20–29 мая 427 года от н.э.с.. (Продолжение)
Однако наутро слабость не исчезла: Йока чувствовал себя словно после долгой болезни, когда спадает жар, а на смену ему приходит немощь. Но Важан отправил его на пробежку – Йока с трудом одолел только один круг по парку и не смог ни отжаться, ни подтянуться ни разу: просто валился с ног.
От холодной воды в фонтане к нему лишь вернулся ночной озноб: ни силы, ни бодрости купание не прибавило. Дворецкий растирал дрожавшего Йоку полотенцем и качал головой. На завтрак неожиданно подали ростбиф, свекольный салат и гранатовый сок, хотя обычно по утрам Йока пил молоко и ел кашу.
– Вам не кажется, профессор, что Йелен немного перезанимался? – спросил Цапа, раскладывая на коленях салфетку.
– Нет, – ответил Важан. – Я обучал многих мрачунов. Йелену приходится тяжелей – у него слишком много силы и слишком мало времени на то, чтобы научиться ею управлять. Он справится, Цапа.
– А по-моему, мальчика надо отправить в постель, – проворчал дворецкий, поставивший перед профессором горячее яйцо всмятку.
– Йелен, как ты думаешь? – Важан посмотрел на Йоку испытующе. И если до этого Йока не сомневался, что сейчас ему самое место в постели, а не в классной комнате, взгляд Важана поколебал его уверенность.
– Я думаю, это скоро пройдёт… – сказал он, опустив глаза. – Я справлюсь.
Через час, на уроке, Важан не только мучил его головоломными задачами о множестве измерений, но и заставил делать упражнения, помогающие быстро расфокусировать взгляд: впервые Йока увидел четвёртое измерение при свете дня.
Однако к вечеру слабость прошла, и практическое занятие Важан ограничил новыми упражнениями для расфокусировки взгляда – зато при этом был столь зануден и требователен, что под конец Йока собирался ему нагрубить и убежать. Но не сделал этого – потому что в конце урока понял, что добился результата.
Несмотря на обещание профессора, в выходные они не покидали усадьбу. Важан лишь позволил Йоке искупаться под мощными струями самого большого своего фонтана, а ночью снова руководил его встречей с танцующей девочкой, заставляя контролировать выбрасываемые импульсы энергии.
То, что в эти два дня не было уроков, Йоку вовсе не обрадовало. Он боялся оставаться один, он запретил себе думать о доме и о родителях, но как только начинал размышлять о своей сущности, мысли сами собой приходили к его появлению на свет. А если он думал о будущем, то неизменно упирался в неразрешимые вопросы о своём предназначении.
В будние дни ему некогда было думать: вечером он падал в постель и не мог прочитать ни одной страницы – сразу засыпал. А похоже, Важан был не прочь заставить его думать об этом и прилагал все усилия к тому, чтобы Йока побыл наедине с собой.
Но в субботу его выручили Змай и Коста (племянник садовника, с которым Йока успел подружиться): кроме обучения кулачному бою, Змай сводил их на рыбалку, показав, как пользоваться острогой.
А в воскресенье, после ночного урока Важана, Йока весь день провёл в постели, нарочно выбрав в библиотеке книгу поинтересней – о пиратах в морях Элании. И он жалел, что с тех времен огнестрельное оружие почти вышло из употребления, что в Обитаемом мире не с кем воевать, что не парусники, а скучные магнитоходы бороздят моря и нет штормов и шквалов, которым надо противостоять.
И мечтал когда-нибудь услышать крик капитана: «На абордаж!» – чтобы кинуться в настоящий бой.
Вся следующая неделя до самого вечера пятницы была занята уроками – но Йока чувствовал усталость только от практических занятий с Важаном. Остальные же науки служили ему надежным прикрытием от размышлений о самом себе – и он грыз их с остервенением, как никогда прежде. Да и учителя к этому располагали.
Даже математик перестал вызывать раздражение, стоило только попытаться доказать свою состоятельность в его предмете. Важан оказался прав – за полторы недели Йока узнал больше, чем за прошедший год.
Вечером в пятницу, как всегда, Йока с Костой и Змаем «занимались» на спортивной площадке. Ничего общего с уроками обучение кулачному бою не имело: они просто резвились – возились, дрались, бегали друг за другом. Разве что изредка Змай показывал что-нибудь интересное. Тогда-то Коста и спросил:
– А завтра ночью ты поедешь с нами в лес?
Несмотря на то, что он был старше Йоки на год, он всё равно смотрел на него снизу вверх, с неприкрытым восхищением.
