Черный галеон обрушился на ост-индийское судно, словно коршун на куропатку (если, конечно, вы сможете вообразить себе упитанную куропатку, тяжело покачивающуюся на морских волнах). Корпус галеона был черен, как душа грешника, сверкая позолотой лишь у кормовой надстройки, и над бушпритом, под белыми парусами, вздымающимися на высоких мачтах, слепил глаза высокий золотой крест. На носу корабля появилось облачко белого дыма, и железная стрела, по дуге скользнув над голубыми водами, с плеском упала в волны.
Мгновение спустя здоровяк на корме убегающего грузового корабля услышал приглушенный грохот пушки. Мартин Чандос вцепился руками в поручни и потянул, словно мог одной только собственной мускульной силой заставить «Фортрайта» идти быстрее. Его худое лицо обрамляли длинные каштановые волосы, свисавшие почти до плеч, а кожа от долгого пребывания на солнце приобрела насыщенный цвет гондурасского красного дерева.
Четыре пушки «Фортрайта», установленные на деревянных рамах и привязанные к рельсам пеньковыми веревками, не шли ни в какое сравнение с вооружением огромного черного галеона под названием «Мститель»: шестьдесят пушек с парой балобанов на носу и корме.
Мартин Чандос ударил кулаком по ограждению, ветер унес его горький смех.
— Ему плевать, что сейчас 65-й год и между Испанией и Англией мир, он хочет взять меня! У нас не больше шансов победить его, чем у Тигернмаса перед золотым идолом Крома Круаха!
При мысли о грядущей битве горячая ирландская кровь вскипела в его жилах, вытолкнув на главную палубу, где он снял коричневый сюртук из грубой домотканой шерсти и хлопчатобумажную рубашку, оставшись полуобнаженным. Поведя широкими плечами, словно перевитыми толстыми змеями мышц под загорелой кожей, он взял топор, подошел к оружейному ящику и стал помогать Паттеру Хорну, парусному мастеру из Суссекса. Они быстро раздавали мушкеты в нетерпеливые руки окружившей их команды.
— Значит, ты собираешься сражаться?
Мартин Чандос сделал паузу, чтобы вдохнуть острый от морской соли воздух.
— Я сражался с ними раньше, с Пенном и Мингом, но тогда нас прикрывал протекторат и у меня было больше четырех пушек. Тем не менее, если феи Ши даруют нам немного удачи, мы и сейчас сможем дать достойный отпор!
Он занял свой пост на корме, над клеткой с посохом-хлыстом. Его голос донесся до матросов, копошившихся в такелаже.
— Отпустите передние галсы. Рулевой, полный вперед!
«Фортрайт» неуклюже раскачивался, но его развернуло по ветру как раз в тот момент, когда артиллеристы на «Мстителе» прикладывали к отверстиям линстоки. Теперь узкая корма ост-индского судна была обращена к галеону, и бортовой залп, которым «Мститель» намеревался разбить сухогруз, лишь заставил содрогнуться сам галеон и ушел в море, не причинив торговцу особого вреда, если не считать двух ядер, вонзившихся в кормовую рубку.
— Опустите пушки! — рявкнул Мартин Чандос с борта. — Я сам их нацелю!
Когда грузовое судно снова поднялось на гребне волны, подставляя свой левый борт опустошенным пушкам испанца, Мартин Чандос нацелил пушки. Он поставил прицел высоко, чтобы нанести наибольший уро теми средствами, что имелись в его распоряжении. Спички вспыхнули и были поднесены к отверстиям. Маленькие пушки взревели, откатываясь на колесных креплениях.
Их выстрел разорвал гордые белые паруса испанца. Одно ядро ударило в грот-мачту под самым флагом, и треск расколовшейся дубовой мачты разнесся над волнами. Сломанная грот-мачта рухнула вниз в путанице канатов и такелажа, загромоздив главную палубу обрывками парусов и обломками древесины.
«Мститель» повернул. На Ост-Индском корабле мокрые от пота члены команды обливали пушки из бочек с водой и засовывали железную дробь в пушечные жерла. Мартин Чандос ухмыльнулся и снова сосредоточился на своей задаче, выравнивая каждый ствол твердыми руками, вытянув голову вперед, чтобы изучить цель.
«Фортрайт» проплыл мимо огромного позолочено позолоченной кормовой надстройки галеона. Корабль медленно раскачивался, пока его левый борт не оказался напротив руля испанца. С мрачной улыбкой на губах Мартин Чандос опустил пылающий линсток. Орудие выстрелило.
