— И какого хрена творится? Я вас спрашиваю! Рит перестал справляться со своими обязанностями?
— Слушай, ты, крыса наглая…
— Рит здесь при чем? Мы сами обрезали ему полномочия. Все, что может наш глава Службы Порядка — ловить преступивших, следить за простяками и гонять дымоглотов. Ну, еще разнять драку вчерашних личинок или вроде того. А то, что устраивают наши вельхо – ему не по должности! А кому по должности? Не подскажете, коллега Понтеймо?
— Не учите меня моей работе, Жиссе! Отделились там от всех на своем полуострове, водные дома строите? Развлекаетесь? Вот и развлекайтесь! А мы тут работаем!
— И результаты вашей работы видны наглядно!
— В чем вы хотите меня обвинить?
— Я? Помилуйте, коллега. Но пастух и овца, как известно, преподобны с лица. Не ваши ли маги так замечательно разгромили Разводную площадь? И мы на вашем примере видим, почему они забыли завет о контроле и сдержанности, зато прекрасно помнят про наглость и сваливание вины на чужую голову. Контролировать себя ваши красавцы так и не научились. И вряд ли научатся… если будут следовать примеру своего Властвующего.
— Что? Ты меня еще и обвиняешь? Травишь моих, а потом еще и… ах ты, тварь!
— ****!
— ***! Хватайте…
— Прочь!
— Моя прическа! Ах ты, мерзавец!
— Тьфу! Нолле!
— Тварррррррррь… все рррравно придавлю…
— Слушай здесь, скотина болотная. Не угомонишь своих – прибью.
— Да я тебя сам!..
— Я добавлю!
— Добавлялка сломается!
— Да вы тут все черного дракона словили, что ли?
— Ох…
— *****!
— Х-х… драконий зад, Каирми, полегче…
— А ну замолкли все! Вы магистры, или личинки недоученные? Я уже подозревал, что все эти конфликты – дело рук какого-то неизвестного противника или наших дорогих друзей. Но глядя на вас… Какие еще враги нужны, вы сами себя замечательно отправите к покойным драконам! Понтеймо, сесть! Жиссе, руки опустить! Рит, держи обоих под приглядом. Всем молчать!
Вам мало проблем? Погодные аномалии по-прежнему разносят северное побережье, забыли? На нас по-прежнему давят желторылые подонки со своими требованиями! Нам еле-еле удается закрывать убыль в населении, мороча головы этим якобы переселением! Нас молитвари проклинать начали, вы в курсе? Трусливые молитвари! Вот такой у нас теперь авторитет, драгоценные коллеги! А теперь еще и драконы…
— Что? Эти крылатые ящерицы еще смеют чего-то там…
— Улетать.
— Что?
— Драконы собрались переселяться. В другой мир. Подальше от нас. Нравится?
— …
— Да-да, вы доигрались со своими Ловчими, играми с их молодью и прочим. А вы еще цапаетесь? Вот что, коллеги. Для красивых слов не время, так что буду говорить просто и доходчиво, как коллега Рит. Не придержите нрав – пришибу.
Бойцы выстроились на позициях. Отыграла музыка.
— Наконец-то! Давно пора! — потянулся Киречка, заодно проверяя удобство прилегания доспеха, — Мы их сделаем! Да, Фаи? Хе-хе, это будет легче лёгкого!
«Тип боя — попарный отрицательно совместимый, да…», — подумала девушка и высказалась куда-то в сторону, — И вот почему я была уверена, что попаду в команду именно с тобой?
Кир не понял, что вопрос был риторическим, поэтому сначала поискал ответ в своей голове, а затем всё равно переспросил.
— И почему же?
— Да потому, что мы абсолютно несовместимые, тупица!!! — вспылила Фаи, фыркнула и уже тише добавила, — Причем и в психологическом, и в магическом плане.
Кир промолчал, будучи в курсе данного обстоятельства. И всё же… он упрямо свел брови.
— Забей на эту несовместимость! — парень резко вскинул голову, в голосе зазвучала сталь, — Задача поставлена. А мы, как будущие бойцы Астрального Домена, обязаны её выполнить.
— Хех! Не умничай, Киря, это тебе не идёт, — миролюбиво отозвалась напарница.
— Океюшки, не буду, — вернулся к прежней манере общения Авнер-младший.
Фаимис извлекла из личного подпространства парные саи, в прямом и переносном смысле заточенные под хозяйку — с лезвиями, способными не только исправно колоть, но и резать. Совсем как в просмотренном фильме, чтобы падающая сверху тонкая шифоновая ткань ровненько на две половинки разделялась. От рукоятей шли цепочки, обычно укрываемые в ладони на случай, если придётся метнуть оружие на короткую дистанцию, а потом срочно вернуть. Кирмир взялся за средней длины прямой меч, подобранный по руке на семейном складе и отличающийся отличной магической проводимостью сплава. Парню нравилось пропускать воздействия прямо через клинок, упрощая, а значит, и ускоряя тем самым задание вектора движения.
В стане противника тем временем Тару Тонир — чересчур тощая и большеглазая низкорослая девица — вслух продумывала стратегию. Свои парные короткие, но широкие клинки с защитой рукоятей по типу «чашка» она держала обратным хватом и рассчитывала на скорость. Так что её экипировку составлял черный тренировочный костюм — облегающий, но при необходимости отлично растягивающийся, короткая юбочка, сапоги с высоким голенищем и перчатки до локтя. За плечами крест-накрест крепились ножны, их девушка не снимала во время боя, так как последние обеспечивали некоторую защиту спины, да и по цвету гармонировали с окантовкой костюма из ткани в черно-желтую клеточку. Эта деталь почему-то казалась ей чрезвычайно важной.
— Фаи специализируется на магии воды и иллюзиях, Киречка — огневик. Так что совместной атаки от них можно не ждать. Ты должен будешь…
— А ну цыц! Не командуй тут мне! — грубо прервал высокий и широкоплечий Хедмир, вместо доспеха облаченный в черную меховую безрукавку и холщовые штаны, а оружием выбравший топор на достаточно длинной рукояти. Образ «дикаря» как всегда довершали кустистые черные брови и «повышенная лохматость» на голове.
— Ах да, конечно, как я могла забыть! — исправилась с милой улыбочкой Тару и чуть пригладила свои волосы в стрижке «каре до плеч». Их она по обыкновению высветляла до белизны, но некоторые пряди оставляла тёмными по всей длине, чтобы получать «полосатую» причёску.
— Если Вы соизволите, то, конечно же, можете атаковать Кирмира, пока я буду отвлекать на себя Фаи. – Продемонстрировала девушка некую пародию на реверанс.
— Вот уж свезло с напарницей. Раз вышла воевать, так и должна быть косая сажень в плечах, а не эта пигалица. И вообще не бабское это дело воевать, — пробурчал любитель топоров и меховушек, отвернувшись.
«Чего он там под нос бубнит, шовинист доморощенный… грр, так бы и врезала» — подумала Тару.
«Ну и атмосфера…» — отметил судья турнира, поглядывая то на одних, то на других участников Битвы, затем проговорил обязательную и уже несколько навязшую в зубах фразу — Бойцы! Готовы?
— Да, — почти одновременно ответили все четверо, но с разной интонацией. У Киречки слышалась насмешка, Фаи отозвалась неохотно, без особого энтузиазма, Хедмир ответил резко, с нескрываемой злостью, а Тару — извиняющимся тоном. Она хотела было добавить «Ну просто очуметь, как готовы…», но всё же промолчала.
А в следующий миг судья уже телепортировался ближе к краю арены, Кирмир с выкриком «Начали!» вскинул руку в атакующем жесте, но Фаи цапанула парня за шиворот и вместе с ним левитацией метнулась назад. Хедмир Белнер и Тарумис Тонир не двинулись с места, каждый по-своему оценивая маневр.
— Даже не пробуй играть с противником. — Фаи четко и быстро выплела заклинание на стыке обоих своих лучших умений. Водный поток. Иллюзия погружения.