– Я не знаю. Важан, по-моему, опять собирается со мной заниматься, он что-то говорил про ночь с субботы на воскресенье.
– Да он, наверное, про лес и говорил. Последнее воскресенье мая – змеиный праздник. Важан не может туда не пойти.
– Змеиный праздник? – переспросил Змай.
– Да, у нас в это время просыпаются змеи, земля становится тёплой. Можно начинать купаться – вода не такая ледяная. Хотя я уже почти месяц купаюсь, и ничего.
– Тогда и я пойду, – сказал Змай. – Посмотрю, как мрачуны купаются. Там хорошенькие мрачуньи будут?
– Конечно приходи! Ни тебя, ни Йоку ведь ещё никто не видел!
В саду, который начинался сразу за площадкой, цвели яблони – бело-розовые лепестки уже начали опадать, устилая выложенные камнем дорожки и зеленую траву. Коста ушёл перед закатом – его позвал дядька, – а Змай и Йока еще продолжали возиться на мягкой, усыпанной лепестками траве. Конечно, Йока видел, что Змай ему поддаётся, но от этого было только веселей.
– А ты можешь превратиться в любую змею, какую захочешь? – спрашивал Йока, стараясь уклониться от удара, – Змай учил уклоняться от ударов, а не парировать их.
– В любую, – коротко отвечал Змай.
– А в удава можешь?
– Могу.
– Давай ты превратишься в удава, а я с тобой сражусь!
– Нет, Йока Йелен. Маленького удава ты, чего доброго, задушишь. А большой, чего доброго, задушит тебя.
– Ну Змай! Это же здорово! – Йока снова пригнулся, выходя из-под удара.
– Ничего здорового в этом нет. Я серьёзно. Змея – существо безмозглое. Я не хочу напугать тебя до икоты. – Несильный, казалось бы, толчок в грудь опрокинул Йоку на траву, и Змай тут же взгромоздился сверху, одной рукой прижимая Йоку к земле – за шею.
Йока молотил его руку кулаками (потому что не дотягивался даже до плеча), пытался пнуть ногой, извивался и хохотал, но высвободиться не мог. Он не сразу увидел Важана, стоявшего на краю спортивной площадки и наблюдавшего за их возней, – Змай заметил его первым.
– Профессор, ты так на нас смотришь, как будто чем-то удивлён, – сказал Змай с усмешкой, но Йоку не выпустил. У Йоки же от хохота слезы выступили на глазах – настолько положение казалось ему забавным и неправильным.
– Я в первый раз увидел, как Йелен смеется, – изрек Важан.
– Это странно, профессор, потому как дети должны смеяться. – Змай наконец сделал вид, что Йока сам освободился из захвата, но обмануть Йоку было трудно.
– Ты поддался мне нарочно! – возмущенно закричал тот, всё ещё смеясь.
– Ничего подобного, – ответил Змай, поднимаясь. – Ты превзойдёшь меня в искусстве единоборства очень быстро. Не правда ли, профессор, приятно иметь дело с учеником, который превзойдёт учителя?
– Ещё интересней иметь дело с учеником, который уже превосходит учителя… – проворчал Важан себе под нос и добавил:
– Йелен, завтра ты можешь спать хоть до полудня. Потому что следующую ночь тебе придется провести на ногах.
– А не выпить ли нам вина, профессор, и не посидеть ли этим чудным майским вечером под звездным небом?
– Я распоряжусь, – коротко ответил Важан и направился в особняк.
– Ох уж эти аристократы, – покачал головой Змай. – Нет чтобы принести из подвала бутылочку вина и попросту развести костёр в яблоневом саду, у ручейка.
Он говорил тихо, но профессор услышал его и оглянулся:
– Ничто не мешает тебе тем временем развести костёр.
– Истинным аристократам и боги служат мальчиками на побегушках. Пошли, Йока Йелен, разведём костёр. Когда-нибудь я сочиню сказку о профессоре и в первых строках напишу: этому человеку служили Вечный Бродяга и его Охранитель.
Как ни странно, Важан вернулся один, с бутылкой вина, без бокалов и с узелком, в котором принес куски жареного фазана. Костёр к тому времени только-только разгорался, и профессор первым тяжело опустился на траву, разворачивая узелок.
– Садись, Йелен. Подозреваю, вина ты не захочешь, но из вежливости предложу.
– Пей, Йока Йелен, не ломайся, – тут же отозвался Змай. – Вино не стоит пить, когда тебя хотят обвести вокруг пальца.