Волна подняла «Мстителя» и бросила его в водяную бездну. Если бы не это, точный выстрел, выпущенный с грузового корабля, расколол бы его большой деревянный руль на тысячу кусков. Но галеон уже падал, и ядро пролетело высоко, чтобы взметнуть за его кормой столб жидкого стекла.
«Фортрайт», казалось, застонал, когда ветер подхватил его и медленно погнал мимо раскачивающегося галеона. Его шанс был упущен. Черный корабль развернулся, и теперь его левые орудия плевались пламенем и дымом, а железная дробь и шрапнель сметали снасти меньшего корабля.
Мартин Чандос стоял под дождем из парусины и такелажа с большим топором в руке.
— Они разнесут нас в пух и прах, а потом поднимутся на борт.
Еще дважды «Фортрайт» изрыгал в галеон собственные ядра, и дважды они приводили испанца в замешательство. Пока Мартин Чандос устанавливал прицелы и стрелял из каждого орудия, грузовой кораблик отбивался. Но шансы были слишком малы для медлительного ост-индийца. Галеон расколол его борта, разбил мачты, превратил паруса и такелаж в искореженные развалины на окровавленных палубах.
В воздухе сверкнули абордажные крючья «Мстителя», со скрежетом впились в деревянную палубу и поручни. Испанские мускулы подтащили маленькое суденышко поближе, и стройный клин солдат в нагрудниках и морионах с воплями высунулся из-за бортов.
Бой был коротким и ожесточенным. Летящие щепки дерева и металла ранили половину экипажа. Испанские мушкеты и сталь рубили остальных, от левого борта до кормовой палубы.
Они схватили Мартина Чандоса, прижав его спиной к деревянной двери кормовой каюты, их мечи оставили кровавые следы на его груди и руках. Взять его удалось лишь при помощи длинноствольного абордажного пистолета, чья тяжелая металлическая рукоять засветила ему точнехонько между глаз. И даже тогда его огромное тело восстало против боли и черноты, затопивших сознание. Он сделал два-три шага вперед, вслепую махнув смертоносным топором, и еще успел услышать крик испанца, в чье горло лезвие вошло с влажным чавканьем.
Мартин Чандос рухнул, как падает дерево на ветру в холмах Кенмэра, и упал лицом вниз на окровавленные доски своего умирающего корабля.
Солдаты забросили ведра за борт и окатили его жгучей соленой водой, вернув тем самым обратно в сознание.
Вперед вышел худощавый человек, зловещий и мрачный в посеребренном доспехе и морионе, в котором отражались лица тех, кто сдавался раньше него. Запястья его украшало не меньше фута мехлиновых кружев, а богатый черный бархат коротких штанов и плаща придавал ему вид дворянина, играющего в войну. Но на подбородке у него была кровавая рана, а на рукаве — пороховое пятно. Мрачными карими глазами он сверлил стоящего перед ним пленника, который обошелся ему дороже, чем последние пять кораблей, отправленные им на дно Мар-дель-Норте. Улыбка тронула его тонкие губы.
— Дон Карлос Эскивель Алькантара рад поздравить вас с боевым крещением.
Мартин Чандос тряхнул головой так, что длинные мокрые волосы упали ему на шею. Его голубые глаза светились на смуглом лице, словно сапфиры, и по твердости не уступали камням. Только двое испанских солдат, крепко держащих обе его руки, не давали ему броситься на этого насмешливого идальго.
— Если бы у меня под ногами была палуба «Центуриона» или «Марстонской Пустоши»!
Дон Карлос поднял брови.
— Значит, вы дрались с Кристофером Мингсом? А? Тогда наша встреча еще более удачна, чем я предполагал ранее, сеньор!
— Теперь между Испанией и Англией мир, — проворчал Мартин Чандос. — Мир, который вы нарушаете здесь, в открытом море.
— О, капитан! Мир существует только в Старом Свете, где придворный протокол требует таких формальностей. Здесь, в этом огромном, диком, чудесном мире, принадлежащем Испании, нет покоя. Никакого мира между испанскими грандами и иностранными ублюдками-еретиками!
Дон Карлос Эскивель Алькантара лениво поднял руку, стряхивая белый кружевной манжет, чтобы прикоснуться к крошечным черным усикам на верхней губе, и задумчиво уставился на крупного загорелого мужчину, который так смело смотрел на него. А потом темные глаза испанца полыхнули жестким, насмешливым блеском.
— Я нахожу, что вы нуждаетесь в уроке, капитан. Введение, скажем так, в понимание неизбежности господства Кастилии. Испания поставила железный занавес вокруг Индии. Завеса из железной дроби и железных снарядов. Тот, кто попытается проникнуть сквозь этот занавес, встретит судьбу, которую вы должны испытать сейчас.