«Неужели мы с Фаиной настолько несовместимые…» — грустно рассуждал Кирмир, наблюдая за действиями девушки, словно он только сейчас это понял.
— Что-то новенькое от Фаимис? Прошлые её бои были более «сухими» — Тару по колебаниям магических связок мира пыталась установить исходные составляющие и возможный эффект в то время, как ринувшаяся на их позицию волна набрала высоту и даже вспенилась «барашками» на гребне. При текущей влажности «выжать» такой объем жидкости из окружающего воздуха и почвы арены для специалистки уровня Фаимис вполне реально, но некоторые компоненты структуры приводили в замешательство. Хедмир крутанул топор, разминая кисть и, скорее всего, намечая путь «облёта» водной преграды, а его напарница резко вернула клинки в ножны. Ей удалось расшифровать структуру. План противодействия уже вырисовывался, становясь всё более впечатляющим по детальности, и девушка едва сдерживала радость, чтобы та не вырвалась раньше времени.
— Это не тот поток, от которого можно увернуться. Иллюзию либо разрушают, либо пускают встречную, — озвучила она свои мысли Хедмиру, — Разрушить труднее…
Задержка дыхания. Концентрация. Быстрые движения рук. Заклинания, подстраивающиеся и перестраивающие структуру воздействий соперника. Замыкающий контур. Перехват контроля за частью «размыкания». Образно говоря, по бурной реке, управляемой Фаимис, теперь мчалась легкая двухместная байдарка, отлично управляемая её пассажирами.
— … Сейчас… я контролирую часть… иллюзии… — пыталась отдышаться Тарумис Тонир, — Мы можем бороться, словно с настоящей рекой.
— Тару, умолкни там, ишь раскомандовалась. — Хед заткнул ненужный пока топор за спину, за пояс, и взялся за самостоятельно выстроенное «весло», — Как же в пословице? «Баба у руля — пухом вам земля?»
— Ты каких книг начитался? Я такое выражение первый раз слышу! — огрызнулась девушка, твердя про себя лишь одно: «Удерживать подчинение иллюзии! Удерживать! Фаи тратит сейчас в три раза больше сил, чем я. А значит — удерживать!»
И Тару держалась на месте рулевого, внимательно отслеживая «сетку» и отсекая все попытки возврата контроля, пока Хед, аки гребцы на галерах, мощными «гребками»-заклятиями равнял и поддерживал защиту.
— Фаи! Ты чего творишь, мне некого атаковать! — Кир всматривался в бурлящий водоворот.
— Укрылись в моей же иллюзии… Вот не ожидала, что Тонир на такое способна.
— Так прекращай атаку. У тебя же все силы уйдут впустую.
— Я уже не могу остановить процесс, переоценила себя, признаю… В самом начале, для простоты, зациклила поток на своем внутреннем резерве, а Тару, похоже, заметила этот момент и теперь не позволяет прерваться. Мне приходится играть по их правилам, а они… Они обходят все препятствия, что успеваю установить. Вот досада, опять!
— А этот порог прошли вперед кормой… Бывает! — прокомментировал Хедмир свой слишком неравномерно выстроенный пасс. Тару молча скрипнула зубами.
— Всё ясно. Я иду внутрь твоего творчества, — вздохнул Киречка.
«Не силён в иллюзорности, но ты же будешь со мной. Мысленно», — подумал он же.
— Ты ничего не сможешь сделать!
— Смогу! Наверное…
Мокнуть парню не хотелось, но немного пришлось. Отдельные капли «материальной» части Фаечкиной конструкции попали на одежду, лицо и руки, пока Кир спешно разбирался со всеми хитросплетениями. Там, где чувствовалось вмешательство Тару, водный и иллюзорный компоненты искажались и вместо вектора в сторону противника обретали вектор по дуге, скатывались по сфере. Вот почему внешне всё выглядело водоворотом. Противники отсиживались внутри, пока заклинание носилось вокруг, растрачивая на перемещение всю энергию своей хозяйки. Умений Авдеева-младшего не хватило бы пробить брешь такой защиты в стиле «Глаз Бури». Но ему не требовалось пробиваться сквозь, он выстроил собственную защиту и, сдерживая напор, приблизился к центру, становясь видимым и слышимым для противников.
— Оле-оле-оле-оле! Фаимис, вперёд! — пропел Киря и помахал рукой, — Привет местным гусям! Всё ещё не можете выбраться из иллюзии? То-то! Фаи такой резерв накопила, что вам даже вдвоём не сдюжить…
— Ты! Не выёживайся там! — отвлёкся Хед на рыжую помеху.
«Чего он добивается?» — не поняла Фаи, громоздя преграды одну за другой — «Из-за таких глупых выходок мы проиграем. Уже проигрываем!»
— Смотри! Смотри вперед! — под треск защиты выпалила Тарумис, — Из-за этого паяца Кирмира я потеряла контроль…
Центробежная сила разметала по сторонам всю носившуюся в водовороте влагу. Иссушенная почва арены, из которой вода и была вытянута, тут же впитала большую часть обратно.
— Фаи прервала иллюзию. Значит, сил поддерживать её просто не было. Отлично, теперь повоюем, — улыбнулась Тару и тряхнула мелированными локонами.
— Ну уж нет. Теперь моя очередь топором помахать. А женщина вообще должна смотреть на всё из высокой ложи.
«Не… ожидала… от Кири…» — Фаимис Лиснир проследила взглядом, как довольный по уши напарник приземляется рядом.
— Вот так вот! В Битве даже дурачиться нужно с умом. Тот же Сфайр попросту выводил противника из себя, изматывал его, а потом готовил свою Воздушную Ловушку… Другое дело, что он не успел.
Фаи кивком поблагодарила товарища, и принялась за заклинание левитации. Хедмир, окружив себя Земляной Бронёй, ринулся в лобовую атаку — преимуществ в ближнем бою у него было достаточно. Киречка задействовал защитный Огненный Шлейф, так что рядом с ним находиться не стоило.
Фаи Лиснир понимала, что Кир долго не продержится, его противник слишком силён, а магия воды будет только гасить все огненные заклинания. А значит…
— Выход — только победа над Тарумис до того, как Киря продует Хедмиру! — произнесла девушка вслух, успокаивая сама себя для более ровного взлёта. Она раскрутила саи на цепочках на ту скорость, когда движение металла практически слилось в единую сверкающую сталью полосу.
«Ясно. Её основная атака. Довольно эффективная, судя по предыдущим боям…» — мысленно отметила Тару Тонир, — «Но у меня есть, чем её встретить!»
Есть такое устойчивое выражение «волосы на голове зашевелились», используемое в переносном смысле, чтобы показать, насколько человек испуган. Но в данном случае дело было не в страхе. Если Фаи приходилось вытягивать воду из окружающего мира или носить с собой резерв, то Тару использовала для атаки и защиты материал, что был у нее всегда с собой.
— А, ну да, давно хотела спросить тебя… каким шампунем ты моешь волосы? – Фаи оценила скорость метнувшихся в её сторону прядей, ставших толще и удлинившихся сейчас минимум в десять раз. Выглядело в чём-то даже красиво, но долго любоваться было некогда. Сверкнули лезвия, послышался треск… Может, какие пряди и успели хлестнуть по ногам или неприятно заехать по лицу, но и те осыпались к ногам студентки Фаимис Лиснир.
— Удивлена, правда? Пришлось посидеть вечерок за расчетами. Твои волосы могут остановить даже удар меча, но – только прямой или идущий «по росту» волос! А вот против роста сопротивление чешуек намного слабее! А еще, в работе с органикой ты так и не научилась приращивать отсеченное вещество обратно. Сама обмолвилась недели две назад. Впредь будешь держать язык за зубами. А теперь… я покажу, что маленьким девочкам! Не место! В Битве!
