— Ману…
Полупрозрачный крохотный вихрик силы скользнул из-за уха по щеке легким перышком, пощекотал уголок губ, заставив их растянуться в невольной улыбке. Роне попытался его слизнуть, но не успел: вихрик уже впитался, оставив лишь ощущение теплого покалывания и приятных мурашек. Сила пела под кожей, звенела в каждой жилочке, срывалась с пальцев острыми черно-алыми протуберанцами, шевелила волосы на затылке. Это было приятно (очень, очень приятно), но в общем-то совершенно нормально для сильного шера второй категории (пусть минимальной и подтвержденной перед самым отъездом в Валанту) после качественного и почти сексуального энергообмена. Вот разве что производить такой обмен через зеркало связи… нет, не то чтобы запрещалось: зачем запрещать то, что считается невозможным?
Да и тот вихрик, что так щекотно скользнул по щеке перед тем, как впитаться, был не черно-алым, а перламутрово-бирюзовым.
И от этого почему-то становилось трудно дышать.
— Ману… — повторил Роне задумчиво и еще раз глубоко вздохнул, пытаясь уловить запах моря и сосен. Кажется, ими все еще немножко пахло в Рассветной башне, но поручиться уже было сложновато. Может быть, Роне просто очень хотелось, чтобы ими все еще пахло.
На пюпитре у высокого окна зашелестели страницы — ворчливо и настороженно:
— И что — Ману?
Роне усмехнулся, не оборачиваясь. Он давно уже заметил, что на любые упоминания имени одноглазого бунтовщика Ссеубех реагирует как-то избыточно нервно. Так, словно для него это не просто имя, покрытое пылью веков… Впрочем, дважды дохлый некромант ведь и сам из тех веков, покрытых пылью. Может быть, для него имя Ману Одноглазого и на самом деле не просто имя? Может быть, он с ним даже встречался. И не просто встречался, а как-нибудь… ну, эмоционально, что ли. Между ними вполне могло что-то быть. Например, вражда, причем настолько сильная, что ее не истребили ни пять прошедших столетий, ни две смерти… три, если считать и самого Ману. Или, пусть для темных это звучит несколько странно, но они вполне могли быть и друзьями. В те далекие времена вроде бы случалось и такое.
— А то, что Ману был абсолютно прав, Ссеубех. — Роне развернулся вместе с креслом, не пряча улыбку. Кресло было огромное и невероятно тяжелое, выточенное целиком из каменного дерева и к таким фокусам изначально совершенно не приспособленное, но… Но сила пела в крови и искала выхода. Любого. Хотя бы вот такого, совершенно невинного. — Единение Тьмы и Света — определенно новый шаг в магии. Если даже простой энергообмен способен перевести шера-дуо-минимум… ладно, будем честными — шера дуо-миди… в уверенные шеры-прим, если не даже в прим-максимум… Знаешь, одного этого уже достаточно, чтобы признать величайшую ценность подобных опытов. И, выражаясь твоими словами, не сбрасывать их с корабля истории. Я правильно запомнил?
— Правильно, Ястреб. Правильно ты все запомнил. Вот что еще и понял правильно — в этом я сильно сомневаюсь, а память у тебя всегда была хорошая.
Злиться на дважды дохлого некроманта не хотелось совершенно. Роне откинулся в кресле, заложил руки за голову, уставился в потолок. Продолжил:
— Главное, заметь, что усиленный потенциал сохраняется как минимум в течение суток после… хм… инициации, почти не теряя уровня. Стабильность просто потрясающая, не то что с передачей через кровь, это уже и на первых сутках понятно. Может быть, он и дальше почти не снижается… ну или снижается крайне медленно. Но я бы… хм… не хотел этого проверять.
— Не хотел бы он! Верю, верю. — Последовавший за этим шелест страниц слишком напоминал издевательский смех. Роне предпочел его проигнорировать. Протянул мечтательно:
— Пожалуй, я никому не дам это проверять. Предпочту оставить светлого шера Дюбрайна для собственного пользования. Потом, когда он вернется…
Темные — жадные твари, Дамиен шер Дюбрайн… мой светлый шер… Ты раньше не знал? Что ж, теперь будешь знать. Им всегда мало. Всегда и всего. И они ни с кем не любят делиться.
Ну разве что только когда им это очень выгодно.
— Ты это о чем?