Кружево взметнулось, словно белый сигнальный флажок, когда он взмахнул рукой, давая знак своим людям. Те, не мешкая, схватили Мартина Чандоса и потащили его через палубу к орудийной установке, где бросили на землю и обвили веревками грудь и чресла, колени и руки, так что он повис, распластавшись на пушке.
Испанский капитан медленно двинулся вперед, пока не смог заглянуть в лицо связанного. Мгновение он рассматривал пленника, потом тихо сказал:
— Вам повезло, сеньор. Я мог бы привязать вас к металлическому вертелу и поджарить на раскаленных углях, еще живого. Или поймать крысу и поместить ее в железный горшок, а тот, в свою очередь, опрокинуть вам на живот, чтобы она прогрызла себе путь через ваше тело, спасаясь от жара огня, зажженного на перевернутом дне горшка. Но это убьет вас. Я же хочу, чтобы вы остались в живых и донесли в вашу пиратскую Англию, чтобы она держалась подальше от испанских вод!
Он взял длинный черный хлыст, который протянул ему солдат. Почти с любовью его ладонь погладила длинные ремни, которыми была обмотана рукоятка из рога. Он встряхнул хлыст и показал Мартину Чандосу.
— Девятихвостый кот, капитан. Самое остроумное приспособление, с помощью которого можно содрать кожу со спины человека. Впрочем, вы и сами скоро в этом убедитесь.
Дон Карлос Эскивель Алькантара отбросил плеть в протянутую руку дородного моряка. Он мягко улыбнулся.
— Проинструктируй нашего капитана, Хуан. И потщательнее, пожалуйста.
Живой огонь обвился вокруг спины и ребер Мартина Чандоса. Его огромное тело содрогалось от жгучей боли. Хлыст опускался снова и снова. Он жалил с яростью тысячи когтей, но Мартин Чандос после первого судорожного толчка не выказал никакого ответа. Он услышал смех и поднял лицо, покрытое крупными каплями пота.
Дон Карлос Эскивель Алькантара стоял, запрокинув голову, и из его открытого рта вырывался дикий смех.
— Ты находишь это забавным, испанский пес? — процедил сквозь зубы Мартин Чандос.
Дон Карлос обнаружил, что его веселье не позволяет ему говорить. Он махнул рукой, останавливая экзекуцию, и сказал, слегка отдышавшись:
— Твоя спина будет отмечена навсегда, чтобы англичане прочли судьбу, которая постигнет их, когда они попытаются влезть со своей торговлей на земли, принадлежащие Арагону и Кастилии! А теперь продолжим. Хуан!
Дикий смех испанца, едкий и жгучий, проникал глубоко в тело сквозь вспоротую кнутом кожу. Вскоре от спины несчастного пленника не осталось ничего, кроме сырой плоти, а кровь забрызгала орудие и палубу под ним. Мартин Чандос прикусил губу, стиснув зубы. Кнут продолжал подниматься и опускаться.
Как долго продолжалась эта порка, Мартин Чандос так и не узнал. Порой он терял сознание, и тогда солдаты выливали ему на спину ведра соленой воды, срывая невольный крик с его потрескавшихся губ. Боль высосала силы из его мышц и оставила безвольным и умирающим существом, распластанным поперек орудийной установки.
Испанский вельможа хохотал всю порку, хохотал не так, как смеется человек над какой-нибудь благопристойной шуткой. Запрокинув голову, он порывисто ревел или, глядя сквозь мокрые ресницы, хихикал снова и снова, когда плеть сворачивалась и падала с мокрым шлепком. Его веселье разъедало гордость человека, распростертого над пушкой, как кислота разъедает стекло, вытравливая его. Точно так же смех испанца разъедал Мартина Чандоса изнутри, добирался до самых потаенных уголков его существа, питался его болью и отчаяньем и становился с ними единым целым
В то время как Дон Карлос развлекался с капитаном корабля, матросы с большого черного «Мстителя» толпились под люками «Фортрайта», переносили груз инструментов на палубу и перекидывали их через борт в качающиеся на волнах баркасы для гребли к темному галеону.
Членов экипажа привязали спина к спине и заставили боком прижаться к поручням, где от толчка их швырнуло в голубые воды внизу. Там крюки с баркасов «Мстителя» зацепились за веревки, и их потащили по воде к черному кораблю, после чего, наполовину утонувших, подняли на борт и бросили в темноту трюма.
Хлыст упал на доски палубы. По жесту великолепно одетого идальго палач подбежал к веревочной лестнице.
