Александр ван дер Велле сидел на террасе своего дома и смотрел вечерние новости.
Терраса выходила на Новоженевское озеро, огромное, в затейливой раме природное зеркало, которое сама природа наделила живой амальгамой. Дно озера покрывала колония рачков, чьи панцирные пластинки обладали отражающими свойствами. В тихую безветренную погоду, когда поверхность озера обретала подлинную невозмутимость, лучи Федры, звезды класса G, отражались в россыпи живых осколков, обращаясь в огромного «солнечного зайцем», летящего в бесконечность. Александр не раз любовался озером из флайера и знал, что именно в этот предзакатный час, когда в предвкушении ночи, в безветрии сумерек, в пограничье теней, сама вселенная смотрится в это зеркало, отражаясь в нем галактической спиралью. Зрелище поистине завораживающее. Но в тот вечер Александру было не до вселенских красот — он смотрел новости.
Скандал все-таки разразился.
Собственно, этого и следовало ожидать. Макс Уайтер, беглый пират, уже однажды приговоренный к пожизненному заключению за работорговлю, был схвачен с поличным на угнанном им катере. И молчать он, разумеется, не собирался. Да и у следствия давно зрели вопросы: каким образом осужденному, очень опасному преступнику, удалось бежать с Титана-10, тюрьмы федерального уровня, известной высочайшим уровнем безопасности? Да, при наличии достаточных средств заключенный мог себе позволить сносные условия, тем более, если это приговоренный к пожизненному. Того требовала гуманитарная хартия, которую несколько лет назад ратифицировали все субъекты Федерации, но это послабление в условиях содержания отнюдь не распространялось на тюремные правила и строгости режима. Побег с Титана-10 считался предприятием безнадежным. И вдруг — пират и работорговец Макс Уайтер на свободе.
Началось следствие. Директор тюрьмы подал в отставку. Два его заместителя были отправлены под домашний арест. Так же под подозрением оказался главврач тюремной больницы, так как Уайтер был вывезен с астероида в карантинном боксе на санитарном катере. А разрешение на эвакуацию был дано инфекционистом, заподозрившим у Казака какой-то крайне опасный вирус. Правда, прямых доказательств причастности всех вышеупомянутых лиц до сих пор не нашлось. Инфекционист — да, подписал. Так он же на анализ кровь брал. Вот у него и пробирка имеется. Опечатанная. И препарат, который под микроскопом рассматривал. И там он вирус… Как нет? Чего нет? Вируса нет? А где он? Сбежал? Инфекционист попал с инфарктом в собственную больницу. Однако, полученных денег у него так и не нашли. Как, впрочем, и у всех прочих вовлеченных в эту авантюру. Сам Уайтер так же не смог назвать исполнителей. Ему в камеру передали ампулу с веществом, но кто — он не видел. Кто-то из охранников. За сутки до побега двое уволились, а третий погиб в результате несчастного случая. И вновь никаких доказательств причастности.
Но одно имя Казак все-таки назвал — Камилла Войчинская. Вот тут все и завертелось.
Разумеется, было приложено немало усилий, чтобы история не получила огласки. Адвокаты Александра, со своей стороны, так же пресекали все поползновения следователей допросить тех, чьи имена всплыли в ходе следствия. Камилла, едва только «Алиенора» совершила посадку на Новой Земле, скрылась в неизвестном направлении. Вместе с ней исчезли и сообщники, бывший боксер и хакер. Экипаж яхты Александр отправил на лечение в частную клинику. Сам он тоже довольно долго находился под присмотром врачей. Хотя уже вполне оправился от ранения. Жизнь ему спас доктор Бобков, врач «Космического мозгоеда». А кровью поделился киборг-телохранитель. DEX с того же старого армейского транспортника.
Корделия отмалчивалась. Она не обратилась в полицию и не выдвинула ни одного обвинения. И это несмотря на то, что Казак назвал ее потерпевшей. Терять ему нечего. Даже при условии сотрудничества со следствием смягчение приговора ему не светит. Еще и за побег добавят. Так почему бы не слить заказчиков? Само собой, адвокатской командой Рифеншталей, а вместе с ними и адвокатами «Майерс, Голдберг и Ко», были приняты все возможные меры по нейтрализации признательных показаний. Корделию пытались похитить? Ей угрожала опасность? За нее требовали выкуп? А где ее заявление? Заявления нет. Корделия ограничилась кратким комментарием. Никто ее не похищал. На «Алиеноре» она оказалась в качестве случайной пассажирки. И стала заложницей наравне со всеми прочими находящимися на борту.
А тот киборг, в которого Уайтер стрелял на «Сагане»? Так он все это время находился на борту старого армейского транспортника, который в то же время пристыковался к радиотелескопу. По экипажу этого транспортника Уайтер, собственно, и открыл огонь. Это же по их вине он оказался на скамье подсудимых! Это же они выдали полиции местонахождение его плантаций! Вот его и сорвало. Увидел своих врагов и выхватил бластер. А Мартин — случайная жертва. Оказался не в то время и не в том месте. Нет, никакого допроса киборга не будет. И никакого интервью. И никакого доступа к базе данных. Мартин — гражданин Федерации и резидент Геральдики. Все вопросы через адвокатов.
Александр усмехнулся. Киборг. Всегда этот киборг. Из-за него Корделия и отказалась подавать заявление. Она могла бы привлечь Александра к суду, могла бы выторговать у Рифеншталей солидную компенсацию, но она уклонилась от прямого столкновения. Кто-то из журналистов предположил, что причина ее уступчивости в том, что она женщина, и как женщина, она предпочла уйти от конфликта. Мужчина на ее месте ринулся бы в бой.
Несмотря на все усилия адвокатов, в прессу тем не менее утекли кое-какие материалы — копии протоколов дознания. Все дыры не заткнешь и кому-то из следственной группы хорошо заплатили. Оттуда и стало известно о пребывании Корделии на «Алиеноре», и о сводной сестре главы холдинга — Камилле Войчинской. Сюжет, достойный многосерийной мелодрамы. Одну сестру лишили наследства в пользу другой. Сводные сестры Трастамара превратились в сестер Глостер.* Сестра незаконнорожденная обманом добилась изгнания сестры, рожденной в законном браке, присвоив и титул, и состояние. Сестра пострадавшая решилась на восстановление справедливости.
Все гипотезы строились исключительно на романтических предположениях да на слитых в сеть показаниях Уайтера. По следу обделенной наследницы пустились самые опытные папарацци и особо азартные репортеры. Но Камилла благоразумно исчезла. Тогда ищейки принялись с упорством золотоискателей перемывать ее биографию, и на свет выплыла ее связь с Александром ван дер Велле, что послужило доказательством причастности одного из Рифеншталей, владельца той самой яхты, которую захватил Уайтер, к странным событиям. К Александру тоже ломились журналисты, но он как раз проходил курс реабилитации в частной клинике и сумел ускользнуть от стервятников. Тем не менее, имя Рифеншталей попало на первые вирт-полосы многих онлайн-изданий, в том числе и тех, которые входили в холдинг Корделии.
Александр понимал, что подвел семью, не оправдал ожиданий, и в первую очередь, ожиданий своего деда. Он не выполнил деликатного поручения и подверг имя Рифеншталей репутационным рискам. За это и будет наказан. Как? Не имеет значения. Он проиграл. Его уделом станет филиал банка на захолустной планете. Дед не объявит его наследником. У него есть внуки от второго сына — Торстена. И Александр ему больше не нужен.
Ван дер Велле налил вина и переключил головизор на другой канал. Там шло очередное ток-шоу, где перемывали кости знаменитостям. Александр всегда удивлялся этому болезненному интересу к подробностям чужой жизни. Люди могут годами следить за судьбами тех, кто представляется им избранными, отмеченными свыше. Жадно обсуждаются перипетия семейной жизни, свадьбы, разводы, измены. Смакуются промахи, несчастья и болезни. Особым спросом пользуются пикантные и крайне непристойные подробности. А уж откровения интимного характера — настоящее лакомства для такого рода гурманов, настоящий эксклюзив. И это невзирая на то, что у людей, не пользующихся известностью, все происходит по той же схеме. Вероятно, зрителям всех этих ток-балаганов кажется, будто они через подглядывание и подслушивание могут приобщиться к этому яркому, медно-звенящему миру. Этот самообман несколько скрашивает их бесцветное существование.
Александр, не вслушиваясь в происходящее, медленно пил вино и размышлял, стоит ли ему ехать с объяснениями к деду или дождаться приглашения. Он уже раздумывал, не выключить ли головизор, как вдруг ведущий ток-шоу застыл, вслушиваясь в голос редактора в клипсе, а затем радостно вскинулся, прерывая выступление одного из экспертов, деловито продвигающего свои соображения по поводу раздела имущества старой рок-звезды, подавшей на развод с очередным мужем.
— Друзья мои, я только что получил сенсационные сообщения от нашего внештатного корреспондента с Аркадии. Этот корреспондент в настоящее время находится в космопорту «Оливетти», где фанаты ожидают своего кумира рэпера SiньКу. Решение звезды дать концерт на стадионе Тюльпан стало известно буквально несколько часов назад. Еще вчера по причине разногласий, возникших между продюсером певца и городской администрацией, гастроли считали несостоявшимися, но с утра был достигнут долгожданный для поклонников компромисс. Исполнитель согласился вычеркнуть из программы две самые скандальные композиции, и администрация так же пошла на уступки. Наш корреспондент единственный, кто не покинул Аркадию, и прямо сейчас нас ждет прямое включение.
На экране головизора возникла толпа восторженных фанатов. Они размахивали псевдофакелами, цветными фонариками, голоплакатами, бейсболками с именем кумира и, кажется, нижним бельем. Прибывшие тем же рейсом пассажиры, не имеющие отношения к известному музыканту, огибали беснующуюся, скандирующую многорукую и многоголовую массу пугливым ручейком.
Пассажиры появлялись небольшими группками, проходя таможню и паспортный контроль. Рэпер еще не появился. Вероятно, он оттягивал миг своего триумфального сошествия, чтобы не смешиваться с простыми смертными. Репортер что-то невнятно, заикаясь, говорил, комментируя нетерпение фанатов. Кто-то из них время от времени начинал декламировать тексты SiньКи. Александр не находил ничего сенсационного в происходящем. И взялся за пульт, чтобы поискать новостной выпуск на другом канале, как вдруг его взгляд зацепился за вышедших в зал пассажиров.
