День искрился ярким невероятным солнцем. Лучи светила пробивались сквозь зеленые ветви, сквозь волнуемые ветрами белые полотняные шторы, дробились и отражались в каждом сверкающем окне, шлемах стражи и черепичных, вымытых дочиста дождем, крышах замка. Свет заливал все, слепя Шеллерта, щурившегося в окне своего кабинета, как ленивый объевшийся кот. В руках у Вульфа блестела своим натертым боком отнятая давеча трубка, приглашая к дурманящему сознание сизому дыму. Мужчина, не обращая внимания на злое покашливание сзади, чиркнул, извлекая огонь, и плотнее умял табак в глубине колдовской люльки.
Это была победа. Его маленькая победа, как бы ни судачили остальные! Он удержал в своих лапах пленницу – и это неоспоримый плюс. А обстоятельства… их нужно использовать наилучшим образом… затяжка вышла особо глубокой, и дым заполнил белым спокойствием всю напряженную грудь.
Птицы пели так громко и радостно, словно вкладывали всю свою крохотную душу в последнюю песню. Их пение заглушало лязг железных противней с кухни, огороженной, для сохранности, еще одним, особо высоким и колючим забором. Со второго этажа Шеллерту было видно, как в нерешительности щиплет бородку упитанный повар, не получив команды готовиться к вечернему празднику, и, озабоченно глядящий на маринующееся в огромных чанах сочащееся жиром мясо. Из небольшого кухонного окошка доносились ароматы обеда: молодой поросенок в яблоках и черной сливе, утиное жаркое и свежевыпеченный хлеб с томленой в казане нежной картошкой… Вуфльф приправил эти запахи новой затяжкой из трубки и, расслабленно махнул повару, готовиться к празднику.
Во дворе под его окном стояли, глядя на всех с презрением, восемь новеньких воинов клана, в серых шкурах и легком доспехе из выдубленной кожи. Стража косилась с опаской, отодвинувшись к самым воротам, усиленно охраняя сама себя. Шеллерт расслабленно усмехнулся и окликнул начальника гарнизона.
– Что там с раненным и его братцем? – начальник тяжелым шагом вышел на середину залитого солнцем, как пыльная пустыня, двора и отчитался, слезящимися глазами пытаясь разглядеть хозяина в блестящем окне.
– Борется. Плечо зашили, но потерял много крови. К вечеру отойдет в лучший мир.
– Ну, это еще вопрос, где лучше! – откликнулся Шеллерт, затягиваясь из трубки, и, не теряя хорошего расположения. – Наградите его бочонком моей личной сладкой настойки. Не смогут влить, так искупайте – пусть причастится!
– Но, сир… – о настойке берсерков ходили самые разные домыслы, и начальник не верил, что столь ценный напиток так бесславно пропадет.
– Я проверю, как исполнили. – Пригрозил хозяин. – И вечером лично приду допросить его брата.
– Слушаюсь… – утирая обожженный светом слезящийся глаз проговорил начальник гарнизона, удаляясь. Он кивнул в ответ на понятный лишь им двоим условный знак и провел по запотевшей шее, проходя мимо стражи, утирая мокрый подбородок. Так, неспешно и легко куривший хозяин решил судьбу восьми охранников самого вождя клана.
Тем временем, в кабинете снова продолжился разговор, больше напоминая кипящий, иногда выплескивающийся на огонь полный чайник.
– Она бесполезна нам! Срочно избавьтесь! – кряхтя, и, натужно покашливая от едкого табака, снова твердил сутулый старик. Его седые, как клоки утреннего альбийского тумана, густые брови дергались в нервном тике. Седыми серебряными волнами спускавшаяся с макушки грива, приводившая в ужас не одно поколение волков, сейчас была тусклой и грязной, показывая беспощадный возраст и болезнь.
– Не согласен, Даркорн, она наш козырь. А козырь нужно удачно разыграть. – В который раз возразил его советник и правая рука клана Седагэн. Этот хмырь всегда не нравился Шеллерту: своими каштановыми коротко остриженными волосами, толстыми боками, лоснящимся от жира круглым носом… советник был как породистая подпалая собака среди членов волчьего клана. Его хитрые карие глаза улыбались Вульфу, а жирная рука подпирала гордый широкий бок, ожидая ответа.
