Конец двадцатых и тридцатые годы были ознаменованы массовым уничтожением старых кладбищ, особенно в провинции. В столичных городах подобный вандализм осуществлялся более осторожно, тем не мене многие могилы, особенно представителей дворянства и купечества были вскрыты под предлогом поисков захороненных ценностей, которые помогли бы советскому правительству бороться с голодом.
Но это не совсем так.
Досье «Кровавые мальчики», обнаруженное в тайнике Л. Берии помогают понять истинную причину этих, казалось бы, иррациональных и мистических действий.
Вот пожелтевший лист бумаги с рапортом старшего оперуполномоченного ОГПУ Авруцкого Г.С. В этом рапорте, датированном 11 августа 1929 года, Авруцкий докладывает руководству ОГПУ о завершении акции на Истринском городском кладбище. Подробно указываются, чьи могилы вскрыты, даты захоронений, состояние эксгумированных трупов. Отдельно указывается наличие золотых и ценных вещей. Подведен общий итог: всего вскрыто 54 захоронения, признаков, свидетельствующих о принадлежности покойников к третьей категории не обнаружено. Уже загадка, – о какой 3 категории идет речь? Что искали работники ОГПУ на Истринском городском кладбище? А таких рапортов в досье немало. Но вот еще один рапорт, уже о вскрытии могил на Кубинском районном кладбище Вологодской области. Опять подробные сведения о количестве вскрытых могил, состояние захоронений, и вот оно – купец 2 гильдии Ванифатьев Соломон Григорьевич, 1822 года рождения, умер 11 декабря 1868 года. Могила вскрыта 13 мюля 1929 года, покойный отнесен к 2 категории. При вскрытии обнаружено, что труп купца имеет неповрежденные кожные покровы, густой волос, длинные ногти на руках и ногах, свидетельствующие, что они росли долгое время после кончины. При надрезе мышцы на правом предплечье из ранки начала вытекать красная кровь. При поднесении к носу покойного головки свеженадрезанного чеснока, покойный осуществил беспорядочные движения руками и ногами. После этого труп был помещен в специальный металлический гроб и отправлен в Москву в соответствии с директивой ОГПУ за номером 1324 – с от 3 марта 1029 года. Подобные рапорта в досье имеются и по другим кладбищам. Всего сотрудниками ОГПУ обнаружено 28 покойников, отнесенных к 3 категории. Из этого следует странный на первый взгляд вывод: массовое вскрытие могил производилось в поисках вампиров. Но для чего вампиры потребовались ОГПУ?
Досье, найденное в тайнике Л.П. Берия, дает на это ошеломляющий ответ. Именно в конце 20-х годов И. В. Сталин во время вечерней прогулки был укушен вампиром, случайно забредшим на территорию Кремля. Как удалось выяснить следователям, вампир оказался бывшим троцкистом и правым уклонистом, другом Н.Бухарина и К. Радека, что обусловило ненависть Сталина к этой категории политиков на все оставшееся ему время. Возможно, что этот случай в какой-то мере определил направление репрессий тридцатых годов.
Именно к этому периоду относятся изменения в жизни кремлевской верхушки. Полное отсутствие эмоций возведено в ранг незыблемости и обязательности.
Сам вождь обретает способность ходить бесшумно и передвигаться вне поля зрения охраны. Имели место случаи, когда охрана просто недоумевала: вроде бы только доставили Сталина в Кремль, а он уже опять на своей даче в Горках, хотя все могли поклясться, что ни одна машина за стены Кремля не выходила.
Меняется и образ жизни Сталина. Теперь у него совсем иной распорядок рабочего дня. Все реже он выходит на воздух днем. На втором этаже Совмина ему было оборудовано помещение, в котором предусмотрены комнаты для работы и отдыха. Помещения, где находился Сталин, были оборудованы тяжелыми светонепроницаемыми портьерами. Прогулки вождь начал совершать исключительно в вечернее время. Передвигался в автомобиле с затемненными стеклами. Но главное – рабочий день его начинался вечером и продолжался до поздней ночи. И это понятно – заболевание начинало давать знать о себе и появление на солнце грозило серьезными неприятностями.
В начале тридцатых годов проявилась еще одна странность вождя. Он возненавидел ворон. Он считал их слишком умными птицами, и понять не мог их долгожительства. Сталин сравнивал их с людьми, одетыми в черное. Их истошные крики выводили Сталина из себя. Комендант Кремля и начальник личной охраны Сталина принимали специальные меры для борьбы с воронами на территории Кремля и дачи, в которой проживал Сталин. Одно время ворон просто отстреливали, потом перешли к соколиной охоте, так как обитатели Кремля боялись выстрелов.
Болезнь И. Сталина прогрессировала. Было принято решение начать массовые поиски вампиров, чтобы в результате исследования живых трупов найти средство для спасения жизни вождя. Первые десять «кровавых мальчиков» были доставлены в Москву из разных уголков страны и поступили в секретную лабораторию Казакова.
Можно только догадываться, какие муки приняли в секретной лаборатории живые трупы, которые в переписке органов ОГПУ-НКВД иронически именовались «кровавыми мальчиками» или по существовавшей тогда повсеместной привычке все сокращать — «кромалами».
Между тем, болезнь И. Сталина прогрессировала. У него появилось непреодолимое желание впиться в шею ближнему. Вождь был достаточно умен, чтобы не трогать сподвижников и охрану, но в отношении оппозиции он не церемонился. Досье бесстрастно фиксирует: Н. Бухарин доставлен на беседу к вождю в марте 1937 года – после беседы отправлен в больницу Бутырской тюрьмы с открытой раной на шее.
В апреле 1937 года Зиновьев и Рыков доставлены в Кремль для личной беседы со Сталиным и после нее возвращены в следственный изолятор Лефортово с аналогичными повреждениями шеи. Имеются документы, свидетельствующие о том, что и в отношении других членов оппозиции Сталин не церемонился.
