Киборг Bond X4-17 Рассел Харт.
Киборг Paramedic Энди.
Шеррская сторожевая Хеш.
Июль 2191 года.
Рассел находился в своем офисе, занимаясь разбором документации о выписанных на этой неделе штрафах за мелкие противоправные нарушения. Пес лежал у дальней стены и делал вид, что спит, периодически поглядывая на шерифа то одним, то другим глазом. Он сегодня немного провинился на прогулке — забежал дальше обычного. Новый хозяин посетовал, что они так опоздают к началу рабочего дня, но ругаться и «включать альфу» не стал, а просто предложил пробежаться. Правда при этом он заставил пса нести в зубах одно из бревнышек, с которым он перед этим играл, но для того это даже и наказанием не было.
За два часа до ланча поступило сообщение бортовой системы охраны периметра о прилете флайера Эбигейл Блэк-Свон. Ли доложила, что доктор явилась не одна. Прибывшего с ней гостя искин классифицировал как XY-особь человеческой расы предположительно двадцати пяти лет. Он бы и не обратил на это особого внимания — мало ли, вдруг это кто-то из друзей Эйдена? — если бы они не свернули на нулевой уровень, а потом и к нему в кабинет.
«Хм, Эбигейл привела киборга? Да еще довольно редкой линейки Paramedic», — подумал Bond, просканировав пришельца пока они шли по коридору.
Короткий стук в дверь, панель скользнула в сторону и в офис заглянула доктор Блэк-Свон.
— Привет, Рассел! — улыбнулась она, входя. За ней в офис шагнул довольно рослый парень с приятными чертами лица, короткими темными волосами и зелеными глазами. — А я к тебе парамедика в медпункт привезла. Знакомьтесь — Сандерс Кольт. А это наш шериф Рассел Харт.
Bond поднялся из-за стола и протянул руку:
— Здравствуйте, Сандерс!
— Можно просто Сэнди, — ответил тот рукопожатием. — Прошу прощения за внешний вид.
— Сандерс попал в страшную катастрофу на Рассвете, — пояснила Эбигейл. — Помнишь, мы с Эйденом в новостях смотрели?
— Да-да, конечно, — кивнул Рассел, внимательно глядя на парамедика. — Ужасное событие.
— Идемте, Сэнди, я покажу вам медотсек, — предложила доктор Блэк-Свон. — Мне доводилось там пару раз оказывать помощь страждущим.
Они вышли из офиса и Рассел направился за ними. Судя по всему, Эбигейл не знала, что из себя представляет ее «коллега», поэтому стоило присмотреть за ним.
Эбигейл продемонстрировала новому парамедику имеющееся на борту «Шмеля» медицинское оборудование, инструментарий и лекарственные средства, напомнила, что необходимо будет заказать недостающие медикаменты и спецодежду. В кладовой медотсека нашлось целых два комплекта, но они предназначались для миниатюрной женщины, а уж никак не для рослого широкоплечего парня. Сэнди немного приуныл, так как переодеться ему было не во что, но Рассел пообещал выдать ему временно один из запасных комбинезонов Арни. Даже если он и будет великоват, это не так страшно.
— Ну вот и все, вроде бы. Я, пожалуй, обратно в амбулаторию. У меня прием еще не закончился, — доктор Блэк-Свон направилась к трапу. — У Сэнди проблемы с паспортной карточкой, его из отдела кадров сперва к тебе, Расс, отправили. Кажется, поменять нужно. Вы уж тут сами дальше разбирайтесь.
Распрощавшись с ней, Рассел и Сэнди вернулись в офис шерифа.
— Присаживайтесь, Сэнди, — спокойным дружелюбным тоном предложил Bond. — Думаю, нам необходимо поговорить.
— Да, конечно, — с готовностью ответил тот и сел на стул перед столом шерифа, стараясь не показывать вида, что украдкой посмотрел на огромного пса, насторожившего острые уши.
«А напряжение-то и беспокойство скрыть тебе не удается. ИЛ-ка не вытягивает, а киборга с каменной мордой отыгрывать нельзя. Я же, вроде как не знаю, что он есть на самом деле», — рассуждал Рассел про себя.
Он остался стоять, засунув левую руку глубоко в карман. Парамедик поднял на него взгляд и спросил:
— Вы что-то хотели узнать у меня, сэр?
— Да, разумеется, Сэнди, — кивнул шериф, вынул из кармана руку и поднял ее, демонстрируя спец жетон. — Полное подчинение!
— Система готова к работе! — отчеканил парамедик, от неожиданности едва не проломивший сиденье стула, в который вцепился. — Я… откуда вы знаете? — с трудом выдавил он непрограммное.
— Я много чего знаю, — спокойно ответил Рассел.
Дверь скользнула в сторону и в офис вошел DEX, который встал, перекрыв выход и контролируя действия чужака.
— Итак, мистер Сандерс Кольт, вы у нас киборг линейки Paramedic, — даже не спросил, а утвердительно заявил Рассел. — Паспортная карточка эта принадлежит не вам. — Он активировал терминал и в развернувшемся вирт-окне появилась голография того самого рыхлого толстяка, чьи документы позаимствовал Paramedic. — Здесь указано, что этот мужчина был обнаружен мертвым в туалете космопорта Рассвета. Причина смерти — обширное кровоизлияние в головной мозг. Документов при нем обнаружено не было, пробивали по базе изображений.
Мнимый Сэнди сидел, не шевелясь, явно отдав контроль за мимикой процессору.
— Можешь не стараться изображать правильного киборга, — ухмыльнулся Рассел. — У меня только один вопрос: толстяк сам умер или ты помог?
— Вопрос не понят. Перефразируйте, пожалуйста, — машинным голосом отозвался «Сэнди».
— Не хочешь сотрудничать добровольно? — хмыкнул шериф и добавил: — Предоставить полный доступ к системе!
Зрачки «Сэнди» расширились. В глазах мелькнула паника.
— Доступ предоставлен, — программно ответила система.
Ужас осознания того, что вот этот мужчина в форме шерифа на самом деле киборг, сковывает тело не хуже имплантов. И, судя по всему, он куда круче его самого. Вон, даже о страховке позаботился — стоило бы ему шевельнуться вне приказа и DEX убил бы его мгновенно.
— Извини, приятель, но ты сам не захотел сотрудничать добровольно, — заметил Рассел и принялся просматривать и анализировать файлы памяти Paramedic’a.
Энди не оставалось ничего другого, кроме как молча лежать и изредка бросать взгляды на бесстрастное лицо шерифа, погруженного в копание в его мозгах.
— Ну, что ж, логи ты подчистил. Хватило ума. Так что если это ты отправил того толстяка на тот свет, то доказательств в твоей памяти не найдут. Разве что вздумают проверить наличие чужих потожировых выделений на теле покойного.
Внутренности сковало противным холодом — он как раз прикасался к толстяку, когда затыкал ему рот и пережимал сосуд.
Шериф, внимательно следивший за его реакцией, видимо, все понял и едва заметно дернул уголком губ в намеке на ухмылку.
— Итак, ты у нас после ввода в эксплуатацию вначале был приписан к благотворительному госпиталю города Рассвет, планета Карбон, система звезды G-3-98469. Через три года тебе перевели на станцию «Скорой помощи» Центральной больницы, где ты и проработал падения на Рассвет остатков орбитальной станции. В данный момент числишься пропавшим во время техногенной катастрофы. — Рассел покосился на застывшего на стуле Paramedic’а и продолжил: — На Спаркл ты прибыл вчера на транзитном лайнере вместе с семью другими пострадавшими. И пока что у тебя все прокатывало с краденой паспортной карточкой. До отдела кадров нашей больницы. Молодец, Меридит, не утратила бдительности. — Он развернулся и вперил пронзительный взгляд в мнимого Сэнди Кольта. — И что мне с тобой делать? — Тот ничего не ответил, продолжая сверлить шерифа глазами. — Давай начнем с того, что договоримся о сотрудничестве. Если ты будешь добровольно и правдиво отвечать на мои вопросы, мне не будет необходимости ковыряться в твоих мозгах. Врать не рекомендую — со мной это абсолютно бесполезно. Кроме того, если я буду знать правду, мне будет легче помочь тебе.
Помочь ему? Он не ослышался? Но почему этот киборг-шериф хочет помочь? А может, и правда?
В глазах Paramedic’а промелькнуло удивление, сомнение, недоверие.
— Почему вы хотите помочь мне? — наконец произнес он.
— Потому что я знаю, что ты сорванный, — спокойно сказал Рассел. — И знаю, что тебя ждет утилизация. Если только ты не доверишься мне.
— Хорошо, я буду отвечать на ваши вопросы, — вздохнул Paramedic. — Что вы хотите знать?
— Как тебя зовут?
— Энди. Так меня называли в больнице. Мне нравится это имя.
— Того человека убил ты?
— Да. У него и без того было состояние близкое к инсульту. Артериальное давление достигло критических показателей. Я лишь на несколько секунд пережал сосуд… — он помолчал. — У меня не было выхода. Меня уже оформили на списание. Я случайно услышал.
— Убийство человека нельзя оправдать тем, что тебе нужно было бежать, — покачал головой шериф. — Ты совершил преступление.
— Вы сдадите меня в «DEX-компани»? — тихо спросил Paramedic.
Рассел встал, прошелся по офису. Он понимал, что однозначно осуждать этого киборга он не может. Потому что сам убил человека, хотя мог бы перетерпеть, дождаться парней из группы Ларта… бывшей группы Ларта… Да самого Ларта в конце концов. И Харальда. Но он сорвался и свернул шею майору Поллоку. Ему чертовски повезло, что у Линн оказался приятель в «DEX-компани». Да вообще чертовски повезло и с Лартом, и с его парнями, и с Харальдом. И сейчас он сам — беглый киборг-убийца, который числится утилизированным и который живет с поддельными документами.
— Нет. При условии, что мы с тобой заключим сделку, — наконец сказал шериф.
— Какую? — В глазах Paramedic’а затеплилась надежда.
— Ты беспрекословно слушаешься меня. Ты ни в коем случае не должен причинять вреда ни проживающим здесь же, на транспортнике, доктору Эбигейл Блэк-Свон и ее супругу, ни жителям городка. За исключением возникшей угрозы жизни мирных жителей или твоей собственной, но в пределах допустимой самообороны. Об этом мы позже подробнее поговорим. Согласен? — Синие глаза шерифа чуть прищурились.
— Да, сэр, — отозвался Энди.