Оба гостя находились на его, Шеллерта, территории, а потому старались мягко и непринужденно общаться, не замечая явного неуважения в свой адрес. Хозяин замка уже с полчаса стоял к ним спиной, разглядывая двор, и, общаясь со своими людьми, игнорируя важный разговор и старших клана. Даркорн стоял, нервно постукивая посохом, и уже не раз напоминал, что ему не предложили даже стула. В зале не было стола с угощениями и никаких почестей, положенных вождю. Такое пренебрежение к его персоне можно было расценивать, как объявление вражды. Но старик старался сдерживать свой взрывной характер, понимая, что сейчас это ему не выгодно. Старый хрыч славился хитростью, мстительностью и отсутствием жалости, что всегда ценилось в данных кругах. И младшему наглецу, непременно, зачтется его поведение и наглость. В нужное время и в подходящем месте!
– Избавьтесь! Она как горячая картошка: и съесть не съешь и лапы обожжешь. – Делая паузу для шумного свистящего вдоха, продолжил старик. – Вы как зарвавшиеся щенки! Не понимаете…
– Но, коли Лизард сам явился в собор!..
– Да черт его знает, Лизарда! – Глава снова в сердцах стукнул своим серым посохом об пол. – Девка знать не знает о нем. Кто там был и был ли – никто не подтвердит.
– Но акт подписан, и второе имя вполне конкретное. Священник указал личность. – Не унимался Седагэн.
– У нас есть почти королева Альбы и похищенный повстанцами король Арвари. Стражники видели, как дикари уносили покалеченное тело в лес. Объявим его мертвым. Гвендолин станет королевой обоих королевств.
– Да ты хоть представляешь, о чем говоришь?! Переворот на земле другого клана без своих в тылу и на основании столь скользкого повода? На границе уже собираются партизанские отряды. Я отсюда чую их костры.
– Полагать, что смерть сама нашла врага – удел трусов. Сомнительно, что живучий гад так просто разбился! – подал голос Седагэн. – Да и само присутствие его в соборе под вопросом.
– Он явится за ней. – Невозмутимо ответил Вульф.
– Да хоть бы и так! – Даркорн ссутулился пуще обычного, словно готовый к броску. – Тем более, ее надо убить. Не за кем будет являться. И некого резать. Вас берегу, идиотов!
– Объявить ее королевой Альбы и Арвари мы сами не можем, а не выдать законному мужу, тем паче. Максимум, получить откуп и смерть. – Снова советник.
– Мы всегда можем оспорить свадьбу! Она была одурманена и не владела собой. – Шеллерт поморщился, не очень ему хотелось вслух высказывать свои планы.
– У святош здесь явно свои интересы. – Осадил вожак. – Церемонию не прервали и провели по закону.
– Закон крови превыше соборного. – Ухмыльнулся Шеллерт.
– Альбийская знать, после учиненного представления утром, не примет обозначенного нелюдя, при наличии законного короля и мужа.
– У них не будет другого выхода. – Шеллерт высказался безапелляционно и демонстративно вышел, не желая слушать дальнейшее. Его ждала добыча, и охотничий инстинкт захлестывал разум.
По дороге Вульф зашел в караулку и увидел оживленно ругающихся стражников. Один толкнул другого, потом стукнул стену так, что пара камней зашуршало, сдвинувшись в кладке.
– И вы живы! – обрадовался хозяин, уже оправившись после утренних передряг. – Рассказывайте, что знаете, и вам отсыплют по десять золотых в награду за хорошую работу.
– По дороге отбились от повстанцев, ушли из окружения. – Начал бородач. Шеллерт покрутил указательными пальцами, поторапливая.
– Сдали на руки стражнику в черном шлеме. – Зло ответствовал усатый. – Думали, друг наш, знакомый. А падлой оказался. Отослал мальца и заперся с девицей.
– Значит, форма и шлем? Ни лица, ни отличительных признаков? – уточнил хозяин.
– Никак нет. – Зло отвел взгляд усатый. Бородач тоже уткнулся носом в землю. Шеллерт снял с пальца перстень и вложил в ладонь стражника.
– Пойдите к казначею, и вам воздадут за ваши усилия и риск. Да на кухню сходите, пусть нальют по жбану вина.
– Слушаюсь. – Даже слишком радостно выдохнул бородатый и прижал кулак к солнечному сплетению. Оба остались стоять. А Вульф легкой походкой отправился наверх. Пробежавшись по дворцовой стене, вошел в квадратный портик местной часовни, закрыл за собой скрипучую калитку, прошел мимо иконы и чадящей лампады. Заливисто чихнул. Поднялся в круглую, увенчанную острым крестом башню бывшего женского монастыря, что перестал быть таковым при взятии города, и отпер окованную железом дубовую дверь. Принцесса была там. Она сидела на коленях и рыдала, обратившись к иконе божией матери. Сейчас будущая королева меньше всего была похожа на счастливую новобрачную.