Но скорых положительных результатов достигнуто не было, что и привело Казакова к трагической гибели.
Тайную лабораторию после отстранения неудачливого Казакова возглавил профессор Майрановский. Да, он разрабатывал в своей лаборатории быстродействующие яды и комбинации снотворного, которые помогали сотрудникам госбезопасности бороться с внутренними и внешними врагами. Но наряду с этим он занимался эндокринной системой и кровью вождя. Этому человеку сопутствовала относительная удача: ему удалось стабилизировать состояние больного. Болезнь оказалась заглушенной и не давала рецидивов с 1940 по 1947 год. Рецидивы заболевания в конце 40-х и начале 50-х годов привели к новой волне репрессий, закончившейся тем, что верные соратники, разбросав по комнатам дачи серебро, принесли вождю несколько килограммов свежего чеснока, которым кормили его под пыткой дневным светом угрозой применения распятия.
5 марта 1953 года все закончилось. Начался период внутренних распрей, в которых удача способствовала Н. Хрущеву.
А что же живые трупы, лежавшие в темных подземельях Кремля? Каждому из них был оборудован надежный, как сейф, гроб, исключавший любую попытку самостоятельно выбраться наружу. После смерти вождя по указанию Л. Берия ас диверсионной разведки П. Судоплатов из числа «кровавых мальчиков» создал особое подразделение, предназначенное для диверсий в Западной Европе. Известно, что к тому времени Л. Берия был в возрасте и уже не питал пристрастий к женщинам. Но женщины были необходимы лежащим в гробах вампирам и конвейер, запущенный перед войной, продолжал действовать. Изучив досье, можно смело сказать, что жена маршала артиллерии Кулика была избрана одним из вампиров московского подземелья. Зря Лаврентий Павлович темнит, что не помнит ничего о судьбе Кулик-Симонич Зря он лавирует при допросе прокурором Руденко, который настойчиво расспрашивает его о любовницах. Вампиры требовали жертв, и они их получили. Никому не известно, сколько проституток не доехали до 101 километра при санации Москвы к 70-летию вождя советского народа И.В. Сталина. Собственно, это и не входит в наши исследования.
Согласно досье, сверхсекретное подразделение Судоплатова просуществовало до 1954 года и прекратило существование с его арестом. Трудно сказать, как происходила ликвидация подразделения. Скорее всего, по указанию тогдашнего министра МГБ Серова гробы с несостоявшимися диверсантами были тайно вывезены из Кремля и перевезены сотрудниками госбезопасности в городской крематорий, где все они были сожжены в ночную смену. Возможно, «кровавые мальчики» перед рассветом были вывезены без гробов на территорию Петровского парка и предоставлены самим себе в момент восхода солнца. Истины мы уже никогда не узнаем. Но факт остается фактом: подразделение ночных диверсантов, весьма опасных для любого противника, перестали существовать, и теперь трудно уже сказать – во благо ли все было сделано или во зло. Пришедший к власти Н.С. Хрущев дал указание вести непримиримую борьбу со всякого рода мистикой.
Жутковатые монстры недавнего прошлого ушли в спасительное небытие. И только документы из личного архива Л. Берия все еще рассказывают нам о трагических событиях нашего недавнего прошлого, вызывая в читателях неподдельный страх и надежду на то, что все рассказанное останется всего лишь жутковатой сказкой, припасенной одним из страшных сказочников прошедшего столетия.
От полученной информации голова у Лики почти взрывалась. Ей очень хотелось поговорить с Матвеем наедине и всё обсудить. Для того она даже решилась дать Стропалецкому то, что он так хотел: свою кровь. Тот взял, и правда, немного. И тут же убежал в лабораторию. Они с Матвеем остались одни.
Лика чувствовала себя вывернутой наизнанку. Ещё недавно она хоть и понимала, что с ней то-то не так, но чисто по-детски в глубине души надеялась, что это не страшно, это пройдёт. Как насморк. Теперь же, после рассказа профессора, когда выяснилось, что, во-первых, она не одна такая, а во-вторых, это неисправимо, ей стало по-настоящему страшно. «Генная мутация», как сказал Сропалецкий. Мутация… Она зябко передёрнула плечами. И вроде она всё та же: две руки, две ноги… но в венах её и артериях бежит кровь с этим мерзким арггеном, ради которого её готовы разделать на куски, словно корову или свинью.
– Не думаю, что мы можем ему доверять, – высказался Матвей, словно не замечая её подавленного настроения. – Стропалецкий, на мой взгляд, просто удачный мистификатор. Как-то не верится, что ему на самом деле больше ста лет.
– А в то, что я мутант, тебе верится? – шмыгнула она носом.
В ответ он положил руки ей на плечи и посмотрел прямо в глаза.
– Ты самый красивый мутант на свете.
– Ты не понимаешь, – сбросила она его руки. – Одно дело, когда человек, к примеру, умеет шевелить ушами, другое, если у него за ушами жабры. Это мерзко.
– Разве? – Матвей улыбнулся. – Даже если у тебя отрастут хвост и плавники, я…
Появление профессора не дало ему закончить фразу. Тот внимательно окинул их взглядом.
– Вижу, вы не очень поверили в мой рассказ. Да, я бы тоже сомневался на вашем месте. Но факт есть факт: мне сто шестьдесят семь лет. – Он провёл рукой по лысой голове, словно проверяя отсутствие волос. – Я ровесник Владимира Ильича.
Лика посмотрела на Матвея и пожала плечами. Стропалецкий улыбнулся, но не стал ничего объяснять. Хотя Лике показалось, что Матвей понял, о чём речь.
