Очень хотелось спать.
А еще больше — плюнуть на все, а особенно на солнце, которое, паскуда, все еще висело довольно высоко над горизонтом, словно издеваясь, словно и не собираясь закатываться, словно его гвоздями к небу приколотили! Просто плюнуть. Собрать команду и уводить шхуну, пока еще есть такая возможность, пока не поздно…
И плевать, что говорил — на закате. Шер хозяин своего слова. Хочет — даст. Хочет — заберет обратно. Да. Наверное, так и надо. Просто встать и сказать всем, что пора уходить. Можно даже самому не напрягаться, можно Боцману поручить. Он все сделает. Он хороший боцман.
И место хорошее. Зачем уходить? Там, за скалами, опасно. Там будет хуже. И в ночь. А тут хорошо, тут песок. Мягкий. Теплый.
Поздно.
У воды закричали — скорее удивленно и раздраженно, чем испуганно. Плеснуло громко, порыв ветра ударил острым запахом рыбы и водорослей. И — опасностью. Такой же острой, свежей, пряной… Близкой.
Нет, не опасностью… никакой опасности больше нет, нет и не будет… — радостью встречи плеснуло. Предвкушением. Светлым и добрым даром, пусть и чуждым, но его обязательно надо принять, потому что ну а как же иначе, принять хотя бы из благодарности за то, что опасности больше нет…
…Радость понимания. Подтверждение отсутствия опасности, подтверждение отсутствия причинения вреда, радость долгожданной встречи, радость хорошей еды, хорошего отдыха, хорошего потомства… Удовольствие от осознания своевременности прибытия. Благодарность. Забота великого предка о далеких потомках, благодарность, благодарность. Умение сделать счастливым…
Еще до того, как крики у воды из удивленных и пусть слегка, но все же испуганных перешли в удовлетворенное бормотание, Дайм уже знал: поздно. Со стороны моря надвигалось что-то огромное, стихийное, невероятно древнее и опасное.
…Желание сделать счастливым. Благодарность всем, кто тут. На песке. Удача. Хорошо. Правильно. Тут…
Вампирский зов — вот на что это похоже!
Иная окраска, иные слова, Дайм не сталкивался с такой разновидностью зова раньше, потому сразу и не опознал. Не вампир, другая тварь. Но зов похожий. Такой же сладкий. Такой же давящий. И такой же смертоносный.
Уводить. Всех. Быстро.
Встать. Надо встать… Почему он сидит? Он же бежал к шхуне! Кричал об опасности. Торопил. И вода плескала в лицо, и скрипело мокрое дерево под сапогом, и рукоять весла проскальзывала в пальцах…
Или нет?
…Спокойствие и радость. Стремление поделиться радостью, стремление успокоить, стремление задержать… Нет, нет, стремление сделать хорошо…
Боцман!
Боцман им передаст. Он правильный боцман, он…
Он лежит на песке. Дышит размеренно, улыбается широко и счастливо. Рядом совсем. Можно достать рукой. Если протянуть.
Только вот протянуть почему-то не получается…
…И это хорошо, всем хорошо, это правильно, всем должно быть хорошо, всем, тут, никуда не надо уходить, и к деревьям не надо, там плохо, там отсутствие хорошо, там отсутствие правильного… Отвратительность деревьев и травы, привлекательность песка, теплого, мягкого, хорошего… правильного…
Встать!
Ладно, не на ноги. На ноги это слишком. Это не сразу. Трудно, да. Очень. Но… Надо.
Хотя бы на четвереньки.
Дайм не помнил, как оказался сидящим на песке, вроде бы только что стоял или даже куда-то бежал… ведь бежал же? Но вот… и рука подламывается… и уже почти завалился набок… в теплый и такой привлекательный песок, такой мягкий, такой правильный…
…Вставать не надо, вставать не правильно, правильно тут, правильно хорошо…
Встать!
Нужно.
Потому что это какое-то неправильное правильно. Чужие мысли. Чужие желания. Чужие правильности. Чужие и чуждые.
Вампирский зов! Он же вспомнил уже!
И снова забыл.
Дайм мотнул головой. Зажмурился, прогоняя умну отрешения по кругу в ускоренном ритме. Стало чуть полегче. Чужое одуряющее давление слегка отступило. Стоять на коленях удобнее, можно опереться на руки и не отвлекаться, старательно прочищая мозги от чужих мыслей и ставя на место поврежденные ментальные блоки. Растягивая их, чтобы на всех хватило.
Остановить это, сладкое, умиротворяющее, давящее и уже подавившее. Отгородить. Отодвинуть. Защититься.
Защитить.