Шеллерт подошел и резким движением скинул большую икону на узкую жесткую койку монастырской кельи. Сейчас ни одна святыня не должна быть свидететелем того, что будет происходить. Девушка поднялась на ноги, зло глядя на своего пленителя. Но ненавидела она его явно меньше.
– Ваше высочество. – Начал Вульф. – С вами произошло страшное. Вижу, вы не желали этого брака. Ведь так? – Гвен недоверчиво опустила голову, что Вульф расценил, как согласие. – Я могу избавить вас от этого бремени. Мы вместе опротестуем ваш брачный союз, заключенный явно в обход всех законов! Они воспользовались вашим одурманенным состоянием! Вы были под ментальным воздействием всю церемонию, вы сами мне говорили. Мы даже не знаем, был ли там Лизард. Все видели только человека в черном глухом шлеме! Священник не имел ни права ни влияния, писать имя Лизард на золотой гербовой бумаге. Правда будет на нашей стороне.
– Вы думаете, это возможно? – утирая слезы, красными глазами поглядела ему в лицо Гвен.
– Да. Только сейчас вам нужно будет совершить одну маленькую формальность. Чтобы я мог отстаивать ваши права. Только лишь. – Мужчина поставил на монастырскую тумбочку кулек и развязал золотой кушак, которым он был завязан. На расшитой парче оказался серебряный литой бокал, украшенный главами волков с голубыми танзанитами в глазницах и искривленный серебряный нож, больше похожий на серп. Длина лезвия была около четырех пальцев, кончик блеснул острой гранью, загнутый внутрь. Девушка вздрогнула.
– Я больше не буду пить кровь! – зажавшись в самый угол комнатки-кельи прокричал испуганный человеческий комок. Вульф с трудом поборол желание приобнять испуганную девчонку в попытке успокоить. Не ее вина, что глупая оказалась в такой сложной ситуации и всем мешает. Шеллерт сделал шаг, второй… как до него дошел смысл выкрикнутого… мужчина подбежал и схватил девчонку за плечо, сильно тряхнув.
– Что значит «больше»?! Ты уже пила кровь? В соборе?! … Вот зараза! – Хозяин замка отпустил рыдающую, ничего не осознавшую девку на пол и уселся на кровать, сломав, в замешательстве, рамку иконы. Значит, Лизард там был и, кроме соборного брака, заключил кровный… убить девку стоило. И срочно.
Поглядев на вздрагивающее существо, лежащее на полу и всхлипывающее всей грудной клеткой, Вульф смягчился. Совсем ребенок. Чистый. Жалкий. Лапа не поднимется. Столько было вложено в эту дурочку… треть стражи полегла у собора. Рука саднила – ранение от повстанцев. Лично отбил у дикаря, получив кинжалом под рукоятью… просто так прервать маленькую, но столь важную жизнь – невозможно. Вульф сел рядом на пол, приобнял Гвен и просто гладил по спине какое-то время. Слова пришли сами собой.
– Собирайтесь, Ваше высочество. Нужно подготовиться к приему.
– Здесь соберется вся знать? – с удивлением, подняла глаза принцесса.
– Да, нужно принять клятвы верности и заверить сохранение титулов. Также мы договоримся о сроках и количестве взимаемых выплат в казну и военной обязанности.
– Нужно держать лицо? – шмыгнула носом девчонка.
– Точно. – Подтвердил Вульф. Вечер предстоял сложный.
***
Все было не то и не так. Опухшие глаза не хотели открываться. Голова раскалывалась, заполняемая густой мутной тьмой. Невообразимо хотелось спать. Не было никаких сил, чтобы скинуть с себя это состояние. Грязные мокрые волосы липли к горячему лицу. Какой-то суматошный пустой сон пьяной надоедливой мошкарой крутился вокруг, мешая провалиться в полное забытье.
– Мой король, простите меня!.. – слышалась далекая и нереальная мольба, словно доносящаяся через черное бушующее море. Сильно мутило. Рвало. Затем снова мутило. Уставшие бессильные руки сражались с тяжелым и горячим покрывалом, но снова проигрывали и лежали без движения. Стук дерева и запах костра. Привкус крови на губах. Своей крови и чужой крови.