– Я понимаю, вам трудно принять этот факт, – продолжил профессор. – Мне и самому долгое время не верилось, что живу так долго. После того как погиб бедный Джованни, я был сам не свой. Пришлось срочно бежать, бросить все свои колбы, реторты и пробирки. В который раз я терял всё. Сложил в саквояж только самое ценное – последние образцы крови Джованни и свои записи – и покинул цирк ночью. Пешком дошёл до соседнего городка, где нанял экипаж. Я стремился в Рим, чтобы затеряться в большом городе. Но кровь, конечно, не выдержала бы такого длительного путешествия. Всё было кончено.
В отчаянии я решился на страшное: ввёл себе кровь Джованни. Почему-то казалось, что такая смерть будет достойным завершением моей бесславной жизни, полной гордыни и ереси. Да, я впал в грех гордыни – возомнил себя равным творцу, хотел изменить человеческую природу. Серебряная кровь разлилась по моим венам, и вскоре меня охватил адский жар. Я медленно умирал и радовался этому. Два дня я сгорал в лихорадке, а на третий проснулся здоровым, бодрым и выглядящим на десять, а то и двадцать лет моложе. На тот момент мне был пятьдесят один год. Лысина, одышка и близорукость. Утром того дня из зеркала на меня взглянул тридцатипятилетний на вид мужчина с несколько усталым лицом сероватого оттенка и со всеми своими утерянными ранее волосами. Тогда я ещё не знал, что цвет кожи останется со мной навсегда. Но что это могло значить, если сердце в груди стучало как когда-то в молодости, без перебоев, – Стропалецкий провёл рукой по гладко выбритой голове. – Но я вижу на ваших лицах глубокое сомнение, молодые люди. Вы не верите мне?
Матвей еле заметно дёрнул щекой.
– Как вы оказались возле дома Гривцова? Словно знали, что мы там будем.
– Вы активировали «Asylum». Я получил сигнал и поспешил на Каменный остров. Как оказалось, не зря.
– А что такое этот «Asylum»?
– Странно, что ты не знаешь, – Стропалецкий удивился. – «Asylum» или «Убежище» создано для защиты аргов, как вы могли догадаться. Своего рода «Подземная железная дорога».
Лика переглянулась с Матвеем. Это то, о чём шла речь в письме Дэна? Она уже открыла рот, но Матвей под столом сжал её руку.
– Вы имеет в виду аболиционистское движение в Америке? – Профессор кивнул с довольным видом. Матвей пояснил специально для Лики: – Во времена рабства в Америке существовали люди, которые помогали рабам бежать, прятали, перевозили. Была целая цепочка тайных явок и мест, где беглец мог получить помощь.
Лика почувствовала раздражение. Матвей что, гордится своей начитанностью? Ну, Лика тоже что-то об этом слышала, кажется, в школе как-то проходили. Но невозможно же помнить всё. Она тоже умеет щеголять умными словами.
– Приятно видеть, что молодёжь ныне столь образована, – похвалил Стропалецкий, явно желая подольститься. – Однако уже поздно, – быстро сказал он, видя, что Лика снова хочет задать вопрос. – Предлагаю перенести нашу беседу на завтра.
Лика вздохнула. Интересно, сообщила ли Настя о её звонке родителям? Всё равно они должны сейчас с ума сходить. Стропалецкий поманил их за собой и показал комнаты в мансарде, где они могли устроиться. Лика встала на пороге небольшой спальни и глазами показала Матвею, что есть разговор. Тот так же глазами показал, что понял.
Через минуту, как стихли шаги профессора по скрипучей лестнице, Матвей уже поскрёбся в дверь.
– Проходи, что шуршишь тут, – Лика втянула его внутрь. – Этот Стропалецкий явно чего-то недоговаривает.
– Он врёт, это ясно. Он следил за нами ещё до того, как мы вошли в его дом. Помнишь дядьку, который пытался нас сфотографировать?
Лика кивнула. Точно. Тогда вдвойне странно, как он там оказался. И почему он ни разу не упомянул Дэна? Разве Дэн не по его указанию защищал Лику?
– Завтра мы доберёмся до моей гостиницы и что-нибудь придумаем.
– Ты уверен, что нас отпустят? Что-то сомневаюсь. И Гриве, и профессору нужна я, вернее, моя кровь, – она сглотнула внезапно подкатившую к горлу тошноту от короткого, как удар электротока, видения Риты на операционном столе.
– Ха! Кто не отпустит, этот столетний вивисектор? – Матвей демонстративно развернул плечи и поиграл бицепсом, против воли заставив её прыснуть от смеха. – Не бойся, мы обязательно что-нибудь придумаем. – Рот его внезапно раскрылся в широком зевке, и он запоздало прикрыл его рукой.
Ей и самой внезапно захотелось спасть. Так сильно, что веки буквально упали вниз, став чугунно-неподъёмными.
– Пойду, – услышала она сквозь ватную тишину, отсёкшую все звуки.
Хотелось попросить, не уходить, не оставлять её тут одну, но язык уже не слушался, она повалилась на кровать, как была в одежде, и погрузилась в глубокий, почти обморочный сон.
Из дневников Драго Достославлена (конспект Инды Хладана, август 427 г. от н.э.с.)
Полученная колдунами энергия не просто выбрасывается в Исподний мир, а перераспределяется таким образом, который дает наибольшую выгоду в земледелии и скотоводстве: вовремя льются дожди на поля с хлебом и другими культурами, вовремя устанавливается солнечная погода, вовремя и в нужных местах идет снег. Надо отметить, что в Исподнем мире очень глубоки знания в такой науке, как агрономия. Дружная весна всегда сопровождается обильным половодьем, заморозки не случаются после посевной, не бывает морозов и до начала снегопада. Вмешательство колдунов в естественный ход природных явлений крайне мизерно, очень (и даже слишком) осторожно, но дает поразительный результат. Чудотворы, обладая сходными способностями, могут не только воспользоваться их опытом, но в конечном итоге превратить наш мир в цветущий сад, не знающий не только стихийных бедствий, но и непогоды вообще.
