12–13 марта 427 года от н.э.с. Исподний мир
На службу Волчок вышел на седьмой день, как и полагалось. Пятый легат встретил его с радостью и вывалил на стол ворох неразобранных бумаг.
Волчок беспокоился, что не успеет до вечера разгрести всё, что накопилось за неделю, а уйти очень хотелось не позже семи – Змай уехал, и Спаске нужно было выйти за город. Волчок со Змаем договорились, что это будет три раза в неделю.
Волчок бы водил её за город хоть каждый день: насколько он понял, Спаска отличалась от других колдунов и в замке еженощно бывала в межмирье. Но Змай сказал, что это слишком рискованно, а Волчку хотя бы иногда надо спать.
Через час в канцелярию заглянул Огненный Сокол.
– Я знал, что ты не виноват, – начал он как ни в чем не бывало и присел на край стола. – Но я должен был проверить.
– Я понимаю, – ответил Волчок. – Должность у меня такая.
– Ты молодец, хорошо держался.
– Я же знал, что не виноват, – пожал плечами Волчок и отложил в сторону не отмеченный в списках донос. – А Особый легион – не служба дознания, чтобы верить самооговору.
– Тебе не надоело в бумагах ковыряться?
– Нет. – Волчок поднял голову. – Здесь тепло, сухо и чисто. И пятый легат меня ценит.
– А когда-то о подвигах мечтал. – Капитан усмехнулся.
– Это было давно.
– Послушай, но ведь башня Правосудия – самое грязное место во всей гвардии, ты не находишь?
– Я промолчу.
Огненный Сокол расхохотался. В ответ на его смех из палаты Законности выглянул пятый легат.
– Знатуш, если ты ищешь самое грязное место в гвардии, загляни в нужник при казарме. А мы здесь занимаемся проверкой законности всей службы Правосудия.
– Не смеши меня. Вон в том шкафу лежит три десятка печатей с гербами, а твой секретарь – мастер по подделке почерков и подписей. Я думаю, вы тут занимаетесь не проверкой законности, а подгонкой под законность. И, заметь, меня как капитана Особого легиона это может заинтересовать.
– Это вовсе не означает, что я отдам тебе своего секретаря. Пользоваться пользуйся, но в следующий раз не забудь получить моё разрешение на его арест.
– Никакого ареста не было. Парню за особые заслуги перед гвардией дали неделю отпуска. – Огненный Сокол снова рассмеялся.
– Когда-нибудь я с особенным удовольствием займусь проверкой твоей бригады, Знатуш.
Пятый легат закрыл за собой дверь.
– Ты понял насчет ареста? – вполголоса спросил капитан.
– Да, конечно. Перебрал храбрости – с кем не бывает, – ответил Волчок.
– Сегодня к восьми вечера приходи в «Сыч и Сом». У меня есть к тебе разговор.
Волчок кивнул, и только когда Огненный Сокол слез со стола и вышел за дверь, жахнул кулаком по подлокотнику и прокатил желваки по скулам: в восемь вечера закрывались ворота, Спаске надо было выйти из города раньше. Но, право, не говорить же капитану, что у него вечером свидание с девушкой.
Волчок торопился закончить с бумагами и не пошел обедать, поэтому к вечеру сильно проголодался. Вообще-то «Сыч и Сом» был ему не по карману – туда ходили гвардейцы посолидней.
Этот трактир помнил времена Айды Очена, и поговаривали, будто Айда Очен в самом деле заглядывал сюда (хотя в Свидениях об этом не было ни слова), наверное, поэтому цены тут так кусались. Волчок зашел в трактир с боем часов на Оленьей башне, откинул мокрый капюшон и огляделся. В трактире было шумно и людно – и большинство посетителей имели капитанские кокарды.
Трактирщик кинул на него недобрый взгляд (словно пересчитывая деньги в кошельке) и вопросительно посмотрел на вышибалу у дверей. Тот нехотя повернулся к Волчку и спросил:
– Жёлтый Линь?
Волчок кивнул.
– Поднимайся наверх, тебя ждут. Третья дверь налево, и смотри не перепутай.
За третьей дверью налево кто-то шумно любил женщину, и Волчок решил, что вышибала вряд ли стал бы так глупо шутить, скорей всего перепутал право и лево. И точно: за третьей дверью направо Волчок услышал голос Огненного Сокола.
– Государь считает, что от колдунов больше пользы, чем от храмовников… И это самая серьёзная его ошибка, — рассуждал тот.
– Не боишься говорить это вслух? – спросил кто-то.
– Я ничего не боюсь. Иди. Я жду человека.
Волчок думал, что дверь распахнётся ему навстречу, но, видно, в комнате был ещё один выход. Он подождал немного и постучал.