Их было двое — русоволосый парень в толстовке, со спортивной сумкой через плечо и невысокая женщина в бесформенном, джинсовом платье до щиколоток. На ногах удобные сандалии, очки закрывают пол лица. Ничего примечательного. Но парень показался Александру знакомым… Высокий, широкоплечий, двигается уверенно, грациозно. Когда из толпы фанатов кого-то вынесло и этот кто-то едва не толкнул женщину, парень как-то совершенно неуловимо оттеснил фаната в сторону и водворил обратно в стаю соплеменников, при этом избежав вопросов и недовольства. Было что-то нечеловеческое в этой скользящей ловкости…
Александр коснулся сенсора на пульте, чтобы замедлить, а затем и остановить изображение. Перемотал назад и запустил изображение покадрово. Вот они проходят через паспортный контроль, вот выходят в зал. Капюшон толстовки почти скрывает лицо, но Александру удается найти кадр, гда парень поднимает голову, и нижняя часть лица видна довольно отчетливо. А вот еще… Профиль, скула. Он смотрит на свою спутницу. Бережно ее поддерживает. Выбившаяся русая прядь… Александр закрыл глаза. Подождал несколько секунд. Снова взглянул на экран. Сомнений нет. Это он… Мартин, уникальный, разумный киборг. А женщина? Кто она? Неужели…
Ее узнать практически невозможно. Не только из-за бесформенного, до щиколоток, платья и огромных очков. Волосы скрывает модно повязанный шарф. И двигается она как-то… не так. Александр хорошо помнил ее походку. Он часами следил за ней на Асцелле, выбирая удобный момент для встречи. Она двигалась всегда стремительно, будто шла к ясно очерченной цели. Шаг твердый, выверенный. А та, которую он видел на экране, двигалась иначе, без прежней легкости, замедленно, неуклюже. Александр увеличил изображение, чтобы разглядеть лицо женщины. Он узнал и рот, и твердый, упрямый подбородок. Да, это Корделия. Но почему она так странно выглядит? Почему прилетела обычным пассажирским рейсом, а не на собственной яхте? Хочет остаться незамеченной? Да, яхта непременно привлечет внимание. Кто-нибудь обязательно проболтается, что яхта Корделии Трастамара совершила посадку в космопорту Аркадии, и желающих на нее взглянуть наберется побольше, чем у SiньКи. Затеряться среди пассажиров, а уж тем более, оказаться в тени популярного рэпера гораздо проще. И безопасней. Все внимание будет направлено на скандального исполнителя. На скользнувшую вдоль ограждения парочку никто и не взглянет. Только зачем Корделии понадобилось рядиться в это бесформенное платье? И походку менять? Достаточно пуловера и очков.
Александр вновь запустил раскадровку. Мешали толпящиеся фанаты. Да и не удивительно, целью корреспондента были именно они и кумир, которого они встречали, а не безвестные попутчики. Эти попали в кадр случайно, и мельком отразились в зрачке видеокамеры. Но Александр все же узнал Мартина, хотя вживую видел его недолго. Гораздо основательней он изучал виновника последних событих в цифровом формате.
Без посредничества записывающей и воспроизводящей аппаратуры он видел его только на станции «DEX-company», где договаривался с Уайтером. Киборг неподвижно стоял в пяти шагах за спиной пирата и наблюдал за людьми пустыми глазами. И лицо было кукольным, застывшим. Нет там никакого разума. И чувств тоже нет. Машина. Хорошо отлаженный механизм. При взгляде на него, следующего за Уайтером, Александр поразился этой механистичности. Не ошибся ли он? Тот ли это русоволосый парень, с которым Корделия ела мороженое в детской кондитерской?
Александр столько раз пересматривал эту запись. И каждый раз напоминал себе, что видит перед собой киборга, настолько безупречно живым был тот, на кого с такой нежностью смотрела сидящая напротив женщина. И как светился в ответ на эту нежность он, созданный искусственно, подчиненный диктатуре процессора, действующий согласно программе, продукт генной инженерии и нейрокибернетики. Те же нежность, забота и внимание. И без малейшей фальши. Все живое, трепетное, искрящееся. И вдруг — эта непроницаемая маска. Правда, на появление Александра киборг все же среагировал. Узнал. «Я знаю, кто ты» — говорили его глаза. Александр тогда почувствовал набежавший холод. Возможно, ему стоило опасаться киборга. Но удар нанес человек. А киборг не успел вмешаться. Или не захотел. Тот самый киборг, чью недавно обретенную жизнь Александр почти разрушил. И вот он снова в ипостаси человека, и тем, кто вокруг, даже в голову не приходит, что среди них находится разумная машина-убийца, вот этот самый высокий симпатичный парень, так заботливо опекающий свою спутницу, так умело играющий в телохранителя. А спутница… Александр пригляделся. Нет, не может быть! Она же… беременна! Что?! Корделия беременна?
Александр снова коснулся сенсора. Стоп. Свободное платье, конечно, скрадывает постигшее Корделию изменение, но если присмотреться. К тому же, у нее изменилась походка. Да и внешне…
Корделия появилась на пресс-конференции через пару дней после возвращения на Новую Москву. Отвечала на вопросы. Отвечала очень уклончиво. Обозначила все происшедшее как выходку беглого пирата. Сначала попытался отомстить команде старого транспортника на «Сагане», затем захватил яхту «Алиенору» (как ему это удалось, она не знает), дальше попытался взять выкуп за пассажиров. Когда владелец яхты привез ему требуемую сумму, он этого владельца ранил. То есть по ее версии Александр выходил едва ли не героем. Отправился один на переговоры с террористом. Правда, никто не понял, кто же этого террориста обезвредил. Корделия сослалась на тайну следствия, намекнув, что благодарить за спасение следует команду все того же транспортника. Справились с Уайтером один раз, справились и второй. И тот же полицейский корвет «Сигурэ», как и в первый раз, оказался поблизости, взял беглого зека на борт и доставил по месту уже пожизненной прописки. Об уникальном киборге, краеугольном камне всех событий, ни слова. Ни обмолвился о нем и полицейский Роджер Сакаи. И капитан «КМ», которого вездесущие журналисты выловили на Новом Бобруйске, ответил так же уклончиво. По его словам, взятый ими на «Сагане» раненый сначала долго находился в медотсеке (это киборг-то!), потом лежал в каюте, время от времени просыпаясь, чтобы поесть и посетить санузел. Ну да, киборг. И что? У них своих двое. Где два, там и третий. Нет, разницы не заметил. Получили с «Алиеноры» сигнал бедствия. Прибыли на заброшенную станцию. А там как раз беглый пират бесчинствует. Владельца яхты едва не убил, катер угнать хотел. Помогли, задержали. А киборга вернули хозяйке. А больше ничего не знаем.
Александр усмехнулся. Знают, все они знают. Но следуют той же «генеральной линии» — прикрывают своих киборгов. Корделия потому и отказалась от судебных претензий, сразу дала «добро» своим адвокатам на взаимовыгодное урегулирование конфликта без привлечения официальных властей. Выводит из-под удара своего кибермальчика. Потому что, если начнется настоящее следствие, с поиском всех улик и привлечением к ответственности всех подозреваемых, то непременно выплывет ключевая роль разумного DEX’а, его неоспоримая ценность. Суд может затребовать и его допросов, и тестов, и сведений, хранящихся в его памяти. Этот киборг — главный участник и главный свидетель. А это, в конечном счете, сделает его еще более известным, и еще более ценным.
О нем и его отношениях с Корделией уже ходит немало слухов. Периодически появляются статьи, выскакивают размытые ролики. Нашелся даже редактор-камикадзе, опубликовавший какие-то снимки с Геральдики, за что тут же схлопотал судебный иск. Регентский совет весьма ревностно следит за тем, чтобы никакие материалы не публиковались без согласия официальных лиц и главных героев этих публикаций. Тут правило, что черный пиар тоже пиар, не работает. И адвокаты Корделии с тем же азартом отслеживают все касающиеся ее репортажи.
Александр заметил, что к слухам о ней самой Корделия относится индифферентно, а вот упоминание Мартина не остается безнаказанным. Его как будто и нет. Не существует. Когда ее все же вынуждают отвечать на вопросы об уникальном киборге, она отделывается фразой, что ее задача состоит в том, чтобы оградить его от излишнего внимания. Вот и ограждает. Перетягивает это внимание на себя. Даже согласилась на еще одну пресс-конференцию. Уже через месяц после освобождения «Алиеноры». Александр тогда обратил внимание, что она выглядит бледнее обычного. Да откровенно плохо она выглядит! Кто-то даже задал бестактный вопрос о состоянии ее здоровья. Корделия его проигнорировала. Так вот значит в чем причина… Она уже была беременна.
Александр встал и нервно прошелся по террасе.
Это меняет дело. Это кардинально меняет дело! Потому что это вполне может быть его ребенок… Тогда, на Асцелле, он только предполагал, зачем Корделия отправилась в клинику Гриффита. Гриффит — генетик, а не репрудоктолог. И специализация клиники соответствующая. В клинике скорее изучают генетические нарушения, ищут способы их устранения, а вот напрямую производством клонов или генетически совершенных детей не занимаются. Поэтому обращение туда Корделии не сразу связали с надеждой обзавестись потомством.
Александр пытался найти подход к Гриффиту, даже намекал на щедрые пожертвования, но тот будто бы не понял. Врачебная тайна, интересы пациентки… Уже много позже, на «Алиеноре», когда Александр лежал в медотсеке, Камилла рассказала ему о завещании и о том, что сводная сестра предложила ей сделку: владения Трастамара за жизнь Мартина. Камилла тогда злорадствовала, торжествовала. Даже несмотря на неудачу с киборгом, она все равно оставалась в выигрыше. Потому что у Корделии не может быть детей. Камилла тоже подкатывала к Гриффиту, даже угрожала, а ее хакер Креветка взломал базу данных клиники. Профессор обещал подумать, а в базе данных сведений о Корделии не оказалось, только самые общие: возраст, рост, вес, группы крови, резус-фактор. Вероятно, более важные сведения профессор перебрасывал на инфокристалл, чтобы уберечь от взлома.
— И к чему вся эта секретность? — хорохорилась Камилла. — Сестрица сама мне во всем призналась. Да, она хотела заделать ребеночка, чтобы и после сорока пяти пользоваться чужим добром. Но… опоздала. Поздно ей детьми обзаводиться. Папаша-то условие поставил, чтобы не пробирочник, а самый что ни на есть настоящий детеныш. И не клон, а чтобы два родителя. В общем, в обмен на этого ее киборга, чтоб только его не трогали, она обещала сразу по возвращении признать меня законной наследницей и даже совладелицей.
«В обмен на этого ее киборга…» Ну почему? Почему она так к нему привязана? Александр поморщился. Это же не человек, качественная имитация. Есть же полноценный, живой мужчина, готовый стать для нее всем. И союз этот может быть заключен не по причине юношеской влюбленности, которая быстро проходит, а на основе более фундаментальной. Они могли бы вместе покорить Галактику. У них уже и наследник есть. Юный принц. Почему он так уверен? А если это не его ребенок? Его. Он уверен. Корделия не могла так легко и просто найти другого мужчину. Второе помрачение рассудка ее вряд ли настигнет.
Тогда ее отбросило рикошетом. Стрельба на «Сагане», исчезновение бесценного киборга (опять этот киборг!)… И еще, с ней что-то случилось. Ах да, теперь-то он знает что. Гриффит сказал, что ее попытка обзавестись наследником не удалась. Сразу три удара. Вот она и дала слабину, невозмутимая Корделия Трастамара. Она же не киборг, она — женщина, слабая, одинокая женщина. А женщина, какой бы сильной и независимой она не казалась, время от времени нуждается в защите, в ощущении безопасности, пусть даже иллюзорной. Если бы Камилла тогда не форсировала события, если бы позволила Корделии еще на пару дней остаться на Асцелле, у них с Александром могло все получиться. У него был бы шанс, но обделенной наследнице не терпелось. Она жаждала реванша. К тому же, свою роль сыграла ревность. У Камиллы еще не было доказательств, но она уже обозначила соперницу. С восстановленным именем и владениями на такой планете как Геральдика, Камилла вполне могла бы рассчитывать на брак с представителем семейства Рифеншталей. Союз был бы взаимовыгодным. Единственным препятствием оставалась Корделия. Александр подозревал, что Камилла каким-то образом, получив выкуп, рассчитывала избавиться от сестры. Пусть даже это и возведет ее в ранг недобросовестной наследницы. Сладость мщение многое искупает. Возможно, Камилла рассчитывала и его, Александра, обмануть. Но Уайтер своим вмешательством разрушил ее планы и даже, как это не парадоксально, спас Корделии жизнь. Судьба бывает оригинальна в выборе исполнителей.