(Пространное, поэтичное и малоинформативное описание цветущего сада. – И. Х.)
Да, колдуны имеются не только в Млчане, а составляют определенный процент населения и в других государствах Исподнего мира (аналогично чудотворам в нашем мире). Но климатические условия делают их существование столь значимым именно для Млчаны, и именно этим я объясняю слабость культа Предвечного там.
1 мая 427 года от н.э.с. Ночь
Сна как не бывало… Йока сидел поперек постели, подтянув к себе ноги, и ждал. Наивно было надеяться, что стоит выключить ночник, и призраки валом повалят в комнату. Глаза давно привыкли к темноте, и Йока рассматривал полосатые обои на стене напротив: он много лет любовался на них, засыпая и просыпаясь, но в полумраке знакомые линии складывались в новые узоры. И вот уже не бледно-розовые маки вплетались в вертикальные серебряные полоски, а профили сказочных чудовищ косили глазами из темноты, и женские руки лепестками тянулись в стороны, и ядовитые змеи извивались вкруг них, грозя ужалить.
Может быть, Йока задремал? Комната полнилась звуками: шорохами, поскрипыванием паркета, тиканьем часов и тонким звоном в ушах. Словно все вокруг оживало, просыпалось, медленно приходило в движение. Словно погашенный ночник давал добро на какую-то другую – ночную – жизнь, запрещенную при свете солнечных камней. Йоке не было страшно, напротив: тихая, незаметная глазу жизнь вокруг будоражила его, и мурашки бежали по спине вовсе не от страха – от предвкушения. И вместе с тем оцепенение охватывало тело и туманило глаза.
Мягкий, глухой стук в стекло заставил его резко повернуть голову. Йока вздрогнул, но скорей от неожиданности. Будто проснулся. Кто мог постучать в окно второго этажа? Ведь не росомаха же, право, залезла к нему на балкон! Йока пристально вглядывался в большое блестящее стекло, но не видел ничего, кроме черноты и блеклого отражения комнаты. Стук повторился, и к нему добавился тихий неприятный скрежет: будто ногтем. Словно и в самом деле росомаха провела по стеклу когтистой лапой.
Йока, пожалуй, немного испугался и, чтобы доказать самому себе, что ничего не боится, собирался встать и открыть балкон, но что-то удержало его на месте.
Шорох бьющих в стекло крыльев развеял его сомнения: птица хотела влететь к нему в комнату. Большая птица. Ворона, обычная ворона, каких множество вьется по вечерам над Беспросветным лесом. И, говорят, на их зов идет росомаха.
Вороны чувствуют мертвечину, и росомаха ищет их в надежде на добычу. Но в тех рассказах, которые он читал весь вечер, вороны прилетали на встречу с призраками и тогда, когда те не использовали мертвых тел. Вороны чувствовали приближение призраков. Так же как и росомахи.
Ему почудилось движение возле стены напротив, Йока отвернулся от окна и вперил взгляд в полосатые обои: человек не может видеть призраков, но все очевидцы говорили о том, что замечали шевеление воздуха, едва видимое искажение пространства.
Никакого искажения пространства Йока не заметил. Большая птица за окном как будто успокоилась: Йока слышал, как ее коготки постукивают по жестяному карнизу. А потом твердый клюв стукнул по тарелке, забытой на балконе. Может быть, в появлении вороны нет ничего удивительного, и она прилетела поживиться остатками обеда, заботливо принесенного кухаркой? Но разве ночью вороны не спят?
Стоило повернуть голову к окну, и снова боковое зрение уловило движение возле стены. Йока решил больше не отворачиваться, что бы ворона ни творила на балконе. Он всматривался в стену до рези в глазах, и смаргивал, и думал, что именно в этот миг призрак мог шевельнуться, выдать свое присутствие.
В тишине оглушительно тикали часы.
Через пять минут глаза устали разглядывать темноту, полоски на обоях двоились и плыли навстречу друг другу. Йока спохватывался, смаргивал, и полоски вставали на место. И опять ему казалось, что он засыпает. Но однажды ему не хватило сил сфокусировать взгляд, хотелось ненадолго дать отдых глазам. Странная, неизведанная ранее умиротворенность овладела им: похожая на сон, но осмысленная, даже слишком. Полоски на обоях ползли друг к другу, пока не соединились вместе, только в новом измерении, и перед Йокой раскрылась глубина…
Он не мог бы этого толком объяснить: как плоская стена напротив вдруг обрела глубину и бесконечность? Это было ярко, несмотря на полутьму. И очень красиво. Йока боялся только одного: малейшее движение глаз – и глубина исчезнет, закроется. На глаза навернулись слезы, и Йока сморгнул, но так быстро, что сумел удержать взгляд на месте, всматриваясь в бесконечность.
Тогда-то он и увидел вдали движение: из волшебной глубины к нему кто-то приближался. Но, удивленный и даже растроганный, Йока не подумал о призраке. И был прав: вовсе не чудовище двигалось ему навстречу. Фигура эта не имела плоти, она словно состояла из той же самой стены, из полосатых обоев с маками, но у нее был объем, она шевелилась, и вовсе не движение воздуха, не обманчивое искажение пространства видел Йока.
К нему приближалась девочка. Он мог рассмотреть ее волосы, густые и длинные, плотной накидкой обхватившие плечи, и тонкие руки, скрещенные на груди, и рубаху, лишь местами облегающую хрупкое тело, и колени, и крепкие щиколотки с высоким подъемом, и маленькие ступни. Длинные, по-детски нескладные ноги шагали вперед, навстречу Йоке, и от каждого шага на ней двигалась узкая рубаха.
А потом девочка остановилась, замерла, опустив голову. От рези в глазах Йока сморгнул, но не выпустил глубину из виду.
