Звонок в дверь на этот раз разбудил Тони в восемь утра. Учитывая, что он вернулся от Кейт в пять, да еще и не сразу заснул – потому что болели пальцы, – время для визита показалось ему слишком ранним.
На пороге стоял хорошо сложенный, высокий человек с крупной седой головой. В штатском. И серый галстук с красными ромбиками подчеркивал это «в штатском» – будто сотрудники контрразведки договаривались друг с другом о красных ромбиках. Судя по выправке, взгляду и возрасту, человек имел звание не ниже полковника. И имел давно – его продвижение по службе завершилось, не иначе, с возвращением в Великобританию (загар так въелся в его лицо, что не стерся туманами Альбиона).
Тони хлопал глазами, стараясь проснуться и сказать что-нибудь вразумительное.
– Извините, что прервал ваш отдых, мистер Аллен, – нисколько не сожалея о содеянном, начал незнакомец. – Но дело не терпит отлагательств.
Взял, что называется, тепленьким… За мягонькое брюшко…
– Мистер Си сказал, что вы сейчас работаете дома, и я узнал у него ваш адрес. Он должен был телеграфировать вам о моем поручении.
Вернувшись домой в пять утра, Тони не взглянул на пришедшие в его отсутствие телеграммы. Может, и телеграфировал…
– Проходите, – буркнул Тони и, подумав, фамильярно спросил: – Можно, я халат надену?
– Да, конечно… – пробормотал визитер.
Входя в комнату, полковник споткнулся об упавший со шляпной полки моноциклетный шлем (похожий на танковый, который так понравился Кире) – Тони ревниво поднял шлем с пола, отряхнул о колено и закинул обратно на полку.
В ванной он плеснул в лицо холодной водой – тут же зажгло ободранные губы и рассеченную скулу. Впрочем, это помогло проснуться. Халата в ванной не обнаружилось – он валялся на кухне под столом.
– Я не предполагал, что вы поздно ложитесь, – сказал незнакомец, когда Тони вошел в комнату.
– Присаживайтесь. – Тони кивнул на кресло. – Ночь – лучшее время для работы. Никто не мешает.
– Люди недаром считают лентяями тех, кто поздно ложится и поздно встает, – глубокомысленно заметил визитер. – Разрешите представиться: полковник британской внешней разведки Джонатан Рейс. Сейчас я работаю на МИ5 – стал староват для нелегальной работы за рубежом…
Коллега… Надо было прочитать телеграммы и прибрать в квартире.
– Хотите кофе? – спросил Тони, еще разок тряхнув головой, чтобы разогнать сон.
– Нет, благодарю. А что у вас с лицом?
– Я подрался, – лаконично ответил Тони.
– Такое ощущение, что вы подрались с мертвым ветераном… – то ли пошутил, то ли намекнул полковник. – Но к делу. Вот, взгляните. Это оригиналы.
Он протянул Тони пачку перфокарт.
– Я должен что-то ответить? – удивился Тони, перехватив вопрос в глазах полковника.
– Что вы скажете об этих перфокартах навскидку?
– Они сделаны в Комнате 40, их аналитическая машина оставляет дефект в правом верхнем углу карты.
– Неплохо, – кивнул полковник. – Еще что-нибудь?
– В этой пачке около десяти тысяч бит информации. Если это некодированный текст – чуть больше тысячи знаков. Если кодированный – зависит от кодировки, но не более полутысячи значимых слов. Если программно сжатый – не более тысячи значимых слов.
– Неплохо… – Полковник подался вперед. – А расшифровать это вы можете?
– Ну, если скормлю перфокарты своему автоматону. Я, конечно, могу обойтись и без него, но это займет на восемь-десять порядков больше времени.
– А… ско́рмите… Это разрушит перфокарты?
– Боже, конечно нет. Полковник, нельзя же настолько ничего не понимать в аналитических машинах Беббиджа… – Это Тони ввернул исключительно за лентяев, которые поздно встают.
Автоматон удовлетворенно пыхнул паром, когда Тони его «разбудил», – сонливости железо не чувствует, даже радуется, когда его будят. И покушал перфокарт автоматон тоже с удовольствием, мурлыча и чавкая.
Это кодировал Чудо-малыш. Без сомнений. Его любимая шутка со времен учебы в Королевском колледже: расшифровывается без черновика, если знаешь дату рождения младенца Иисуса с точностью до минуты. Нет, Чудо-малыш еще пригодится, сдавать его полковнику никак нельзя…
Впрочем, сначала из расшифровки получилась абракадабра.
– Вы можете предположить, на каком языке написан текст? – спросил Тони полковника.
– Возможно, на русском, – с некоторым вызовом ответил полковник. – Но я не исключаю и других вариантов.
Ба, да эти перфокарты наверняка нашли у арестованного русского артиста… Не исключено, что неприличные предложения Чудо-малыш делал не только Тони и не только Тони этим воспользовался.
– Я плохо знаю русский. Мне придется послать запрос на аналитическую машину МИ6, это не страшно?