* * *
На этот раз Олмис в сон уже не клонило, да и краткий «пересып» несколько восстановил силы девушки. Что-то точно успело присниться, но что именно, она не смогла вспомнить. Настоящие сны у астральщиков и без того явление очень редкое. А тут и времени-то совсем немного прошло, чтобы развернулось нечто связное и сюжетное. Девушка понимала, что снилось ей что-то тревожное, такое смутно-смутно знакомое, будто вот ещё чуть-чуть и ухватишь, поймаешь мысль за хвост и обязательно вытащишь на белый свет, рассмотришь и всё вспомнишь, но – нет. К тому же происходящее на арене уже перетянуло всё внимание на себя.
— Держись, Тару! Держись, малышка! – Олми «болела» именно за неё.
— Да чушь собачья! Никакая она не малышка.– Это высказалась грузная и широкоплечая соседка, сидящая на один ряд ближе к арене. Она следила за ходом сражения очень внимательно, но все же соизволила прокомментировать – Ты не в курсе что ли? Возраст у девчонки такой же, как у нас, второступенников. Только вот изменять астральное тело научилась еще на первой ступени, так что все забыли исходную внешность.
— Да ладно?… — удивилась Олми. — А я думала, она сама по себе такая хрупкая и слабая. Хотя да, Элимис, ты же с ней в одной подгруппе, так что лучше знаешь. Посмотри, она уже выдыхается! Фаи для неё слишком быстрая.
Собеседница неопределенно хмыкнула, поправила жестковатые черные волосы с коричневыми прядками, собранные в два хвостика за ушами.
— Не поддерживай Тару маскировку, может и смогла бы что противопоставить в скорости. А так – лишняя трата силы, ничего больше. – Со знанием дела отрезала она.
Ники, почти не вслушиваясь в разговор девушек, тронул Станмира за локоть.
— Можно я снова тебя отвлеку? Давно хотел спросить, у меня такое странное чувство, что кто-то меня пытается найти. Это может что-то значить? Началось, ещё когда мы в кафе в Бэдвилле сидели…
— Пытается найти? Может, у тебя мания преследования? Шучу-шучу. Я не знаю. Но если это серьезно, лучше спросить у преподавателей. Их места находятся вон там. Видишь?
— Да. Я схожу. Это действительно нечто важное, раз брат-всезнайка не упомянул в сказках на ночь, – парень с саркастичной ухмылкой поднялся с кресла.
— Вот не надо о брате, ладно? – буркнул Стан.
* * *
Хедмир разошёлся не на шутку, Киречка едва успевал уворачиваться.
— Стой, трус! Каменный Схрон! Не уйдешь, пародия карманной зажигалки!
На другом краю арены Тару, мокрая от прилетевшего в цель Водного Потока, будто только что из душа, всё ещё неплохо управлялась с саблями. Фаи готовила заморозку, но дело шло медленно, приходилось отвлекаться на оборону.
* * *
— Халдир Авнер… это… я не совсем понимаю, как объяснить, — Никимир все же добрался до преподавательских мест.
— А разве бывает такое заклинание на поиск, чтобы через несколько миров подействовало? — риторический вопрос от одного из полноправных бойцов так и повис в воздухе.
* * *
— Отлично! Еще чуток! Ну! – бросила сквозь зубы Вета в это же самое время.
В мире Катанаа на планете Джу звезда Поиска заискрила и выправилась на ровное свечение. В мире Руубака на планете Рагад сеть Магических Связок Мира опасно растянулась и даже будто бы «загудела».
* * *
— Бой стоп! Все прочь! СНА-диверсия! В действии план «К»! – выпалил Велмир Авнер, а динамики эхом подхватили его слова. Он ещё успел телепортироваться в центр арены вместе с подшефным и покинуть зону вероятного прорыва, когда академию Домена тряхнуло, как при десятибальном землетрясении. Стены-то выдержали, они и не на такое рассчитаны были, но по площадке арены пошли трещины.
* * *
Зрительские трибуны стремительно пустели – все устремились к выходам, к каждому из которых уже зажглись указатели.
— Вряд ли учения! – поделился соображениями Станмир на бегу, — Поднажми! Эвакуационный телепорт уже близко!
Олми кивнула, бросила беглый взгляд на арену и… замерла, как вкопанная.
* * *
«Гиайд Деенер, данные получены, противостоящее заклятие рассчитано».
«Хорошо. Действуем».
* * *
Новый удар сотряс площадку, одна из крупных трещин разверзлась прямо под ногами Фаимис, и девушка, взвизгнув, рухнула вниз, не успевая среагировать ни левитацией, ни каким-либо другим воздействием. Но тут знакомая крепкая рука ухватилась за её руку, остановив падение, а затем что-то теплое и вязкое капнуло сверху на щеку Фаи. Девушка глянула вверх.
— Кирмир…. ты…
Так и есть – глаз подбит, лицо в ссадинах, по руке стекает уже не тонкая струйка крови, а целый ручеек, а всё туда же, хорохорится!
— Да ничего, меня это Хедмир поцарапал. Не боись! Сейчас вытяну.
* * *
Меж тем, Хедмир уже и думать забыл о сопернике. Переместившись с момента сигнала тревоги в нишу для участников, парень, в меру своих навыков и разумения, оценивал происходящее, будучи под защитой стены.
«Проклятые С.Н.А. Как они добрались до Руубаки, мира, издревле им недоступного? А, вот оно что! Это не проникновение… Заклятие поиска астрального тела. А наши подвесили его между мирами, чтобы маги, активировавшие заклинание, сами померли. От истощения. Прерваться-то не смогут!»
Но тут Хедмира отвлекла вспышка портала, из которого в прямом смысле вывалилась Тару Тонир.
«И кто так телепортируется, чтобы головой об стену?» — подумал парень, — «Одни проблемы с этими изнеженными барышнями. Уж вышла воевать, так и должна быть косая сажень в плечах…»
«Ну вот, никаких магических сил не осталось из-за этого рывка…» — с досадой подумала девушка, — «Даже поддержание облика сдыхает!»
По миловидному личику, искаженному сейчас гримасой боли, прошла волна обратной трансформации. Широкие скулы, голубые глаза, туго скрученные русые косы вместо куцых, прореженных соперницей крашеных прядок, густые, вразлёт, русые брови вместо выщипанных зачернённых «ниточек»… Да вообще ничего схожего!
Внушительных размеров кулак потянулся в сторону носа Хедмира Белнера.
— Так, а ты не видел ничего! И рот закрой… ворона залетит!
* * *
Еще одно, последовавшее за первым, сотрясение тянуло уже не на десять, а только на восемь баллов по шкале Рихтера.
«Что это за ерунда? Я не могу прерваться! Что с миром, Варамис?» – запустила мысленную речь Вета внутри сферы, выстроившейся вокруг звезды Поиска, затем нервно облизнула внезапно пересохшие губы.
«Ни одно из информационных заклятий не проходит. Доступ блокирован. Я не могу узнать, что за мир вне поискового контура», — в ответе целительницы, прошедшей не один десяток сложных миссий, тоже чувствовалась некоторая паника.
«Ну, народ, мы похоже по уши в… отходах животноводства!» – Эта мыслеречь принадлежала, конечно же Джему.
«Так и сделай что-нибудь, чтобы «отходы» стали, ну не знаю, побочной продукцией, например!» – В том же стиле парировала Вета.
«Что-то… нелады со временем, чувствуете? Гадовские заклинания чересчур быстрые! Точно! Вдвое быстрее! Это как если бы мы из мира Катанаа вывели такой же контур обратно в Нодзомир. Так что время в искомом мире – один к двадцати. И это – единственная полезная информация на данный момент». — Талимир бегло окинул взглядом пустые трибуны.
Ах нет, не совсем пустые. В одном из секторов, украшенном богаче прочих, всё же оставалось несколько магов, а кто-то мог быть укрыт ещё и по периметру. Из-за недоступности внешних маг.связок мира боец не мог нормально оценить обстановку.
* * *
— Эвакуация завершена, отец. Быстро и почти без паники. Я могу чем-то помочь еще? – спросил Ётмир, находясь как раз на той самой трибуне, что была украшена богаче прочих.