— Отлично. — Рассел отпустил жесткий контроль и услышал вздох облегчения со стороны Paramedic’а. — Далее. Я свяжусь со своим знакомым, который занимается проблемами сорванных киборгов. Раньше он работал в «DEX-компани», а теперь перешел в Организацию Защиты Киборгов. — Шериф едва заметно улыбнулся, заметив изумление в глазах Энди. — Да, с недавних пор появилась такая. Джек Чивингтон поможет тебе получить регистрацию в ОЗК и легальные документы. До тех пор ты не должен покидать пределы периметра непосредственно вокруг транспортника без моего приказа. — Он скинул Paramedic’у необходимые координаты. — Если тебе предоставят место фельдшера в нашем медпункте, приступишь к выполнению своих обязанностей. Если не получается самому вести себя так, чтобы не отличаться от человека, включаешь программу имитации личности. Для всех окружающих ты — человек. Проживать в любом случае будешь здесь, на транспортнике, в каюте на втором уровне. Пользуешься необходимой санузлом и бытовой техникой по необходимости, употребляешь продукты, я тебе покажу, что где брать. С питанием и одеждой на первых порах помогу, дальше будешь получать жалованье. Тебе его вполне будет хватать и на продукты, и на одежду. Доступ в инфранет для пополнения баз данных я тебе предоставлю. Но светиться своей истинной природой настоятельно не советую — найдут и уничтожат. Ты понял?
— Так точно. Понял, — по-военному отчеканил Энди.
— Раз уж ты заявился в больницу как Сандерс Кольт, то и документы будем делать тебе на это имя. Так что привыкай, что тебя зовут Сэнди.
— Да, сэр.
— Я предоставлю тебе ограниченные права управления искином корабля и DEX’ом. Его, кстати, зовут Арни, но он не разумный. Внутреннюю связь с ним или со мной поддерживать разрешаю, но только чтобы этого не видели люди. Во всех случаях, не требующих конфиденциальности, общаемся вслух, как нормальные люди. — Paramedic кивнул. — Дальше. Любая информация о том, что я являюсь киборгом, находится под строжайшим запретом. Я внес необходимые коррективы в систему, самому изменить их у тебя не получится.
— Хорошо, сэр.
— Итак, мы с тобой договорились? Если ты будешь выполнять условия нашей сделки, будешь жить здесь. Спокойно и достаточно комфортно. А как получишь документы, сможешь свободно перемещаться по городку и за его пределами. Разумеется, все будет зависеть от твоего поведения и желания сотрудничать. — Рассел замолчал, внимательно глядя на своего визави. — Ты согласен, Сэнди? — и протянул ему раскрытую ладонь.
— Я согласен, сэр! — горячо заверил тот и пожал руку шерифа. — Я буду делать все так, как вы скажете.
— Зови меня Рассел, — усмехнулся Bond и кивнул в сторону делающего вид, что спит, пса: — А вот его я не знаю как зовут. Так что он у нас пока Мальчик.
— Хорошо, сэр, — улыбнулся Сэнди, а пес стукнул по полу хвостом, невольно спалившись.
Эта история, конец которой, я уверена, не скоро, началась в прошлом году, когда в мозаику спокойной человеческой жизни вторгся коронавирус. Казалось бы, причем тут эпидемия и таксидермия?
Бог любит троицу, это всем давно известно. На этой цифре держится добрая половина сказок, историй, событий и суждений. В моем случае тоже не обошлось без подобного фундамента.
Я была тем человеком, который не только спокойно (с восторгом!) гулял по Кунсткамере, но мог одновременно есть что-нибудь с аппетитом, в душе мечтая о такой же коллекции. Но этого было мало – черепа сами собой на моих полках не появлялись, покупать их я не хотела, это слишком скучно. Мечта явно стояла на месте.
Моей троицей, подтолкнувшей меня к искушению, стала любовь к черепам, коронавирус, и деревня в глуши, где бабушка и дедушка моего супруга купили старенький домик. Вот она, картина, из которой нечего выбросить!
***
Итак, добро пожаловать в март!
Коронавирус только-только начал пугать население, и весьма успешно, паника погнала бабушку и дедушку мужа «на дачу», а именно – в село, в котором они недавно прикупили домик.
Я, как женщина свободного полета, работающая за ноутом, вызвалась покорять новые земли. Помню, как семья подшучивала, что я потом первая оттуда и прибегу – вздумали напугать меня деревенским туалетом на улице! Вот что значит люди меня плохо знают…
Я, конечно, никогда не хотела так жить. Частные дома – моя любовь, но где-то поближе к цивилизации. Тем не менее, если воспринимать жизнь в деревне – как короткую авантюру, исследование – то это ли не простор для русской души, ищущей приключений?
Как писатель, я к любому опыту отношусь положительно, иначе, как я смогу передавать опыт персонажей, не имея своего собственного? В этом отношении и лишения, и туалет на улице, и пауки, и змеи, и физический труд – были полезной забавой.
***
Оказавшись в деревне, я осмотрела владения. Дом, летняя кухня, несколько старых сараев, колодец-журавлик, огромный участок, в конце которого речка, свой причал и баня, похожая на какой-нибудь проклятый дом. Если не там суждено было сбыться самым безумным событиям, то где еще?
В первый же день я скакала на этом огромном просторе в своей военной форме (вообще-то она была куплена для страйкбола, но я была только на двух битвах). Я успела несколько раз полюбоваться речкой, обойти весь участок, найти много старых бутылок, которые показались мне эстетичными, порыться на летней кухне (она достойна отдельного рассказа), «пограбить» землю хлипкими грабельками от многолетнего слоя травы, и освоиться в деревенском туалете. Собственно, в последнем не было абсолютно ничего страшного, кроме того, что кто-нибудь может задуматься, направляясь туда же, и ненароком нарушить уединение, не заметив, что там уже занято. В прочем, когда там повесили шторку, стало получше. Да, изначально там не было двери. Но, разве это способно испугать русскую женщину?
Тем более, когда все старания так щедро вознаграждаются. То, что я не уеду с пустыми руками я поняла в первый же день.
Когда моя нога в кроссовке толкнула в траве что-то серое, и разобрав траву, я достала челюсть. Она была громная, со всеми зубами, восхитительно чистая и скорее всего, коровья. Вы бы видели, с каким счастливо хищным лицом я перла ее к колодцу, решив, что обосную там свой склад косточек!
О дааа, я понимала, что это только начало. До этого мне в голову даже не приходили такие перспективы, но увидев меня с костью, бабушка мужа, вздохнув (она давно в курсе, что меня радуют необычные вещи) сказала, что есть еще пара мест где что-то валялось. Что-то, а именно несколько больших костей, здоровенный позвонок, челюсть овечки и чья-то коленная чашечка были мной найдены и принесены (в жертву) к колодцу незамедлительно.
***
Именно к этому колодцу я в первую очередь повела на просмотр остальных подъехавших в деревню членов семейства. Увидев этот склад, брат мужа сказал, что деревня на меня плохо влияет, а сам муж, вероятно, ощутил все прелести жизни с творческой девушкой. На вопрос, не попру же я это все домой, я сказала: «Не знаю», что, как известно, значило «Попру конечно». Пф, разве можно просто так уехать и не взять домой ЭТО?!
Я уже была безмерно счастлива, но эти дикие, только «завоеванные» нами земли продолжили меня радовать.
***
Как известно, чтобы получить богатый урожай, надобно молиться богам. Одного такого, местного, мы скоро нашли. Он проживал на огороде, среди травы, в самой гуще, и был извлечен граблями свекрови.
Это была тряпичная кукла, очень плотная, с остатками волос на кривой голове, отваливающимися глазами, абсолютно голая, цвета близкого к земляному, и очень, очень старая. В том, что у куклы была богатая история, никто не сомневался. И учитывая, что у тех, кто продал дом, детей возраста игр с куклами не было, то паренек пролежал в траве десятки лет, сроднился с огородом и возможно, присматривал тут за всем.
Почему паренек? Об этом было догадаться не сложно. Кукла была голой, и между ног имела весьма внушительное тряпичное достоинство. Возможно, это и вызывало на ее тряпичном лице такую широкую улыбку…
Мы назвали его Владиком.
Не спрашивайте.
Владик пугал всех, и кто-то даже предложил кинуть его в кучу травы и сжечь, но в итоге его оставили в летней кухне. Правильно, уж лучше Владик, чем кто-то еще, кто может прийти к нему на замену. Владик хотя бы игриво, по-доброму заглядывал в глаза.
Быть может, поэтому урожай все-таки удался…
***
Находки на этом не кончились. Недалеко от места, в котором эти годы проживал, или прозябал Владик, скоро обнаружилась еще одна находка. Свекровь пришла сообщить мне о ней лично, и скоро я, перепрыгивая кирпичи и балки, неслась к полю.
Не знаю, как они не раздавили его, как сама не раздавила, тысячу раз пройдясь по участку?
Меня ждал восхитительный, прекрасный, целиком сохранившийся, великолепный череп кота!
Я конечно знала, что жизнь меня любит, но что бы вот так дарить мне подарки?
Возможно, конечно, это была личная благодарность от Владика.
Черепок был не один. В комплект шли три косточки, вероятно, оставшиеся от лап, и набор позвонков всех форм и размеров. Где потерялись остальные запчасти кота – история умалчивает, но я думаю, что огромные хищные птицы, которые часто кружили в небе, могут что-нибудь знать.
Васенька, кот, был быстро собран в ведерко и отправился в летнюю кухню. Начался сезон весенних ливней, и оставлять Васю снова на улице я не собиралась. Скоро в кухню переехали и остальные костяшки. Да, поближе к Владику, который был так добр чтобы за всем присмотреть.
***
Так, с Владика, Васеньки, овцы, коровы и других неизвестных мне в лицо животных личностей началась моя коллекция. На этом она, конечно, не закончилась, как и истории, связанные с косточками. Впереди – хомяк самоубийца, утонувшая черепаха, мумия на дороге, клубничный мышонок и многие, многие другие.
Оставайтесь на связи, чтобы узнать еще больше историй)
Даже самые безумные её траты, казалось, возвращались через неожиданные дивиденды. Князь мог бы гордиться ею и дальше, если бы…
Да уж, подобного светлейший предвидеть не мог. Сам факт замужества не означал катастрофы. Даже в завещании было отмечено, что его молодая вдова имеет право заключить новый брачный союз по истечении установленного траура. И никаких ограничений в распоряжении наследством.
Но предполагал ли великодушный супруг, что его жена вознамерится сотворить подобную глупость – выйти замуж… выйти замуж за безродного! За человека без имени, без происхождения, без гроша!
Бедный князь Антонио, к счастью, он никогда этого не узнает. Банкир вновь покосился на сидящую напротив молодую женщину. Может быть, ему послышалось то, что она сказала?
