Январь 1696 год,
Кингстон
Блад отложил полученное утром письмо лорда Уиллогби, где тот с глубоким сожалением извещал, что наконец-то принимает его отставку. Преемник был уже назначен, и Бладу следовало дождаться его прибытия на остров и передать дела, а после он был волен вернуться в Англию или выбрать себе любое другое место жительства. Вот и все, теперь он может считать, что его ссылка действительно закончилась. Почти семь лет он был губернатором острова. И в эти годы вместились и ослепляющая радость, и страшное бедствие… Бладу до сих пор случалось видеть во сне развалины домов Порт-Ройяла, из под которых неумолчно лились стоны и призывы о помощи. Смерть тогда была близко, так близко, что он ощущал ее леденящее дыхание на своем лице. А затем — отчаянная, на грани и за гранью отпущенных человеку сил, борьба со стихией…
Питер вздохнул. Он не знал, хочет ли вернуться в Англию. Необозримые просторы Нового Света, его многоцветье и пряные ароматы, яркое небо, отраженное в водах Карибского моря, проникли в его кровь, стали частью его самого. Море, омывающее берега его родины, было совсем другим. Ему вновь придется привыкать к Англии, ее неброской прелести, пастельным тонам и туманам. И уже не будет того чувства свободы, которое он ощущал все последние годы.
А сможет ли прижиться там Арабелла? Сможет ли она полюбить вересковые пустоши и известняковые холмы Сомерсетшира? Наверняка климат Англии покажется ей слишком промозглым.
Ну что же, его средств хватит, чтобы вести обеспеченную жизнь и в любой другой колонии Нового Света. Возможно, ему стоит подумать об этом? Но чем же он займется? Деятельная натура Блада отвергала праздную жизнь, однако на этот вопрос у экс-губернатора тоже пока не было ответа.
Взгляд Блада упал на второе письмо, также доставленное с сегодняшней почтой. Летящий почерк на конверте был смутно знаком ему. Сломав печать, он развернул листы, и его сердце забилось от волнения при взгляде на подпись: письмо было от Ибервиля. Последний раз они виделись еще в Картахене, перед тем как Блад вместе с Хагторпом отправился в погоню за эскадрой де Ривароля.
Блад жадно вчитался в строчки. Он с удивлением узнал, что Ибервиль пару лет назад оставил Карибское море и перебрался далеко на север, в Новую Францию. На нескольких страницах шло краткое изложение событий последних лет, выдавшихся для Ибервиля весьма бурными, и восторги по поводу девственной природы Северных территорий. У французского корсара явно была душа поэта.
«…Мой друг, какие здесь леса! Осень одевает их в бронзу и пурпур, лето дарит великолепную изумрудную листву. Корабельные сосны пронзают небо, их высота и мощь поражает… Среди их величественного безмолвия и покоя я забываю обо всем и словно оказываюсь на земле обетованной.
Неприступные скалы, бесконечные озера и бурные реки… Мы, уроженцы густонаселенной Европы, не можем представить себе таких просторов…
Земля Новой Франции полна неисчислимых богатств и тайн, но она не покорится без борьбы. Нужно основывать новые поселения, нужно учиться вести диалог с индейскими племенами, а иногда и воевать с ними.
Этой земле нужны люди с горячим сердцем, смело глядящие в лицо судьбе…»
Ибервиль предлагал Бладу приехать в Квебек.
«Право, сколько можно сидеть на этом дрянном острове с его дрянным ромом? — вопрошал он и излагал веские доводы в пользу своей идеи, и даже уверял Блада, что власти Новой Франции не станут преследовать бывшего английского губернатора, если тот проявит лояльность.
«Луи де Фронтенак, губернатор Новой Франции, — умный, великодушный правитель и храбрый воин, и он с радостью примет такого человека как ты, Питер…»
Блад задумался. Неожиданное предложение Ибервиля заслуживало самого серьезного изучения и словно открывало для него новую дорогу.
«Проявит лояльность…»
Он хмыкнул — вот с этим могли возникнуть сложности. Надо было все тщательно взвесить, ведь речь шла о жизнях и тех, кто был ему дорог. Война короля Вильгельма была в самом разгаре, и на Северных территориях то и дело начинались военные действия. Что же, он подумает и посоветуется с Арабеллой.
Но как Ибервиль догадался, где разыскивать своего бывшего капитана? В письме ответа не было, но наверняка дело не обошлось без их прежних соратников, скорее всего — из команды «Арабеллы», из числе тех, кто не пожелал оставаться на Ямайке.
Блад встал и подошел к окну. Губернаторская резиденция в Кингстоне была построена всего полгода назад, и в воздухе все еще витал едва уловимый запах штукатурки. Бывшую деревушку Кингстон теперь не узнать. И чутье подсказывало Питеру, что вскоре город затмит и Спаниш-Таун, все еще остающийся столицей Ямайки, и даже Порт-Ройял. Но это произойдет уже без его участия. Он смотрел на море, но видел не его синеву, а безбрежные изумрудные леса, волнующиеся под порывами ветра…
Ему невольно вспомнился ветреный день 1694, когда он вот также смотрел на залив из окон комендатуры порта. Тогда губернаторский пост представлялся ему пожизненной ссылкой, и он не верил, что сможет когда-либо освободиться. Кстати, именно в тот день ему и доставили Фуэго. Поначалу он воспринял норовистого андалузца как наказание божье, а ему, напротив, следовало быть благодарным дону Иларио, ведь в итоге конь помог им с женой вновь обрести друг друга. Арабелла сильно привязалась к Фуэго, а тот, подобно верному псу, готов защищать ее от любых посягательств. Блад невольно улыбнулся, затем покачал головой. За все время жеребец научился лишь терпеть его присутствие, и ему приходилось всегда быть начеку. Конечно, он постарается подыскать Фуэго любящего и понимающего лошадей хозяина, но расставание в любом случае огорчит Арабеллу.
За спиной послышались легкие шаги и Блад обернулся: в кабинет вошла жена.
– Дорогая, у меня для тебя новости, — проговорил он, и, увидев тревогу в ее глазах, добавил: – Не беспокойся, они хорошие. Во всяком случае — одна из них. Нам надо поговорить. Поговорить — и принять очень важное решение…