Сунув руку в золотую табакерку и отпрвивкоричневый порошок в тонкие аристократические ноздри, Дон Карлос Эскивель Алькантара уставился на окровавленную спину человека, висевшего над лафетом. На мгновение черное облако страстной ненависти исказило его высокомерное лицо. Он поднял свой ботинок и сильно ударил каблуком по щеке лежащего без сознания пленника.
— Считайте, что вам повезло, английский пес, — прошептал он. — За то, что ваши люди сделали с армадой, за то, что они сделали с испанскими подданными, — Дрейк в Дариене и Джон Хокинс в Сан-Хуан-де-Улуа, — я должен был вырвать ваше сердце и заставить вашу команду съесть его! — Он замолчал, тяжело дыша и крепко сжимая серебряную рукоятку длинного абордажного пистолета тонкой смуглой рукой. Казалось, достаточно любой малости, чтобы пробудить Дона Карлоса к действию. Но солнце пригревало, и «Фортрайт» качался и нырял на вздымающихся волнах, и кровь непрерывно капала с неподвижного тела на палубу. Наконец Дон Карлос вздохнул, пожал плечами и повернулся к перилам.
Через час «Мститель» превратился в черную точку на горизонте, и маленький торговый корабль поплыл дальше, в то время как соленая вода медленно просачивалась в его прорехи и дыры, мягко и неотвратимо утягивая его вниз ко дну.
Мартин Чандос застонал от боли, терзавшей его большое тело. Он один раз попытался подняться, но при малейшем напряжении широкой израненной спины глаза его закатились. Стоя на раздвинутых ногах, он дергал за веревки, делавшие его пленником орудия, и чувствовал, что корабль оседает под ним.
Он пробормотал потрескавшимися губами:
— У меня нет сил. Этот дьявольский хлыст лишил меня всего!
После чего рухнул лицом вниз, словно эти слова лишили его последних сил. Его голова ударилась о медный бочонок, и он упал на колени.
Торговый корабль дрейфовал дальше, медленно погружаясь. Огромный красный шар солнца расцвел в оранжевом небе. Оно обожгло расколотые снарядами перила и доски полупалубы и бросило красный налет на мокрые борта большого коричневого корпуса. Далеко по левому борту слабое голубое пятно на горизонте выдавало остров Эспаньола. За горизонтом, в шестидесяти милях с подветренной стороны, лежала огромная Куба.
Подвластные толчак волн и играм ветра, жалкие останки того, что ранее было Ост-Индским кораблем, вышедшим из Плимута, плыло дальше.
Ближе к закату ветер переменился на северо-западный от Карибского моря к заливу. Он подхватил торговое судно, швыряя его с бока на бок, как пьяное. Волны хлестали по высоким доскам бака и заливали главную палубу бурлящей водой. Брызги разбивающихся волн осыпали человека, распластанного над пушкой, выводя его из оцепенения.
Мартин Чандос принюхался к поднимающемуся ветру, словно ястреб, почуявший добычу. Прядь каштановых волос упала ему на шею, обнажив торчащий нос, широкий рот и лицо цвета старой бронзы. Лазурь его глаз потемнела, сделав взгляд холодным и жестким.
Он тер связывающие его кожаные ремешки, но сумел только порезать запястья, и теперь тонкие кожаные полоски были насквозь пропитаны кровью. Он пытался дотянуться до них зубами, скалясь, словно дикий зверь, но не преуспел. От боли и беспомощного исступления он метался вправо и влево, дергался назад, пытаясь освободиться с помощью грубой силы.
В одном из таких судорожных толчков он обнаружил корабль, надвигающийся на него из-за умирающего солнца, черный и узкий, вырисовывающийся на фоне красного неба, как какое-то мифическое чудовище. Треугольный парус был туго натянут ветром, и матросский глаз Мартина Чандоса определил, что это небольшой барк. Его глаза пробежали по вантам к рваному черному флагу на верхушке мачты.
Мартин Чандос висел в стягивающих его ремнях и наблюдал, как буканьерский корабль приближается, ловко скользя между вздымающимися морскими валами и разворачиваясь, чтобы избежать столкновения с неуправляемым и тонущим «Фортрайтом».
Пиратский корабль развернулся бортом, и теперь человек у пушки мог прочесть позолоченную надпись «Хасси» на его борту. Люди спускались по веревочным лестницам в раскачивающийся баркас — полуголые, с красными шарфами на головах, с пистолетами, заткнутыми за широкие кожаные пояса, и кривыми саблями, подвешенными на цепях. Весла выскользнули, спины согнулись. Лопасти весел погрузились в синюю воду и поднялись, чтобы снова упасть, а корабельная шлюпка заскользила по волнам.