Это всё та же сосредоточенная, благоразумная, острая на язык, изобретательная княгиня Каррачиолли. Самозванка д’Анжу, как её называли при дворе. Она всегда удивляла банкира своим здравомыслием и даже совершенно чуждой такой даме житейской хитростью.
Более того, она давала ему, умудрённому опытом, недурные советы при заключении сделок. Как она могла так легко и так бессмысленно опровергнуть собственную жизнь?
В ответ на его взгляд Жанет чуть улыбнулась и сказала:
— Нет, я не сошла с ума. Меня не околдовали и не запугали. Я в здравом уме и твёрдой памяти. И ещё, — поспешно, уже без улыбки, добавила она, — я не передумаю.
Банкир вздохнул и отставил бокал кьянти.
— Хотел бы я взглянуть на этого… счастливца, — произнес он.
Жанет уловила многозначительную паузу.
— Вы полагаете меня жертвой ловкого мошенника, не так ли?
Банкир слегка развёл руками, как бы говоря, что в нашем мире встретить мошенника гораздо проще, чем праведника.
— Я понимаю и принимаю ваши колебания, — подтвердила невысказанное Жанет, — и ради вашего спокойствия, да и моего, я вовсе не настаиваю на радикальных изменениях. Всё останется, как прежде, моё состояние под вашим надзором и управлением. Ваши ежемесячные выплаты не увеличатся. Напротив, я не требую у вас дополнительных средств, я предлагаю обратное. Я хочу, чтобы банк забрал всю собственность, которую я успела приобрести за время своего пребывания в Париже. Мой особняк в квартале Маре, мои дома в предместьях Сен-Клу и Сен-Жермен, поместье Лизиньи, а также лошадей, экипажи, посуду, мебель, ибо в ближайшие годы мне всё это вряд ли понадобится. Я отправляюсь в изгнание, скорее в бессрочное. Дожидаться королевского решения на этот счёт я не намерена. Я мало что значу при дворе, и король очень скоро обо мне забудет. Как поступить со всей доверенной вам собственностью вы знаете сами. Взамен я хотела бы получить от вас заёмное письмо, по предъявлении которого в любом представительстве вашего банка мне бы выдавалась необходимая сумма. Акции Ост-Индской компании, которые я унаследовала, а также долю в торговом доме Фуггер так же остаются в вашем ведении.
Жанет умолкла и выжидающе взглянула на банкира. Он вновь пошевелил пальцами.
— Что ж, — начал он, — я всегда ценил и уважал людей, верных своим принципам и действующих, исходя из собственных благородных, пусть и несколько безумных устремлений. Не скрою, решение вашей светлости покинуть двор и заключить невыгодный брак, не может не огорчать меня. Я, как никак, знаю вас более десяти лет, ещё с тех пор, как вы, пятнадцатилетняя, нескладная, испуганная, прибыли в Неаполь с одним единственным сундуком в качестве приданого. Вы стали супругой моего верного друга и компаньона князя Антонио. Незадолго до своей гибели он, будто предчувствуя несчастье, поручил мне приглядывать за вами, дабы вы, оставшись вдовой в столь юном возрасте, не натворили бы глупостей и не оказались бы обманутой и ограбленной. Я принял эту миссию с неохотой, ибо неблагодарное это занятие быть опекуном юных и прелестных вдов. Скажу больше, я ждал безумных трат, долговых обязательств, просроченных векселей и прочих атрибутов жизни блестящей молодой дамы, внезапно осознавшей свою свободу и размеры состояния. Но очень скоро я избавился от опасений и страхов.
— Юная вдова оказалась благоразумной и даже прижимистой, — улыбнулась Жанет.
— Кроме всего прочего, она оказалась ещё и неплохим коммерсантом, и это вопреки бытующему при дворе мнению, что коммерция удел евреев и презренных ломбардцев. Занятие для человека благородного неподобающее. Лучше прозябать в холодном, полуразрушенном замке, чем вложить пару монет в торговлю пряностями или вином.
— Здесь, вероятно, сказывается происхождение моей бабки, — добавила Жанет. – Фаворитка Карла Девятого родилась в семье буржуа из Орлеана. Да и моя матушка не избегала коммерческих предприятий. Помните её торговлю с королем Генрихом, когда предметом сделки послужила её невинность?
Банкир засмеялся.
— Из неё вышел бы ловкий негоциант. Жаль, что применить свой талант ей доводилось не столь часто. Чаще ей приходилось интриговать. Но по наследству передать ей кое-то удалось. Хотя, — банкир вновь стал серьезным, — такого поворота событий она вряд ли ожидала.
— Да, ей такое романтическое безумство не пришло бы в голову. Если уж заключать брачный союз, то с наибольшей выгодой, а не заниматься благотворительностью.
— Каждый из нас время от времени занимается благотворительностью с тайной надеждой подкупить небеса, — ответил банкир, — и заключает крайне невыгодные сделки, подчиняясь лишь душеспасительному порыву. Возможно, когда-нибудь эти безвозмездные дары и невыгодные сделки послужат единственным аргументом на Страшном Суде. Мне кстати, пришла в голову одна такая сделка.
— Какая же?
Жанет заметно оживилась. Одной из причин, побудивших её нанести визит сеньору Галли, был совет, который мог дать этот умудрённый жизнью пройдоха.
Конечно, прежде всего её занимал вопрос приобретённой недвижимости и средствах существования на будущее, а уж затем советы. Но один совет мог стоить всех ожидаемых выгод от сделки с банком.
— Мне тут на днях пришел отчет из нашего филиала в Парме. Нашему представителю удалось по выгодной цене скупить несколько поместий у разорившихся наследников.
Жанет затаила дыхание, стараясь ничего не выдать своего интереса.
— Среди них есть одно, где и вовсе наследников не сыщешь. Последний представитель рода погиб около года назад во Фландрии.
— И… что же будет с поместьем?
— Пока оно принадлежит банку. И продать его в ближайшее время не удастся. Во-первых, придётся всё-таки заняться поиском наследников, а во-вторых, состояние этого наследства плачевное. Там больше долгов, чем флоринов. Кто пожелает обзавестись этой собственностью добровольно?
Жанет по-прежнему молчала.
— Местечко это принадлежало некому сеньору д’Альбери. Он взял себе имя по названию близлежащего селения. Расположено чуть южнее Пармы. Можно было бы обнаружить какого-нибудь троюродного племянника этого сеньора, и этот племянник мог бы на законном основании унаследовать это поместье. Или его купить. В конце концов, отсутствие дворянских грамот ещё никому не мешало занимать должность при дворе. А при отсутствии честолюбивых намерений, то необходимости в этих грамотах нет. Все помнят, что Медичи начинали с меняльного прилавка, а Якоб Фуггер, без стука входивший в рабочий кабинет императора Максимилиана, всего лишь ловкий счетовод из Баварии. Это я к тому, что вашему супругу, чтобы обзавестись земельной собственностью, вовсе не обязательно иметь предков из соратников Готфрида Бульонского.
— Сеньор Галли, вы святой.
Банкир хрипло рассмеялся.
— Я прежде всего делец. И только что всучил вам, княгиня, кучу неоплаченных векселей и полуразвалившийся дом, за который никто не даст и флорина.
— А ещё вы подарили мне будущее. И спасли несколько жизней. Отправьте гонца в Парму. Пусть оформляют сделку на поместье Альбери.
На этом роман временно заканчивается! Ждем новых глав чудесного автора.
Утром я проводила его до Озерцовской больницы.
Было темно, в воздухе кружили снежинки, до Октябрьских оставалось еще дня три, но улицу Коммунаров уже украсили красными флагами. На площади Революции сколачивали трибуну, там пахло фанерными стружками и краской.
Ощущения праздника не было. Наоборот. В сердце засело тревожное ожидание.
Наверное, это чувство преследовало не только меня. Ему словно поддался уже весь город. С каждым днем все тяжелей становилось дышать. Даже если выдавался ясный день, все равно казалось, что над Энском — хмурые тучи. Под ними нельзя было долго находиться. Задержишься — и приходит желание просто лечь на землю и тихонько ждать, когда наступит зима и наметет на этом месте невысокий слепяще-белый холмик…
Мы остановились у парадного подъезда.
— Ну вот. Не скучай без меня. Варя… Варька.
— Что?
— Имя у тебя интересное. Откуда оно?
— Не знаю.
В памяти осталось только, как Евдокия Леонтьевна крутит в руках мои корочки:
«Варвара Полякова… Ничего, что я буду вас Варей звать? Вы еще так молоды»…
— Хорошее имя.
Он вдруг наклонился и легонько поцеловал меня в краешек губ. Быстро. Взмахнул рукой и ушел.
Два дня я провела как обычно. Просто вернулась во времена до знакомства с Виктором. На праздник, после демонстрации, соседи собрались у бабы Клавы, позвали и меня. С утра улицу прихватило морозцем, на деревьях и траве появился иней. Двор стал нарядным и хрупким. Но за разговорами, за теплым чаем и принесенным кем-то самогоном, за песнями под гармошку («Расцветали яблони и груши…») все равно стояла отчетливая, тревожная тишина. Гости ее тоже ощущали и расходиться начали рано.
Вот и мы с Евдокией засобирались. Она сослалась на дурное самочувствие, а я взялась проводить. Хозяйка вышла с нами. Пока мы искали калоши, пока прощались, мне все казалось, что тишина затаилась снаружи, и только ждет, чтобы кто-то раскрыл двери, впустил ее в тепло и уют. Но оказалось, на улице поднялся ветер и снова начался мелкий снег.
— Варюша, помоги мне… Что-то пуговицу не застегнуть…
Евдокия Леонтьевна натянула осеннее пальто поверх платка, и пуговица действительно не желала застегиваться. Я поправила платок. Неожиданно пальцами коснулась теплого и гладкого металла и именно в этот момент тишина улицы меня догнала.
Догнала, накрыла, спеленала. Отправила куда-то в прошлое. В почти легендарные времена до войны…
Офицер вермахта. Парадная форма, белые перчатки снял, держит в руке. Фуражки на голове тоже нет, видны светлые коротко остриженные волосы. На узких губах улыбка, взгляд веселый: «Пани София! Вам так идет этот цвет! В Берлине вы произвели бы фурор!»…
«Зося, кажется, ты вскружила голову нашему гостю!»
О, нет, не вскружила. Немцы расчетливы и холодны. И даже на официальных приемах думают о деле.
В зале много света, на мамином фортепиано горят свечи. Гости сегодня особые. Не только старая великопольская знать, еще и те, от кого сейчас зависит жизнь Познани, политики, офицеры. Немцы. Отец считает, что с ними следует поддерживать добрые отношения: Германия нынче сильна. Сильна и опасна. Ссориться с ее представителями не следует…
«Господа, прошу к столу! Зося, не стой столбом, это твой праздник!»
