12. Инициация
Нельзя человеку становиться старым.
Старость предосудительна. Человек обязан ежедневно обновляться и начинать все сызнова.
Одесса, 1982
В своем кругу Сашка считался большим везунчиком, и к этому имелись все основания.
Во-первых, конечно, семья: достаток заметно выше среднего, почти идеальное соотношение нежной материнской заботы и строгого отцовского пригляда. Двое крепких, спортивных старших братьев, способных одним своим видом нагнать жути на любого потенциального обидчика. Сестра Маргарита, она же Королева Марго, – первая школьная красавица, притом весьма разборчивая и своенравная. И надо ли объяснять, что многие стремились завести дружбу с Сашкой в надежде подбить клинья к сестре.
Сообразительный Сашка ещё в детском садике подобрал манеру поведения, позволяющую использовать данные с рождения преимущества по максимуму. Образ «младшенького» — обаятельного манипулятора с чистыми, честными глазёнками – стал его второй натурой. Дома эта мулька срабатывала с переменным успехом, зато вне семьи…
Учителя, не исключая и трудовика Кочедыгина, испытывали к нему прямо-таки материнские чувства, спуская с рук любые мелкие шалости (а в крупных он замечен не был) и самые заковыристые объяснения по поводу опозданий и прогулов – спасение застрявшего на дереве котёнка, столкновение двух трамваев на перекрестке, ожидание аварийной бригады возле прорвавшейся трубы. Другому за такие баллады досталось бы на орехи, но Сашенька… Сашеньке так хотелось верить.
Особую любовь нему испытывала Шарлотта Гавриловна, школьный библиотекарь и по совместительству руководитель драмкружка. Она разглядела в кудрявом толстощеком первокласснике недюжинные актёрские способности и тут же назначила его Колобком на детском утреннике. Дальше были Кот в сапогах и кот Базилио, прекрасный принц и пионер-герой Петя Клыпа, бойкий Хлестаков и пылкий Ромео…
У соучеников он заслужил репутацию пацана забавного и безобидного, к восьмому же классу сделался весьма популярен у девочек. А девятого в его жизни не случилось…
Генрих Каренович Габузян – орденоносец, член бюро райкома, директор школы и особо уважаемый клиент Игоря Григорьевича, Сашкиного отца – сформулировал это так:
— Не обижайся, но мы тянули парня, сколько могли, дальше уже не получится. По-честному все его тройки – натуральные двойки, да что я говорю, сам же понимаешь…
— Понимаю, — со значением произнес Игорь Григорьевич.
— Конечно, артист из него вышел бы на славу, но увы, в театральный без аттестата не берут. Так что в активе у пацана пятерки по пению и физкультуре, но ни Карузо, ни Валерия Брумеля из него не получится. А парень хороший. Может, определить его поближе к твоей специальности? Кулинарный техникум там, или торговый…
Но Игорь Григорьевич определил сына не в техникум, а прямо к себе в ученики, в мясной цех крупного гастронома на Садовой. Поблажек не делал, не скупился на крепкое словцо, а то и на подзатыльник. Зато за два неполных года освоил Сашка все премудрости мясницкой науки и к восемнадцати годам, заполучив во владение мясной отдел в новом универсаме на Пионерской, рубил уже не только мясо, но и серьёзные бабки – на пересортице, на заморозке, на фарше, на кулинарии, на «леваке». Когда его бывшие одноклассники-отличники зубрили всякие истматы и сопроматы в надежде получить через несколько лет заветный диплом инженера и выйти на зарплату в пресловутые сто двадцать рэ в месяц, Сашка зашибал означенную сумму часа за полтора. Обзавелся экспортной «Нивой» с пижонским правым рулем, «двушечкой» в блатном кооперативе на Московском, привычкой одеваться по последней западной моде, питаться в «Садко» или в ресторане при гостинице «Ленинград». Чеки Внешпосылторга, закупаемые оптом у знакомых «ломщиков», любой продовольственный и непродовольственный дефицит, лучшие гостиницы Ялты, Сочи и Юрмалы, лучшие валютные красавицы… Короче, не дожидаясь наступления обещанного партией всеобщего коммунизма, построил для себя коммунизм сугубо личный.
Был ли он при этом счастлив? Да, если бы не мыслишка, постоянно свербевшая в глубине души: а ведь когда-нибудь, возможно, очень скоро, судьба предъявит счет – и платить придётся дорого.
Всё чаще, и в самые неподходящие моменты, вспоминалось то «рыбное дело», то знакомый спортсмен, убитый в собственном подъезде за джинсы и кожаный пиджак…
Однако проблема возникла с неожиданной стороны.
Как-то в баре недавно открывшейся «Прибалтийской» Сашка склеил эффектную юную путану с позывным Клеопатра. Девчонка оказалась весёлая, нежадная, умелая в своём ремесле, и их связь приобрела относительно регулярный характер. Они даже планировали этой зимой покататься на горных лыжах в Бакуриани…
Когда Сашка парковал свою «Ниву» у служебного входа в универсам, кто-то тихонько окликнул его. Сашка поднял голову – из открытого окошка красной «копейки» ему сигналил рукой Влад, бармен из «Прибалтийской».
Сашка неспешно подошёл.
— Привет, Влад. Вот уж кого не ожидал…
— В машину, быстро! – скомандовал Влад.
— Да в чем дело-то?
— Шевелись, я сказал! – Влад сунул Сашке в лицо темно-красные корочки с внушающей ужас трёхбуквенной аббревиатурой.
«Жизнь кончилось», — думал Сашка, покорно опускаясь в пассажирское кресло. – Я арестован?