— Нет. На этом всё. С противостоящим заклятием Маги Быстрого Реагирования справились на отлично. Халдир Авнер хорошо их вышколил. Да, что, кстати, с Зидой?
— Не видел её после того, как убежала в арены. Обиженной и позеленевшей. Просто до этого по пути задралась с одним новичком-первоступенником…
— Уж не с тем ли, кто на арене? – со смешком перебил гиайд Рисмир Деенер.
— Что?! – внимательней всмотрелся Ётмир в человека, сейчас стоящего ровнёхонько в центре звезды Поиска.
* * *
— Ветамис Изонираида… Вот оно как! – сжал кулаки Никимир, на сводя взгляда с девчонки-сопровца и бешено соображая, что же ему делать. Вернее даже – что именно ему можно, а что нельзя делать. Ведь он ничегошеньки не понимал в той белиберде заклятий, носящихся вокруг.
Вета тоже не отводила взгляда от так долго отыскиваемого ею новичка. Но затянуться таким «гляделкам» надолго было не суждено.
«Значит, из-за своевременной реакции доменовцев мой план удался лишь наполовину… да, наши противники – не дураки…».
«Вета! Мы удержим звезду чуть больше часа. Затем – кирдык, если конструкция останется в прежнем состоянии!» – довел до сведения Талимир Личнер. Ни он, ни Джемир, ни Варамис даже сдвинуться с места не могли, занимаясь исключительно обороной и попытками вернуть себе управление контуром.
«Поняла. Разбалансируем. На нас с парнишкой завязано исходное заклинание, так что мы – всё ещё его краеугольные камни. Узнаем, который крепче!»
Девушка потянула из ножен меч и вслух сказала.
— Я не имею ничего против тебя лично, но твой Астральный Домен создал такие обстоятельства, что другого выхода нет.
«… Даже оружия никакого нет…» — подумал Никимир, и по спине пробежала волна мурашек. Но тут в сознании отчетливо прозвучал голос халдира Велмира Авнера.
«Ники, без паники! На тебе сейчас защиты немеряно. Укрыли, чем успели. С.Н.А. все зубы пообломают. Но если используешь собственную магию, хоть раз, даже если на ответную мыслеречь, можешь случайно сбить всю защиту напрочь. И останется только пищать «пропало»!»
Вета рубанула клинком наискось, но парень отскочил, развернулся и дал дёру, благо, размер надземной части сферы это позволял.
— Так что же, мне просто под меч подставляться?! Не согласен! Я хотя бы побегаю! – проорал он, надеясь, что эти слова товарищи по группировке услышат или, к примеру, прочитают инфозаклятиями.
«Лады. Чем позже эта магичка узнает о барьерах, тем лучше. Твоя защита продержится меньше, чем нам нужно для полной победы. Но к тому времени твоя противница уже не сможет пользоваться магией, да и на ногах будет стоять только пошатываясь. Тогда хватит и одного поражающего заклятия. Знаешь хотя бы одно?»
— Быстрый, зараза! – сдув прядку чёлки со лба, откомментировала Вета, приберегая магические силы, и посему всё еще пытаясь достать юркую цель клинком.
— Ну да! – выдал Никимир, на самом деле отвечая на мыслеречь Велмира.
Но сопровцы тоже не зевали, и первым канал связи заметил Джем.
«Хэй, Веточка, ничего, если отвлеку?»
«Что ещё?»
«С пареньком мысленно общаются. Я засёк. Похоже, дают советы… ну, или милые рекомендации, как далеко и надолго идти…»
«К сути, Джемир! Или я сама дам тебе милые рекомендации!»
«Я могу указать лишь на то, что он даже не пытается отвечать мыслеречью, канал активен только в одну сторону. И парнишка ни разу не метнул закляшку, а с перепугу должен был бы…»
«Глупости! Он может просто не уметь».
«А ты попробуй, вынуди к магии».
«С чего это ты мной командуешь?»
«Это не я, это моя логика. Не хочешь – не надо» — обиделся парень.
Но в этот момент меч Веты на самом верном ударе встретил преграду и скользнул по дуге.
— Чужая защита, да? – хрипло выдохнула девушка и оставила бесполезные попытки атаковать.
«Ладно, попробую, последую совету. Заодно хоть дух переведу», — ответила она Джемиру, а вслух, с дальним расчетом, произнесла исключительно для Никимира:
— Ха! На Ирразии ты еще не был таким трусом! Хотя… вообще-то… ты и там без меня бы помер… без моей магии…
— Замолчи! Без твоей магии Маша осталась бы жива!!! – огрызнулся Никимир Киннер, почти физически чувствуя, как в нём закипает ненависть, та самая жгучая и жуткая ненависть, — Уж она-то ни в чём не была виновата! Ни в чём, ясно?! Но вы умеете только убивать!
— Сам такой же будешь! Не знаю, о ком ты говоришь, но это война! И не мы первые её начали, сосунок!
— А мне плевать! – И парень жахнул единственным, что у него вообще на данный момент получалось — Энергетическим Ударом.
* * *
— Ники! – Олмис крепко стиснула спинку кресла, за которой укрывалась сейчас, так и не покинув трибуны через портал. Стан, оставшийся с ней и тоже наблюдающий развитие событий с самого начала, скрипнул зубами от досады.
* * *
Вета пропахала каблуками две знатные борозды, но до этого всё же успела соорудить защиту, для чего пришлось выронить клинок. И теперь атака Никимира, с какой бы силой ни била, скатывалась в стороны по защитной прозрачной полусфере. «Что ж, мой щит справился… С трудом… Попробуем-ка так. Местного дёрна не жалко!» — оценила девушка ситуацию и даже ухмыльнулась своему несложному плану.
* * *
— Мы подтачиваем вражеский барьер в ускоренном темпе, — глава МБР появился за спиной главы Астрального Домена, — Через десять минут сможем направить подмогу внутрь. Если мальчишка дотянет до этого времени.
— Похоже, что ещё как дотянет, Велмир.
* * *
В новичка-доменовца полетели крупные комья земли, взятые, естественно, прямо с арены. Он разбил и отмёл их в стороны Энергетическим Ударом, рванул вперед, напролом! Подхватил по пути так и валявшийся без дела клинок, замахнулся на опешившую противницу, зажмурив глаза, рубанул со всего размаху прямо по шее…
* * *
Олмис вскочила, в пару секунд преодолела расстояние до края арены прямо по спинкам стульев и спрыгнула вниз, рискуя подвернуть ногу.
* * *
— Теперь всё… — проронил Личнер с усмешкой.
Черноволосая голова так легко отделилась от тела. Ники даже не успел понять, почему клинок прошел, будто нож через кусок масла.
— Теперь всё, победа за тобой, Вета! – уж Личнеру-то с его стороны было прекрасно видно, как распалось наскоро слепленное Ветой земляное подобие её самой. А девушка появилась в пяти метрах за спиной новичка и запустила… такой же, как у Никимира, Энергетический Удар, будто в насмешку. Не успевая развернуться, парень получил весь заряд в спину и правую руку. Его отбросило, кувырнуло…
* * *
«Остановить её! Не медля!»
«Не выходит! Прицел искажается куполом!»
«Он практически взломан на наше проникновение…»
«Проклятье!»
Нет, эти заполошные мыслеречи были не о Вете и её не прекратившейся атаке, ведь до неё МБР-щикам было пока не дотянуться. Их внимание приковала светловолосая девичья фигурка на границе внешнего и внутреннего купола.
«Мы не сможем её остановить!» — последняя мысль из тех, что были ещё цензурными. Миг – и Олмис, отделавшись десятком царапин, преодолела и так уже расшатанную границу, оказываясь на линии огня, принимая всё атакующее воздействие на себя…
— Вета! Разбалансировка купола! Сейчас будет основной удар!»
— Я к этому готова! Личнер, Ежнир, Миттнер, разрываем контур!
— Уходим!
Сопротивленка лишь на долю секунды остановила взгляд на светловолосой девушке, рухнувшей на землю под её Энергетическим Ударом, а затем купол подернулся дымкой, за ним проступило небо планеты Джу…
«Глупо было соваться под такую атаку, не озаботившись даже примитивным щитом. А парнишку вполне добьет отдача».