– Заходи, – ответил ему капитан.
Посредине довольно большой комнаты стоял накрытый на двоих стол с жаровней: парила похлёбка из белорыбицы, шипели на сковороде свиные ребрышки, томилась гречка. А вокруг были разложены соленые грузди, и кислая капуста с клюквой, и нарезанный лук, и маринованный чеснок – никаких заморских разносолов, только две бутылки хорошего виноградного вина. В очаге потрескивали дрова, а не торфяные катыши.
– Садись. – Огненный Сокол кивнул на стул. – Я думаю, ты проголодался.
Волчок не стал ломаться. Впрочем, мамонька кормила его ничуть не хуже, только гораздо дешевле. Капитан сразу налил вина в высокие стаканы тонкого стекла.
– Пей, не бойся, на этот раз не отравлю. – Он усмехнулся. – Это лиццкое вино, легко и приятно кружит голову.
Волчок отпил немного – когда-то Змай научил его пить виноградное вино: не выдувать сразу весь стакан и не занюхивать рукавом.
– Нравится?
Волчок кивнул.
– Откуда, интересно, простой деревенский парень знает вкус хорошего виноградного вина? Небось, в лавре батраку такого не наливали?
Ничто не ускользало от Огненного Сокола – даже не по себе становилось.
– Я снимаю комнату в хорошем трактире. Моя хозяйка часто подаёт виноградное вино. Только это, конечно, гораздо лучше, – ответил Волчок.
– Ты подозрительно отличаешься от большинства гвардейцев. Не ходишь по кабакам, не водишь домой девок, не устраиваешь пьяных драк… Читаешь книги.
– Простому деревенскому парню трудно выбиться в люди, особенно если ходить по кабакам, жарить девок и устраивать пьяные драки.
– Вот как… Хочешь выбиться… А знаешь, у тебя хорошо получается. Обычно меня раздражают чинолюбы, но ты и здесь исключение. Скажу тебе по секрету, холуйством в люди выбиться проще. Но ты же никому задов не лижешь, служишь себе… И все тебя примечают, все тебя двигают, защищают, ценят… Мне это кажется странным. Если бы мне нужен был свой человек в Консистории, я бы выбрал именно такого: который всем нравится. Кстати, где ты научился читать?
Стоило определенных усилий не перестать жевать.
– В лавре. Надзирающие там тоже меня отличали и тоже двигали.
– Так что почки отбили?
– Я был всего лишь трудником.
– А кто научил тебя писать?
Огненный Сокол словно знал, о чем спрашивать, словно видел всю подноготную Волчка.
– Я платил за уроки каллиграфу. Я… оказал одну услугу дядюшке пятого легата, и тот захотел немного продвинуть меня по службе. Но для этого надо было красиво писать.
– И что же это была за услуга? – Капитан подлил вина в стаканы как ни в чем не бывало.
– Мне бы не хотелось об этом говорить, но если нужно ответить, я отвечу.
– Я никому не выдам тайну дядюшки пятого легата, – кивнул Огненный Сокол.
– Я… Ну, в общем, я помог ему выкрутиться из неприятной истории с девицей. Он боялся, что она от него понесла, а я соблазнил её и позволил дядюшке нас застукать.
– Дядюшка не промах по части девиц… А почему он выбрал на эту роль тебя?
– Случайно. Он напился в кабаке на улице Фонарей, и я оказался первым встречным, кому он излил своё горе.
– Я бы тоже оказал кому-нибудь такую услугу, – усмехнулся капитан. – Ты, значит, ещё и везучий.
Волчок кивнул и кашлянул: если уха́ ещё кое-как проваливалась в живот, то свиные ребрышки застревали в горле.
– Что, неужели до сих пор сухо во рту? – поинтересовался капитан.
– Немного.
– Признаться, я не ждал, что ты так быстро слетишь с катушек. Наверное, не завтракал?
– Завтракал.
– Ну да всякое бывает. И знаешь, что меня удивило больше всего? Змеи. Обычно от напитка храбрости являются голые девицы… Поначалу, конечно. Но ты так упорно твердил о змеях и так отважно с ними сражался, что пришлось тебя привязать и насильно влить в рот горячего чаю – чай хорошо помогает в таких случаях. Я долго думал об этих твоих змеях… И знаешь, кое-что нашел. В окружении Чернокнижника иногда появляется загадочный человек. Он давно отлучён от Храма и приговорен к смерти, но… он неуловим. Я даже думаю, не выдумал ли его кто-нибудь для того, чтобы прикрыть свою задницу. Его зовут Змай. Ты никогда о нем не слышал?
– Нет. Я знал одного парня по имени Змейко, он был трудником в лавре.
– Хорошо… – Огненный Сокол вдруг взял Волчка за руку и легко её пожал.