— Решать не мне… Клеопатру давно видел?
— Недели две-три. А что с ней?
— Нет больше Клеопатры. Криминальный аборт…
— Криминальный? Вот дура-то! Ко мне бы пришла, я бы всё устроил…
— Да и не ты один… Только знаешь, как бывает – сроки прошляпила, в консультации запугали, ну и… Наглоталась какой-то дряни, взяла спицы, в ванную залезла горячую. Короче, потеряла сознание, истекла кровью… К тому же пьяная была в лоскуты…
— М-да, печально, конечно, только при чем тут я?
— А ты хорошо знал гражданку Кошкину Галину Мефодиевну?
— Кого?
— Что и требовалось доказать. Это она в тёмное время суток была Клеопатра, а днем – Галя Кошкина, студентка, что характерно, юридического факультета. Отличница, активистка, член бюро ВЛКСМ.
— Нормальная история. И всё же я тут каким боком?
— А таким, что по факту смерти гражданки Кошкиной возбуждено дело, отрабатывают её связи. Причем отрабатывают на уровне министерства и генпрокуратуры.
— С чего бы?
— Папаша поднажал. Он у неё, как выяснилось, генерал МВД, начальник управления Калининградской области. И близкий друг Щелокова. Так что следаки носом землю роют, завтра-послезавтра выйдут на тебя.
— И что они мне предъявят?
Влад усмехнулся:
— Как говорят наши ветераны, был бы человек, а статья найдётся. А генерал Мефодий жаждет крови – всё равно чьей. Так что настоятельно советую валить из города на месяц-другой, пока мы не отрегулируем ситуацию.
— Мы? Извини, Влад, но я в толк не возьму, с чего вашу уважаемую организацию так волнует моя судьба?
— Отвечу. Во-первых, на кону не только твоя судьба. Во-вторых, нам не нравится, когда ментовские сапоги топчут наше оперативное поле. А в-третьих… может быть, когда-нибудь ты окажешь нам ответную услугу… Ну что, прислушаешься к доброму совету? – Сашка кивнул. – Тогда беги, договаривайся… Отсидеться-то есть где? Я рекомендовал бы проведать бабушку Регину…
— И про это знаете… — сокрушенно вздохнул Сашка
— Работа такая… Да и вот что. Ты там, в Одессе, особо не мажорствуй, не привлекай внимания, в истории не влипай. Побудь простым советским парнем. «Знак ГТО на груди у него…»
— «Больше не знают о нем ничего», — закончил цитату Сашка. – Будет исполнено, товарищ майор.
— Лейтенант я, старшой, — Влад хохотнул голосом Лёлика из «Бриллиантовой руки» — Ну всё, бывай. Когда всё кончится – дам знать…
Сашка в магазин не спешил, стоял на крыльце, смотрел в пространство, думал: «Ой, беда, беда».
Но беда была впереди.
***
Резь в желудке становилась всё сильнее. Александр подошёл к урне и бросил в неё пакетик с оставшейся вишней. Минут десять назад он купил на привозе кулёк ягод, спелых, ярко красных, по две штуки на коричневой, растопыренной буквой «У», веточке. Подобной красоты, чтоб одна к одной, как на подбор, в Ленинграде ни на одном рынке не встретишь, так ещё и поискать надо, да и та, что бывает, — в два раза меньше, неспелая, безвкусная… А тут! Он попросил полкило, так ему насыпали «с походом», ещё и пожелали кушать на здоровье. Пройдя полквартала, он не выдержал и стал есть ягоды, совершенно забыв все известные с детства наставления не есть фрукты немытыми. Было очень вкусно. А потом появилась какая-то тяжесть в желудке, очень скоро сменившаяся резкой болью. Боль нарастала.
Александр миновал улицу Ленина и, оставив справа привокзальную площадь, вышел на улицу Томаса. Непонятно, по какой причине улица имела такое название и что связывало её с таинственным Томасом, тем более что правильнее было бы именовать её бульваром. На улице, по существу представляющую собой аллею, по обеим сторонам усаженную зеленью, через каждые двадцать метров стояли скамейки с литыми чугунными, совершенно неподъемными боковинами, соединенными между собой прочной рейкой. Александр опустился на ближайшую и стал ждать, когда его отпустит.
Прошло несколько минут, но рези не только не прошли, а лишь усилились. Александр клал то одну ногу на ногу, то другую, стараясь подтянуть колено как можно выше — ему казалось, что так он облегчит боль, но это не помогало. Наоборот, ему становилось всё хуже и хуже. Заболела голова, на лице и по всему телу выступила испарина, стала подкатывать тошнота. До дома бабушки было недалеко, минут пятнадцать ходьбы прогулочным шагом. Боли и дурнота словно накрывали волной, сжимали и сдавливали желудок, грудь, голову, и Александру хотелось лечь на бок и скрючиться, потом всё немного отпускало, и он судорожно глотал слюну и пытался дышать поглубже.
Всё это, с ним происходящее, было тяжело и крайне неприятно вдвойне, так как вокруг ходили люди, женщины и молодые девушки, и он не мог, не желал предстать перед ними, пусть даже мимолётно, в неподобающем, как ему казалось, виде. Он переждал очередной приступ, подышал открытым ртом, поднялся и пошёл. За те два десятка минут, что он провел на бульваре, ноги, казалось, ослабели раза в три, в коленях появилась дрожь, икры покалывало и сводило. Раза три или четыре он присаживался на скамейку, но сидел очень недолго, потому что мутило всё сильнее, и он стал бояться, что его вырвет на бульваре, при всех.
0
0