— Варамис! Информации о доменовском мире так и нет?
— Глухо, как в танке, Вета. – качнула головой целительница.
* * *
Ники едва приподнялся на локтях, дурея от боли. Кто-то приземлился рядом, потом ещё кто-то, чувства ауросенс и резонанс отозвались на неизвестные пока заклинания, но парень видел лишь смертельно-бледное лицо Олми.
— Ты жив. Я так рада… — на выдохе успела прошептать она, черты исказились, истаивая в воздухе.
«Неужели это всё… Так мало успела… Как бы я хотела остаться… Помочь тем, кому могу помочь…»
Браслет-подарок, расколотый атакой на три части, так и остался лежать на разворошенной земле.
Где-то на трибунах Станмир до крови закусил губу, осознавая, но всё ещё не веря в происходящее.
Голоса дежурных целителей отозвались гулким эхом в голове Никимира, показались такими нереальными.
— Во имя всего сущего! Живого места нет! Еще б минута под такой атакой, и даже я бы парню не помогла.
— Ничего не получается! Её астральное тело развоплощается! – это уже об Олмис.
— Безнадёжно, халдир Авнер. Не удержим…
«… её гибель – причина твоей победы…» пронеслось в памяти Ники, и в глазах окончательно померкло.
— Потерял сознание. Но опасности для жизни уже нет, — констатировала факт магичка, занятая на нормализации жизненных функций.
— И всё же внутренние повреждения значительны. Счастье, что не на него пришлась отдача, — ответили ей.
— А на кого тогда?
* * *
Но здесь с ответом могли бы «помочь» лишь бойцы СНА. Это они стали свидетелями того, как Вета вдруг побледнела, схватилась за голову и упала на траву, не успев ни вздохнуть, ни вскрикнуть.
Затем он сходил на набережную Железного лома,
чтобы подобрать новый клинок к своей шпаге.
А.Дюма, «Три мушкетера»
Теперь нам придется перенестись во времени на несколько часов назад, а в пространстве — с палубы «Узбекистана» на толкучий рынок большого приморского города.
По случаю воскресенья рынок был так густо наполнен людьми, что его можно было смело уподобить плотному веществу, элементы которого находятся в непрерывном движении. Продавцы и покупатели, обладая противоположными по знаку зарядами спроса и предложения, тяготели друг к другу, преодолевая противодействующие силы расхождений в ценах.
Сдержанные возгласы продавцов, лихие выкрики мороженщиц, разноязыкий говор, яркие краски модных товаров, сложная смесь запахов пота, одеколона и мясокомбинатских пирожков обрушивались лавиной на органы чувств.
К толкучке быстрым шагом приближались двое долговязых молодых людей. Один из них, белобрысый светлоглазый парень в тенниске огненных тонов и брюках цвета «беж», взглянул на часы и сказал:
— Четверть девятого. Валька, наверное, уже ждет на яхт-клубе.
— Подождет. В крайнем случае получишь вздрючку, — отозвался второй парень.
У него было крутолобое, скуластое лицо и шапка темных волос; серые глаза смотрели спокойно и чуточку насмешливо: из-под засученных рукавов белой рубашки торчали длинные и крепкие волосатые руки.
Молодые люди с ходу врезались в толпу у ворот и попытались, подобно жестким гамма-квантам, проскочить сквозь нее прямолинейно, но на первых же метрах их скорость заметно снизилась.
Они остановились возле киоска с газированной водой. За киоском высились ворота с черно-золотой табличкой: «РЫНОК РЕАЛИЗАЦИИ НЕНУЖНЫХ НАСЕЛЕНИЮ ВЕЩЕЙ».
— Странное дело, — заметил Юра (так звали парня в тенниске), — на одних вывесках «продажа», на других — «реализация». Почему такой разнобой, а, Колька?
— Реализация, — вдумчиво сказал Николай, — приведение к реальности… Когда-то этим делом идеалист Платон занимался, а теперь — торговая сеть.
— Значит, есть еще идеалисты в торговой сети! — Юра захохотал и протянул Николаю ладонь, и тот, смеясь, хлопнул по ней.
— Налейте нам, пожалуйста, водички, — обратился Николай к молоденькой продавщице.
Юра залпом выпил стакан, поставил его на мокрый прилавок и спросил:
— Девушка, а вы реализуете или продаете воду?
— Воду мы отпускаем, — серьезно ответила продавщица. — Воду, хлеб, мясо, картошку — это все отпускают. А готовое платье — продают. Есть, конечно, другие вещи — их реализуют. Вот у вокзала — видели? — «Реализация головных уборов».
— Здорово! — восхитился Юра. — Как вы только не запутаетесь?.. Налейте еще.
Он мелкими глотками пил воду и перешучивался с девушкой, пока Николай не взял его решительно за руку и не уволок прочь.
Друзья прошли под аркой ворот и миновали вернисаж картин, писанных на крафт-бумаге, клеенке и полиэтиленовом пластикате. Такие картины можно видеть только на толкучих рынках. Преобладал один сюжет: толстые розово-фиолетовые красавицы, лежащие на поверхности ярко-синей воды. Каждой красавице придавался ослепительно белый лебедь.
— Ну и ну! — сказал Юра, останавливаясь перед одним из полотен. — Какое богатство красок!
— Леда и лебедь, — бросил Николай. — Классический сюжет.
— Эта толстая дама — спартанская красавица Леда? — Юре стало смешно. Мама Елены Прекрасной и Клитемнестры? Теща царей Менелая и Агамемнона?
— А ты посмотри, как она лежит, — начал было Николай.
Но тут к ним подошел седоватый загорелый человек лет сорока с лишком. У него были мягкие щеки, крупные роговые очки, округлый животик.
— Нехорошо, — сказал он тихо. — Очень нехорошо.
Молодые инженеры разом обернулись.
— Борис Иванович! — воскликнул Юра.
Это был Борис Иванович Привалов, руководитель отдела, в котором они работали.
— Нехорошо, — повторил Привалов. — Нашли, на что глазеть!
— А вы посмотрите, Борис Иванович, — сказал Николай. — Дама лежит на воде и не тонет. Как на диване.
— Гм! — Привалов всмотрелся в фиолетовую красавицу. — Действительно. Сверхмощное поверхностное натяжение воды.
Юра сказал:
— Если иголку смазать маслом, она тоже лежит на воде. Еще в школе такой опыт делали.
— А вы, собственно, что здесь ищете? — спросил Привалов. — Не картину же покупать пришли?
— Мы были на яхт-клубе, — объяснил Юра. — Стали прибирать яхту, смотрим — на стаксельфале надо менять блочок. Поискали в шкиперской — ничего хорошего. Боцман Мехти рассердился и говорит: «Разборчивый стал, как болонский собачка. Не нравится — иди на толкучку, там ищи». Вот и пришлось бежать сюда. А вы что здесь делаете, Борис Иванович?
Привалов огляделся по сторонам:
— Да так… Ничего особенного.
— Борис Иванович, а можно искусственно усилить поверхностное натяжение? — спросил Николай.
— Усилить?
— Да. — Николай ткнул пальцем в синюю поверхность воды на картине. Чтобы как здесь — лечь на воду и лежать.
— А зачем?
— Не знаю. — Николай пожал плечами. — Просто пришло в голову.
Привалов снова оглянулся.
— Вопрос интересный, — сказал он, помолчав немного. — Но прежде всего надо задать другой: что такое поверхность вообще?
Он посмотрел сквозь очки сначала на Николая, а потом на Юру. И начал: уравновешенность внутренних сил внешними… Энергия, направленная внутрь… Двойкой электрический слой… Борис Иванович любил поговорить о научных проблемах. Если его «заводили», он мог рассказывать сколько угодно.
Возле них стали собираться прохожие: то один остановится послушать, то другой.
— Борис! — раздался вдруг взволнованный женский голос. — Куда ты задевался?
Привалов запнулся на полуслове.