Тиканье часов и звон в ушах неожиданно сплелись в его голове в нежную, еле различимую мелодию. Нет, не мелодию, а дрожь эфира, случайный набор чередующихся частот, превратившийся в легкий, завораживающий перезвон. Девочка вскинула голову, развела руки в стороны и поднялась на цыпочки.
Она танцевала. Это выходило у нее не очень умело, но все равно прелестно: тонкие руки были то волнами, то крыльями птиц, то тянувшимися к небу стеблями травы, длинные ножки то приседали, то вытягивались. В ее движениях не было особой грации, девочка нисколько не походила на балерин из Большого славленского театра (который Йока так ненавидел), но именно ее угловатость, несмелые движения показались ему полными очарования.
Она кружилась, то поднимая, то опуская руки, и иногда в профиль Йока видел, как рубаха облегает ее маленькую упругую грудь: еще незрелую, непохожую на мамину.
Йока читал немало романов о любви, и даже о такой любви, о которой ему читать не следовало, но еще не вполне их принимал, еще не умел примерить на себя чужие страсти. А тут в нем вскипела кровь и пересохло во рту.
Девочка словно просила о чем-то, словно танцевала не просто так, а в надежде на вознаграждение. И Йока был бы рад отдать ей то, о чем она просит, но не знал, что́ может ей отдать. Он захлебывался от переполнивших его чувств, в нем поднималось нечто, похожее на огромную волну, и он был готов выплеснуть ее из себя, кинуть к ногам этой девочки все, без остатка. Всего себя, все, что в нем накопилось.
Девочка остановилась и протянула руки вперед. И Йоке стало неловко, потому что он не знал, что должен сделать и что может ей дать. Она же опустилась на колени, но не в мольбе, а в изнеможении, одну руку вытянув вперед, а другой закрыв лицо. А потом ссутулила спину, согнулась, как увядший цветок, и замерла.
В груди что-то клокотало, искало выхода. Тоска, сравнимая с физической болью. Йока прижал руки к горлу, с губ сорвался не стон даже – тонкий вой.
Вороний крик за окном прозвучал грубо, словно отрезвляя. И в этот миг накопившееся напряжение хлынуло наружу широким потоком. Перед глазами неожиданно возник фонтан в усадьбе Важана: упругая струя, бьющая в небо, и вода, падающая с высоты в бассейн. Вода кипела и грохотала, как и то, что выливалось из груди. Йока всхлипывал, хватая ртом воздух, тело его дрожало, и он уже ничего не видел перед собой, кроме бушующей воды.
А потом пришел покой. Пелена слез скрыла от Йоки и глубину в стене, и девочку, замершую у его ног. Он сглотнул, из горла вырвалось короткое рыдание – от счастья, от облегчения… Руки сами собой потянулись к лицу – он закрыл глаза ладонями, опрокинулся щекой на подушку, подтянув колени к животу, и замер, переводя дыхание. А как только оно выровнялось, Йока тут же заснул.
* * *
Инда Хладан молча стоял у входа в сад Йеленов и смотрел на темное окно второго этажа. Четырнадцать лет. Время инициации чудотворов. И мрачунов.
Отчет чудотворов, которые выезжали лечить восьмилетнего мальчика в дом судьи Йелена шесть лет назад, оказался пустышкой – никаких странностей они не отметили. Странность отметил сам Инда: отчет был подписан куратором службы здоровья Славленской Тайничной башни, членом центумвирата Дланой Вотаном, а не рядовым врачишкой-чудотвором, который должен был явиться на помощь отпрыску богатых родителей, буде те непременно захотят лечить ребенка у врача-чудотвора. А потому отчету Инда не доверял.
Появление призрака он почувствовал за несколько минут до того, как ворона – вовсе не ночная птица – ударилась в балконное стекло. И это появление уже показалось Инде странным. Да, мальчишка погасил ночник. Рано или поздно это делают все мальчишки – из любопытства, бравады, для испытания смелости. Но сегодняшняя ночь была не лучшей для подобных экспериментов, потому что предшествовала празднику призраков, к которому тщательно готовились чудотворы. Конечно, Йока Йелен об этом не знал, но призрак этого не знать не мог. То ли он столь ненасытен, что не может дождаться праздничной ночи, то ли… то ли пришел, отлично зная, к кому и зачем идет…
Мальчика надо забирать к себе. Пока он чист и наивен, пока его характер складывали добропорядочные Йелены – надо забирать его к себе. С каким восхищением он смотрел за столом на Инду! Пока он еще ребенок, пока, как все мальчишки, считает чудотворов самыми замечательными людьми в Обитаемом мире, надо забирать его к себе, не дать рассыпаться этой иллюзии.
Глаза Инды Хладана то и дело сами собой поворачивались к другому крылу дома, где в окне горел желтый огонек ночника. Спальня Йеленов. Ясна хочет избавиться от мальчишки, и Инда заинтересован в том, чтобы помочь ей в этом. До конца лета можно подружиться с парнем и уладить все формальности с переводом в другую школу. Никакого насилия! Какой мальчишка откажется учиться в школе, которая готовит помощников для чудотворов? Это честь для них, рожденных в других кастах.
Призрак давно был в доме и на этот раз не ошибся комнатой. Впрочем, в других спальнях горели ночники, ему больше негде было появиться. Инда с улыбкой смотрел в темное стекло и видел силуэт вороны, разгуливавшей по карнизу. Надо перечитать трактат по герметичной зоологии, найденный у арестованного мрачуна. Птица подпитывается энергией вместе с призраком? Или ее прельщает что-то другое?