Мартин Чандос увидел, как над расколотым поручнем палубы поднялась рука, а затем лицо. Потом пираты побежали по развалинам главной палубы.
Нож скользнул между медным стволом и его запястьем, разрезая ремни. Чей-то голос прорычал ему в ухо:
— Испанская работа, я узнаю ее где угодно!
Он попытался кивнуть и пробормотать что-то в знак согласия, но его не услышали. Они ловко соорудили из вантов стропу, в которую поместили его, перекинули через борт и осторожно опустили на тендер, который бился боком о борт «Фортрайта». Когда Мартин Чандос почувствовал влажный удар по своей кровоточащей спине, мир закружился вокруг него в круговерти воды и неба.
Мартин Чандос не почувствовал ни движения баркаса по воде, ни осторожных умелых рук, которые подняли его вверх мимо открытых крышек орудийных люков к резным перилам шлюпки. Эти руки поддерживали его, удерживая прямо на палубе. Спустившаяся по трапу женщина резко остановилась и уставилась на него в изумлении.
Хотя ее корабль и назывался «Потаскушкой», сама Лиззи Холлистер таковой не была. Ее широкий рот казался красным плодом под маленьким носом и темно-фиолетовыми глазами, а густые черные волосы, рассыпавшиеся по плечам, сверкали красноватым блеском в лучах умирающего солнца. С крошечных ушей свисали серьги в виде ярких медных шариков, под стать толстым прядям раскрашенных металлических шариков, обвивавших нежную шею.
На ней была тонкая белая рубашка, заправленная в узкие черные бриджи, подпоясанные широким кожаным ремнем, в который была заткнута пара длинноствольных кремневых пистолетов. Ее длинные ноги, обнаженные ниже рваных краев бриджей, были обуты в ярко-красные сапоги из кордовской кожи.
Ее фиалковые глаза смотрели на человека, который поддерживал Мартина Чандоса. Он был крупным, с копной рыжеватых волос на груди и плечах. Два золотых кольца свисали с мочек его ушей. Он был совершенно лысым, и красный шрам, который тянулся по всей его правой щеке от губ до виска, был частично скрыт темно-красной бородой.
— Адский огонь! — хрипло произнесла она. — Это все, что там было, Редскар? Только один человек?
Гигант, стоявший рядом с Мартином Чандосом, ухмыльнулся.
— И даже он сейчас не в очень хорошем состоянии.
Ее блестящие глаза сверкнули в ответ на его похотливую ухмылку. Редскару Хадсону нравилась эта дерзкая Хойден, несмотря на то, что она, по слухам, была женщиной Сан-Эспуара. В ней горел огонь, и вместе с тем она умела прислушиваться к голосу разума, Рауль Сан-Эспуар не случайно брал ее на свои рискованные предприятия, и Редскару Хадсону было приятно думать, что она достойна быть членом братства.
Лиззи подошла к поручням левого борта и уставилась на медленно тонущего «Фортрайта».
— От него нам никакой пользы, — пробормотала она. — Через несколько часов он окончательно пойдет на дно.
Редскар хмыкнул.
—Испанец, который разбил корабль, забрал груз и команду. Он наслаждался, избивая несчастного почти до смерти.
Лиззи повернулась и медленно обошла обмякшего Чандоса.
— Большой бык, — признала она. Ее фиалковые глаза изучали его широкую грудь, широкие плечи и длинные мускулистые руки, свисающие по бокам.
Редскар склонил голову.
— Все, что ему нужно, — мазь и бинты, Лиззи. Тогда он будет как новенький.
Ее лицо помрачнело, а красный рот, казалось, сжался еще плотнее. Она небрежно пожала плечами, но под широким кожаным поясом, который стягивал ее черные бриджи над округлыми бедрами, стало горячо.
Редскар уловил ее мысль.
— Я отведу его вниз, Лиззи. Это твой шанс оправдать название корабля и стать настоящим пиратом, как сам Гарри Морган. Они забирают своих женщин на корму, как военную добычу. Почему бы тебе не взять своего мужчину?
Лиззи Холлистер покачала головой, но глаза ее лихорадочно блестели.
— Будь прокляты твои глаза, Редскар Хадсон, которые видят то, чего нет! Отведи его вниз, в мою каюту. Я собираюсь его просто лечить, ясно? Ради информации. Он может знать то, что следует знать и нам.
Редскар приложил ко лбу костяшки пальцев и покачал головой.
— Конечно, Лиззи, конечно. Только для того, чтобы немного подлечить. Или подлечиться?
Его смех последовал за ней к трапу.
0
0