— Я здесь, Оля, — сказал он круглолицей полной женщине, которая протиснулась к нему сквозь толпу.
— Прямо наказание! — тихо сказала она, разводя руками. — Вдруг исчез куда-то… Целую толпу собрал…
— Извини, Оля. — Борис Иванович смущенно снял очки и протер их. Понимаешь, встретил сотрудников…
— Я вижу. — Женщина кинула гневный взгляд на картину. — Стоишь тут и глазеешь на эту гадость!
— Доброе утро, Ольга Михайловна, — сказал Юра, сердечно улыбаясь. — Это мы виноваты, честное слово…
— Здравствуйте, — сухо ответила женщина. — Идем, Борис. Я видела в одном месте босоножки, как раз твой номер. Если их уже не продали, конечно.
Привалов с грустью кивнул сотрудникам и двинулся за женой. Но, не пройдя и нескольких шагов, он вдруг остановился и присел на корточки перед грудой металлического старья.
— Молодежь! — позвал он. — Идите-ка сюда. Вы блок искали? Вот подходящий.
Николай взял блок, осмотрел, сказал:
— Пойдет.
— Борис! — позвала Ольга Михайловна.
— Сейчас. — Привалов, сидя на корточках и подняв очки на лоб, разглядывал ржавый металлический брусок, постукивал по нему ногтем.
Николай расплатился за блок. Ржавый брусок продавец отдал в придачу, махнув на него рукой. Привалов завернул его в обрывок газеты и сунул в карман.
— Зачем вам эта железяка? — спросил Юра.
— Понравилась. Ну, сиамские близнецы, до свиданья.
— Борис Иванович, — сказал Николай, понизив голос, — мы хотим выйти в море на яхте. Думаем на стройплощадку заглянуть.
— А! Это идея. — Привалов оживился. — Прекрасная идея! Я как раз собирался… Одну минуточку.
Он подошел к жене и тихо заговорил с ней.
— Ну нет! — возмутилась Ольга Михайловна. — В кои веки вытащила тебя сюда! Какой может быть трубопровод в воскресенье? Все люди отдыхают.
— Там по воскресеньям работают, потому что лучше с электроэнергией…
— Борис, ты опять хочешь остаться без босоножек? Я все магазины обегала, нигде нет сорок пятого номера! Только здесь можно…
— Не нужны мне босоножки, — твердо заявил Привалов. — Обойдусь. В общем, Оля, извини и не сердись… Я пошел. Вернусь к обеду.
Ольга Михайловна вздохнула и укоризненно посмотрела ему вслед.
Покинув рынок, Привалов и его молодые сотрудники сели в троллейбус и минут через двадцать добрались до яхт-клуба.
На краю бона сидела черноволосая девушка в белой блузке и пестрой юбке. Она болтала загорелыми ногами и читала книгу.
Увидев ее, Юра быстрее зашагал по решетчатой палубе бона.
— Валя-Валентина, привет! — крикнул он.
Девушка захлопнула книгу и легко вскочила на ноги. Лицо у нее было смуглое, нежно округленное — и сердитое.
— Безобразие! — сказала она, снимая защитные очки и строго глядя на Юру. — Договорились на восемь, а уже десятый час.
— У нас было срочное задание от Мехти, — объяснил Юра. — Борис Иванович, вы знакомы? Это Валя.
— Очень рад, — сказал Привалов, пожимая Валину руку. — Я знаком с вами по телефону. Ведь это вы звоните Юрию Тимофеевичу?
— Да, — заулыбалась Валя. — Но, может быть, не только я?
— Можешь не сомневаться, — заверил ее Николай. — Полгорода звонит. Главным образом девушки.
Привалов усмехнулся:
— Ну-ну, не преувеличивайте, Коля.
— А что? — сказал Юра. — К чему скрывать: я популярен.
Валя засмеялась и ущипнула его за руку.
Они спустились на белую яхту, причаленную к бону. На ее бортах красовалось название — «Меконг».
Почему каспийская яхта носила название великой реки, на протяжении четырех с половиной тысяч километров несущей свои воды через Китай, Бирму, Лаос, Таиланд, Камбоджу и Вьетнам?
Яхтсмены — любители звучных названий. Их не удовлетворяют избитые «Финиш», «Старт» и «Ураган». Им больше по душе «Вега», «Орион», «Арктур» или новомодное «Спутник».
Бывший командир белой яхты дал ей звонкое имя «Меконий», которое, как ему казалось, имеет отношение к греческой мифологии. На следующий день его встретили непонятными намеками и не совсем приличными шутками. Он заглянул в энциклопедию, узнал, что слово это действительно греческое, но совсем не мифологическое, и больше на яхт-клубе не появлялся.
Яхта досталась после него Николаю и Юре. Будучи рационалистами, они не стали ломать голову над новым названием, а переделали только конец старого, превратив неприличный «Меконий» в могучий «Меконг».
…Блочок на стаксельфале уже заменен новым, и «Меконг», накренившись на правый борт, идет полным бакштагом, пересекая широкий залив.
— Шкоты на утки! — скомандовал Николай. Здесь он был командир.
Привалов формально входил — уже второй год — в экипаж «Меконга». Но была у Бориса Ивановича могучая страсть — в выходной день поваляться дома с книжечкой на диване. Вот почему он не слишком часто появлялся на яхт-клубе, хоть и любил парусный спорт.
Закрепив стаксель-шкот, Привалов растянулся на горячих досках палубы. Хорошо было лежать, ни о чем не думая, подставив голую спину солнцу, и смотреть, как уплывает, уплывает город с его шумом и вечными заботами, и слушать, как перешучиваются парни и смеется девушка.
Хорошо бы ни о чем не думать… Но в голову упорно лезли мысли о трубопроводе.
Уже немало времени прошло, с тех пор как в «НИИТранснефти» — институте, в котором работал Привалов, — родился смелый проект прокладки подводного трубопровода с материка до Нефтяных Рифов — знаменитого нефтепромысла в открытом море. Пока что оттуда нефть доставляли танкерами.
Проект был таков: намотать на гигантское колесо, лежащее в воде у берега, сорокакилометровую «нитку» десятидюймовых труб, а потом буксировать эту «нитку», разматывая ее с колеса, прямо до Нефтяных Рифов.
Приваловский проект многим казался рискованным, но все же был принят.
Последнюю неделю Привалов был очень занят в, институте и ни разу не смог съездить на строительную площадку. Весьма кстати подвернулись сегодня ребята со своей яхтой.
…Легкий северный ветерок тянулся с берега, яхта шла ровно, плавно покачиваясь. Свесив голову, Привалов задумчиво смотрел, как вода двумя упругими бурунами с силой обтекала белую обшивку. Казалось, будто яхта не режет, а только прогибает зеркало воды.
Вода сопротивляется. Натяжение поверхности…
Странная мысль вдруг пришла Привалову в голову.
Он приподнялся на локтях и, щурясь, посмотрел на Николая, сидевшего на руле.
— Вот что, — медленно сказал Привалов, — усиленное поверхностное натяжение жидкости может заменить трубу.
— Не понял, Борис Иванович, — сказал Николай.
А Юра, который сидел с Валей на другом борту, высунул из-под стакселя голову в красной косынке и с любопытством уставился на шефа.
— Не поняли? — Привалов потянулся к своим брюкам и вытащил портсигар. Возьмите подводный нефтепровод, — продолжал он, закурив. — Перекачиваемая жидкость отделена от моря стенкой трубы, так? Теперь: усиливаем поверхностное натяжение жидкости. Нефть будет удерживаться в струе как бы пленкой собственной натянутой поверхности. Труба станет ненужной. Теперь понятно?
— Черт возьми! — сказал Николай. — Беструбный трубопровод… А как вы усилите натяжение?
Но Привалов лег на спину, зажмурился и сказал:
— Впрочем, все это фантастика.
— Фантастика?
— Да. У поверхности особые свойства. Никто не умеет ими управлять. Выкиньте из головы. Вздор.
Привалов умолк и до самого конца пути не сказал больше ни слова.