Чудотворам призраки не страшны, они сами могут забирать у них энергию, не отдавая ни капли своей. Впрочем, еще ни один призрак добровольно чудотворам энергии не отдавал. Инда чувствовал голод призрака на расстоянии, сквозь стекло и стену, так же как почувствовал бы присутствие другого чудотвора. Природа распорядилась хоть и логично, но несправедливо: сделала мрачунов и чудотворов врагами, но лишила их оружия друг против друга. Инда знал о присутствии призрака, но не видел мрачуна, к которому тот пришел. И мог только гадать, а к мрачуну ли пришел призрак, или его цель – невинный ребенок, которого можно лишить рассудка или жизни за несколько минут.
Он снова перевел взгляд на спальню Йеленов. Ревности Инда не испытывал, только некоторое презрение к судье. За его наивность. Мысли о том, что Ясна много лет спит с ним в одной постели, не задевали Хладана. Куда сильней укололо ее уважение к мужу, ее готовность разделять его убеждения и отстаивать его интересы. Инду не слишком интересовало физическое обладание Ясной, но он претендовал – в глубине души – на ее поклонение. Он хотел быть для нее единственным и непререкаемым авторитетом. Он и сам видел что-то неправильное в своем к ней отношении. Но… мог себе позволить некоторые иллюзии.
Вороний крик прозвучал в ночи оглушительно и зловеще, шумно захлопали крылья, словно птицу что-то вспугнуло. Надо было перечитать трактат о герметичной зоологии заранее! Инда ощутил опасность и нервно посмотрел по сторонам. Тонкие нити мироздания всколыхнулись, и он почувствовал дрожь тонкой пленки, натянутой между мирами. Чудотворам не страшны энергетические удары мрачунов, но у этого счастливого свойства есть и оборотная сторона: чудотворы не чувствуют выплеска их энергии. Однако в этот раз что-то произошло, что-то случилось… Словно тонкая игла пронзила невидимую мембрану, словно два мира прикоснулись друг к другу, установили контакт. Инда не был уверен, что его смутные ощущения не есть его фантазия, подогретая пьянящим воздухом весенней ночи.
Он снова посмотрел по сторонам и на этот раз увидел у ограды шевельнувшуюся тень: человек, прислонившийся к металлическим прутьям решетки, оттолкнулся от них и шагнул к дороге, в темноту. В свете фонарей, горевших в саду, Инда разглядел куртку и грубые сапоги и даже услышал, как каблук стукнул по земле.
В спальне Йеленов вспыхнуло бра над кроватью. Тонкий силуэт приблизился к окну, откинулась полупрозрачная штора: Ясна выглянула в сад. В спальне Милы тоже зажегся свет: девочка проснулась, и заботливая няня поспешила ей на помощь. Инде некогда было рассуждать, что разбудило Йеленов поздней ночью, – он направился вслед за незнакомцем, но тот ускорил шаги, уходя все дальше в непроглядную темноту.
– Остановись! – крикнул Инда. Голос чудотвора, его непередаваемые властные интонации не спутал бы ни с чем ни один человек в Обитаемом мире. И Инда вложил в это слово все, на что был способен. Но человек и не думал повиноваться. Конечно, применять силу следовало только в особых случаях, но Инде почему-то казалось, что это и есть тот самый особый случай. Сила, что зажигает солнечные камни и двигает магнитные, сконцентрированным пучком ударила человека в спину. Но тот не только не упал, он даже не пошатнулся! Он не заметил!
Чудотворы не боятся энергетических ударов мрачунов, но и мрачунам не страшна сила чудотворов. Человек, убегавший от Инды во тьму, был мрачуном, в этом не было сомнений. Настоящим мрачуном, а не латентным.
Сапоги незнакомца отчетливо стучали по дороге. Инда пожалел, что не умеет зажигать простые булыжники, как хвастался недавно перед своим дворецким. Шаги отдалялись, а потом вдруг смолкли. Словно убегавший остановился. Инда остановился тоже: вдоль дороги росли деревья, из-за любого из них можно было напасть со спины. Он прислушался, стараясь не дышать, но ничего не услышал: ни шороха, ни шагов, ни дыхания. Словно незнакомец провалился сквозь землю или растворился в воздухе.
Инда долго искал его в темноте, переходя с места на место, останавливался на краю Буйного поля, всматриваясь в темноту, но не увидел никакого движения и не услышал ни одного звука.
Бессмысленно.
Но появление мрачуна возле дома Йеленов еще сильней укрепило Инду в мысли о том, что Йоку надо забирать к себе. Пока не поздно. Ведь за домом какого-то заурядного латентного мрачуна не стал бы наблюдать никто. И… только что на глазах Инды произошло нечто очень важное. Важное для обоих миров. Он не мог этого доказать, у него не было ни единого аргумента – только внутренняя дрожь, необъяснимое волнение.
Инда побрел по полю к Тайничной башне, изредка оглядываясь; через несколько минут загорелся ночник в комнате мальчика – не иначе судья Йелен поспешил к сыну и увидел погашенный солнечный камень.
Инда открыл дверь в стене своим ключом: солнечные камни ярко освещали узкую лестницу, уходившую круто вверх. На площадке его встретили дежурные, удивленные столь поздним появлением.
– Я к Приору, – кивнул он им, – он у себя?
– Да, но вам, возможно, придется его будить.
В этом Инда сомневался – накануне праздника призраков? А впрочем, как следует отдохнуть и выспаться перед трудным днем и еще более трудной ночью не помешает никому, даже самому Инде.
Он прошел сквозь тройные металлические двери, преодолел еще один лестничный пролет, свернул к застекленной террасе и оказался у лифта: наверх чудотворов поднимали магнитные камни. Гулко лязгнула тяжелая дверь с защелкой, за спиной качнулись деревянные створки кабины. А может, все это ему почудилось? Может, однажды допустив эту ничтожную вероятность, он теперь любой факт или домысел пытается вписать в свою догадку? Что, собственно, он будет сейчас говорить?