Праздник… Не так она представляла себе этот день рождения. Но что поделать: «Ты должна понимать. Это политическое решение. Ничего, завтра мы устроим маленький праздник в семейном кругу. А сегодня постарайся быть очаровательной и прелестной!»
Офицер молод и хорош собой. Его лицо портят только эти узкие бледные губы. И у него приятный акцент. Он смягчает «р», отчего звук получается почти французским. Другие немцы говорят отрывисто, резко. А этот словно проговаривает сначала все в уме. У него довольно чистое произношение.
«Пани София! В честь ваших именин разрешите вам поднести этот подарок»…
Он протягивает на раскрытой ладони черную бархатную коробочку, в которой лежит серебряный кулон с ярко-красным рубином в центре.
«Он заговорен на желание. Подумайте хорошенько! И скажите, о чем мечтаете, вслух…»
Она слышала о таких. Они и вправду исполняют желание своего владельца. Вот только силы у таких амулетов ограничены, они далеко не все могут исполнить. К примеру, желать хрустальный замок бесполезно. А вот брильянтовое колье, которое отец тебе никогда в жизни не купит из-за непомерной цены, можно. И новую встречу с Артуром… Хоть ты и знаешь, что Артур в Советском Союзе и раньше чем через год не вернется…
«Ну что же вы, пани София! Загадывайте!»
«Можно, я подумаю?»
«Конечно. Теперь он ваш…»
Она берет из рук офицера коробочку. Рубин очень яркий, как капля крови. Расправляет цепочку. Кусочек холодного металла ложится на кожу, и тут же согревается. Да, теперь он действительно принадлежит ей…
«Разрешите вас пригласить?»
Музыка играет вальс. Она встречается взглядом с отцом. Тот мимикой старается показать, что отказывать ни в коем случае нельзя. Она улыбается, чуть склоняет голову и протягивает офицеру руку…
— Варя, что замерла? С тобой все в порядке? Вот горюшко мое. Может, вернешься в тепло? Я и сама дойду, не так уж я и беспомощна.
Я поспешно стряхнула наваждение. Что я делала? Ах да. Платок. Пуговица. Должно быть, я нечаянно задела этот кулон. А на нем и вправду магия… Надо будет рассказать Вите.
— Все хорошо, Евдокия Леонтьевна. Немного голова закружилась. Идемте!
Благо идти было недалеко. Но всю дорогу меня преследовало ощущение, что тревожная тишина не насытилась нечаянной магией кулона. Что она ждет где-то неподалеку, и ждет именно меня.
Предчувствие не обманывало.
Несмотря на настойчивые приглашения переночевать, я сказала, что пойду к себе. Нужно было подумать. Понять, что произошло. Саму Евдокию явно никакие видения не тревожили. Но может, именно потому, что она сейчас — его хозяйка?
Может быть, стоило ее расспросить. Но момент все не представлялся. А потом мы и вовсе распрощались.
Я решила возвращаться домой через площадь. Там освещение, витрины. Люди.
Прямо под фонарем, напротив трибуны, меня остановили.
— Гражданка, стойте! — Усатый офицер Максимов из Москвы взмахнул перед моим лицом корочками. — Предъявите паспорт.
Я достала из кармана пальто обернутые газетой корочки. Максимов бегло пролистал документ и вернул.
— Варвара… Кузьминична. Вы знакомы с контрмагом Виктором Цветковым?
Я улыбнулась:
— Вы же знаете, что знакома.
— Где он? — Следователь нахмурился. — Дело серьезное. Если он замешан в этих смертях, то и вы, получается, свидетель, а может быть и соучастник преступления.
— Он в больнице. — Я старалась говорить ровно и спокойно. — В Озерцовской. Уже третий день.
— Что-то случилось? Он болен? Почему сейчас?
Я вздохнула и подробно рассказала о воришке, которого Витя, без шуток, чуть не прибил. Максимов выслушал меня внимательно и помрачнел еще больше. Сказал грозно: «Проверю!», и исчез в темноте. Я услышала, как неподалеку заурчал мотор автомобиля. Что же, пусть проверяет. Ни я, ни тем более Виктор ничего предосудительного не делали…
А вот навестить его в больнице надо. Как я раньше не подумала? Надо обязательно его навестить и рассказать про кулон…
Вестибюль Озерцовской больницы — мрачное место. Казенное учреждение, на узких окнах решетки из стальных прутьев. Облезлая конторка, женщина в белом халате — вахтерша, женщина в синем халате — уборщица. В углах под потолком — черная плесень, пыль и паутина. Потолки слишком высокие, чтобы все это убрать. А свет тусклый.
— Вы к кому? — спросила вахтерша. Неприветливая хмурая женщина с военной осанкой.
— К Цветкову. Можно?
— Сейчас неприемное время. Обождите полчаса. — Она смягчилась. — Можете тут побыть. Или погуляйте в парке. Там хорошо сейчас. Снежок…
Снегопад как начался вчера вечером, так и продолжался.
Я поблагодарила. Толкнула тяжелую, украшенную резьбой дверь и вышла на воздух.
Если над городом тревожная тишина парила где-то на уровне облаков, то в Озерцовской больнице, похоже, поселилась ее младшая сестра.
— Постойте! Девушка! Подождите!
Меня догнал высокий пожилой мужчина в темно-сером костюме. Лицо его украшала аккуратная бородка, волосы прятались под белым колпаком. Медицинский халат был накинут на плечи. Я решила, что это доктор.
— Здравствуйте! Меня зовут профессор Алферов. Владимир Сергеевич. Вы ведь пришли к Цветкову?
— Да, к нему. А что случилось?
— Нет, нет, не волнуйтесь, пожалуйста. С ним все хорошо. Вы, простите, кем ему приходитесь? Жена? Родственница?
— Нет, мы недавно знакомы.
— Вот как… В таком случае, — профессор погрустнел, — возможно, я обращаюсь и не по адресу. Но может, вы знаете кого-то из его родни? С кем он чаще общается? Может, родители…
Я припомнила:
— Родом он действительно из Энска. Но, к сожалению, это все, что мне известно. Он не любит о себе рассказывать.
— Да, конечно. Извините.
— Но все-таки. Что случилось?
Мы шли по липовой аллее. Может, снег и вправду немного очистил воздух, но дышать стало легче. В кружении снежинок было что-то завораживающее.
— Ну что ж… В конце концов, вы первая, кто к нему пришел… Видите ли, у Виктора Алексеевича довольно гибкая психика и здравый ум… Но сейчас ему требуется спокойная и доброжелательная атмосфера, а не драки с погонями. Возможно, тогда будет шанс вернуть ему утраченное душевное равновесие. Не берусь предсказывать, удастся ли полностью, травмы, имеющие магическую этиологию, хуже поддаются лечению, но последние исследования внушают надежду. Я еще раз говорю, нужен покой. Старайтесь не спорить с ним. Будьте дружелюбны…
— Так он правильно заподозрил, что может быть опасен?
Профессор нервно пожал плечами:
— Товарищ Цветков достаточно сильный человек, чтобы держать себя в руках в обычной ситуации. Здравомыслящий. Одно то, каким образом он стал моим пациентом, говорит о многом.
Он явно хотел, чтобы я продолжила расспросы.
И я спросила:
— Как же так получилось?
— Пришел сам. Сказал, что зарядил пистолет и даже сейчас готов выстрелить себе в голову. И вы знаете, я ему поверил: в отличие от других неудавшихся самоубийц у него были реальные причины. Но Цветков, несмотря на очень сильное желание покончить с собой, последовал не эмоциональному порыву, а законам логики. Понимаете?
— Не очень, — честно призналась я.
— Он счел, что кто-то не очень умелый навел на него проклятье. Да, он, хоть формально и остается военным магом, фактически, не может магию чувствовать и толком управлять ей. Потому его и комиссовали. Но ему знакомы общие принципы действия магических ловушек и направленных заклятий. Понимаете? Он подумал и пришел к выводу, что к самоубийству его толкает чужая воля, чья-то магия, заклинание, может, какой-то артефакт. И вы знаете, эффект нам снять удалось…
Мы как раз дошли до конца аллеи. Она упиралась в высокую больничную ограду. За прутьями виднелись деревянные домики улицы Красных Коммунаров.
Доктор повернул обратно.
— Но вот то, что нам не удалось, продолжает меня беспокоить…
Я догадалась:
— Другие пациенты с похожими признаками?
— Конечно! И с более выраженными. К сожалению, спасти, а уж тем паче, вернуть обществу, нам удается не всех. А скольких к нам просто не успевают привезти!.. Но это означает, что источник воздействия продолжает существовать. И раз Виктор Алексеевич подвергся ему одним из первых, можно подозревать, что искать этот источник надо поблизости от его дома. И опять же, это означает, что рискуют те, кто проживает рядом. Родственники, члены семьи…
Я медленно кивнула. А сама подумала: «Может так. А может, он просто был лишен защиты. Если человек не чувствует магию, то и защищаться не может…»
Впрочем, мои познания в магической науке были поверхностны и неполны.
Следующее досье касалось встречи с НЛО.
О неопознанных летающих объектах написано много, но это досье потрясло меня скучной достоверностью. Встреча с НЛО произошла близ одного из режимных предприятий близ города Кыштым в 1951 году. Предприятие это входило в так называемый «Атомный проект», поэтому понятен интерес, который проявил к происшествию Л. П. Берия.
Как явствует из докладной записки начальника караула ст. лейтенанта внутренних войск Торосяна Д.С. 24 марта 1951 года около 23.00 караульный 4 наружного поста рядовой Володин С.П. увидел движущееся по небу светлое пятно. Похоже, оно было на рассеянный свет Луны, пробивающийся из-за туч, но имел форму правильного овала. Размеры рядовой Володин затруднился определить, но ориентировочно диаметр светящегося овала он оценил в 25-30 метров. Поскольку это не имело отношения к охраняемому периметру, Володин в караульное помещение ничего не сообщал. Надо полагать, что ему было все-таки не по себе, ибо в дальнейшем рядовой нарушил правила несения службы – на всякий случай загнал патрон в казенник ствола. На протяжении десяти минут светящийся объект совершал сложные маневры в стороне от охраняемого предприятия. Слышалось отдаленное жужжание, похожее на то, «которое издают в сырую погоду высоковольтные провода».
Еще через двадцать минут рядовой Володин С.П. увидел, что со стороны внешнего ограждения периметра на него движется странное светящееся существо. «Оно походило на бегущую собаку, — показал на дознании рядовой Володин, — вместе с тем я отлично понимал, что это не собака, а что-то иное».
