Первой шла Газель. Вокруг ипподрома бушевала метель, но мощные рефлекторы рассеивали сумерки и освещали происходящее не хуже чем в яркий летний день. Газель неслась великолепной ровной рысью, вздымая клубы серебристой поземки, и вскоре вырвалась на полкруга вперед. На последнем круге от отставшей группы отделилась Гекла, так они и мчались к финишу — впереди, с отрывом в несколько десятков метров, Газель, за нею Гекла, а дальше, сбившись в кучу, уже все остальные неудачники.
Зрелище поистине незабываемое!
Мы с Михалом стояли, чуть не выдавливая лбами стекло, позабыв обо всем на свете, не веря собственным глазам.
— Ну, теперь-то они, надеюсь, не сбойнут, — дрожащим голосом простонал Михал.
— Сплюнь! — нервно бросила я ему.
И вот Газель пересекла финишную черту. За нею, спустя несколько секунд, Гекла. Наша пара! Первый парный забег, который мы угадали на рысаках!
— Чудо, — благоговейно выдохнул Михал. — Случилось чудо!
Я была того же мнения.
— А мне казалось, что ее на все круги не хватит, — умиленно призналась я, в полном восторге от триумфа нашей Газели. — Это же надо, сразу оторваться на два километра, да так до финиша и продержаться!
— А тот придурок еще утверждал, что гиблое дело — ставить на рысаков, — заметил Михал с самодовольством и презрением опытного игрока. Замечание адресовалось нашему знакомому наставнику, матерому тотошнику. — И вот поди ж ты! Может, она просто любит такую погоду?
Мы к тому времени уже успели кое-что просадить. Самую малость, потому как перепадали нам и неожиданные выигрыши, да и ставили мы на простой одинар. Поставить на парный сподобились впервые, и вот — такое везение!
Эту нашу страсть мы всеми правдами и неправдами скрывали от Алиции, поскольку относилась она к ней крайне неодобрительно. К счастью, Алиция тогда как раз вплотную заинтересовалась Гуннаром, и квартира на площади Святой Анны все чаще оказывалась в полном нашем распоряжении.
Происходила этакая своеобразная рокировка. Михал вообще-то снимал комнату в пансионате на пару с приятелем, но к тому надолго наезжала невеста, и тогда Михал перебирался к нам. Алиция не прочь была под любым предлогом погостить у Гуннара, так что все складывалось наилучшим образом — под кровом нашего благодетеля всегда ютилось неизменное число жильцов.
О своих матримониальных планах Алиция пока не распространялась по той простой причине, что и сама еще окончательного решения не приняла. Не могла она вот так, сразу, избавиться от застарелых предубеждений насчет супружеских уз, несмотря на все неоспоримые достоинства Гуннара. К тому же в Польше остался Збышек, мысль о котором терзала ей печень наподобие пресловутого орла и которого она по телефону пыталась осторожно подготовить к вероятному удару. Словом, она прикладывала массу сил и тратила кучу времени, только чтобы ничего так и не сделать и не дать конкретного ответа.
— Тебе бы лучше на что-то уже решиться, — увещевала я ее. — А то в конце концов Гуннару все это осточертеет, да и Збышек, сообразив, откуда ветер дует, постарается выбить клин клином.
— У Гуннара терпения хватит, они тут привыкли все делать неторопливо, — хладнокровно парировала Алиция. — А сама-то ты как считаешь? Что мне выбрать?
— А черт тебя знает. Могу посоветовать попробовать метод от противного. От обратного то есть. Представь себе, что ты не выходишь за Гуннара, а расстаешься с ним навеки. Что тогда?
— Исключено, — отрезала Алиция с суровой непреклонностью.
Вот так была наконец определена судьба Гуннара. Зато мне теперь приходилось прилагать титанические усилия, чтобы скрыть его причастность к долгим отлучкам Алиции. Я путалась в объяснениях и именах подруг, у которых она якобы гостит. К счастью, Михал чрезмерной наблюдательностью не страдал и имен тоже не помнил, так что вранье худо-бедно сходило мне с рук.
Наша скрытность имела и еще одно последствие, довольно забавное. Ни о чем не подозревавший Михал обзывал будущего жениха «наш старичок с ноготок», поскольку тот был на два десятка лет старше и на пару сантиметров ниже, да и вообще отпускал по адресу Гуннара всякие двусмысленные реплики.
— Наш старичок с ноготок, вскормленный на капиталистическом томатном соке, по части спортивной формы любого юнца за пояс заткнет, — с черной завистью заметил он как-то, когда мы осматривали окрестности замка в Хиллероде. — Такая прыть не по мне, я из военного поколения недокормышей.
