Все же тот эксперимент с ладонью на зеркале лишний был. Не стоило. Но как удержаться, если это так просто — чуть развести свои прижатые к горячему стеклу пальцы… не к стеклу — к чужим пальцам, горячим и чуть вздрагивающим… И позволить им, чужим и горячим, скользнуть между твоими. И своим тоже позволить, скользнуть между. Туда, за стекло, которого нет. Ощутить, как расплывается ласковая тьма по твоей коже и как чужой большой палец осторожно гладит тыльную сторону твоей ладони. И как твой точно так же осторожно и ласково нащупывает чужое запястье. Ощутить, как все стремительнее сплетаются энергии и стихии, твоя и чужая, свет и тьма, огонь и вода, и воздух, и ментал, и безумие, и…
И стремительно оборвать контакт к шисовой матери, потому что за спиной у тебя начинается шторм.
Дайм аккуратно поставил вазочку с тимьяном в специальное углубление на привинченном к переборке столике, сгреб сметы в стопочку, постучал по краям, подравнивая. Добавил от себя еще страничку с кратким пояснением и результатами собственных исследований (в основном отрицательными или предположительными), перевязал широкой лентой, запечатав знаком Магбезопасности. Теперь вскрыть эту пачку сможет только Герашан. Надо будет сзеркалиться с ним завтра и на словах как бы между делом пожаловаться, что Магбезопасности очень не хватает толкового бухгалтера, шустрого, умелого и чтобы обязательно с мозгами. Намекнуть так невзначай, что ты, мол, присмотрись, мало ли, вдруг попадется кто подходящий где-нибудь поблизости. Герашан умный, он остальное поймет и все сделает как надо, а такими умельцами не разбрасываются, расточительство это.
Каюту опять слегка тряхнуло и повело. Дайм поморщился и сбросил уже разобранные и упакованные к отсылке бумаги на койку, чтобы не мешали. Подтянул оставшееся наверху (и уже довольно пухлое) письмо, адресованное Шуалейде, добавил два абзаца куда более изящным почерком, чем тот, которым писал заметки по работе. Просто коротенькая забавная сценка с юнгой, который старается выглядеть очень взрослым и даже разговаривает басом, если не забывается. Вклеил короткую подвижную магографию с летучей рыбой, пойманной этим же юнгой. Убрал письмо обратно в конверт, но запечатывать не стал: может быть, найдется еще что добавить к тому времени, когда вернется сокол. Должен вернуться завтра, Шуалейда пунктуальна и обычно не задерживается с ответом долее чем на сутки.
Он успел прервать пошедший не в ту долину зеркальный контакт вовремя. И поглотить большую часть вырвавшейся на волю энергии тоже успел. И даже попрощаться с Роне успел, хоть и поспешно, но вполне прилично, учитывая обстоятельства. Но энергии все равно было слишком много, она давила на барабанные перепонки, мутила сознание, будоражила изнутри и полтергейстила снаружи. Спать в таком состоянии было решительно невозможно, тем более что койка периодически взбрыкивала и старалась принять вертикальное положение, а подушка стрелялась молниями.
Что ж, оно и к лучшему, отчеты сами себя не проверят и не напишут, давно надо было приниматься за те дела, которые как раз и взял для “поработать в дорогу”. Короткие каникулы — это прекрасно и упоительно, но именно потому, что короткие. Твои же слегка подзатянулись.
Вазочка с розовым тимьяном опять подпрыгнула, звякнув. Она была из специально приспособленных для путешествий непроливашек, но одно дело просто тряска, а при опрокидывании вверх дном не всегда срабатывают даже магические пленки. Да и тимьяну такое вряд ли пойдет на пользу. Приклеить бы ее как-нибудь к тому же столу, что ли, да вот только где ты среди моря клей достанешь? Впрочем… зачем нам клей? Клей нам не нужен.
Особенно если вспомнить поучения одного известного водомутителя и скандалиста… то есть заслуженного преподавателя Магадемии, великолепного дру Беррилана Бродерика, да не прищемят во веки веков горы его рыжую бороду!
Фыркнув, Дайм обвел донышко вазочки по краю пальцем, протянув за ним силовую трубочку и замкнув ее в колечко. Потрогал. Трубочка отзывчиво пружинила.
Прекрасно.
Взяв вазочку кончиками пальцев за края широкой горловины, Дайм поставил ее на гладкую столешницу. Не в специальную выемку, а рядом. И осторожно, стараясь не повредить нижние листики драгоценных саженцев, придавил, чтобы пружинящее воздушно-силовое колечко чуть просело и плотно прилегло к столешнице. После чего убрал из-под вазочки воздух, заставив ее просесть еще больше — и намертво прилипнуть к столешнице.
“Магия без физики — что дысс без утырки! — говорил дру Бродерик, воинственно топорща в сторону оппонентов всклокоченную бороду и ничуть не смущаясь присутствием в аудитории студентов не только мужского полу. — Гонору много, а толку с мышиный покак. Физика и еще раз физика! Физика с магией — горы свернут и наизнанку вывернут! Магия без физики — пфуй. Впрочем, я уже говорил”.
Дайм толкнул вазочку — сначала осторожно, потом посильнее. Но та не дрогнула, стояла как влитая.
Дайм удовлетворенно хмыкнул. И вдруг понял, что раздающийся за спиной стук издает вовсе не потревоженная стихиями мебель: кто-то стучал в дверь каюты. И, похоже, — стучал уже давно и нетерпеливо.
— Открыто! — крикнул Дайм, оборачиваясь к двери и движением пальцев действительно отодвигая засов.
Дальнейшее случилось как-то разом и очень быстро: каюту опять повело, на этот раз куда сильнее, чем раньше, пол встал почти вертикально, а сидевший на койке Дайм оказался лежащим спиной на стене; дверь с грохотом распахнулась, оглушительно бахнув о стену и открыв повисшего на притолоке боцмана; в каюту плеснуло водой и мокрым ветром.
Боцман ощерился, глядя на Дайма с выражением, до странности напоминавшим неприязнь, острую, насмешливую и раздраженную. Сплюнул — Дайму показалось, что чем-то темным.
— А вот теперь… — сказал боцман и снова сплюнул, морщась, — теперь нам действительно нужна ваша помощь… светлый шер!
Последние два слова он тоже словно бы выплюнул.
Каюту качнуло в обратную сторону, и Дайм оказался стоящим на ногах на полу… только вот пол этот из-под ног так и норовил ускользнуть.