Потом тьма покрылась перьями, словно черная вода реки мертвых была устлана миллионами перьев, переливающихся черной вороной радугой… и он шел по этим перьям, стараясь не упасть, шел, почти не проваливаясь, шел, как черный бог, избежавший смерти.
Глаза прорезал внезапный свет. Голову раскалывало на два неравных куска, словно секирой. Росланг снова закрыл глаза, но провалиться во тьму не удавалось.
– Мой господин, Вам надо вставать… – слышался хриплый не известный голос совсем рядом.
– Руригва? – память принесла воспоминание о старушке-знахарке с корабля. – Но я не хочу. Я так устал. Во тьме… там… так спокойно и тепло…
– Значит, ты сдашься просто так? Значит, столько сил напрасно? – проговорил голос.
– Просто, я так устал… мне бы немного отдохнуть… – его слова почти не были слышны. И, казалось, вечности мало, так манило пустое и темное безвременье…
– Я так виновна перед вами, мессир… – горячее и жгучее коснулось лица.
– Оставь, Руригва. Ты спасла ее. Этого достаточно… – выдохнул, вспоминая настолько давнее, произошедшее, словно в прошлой жизни.
– Я не смогла… нет… я не знала, что она важна вам… я же не знала…
Тьма огромной волной пронеслась внутри, всколыхнув все сущее. Сердце обожгло, заставляя биться с нормальной силой, словно рождая заново каждую часть тела, пробирая жжением каждую клетку. Мужчина закричал, корчась от непосильной боли и открыл глаза. На кроваво-красном фоне появились слегка мутные от перенесенной муки, но вполне осознанные черные зрачки.
– Ч-что это значит?! – воскресший привыкал к шатровой тьме и пытался осознать происходящее вокруг. Черные липкие руки были перепачканы в чем-то густом и пахнущем ржавчиной. Все раздетое тело было вымазано этим противным снадобьем. Из плотно запахнутой шкуры, служившей дверью в шатер, сквозило, его било судорогами от нестерпимого холода. Утерев лицо, он дернулся, осознав, в чем был перепачкан. Рядом с пропитанными, сочащимися кровью шкурами лежало бледное расцарапанное вдоль рук и ног девичье тело, лишь слегка прикрытое золотой чешуей. Черные перепутанные волосы закрывали белое почти неживое лицо. Он убрал волосы и увидел, как стекленеет взгляд.
– Я… смогла быть полезной… это моя награда… – пухлые обескровленные губы открылись, в жажде поцелуя, но мужчина лишь выругался, отстранив умирающее высшее создание.
«Кровь за кровь» – гласил древний закон. Диана пожертвовала своей глупой жизнью, спасая его. Он плюнул в сердцах: «Столько проблем из-за дуры! Надо выяснить, что с Гвен!».
Схватив одну из более-менее сухих шкур, и, обернув вокруг пояса, Алан вышел из шатра. Музыка, до сих пор игнорируемая его слабым рассудком, прервалась. Глаза ослепили огни костров. Странные коричневые люди в черных одеждах, расшитых цветными бусинами, каменьями и костьми остановились, прервав свой дикий танец, рассматривая его. Алан остался стоять, никак не реагируя.
Две девушки, в большом количестве бус поверх свободного платья, принесли его чистую и постиранную одежду. Их уши были гораздо выше и гораздо длиннее ушей человеческих.
«Пришлая раса! – осознал Росланг. – Дикие!».
Вождь, имевший пышный головной убор, в форме раззявленной драконьей морды, подошел к нему и сел на колено.
– А-ай-яй-ол! – закричали остальные, повторяя его позу.
– Они приветствуют тебя, воскресший бог. – Перевела подошедшая девушка. Что-то знакомое было в ее чертах.
– Кто ты? – без всякого уважения спросил Алан.
– Я есть сестра Дианы. Мое имя Арайат. Я живу с ними.
– Мне нужно в Брасну. Срочно. Доставь меня.
– Это невозможно, господин. Вам нужно три дня, чтобы ваше тело снова приняло вашу душу. Три дня поста и уединения. А потом вы докажете вашу божественную суть в поединке. Тогда племя примет вас и встанет под вашу ладонь.
– У меня нет времени! – начал злиться храмовник.
– Это не вам решать. – Девушка прислонила ладонь к его лбу, и тьма снова захлестнула разум.