И категорически отказался полюбоваться замком еще и с задней стороны. Порою он сыпал своими простодушными перлами по адресу Гуннара как из рога изобилия, доводя нас до колик. Но однажды Алиция решила наконец рассекретиться и устроить в польско-датском доме нашей подруги Аниты что-то вроде помолвки. Михала включили в число приглашенных, а мне выпала честь огласить радостную причину.
Я встретила его на улице, и долго скрываемая тайна наконец-то вырвалась из меня.
— Михал, мы с тобой приглашены в воскресенье к Аните на помолвку, — на одном дыхании выпалила я.
— А на чью? — спросил Михал без особого интереса. — Насколько мне известно, Анита уже замужем.
— Алиции с Гуннаром.
Михал какое-то время молчал, потом переспросил преувеличенно вежливо:
— Прости, не могла бы ты повторить поотчетливее?
— Могу! Алиция обручается с Гуннаром. Точнее говоря, они обручены уже давно, но в воскресенье состоится официальное оглашение помолвки.
Михал не поверил. И продолжал неистово упорствовать в своем неверии, заявив, что не желает поддаваться на дурацкие провокации и не позволит делать из себя идиота. Пришлось открыть ему глаза на систематические отлучки Алиции и детально ознакомить с ее планами.
— Почему же ты меня не предупредила? — запричитал он, наконец-то поверив. — Не могла меня в бок пихнуть? Старичок с ноготок!.. О господи! Что я там еще нагородил?
— Сомневался, в порядке ли у него мужская атрибутика… — любезно напомнила я ему. Ну, раз уж просит…
— Ох, будь я проклят… И вы смеялись?! Бесстыжие!
До последней минуты, до тоста за здоровье молодой пары, он, похоже, еще надеялся, что над ним просто решили подшутить.
А на следующей неделе Газель и Гекла выиграли тот забег в Шарлоттенлунде.
— Я знала, что в Стране Шарлотты нас ждут сюрпризы, — сказала я Михалу, когда мы вернулись домой. — И вот, выиграли парный! Что-то еще будет!
— Известно что — следующий проиграем, — саркастически бросил Михал.
— Не каркай. В следующий раз выиграем на вифайфе. Если нет везения в Шарлоттенлунде, считай, не повезет нигде. На Праге с этим еще труднее, а Мальмё и вовсе нам не по зубам, туда мы не поедем.
Под Прагой я имела в виду Амагер. Страна Шарлотты, собственно, тоже была нашим неологизмом. В буквальном смысле это название означало «Рощица Шарлотты», но у меня датское «lund» ассоциировалось с английским «land», вот так и возникла Страна Шарлотты. Михал воспринял такой перевод без возражений. Что касается вифайфа, то это наш тройной одинар из Служевца, только изрядно доукомплектованный. В тройном надо угадать первых трех лошадей в трех очередных забегах, тогда как в вифайфе аж пятерку, о чем легко догадаться по названию. Изобретатель был настоящим садистом и знал толк в извращениях.
— Михал, а Газель точно кобыла? — обеспокоенно спросила я.
— «Газель вроде как означает «лещина», — заметил Михал и заглянул в программку. — Вряд ли они могли так напутать, хотя с них станет… Нет, кобыла.
— До сих пор не верится. Обогнать всех в такую погоду! Что за страна! Животные непредсказуемы, а люди не различают пола.
— На этот раз все сходится, чего придираешься? Юнону мы проходили в школе, женское имя, и тут, смотри, — Юно Ллойд, кобыла. Все совпадает.
— Допустим, зато Юно Клинтеби — жеребец. Наверное, для комплекта.
Угадывание по кличкам пола той или иной лошади было делом нелегким и требовало творческого подхода. Особенно если учесть, что в те времена датские сокращения доставляли нам много хлопот и мы на этом деле уже не раз накололись. Однажды в промозглый дождливый день мы пренебрегли Грандессой — решили, что нежная, хрупкая дамочка не пожелает месить грязь в полную силу и сойдет с дистанции. Как бы не так, Грандесса пришла первой, принеся счастливчикам баснословные барыши, к тому же оказалась могучим жеребцом. Зато некоторые из резвых жеребцов, на которых мы возлагали надежды на длинных дистанциях — к ним лошади мужеского пола, как известно, лучше приспособлены, — оказывались самыми настоящими клячами во всех смыслах этого слова. Апофеозом наших проколов была Флоренс.