Гравипояс барахлил. Тарахтел, скрипел, подсвечивал тревожно-красным ряды крохотных символов на мутном от времени дисплее. Я то снижался плавно, то судорожно дергался, как марионетка на ниточках у неопытного кукловода. Рывок. Ещё рывок. А там, наверху, уже раздавались шаги — их гулкое эхо металось вокруг меня, рикошетом отражаясь от стен.
Хреново.
Пояс внезапно мигнул, кашлянул — и я рухнул вниз, в темноту. Что-то ударило меня под рёбра, выбив весь воздух, а потом бесцеремонно ухватило за куртку и вздёрнуло вверх.
Что за…
Я не видел этого, но металлический штырь, торчащий из стены, распорол энергокостюм от бедра до плеча и прочертил на моём боку красный иероглиф.
К коже словно прижали раскаленный прут. Я заорал, уже не переживая о том, что меня могут услышать. Моему крику вторил тонкий пронзительный писк аптечки.
Сознание возвращалось медленно. На моё счастье кучу щебня и битой кафельной плитки, выброшенной когда-то в старую лифтовую шахту, венчала целая гора минеральной ваты, — и я вошёл в неё глубоко, как плуг в мягкую почву.
Ассоциация получилась двусмысленной. Криво улыбнувшись, я вспомнил одну из длинной череды своих квази-жён, Ирму.
У того, кто её программировал, оказалось весьма оригинальное чувство юмора — вместо того, чтобы молча боготворить своего господина, она любила первой начать разговор, а если я начинал жаловаться на жизнь, могла по ходу ещё и ввернуть что-нибудь ехидное вроде «закон, что дышло, куда повернёшь — то и вышло» или «дуракам всегда везёт».
Эта жена пробыла у меня дольше других. Чёрт, у неё единственной даже было собственное имя, которое она сама мне сообщила, когда вылезла из коробки. Я не стал сообщать фирме-производителю о браке, интересно было посмотреть, как это чудо мехмагии будет себя вести. А потом привык.
Привык разговаривать с ней, сидя за кофе, в который она зачем-то добавляла всякие специи, как в суп. Привык смеяться. Радоваться всякой ерунде.
А однажды утром не смог её разбудить. В службе техподдержки сказали, что случился какой-то сбой во время зарядки. Ирме сменили прошивку, и она вернулась домой, в социальную ячейку, где мы жили. Только вот вернулась такой же, как и все остальные до неё — старалась угодить, раболепно заглядывала в глаза. Я выдержал два дня и отвёз её обратно.
После этого всё пошло не так.
Я уволился. Точнее, меня уволили с ремаркой «вторжение в личную жизнь сотрудников: попытка общения».
Пробовал уйти в виртуал — игры отвлекали ненадолго, а потом становилось хуже.
Я пошёл по магам. Один хваткий волхв вытащил меня на разговор об Ирме, и я признался, что скучаю по жене. Маг сдвинул набок нелепый колпак, расшитый звёздами, и задумчиво почесал затылок — место, куда был вживлён госчип:
— Скучаете? Это странно. Очень странно. Скажите, а почему вы зовёте её «женой», а не «квази» — как все?
Больше я к магам не обращался.
Я чувствовал, что за мной следят. Видел одни и те же флаеры, паркующиеся около дома. Одних и тех же людей в соседних с моей ячейках.
А потом меня впервые попытались убить. Прямо среди ясного дня в центре города с крыши упала гигантская сосулька (кто слышал в 23м веке о сосульках, которые падают с крыш?), и если бы я за секунду до этого не угодил ногой в яму, оставленную дорожными рабочими (а вот этого добра в 23м веке — сколько угодно. И ям, и рабочих), то меня бы просто размазало тонким слоем по тротуару.
Меня сбивал флаер. Выбрасывало в окно внезапным сквозняком. Меня «случайно» сталкивали на проезжую часть, по которой плотным потоком неслись тяжелые грузовые капсулы.
— Это совпадения, — раз за разом говорили мне в Отделе по Надзору за Гражданами.
Но я-то знал правду. Я уже потерял счёт этим «совпадениям».
Я всё время слышал шаги за спиной. Оборачивался — и никого не видел. Но я был уверен, что «они» не успокоятся, пока не доберутся до меня. Я — сбой в системе. Как Ирма. И меня следует перепрошить.
Пока я валялся в отключке, аптечка подлатала мой бок. Преследователи, видимо, решили, что я не пережил падения, и не стали спускаться, чтобы добить.
— Дуракам всегда везёт, — прошептал я себе под нос, выбираясь из вороха ваты.
***
— Если у вас паранойя, это ещё не значит, что за вами не следят, — хмыкнула Ирма, выворачивая флаер так, чтобы не терять объект из виду, при этом оставаясь невидимой для него. Обеспечив себе достаточный обзор, квази продолжила надиктовывать заметку в антикварный сенсорный телефон, справедливо рассудив, что никому никогда не придёт в голову искать информацию на таком допотопном устройстве.
«Человечность оказалась серьезной штукой. Заразной. Неконтролируемой. Проекту присвоен статус „совершенно секретно“. Создание новых объектов с этим свойством временно приостановлено.
Контора приняла решение продолжить изучение воздействия Человечности на психику единственного контрольного объекта в полевых условиях.
Изменения в поведении объекта наблюдения „Карл“ свидетельствуют о том, что Человечность неизлечима. Проект, скорее всего, будет заморожен, а объект — изъят из среды.»
Ирма отложила телефон.
— Я тоже скучаю, Карл. Держись. Мы что-нибудь придумаем.