Осталось невыясненным, подавал ли рядовой Володин предупредительные команды, караульные на других постах ничего кроме выстрелов не слышали. В 23.47 рядовой Володин применил табельное оружие, по его утверждению после предварительного выстрела вверх. Остальные караульные, допрошенные порознь, утверждают, что никакого предупредительного выстрела они не слышали, просто в указанное время со стороны 4 наружного поста послышались беспорядочные выстрелы. Ориентировочно произведено было от 8 до 10 выстрелов, после чего караульные близлежащих постов увидели мощную лиловую вспышку. Рядовой Соломин Н.Г., находившийся в непосредственной близости от наружного поста N 4, доложил о происходящем начальнику караула.
Усиленный бодрствующей сменой наряд прибыл на место происшествия в 23.57 и обнаружил рядового Володина в бессознательном состоянии. Ствол его карабина оказался оплавленным, чем боевое оружие было полностью выведено из строя. Сторожевая будка имела следы возгорания. Сам Володин получил ожоги, классифицированные в госпитале хирургом майором медицинской службы Иванцуло И.Г. как тяжкие. После исследования ран и ожогов, Иванцуло сообщил начальнику особого отдела части подполковнику Бастрыкину А.С., что, по его мнению, подобные ожоги можно получить, лишь в результате направленного теплового воздействия, но письменно подтвердить заключение отказался. Позднее это заключение полностью подтвердили специалисты института имени Склифосовского и теоретики кафедры ВМИ им. Пирогова.
При осмотре места происшествия в тридцати метрах от сторожевой вышки со стороны внешнего ограждения периметра были обнаружены свежие останки странного животного, имевшего обширные ожоги бронированного тела. Специалисты, осматривавшие животное сразу после обнаружения и позднее, в лабораторных условиях, так и не смогли его классифицировать или хотя бы отнести к одному из известных на земле видов. Профессор Мстиславский М.С. высказал робкое предположение, что комиссия имеет дело с существом, имеющим внеземное происхождение, но остальные ученые, участвовавшие в осмотре, его не поддержали. Один из участников комиссии доктор медицинских наук Х.Д. Штреер по поводу причин, вызвавших смерть существа, заявил: «ощущение такое, что был пожар, а на этой твари кислородный баллон взорвался! Попробуйте тушить пламя жидким кислородом, поймете, что произошло». Подобные ожоги наблюдались у людей, получивших ожоги на Сталинградском кислородном заводе при аварии 1949 года, при которой процентное содержание в воздухе резко и катастрофически увеличилось не несколько раз. Но о происхождении исследуемого существа упомянутый доктор также не сказал ничего определенного.
В Академии Наук СССР в «связи со значительной утратой живых тканей, и существенным изменением сохранившихся, что не позволяет провести идентификацию животного и отнести его к известным нам видам», заключение не выносилось. Туманно и непонятно, так всегда изъясняются ученые, когда им нечего сказать. Правда зоолог Ольшанский Н.В. в своих воспоминаниях глухо и невнятно упоминает о четвероруке из Кыштыма, в исследовании которого ему довелось принять участие во второй половине 1951 года. Поскольку мемуары написаны им уже в восьмидесятые годы, когда НЛО стали неотъемлемой частью нашего мировоззрения, Ольшанский позволяет себе намекнуть на возможное внеземное происхождение существа. Он даже говорит о том, что в случае с этой находкой мы имели дело с инопланетным астронавтом, проводившим в районе Кыштыма разведывательные мероприятия, вызванною внезапной радиационной активизацией территорий близ города.
Любопытна докладная записка самого Л. Берия, подготовленная в ЦК ВКП (б). В докладной, датированной июнем 1951 года, он предлагает существенно усилить охрану объектов «Атомного проекта» путем переброски к ним дополнительных армейских подразделений. Любопытно, что мотивирует он свое предложение «участившимися попытками проникновения на охраняемые объекты, осуществленными в 1949-51 г.г. неустановленными силами». Вот так, не больше и не меньше. Непонятно, что именно Берия имел в виду, какие неустановленные силы. В досье по Кыштымскому объекту нет сведений о попытках проникновения на другие объекты. Выходит, Л. Берия были известны такие факты, и они являлись неединичными. Не зря же зенитные подразделения поучили указание за N 5512 – от 14 мая 1951 года, которым предписывалось сбивать любые объекты, появляющиеся над объектами, включенных Советом Министров в перечень объектов, подлежащий первоочередной охране. Не вызывает сомнения и то, что к данным объектам были отнесены все объекты атомного архипелага. И наоборот, известной директивой штаба ВВС РККА 1949 года предписывалось не атаковать летающие объекты, неустановленной принадлежности, если их внешний вид не соответствует типам летательных аппаратов предполагаемого противника.
Что касается рядового Володина С.П., то он был комиссован в связи с частичной утратой зрения, препятствующей прохождению срочной службы в рядах Красной армии, и убыл на постоянное место жительства в дер. Андронцево Кубинского р-на Вологодской области. По данным райвоенкомата Володин снят с учета в связи со смертью, наступившей 9 ноября 1952 года. Сама деревня Андронцево, как бесперспективная, была включена в список деревень, подлежавших ликвидации в связи с укрупнением населенных пунктов, расположенных в сельской местности. В настоящее время деревни не существует. Документы сельского Совета направлены в областной архив и затерялись в нем. Родственники Володина С.П. после ликвидации деревни выехали в неизвестном направлении и об их дальнейшей судьбе ничего не известно.
Судьба останков загадочного существа менее таинственна. До ноября 1956 года они хранились в АН СССР, после чего были направлены для дальнейшего хранения в Ленинградскую кунсткамеру, основанную еще императором Петром Великим. В настоящее время загадочный четверорук продолжает находиться в кунсткамере, значась, как экспонат N 21496. Согласно подложных данных он помещен в кунсткамеру в 1824 году с указанием, что это ребенок, который рожден крестьянкой Надеждой Соломиной из деревни Крохмалево Тамбовской губернии. Так гласят сопроводительные документы, сфальсифицированные с подачи МГБ кем-то из их агентов, занимающих необходимое положение в академии, достаточное для того, чтобы окончательно запутать все дело.
Сведения, собранные в досье Л. Берия выглядят актуально, в связи с кыштымской находкой начала ХХ1 века, когда пенсионеркой на кладбище был обнаружено живое существо, названное сердобольной женщиной «Алешенькой» (!) Указанное существо, судя по его описанию, удивительно напоминает кыштымского четверорука. Было бы интересно провести сравнительный генетический анализ обеих существ, чтобы расширить свои представления о них и сделать более конкретные выводы об их происхождении. Но – увы! – жажда стяжательства, охватившая россиян при распаде СССР и смене общественной формации в стране, привела к тому, что существо, известное российским гражданам под именем «Алешенька» безвозвратно утеряно.
Ну, и любителям фантастики и жареных фактов можно сообщить: не исключено, что Аркадий или Борис Стругацкий, посещал кунсткамеру и видел странного обгорелого четверорука, укоризненно взирающего на убивший его мир. По крайней мере, сцена встречи охотника Поля Гнедых с его жертвой в зале музея будущего сделана более чем живо и реалистично. И лишь досье из личного архива Лаврентия Берии говорит о совершенно ином: перед нами скиталец из межзвездного пространства, сбитого нашей ПВО и нашедшего вечное успокоение, но не покой на третьей планете Солнечной системы, которые ее обитатели именуют Землей. А это в свою очередь напоминает нам о том, что контроль над использованием ядерной энергии землянами, которые начали неведомые существа с началом атомной эры, продолжается, хотя цели этого контроля до настоящего времени остаются нам неизвестными.
На следующее утро разрумянившийся Азирафаэль оделся, вышел из книжного магазина и отправился на утреннюю прогулку.
В маленькой стильной парикмахерской на Ньюбург-Стрит он вольготно расположился в красном кожаном кресле под черной накидкой, пока стильный пожилой мастер подстригал и укладывал его волосы. В углу рядом с музыкальным автоматом и журналами играло радио.
— Совершенно невероятная история произошла сегодня утром: родители восемнадцатилетней девочки Сибиллы Харинг, чье исчезновение десять лет назад взбудоражило общественность, сообщили, что вчера вечером она вернулась в их дом в Ричмонде.
Парикмахер прошелся опасной бритвой у Азирафаэля за ухом, срезал прядь волос и перешел на другую сторону.
— Сибиллу, которой сейчас 28 лет, срочно доставили в больницу королевы Марии, где обнаружили, что она страдает лишь легким авитаминозом. Она объяснила, что сбежала во время семейного похода и в последующие годы жила в натуристской коммуне.
Парикмахер обрызгал волосы на макушке Азирафаэля, зачесал их вперед и срезал полдюйма с пушистого затылка.
— Сибилла Харинг таинственным образом исчезла десять лет назад во время летнего похода в Корнуолл, ее поиски охватили всю страну и длились несколько месяцев. Были привлечены лучшие силы как местной полиции, так и Скотленд-Ярда, но и их усилия оказались тщетными. Не найдя никаких следов, они были вынуждены отказаться от своих поисков и закрыть дело.
Парикмахер снова зачесал волосы вперед и подстриг, и обрезанные пряди, словно перья, упали на шахматный пол.
— В социальных сетях и в бульварной прессе разразился настоящий скандал, предположения о ее судьбе становились все более надуманными. Подозрение пало на всех — от оборотней до ее бойфренда, с которым девушка только что довольно бурно рассталась. Когда ее попросили прокомментировать ситуацию, Сибилла заявила, что ей “просто нужно было уехать на некоторое время”, и призвала других воспользоваться преимуществами натуральных овощей и свежего воздуха.
— Вы тоже это слышите? — спросил парикмахер, наклоняясь к Азирафаэлю. Тот обреченно кивнул:
— Да.
— Я помню, когда впервые услышал о ее пропаже. Было ужасно. Это настоящее чудо.
Легкий ответный смешок Азирафаэля вышел немного нервным:
— Совершенно с вами согласен.
Парикмахер взъерошил ангелу волосы по бокам и на макушке.
— Сегодня вы отлично выглядите. Бодро и весело.
— Благодарю вас. — Азирафаэль с радостью сменил тему. — Вчера вечером меня навестил старый друг.
— Тот, что с машиной?
— Да, тот самый.
Парикмахер потянулся за бритвой.
— Как давно вы знаете друг друга?
— Сколько себя помню. — Азирафаэль закрыл глаза, пока парикмахер брил ему шею. — К сожалению, не думаю, что ему понравился новый одеколон.
— Неужели?
— Он морщит нос.
— Это хороший одеколон. Пусть катится к черту.
Азирафаэль наклонил голову, чтобы парикмахер мог подбрить его бакенбарды.