Возможно, Корделия что-то такое подозревала, потому и согласилась стать только свидетелем. У нее в настоящий момент другие заботы. Ей не до судов. Александр почувствовал что-то вроде радостного возбуждения. У него родится ребенок. Сын. Наследник. Пусть его миссия останется несостоявшейся и он не оправдал надежд деда, но приз он все-таки выиграл, тайный приз, о котором еще никто ничего не знает, но который непременно приведет его на вершину.
Мелодичный сигнал у входной двери прервал его мысли.
«Это еще кто?»
Попасть на территорию принадлежащего Александру поместья мог либо ближайший сосед, либо официально заявленный гость, либо близкий родственник, внесенный в базу данных служебных киборгов. О визите любого другого, не входящего в списки избранных, Александра уведомят заблаговременно, чтобы он мог принять решение — допускать гостя или нет. Если же звонок в дверь раздается неожиданно, это означает, что визитер из числа тех, кто хорошо известен. Александр вывел изображение с внешних камер прямо на головизор. Высокая, худая блондинка. Кристина, жена его дяди Торстена. Потому и без предупреждения. Все члены семьи Рифеншталей в базе данных.
«Какого черта ей тут понадобилось?»
Гостья посмотрела прямо в объектив камеры — у нее были красивые, льдисто-голубые глаза — и приветливо улыбнулась.
— Открывай, Алекс, я знаю, что ты дома.
Он отправил сигнал с пульта на внешнюю панель и начал неторопливо спускаться в холл. Внизу мягко щелкнула входная дверь. Гостья вошла. Остановилась, ожидая, когда хозяин дома спустится вниз. Александр застыл на нижней ступени, изучая родственницу.
Он видел Кристину Рифеншталь всего несколько раз в жизни, во время семейных сборищ — свадеб, помолвок, похорон и поминок. И ни разу с ней не говорил. Вернее, она не удостаивала его этой чести. Лишь отвечала холодным кивком на приветствие одного из многочисленных кузенов. Она была невесткой самого Альфреда Рифеншталя и матерью его внуков, а после смерти Ингвара, старшего сына, женой наследника престола. А таких, как этот Александр, двоюродных и троюродных братьев, племянников, было не менее двух десятков. Кто он для нее?
Кристина происходила из не менее могущественного финансового клана — Морганов, чьим прародителем, согласно легенде, называли пирата Генри Моргана. До сих пор не опровергнуты слухи, что фундаментом для концерна J.P. Morgan послужили отнюдь не скромные и честные заработки Джуниса Моргана, официально признанного основателем, а награбленные сокровища Генри, которые более двухсот лет хранились где-то в пиратском схроне. С тех пор Морганы не давали повода усомниться в их приверженности законам и демократическим ценностям. Если семейством и предпринимались какие-то действия, то в строгом соответствии со всеми кодексами.
«Morgan Stanley» открывал филиалы, инвестировал в стартапы, кредитовал бизнес, раздавал гранты и заключал взаимовыгодные союзы. Брак Кристины и Торстена Рифеншталя стал именно таким союзом и обещал принести немалые дивиденды. После смерти Альфреда Торстен становился главой династии, а следовательно, и его жена всходила на трон. Две финансовые империи должны были слиться воедино.
Внешне Кристина была довольно заурядной. И происходи она из семьи малообеспеченной, носить ей до конца жизни ярлык «серенькой мышки». Да, она была высокого роста, модельных пропорций, но казалась какой-то нескладной, будто собирали ее из костей, подходящих только приблизительно, будто все идеально подходящие уже разобрали и пристроили, а ей досталась некондиция по нижней границе. Поэтому как бы Кристина не старалась, как бы не держала спину, какие бы уроки пластики не посещала, к каким бы хирургическим процедурам не прибегала, подлинного светского лоска, аристократической, небрежной элегантности она так и не приобрела. Очень светлые, неестественно прямые волосы, очень белая, до болезненности кожа (она полагала это за признак аристократизма), подправленные хирургом мелкие черты лица. Попытка сделать их более выразительными.
— Кристина, что ты здесь делаешь?
— Да вот, решила тебя проведать. — Она улыбнулась, обнажив идеальные зубы. — Ты же у нас пострадавший. Жертва террориста.
Александр хмыкнул.
— Со мной все в порядке. Я здоров. Но за заботу спасибо. Выпьешь что-нибудь?
— С удовольствием.
Они вышли на террасу. В доме, кроме Александра, никого не было. Обоим своим слугам, дворецкому и пожилой горничной, Александр дал выходной. Кристина шагнула к перилам и взглянула на озеро.
— Красиво здесь.
— Да, красиво, — равнодушно ответил Александр.
— Говорят, на Земле когда-то тоже так было, и на берегах озер строили виллы.
— Это было давно. Что будешь пить?
— У тебя есть ром?
— «Captain Morgan»? Мне казалось, что такие утонченные дамы как ты пьют Martini или Cinzano, в крайнем случае, терпкое мерло. Но ром! Это же пиратский напиток.
— Так наш предок и был пиратом. Разве ты забыл?
— Вор и разбойник? Не вижу, чем тут гордиться.
— И что с того? Предок пират ничем не хуже предка безумца. Безумца королевской крови.
Александр уставился на нее в недоумении. Кристина изобразила неловкость.
— А ты не знал? В роду Трастамара была некая Хуана Безумная. Дочь Изабеллы Кастильской. Возила по стране тело умершего супруга, не позволяя его похоронить. Ничего не напоминает? Одна — гроб с мертвецом таскает, а другая — транспортировочный модуль с киборгом.
— Я не понимаю…
Кристина неожиданно улыбнулась. Взгляд льдистых глаз смягчился.
— Извини, дурная шутка. Сам понимаешь, в нашей особенной семейке и юмор становится… специфическом. Ладно, ты мне ром обещал.
Александр, все еще обескураженный, встал и направился к бару, где шеренга дорогих и редких напитков ожидала своих ценителей. Когда он повернулся к Кристине спиной, то внезапно почувствовал, что его укусил москит. Чуть пониже левого уха. Необычное поведение для насекомого в это время года. Местная кровососущая мелочь обычно не доставляла особых хлопот, довольствуясь эритроцитами эндемиков. Их яд, который они впрыскивали под кожу жертвы, обладал лишь легким антикоагуляционным эффектом. По этой причине особых мер не предпринималось. В период их активности колонисты обходились высокочастотными излучателями, которые распугивали насекомых, не позволяя им собираться в атакующий рой. Избыточное количество яда могло вызвать внутреннее кровотечение. Но время их брачной активности уже прошло. Откуда взялся этот припозднившийся кавалер? Впрочем, вреда от него не будет. Нет даже зуда.
Александр вернулся к столику с двумя бокалами «Captain’а Morgan’a». Кристина что-то искала в своей крошечной сумочке. Александру она показалась еще более бледной.
— Тебе не холодно? — заботливо осведомился он. — Может быть, вернемся в гостиную?
Федра уже скрылась за горизонтом. Небо налилось сине-зеленой густотой, обращаясь в тяжелый, почти непроницаемый полог, висящий на серебряных гвоздиках звезд.
— Нет, — ответила Кристина, — здесь хорошо.
Она взяла бокал и как-то поспешно, неаристократично хлебнула. У нее дрогнула рука. Что это с ней?
— Ты мне что-то хотела сказать? — спросил Александр, в свою очередь пробуя напиток.
Он не любил ром, но как человек воспитанный считал своим долгом разделять пристрастия дамы.
— Когда ты собираешься к деду? — спросила гостья.
— Ты имеешь в виду Альфреда? Он мне скорее двоюродный дядя, чем дед, а я его внучатый племянник.
— Хватит прикидываться, Алекс. Альфред тебе не дядя, он твой дед. Родной дед. А Ингвар — отец.
Александр застыл.
— Откуда ты?..
— Вот представь себе знаю.
Она снова сделала глоток. Тыльной стороной руки, тоже очень бледной и тонкой, вытерла рот.
— Я расскажу тебе одну историю.
— Какую историю?
Александр почувствовал, как между лопаток выступил пот.
— Жила-была одна девочка. Самая младшая в семье. Ни красотой, ни талантами не отличалась. И никто не обращал на нее внимания. Сестры и братья у нее были дерзкие, непослушные. Первые в школе, лучшие в колледже. Надежда и гордость родителей. А младшая — посредственность, с бесцветными глазами и волосами. Этим старшим прочили успех и славу, блестящее будущее. Правда, старший брат разбился, участвуя в хлоридских гонках. А средняя сестра умерла от передоза, но они же были такими талантливыми. Особенными. Остались двое, еще один брат и та самая младшенькая, бесцветная. Второй брат был поскромнее, стал финансистом, занялся семейным делом. А бесцветную выдали замуж. По расчету, разумеется. Во имя деловых интересов. За некого Торстена, раздолбая и пьяницу, совершенно бесперспективного. У него был старший брат Ингвар, в котором старый скряга души не чаял и которого прочил себе в наследники. У этого Ингвара уже были дети, и потому Торстену суждено было всегда оставаться в тени, на вторых или даже третьих ролях. А вместе с ним и его жене. Оставаться такой же бесплотной тенью, какой она была с детства.
— Зачем ты мне все это рассказываешь? — прошептал Александр.
У него участился пульс. И пот выступил уже на висках, а спина вся стала мокрой.
— Скоро узнаешь. Очень скоро. — Рот Кристины многообещающе искривился. — И вдруг жена Ингвара умирает. Ее и детей находят мертвыми. Обвинили горничную. Якобы это она их отравила. Идиоты. — Рассказчица презрительно фыркнула. — Cui prodest. Ищи, кому выгодно.
— А кому? — тихо спросил Александр.
— Нам, Алекс, нам, Морганам. Нам выгодно прибрать к рукам денежки Рифеншталей. Последние десять лет для нас были не столь удачными, как предшествующие. Несколько фирм обанкротились. Но мы же происходим от пирата. Помнишь? А Генри никогда особо не задумывался, когда испытывал денежные затруднения. Брал все, что ему нужно. Мы, его потомки, вынуждены вести себя благопристойно, но это не значит, что мы не умеем этого делать.
— Так значит первую жену Ингвара…
Александр почувствовал легкую дурноту.
— Да, именно. Но я в этом не участвовала. Сам понимаешь, жена Цезаря… Ингвар впал в депрессию, и мы уже почти праздновали победу, как вдруг он снова женился. На этой… как ее… твоей матери. Пришлось поторопиться.
— Так вы и его…
— Что ж поделаешь… Такова жизнь. Если не ты, так тебя. Но я опять была в стороне. И все казалось бы получилось. Торстен остался единственный наследником, я — его женой. Следует признать, что когда это произошло, он изменился к лучшему. У него появилась цель. Он бросил пить. Занялся делом. Я даже им… горжусь. — Кристина сделала еще один глоток. — Твоя мать вышла замуж за этого неудачника ван дер Велле, этого бедного и очень дальнего родственника. Потом родился ты. Через два года после смерти своего отца. Твоего биологического отца.
Александр чувствовал, что ему не хватает воздуха. Он судорожно вдохнул.
— Откуда мы это знаем? — продолжала Кристина. — Знаешь, нам со временем стало интересно, почему Альфред так о тебе печется. Оплатил твою учебу в самом престижном университет, продвинул по службе, ввел в правление инвестиционного фонда, а ведь ты всего лишь семиюродный внучатный племянник. Таких у Альфреда целая команда, но облагодетельствовал он именно тебя. И тогда мы решили разговорить его адвоката, Рема Аддисона. Старик, конечно, упирался, твердил об этике и верности клиенту, но в наше время есть очень действенные средства.