– Насколько плохо? – навострил уши полковник.
– Что «насколько»?
– Насколько плохо вы знаете русский?
– Читаю со словарем. Этого недостаточно, чтобы делать криптоанализ текста. Мне нужно послать запрос моей Бебби.
– Открытым текстом?
– Нет, я, конечно, сделаю программное кодирование, но если телеграфное сообщение перехватят, принципиально его могут прочитать.
– Что вы имеете в виду под словом «принципиально»?
– Что если вдруг сейчас несколько десятков шпионских автоматонов подключены к аналитической машине английской разведки и ловят каждую точку и тире, которые туда посылают, что само по себе маловероятно, то в этом случае, выбрав из сотен тысяч запросов именно этот, кодер высокого класса может приложить к нему один из тысячи программных ключей и тогда узнает содержание сообщения, если догадается, на каком языке оно отправлено. Я бы рискнул.
– Хорошо. Отправляйте.
«Привет, Бебби», – отстучал Тони ключом и тут же получил ответ: «Доброе утро зпт Тони. Давно не виделись тчк».
Бебби порылась в дебрях своих железных мозгов и через несколько минут прислала закодированный ответ.
– Что? Уже? – Полковник едва не подскочил с кресла. – В таком случае, вы в самом деле гениальный криптоаналитик…
– Полковник, я гениальный криптоаналитик. Но текст с этих перфокарт расшифрует любой студент Королевского колледжа. Гением для этого быть не нужно.
Сперва Тони пробежал глазами кодированное сообщение Бебби, но быстро успокоился и начал читать по слогам перевод, сделанный малышкой:
– «Поднимайся, целый мир страдающих от голода и рабства, с клеймом проклятья… Наш возмущенный ум кипит от гнева и готовится вступить в смертельную схватку. Мы разрушим мир, который применяет насилие, полностью, а после этого мы построим наш новый мир, где никто превратится во всё…» Полковник, я где-то слышал похожий текст…
– Вы разыгрываете меня, Аллен? – В глазах полковника появился азарт гончей, учуявшей зайца.
– С чего вы взяли? Я приложу ключ к этому тексту. Если не доверяете мне и ребятам из Комнаты 40, съездите в Кембридж – с помощью ключа вам это прочтет любой первокурсник, владеющий русским языком. Или любая более-менее мощная аналитическая машина Беббиджа.
– Вы уверены, что в сам текст не заложен шифр? – переспросил полковник. – Ведь вы не видели оригинала на русском языке.
Тони послал малышке еще один запрос и получил положительный ответ.
– Полковник, в этом сообщении нет больше ничего – текст взят из базы данных национальной Британской библиотеки, потому что повторяет его слово в слово, без отклонений и орфографических ошибок. Тот, кто его кодировал, не потрудился его даже переписать, вогнал в автоматон путем тупого копирования. Базы данных Британской библиотеки находятся в открытом доступе…
Если это перфокарты, в самом деле найденные у русского артиста, МИ5 не сможет предъявить ему обвинения в шпионаже. Потому что информация не составляет государственной тайны. Похоже, Секьюрити Сервис просто облапошили. Вряд ли разыграли – скорей всего, отвлекли внимание. Но, без сомнений, имели помощника из Комнаты 40. И, чтобы узнать, кто в Комнате 40 так весело пошутил, МИ5 будет трясти русского артиста при помощи незаконных методов ведения допроса, а потом он умрет от сердечного приступа или в результате несчастного случая. С русскими контрразведка не церемонится – сейчас Лондон хочет дружить с кайзером, а не с Москвой, – так же как на Лубянке не церемонятся с агентами английской разведки.
Потерять Чудо-малыша было бы жаль… Артисты представлялись Тони людьми с хрупкой нервной организацией и холерическим темпераментом, не способными устоять против допроса с пристрастием. Впрочем, артисты, как и математики, наверняка бывают разные…
– Ну что ж… – пробормотал полковник задумчиво. – Вот теперь я бы выпил кофе…
Это был форменный допрос, а не светская беседа. Полковник вел себя как школьный учитель с нерадивым учеником. Расспрашивал о детстве – Тони рассказал ему несколько правдивых историй из жизни в Калькутте, делая вид, что с интересом участвует в непринужденной беседе. Потом полковник плавно перешел на разговоры о женщинах, вспоминал молодость и своих возлюбленных.
– Скажите, вам когда-нибудь случалось влюбляться романтически? – как бы между делом вкрадчиво спросил он – делая вид, что это риторический вопрос перед новым рассказом о собственной романтической влюбленности.
– Да, в ранней юности я был влюблен в учительницу из школы для девочек. Она была лет на десять старше меня и жила по соседству.