— Боюсь, если я передам ему этот совет, он действительно ему последует.
Постригшись, Азирафаэль вышел из парикмахерской и пошел на запах свежей выпечки в пекарню, расположенную в конце квартала. Он помахал рукой хозяйке, пока она упаковывала ему шоколадный круассан, но подозрительно посмотрел на ребенка, сидевшего в соседнем высоком кресле. Когда тот оставил еду при себе, вместо того чтобы швырнуть ее в ангельское пальто, Азирафаэль улыбнулся ему, заплатил за круассан, взял свою покупку и отправился дальше.
Он доехал на автобусе до Национальной галереи и проскользнул в длинный высокий зал, где ел перед картиной, изображающей Иисуса, очищающего храм. Он всматривался в ее гладкие темные мазки, мимо проходили посетители, и никто из них не заметил запрещенного завтрака у него на коленях. Насытившись, он направился обратно в свой район — автобусом обратно к остановке, тротуаром к пешеходному переходу — и, пока он ждал на углу, пока не загорится нужный свет, голос оборванного молодого уличного проповедника прорезал толпу:
— Бойтесь Бога и воздайте Ему славу, ибо пришел час суда Его! — кричал мужчина. — И поклоняйтесь тому, кто сотворил небо, и землю, и море, и источники вод!
Все старательно игнорировали его.
— И последовал другой ангел, говоря: “Вавилон пал, пал!” — Мужчина продолжал разглагольствовать. — Этот великий город пал, потому что Он напоил все народы вином гнева своего за их блуд.
Азирафаэль закатил глаза.
— И третий Ангел последовал за ним, говоря громким голосом…
— Ох, успокойтесь! — не выдержал Азирафаэль.
Мужчина покраснел и замолчал.
А потом, когда Азирафаэль завернул за угол и подошел к книжному магазину, он обнаружил, что у двери его ждет женщина почти шести футов ростом.
Азирафаэль сглотнул, поставил ноги вместе и выпрямился чуть ли не по стойке смирно, изучая ее от белых туфель на шпильках до розово-золотой помады. Белый брючный костюм с воротником-стойкой. Белый сюртук с огромными меховыми отворотами. Белая пернатая повязка на шее осуждающе смотрела на него черными глазами искусственного лебедя. И аккуратные, прямые светлые волосы, заплетенные в косу вокруг головы, как у одной дамы-политика из Восточной Европы, которую он запомнил еще много лет назад.
— О… — Азирафаэль сделал паузу, чтобы перевести дыхание. — Ваша Светлость.
Женщина подняла бровь и тоже смерила его оценивающим взглядом.
— Азирафаэль.
— Сабраэль. Хранитель чудес. — Краска отхлынула от лица Азирафаэля. — Боже мой. Как давно это было?
— Так ты собираешься меня впускать или нет?
— Конечно… — Азирафаэль порылся в кармане в поисках ключа. — Хотя сейчас я и не в подходящем настроении для светской беседы. — Он выудил ключ и вставил в замок. — Входи.
Азирафаэль повернул ключ, пока ручка не щелкнула, толкнул дверь, отступил в сторону и пропустил ее внутрь. Когда Сабраэль шагнула к порогу, то наступила туфлей в пятно пролитого на тротуар кофе. Не дрогнув, она стряхнула его с пятки легким движением ноги.
Мальчишка при виде Марион фыркнул и проговорил тихо, что бы никто кроме нее не услышал:
― Ты будто из антикварной лавки.
― Так вышло, ― шепнула она.
Остаток пути прошел без приключений.
― Тут тебя встретят, ― сказал мальчишка, когда за окном заиграл оранжевыми бликами океан, ― но учти: на старую дружбу лучше не полагаться. Всяк себе на уме. И еще… ладно, об этом потом поговорим.
Она вышла из вагона и огляделась. Ни встречающих, ни преследователей не заметила.
― Вот возьми, ― протянул ей мальчишка еще один конверт. ― Если спросит, отдашь… Смотри! Тот парень, похоже, к тебе направляется.
― Генри! ― воскликнула она, узнавая. Друг Лукаса шел к ней по перрону, расталкивая толпу мощными плечами. Приблизившись, он недовольно произнес:
― Приехала. Зачем? У Лукаса и без тебя проблем по горло. Я когда письмо получил, решил… Ладно, не важно. Он же ясно тебе сказал: из гостиницы ни ногой. А ты?
― Трое суток, Генри. Я просидела в гостинице трое суток и не выдержала. Лукас даже не заикнулся, что собирается вернуться сюда. А это…― она повернулась, чтобы представить Генри негритенка и только тут сообразила, что так и не узнала, как зовут ее провожатого. Рядом никого не было. Только стоял громадный чемодан. И блестела, отражая небо, небольшая лужица.
― Это твой? ― спросил Генри.
― Да-а… ― протянула она в растерянности. Потом… Главное: ― А где Лукас?
― Там, ― махнул Генри рукой в сторону океана. ― Уже третий день.
― Но почему? Я же его оттуда вытащила? Зачем он… ― ноги подогнулись, как хорошо, что чемодан большой и прочный. Силы, что поддерживали ее, исчезли, будто вытекли. Так вытекает вода из пробитого кувшина. Хотелось заплакать от бессилия. Но слезы это не ее оружие, плакать красиво умела Галл.
― Слушай, я не лезу в ваши с ним отношения, но…
― Он опять пошел в Бездну? ― Она должна быть сильной. Надо столько сделать! Нет! Реветь она будет потом. Если будет!
― Знаю, что ты его один раз уже вытащила, но… Сама знаешь, если ему в башку что втемяшится. Короче! Придется тебе еще раз за ним туда лезть.
― Я же просила, ― она постаралась скрыть возмущение. Почему мальчишка сказал не полагаться на дружбу? Ей? Или Лукасу? Да, она знала, любой мог ее обмануть. И Генри… Нет! Лукас? Или они оба. Она не видела босса. Ее ждали у того дома, зная, что она придет. Ее ли? Она запуталась.
Лукас поклялся, что не сунется больше в Бездну. И нарушил клятву… Что теперь вспоминать. Клятвы, обещания… Ее доверчивость… Конверт! Надо посмотреть, что оставил ей мальчишка. Нет! Он сказал: отдать…
― Ты же знаешь, ему же вечно не хватало денег…
― Денег! ― Марион в последний момент сдержалась: крик превратился в шепот. ― У него был жемчуг.
И уплыл. К боссу.
― Генри, скажи, какие дела у Лукаса с мафией? ― Что тот притон принадлежит мафии, она не сомневалась. О мафиози Марион наслушалась в гостинице всякого.
― Давай не будем здесь говорить об этом. Пошли. Я тебя отвезу в одно место… ― Генри аккуратно взял ее за локоть и поднял на ноги. Другой рукой он ухватился за ручку чемодана и удивленно крякнул. ― Чем ты его набила?
― Не знаю. Мальчишка… Негритенок…
― Все пошли. В машине расскажешь.
Локоть обрел свободу. Чемодан оказался слишком тяжел. Хотя Фриско славился своей жарой, пот, выступивший на лбу Генри, когда они подошли к обшарпанному фургончику, одной жарой не объяснить.
Марион уже сидела на продавленном диванчике, а Генри закрывал багажное отделение, когда к вокзалу подкатила тройка черных автомобилей. Из них выскочили парни с такими физиономиями, что любой угадал бы в них бандитов.
― Пригнись, ― бросил Генри, прыгнув на водительское место. Марион послушно уткнула голову в колени. Машина медленно покинула стоянку.
― Будем надеяться, они не по нашу душу, ― пробормотал Генри, ― но подстраховаться не помешает. Можешь сесть нормально. Хорошо, что сейчас утро.
Марион совсем не знала Фриско и не могла определить, куда везет ее Генри. Лукас ему доверял, значит и она может. Только может ли она верить самому Лукасу?
Дорога шла вдоль берега и Марион почти все время видела океан. Примерно полчаса прошло в молчании, потом Генри сказал:
― Так. Хвоста, вроде, нет. Можем поговорить. Что там про Лукаса и мафию?
― Меня выловил у дома Лукаса человек по имени Грег. Предложил подвезти, я согласилась.
― Дура!
Марион не обиделась. Что обижаться на правду. Дура, точнее, самоуверенная, доверчивая идиотка.
― Грег привез в… наверно, это был притон: стол для игры, номера с кроватями. Завел в комнату с таким столом. Там трое… громил пытались вытянуть из меня где Лукас и чем он занят, пугая боссом, но я ничего не знала, и… Хорошо, что ты прислал мальчишку.
― Я? Что за мальчишка? Постой, это тот, который нес чемодан?
Марион кивнула. Генри задумался.
― Опиши-ка громил.
― Ну… Грег, он за спиной стоял, я его плохо разглядела. Очень гибкий, прячет лицо под шляпой, буквы глотает и фразу строит странно.
Генри расхохотался:
― А сама? Я тебя через слово понимаю, об остальном по смыслу догадываюсь.
Марион хотела бы замолчать и так, чтоб больше ни слова. Ей казалось, что дело только в акценте.
― Ладно, не обижайся. Кто еще там был? Кроме Грега других имен не узнала?
― Еще крупный мужик, весь в черном, он вместо «ч» и «ш» ― «с» и «щ» говорит, и «у» смягчает. Имена… Чак… Нет! Руш!
― Стой! Руша знаю ― худой, пегий мужик. Он?
― Да.
― Понятно. Теперь еще и эту кучу… нечистот разгребать. Влипла же ты? И Лукас хорош! Зачем он сам-то туда полез?!
― Он отдал боссу две мои жемчужины…
― Купил все-таки! Это в чемодане?
― Не… не знаю. Мальчишка… негритенок взял его в камере хранения. Сказал: чемодан его.
― Теперь о мальчишке. У Лукаса были ребята для разных поручений…Что за негритенок.
― Нашел меня в притоне. Вывел оттуда, дал билеты, и нес чемодан… Без усилий, легко…
― Легко нес, говоришь? А я чуть руку не вывернул.
― Он еще сказал, что меня будут встречать. А потом… ушел, ― рассказывать о луже не хотелось. Генри и так ее считает… не от мира сего. Но она действительно не от этого мира…
― Вчера пришло письмо: «Встречай на вокзале в Окленде в 7.30». Я думал ― от Лукаса. Сумел он… выбраться. Высматривал его.
― Ты же сказал, что он ― в Бездне!
― Ты знаешь Лукаса. Мы почти приехали, здесь дорога плохая, не отвлекай меня.
Он ушел от ответа. Марион узнала место. Океан блестел в лучах солнца, но со скал хорошо было видно темное пятно вдали. Путь в Бездну.