– Вы проверили, не лгу ли я? – спросил Волчок. Хвала Предвечному, всем его чудотворам, Храму и особенно напитку храбрости – ладонь осталась сухой.
– Откуда ты знаешь про ложь?
– Мне говорил об этом пятый легат. Он же был одним из лучших дознавателей когда-то и очень этим гордится. Только сейчас у меня руки сухие из-за напитка храбрости.
– Так ты солгал?
– Нет. Я просто говорю, чтобы вы не строили на этом своих расчётов. Ведь это было бы нечестно.
– Честный, значит… Вот настолько честный… Почему тогда тебе виделись змеи? Ты сам это можешь объяснить? Напиток храбрости – волшебная, загадочная штука. Может быть, это ответ мне. Не от тебя – от Предвечного.
– Я видел такую змею. Однажды. Тогда, в землянке Чернокнижника. И я думал о Чернокнижнике, когда пил храбрость.
– Ты знал, что это подпись Чернокнижника? – Огненный Сокол вскинул глаза.
– На грамоте был его герб.
Капитан качнул головой и потупился.
– Итак, всего два недостатка: больные почки и плохая переносимость напитка храбрости. Можешь назвать ещё?
– Да. Я жалею людей. Я поэтому не хочу уходить из канцелярии. А ещё я размышляю над приказами.
– Не удивительно, что тебя все примечают, продвигают и ценят, – фыркнул Огненный Сокол. – Мне нужен человек в Консистории. И я хорошо оплачу его службу. А если всё закончится нашей победой – могу пообещать существенное продвижение по службе.
– И в чем будет состоять эта служба? – Волчок положил свиное рёбрышко обратно на тарелку.
– Ничего незаконного или недостойного. Да, и полностью подходит гвардейцу, жалеющему людей. Дело в том, что скоро у Консистории здорово прибавится работы. Ты, наверное, знаешь, что выявить настоящего колдуна очень просто – довольно показать ему зажжённый солнечный камень. И все попавшие в подвалы башни по обвинению в колдовстве якобы проходят эту процедуру. И, наверное, ты знаешь, что эта проверка – обман чистой воды. Так вот, мне надо знать точно, кто из обвинённых в колдовстве на самом деле колдун. Трудность состоит в том, что солнечные камни могут светиться лишь под воздействием волшебной силы чудотворов, в местах освящённых…
Огненный Сокол излагал свой план, а Волчок жевал и с тоской думал: «Ещё полчаса – составить письмо, ещё пятнадцать-двадцать минут – отправить голубя. Нет, уже темнеет, голубя завтра отправит Зорич…»
Значит, дознавателям скоро прибавится работы? Наверное, Змай догадается, что за этим стоит.
– В общем, – продолжал капитан, – тебе нужно помечать приговоры настоящих колдунов. И скажу по секрету, что их, скорей всего, ждёт Высочайшее помилование.
– Прибыльное дело? – переспросил Волчок и прикусил язык. Ну не сдержался, не сдержался! Невозможно же сидеть в таком напряжении и ни разу не ошибиться!
– Мне нравится здоровый цинизм, даже напускной. Впрочем, в следующий раз можешь не стараться мне угодить, я всё равно в твой цинизм не поверю. Это не только прибыльное дело, оно служит идее Добра.
Лиццкое вино выветрилось из головы в считанные минуты, не оставив даже четверти часа расслабляющего головокружения, и, покинув храмовый двор, Волчок несколько минут стоял, привалившись к стене на площади Чудотвора-Спасителя – просто чтобы немного отдохнуть, отдышаться. Едва ушло напряжение, тело налилось тяжестью: подрагивали колени, и руки тряслись как у пьяницы.
И когда Волчок добрался до «Семи козлов», то сначала потребовал кружку хлебного вина, а уже потом пошел наверх – составлять письмо для голубиной почты. Спасибо Зоричу – налил только четверть кружки, иначе бы Волчок свалился где-нибудь на лестнице и точно ничего толком не написал.
– Что-то случилось? – спросил Зорич, когда Волчок спустился с голубятни.
– Нет, просто устал. Поволновался.
– Налить ещё?
– Не надо.
На площади Восхождения было совсем темно, не светилось даже окно привратницкой храма, но зато перестал дождь. И бежать не было никакого смысла, но Волчок не мог идти спокойно.
Спаска вышла из кухни под звон колокольчика на дверях – в плаще. Она ждала… Волчок побоялся взглянуть ей в глаза.
– Я не смог раньше, – сказал он. – Извини, что заставил ждать.
– Я понимаю. Просто мы волновались.
Мамонька появилась в дверях кухни, вытирая руки передником.
– А я говорила ей, что у тебя такая служба – всегда могут задержать. Может, отложить на завтра?