– А если я не уверен в том, что меня не хотят обвести вокруг пальца? – спросил Йока и посмотрел на Важана.
– Молодец, Йелен. Мне бы не хотелось, чтобы ты думал, будто я стараюсь обманом привлечь тебя на свою сторону. Я умею быть убедительным, но не буду тебя ни в чем убеждать. Мы все ведем себя так, будто всё уже решено, будто ты на нашей стороне и действуешь заодно с нами. На самом деле это неверно. Мы ничего не знаем ни о тебе, ни о твоем решении, ни о том, что ты думаешь о нас. Всё, чему я тебя учу, пригодится тебе в любом случае, можешь не беспокоиться. Но у тебя было почти десять дней на то, чтобы привести свои мысли и чувства в порядок, и я хочу вернуться к начатому разговору.
На этот раз Йока почему-то не волновался – может быть, Важан был прав и чувства пришли в порядок за эти несколько дней? Он спокойно сел возле костра так, чтобы смотреть профессору в лицо, и невозмутимо потянулся к бутылке с вином.
– Итак, Йелен, – продолжил профессор, когда Йока отхлебнул из бутылки несколько глотков, – мы остановились на том, что ты – Вечный Бродяга. Ты человек, появления которого мрачуны ждали несколько столетий. Которого несколько столетий ждал Исподний мир. Что ты скажешь мне как мрачуну и Змаю как богу Исподнего мира? Я не требую готового решения. Мне интересно, что ты думаешь об этом.
Если бы об этом спросил Змай, Йока не задумываясь ответил бы «не знаю». Но Важану так ответить было нельзя: неловко как-то, несерьёзно… И прежде чем что-то сказать, Йока ещё раз хлебнул из бутылки – чтобы попросту оттянуть время.
– Что произойдет, если Откровение Танграуса сбудется? – спросил он наконец. – Кроме того, что погаснут солнечные камни?
– Я бы поставил вопрос по-другому: что произойдет, если Вечный Бродяга прорвёт границу миров?
– Хорошо, что произойдёт, если прорвется граница миров?
– Рухнет свод, – спокойно ответил профессор. – Впрочем, он и без этого рано или поздно рухнет. Но его энергия хлынет не только в Обитаемый мир, но и в Исподний. И чем шире будет прорыв, тем быстрей энергии миров придут в равновесие, тем меньше будет жертв и разрушений.
– А почему погаснут солнечные камни и рухнет свод?
– Потому что вначале в Исподний мир пойдет энергия чудотворов. И те поля, которые сегодня создаются аккумуляторными подстанциями, станут в одночасье в несколько раз слабей. Исподний мир просто высосет их. Граница миров держит эти поля, как пальцы – тетиву натянутого лука. Я достаточно понятно объяснил?
– После пятимерных пространств и их измерений – вполне, профессор, – ответил Йока вызывающе.
Змай, до этого молчавший, расхохотался.
– Ты всегда был не в меру дерзок, Йелен, – фыркнул Важан, но беззлобно, скорей довольно.
– Профессор, давай поставим еще одну точку над «i», – предложил Змай.
– Поставь, – проворчал Важан, посмотрев на него снизу вверх, но так снисходительно, будто и Змай был его учеником.
– Йока Йелен, чудотворы предлагают другой выход из ситуации. Они считают, что Вечный Бродяга может сбрасывать в Исподний мир большие энергии, это ослабит давление на свод и оттянет его падение.
– На сколько? – тут же спросил Йока.
– Максимум – на время твоей жизни.
– А минимум?
– А минимума никто не знает, Йелен, – вмешался профессор. – И завтра ночью я попробую его определить.
Йока хлебнул из бутылки снова и сказал, стараясь выглядеть как можно старше:
– Я пока ничего не могу сказать. Я не готов принять на себя такую ответственность.
– Тебе надо решить лишь одно: на чьей ты стороне, – пожал плечами Важан.
– Нет. Мне надо решить совсем другое.
– Он прав, профессор. – Змай пошевелил хворост в костре. – Это мы давно решили за него. А ведь никто на самом деле не знает, какой путь лучше. Во всяком случае, с точки зрения Йоки Йелена. Я выбрал путь, лучший для Исподнего мира, ты – для мрачунов, Инда Хладан – для чудотворов. А Йока Йелен что должен выбрать?
– Но ты же не сомневаешься в своей правоте? – спросил у Змая Важан.
– Я не сомневаюсь в том, что для Исподнего мира лучшим выходом будет прорыв границы миров. И… Йока Йелен, кончай хлебать вино. Ты выпил больше полбутылки, а нас тут трое, между прочим.