Апартаменты Приора находились двумя ярусами ниже верхней площадки башни и занимали весь уровень. Кивнув секретарю, Инда миновал просторную приемную, поднялся на три ступени вверх и открыл стеклянную дверь в зимний сад: Приор сидел на лавочке, окруженной тропическими цветами, и читал книгу.
Инда присел рядом, расстегивая куртку, и посмотрел вокруг: бегущая прозрачная вода, южные растения и мягкий свет, идущий от стен… Тем, кто живет на севере, богатства юга кажутся сказочными…
– Я взял посмотреть книги из библиотеки этого мрачуна… – не поднимая головы сказал Приор.
Вот так. Словно праздник призраков – и не событие в жизни Тайничной башни.
– Да, мне сегодня в голову тоже приходила такая мысль, – кивнул Инда. – Есть что-нибудь новое?
– Есть. Не очень новое и, может быть, не очень важное. Сравнение внутренних органов росомах и женщин. Развитие плода в чреве и тех, и других. Очень подробный цветной атлас, качество печати превосходное. Книга сделана в нескольких экземплярах.
– Ищешь типографию? – Инда снова посмотрел по сторонам и заметил большую пеструю птицу, сидевшую на широком листе пальмы.
– Конечно. Но, боюсь, не найду: книга сделана лет двадцать-двадцать пять назад. На ручном печатном станке. Ты зашел по делу или просто поговорить?
– Трудно сказать… Я только что упустил мрачуна. Он наблюдал за тем же местом, что и я, и меня это насторожило.
– И что же это было за место, за которым ты наблюдал среди ночи накануне праздника призраков? – Приор наконец оторвал взгляд от книги и посмотрел на журчащий ручей, что нес воду в прозрачный пруд.
– Спальня младшего Йелена.
– Ты каждую ночь смотришь на окна спальни младшего Йелена?
– Нет. Но мне доложили, что мальчик был в гостях у профессора Важана и взял у него книгу о призраках. Я всего лишь хотел проверить, захочет ли он встретиться с призраком.
– Проверил?
– Да. Он выключил ночник.
– Все мальчики делают это рано или поздно. И некоторые – по многу раз, – улыбнулся Приор.
– Но к Йелену пришел призрак. Пришел сразу, едва ли не через четверть часа после того, как в спальне погасли солнечные камни.
– Он мог быть поблизости, – Приор возражал не потому, что не доверял Инде, и Инда хорошо его понимал. Он и сам задавался этими вопросами.
– Мог. Странно только, что призрак не захотел подождать до завтра. Мне кажется, это как-то связано с завтрашним праздником. Слишком гладко все идет, слишком спокойно. В этом есть какой-то подвох.
– Да нет никакого подвоха, – улыбнулся Приор. – Мы давно готовы к появлению призраков, все знают свои обязанности, у нас есть опыт пятилетней давности. И если какой-то призрак за сутки до праздника явился к какому-то мальчишке, это ничего не значит.
Инда думал точно так же. Но чувствовал совсем другое.
– А если это не какой-то призрак и не какой-то мальчишка? – спросил он мрачно, и Приор понял его правильно.
– Даже так? Ты всерьез допускаешь… – он осекся и замолчал.
Что Инда мог ответить? Он допускал. А допускать нельзя не всерьез.
– Что-нибудь из Исподнего мира поступало со вчерашнего дня? – спросил он.
– Самые достоверные сведения сейчас поступают от Праты Сребряна, и он не сообщает ничего нового. Призраки собираются на Лысой горке, их будет около двух тысяч. Все идет так же, как в прошлый раз.
– С единственной разницей: прошло четырнадцать лет с четыреста тринадцатого года.
– Ну, у них есть и другие варианты. Четыреста четвертый год, четыреста двадцать второй, четвертое апреля, тринадцатое, двадцать второе… В четыре четверки складывается множество дат.
Инда хлопнул себя по коленке:
– А ведь я и забыл! Совершенно забыл! Это все меняет. Мрачун явился туда посмотреть за мальчишкой из-за даты его рождения!
– Если мрачуна послал Важан, что не исключено, то это ерунда. Важан – хитрая росомаха, он не клюнет на такую мелочь, как дата рождения в метрике. Его нужно ловить на живца, блесной его не обманешь.
– Я думаю забрать Йелена к нам: или в Брезенский лицей, если он мрачун, или в Ковчен, если нет.
Резкий стук в дверь оборвал их раздумья – секретарь распахнул дверь, не дожидаясь ответа.
– Срочно! Срочное сообщение от Праты Сребряна! – секретарь недоверчиво взглянул на Инду, но Приор кивнул, разрешая говорить. – Что-то произошло. Планы призраков меняются. Их верхушка уходит с Лысой горки!
Инда сузил глаза и еле заметно усмехнулся: не прошло и часа с той минуты, как Йока Йелен встретился с призраком. А Исподний мир тут же ответил. Что это? Совпадение? Совпадения случаются, но гораздо реже, чем хотелось бы.
* * *
– Йока, – отец тряс его за плечо, – Йока, что с тобой? Йока, ответь мне, ты слышишь меня?
Йока приподнял веки: невыносимо хотелось спать.
– Чего? – спросил он, зевая и протирая глаза. Но, увидев, что за окном темно, раздумал просыпаться. Ему казалось, он проспал несколько часов.
– Как ты себя чувствуешь?
– Прекрасно, – проворчал Йока, стараясь повернуться на другой бок.
– Ты уверен? С тобой все хорошо?
– Я хочу спать, только и всего! Оставь меня в покое.
– Ты даже не разделся!
Йока зевнул снова и открыл глаза.
– Ну и что. Захотел и не разделся. Это что, тоже обязательно?
– У тебя не горел ночник.
– Я забыл его включить.
– Мы поговорим об этом утром, – хмуро сказал отец и тяжело вздохнул.