— Вы что же… пытали старика? — Александр задыхался.
— Зачем же? Это был всего лишь амитал натрия. Увы, у него не выдержало сердце. Ты же наверное слышал, что он недавно умер.
— Да, слышал…
Александр попытался встать, чтобы взять видеофон, но ноги его не слушались. Он в ужасе взглянул на Кристину. Левый угол ее рта подергивался. Она наблюдала за Александром с каким-то нездоровым любопытством.
— Мне плохо… там в комнате медицинский бокс… Принеси.
— Тебе уже ничего не поможет, Александр. Ты умираешь. Твоя кровь сгущается и через десять минут твои артерии забьются тромбами. Я до последнего надеялась, что мне не придется этого делать. Когда этот пират тебя ранил, я усмотрела в этом знак судьбы. Кто-то другой, не я. Ты… ты был мне даже симпатичен. Да и не твоя вина, что Альфред заставил твою мать зачать ребенка в пробирке. Но ты выжил. И остался наследником.
— Какая ты… жалостливая…
Александр упал на колени. Дышать становилось все труднее. И ночь сгущалась уже не только над головой, она стекала ему в глаза.
— Алекс, прости, я не хотела. Я действительно не хотела, но это ради детей…
Александр уже ее не слышал. У него звенело в ушах. Их тоже забивало, затягивало чернотой. Пятно сознания медленно сужалось. Но оно еще было достаточно ярким, отчетливым. Там еще жили, двигались его мысли, его воспоминания. Там в этом последнем солнечном блике он все еще видел высокого русоволосого парня и женщину в длинном бесформенном платье.
— Ради детей… — беззвучно проговорил он.
И на последнем, укороченном вздохе Александр торжествующе улыбнулся.
Пышная дама, ярко одетая и откровенно покачивающая задом, торжественно вошла в зал, игриво теребя завязки капора. Все мужчины с интересом уставились на нее, только Диана демонстративно сидела спиной, не поворачиваясь на шум, но особа не спешила с рассказом…
– Что с ней? – сходу налетел Росланг. – Жива? В каких условиях содержат? – Линдси, с которого сорвали головной убор, прекратил кривляться и серьезно доложил:
– Комнатка мелкая, три на два, спала на нерасправленной кровати под двумя плащами. Синяк на лице – след от камня, или типа того: упала при падении. Побоев нет. Чуть не порезалась – орала: «Не выйду за Лизарда!» – Линдси ухмыльнулся, глядя на переваривающего информацию храмовника, и издевательски продолжил. – Можно красть и к настоящему жениху везти. Только как клетку распотрошить под носом у хозяина?
Алан только рукой махнул, подсаживаясь обратно к столу, и, снова хватаясь за перо. Размашистая длинная подпись подсыхала, присыпанная мелким песком.
– И давно в ордене учат письма подделывать? – Харди сильно сомневался, что такой документ их не подведет.
– Берите, читайте. – Со злостью, Росланг сунул им бумагу под нос.
– Да, чего мне, жить надоело?! – Линдси, знавший буквы с ранних лет, предпочитал долгие лета, при условии отсутствия носа в чужих письмах. Храмовник достал кольцо с цепочки на шее, и припечатал, пока горячо.
– А написано там, что я, рыцарь древнего ордена, властью, данной мне, требую начать сбор партизанских отрядов в лесах у города. С вечера и во время свадьбы, огни жечь, телеги смоляные подкатить. В бой не вступать. Орать громко. К полудню скрыться в лесах, а позже, разрозненными группами тайно, двинуться в Выселаг, по дороге собирая всех пригодных к мечу и вилам. Война. – Маленькая бумажка, скрученная в цилиндр, отправилась в жестяную капсулу на черной вороновой лапе. – Лети спокойно, Рохан, сбивают только голубей. А ты птичка умная, ты доберешься. – Алан погладил косящего черным взглядом, будто все понимает, питомца по пернатому затылку и хлопнул по столу, призывая взлететь.
***
Окруженный город содрогался от уличных плясок и радостных песен, иногда слышались особо похабные частушки. Ночные гуляния подкреплялись островками с бесплатным мясом, элем и сладостями. Циркачи устроили представление на центральной площади под окнами дворца, выдыхая огонь и подкидывая в воздух разноцветные шары, они привлекли к стенам замка большую толпу горожан, веселящихся, несмотря на перекрытые ворота города. Люди пришли со слюдяными лампами, где в полупрозрачном колпаке плясал огонек фитиля. Со стороны смотрелось, будто добрая сотня ярких мотыльков готовится к волшебному полету. Но вся эта чепуха и романтика мало волновали Вульфа Шеллерта, поглядывавшего в распахнутое окно, в то время, как дописывал очередное письмо.
Можно было дать задание распорядителю, но не было доверия. Мерзавец пропах фальшью. В этом городе сложно было удержать власть, рассчитывая лишь на жестокость и страх. Хотелось контролировать все самому, только не хватало ни рук, ни головы. Закончив с планом рассадки знати и с очередным приглашением на вечернее торжество, Шеллерт откинулся в кресле и поместил оба сапога на стол. Его не покидало ощущение, что все, что он сейчас делает, от безобразного разгула на улице, до распоряжений о свадьбе – дело абсолютно пустое.
Несмотря на столь высокую поддержку и большие ресурсы клана, он мало верил главному и не очень рассчитывал на Альбийский престол. Тщеславное желание уже полгода подкреплялось немалыми успехами, и, теперь, когда Гвендолин оказалась в его руках, казалось бы, от короны Шеллерта отделяло несколько часов. Несколько часов и еще, допустим, год, чтобы появился наследник. Что будет огромной победой для всего клана. Но, как заметил Вульф, важные вопросы, измотавшие не один ярд его нервов, так просто не решаются! Он снова выглянул в окно, встревоженный и злой взгляд сразу же встретился со взглядом лучника на балконе, второй человек засел на соседней крыше, третьего не было видно, но он был. Чувствовался запах еле тлеющей трубки, перебивая другие еле заметные дуновения. Тем не менее, временного хозяина самого охраняемого, в данный момент, замка охватило беспокойство. Они украдут ее! Шеллерт схватил графин и два бокала и хлопнул дверью: этот вечер стоило провести рядом с невестой.
По дороге встретились слуги, они тащили большую корзину с едой, фруктами и нераскупоренными бутылками.
– Куда? – Вульф опешил, осознав, что не дал инструкций, что делать с подарками ко двору.
– От герцога Бардоса. – Слуги проигнорировали вопрос и указали лишь адресата. Шеллерт, зажавший подбородок, чтобы не ругаться вслух, оглядел оставшиеся пару десятков футов прямого коридора до «покоев» принцессы – вопросов не возникало.
– Это отравлено! – схватил увесистую корзину и швырнул за замковые стены, прямо на макушки празднующих горожан. – Все передачки только мне! Никакой еды и напитков ее высочеству от чужих! И поторопите швею! Как только будет готово – сразу надевать. Вам все понятно?!
Чувствовать себя наседкой лакомого каждому хищнику яйца было омерзительно! Дворянство уважало права Гвинелан на золотой стул, но не преминуло бы отхватить кусочек привилегий и влияния. А вот его, Шеллерта, мало зависящего от них, боялись и ненавидели настолько, чтобы причинить ей вред? Вульф был незаконным сыном, и в его крови – гремучая высокородная смесь, только сообщать раньше времени он никому не спешил, надеясь получить все почти законно.
Девчонка спала, уткнувшись носом в зажатый кулаком конверт. Она была даже красива, эта слабая и, в одиночку нежизнеспособная, почка новой власти. Ее светлые волосы разметались по плащу и пахли горькими травами. Невинная детская вера в добро и зло, в справедливость и любовь. Это даже злило: Вульф не предполагал, что наследница окажется защищена от него душевным огнем. Что ж, сомнительно, что остальные об этом знают, а потому, Шеллерт спокойно уселся за столом и не спешил уходить.
Нос выцеплял неприятные детали: валяющаяся под кроватью подушка топорщилась несъеденным завтраком внутри себя, крепкие жесткие ботинки на ногах спящей невесты поверх покрывала, как готовность к побегу в любую секунду, пахли пожаром. Но, больше всего, привлек внимание плащ с мужским знакомым запахом. Черная соболиная оторочка в палец шириной по вороту-стойке. Гардкорц, а это был именно он, с еле заметными свободными короткими рукавами и серебряными чернеными пуговицами. Глубокий окатый капюшон, пузатая эмблема ворона на верхней застежке… ошибки быть не могло! Шеллерт схватил плащ и рывком сорвал с девчонки. Бестия проснулась, схватилась, с ужасом, за край подбоя и не желала отдать. Откинув почти отобранное ей обратно, мужчина схватил выпавшее письмо. Пробежал глазами, чертыхнулся. Смял, затем сунул в карман на груди.
– Стража! – раньше обычного, словно стояли под дверью, вломились двое. – Перевести в башню! Сейчас же! Сюда девку, и чтоб спала под плащом. Принцессу напоить и накормить. Насильно. В замок никого не пускать. Все, кто из дозоров – в таверну! Наряду не сменяться! И пошлите за платьем! Дердена ко мне!
***
Почти поверив в лучший исход, и, успокоившись, Гвен провела весь минувший день в своей клетке. Похититель приходил дважды, сначала хватал за подбородок и долго ругался, увидев свежий порез. Выкинул все ножи и вилки. Пообещал, что если миледи пристало убиться, то он найдет ее в аду. Звучало угрожающе, и даже романтично. Потом бранился, что она не так мила с «законным женихом» и пытался коснуться губами виска. Гвен впервые видела, как человека отбрасывает ударом молнии к стене… не пытаясь сдержать смех, она лишь прикрыла рот рукой. Рассерженный мужчина встал с пола и был страшнее черной тучи. Поведав ей, что защита, вероятно, ослабла, раз не бьет насмерть, он сообщил, что брачная ночь теперь принципиальна, а вся эта ерунда пройдет сразу после «приговора священника».
К обеду, забежав на пару минут, и, убедившись, что пленница ест, Шеллерт швырнул ей на кровать De omnibus Veneris Schematibus, или «Любовные позы» – красочно и подробно иллюстрированную книгу «для просвещения в супружеском долге». Зашедший позже и боязливо оглядывающийся стражник, с удивлением, застал ее за листанием подобной литературы… он сообщил ей о новом плане побега. Предполагалось принять отраву, которая погрузит Гвен в мертвый сон. Через пару дней, после похорон, она очнется у надежных людей и будет свободна. Девушка сомневалась, что это истинный план храмовника, но согласилась, в надежде иметь запасной вариант. Стражник намекнул, что «некто высокопоставленный тоже на ее стороне».
Засыпала девушка сразу после разыгранного ужина, готовясь к скорому похищению. Ведь Алан писал: «Жди свадьбы», а свадьба уже утром. Что же это, вообще, за слова?! Звучит так двузначно и веско, словно предложение сбежать. Словно не для чужого человека он ее похитит. Что это, вообще, за странная сила хранит ее? Может, после побега, у них будет всего пара минут, чтобы объясниться? Если бы не страх, она наверное, обняла бы его, а, почувствовав, что он тоже прижимает ее к себе, даже поцеловала бы… робко… в щеку!
Мечтая о скором решении ее тревог, девушка уснула, чувствуя жар румянца на щеках. Казалось, что все уже решено и безоблачно!..
Вечером ворвался Шеллерт и каким-то образом все узнал! Он вырвал записку и отобрал плащ. Без теплой вещи было одиноко, как без родного человека.