Голос у Ссеубеха, пожалуй, был сейчас еще более напряженным и настороженным, чем тогда, когда Роне упомянул Ману. И страницами он больше не шелестел.
Роне поторопился объяснить, подозревая, что его неверно поняли:
— Да нет, конечно, я не собираюсь делать что-то насильственное, использовать искажающие ментальные заклятья или подчиняющие артефакты. Я что, похож на идиота? Применять такое против целого полковника Магбезопасности! Ну и вообще… это же… Короче, я не стану. Просто… ну, просто дам ему все, что ему нужно. Раздобуду вот это самое все и дам. И это все будет только у меня, он нигде больше не сможет его получить, только от меня! И я ему все это отдам, по первому слову. Звучит прекрасно, правда?
— Для тех, кто знает тебя так, как знаю я, звучит скорее пугающе. И ничуть не более понятно.
— Да чего ж тут непонятного? — Роне продолжал улыбаться светло и радостно: — Я заберу все, что ему дорого, важно, ценно… Все, что ему нужно. Как когда-то забрал Ристану… Но не совсем так, тогда я был молод и глуп, хотел мстить, вот же глупость… теперь я буду действовать умнее. Он меня хочет? Прекрасно. Осталось сделать так, чтобы он хотел только меня.
— А если он… не захочет блюсти такую странную верность?
— Захочет, куда он денется! Я все для этого сделаю. Стану таким, как он хочет. Соберу у себя все, чего он хочет.
— Ястреб… Я тебе уже говорил, что иногда ты меня пугаешь?
— Говорил. Много раз. И что?
— И то, что я тогда не то чтобы шутил. И сейчас как раз такой случай.
— Да перестань! Все будет отлично! Просто замечательно. Я все продумал.
— Вот это-то меня и пугает больше всего.
— Ему нужна Шуалейда? Прекрасно! Она будет моей. Она и так бы стала моей, но раз она нужна Дайму… Двойная причина с этим не тянуть, понимаешь? Значит, она будет моей, и очень скоро. Задолго до его возвращения. И только от меня он сможет ее получить, понимаешь? О, ты не думай, я не собираюсь жадничать или злоупотреблять, я, разумеется, сразу же с ним поделюсь… стоит ему лишь попросить. Меня попросить, понимаешь? И больше никто не сможет дать ему то, что смогу дать я, понимаешь? Только я. Если потом ему понравится что-то другое… или кто-то другой — они тоже станут моими, и ими я тоже с ним поделюсь. Стоит лишь ему попросить…
— Ты… ты хочешь забрать у него весь мир? И потом выдавать по кусочку? Только если тебя попросят? — спросил Ссеубех очень тихо после довольно долгой паузы.
Роне чуть шевельнул плечами, что можно было счесть пожатием.
— Ну… по сути, да. Хотя, когда ты так говоришь, звучит ужасно. А на деле все будет не так. Я хочу стать его источником силы, понимаешь? Точно так же, как он стал источником для меня. Обоюдная искусственная линза, чем плохо? Этакая облегченная версия предложенного Ману Одноглазым единения.
На этот раз пауза была дольше.
— Ты думаешь, после того, как ты заберешь у него весь мир… Вернее, попытаешься забрать, потому что я далеко не уверен, что у тебя получится… Так вот, ты думаешь, что после такого он тебя полюбит?
Роне моргнул. Подумал, что, наверное, стоило бы рассмеяться над нелепостью подобного предположения: надо же, кто бы мог подумать, что старый некромант такой романтик!
Засмеяться не получилось. Наверное, слишком много думал.
— А кто тебе сказал, что мне нужна его… л-любовь? Не нужна. Я вообще в нее не верю! Я хочу стать ему нужным, это куда важнее. И надежнее. Нужным. Единственным. Необходимым. Все, ему жизненно важное, он сможет получить только от меня. Я сам стану ему жизненно важным. И я знаю, как это сделать. И я сделаю это. Ты меня слышишь?
Ссеубех ничего не ответил. Он всегда так поступал, когда ему нечего было возразить, шисов некромант. Ну и дысс с ним.
Роне послышалось от окна что-то вроде хлопка, словно ладонью о лоб или тяжелой обложкой при резком захлопывании фолианта. Как будто Ссеубех таким образом решил поставить в споре точку, оставив за собой если не последнее слово, то хотя бы звук. Впрочем, это вполне мог сделать и ветер.
Рассветная башня всегда отличалась сквозняками.