– У меня все случилось с точностью до наоборот, – азартно продолжал полковник. – Мне было лет тридцать, я тогда служил в Южной Африке и влюбился в дочь генерала бурских повстанцев, представьте себе… Она была совсем юной и выросла на свободе… Любила лошадей и ездила верхом, как мальчишка, – тогда брюки на женщине выглядели нонсенсом, чем-то чрезвычайно неприличным. Совершенно отчаянная была девчонка, и ярая сторонница Оранжевой республики. Я же, как вы понимаете, работал под прикрытием и втирался в доверие к ее отцу. А тут совершенно потерял голову…
Ну-ну…
– Я тогда был высоким красавцем, авантюристом и сорвиголовой, и она влюбилась в меня самозабвенно… – Полковник горестно вздохнул.
– И чем же закончилась ваша романтическая любовь?
– Когда она узнала, что я из английской разведки, она отвернулась от меня. Ее политические взгляды взяли верх над романтическими чувствами, представьте себе. Я до сих пор вспоминаю о ней с грустью…
Это угроза? Ненавязчивое предупреждение? Или просто намек на то, что полковник пришел сюда не только за расшифровкой перфокарт?
Он рассказал немного о бурских восстаниях, свидетелем которых был, и плавно перешел к политике умиротворения, с которой согласны не все политические силы Великобритании. И как бы невзначай спросил:
– Вы не были на Кейбл-стрит четвертого октября?
– Был. Сражался бок о бок с агентом Маклином и другими ветеранами, – помог ему Тони.
– Да… С Ветеранами… Главный противник политики умиротворения – Первый лорд Адмиралтейства… – покивал полковник сокрушенно. – Его люди сейчас самостоятельно вычисляют агентов немецкой разведки и убивают их без суда и следствия.
– И зачем они это делают? – поинтересовался Тони, снова помогая полковнику выйти на нужную тему непринужденно. – Уинстон не похож на фанатика, он сильный политик.
– Да, однако не в мирное время: он слишком прямолинеен для переговоров и дипломатических игр. Но, разумеется, он не фанатик и имеет вполне определенную цель – подорвать доверие кайзера к Великобритании, дать понять, что с кайзером ведут двойную политическую игру. Кайзер Адольф – параноик, совершенно неуравновешенный тип, его настроением нетрудно управлять.
– Кайзер Адольф, возможно, и производит впечатление параноика, но он имеет непревзойденное чутье в политических играх, иначе его успехи в области внешней политики не были бы столь поразительны. Ему выгоден союз с Великобританией. Более того, в союзе с Великобританией рейх будет непобедим. Ради этого он простит какому-то Первому лорду Адмиралтейства маленькие провокации.
– И тем не менее Уинстон упрямо гнет свою линию. И пока еще ни разу не удалось напрямую обвинить его людей – они действуют нагло, но расчетливо. Готов побиться об заклад: в ближайшие дни в газетах появится сообщение о том, что жертвой нового Потрошителя стала молодая кормящая мать – и никто не узнает, что она была немецкой телеграфисткой, на которую люди Уинстона вывели Потрошителя путем нехитрых манипуляций.
Наверное, полковник пришел именно для этого – сообщить, что Кейт угрожает опасность. Тони расстался с ней всего пять часов назад, проводив до квартиры. Наверняка она сразу легла спать. И есть надежда, что Звереныш не посмеет напасть на нее средь бела дня – дождется следующей ночи. Но… Звереныш не просто чудовище, он ускользал от Ветеранов множество раз, он умел прятаться, двигаться бесшумно (и даже не дыша), он довольно мал, чтобы пролезть в любую щель, и довольно ловок и силен – кто знает, может, он способен подняться по стене в окно… Черт, полковник не мог начать именно с этого! Надо ему было трепать языком о бабах и о политике!
– И, конечно, ветераны приложат все усилия, чтобы вместе с немецкой телеграфисткой погибли и другие агенты кайзера, найдут способ сообщить ее соратникам о грозящей ей опасности… – продолжал полковник. – Но им не придет в голову, что прочтение телеграмм, пришедших за день, можно отложить на позднее утро следующего дня…
Последние слова полковник произнес столь едко, что Тони решил, будто срывает операцию не Ветеранов, а контрразведки. Впрочем, так оно и было, – наверное, предполагалось, что он должен изловить Звереныша именно в момент нападения того на Кейт… Интересно, сколько агентов МИ5 подняты по тревоге и дежурят у дверей в ее квартиру? Или они рассчитывают, что истинный ариец, вооруженный инструкцией, миорелаксантом и крепкой веревкой из синтетического волокна, с нордическим мужеством повяжет Звереныша без их помощи?
Так и подмывало спросить полковника: не постелют ли агенту кайзера под ноги ковровую дорожку, когда он отправится вязать Звереныша? Раз уж тонкие намеки, Очень-Сложные-Шифры и Ужас-Какие-Секретные-Документы сменились прямыми указаниями прямо на дому… Почетный эскорт, громкие выкрики группы поддержки: «Ганс идет ловить Потрошителя!» и «Давай, колбасник, ты сможешь!»
Впрочем, все агенты МИ5 разом не справятся с одним ветераном, особенно вооруженным паяльной лампой. Или они возьмут с собой парочку доберман-пинчеров, выведенных на Ферме? Наверное, и пинчеры против паяльной лампы не устоят – специальный состав топлива сжигает и живое, и мертвое.