– Завтра тебя сменит девка, так что можешь не волноваться. – Вульф зло потрепал пленницу по щеке.
– Как?! Разве мы не женимся? – в глазах принцессы читались волнение и ужас.
– Церемония – бессмысленный риск. Тебя там не будет. Похитить? Обесчестить? Просто убить по дороге, лишь бы свадьба не состоялась? Такие у тебя друзья! – Злой взгляд стал ему ответом. – Под венец пойдет другая. Она произнесет «Да» под густой вуалью, священник подпишет нам бумаги и отдаст. Дальше брачная ночь и консумация брака, ты станешь им не нужна. Преследования прекратятся, слышишь? Я, Лизард, (это имя он выплюнул с презрением и ненавистью), человек чести… как ты слышала. Все произойдет после церемонии и после проверки твоей невинности на городской площади.
– Что-о-о?! – Гвен не верила своим ушам! Унизительная, давно забытая процедура проводилась последний раз столетий пять назад. Девушка, зачавшая непорочно, была положена в главном соборе на алтарь, и старик-священник, произведя процедуру, показал всем окропленную девственной кровью тряпицу… при мысли, что придется оголить ноги перед толпой и пройти такое унижение, у нее волосы на макушке зашевелились!
– Проверку пройдет тоже она. А ты будешь ждать меня здесь. С тобой мы разберемся ночью. – Мужчина швырнул на кровать уже знакомую книжку в кожаном переплете. – Ты изучила, а то пользы от вас, родовитых! Служанки хоть знают, откуда телята рождаются!
– Телята рождаются от коровы. – Зло ответила принцесса и скрестила руки.
– Я сказал: прочти и изучи. И ешь хорошо. Если поднос останется пустым, накормлю лично. Все поняла?
Девушка кивнула и мстительно – издевательски покорно – произнесла:
– Да, господин мой Лизард. Исполню в точности. – Мужчина скривился и хлопнул скрипучей дверью. Вышло не очень эффектно.
С башни снова потянуло крепким хорошим табаком. Хозяин махнул своим людям, чтобы раздобыли его у лучника. Серый седой дым уходил в мягко темнеющее, еще рубиново-серое после заката, небо. Там, на стене замковой ограды, над гудящей под флейту и лютню циркачей толпой, хозяина нашел Дерден.
– Что, Брас, какие еще плохие новости? – выдыхая дым в небо, задумчиво произнес Шеллерт, не оборачиваясь.
– Священник не согласен провести церемонию без невесты, сир. – Все тише и тише, переходя на неслышный шепот, начал рыжий мужчина, усыпанный веснушками.
– Как не согласен?! – обернулся на каблуках жених. Он почти кричал. – Какого хрена нужно этому припадочному?! Какого присутствия? Да, я знаю, что он сможет подтвердить подлинность ее высочества! Пусть приходит в покои и подтверждает себе! Неужто, нельзя вынести церемонию из храма и не допустить контакта с толпой?
– Мессир, мы, не знали местных нюансов. – Присев на одно колено, тихо прошептал Дерден, склоняя голову. – Повлиять на священника не представляется возможным, ведь он является сущностью, проживающей в двух мирах. Это существо в нашей реальности привязано к храму. Надавить на него мы не можем, у него нет земных интересов, пытать тоже, иначе он просто устранится, и мы останемся без святого лица.
– А спрятать Гвендолин в другом помещении собора? Это хоть можно?! – Со злостью вскричал Шеллерт. – Город окружен толпами крестьян с вилами. Периодически, слышны крики бунтовщиков, вперемежку с городскими песнями. Переносить свадьбу не реально, а рисковать пленницей невероятная глупость!
– Собор разделен на несколько пределов, соприкасающихся меж собой толстыми полупрозрачными стенами. Теоретически, мы можем спрятать ее в соседнем пределе, поставить пару охранников, которые уговорят ее сказать «да». Главное, чтобы она находилась внутри.
– Значит так, храм оцепить сейчас же, высочество замотать в ткани с ног до головы и вывезти туда! Пусть дожидаются! И! Полное молчание! – Светловолосый выбил трубку об стену и убрал к себе в карман, рискуя потерять обоняние, затем заглянул в глаза рыжему и добавил. – Пусть мое имя, ваш честный хрыч произнесет в самом конце, если не хочет, чтобы его храм сравняли с землей. Все понятно?!
Вечерело. Нежаркое апрельское солнце касалось своим краешком древних лип на соседней улице и готовилось вот-вот нырнуть в уже темный переулок. Сухонькая старушка возвращалась с прогулки домой. Бодро цокал по асфальту металлический носик пестрого зонтика, в карманах старого, но еще вполне себе крепкого, пусть и не модного, пальто шуршали прошлогодние жесткие стебли и глухо побрякивали две пустые ракушки.
Кода Елизавета Тимофеевна увидела эти стебли, причудливо растопырившиеся в стороны множеством коротких веточек, то не смогла пройти мимо, понимая, что они нужны ей, вот прямо сейчас, срочно. Зачем – непонятно, но обязательно нужны. Высохшая трава никак не хотела поддаваться слабым пальцам, и Елизавета Тимофеевна долго трепала и дергала стебель, так, что повредила кожу, и палец сейчас болел и саднил. Но, на удивление, больше не болело ничего.
Не ныла противно спина, не подкашивались привычно колени, не заходилось в суматошном тарахтении сердце, изношенное прошедшими годами и тревогами. Елизавета Тимофеевна чувствовала себя семнадцатилетней Лизочкой, в удивлении распахивающей голубые глаза навстречу новой весне.
Приближалась серая скала пятиэтажки. Елизавета Тимофеевна улыбалась, предвкушая, как откроет скрипучую обитую бежевым дерматином дверь, как сбросит ставшие под вечер тесными ботинки, как сварит себе чашечку кофе, капнет туда ложечку сливок, так что черная прозрачная глубина подернется дымкой. Задумается. И не страшно, что доктор запрещает, сегодня такой замечательный день, сегодня можно.
Елизавета Тимофеевна остановилась у темной витрины поправить берет, неплотно сидящий на седых и редких уже кудрях, и в отражении сбоку заметила соседского мальчика, который зачем-то протягивал ей прутик.
Со всей возможной в ее возрасте скоростью Елизавета Тимофеевна обернулась, и с немалым удивлением обнаружила, что мальчик прутик ей не протягивал, он самым возмутительным образом пытался им в нее потыкать. От глубочайшего изумления пожилая дама потеряла дар членораздельной речи и смогла только выдавить вопросительное «Ааааа?», на что мальчик, резво отпрыгнув, скандально возразил:
— А чего это вы здесь ходите?
Елизавета Тимофеевна удивилась еще больше, ведь она здесь ходит уже без малого сорок лет, почему бы не продолжить и дальше, но мальчик наябедничал:
— Мишка со второго подъезда сказал, что вы умерли.
Какая-то тянущая пустота поселилась от этих слов чуть выше желудка, и Елизавета Тимофеевна сухонькой ручкой подтянула к себе свой пестрый зонтик и погрозила мальчику, строго провозгласив надтреснутым фальцетом:
— Хулиган!
Мальчик отпрыгнул еще дальше, и тут разъяренным коршуном налетела его мама, известная всему двору из трех пятиэтажных домов, собирательница разноплановых слухов Верка.
— Не смейте трогать моего сына! – затолкав отпрыска за спину, с ходу начала она, — Идите куда шли себе спокойно, и что Вам не лежится? Людиии! – возвысив голос, заверещала она, — Что делается-то! Покойники средь бела дня ходят!
— Позвольте, — голос Елизаветы Тимофеевны окреп, — это Вы про кого? Я с милейшей Ниной Павловной в парке гуляла, и про покойников не знаю, и не слышала.
— Про Вас я, милейшая ЛизТимофеевна, — ехидно ответила Верка, — вот сегодня пятница, да, а в понедельник Вас с сердечным приступом увезли, да говорят, не в больницу, а в морг сразу, а Нинка ваша в октябре скончалась, упала, три дня лежала, да так и померла. Так что идите себе, идите.
— Но вот же я, вот, — и тут насупленный Витька, вспомнила его имя огорошенная новостями Елизавета Тимофеевна, высунувшись из-за подола матери, кинул в старушку большой ком грязи. И тот, вместо того, чтобы некрасиво размазаться о светло-серое пальто, пролетел насквозь, прямо через фигуру Елизаветы Тимофеевны и зашуршал в кустах, уже покрытых нежными зелеными листиками.
Проследив его полет и падение взглядом, Елизавета Тимофеевна растерянно произнесла почти шепотом:
— Я все-таки умерла. А я и не знала, мне никто не сказал, — фигурка ее начала стремительно бледнеть, становиться прозрачной, вот через серое пальто уже виден асфальт, тоже серый, но темнее на три тона. Через несколько секунд Елизавета Тимофеевна истаяла легкой дымкой, выронив свой зонтик. От падения разошлась липучка, скрепляющая спицы, и в луже в лучах заходящего солнца развернулась многоцветная радуга, и мгновением позже исчезла и она.
25 ноября 79 года до н.э.с. Исподний мир
Это только сперва мороз приятно холодил обожженные руки – потом он грыз пальцы немыслимой стужей; тонкими змейками просочился под полушубок, успокоил, убаюкал, остудил хриплое неровное дыхание. Шустрый поземок скользил по голому льду реки, ветер тоненько насвистывал колыбельную и шуршал верхушками темных елей по обоим берегам: над лесом медленно поднимался смурый, короткий день, гасил блестящую черноту ночи, тяжелой снежной тучей обволакивал землю.
И снилось Зимичу лето, пыльный город Хстов и глухой стук копыт по мостовой. Яблоки в чужом саду и румяная дочка хозяев сада, убегавшая через забор вместе с ватагой веселых школяров, ее белые упругие икры под задравшейся юбкой, прикосновение девичьей груди к плечу – мягкой, словно пуховая подушка. Мимолетное прикосновение: Зимич поймал ее в объятья и тут же опустил на мостовую.
Сон качал его на волнах синей реки, и другая девушка нагибалась из лодки к воде, срывая кувшинки на длинных скользких стеблях, сплетала их в мокрый липкий венок и хохотала, брызгая в Зимича водой. Сон кружил голову знойными, сладкими сумерками и растекался малиновым закатом. И гладкие листья сирени, падавшие на подоконник, трогали лицо, когда он нагибался и протягивал руку дочке мясника, помогая влезть в его комнатушку через окно. Но гладкие листья сирени – единственное препятствие между влюбленными – становились колючими, словно проволока, и впивались в щеки. И ветер свистел, и ветки с облетевшими листьями били по лицу наотмашь. Во сне Зимич подумал: как странно, что он совсем не чувствует боли и не старается прикрыть лицо руками.
Зима и смурый день возвращались к нему медленно, через осень и дождь. Жесткий крупный наждак царапал скулы, и снова ветви хлестали по щекам – теперь потому что он бежал через лес: к зиме, к крутому берегу, к поземку на голом льду реки, к снежным тучам, упавшим на землю.
От резкой боли в носу Зимич раскрыл глаза. И увидел занесенную ладонь, которая тут же изо всей силы хлопнула его по лицу. Он не успел приподнять руку, чтобы закрыться от удара, но боли опять не почувствовал.
– Благодаренье духам… – Перед ним на коленях сидела деревенская девчонка, лет пятнадцати примерно. Волосы цвета спелой ржи выбились из-под ее платка, она размазала слезы отворотом рукава и утерла распухший красный нос.
– Откуда ты, прекрасная лесная дева? – слабым голосом спросил Зимич. На этом силы его иссякли и глаза закрылись.