Это, которое надвигается с моря, давя своим шисовым зовом, не любит леса. Дайму тоже не нравился лес. Но Шутник счел его безопасным. Может быть, стоит выбрать из двух зол то, которое хотя бы не пытается выпотрошить твои мозги? Может быть, там у них будет шанс? Там, в лесу, за узкой полоской выгоревшей травы…
Дайм выпрямился — с трудом, словно поднимая на плечах невероятную тяжесть. Но стоя держаться на самом деле проще, чем на четвереньках, это только кажется, что наоборот. И держаться, и держать. Щиты. Все.
Рядом зашевелился Боцман, застонал невнятно. Сел. Проморгался, уставившись в сторону леса. Выругался, все еще невнятно, но вполне прочувствованно. Глаза его стали … нет, ну не квадратными, конечно. Но близко.
Дайм не стал в ту сторону даже смотреть — он и так уже знал, что есть некие аргументы, сводящие к нулю шансы его людей переждать неведомую морскую дрянь в лесу. Он чувств затылкомовал их взгляды, этих шисовых аргументов, стоящих на выгоревшей траве, строго в локте от края песка. Замершие в предвкушении. Ждущие, голодные взгляды. Очевидно, край песка служил некоей границей, нелюбовь кошек и моря взаимна. Даже если это очень большие кошки. Даже если не только кошки.
Ракшасы.
Не менее двух десятков. И Шутник может сколько угодно считать и совершенно неопасными, они остаются таковыми только для него. Ну и для Дайма, может быть.
Не для людей.
Даже если убрать стихийную и абсолютно чуждую сущность ире — тигр остается тигром.
— Твою ж сестру… — сказал Боцман почти с восхищением. — А я таки думал, что врали вахтенные…
Позвать Шутника. И уйти. Не одному, об этом нет и речи. Сузить щит, чтобы накрывал тех, что медленно оживают сейчас на песке рядом, очень удачно, что рядом. И уходить. Двое на шхуне… Ими придется пожертвовать. И команда «Русалки», но они и вовсе не в счет. Зато остальных увести и сохранить вполне реально, щит выдержит. Да и Шутник поможет. А щхуна… купим новую. Деньги не дороже жизни. Двое против восьми. Хороший размен. Реальный. А эти, с «Русалки», они же наркоторговцы и вообще не в счет…
Дайм развернулся к морю и начал наращивать щит навстречу волнам насыщенной стихийной магии, бьющим в бухту из узкого прохода, словно вода из пожарного брандспойта.
По бухте крутило водовороты, словно странном то ли приливе, то ли отливе, волны с шипением накатывали на песок и торопливо отступали. Одной из пу линии прибоя.ервых загасило костер, разведенный командой «Русалки». Волны шли беспорядочно, крутили пену и мусор, сталкивались, взвихрялись, и шхуна, которую Дайм уже привык считать своей, беспомощно плясала на неих, словно поплавок при мощных поклевках.
А в бухту уже вдвигалось нечто, пропитанное древней стихийной магией. Вода шипела, вспениваясь перед ним и стекая по бокам треугольной приплюснутой морды, покрытой черно-зеленой чешуйчатой кожей. Голова по форме напоминала змеиную… только вот размером была чуть ли не больше беспомощно застрявшей на песке «Русалки».
Огромный морской змей — Дайм и не знал, что такие бывают! А кто знал? Светлейший разве что, да и то не факт… — смотрел, казалось, точно на Дайма, и глаза у него были огромными и желтыми, с узкой вертикальной щелью зрачка. Такие зрачки бывают только у тех хмей, что ведут ночной образ жизни. Но это у сухопутных. Относится ли это и к морским, Дайм не знал. Как не знал и того, сможет ли ему это знание как-то помочь. А если нет, то почему эта чушь лезет ему в голову именно сейчас.
Тем временем морской змей медленно моргнул, не спуская с Дайма огромных чуть светящихся желтых глаз, качнул огромной головой, отчего по бухточке снова прошла волна. И так же медленно открыл огромную пасть… Нет, не открыл — слегка приоткрыл только, демонстрируя частокол белоснежных зубов, сморщил кожу огромными складками, растянул… в улыбке?
И тут змей мотнул головой — стремительным, почти неуловимым движением. В воздухе что-то сверкнуло серебристо, гулко плеснуло волной о скалы.
И на песок пляжа в каком-то десятке шагов от Дайма тяжело рухнула обезглавленная туша огромной глубоководной акулы.
…Вкусная хорошая рыбка для светлого шера… вкусно хорошо… Спокойствие и радость… Теплый песок. Тут. Ночь. Хорошо…
Сзади завыли ракшасы — то ли разочарованно, то ли наоборот, одобрительно.
Змей продолжал ухмыляться и смотрел прямо на Дайма.