Яхта обогнула желтый язык мыса и пошла к берегу. В ста метрах от него пришлось стать на якорь: подойти ближе не позволяла осадка. Привалов из-под ладони внимательно оглядел песчаный пляж, на котором виднелись какие-то сооружения, огороженные колючей проволокой.
— Как в пустыне, — проворчал он. Затем снял очки, прыгнул за борт и неторопливыми саженками поплыл к берегу.
Юра и Николай тоже кинулись в воду и поплыли наперегонки.
Выйдя на пляж, все трое огляделись.
В берег врезалась небольшая бухточка, обработанная плавучим экскаватором до точной круглой формы. В бухточке лежало колесо диаметром больше двухсот метров; его двойной обод был сварен из труб. Втулкой колеса служили десятиметровые кольца, тоже сваренные из труб. В центре торчал куст свай. Обод соединялся с втулкой множеством тросов. Казалось, что в прозрачной воде бухты лежит гигантское велосипедное колесо.
Трубы были подобраны таким образом, что все сооружение ничего не весило в воде.
На колесо было навернуто несколько километров готового, сваренного и покрытого антикоррозийной изоляцией трубопровода. Конец «нитки» тянулся по роликовой дорожке к автоматической контактно-сварочной машине. От обода колеса на берег шел трос, прикрепленный к крюку трактора: после приварки очередной трубы трактор, подтягивая трос, слегка поворачивал огромное колесо, освобождая на сварочной машине место для следующей трубы.
Возле машины на стеллажах лежали трубы, покрытые изоляцией, дальше штабеля неизолированных труб, над которыми уныло свесил шею автокран. В стороне стояли под навесом трансформаторы, к ним шагала временная линия электропередачи. Были тут и котлы для варки битума, и чего только еще не было! Не хватало одного: людей.
Впрочем, неподалеку от сварочного автомата стоял грузовик, и несколько человек затаскивали на него что-то тяжелое.
Привалов быстро пошел к грузовику, молодые инженеры последовали за ним. Но путь преградил человек в форменной фуражке, выцветшей майке и брюках, засученных по колено. Ноги его были босы, за плечами болталась винтовка.
— А ну, давай назад! — закричал он. — Не видишь — проволока?
— Мы из «НИИТранснефти», — сказал Привалов.
— Это автор проекта трубопровода, — добавил Юра. — Не узнаешь? Мы же сто раз сюда приезжали, правда пешим путем и в штанах.
Охранник недоверчиво посмотрел на автора проекта, чью грузноватую фигуру украшали только синие трусы.
Тут подошел один из хлопотавших возле грузовика — человек в синей спецовке, из всех карманов которой торчали бумажки.
— Здравствуйте, товарищ Привалов, — сказал он. — В чем дело?
— Вот именно, в чем дело? — резко сказал Привалов. — Почему прекращены работы?
— Есть указание форсировать другой объект.
— Чье указание?
— У меня одно начальство — СМУ.
— Вы что же, намерены снять площадку?
— Пока снимаю компрессор. Мне за простой денег не дают.
— А вы знаете, что за срыв срока по трубопроводу вас по головке не погладят? — с холодным бешенством сказал Борис Иванович.
— Мне не привыкать, — невозмутимо ответил прораб. — Я вас, Борис Иванович, давно знаю. Вашей книгой о трубопроводах пользуюсь. Нравится мне ваш проект, но у меня положение такое: мне прикажут — я завтра это колесо автогеном порежу. Хотя знаю, что интереснее этой стройки у меня не было.
Он повернулся и пошел, увязая в песке, к грузовику.
Привалов близоруко щурился ему вслед.
— Третьего дня, — доверительно сказал вдруг охранник. — Третьего дня приезжали на ЗИЛе. Вокруг колеса ходили, головами качали… На, закури, белобрысый. — Он протянул Юре папиросы. — Мне-то что, я давно в должности, всего навидался. Только как трубы на колесо накручивают, первый раз вижу.
— Ты, мушкетер, с нами дружбу заимей, — сказал Юра, — тогда и не такое еще увидишь.
Было уже далеко за полдень, когда яхта пустилась в обратный путь.
Николай полулежал рядом с Приваловым, зажав в руке стаксель-шкот, и задумчиво смотрел на большой белый теплоход, который нагонял яхту. Юра теперь сидел на руле, а Валя примостилась возле него.
— Юрик, — сказала она шепотом, — а у Коли… Он встречается с кем-нибудь?
— А ты спроси у него самого.
— Что ты! — Валя засмеялась. — Он такой серьезный, я его побаиваюсь. Немного погодя она добавила: — Помнишь Зину, мою подругу? Давай познакомим их.
— Лучше не надо, — сказал Юра. — Он очень требовательный.
— Подумаешь! — Валя надулась и замолчала.
Юра затянул песню, и Николай подхватил ее. Слова для песен они придумывали сами или просто распевали какие-нибудь стихи на популярный мотив.
Между тем теплоход поравнялся с «Меконгом». Экипаж яхты обратил внимание на толпу пассажиров под тентом прогулочной палубы.
— Драка там, что ли? — сказал Николай, всматриваясь в беспокойную людскую массу, столпившуюся на палубе. — Смотрите!
С высокого борта теплохода сорвалась тонкая фигурка в красном и полетела в воду.
— Поворот фордевинд! — крикнул Николай.
Юра навалился на румпель. Завизжали блоки, и грота-гик перебросился на другой борт, описав широкую дугу. Яхта мгновенно развернулась и полетела к теплоходу, до рубки уйдя правым бортом в воду. Корпус задрожал, зазвенели штаги.
— Держи, Валя! Ногами упирайся! — Николай передал девушке стаксель-шкот и, сильно оттолкнувшись, прыгнул в воду.
https://author.today/u/ann_iv
Переговоры с дуком Винченцо Конти изрядно утомили принцепса Эрнана. А когда тот внезапно предложил руку своей дочери «в знак серьезности намерений и для большего укрепления союза», принчепс не сразу справился с изумлением. Конти пояснил:
«Я женился рано и против воли отца, невзирая на незнатность Ревати, и то, что она была из далекой страны полудня, где люди чтят не Странника, а своих богов. Лара унаследовала ее красоту, а моя вторая жена позаботилась о том, чтобы воспитать ее в наших традициях. Но в Этррури, учитывая обстоятельства, я вряд ли найду ей достойного мужа…»
Поколебавшись, Эрнан согласился, выторговав в добавок снижение процента по займу. Он распрощался с Конти, когда уже светало, затем вышел во внутренний дворик, который примыкал к кабинету, и в котором он любил предаваться размышлениям. Кто бы мог знать, что дука, отца пяти сыновей, настолько беспокоит судьба старшей дочери от иноземки, что он поставил брак условием для заключения договора? Или хитроумный политик видел в этом для себя дополнительные гарантии? Если, конечно, дона Лара сама не являлась скопищем пороков. Впрочем, принчепс был уверен, что девица хороша собой и способна произвести на свет дюжину здоровых отпрысков. Прогуливаясь меж растущих в огромных вазонах апельсиновых и лимонных деревьев, Эрнан перебирал в уме возможных женихов для дочери дука. Однако… Одни были женаты или обручены, другие стары или отличались дурным нравом…
Имя полковника Оденара сперва лишь скользнуло по краю сознания, а затем завладело им. Вот кто уж точно не был замечен ни в кутежах, ни в каких-либо сердечных привязанностях. Злые языки говорили, что у него и вовсе сердца нет. Однако Эрнан ценил сдержанного северянина за верность, военный опыт и храбрость. Именно от Оденара исходило предложение уделить особое внимание полевой артиллерии, и часть полученных от этррури денег пойдет на отлив новых пушек. Эрнан окинул взглядом громаду дворца. Первые лучи солнца окрасили в розовый цвет черепицу, резные башни по углам, но в дворике еще лежала тень. Он заметил колеблющийся свет в окнах библиотеки: Лора тоже провел бессонную ночь. Принчепс решил заглянуть к нему и узнать, насколько хронист продвинулся в своих изысканиях.