– Дедааааа! – крикнула девчонка во все горло прямо у него над ухом. – Дедааааа!
Баня прогрелась не сразу. Зимич пребывал в полузабытьи и помнил только, как рычал от боли в отмороженных пальцах, когда они начали отходить. Лесная дева растирала его избитое тело жестким мочалом, но он не ощущал ни боли, ни трепета от прикосновений девичьих рук. С ее лба ручейками бежал пот и капал на голую грудь – совершенную, словно мраморное изваяние.
Потом горели щеки и бил озноб, и высокий человек с узким лицом подкидывал в печку дрова до тех пор, пока ее дверца не раскалилась докрасна. Его спасителям было жарко, а Зимич трясся от холода и стучал зубами.
– Никогда не растирай обмороженную кожу снегом, – человек с узким лицом говорил это лесной деве, намазывая щеки Зимича жирной мазью, – только шерстью.
И в мягкой постели, утопая в пуховой перине, с руками, укутанными в тугие повязки, он все равно не мог согреться: подтягивал одеяло к подбородку и ежился.
– Меня зовут Айда. Айда Очен. – Человек с узким лицом клал руку на плечо Зимича, словно хотел доверительной беседы.
– Так и зовут? Айда Очен? – Зимич думал, что это сон, и позабыл о вежливости.
– А что тебе не нравится? Чем это Айда Очен хуже, чем Стойко-сын-Зимич Горькомшинский из рода Огненной Лисицы?
– Странное какое-то имя. Не наше.
– Очень даже ваше. В нем нет ничего странного.
Это прозвучало как заклинание.
В маленькое окно шел тусклый серый свет уходящего зимнего дня.
Жар душным маревом колыхался над постелью и сдувал огонь свечи. Кружка с приторно-теплым питьем оставляла горький вкус во рту.
– Это ты в одиночку убил змея? – Лицо лесной девы расплывалось в горячей темноте светлым пятном.
Высокий человек с узким лицом стоял в дверях, плечом опираясь на косяк, и смотрел вперед пристальными, сощуренными глазами. Смотрел словно хищник, узревший долгожданную жертву.
Этот топор уже нельзя было назвать плотницким, его лезвие покрывали глубокие зазубрины, он годился только на рубку дров. И все же это был тяжелый плотницкий топор, а не легкий боевой. Откуда взялась сила размахивать им несколько часов подряд? Зимич с детства терпеть не мог змей, и, когда его товарищи отправлялись добывать змеиные шкурки, старался остаться дома. Он не боялся змеиных укусов, его не пугала смерть от яда, – ему казалось страшным само прикосновение длинного чешуйчатого тела. И когда это тело – невозможно огромное – захлестывало ноги, когда раздвоенные языки с отвратительными всхлипами тянулись к лицу, ему больше ничего не оставалось, как махать тяжелым плотницким топором.
Слово «змей», произнесенное лесной девой, судорогой сжало грудь и на несколько мгновений остановило дыхание.
Желтые молнии оставляли на щите глубокие обугленные ямы. И сквозь вершковый слой дерева жгли руку. Как хватило сил держать щит до самого конца?
Это был очень тяжелый щит, почти в рост Зимича, выдолбленный из цельного дубового ствола. Когда змей, готовясь к новому броску, взмывал в небо, бабы поливали дымившийся щит водой, делая его еще тяжелей. Снег вскипал там, куда били желтые молнии, облачками пара поднимался в воздух и инеем сыпался обратно на землю.
Душное марево жара над постелью мешалось с жаром дымящегося снега. Зимич снова опрокидывался на землю под ударом змеиного тела: щит выламывал руку, прижимал к земле и не давал дышать. Откуда брались силы подниматься на ноги? Запах змеиной крови выворачивал наизнанку нутро. Когти на перепончатых крыльях скользили по щиту и не могли вырвать его из рук.
Кожаные рукавицы прогорели насквозь. Каждая молния словно проходила сквозь тело, и Зимичу казалось, что в жилах вскипает кровь. Он размахивал топором в отчаянье: только чтобы змей не мог к нему прикоснуться! Так отмахиваются от роя пчел: беспорядочно, а главное – бессмысленно.
Он не мог убить змея! Это было невозможно!
Его не взяли на охоту: какой из Зимича охотник? Он даже не обиделся. В деревне не осталось ни одного взрослого мужчины, даже двенадцатилетние пацаны – и те ушли в лес. Бабы, детишки и старики…
Что и кому он хотел доказать?
Зимич рубил дрова на заднем дворе, когда увидел змея – на границе белого поля и мутного от мороза неба. Его увидели все и сразу: широкие перепончатые крылья накрыли низкое солнце, едва поднявшееся над зазубринами елового леса.
Зимич вышел ему навстречу с топором, зажатым в голой руке, в расстегнутом полушубке, с непокрытой головой. Издалека змей не казался таким огромным, как вблизи. Щит, политый водой, рукавицы и ушанку ему притащили детишки. Впрочем, и со щитом в рукавицах выглядел Зимич глупей некуда: на него шла трехголовая огнедышащая громадина и по законам природы должна была убить его одним ударом о землю.
Почему змей позволил себя победить?
Мутный пар, шедший от голой выжженной земли, забивал дыхательное горло. Зимич метался в объятьях мягкой жаркой перины и не сомневался, что кровь кипит у него в жилах из-за желтых молний, которыми плюются блестящие змеиные головы. И обугленную ладонь жжет раскаленная рукоять топора.
Тусклый свет в маленьком окне принес холод. Пропитанная потом перина тянула в себя тепло, словно камень. В печи уютно трещали дрова, но не согревали. Лесная дева забрала из-под Зимича сырую перину, постелила сухую и сменила на нем промокшую насквозь рубаху: ему казалось, что в доме мороз. Высокий человек с узким лицом размотал повязки у него на руках, и Зимич выл и вырывался, но лесная дева крепко прижимала его локти к постели. Густая жирная мазь зеленого цвета успокаивала боль: чистые повязки принесли облегчение и несколько часов спокойного сна.
– А ты знаешь, что тот, кто в одиночку убьет змея, сам станет змеем? – Голос лесной девы дрожал, как пламя свечи.
Кто же этого не знает? Зимич застонал и сбросил липкое от пота одеяло.
Кто же этого не знает? Он не успел даже отдышаться, он лежал без сил, без движения и втягивал в себя затхлый воздух в избе молоденькой вдовы, когда из леса вернулись охотники. Она трясла его и толкала, подымала за воротник, а он не мог шевелиться, потому что устал. Тот, кто в одиночку убил змея, должен быть убит сам, быстро, пока убить его легко… И молоденькая вдова пихала его в спину острыми кулачками, на ходу надевая на него полушубок: она даже не успела перевязать ему руки.
И Зимич бежал через непролазный лес, увязая в снегу, обдирая полушубок колючими ветвями. Он слышал погоню, лай охотничьих собак, а иногда и треск факелов, так близко они к нему подбирались. Он не заметил, как погоня отстала. Он продолжал бежать – или думал, что бежит? – пока не скатился с крутого берега на лед реки. Несколько минут ждал, когда охотники настигнут его и убьют, но никто не спешил его убивать, только ветер насвистывал колыбельную песню… Они решили, что он умрет без их участия? Так бы и случилось, если бы не девчонка, обнаружившая его на рассвете…
Из дневников Драго Достославлена (конспект Инды Хладана, август 427 г. от н.э.с.)
Впервые в Млчане (или – на наш манер – Млчании) мне довелось побывать летом 1735 года от Разбиения мира (83 год до н.э.с. – И. Х.). Благодатная эта земля встретила меня солнечными дубравами, широкими заливными лугами, тучными стадами коров, высокими крепостными стенами вокруг многочисленных городов. Воистину, Предвечный создал это место, будучи преисполненным отеческой любви к людям. Само название этой страны – Млчана – у меня связано с молоком, в коем ее жители не знают нужды. Это слово не является самоназванием, и происхождение его иное. По всей видимости, исходит оно от слова «молчать», а жители этой страны зовутся молками, т.е. молчаливыми. Откуда произошло это название, мне неведомо.
(Далее следует многословное и выспреннее описание тучных стад и заливных лугов. – И. Х.)
Язык молков так похож на северский (и это подтверждает предположение, будто Исподний мир некогда отмежевался от нашего), что я понимал его без переводчиков и выучил за считанные дни. Границы Млчаны очень близки к Северским границам; так же как в Северских землях, значительные территории ее заняты лесом, но земля здесь много плодородней, природа богаче и разнообразней. (Многословное и малозначимое описание богатой и разнообразной природы. – И. Х.) Вот ради этой чудесной разницы я затеял написать сей опус, но об этом – ниже.
Имена знати Млчаны длинные и состоят из первого имени, даваемого ребенку при рождении, имени его отца, названия родового поместья и принадлежности к роду. Первые имена сохраняют общинные традиции, имеют простые и понятные значения, ничем не отличаются от имен простолюдинов. Храму не удалось пересилить эту традицию, как это произошло в других странах Исподнего мира. Название родового поместья зачастую состоит из двух, трех, а иногда и четырех слов, поэтому произнесение полного имени серьезно затруднено для непривычного человека. (Приведено около пятидесяти примеров имен. – И. Х.)
Пока совсем не разболелась голова от таких мыслей, Нина попросила Хельги снять пару голографий Алёны с парнем и отправить Платону — тот уже через пару минут появился рядом с ней, сел и тихо сказал:
— Всё будет хорошо, всё под контролем, я с Алёной на связи, она всё делает как надо. Успокойся, сначала пойдём на капище, а потом пойдёшь славить Миру. И смотреть, кто будет славить Джуну. Ты сегодня будешь самая лучшая будущая свекровь… и тёща тоже.
Так как народу было много, а капище всё-таки не резиновое, по словам волхва, то сначала туда прошли взрослые мужчины и Нина, как хозяйка праздника, приёмная мать Змея и жена фактического хозяина дома, и Светлана как жена Златко.
Первым делом после славления и принесения треб волхв собирался провести обряд братания Платона и Златко, заявивших о своём желании первыми. Так как оба они не являлись боевыми моделями, то Велимысл собирался провести упрощённый обряд — без соединения крови побратимов, но Платон заявил, что они оба, хоть и не имеют боевых программ, но защищают свои семьи, зарабатывая своими руками на жизнь и благополучие своих жён, и потому должны пройти полный обряд.
— Провести воинский обряд с двумя киборгами, которые никогда не были на войне, но которые готовы драться со всеми за свои семьи — честь для волхва, — очень важно и очень серьёзно сказал Велимысл, — и я проведу этот обряд так, как если бы они оба были воинами.
Волхв попросил Агата принести чашу, крынку молока и нож. В это же время к алтарю подошли Змей и Волчок с тем же желанием — и потому волхв предложил провести обряд сначала с ними, чтобы Златко посмотрел, что должно произойти и не боялся. Оба DEX’а протянули волхву правые руки и волхв уже поднял нож, чтобы сделать разрезы на запястьях парней, но неожиданно для всех пробрататься с ними решил Полкан.
— Ну, раз и ты решился, то протягивай руку… — весело усмехнулся волхв, — троих сразу братать мне ещё не приходилось.
Полкан протянул руку и резко вздрогнул, когда нож перерезал вены. Змей, уже знавший этот ритуал, быстро приложил свою руку к руке Полкана рана к ране и дал паре капель крови из обеих ранок смешаться в чаше с молоком. Потом также соединили руки Змей и Волчок, затем — Полкан и Волчок. Когда в молоко упало по несколько капель крови от всех трёх соединений рук, волхв велел парням прекратить кровотечение, размешал кровь в молоке и дал всем троим выпить из чаши. После них перед волхвом встали всё-таки Платон и Златко – и волхв провёл обряд и для них.