Они вышли из фургончика рядом с той бухтой, где она впервые увидела Лукаса. Увидела и смотрела, смотрела, смотрела…
Он был таким… Неотразимым. Загадочным. Сильным. Тысячу эпитетов можно придумать и все они ему подойдут. Она влюбилась? Да. И бросила ради него дом. Бездну…
― Здесь я видел Лукаса в последний раз, ― сказал Генри, подходя к воде. ― В скалах ― грот, там он оставил второй комплект. На случай. Но я за ним лезть не решился. Не такой я хороший пловец как Лукас. Сейчас принесу.
(через два земных дня)
— Соане договаривался и с ними и с нами. Гнида Соане. Без вариантов все знал.
Риан раскачивался на стуле, не отводя глаз от заклеенной прозрачным антисептиком бороздки на лбу Риккерта. В его воображении кровь продолжала стекать по этому лицу красивыми черными разводами. Застывала в складках, обводила брови и крылья носа. Затекала в глазницы, превращая их в черные провалы. В его воображении посреди лба у Риккерта зияла дыра – как это и должно было быть вот уже двое суток. Этот третий глаз Риану нравился. Простой, честный и открытый. Вот уж где бы и в самом деле светился ум.
Риан подавился смешком.
Риккерт поднял взгляд. Красный смайл в правом глазу закатился в приступе отчаянного хохота, зеленый в левом игриво подмигнул и послал Риану поцелуйчик.
- Я знаю Соане. Все знают, что он давно завязан с Альенде. Все, кроме тебя, pantera negra.
Риан в бешенстве сжал кулак. Ему хотелось вбить свое детское прозвище обратно Риккерту в глотку, вместе с зубами и ухмылкой. Никто не должен произносить его имя с интонацией «ебала тупорылая».
- Эй! Он предлагал пойти под руку к Альенде. Объединить территории. Мы были согласны до поры до времени. Так что все я знал о Соане.
Оба смайла пустились в бешеный танец.
— И ты, конечно, предполагал сам перебить всю эту семейку?
Риан склонил голову на бок, любуясь дырой во лбу Риккерта, и ясно улыбнулся.
- Не в этот раз.
Риккерт поднялся.
- Я узнаю насчет Соане.
И пропал на десять дней.
До конца рабочего дня Степан не дотерпел. Перекинул два малых трактора на Родченко, пообещав отработать в первый же выходной, и слинял домой. Голова слегка кружилась от недосыпа, но мыслил он ясно, как никогда. Внутри, в области солнечного сплетения, у него горел огонь. Будто тлеющую головню проглотил.
Мать удивилась, увидев Степана дома.
— Случилось чего?
— Все нормально. Пожрать есть?
— Сейчас соберу. Так что случилось-то?
Степан старательно мылил руки, не отвечая на расспросы.
— Ты в сарае прибиралась?
— Ну.
— Куда ящик с инструментами дела?
— Да там он стоит. Степа, что случилось-то?
Подогретый суп дымился на столе, хлеб, нарезанный крупными ломтями, стоял на полке буфета. Степан схватил хлебную тарелку, другой рукой обняв мать за плечи:
— Не волнуйся. Я отпросился, у меня дело есть очень срочное и важное.
— Какое дело?
Все ей надо знать.
Днем овражик выглядел куда менее эффектно. Всего-то метра два склона, загаженного мусором, нанесенным с дороги. В этом месте никто не ходил – поле весной засеивали горохом, и осенью убирали. Кроме трактора и комбайна на этот участок никто не заглядывал. Даже интересно, почему мотоцикл Олега оказался здесь.
Степан взялся за деревянную ручку ящика и аккуратно пополз вниз, хватаясь за ветки и вытаявшие из-под снега жесткие стебли. Вот и он, убийца – полеживает себе тихонько, засыпанный снегом и рваными пакетами. Подавив подступившую к горлу дурноту, Степан принялся откапывать мотоцикл.
Когда-то он был оранжевым. Модный, чертяка – Степан себе такой хотел, но купил в итоге старенький «Минск». На «Восходы» была очередь, но раз Рохлин кооператор, то для него это не проблема.
Расчистив себе площадку на дне оврага, Степан разложил там имеющиеся детали. Да, тут было без шансов: рама пополам, вилка оторвана, бензобак разорвало в клочья. Как ему говорили, Люда погибла мгновенно – перелом шейных позвонков. Ее перебросило через водителя и впечатало в бетонную плиту забора.
Хоть бы ей не было больно.
Пусть, раз уж это случилось, то все произошло в долю секунды. Чтобы она ничего не поняла, ничего не почувствовала, просто вдохнула и уже там. Где-то там, откуда сейчас она приходит в поисках изоленты.
На том, что осталось от бака, были три синие полоски – как раз изолентой наклеенные. Типа, Адидас. Гнев сжал кулаки Степана, раздул его ноздри и заставил оскалить зубы: выпендривался бы ты, Олег, поменьше.
Интересно, а если достать этот «Восход» и восстановить. Смог бы Степан на него сесть в память о Люде? Вот так взять и поехать, зная, что этот мотоцикл убил его женщину. С другой стороны, это просто железо. Степан вспомнил их подростковые страшилки про черную «Яву» с десятью крестами. Каждый, кто ее купит, погибает, а на бачке наутро появляется новый крест.
А на этом оранжевом моднике уже целых два креста, быстро он управился. Степан внимательно осмотрел двигатель и коробку и подумал, что восстановить-то вполне можно. И даже странно, что мотоцикл оказался здесь, а не в гараже местных умельцев, которые уже бы продали его в соседнюю деревню – «небит, некрашен».
Степан сидел на корточках, обгрызая веточку, сорванную с куста, и все думал и думал о том, что случилось за пару последних дней. Пальцы правой руки бездумно шарились по мертвым внутренностям мотоцикла. Он мял какой-то шланчик, давил на него в месте разреза, погружая большой палец в расползающуюся дыру, и думал.
Стоп. Какого еще разреза?
Степан внимательно всмотрелся и понял, что держит в руках тормозной шланг. Большой косой надрез пересекал его примерно посередине. Судя по ровным краям, его сделали острым ножом. Но с таким повреждением Олег бы далеко не уехал, при первой же попытке притормозить тормоза бы провалились. Он бы не стал так разгоняться.
Хотя… Надрез сделан по косой, жидкость вытекала медленно. Если с момента надреза не прошло много времени, он мог и не заметить ослабший тормоз. Степана затрясло, потому что, как ни крути, а шланг в его руке говорил только об одном – Олега и Люду убили.
Вылез он бледный и взмокший, шел через поле, не чувствуя ног. Что сейчас делать? Идти в милицию показать шланг? Была у него такая мысль, но быстро прошла. Если этим делом они в августе не занимались, то теперь и подавно не станут. Нет, в милиции ему делать нечего.
Домой тоже не пойдешь. Там мать замучает расспросами, а он сейчас не в состоянии ее успокаивать. С Левушкиным рассорился, на работе лучше не появляться. Степан вдруг остановился как вкопанный. Постоял мгновение, а потом двинулся вниз по Садовой.
Дом на Садовой достался Галке от родителей. Крепкий, приземистый, с дощатой крышей, которую так и не заменили на шиферную. Он стоял как влитой, хоть и врос в землю примерно на полметра. Но Галка не расстраивалась – главное, что теплый и не падает, а остальное пережить можно.
Степан подошел и поморщился на покосившийся палисадник. Стоит без догляду, сразу видно – рохля живет. Жердочки тонкие, даже бабе поправить сподручно, но то ж Галка! Выросли у нее руки длинные да сильные, но жалко, что из жопы.
День был пасмурный. Худое и облезлое после зимы воронье кружило над проводами, противно каркая. Полинялые ворота покосились – наверное и не открывались уже толком. Снег Галка не чистила, протоптала себе дорожку от калитки, а ворота пусть подгнивают, напитываются талой водой – рухнут однажды, а она и не заметит. Перешагнет, в небо глядючи, да пойдет со своей козой прямо к божьему престолу.
Степан постучал в калитку и долго ждал ответа. Пришлось лезть в палисадник, чтобы подолбиться в окно. Спит она там, что ли, посреди бела дня? И точно – мелькнула в окне бледная нечесаная физиономия, похожая на артиста Милляра.
— Ой, Степушка, а ты чавой-то не на работе?
Степан отодвинул Галку плечом и вошел в ограду. Давно не метеный двор по углам был забросан мусором и полусгнившими поленьями. Жалкое зрелище, но другого Степан и не ожидал – старушечья доля такая, медленно врастать в землю, покрываясь плесенью.
— Чаю дашь?
Галка пискнула и мухой метнулась в дом.
В принципе, чего-то подобного и ожидал Степан, переступая порог ее дома. Жилища одиноких стариков похожи друг на друга и на своих хозяев – такие же неопрятные, заброшенные и жалкие. Редко какая бабулька будет скрести полы да вытряхивать половики, и уж точно не Галка.
У нее по дому громоздились завалы, среди которых она проложила себе тропинки. Если и хотел Степан поначалу снять сапоги, то быстро передумал – на улице и то чище. Галка расчистила ему место, виновато сгребла со стола заплесневелую посуду и даже повозила тряпкой.
— Ты уж не взыщи, Степушка, неубрано у меня.
Всматриваясь в залежи всякого хлама, пока Галка кипятила чайник, Степан думал – как вот она живет тут, в этом хлеву? Затыкает разбитое стекло книжкой, ложится в постель, в которой давно не разберешь, какого цвета простынь. Коза еще с ней – тут же ест, тут же гадит.
На стене висели портреты ее родителей, заботливо убранные пестрыми конфетными фантиками.
— Скучаю по матушке. Очень. Она меня любила, все по голове гладила. А потом я ее, но она меня уже не признавала. С тех пор меня никто не любил. Только Маша вот.
— С чего ты решила, что я тебя люблю?
— А куда тебе деваться? – бесхитростно возразила Галка.
— В цирк Куклачева.
— Там кошки, тебя не возьмут.
Машка вздохнула, и прошла, цокая копытцами, куда-то в дальнюю комнату:
— Тем и спасаешься. Телевизор включи!
— Не включу! Гости у нас, невежливо это, в ящик пялиться, когда человек с тобой поговорить пришел.
Вычистить бы тут все – такая же мимолетная мысль, как утром на дороге, немного приотпустила клещи на горле Степана. Немощная уже Галка, и помощь ей действительно нужна. На стенах потеки и плесень – крышу надо менять, сама она нипочем не справится, будет замерзать тут и зарастать грязью. Но так же быстро как пришла, и эта спасительная мысль покинула его голову.
Сидя перед обкусанной кружкой с каким-то вонючим пойлом, Степан мрачно смотрел на порезанный шланг.
