важно, чтоб никто из гостей не надумал выйти свежего воздуха глотнуть.
Перед Кокой, сидевшим с полевым биноклем на толстой ветке раскидистого каштана чуть сбоку от подъездной аллеи ресторана «Ривьера», открывался чудесный вид: лужайка, вся в огнях многоцветной праздничной иллюминации, сверкающие фонтаны, спереди – помпезный фасад из стекла и позолоченного металла, сбоку – парковка, забитая роскошными автомобилями всех мыслимых марок. Из динамиков, словно отвечая на вопрос, какого рода господа здесь гулять изволят, лилась бессмертная мелодия из фильма «Крестный отец».
— Давай покрасим холодильник в чёрный цвет… — замурлыкал Кока.
И тут музыка смолкла.
— Что там? – спросил Фриц, стоявший внизу, положив руку на капот красного «доджа».
— Какой-то хрен во фраке что-то со сцены вещает. Ещё один выводит бабу в блестках. Она берет микрофон… О Мадонна!
— Ты с какого по-итальянски запарлякал?
— Не, ну точняк Мадонна. А-хре-неть…
— Это которая певица, что ли?
— Ага.
— Вот теперь погнали! Слезай с дерева, дуй к лодке, запускай мотор.
— Слышь, майор, может, всё-таки я? Тебе по чину не положено. Да и по возрасту…
— Отставить! Тебя где учили приказы не исполнять?
— Понял…
Кока ловко спрыгнул с каштана и рванул к берегу.
А Фриц забрался в «додж», тихо урчавший на холостом ходу, не захлопывая дверцу, на самой малой скорости вырулил на подъездную аллею. Переключился на четвертую скорость, вдавил в пол педаль газа, и в ту секунду, когда красная колымага, дребезжа всем своим ветхим организмом, принялась набирать скорость, выбросился из машины на цветочный газон, сгруппировавшись в полёте. Тут же встал, отряхнулся и, не оборачиваясь и прижимая у груди поцарапанную при приземлении руку, быстро зашагал прочь.
0
0