Нина смотрела на парней и думала, что количество приёмных родственников снова увеличилось… и скоро она начнёт путаться, кто из них кем кому приходится. Вот Зарина Баженовна, приёмная бабушка Змея – кем она теперь приходится Платону? А Златко? Теперь у неё в приёмных внуках ещё и Волчок, и Полкан… а до этого с кем Змей братался? Фрол, Дамир, Влад, Ворон… многовато получается…
— О чём задумалась? – прозвучало над ухом, и Нина вздрогнула от голоса мужа. Как оказалось, пока она считала новых родственников, все обряды не только закончились, но и капище почти опустело.
— Пытаюсь родственников сосчитать, — ответила она, — теперь у тебя есть приёмный брат Златко… а через его приёмную сестру Эстер её муж Родион нам в родне. Значит, и его родня нам свои… вот и думаю, как увеличивается наша семья. И как всех запомнить.
— Это же замечательно! – воскликнул Платон, — есть, кого позвать на праздник. И есть, кого позвать на помощь при необходимости. У нас, киборгов, ДНК собрана от многих людей, которых мы никогда не видели. Зато теперь у многих живущих здесь ребят есть приёмные семьи. Это же здорово! А теперь пойдём к дому, Хельги пора обедать. И нам не помешает перекусить.
После обеда в своей квартире Нина по совету Платона поменяла шёлковый платок на золотный и меховую душегрею на парчовую – и пошла в сопровождении Хельги смотреть на прогуливающихся девушек.
Перейдя по дамбе на Жемчужный остров, Нина остановилась рядом с Голубой, наблюдающей за девушками, и поздоровалась:
— Добрый день! Как долетели и разместились?
— Отлично! День добрый! И как тебе только в голову пришло реконструировать такой древний обряд? Здесь просто рай для искусствоведа-народника!
— Как-то пришло… но ведь хорошо же получилось. Можно каждый год его проводить. И красиво, и весело… вижу, что горожан много, прилетели не только знакомые, но и знакомые знакомых. Значит, и они будут в костюмах на следующий год.
— Много тех, кто не знает наших традиций… к сожалению, — Голуба сделала паузу, выискивая кого-то из толпы прилетевших на праздник гостей, нашла и махнула рукой, обозначая своё местонахождение. Подошедшая женщина показалась Нине смутно знакомой, но она представилась сама:
— Добрый день! А Вы меня не узнали? Я из Университета на Новой Самаре. Профессор Перова Кристина Андреевна. Вы нас когда-то давно встречали в космопорте и рассказывали о бабушке из Орлова. Я была с двумя студентками, теперь одна из них замужем за местным парнем. Даже имя поменяла… была Зоя, стала Живка.
— Я уже не работаю в музее, — усмехнулась Нина, — а Ратмир хороший и надёжный, учится заочно и работает. Ей крупно повезло с ним… и Вас я помню. Вы снова со студентками?
— Да, с тремя… вот они, — и она показала на группу из пяти девушек, стоящих немного в стороне, — две с третьего курса и одна с четвёртого. И киборги у нас тоже девушки… DEX’ы… я, как глава нашего филиала ОЗК, не смогла не принять приглашение главы вашего филиала… и прилетела не только как профессор, но и для обмена опытом адаптации киборгов в мире людей. Вы не будете против, если я посмотрю, как здесь всё устроено?
— Да, конечно, — и Нина попросила Хельги сообщить о желании гостьи Фролу и Фриде, чтобы они нашли для неё сопровождающего на весь день, и уже собралась пойти посмотреть на жеребят в левадах, но заметила идущую в сторону дамбы почти плачущую Джуну и окликнула её:
— Что случилось? Ты же хотела пройтись с братьями… где Змей и Волчок? Хельги, где парни?
— Не надо, — замялась девушка, — я не хочу… я же вижу, как на меня смотрят. Я не такая, как все… тёмная… сначала в детдоме дразнили, а теперь здесь так разглядывают…
— Прекрати такое даже думать! Прекрати плакать! И выше голову! Ты – главный зоотехник колхоза и все должны увидеть, что ты не просто так живёшь здесь. Сам Змей твой брат! А его здесь все знают как самого лучшего рыбака и охотника. А то, что не как все… то это не самое страшное. Я тоже не как все. Мы тут все не как все… у каждого своя история и своя жизнь. Посмотри на Хельги – его за первые три месяца жизни шесть раз перепродавали… а ведь он всё понимает. А теперь… ему осенью будет три года, он охраняет меня и очень доволен этим. Очень надеюсь, что ты меня поняла… то, что у твоего отца другой цвет кожи, не имеет значения. Он был хороший человек и на том свете гордится тобой. И здесь не детдом, где дети жестоки… просто по незнанию, а семья. Иди в свою комнату, умойся, переоденься и приходи на показ… не только на тебя смотрят, но и ты можешь смотреть и выбирать себе будущего мужа… смотри, пришли твои братья…
— Но… я не успела сшить им рубашки…
— Не страшно, пойдут в своих. А себе успела сшить? Тоже не готово? Тогда… Змей, проводи её к Фриде, пусть она поможет с костюмом Джуне. И выходите на показ. Волчок, попроси кого-нибудь из девушек пойти вместе с Джуной в качестве сестры. Всё будет хорошо, просто поверь мне, дочка, просто поверь.
Подошедшие Змей и Волчок, до того молча слушавшие, как Нина уговаривает Джуну успокоиться, кивнули, Змей проводил Джуну до модуля, где их встретила Фрида, а Волчок побежал к дому, чтобы найти на пару часов замену Забаве, которая должна будет пойти в паре с Джуной.
Люди ходили группами по интересам: женщины рассматривали костюмы девушек, взрослые мужики в сторонке обсуждали предстоящий сенокос, Лайма рассказывала интересующимся о козах, парни и девушки, не участвующие в показе по возрасту или другим причинам, гуляли группами по островам и качались на качелях… — всем нашлось занятие по душе. Обе столовые – в модуле и в доме – были открыты для всех желающих.
Стало так спокойно на душе, и Нина поверила, что всё будет просто замечательно! Она попросила Хельги найти среди ходящих девушек Миру с братьями и показать ей, а когда он выполнил просьбу, пошла ей навстречу – она, как хозяйка праздника, должна была начать славление. «Никогда этим не занималась, и вот опять… но… надо же когда-то что-то делать впервые…» — подумала Нина, отбросила все лишние мысли и слова сами стали приходить в голову:
— Какая славница идёт, какая умница и красавица! Сама ли костюм сшила, сама ли вышила?
Остановившаяся Мира мгновенно покраснела, тут же постаралась успокоиться и с улыбкой ответила:
— Всё сама сшила и вышила… только Майя и Ирма немного помогали. Зима немного помогла тоже. И… они сами себе костюмы шили и вышивали. А пояса я сама ткала… ведь хорошо получилось?
Нина взглянула на троих кибер-девушек, стоящих рядом с Мирой: две Irien’ки и DEX были одеты не хуже её, в голубые ситцевые сарафаны, а вышивка на оплечьях длинных белых рубах была выполнена намного аккуратнее и точнее. Но… Нина подошла именно к Мире, так как к её родителям по осени собиралась засылать сватов, и потому сказала девушке то, что она, по её мнению, хотела услышать:
— Очень хорошо получилось, аккуратно и чисто. А покажи-ка вышивку на подоле рубахи… — когда Мира приподняла подол сарафана на высоту ладони и стала видны вышитые красными нитями птицы с поднятыми крыльями длинными хвастами, Нина просто залюбовалась красотой работы и неожиданно для себя спросила:
— Ты уже подала заявку на конкурс мастериц на Празднике мастеров? В городе через неделю на конкурсе программистов тема «Вышивка»… у тебя все шансы занять первое место.
— А можно?
— Нужно! У тебя замечательно всё получилось. Подойди после праздника, вместе оформим заявку. А теперь надо хоть чисто символически посмотреть вышивку на мужских рубахах… и отпустить Лютого. Я видела среди девушек Любице… он наверняка хотел бы с ней увидеться.
Мира взглянула на DEX’а – он мгновенно расстегнул пояс, снял рубашку и подал её Нине. Футболки под рубашкой не было, и Нина старательно смотрела только на изнаночные швы, не поднимая взгляда на покрытое шрамами тело. Через пару минут она подала парню рубашку, Лютый оделся и с разрешения Миры побежал искать прилетевшую позже всех Дарёну Карповну, чтобы подойти к Любице с ней, а Мира в сопровождении трёх киборгов и оставшегося с ней Стожара пошла далее.
К половине четвёртого часа пополудни смотрины закончились и часть девушек с семьями засобирались домой, чтобы купальские праздники продолжить в своих деревнях. Оставшиеся гости бродили по островам, осматривали строящиеся конюшни небольшого – всего на две беговые дорожки — ипподрома, строящиеся общежития, здания библиотеки и сельского клуба.
Нина вернулась в дом, чтобы переодеться в более привычный домашний сарафан и сменить тяжелый кокошник на платок. Было одновременно и радостно от хорошо проведенного обряда, от того, что она смогла сказать всё, что было нужно и важно – и было обидно и тревожно от того, что находящийся в Звёздном Ведим не нашёл времени прилететь на праздник к матери.
В прошлом году Велимысл отказался их венчать и сказал прямым текстом, чтобы Ведим определился, наконец, кто он: Дмитрий или Ведимир. Все окружающие звали его Дим, в документах он расписывался как Лесов – и не было похоже, что он собирается вернуть себе своё прежнее имя и фамилию. Так обиделся, что звонит раз в неделю и не прилетает? И что теперь делать?
— Ничего, — ответил Платон, — ничего. Ты опять думаешь вслух… волнуешься, переживаешь… он взрослый и уже женат. К ночи прилетит, может быть.
Пока она переодевалась с помощью Али, Платон приготовил для неё ванну и подал домашний халат:
— Поспи пару часов, легче станет. Алёна и Сэм постоянно на связи, Мире в этом году не разрешили плести венки, только на следующий год можно будет, поэтому и Змей в празднике участвовать не будет. Он уже улетел в зимовку, в деревнях по берегу жгут костры и он с бригадой следят, чтоб пожара не устроил никто. Голуба отправила с ним Варда для помощи. Мира спросила у матери разрешения покататься с Дроботом и Алёной на флайере, мать приставила ей Зиму для охраны, они уже летят в сторону Серебрянки, Сэм летит за ними. Вот смотри, — и он показал ей на своём видеофоне несколько полуминутных видео, снятых Алёной и Сэмом, где девушки просто гуляли по парку и островам в сопровождении Дробота и Зимы: — Так что тут всё под контролем. К ночи вернутся. Любице разрешено плести венки, ей осенью восемнадцать, и Лютый готовит лодку… всё нормально. Отдохни.
— Я не умею спать днём! Я только минутку полежу, а потом в ванную… – Нина прилегла на кровать поверх покрывала и мгновенно заснула. Платон лёг рядом, чтобы она не волновалась, когда проснётся. Он мог контролировать всё и наблюдать за всеми и лёжа.
Размышляя, какую бы из раскрытых моим знаменитым другом криминальных загадок предоставить на суд почтенной публики, ваш покорный слуга неоднократно вспоминал и о «Деле сбежавшего жениха».
Тот случай заставил нас по-новому взглянуть на многие вещи, как нельзя ярче высветив проблемы лондонского общества. Да и сами по себе герои той истории до сих пор так и стоят перед глазами, словно на оживших картинках синема.