— Что теперь делать?
Галка вся застыла, прижав руки к груди – маленькая, сухонькая мумия с голубыми игрушечными глазами.
— В милицию, наверное, надо. Пусть разбираются.
— Они уже разобрались, — сунула мокрый нос Машка. Обнюхала шланг, поморщилась, — потому он в овраге и оказался. А как ты его нашел?
Степан отхлебнул из кружки и даже не поперхнулся:
— А его мне показал комбайн Елисей в благодарность за ночную прогулку.
— Кто показал?
— Комбайн.
Машка посмотрела на него с большим подозрением.
— Степа, тебе того… поспать надо.
— Это мне советует говорящая коза?
— Как говорят, если преступление произошло, ищи того, кому оно выгодно.
Степан с Галкой уставились на Машку:
— Что? Я не права? Судите сами: Олег этот кооператор был, а у таких врагов хватает. Там, где деньги, всегда есть и загребущие руки. Мало ли кому он перешел дорогу.
Галка тихонько шепнула Степану:
— Она телевизора пересмотрела. Как «Следствие ведут знатоки» начинают показывать, ее из избы не выгонишь.
— С другой стороны, у Людмилы на ферме тоже проблем хватало. Помнишь, скандал с Иванченко?
Это случилось с год назад. Люда писала рапорт на старшую телятницу Иванченко за то, что резко перевела 20-дневных телят на снятое молоко. Они стали поносить, и Люде стоило больших трудов восстановить им пищеварение. Получился большой замес, в который втянули даже председателя Панкратова. Телятам нужны витамины A и D, обрат нужно давать кислым, в разное кормление с молоком – то есть заморачиваться куда больше обычного. В общем, вот где вылезли Людины книжки.
Иванченко яростно защищалась, писала жалобы на Швецову, но в результате погорела на воровстве молока, которое ее зять сбывал в Ачинске. Пришлось ее уволить, хоть Панкратов и не хотел раздувать скандал. В общем, недоброжелателей хватало и у Люды.
— Думаешь, Иванченко с ножом ползала в ночи, как партизанка? С ее-то брюхом?
— У Иванченко зять есть.
— Он в Ачинске живет.
Не срасталось.
Пока Степан с Машкой напряженно морщили лоб, Галка порезала хлеба, достала из буфета банку сайры и открыла ее ножом.
— Поешь, Степушка, ты совсем с лица спал, одни глазюки остались. Знаешь, я вот чего скажу. Может, я и глупая, но ты меня все-таки послушай. Люду не воротишь, а те люди, которые такое утворили, могут и еще чего сделать. А жизнь у тебя одна.
— У тебя, понятно, душа куриная. А я не боюсь.
Галка поджала губы:
— Зря. Ну вот найдешь ты виноватого, что делать-то будешь?
— Убью.
— Нахрена? В тюрьму из-за этого выродка садиться? Тебя и так жизнь побила, зачем самому-то колотиться?
Степан вскипел в одну секунду:
— Да что ты понимаешь вообще? Ты любимого человека хоронила? В могилу его заглядывала? Оставалась одна, когда пойти некуда, и места тебе нигде нет? Я же один, как волк в лесу, я просыпаюсь, и мне выть хочется.
— Чой-то ты один… Мы вон у тебя есть с Машей.
— Совсем сдурела?! – он швырнул в стену кружкой, оставив на грязной известке еще одно пятно. Галка испугалась, вжалась в стул и задрожала губами – вот-вот заплачет, как тогда, в детстве.
— Ты бы тут вещами не швырялся, — Машка была очень недовольна. – Галка тебе последнюю консерву открыла, а у нее не очень большая пенсия.
Степан полез в карман за рублем, но трясущиеся пальцы его не слушались. Да и рубля в кармане не было.
— Черт, отдам я эту консерву! Подавились бы вы ей.
— Не жалко консерву, Степушка, тебя жалко.
— А чего его жалеть, вон какой конь колхозный. Нашел себе печальку, вцепился обеими руками и бегает, трясет. Как Лешка – онанист. Чего в прошлом году не поехал в город? Зачем тут мотаешься, раз хотел ехать?
Степан даже растерялся.
— Чего ты пристала к нему? Уймись, животное, горе у человека. Это ты умная такая, а все кругом дураки. Думаешь, легко свое сердце в узел завязать, да на полочку положить? Не отпускает его Людмила.
Коза взревела, будто и не коза вовсе:
— Людмила его не отпускает? Да она перекрестилась, поди, как в гроб легла! От него только на тот свет и можно сбежать – он же липкий, как сопля зеленая. Вцепился в девку, в ЗАГС тащил волоком, всем уши прожужжал про свою железную дорогу.
— Я ее не тащил.
— Ну конечно! Сколько раз в день ты ее в универмаг водил платья показывать? Или просто над душой висел, как упырь голодный? Она уже не знала, куда от тебя щемиться. Я однажды траву щипала возле фермы, вижу, Людмила задами выходит. Думаю, чой-то – а там у ворот Степан пасется. И так каждый день.
— Это плохо?
— Да хрен знает. Просто задушил ты ее, Степа, душный ты и липкий. Даже сейчас не можешь от нее отстать. Все твои мысли все равно вокруг нее вьются, как приклеенные. Разуй глаза, нету больше Люды, только ты остался, и тебе пора свою жизнь жить. Галка дело говорит, а ты бесишься. Даже если убили их, что ты можешь сделать? Ты как баран, надрываешься, пытаешься рогами бетон проломить. А мог бы уже учиться и работать.
Степан вылетел на улицу, задыхаясь от ярости. Отшвырнул Галку, и пошел, как председатель, с ненавистью вколачивая сапоги в землю.
Браслет у Вики был чудесный. С разноцветными круглыми камешками и маленьким красным сердцем, болтающимся на жёлтом колечке.
Агата попросила:
— Дай!
— Нетушки, — сказала Вика и покрутила кулачком прямо у Агаты под носом. — Это только мой! Видишь, как блестит!
Агата заплакала.
— Ну и рёва! — сказала Вика. — Всё равно не дам.
Во время тихого часа Агата не спала.
— Хочешь браслет? — спросил её Лю. — Тогда возьми!
Агата осторожно полезла пальчиками Вике под подушку, уцепила браслет и потихоньку отнесла его в свой шкафчик.
— Это ещё что? — спросила мама вечером, увидев у дочки незнакомую игрушку.
— Это бласлет, — объяснила Агата.
— Чужой?
— Мой.
— Откуда у тебя?
— Мне Лю подалил.
— Опять этот Лю!
Папа взял Агату на руки.
— Детка, ты же у меня большая девочка? И понимаешь, что чужое брать нехорошо?
— Он не чюзой! Мне Лю сказал взять. И я взяла. Тепель он мой! Мой!
— По кривой дорожке пошла, — сказала мама скорбно. — Что-то рановато.
— А сто это — кливая долоска? — спросила Агата резонно.
— Кривые дороги хороши, если едешь на чужой машине, — пошутил папа.
— Миша, что ты несёшь?! — возмутилась мама.
— По кривой дорожке идти весело! — заметил Лю, и Агата запомнила.
Родители посовещались и вернули браслет девочке Вике, не устраивая публичных покаяний. Дескать, дочка нашла на полу, возле кровати. Мама правда сказала:
— Ещё раз услышу про Лю, задам трёпку обоим!
Учась в шестом классе, Агата завела второй дневник — для плохих отметок. Лю подсказал: «Кривые дороги хороши, когда они уводят от наказания». Она не спорила. Конечно, так было правильнее. Зачем портить пачкотнёй хоровод пузатеньких «пятёрок» и настроение родителям?
Правда открылась в конце учебного года, но актуальности уже не имела.
— Это всё Лю, — сказала Агата с улыбочкой.
— Надо отвечать за свои поступки, — сказал папа. — А не сваливать вину на какого-то Карлсона.
В спортивной секции, где Агата занималась большим теннисом, готовились к юниорскому чемпионату. Номером один была Соня. Агата чуть-чуть поддела её плечом, когда девочки спускались по лестнице со второго этажа. Соня упала и повредила колено. Агата заняла её место и отхватила кубок.
Лю одобрительно кивнул: кривые дороги хороши, если их прокладываешь сам.
На экзамене по химии Агата решила воспользоваться шпаргалкой. Пептиды-полипептиды. Формулы, похожие на пчелиные соты. Никогда не получалось верно их запомнить. Её поймали и выставили из класса. Потом разрешили пересдать, но нервотрёпка была ой-ё-ёй!
Лю пожал плечами: «Кривые дороги хороши, потому что каждый ухаб на них ожидаем».
Универ пролетел как один большой праздник. Лю помог дважды: когда сплетня про лучшую подругу Зинку позволила увести у неё обаятельного крепыша Ярика (Кривые дороги обещают больше) и когда взрослая жизнь раскрыла перед Агатой все прелести существования противоположного пола (Кривые дороги дают возможность почувствовать себя живой).
Голова шла кругом: Агата резвилась больше иных прочих. Училась между делом.
Аспирантура и защита сладились на удивление. Для подстраховки она переспала с научным руководителем (Любая дорога хороша, когда тебе наплевать на стоимость проезда).
Забеременев, Агата вспомнила о Ярике и удачно, а главное — вовремя вышла замуж.
На кривых дорогах не было заторов и выводили они точно к цели.
Бизнес мужа позволял строить жизнь по своим правилам.
Маленький Никита был очень похож на маму Агату и совершенно не похож на папу Ярика.
— Ты мой яхонтовый! — говорила бабушка.
— Я не яхонтовый, я агатовый, поправлял её Никита.
Все устремления его были связаны с автоспортом — ровно до тех пор, пока Агате однажды не позвонили из отделения полиции и не сказали, что её сын сбил семилетнего ребёнка. Выбранная дорога не позволяла нестись сломя голову. Лю и тут предложил правильный выход: нужно было договориться со следователем. Деньги в качестве убедительного довода имелись. Агата бы и хотела, но тут на горизонте возникли родители пострадавшего мальчика, и Агату заклинило. Ехать по этой дороге было нельзя, а других дорог просто не существовало.
Она упала перед Лю на колени и попросила изменить расклад. Лю долго не соглашался, предупреждал о последствиях, но Агату было не переубедить. Тогда Лю метнул кости, и сбитый мальчик в этот день оказался за городом, на даче у бабушки, а Никита въехал в металлоконструкцию, предназначенную для размещения уличной рекламы.
Агата радовалась так, будто вновь утащила яркий браслет у давно забытой девочки Вики. Она летела в больницу, где врачи гипсовали Никиту, и понимала, что Лю наблюдает за ней.
Вот только впервые он наблюдал молча.
Возможно, он был разочарован.