* * *
Цапа Дымлен протопал в спальню Важана не снимая сапог: Ничта, сидевший за письменным столом, услышал его шаги еще на лестнице.
– Не спишь? – Цапа сунул голову в дверь. Солнечный камень настольной лампы тускло и зловеще осветил его лицо. – Правильно не спишь.
– Войди и закрой дверь, – поморщился Важан, разворачивая тяжелый стул.
– Вечный Бродяга возвестил о своем приходе, – выдохнул Цапа и плюхнулся в кресло.
– Ты уверен, что не обманываешь сам себя?
– Все будет ясно со дня на день. Но, Ничта, только Вечный Бродяга способен сделать такое. Вот увидишь, Охранитель явится к нам не сегодня-завтра.
– Цапа… – Важан посмотрел на него сверху вниз, – ты как ребенок. Не надо верить в сказки.
– Откровение Танграуса – не сказка. Разве не ты писал, что верная трактовка Откровения даст нам в руки ключ? Разве не ты создал Вечного Бродягу?
– Вечный Бродяга умер не родившись. Я всего лишь экспериментировал, и мой эксперимент провалился. Он не мог родиться без родовспоможения. И даже если бы такое чудо произошло, ребенок умер бы через несколько часов без специальных условий содержания. От холода, от недостатка кислорода, от голода. Но – повторяю – скорей всего, он умер в чреве матери.
– А если ее нашли? Если кто-то помог ребенку появиться на свет?
– Ты с ума сошел? В Беспросветном лесу?
– Она могла выйти к людям.
– Ты представляешь себе, каким он должен был появиться на свет? Любой человек из Обитаемого мира принял бы ребенка за чудовище и убил на месте.
– Но не врач, Ничта. И не чудотвор. Кстати, я раздобыл медицинскую карту Ясны Йеленки. Она не может быть матерью мальчика, у нее случился выкидыш в январе четыреста тринадцатого года. Не первый и не последний. Вы, аристократы, так гордитесь своей голубой кровью, в то время как ваши женщины не могут толком рожать детей.
– Оставь разговоры об аристократах на потом, – проворчал Ничта. – Я не сильно сомневался в том, что это приемный ребенок, но это не означает, что перед нами Вечный Бродяга. Что там со «знакомым чудотвором»?
– Это Инда Хладан, друг семьи, верней, друг Ясны Йеленки. Отсутствовал в Славлене десять лет, жил где-то у моря. Вернулся несколько дней назад. И с тех пор крутится вокруг Йеленов. Сейчас он едва не поймал меня возле их ограды. Я не сразу заметил его в темноте, он меня – тоже. Он большая шишка в Тайничной башне…
– Он видел то же, что и ты?
– Чудотвор не чувствует выброса энергии. Но он забеспокоился: выброс был такой сильный, что призрак едва не захлебнулся, – Цапа захихикал и потер руки. – Энергии хватило на то, чтобы Исподний мир услышал Вечного Бродягу. Вот увидишь, Охранитель придет! Мальчик нуждается в защите. Как только чудотворы поймут, кто перед ними, они уничтожат его.
– Цапа, ты противоречишь сам себе. Если мальчик родился с помощью чудотворов, они давно знают, кто перед ними. Впрочем, я думаю иначе. Я думаю, еще четырнадцать лет назад им пришло в голову выдать какого-нибудь сиротку за Вечного Бродягу. Возможно, они имели основания предполагать в нем большой потенциал.
– Никакой «большой потенциал» в четырнадцать лет не поможет утопить призрака в энергии и без инициации пробиться в межмирье. Это, Ничта, очень большой потенциал. И если даже чудотворы сотворили его как приманку, это было величайшей глупостью с их стороны. Потому что этот потенциал повернется против них. Скажи, если в наш мир явится Охранитель, ты поверишь в то, что мальчишка – Вечный Бродяга?
– На месте Охранителя я бы появился здесь тихо, незаметно. Так, чтобы ни одна живая душа не узнала об этом появлении.
– Однако Откровение говорит о другом. Громы и молнии. Земля разверзнется и выпустит Чудовище. И красные нити света не смогут ему противостоять. Если Танграус предсказал появление фотонного усилителя, то почему мы должны сомневаться в остальном?
– Потому что язык Танграуса – образный язык. Возможно, Охранитель явится во время грозы. Возможно, он действительно спровоцирует подземный толчок. Цапа, я сказал: «Если бы я был на месте Охранителя», но я не на его месте.
* * *
Утром Йока сам себе напоминал сытого пса, разморенного теплым солнышком. Он щурился от света, пронизавшего столовую, и нехотя жевал яйцо всмятку, слушая разглагольствования отца о безответственности и смертельной опасности. В школу Йока не собирался, нагло соврал что-то про ночные боли. Никто ему не поверил.
Он не сомневался, что вчерашнее происшествие ему приснилось, но какой же это был забавный и хороший сон! Йока грезил танцующей девочкой, но бесстрастно, как о приятной, успокаивающей мелодии: грезы эти не заставляли быстрей биться сердце, но от них было тепло.
Он тщательно спланировал и день, и следующую ночь: до обеда разобрать рассказы из книги по типам и попробовать найти в них закономерности. После обеда выспаться. Часов в шесть встретиться с ребятами, а ночью, когда родители уснут, выбраться в Беспросветный лес и пробыть там до утра. Теперь ему еще сильней захотелось встретиться с призраком – почему-то сон о танцующей девочке разбудил в нем желание быть как никогда сильным, безрассудным, заслуживающим восхищения. И лишь слова, сказанные накануне Важаном, отравляли доброе настроение. Вечером Йока забыл о них (был слишком занят книгой), а теперь они склизким червячком копошились в голове: «Твое бунтарство исходит от неуверенности в себе». Йока мог бы наплевать на эти слова, забыть о них, если бы не подозревал, что Важан прав.