До сих пор я откладывал предоставление той истории на суд общественности по той причине, что не был непосредственным свидетелем большей части происходящего и вынужден оказался довольствоваться пересказами участников. Следует заметить также, что большая часть рассказчиков принадлежала к волчьей диаспоре, а риторика никогда не входила в число присущих волкам достоинств. Так что я каждый раз со вздохом откладывал ту историю до лучших времен.
Однако же времена меняются. И я уверен, что в лучшую сторону (свидетельством чего стал хотя бы подписанный недавно Ее Величеством «Билль о правах всех разумных существ, независимо от их происхождения и способа жизнедеятельности» и уничтожение последней марсианской резервации на территории Великобритании). И недавно вашему покорнолму слуге в голову пришла идея, достойная моего знаменитого друга: если некоторые события того расследования стоят перед моим мысленном взором картинками, словно в синематографе — то почему бы их и не описать средствами синема?
Новые времена требуют новых навыков и новых приемов. Новых темпов. Новых ритмов (как, смею надеяться, заметила почтенная публика, я уже пытаюсь писать более короткими синематографичными предложениями). Новый опыт? А почему бы и нет!
Но по порядку (и для начала — в привычной, пусть и несколько старомодной манере).
Секунды тянулись минутами, минуты вечностью. Скоро лифт спустится, Вернон и Пит придут сюда. Но выход должен быть. Невозможно же сидеть тут, как в ловушке, и ждать. Видимо, Матвею пришла в голову та же мысль. Не сговариваясь, они принялись обшаривать стены. На одной из них обнаружилась небольшая выпуклость под тонким слоем штукатурки. А под ней… такой же экран, как и в лифте. Лика провела по нему ладонью, счищая грязь, надпись «Asylum» побежала по экрану, а следом появилось изображение ока. Лика приблизила к нему глаз. Надпись «Unus ex nobis» подарила надежду, что она всё делает правильно. Матвей рядом с ней к чему-то прислушивался.
– Смотри.
С небольшим скрипом перед ними открылся тёмный провал.
– Идём?
Стена за спиной встала на своё место как раз тогда, когда они услышали шаги в подземелье и приглушённые голоса.
В проходе за стеной тоже вспыхивали и гасли лампочки. Этот коридор был длиннее, уже и ниже первого. Высокий Матвей почти касался макушкой потолка. Лика шла, едва не наступая ему на пятки, спиной ощущая тьму позади них. Тусклые светильники не давали разглядеть, что там впереди. По стенам плясали уродливые тени, где-то капала вода. Прошло, наверное, двадцать минут, прежде чем их путь окончился весьма неожиданно. Матвей вдруг остановился. Лика глянула из-под его руки и увидела: коридор упёрся в лестницу. Неширокие бетонные ступени вели круто верх.
Поднимались гуськом: Матвей впереди. Лика сзади. Лестница вывела их на площадку к двери, очень старой, судя по рассохшемуся дереву. Матвей провёл ладонью по филёнчатым выступам, ощупал петли. Дверь должна была открываться наружу. Он слегка толкнул её вперёд. Она чуть приоткрылась и застряла.
– Что-то держит с той стороны, – тихо сказал он и навалился сильнее. Лика тоже.
Дверь чуть подалась. Обрадованные, они повторили попытку. С той стороны двери что зашумело, стукнуло и упало. В образовавшуюся щель Лика увидела тёмное помещение, откуда тянуло тёплым воздухом. Чуть расширив проход, они пролезли внутрь. Тут уже никаких лампочек над головой не загорелось. Матвей включил фонарик на телефоне.
– Кажется, это чей-то подвал, – он указал на стеллажи и всякий хлам. Дверь, через которую они пришли, была плотно заставлена досками. Матвей поднял упавшие и аккуратно поставил на место. В просторном помещении, достаточно запылённом, похоже, давно никто не бывал.
Лика подумала, что если выход из подвала заперт, то они снова окажутся в ловушке, но нет, дверь открылась с лёгким скрипом. В глаза ударил яркий свет, заставив зажмуриться от неожиданности. Перед ними была кухня, к счастью, пустая. Лика даже издала обрадованный возглас, но тут же испуганно сообразила, что, вообще-то, они проникли в чужое жилище. И как это объяснить хозяину, невозможно представить.
В приоткрытое окно сквозило. Мирно урчал холодильник. Хромированный кран блестел, красиво изгибаясь над мраморной раковиной. Матвей вдруг сделал шаг и повернул ручку. Лика смотрела, как он жадно пьёт воду, и еле сдерживалась, чтобы не оттащить его силой. Она только сейчас почувствовала сухость губ и жжение в горле, словно провела в пустыне вечность. Потом и Лика припала к холодной струе.
– Ничего вкуснее не пила, – призналась она, вытирая рот. Весь перед футболки был мокрым, но ей было всё равно.
– Точно, – Матвей прошёл по кухне и прислушался к звукам в соседнем помещении. – Что, рискнём выйти?
Из кухни они попали в просторную комнату, устланную ковром. Широкий диван в центре делил помещение на две части. Перед ним на стене висел плазменный телевизор. Сбоку стоял журнальный столик с кипой журналов и фотографией в рамке. Они уже видели в широкое окно дорожку и калитку – путь на свободу, как вдруг послышался мужской голос:
– Понял. Да. Слушай, нечем записать. Сейчас.
Лика присела за высокую спинку дивана, дёрнув Матвея за собой. Вошедший в комнату мужчина принялся шарить рукой по журнальному столику, негромко чертыхаясь. Рядом с Ликой упали журнал и фоторамка. Кажется, она даже не дышала, потому что воздуха стало не хватать, и она принялась хватать его ртом, беззвучно, словно пучеглазая рыба в аквариуме. Матвей сильно сжал её руку. Она моргнула, пришла в себя, протянула руку к фотографии. Девушка на снимке весело улыбалась в камеру, опираясь на лыжные палки, из-под вязаной шапочки, выбивались каштановые пряди, за спиной её вздымались заснеженные вершины. Хозяин дома продолжал разговор по телефону и поиски ручки. «Ищи дольше», – попросила она и стиснула снимок в руке.
В архивах Л. Берии можно было найти немало интересных вещей. Десятки папок, повествующих о фантастических открытиях и не менее фантастических проектах советских ученых. Но эта история выделяется и среди подобных проектов.
18 мая 1937 года из Финского залива в Балтийское море вышла советская подводная лодка «Красный следопыт», на борту которого находились экипаж и научная экспедиция. До двадцать четвертого августа подводная лодка должна была преодолеть тысячи километров, пересечь Атлантический и Тихий океаны и встать на рейде Владивостока в составе советского Тихоокеанского флота. По пути, используя скорость своего движения, находящаяся на ее борту экспедиция должна была провести научные изыскания в Мировом океане.
Подводная лодка конструкции Николая Степановича Крепышева представляла собой сплав технических достижений того времени. Корпус подводной лодки был выполнен из секретного крепчайшего сплава «Победит -951» в состав которого впервые в мире был включены изотопы урана. Подводная лодка «Красный следопыт» была снабжена электромагнитными самонаводящимися на цель торпедами и мощной ультразвуковой пушкой, изготовленной в конструкторском бюро под руководством В.И. Беккаури. Но не это составляло ее основной секрет. Секрет подлодки заключался в ее двигателях. В своем движении она использовала электроэнергию, которую хранили аккумуляторы, разработанные Московским институтом физических проблем, которым руководил П. Капица. Но лодка использовала ее не для банальных электродвигателей с небольшим КПД, а для реактивных моторов, в которых взрывалась гремучая смесь водорода и кислорода, получаемых при расщеплении обычной морской воды. Благодаря этому подлодка имела огромный запас хода и могла быстро набирать фантастическую даже для наземных судов скорость. Впрочем, для увеличения скорости подлодки использовалось еще одно новшество, разработанное советскими учеными: часть раскаленных газов из ракетного двигателя корабля использовались для создания газового пузыря, в котором двигалась лодка.
Курс подводной лодки пролегал мимо Англии и Франции через пролив Ла-Манш и далее в открытые просторы Атлантики. Затем курс пролегал в Саргассово море, где предполагалось провести исследования и вдоль побережья Южной Америки «Красный следопыт» должен был спуститься до Огненной земли, обогнуть ее и выйти в Тихий океан.
Надо сказать, что программа была выполнена полностью. К числу исследовательских удач научной экспедиции следует отнести обнаружение и нанесение на карту двух подводных течений, подводного хребта Павлова, глубоководных ящеров Seerex lordus, моллюсков, аккумулирующих золото и редкоземельные металлы, поглощая их из океанской воды. Экспедиция обнаружила в океане несколько видов новых рыб, моллюсков и ракообразных.
Но главное – занимаясь исследовательскими работами на дне океанов – экипаж подводной лодки «Красный следопыт» установил мировые рекорды по времени пребывания под водой, в глубинных погружениях, и в скорости передвижения под водой. Указанные рекорды не побиты до настоящего времени!
22 августа 1937 года подводная лодка «Красный следопыт» вошла на рейд Владивостока и была включена в состав Тихоокеанского флота. Все участники экспедиции были награждены орденами и медалями СССР. Удивительно, но, получив от Ежова сигналы о вредительской деятельности отдельных членов экипажа и участников научной экспедиции, И. Сталин не разрешил трогать кого-либо из них. «Эти люди, — сказал он, — зарекомендовали себя истинными строителями коммунизма. Вот ты, Ежов, способен работать на километровой глубине?» «Если прикажет партия» — растерянно пробормотал нарком. Сталин безнадежно махнул трубкой: «Не сможешь ты там без водки! Не сможешь!»
Появление «Красного следопыта» у дальневосточных берегов ослабило угрозу военного вторжения и сделало возможным заключение между СССР и Японией пакта о ненападении, который соблюдался обеими сторонами до августа 1945 года.
Но Н.С. Крепышева не оставляло желание завершить кругосветное путешествие. В мае 1940 года он получил у Сталина разрешение испытать подводную лодку в северных морях. По итогам этих испытаний должно было принято решение о запуске подводных лодок типа КП в серию. Однако случилась трагедия. Во время перехода по Северному пути что-то произошло с подводной лодкой. Сигнала бедствия она не подавала, следовательно, трагедия случилась во время движения на глубине. Трудно сказать, что было причиной аварии и гибели подлодки, боюсь, это навсегда останется тайной для нас, как гибель АПЛ «Курск». Основная трагедия заключалась еще и в том, что все технические чертежи корабля хранились у Крепышева в сейфе на подводной лодке. Многое, очень многое оказалось просто невозможным восстановить. Слишком быстро был расстрелян В. Беккаури, поэтому секрет ультразвуковой пушки оказался так же утраченным. Во вторую мировую войну Советский Союз вошел без могучего корабля, способного обеспечить полное превосходство над противником в любой точке Мирового океана.
Немного Кроули и Сердечка.
Не совру, если скажу, что больше всего в Книге Жизни меня впечатлила музыка. Нежная и динамичная, страстная и печальная, но главное такая характерная и правильная.
История (в работе) по ссылке https://vk.com/album-123772110_269396198
Пы. Сы. Убивать быков плохо! ©
Пы. Сы. Сы. Кто не знает, я мечтала стать композитором и хотела пойти училище, которое было у меня в соседнем доме, а потом и в консерваторию, но из института меня не выгнали и пришлось посвятить себя другому.)))))
#GoodOmens #благиезнамения #Crowley #Кроули #Aziraphale #Азирафаэль #art #fanart #angel #demon #comics #goodomensfanart #ineffablehusband #corrida #occultetherealcorrida