После разговора с Гильемом Эрнан направился по длинному сводчатому корридору, ведущему к малому кабинету, который использовался для наиболее доверительных или деликатных бесед. Разговор предстоял не самый простой. Должно быть, сьер полковник уже прибыл.
И действительно, когда принчепс завернул за угол, он увидел возле дверей кабинета высокую широкоплечую фигуру Оденара, одетого, вопреки пышной моде альбийского двора, в темно-коричневый колет, кюлоты и высокие сапоги для верховой езды. Разве что сорочка из тончайшего батиста с манжетами и отложным воротником, украшенными этруррскими кружевами, превосходная выделка кожи колета и сапог и расшитая перевязь, к которой крепилась шпага с золоченным эфесом отличали его от какого-нибудь безземельного дворянина.
Ноорнец склонил голову в строгом военном приветствии.
— Месьер.
— Рад тебя видеть — достав из кармана камзола ключ, Эрнан отпер кабинет. — Входи.
Внутри принчепс приглашающе махнул рукой Оденару на одно из двух кресел, стоящих возле столика из черного дерева.
— Ты получил записку?
— Я как раз собирался к вашей светлости. Посыльный застал меня на пороге дома. На рассвете прискакал гонец из Карды.
— Какие новости?
— Три дня назад со стороны Ветанга была вылазка. На этот раз пирры добрались до копей Аржуана. Перебили рудокопов, сожгли горные механизмы. И судя по всему, собирались устроить обвал в штольне, однако не успели.
— До сих пор их больше интересовал грабеж деревень, — задумчиво проговорил Эрнан. Известие его встревожило: в Аржуане добывалась большая часть селитры для производства пороха. — Какой из кланов?
Оденар покачал головой:
— На них не было знаков рода. Но, — он потянул себя за светлый ус, — в донесении говорится, что шайка была хорошо вооружена, и среди нападающих были и галейцы, а значит, налет не случаен. Мои люди отбросили их за пределы Альби, но я хотел бы на месте разобраться, что там затевается. Как они смогли незамеченными проникнуть так далеко?Поэтому прошу вашего соизволения отправится в Карду.
— Не случаен, — согласился Эрнан. — Молодой Лев пробует клыки и когти. Поезжай. Сегодня я соберу совет. Нужно подкрепление, чтобы усилить гарнизон в Карде и других приграничных крепостях. Но я позвал тебя не для этого. Дук Конти согласен на союз с Альби, но в придачу к договору предлагает руку своей дочери.
— В самом деле? — с вежливым вниманием спросил Оденар. — И кто же счастливый жених?
Принчепс вздохнул. Ноорнцы не любят витиеватость юга.
— Я считаю, что наиболее подходящий кандидат — это ты.
Оденар ошарашенно уставился на него:
— Что?!
— Поверь, это не было легким решением. И, разумеется, дук дает богатое приданное…
— Жениться? — точно не слыша, спросил Оденар: — Мне? Но… зачем?
Принчепс вздохнул еще раз и зашел с другой стороны:
— Сколько тебе лет, Раймон? Тридцать?
— Тридцать четыре.
— И ты, насколько знаю, никогда не был женат, и детей у тебя тоже нет. Негоже оставить такую кровь без продолжения в потомках. А дона Лара, по словам дука, красива и воспитана в строгих этррурских традициях.
— Вряд ли дочь дука будет счастлива с мужем, который большую часть времени проводит в приграничных крепостях.
Эрнану неожиданно пришлось сделать над собой усилие, чтобы не отвести взгляд:
— Большую часть времени, — повторил он, делая ударения на первом слове. —Из этррури получаются самые преданные жены, которые не доставляют хлопот. Моя жена из этруррского рода Ногарола, и она — лучшая доля для мужчины, обремененного многими заботами.
Сказать по правде,принчепс не рассчитывал, что Оденар с восторгом отнесется к подобной затее, да и кто отнесся бы? Однако брак по сугубо политическима соображениям был обычным делом, тем более — при дворах орнейских владык, и большинство молодых дворян без особых затруднений сочетали наличие в своей жизни супруги и любовницы, да еще и не одной. Эрнан мысленно подбирал доводы, ожидая яростных возражений, но их не последовало. Но и ставшее замкнутым лицо ноорнца его удивило.
— Раймон, послушай. Я не приказываю как сюзерен, но прошу. Как друг, коим надеюсь себя считать. Но если есть причины, по которым… — он замолчал, выжидательно глядя на Оденара.
Тот качнул головой и хрипло произнес:
— Никаких причин нет, месьер.
Внимательно наблюдавший за ним Монтего увидел, что ноорнец уже полностью владеет собой.
— Этррури — прекрасные жены, а Альби нужны союзники. И пушки. Я согласен, — твердо добавил Оденар.
________________________________________________________________
*
год — 12 мес по 30 дней, + 5 дополнительных дней между месяцем Зимних костров и Звезды (наступление нового года)
1 Звезды 5 Гроз 9 Осенних зорь
2 Земли 6Трав 10 Бурь
3 Весенних зорь 7 Летних костров 11 Туманов
4 Вереска 8 Жнивья 12 Зимних костров
https://author.today/u/ann_iv
«Писано второго дня месяца Трав*, лета 988 Эры Странника
Таласса, принчипат Альби
Откуда пришел в наш мир Посланец Звезд, доподлинно неведомо. Одни летописи утверждают, что из Верхнего мира. А другие — что был он сыном одного из Старых Богов, взбунтовавшимся против воли отца. Сам он назвал себя Странником, иного же имени время не сохранило.
То была Эпоха Тьмы, и смерть грозила всему сущему. Ибо прогневались на людей Боги и скрыли лик Солнца, подателя жизни, за тучами. В знойном месяце Трав лютый холод сковал землю. Скорбь и ужас одолевали сердца самых стойких.
Взывали люди к Старым Богам, приносили им обильные и кровавые жертвы, но не отзывались Боги. Тогда и явился Странник, чтобы спасти всех. Летописи говорят, что могли его в один день видеть в разных местах, отделенных друг от друга многими лигами, и всегда там, где возникала самая отчаянная нужда. Помогал страждущим, нес надежду отчаявшимся. Одни говорят, что перелетал он в мгновение ока на черном драконе, другие — что ходил незримыми путями, неподвластными людям. Вот тогда-то вспомнили Старые Боги про смертных. Не по нраву им пришлись деяния Странника, открыли они врата в Нижний мир и решили сжечь непокорного багровым огнем, а заодно и весь род людской. Но тот поднял посох и ответил Божественным противникам серебрянными молниями. И дрожала земля, и трескались горы, испуская огненные реки…»
Гильем Лора, придворный хронист принчепса Альби, потянулся к баночке с белым мелким песком, привезенным из самой пустыни Сах, и присыпал глянцево блестящие записи. Песок вместе с испещренной загадочными символами бронзовой табличкой приподнес ему в качестве дара купец, которому Лора помог добиться аудиенции у принчепса.
Хронист вздохнул. Дальние углы придворной библиотеки тонули в полумраке; в свете свечей тускло золотились корешки тяжелых фолиантов, заполняющие длинные полки книжных шкафов. Ему пришлось провести немало часов в библиотеке, сверяя древние, часто противоречащие друг другу летописи, чтобы наиболее точно воссоздать Легенду о Страннике. И тому были причины: в последние годы по Орнею стремительно распространялись варианты Легенды, один другого нелепее, что вызывало обеспокоенность как принчепса, так и Магистров орденов обеих ипостасей Странника — Пастыря и Воителя. Дошло до того, что в самой Талассе нашелся полоумный, объявивший мессию демоном из-за Предела, а себя Спасителем мира. Лора покачал головой и отложил лист. У него еще много работы.
«… Одержал победу Странник, изгнал Богов за Звездный Предел, что серебряной чертой пересекает ночное небо. И рассеялись тучи, и солнце согрело истерзанную землю. Но был тяжко изранен и он, и его дракон. Грубая ткань бытия не могла больше удерживать его. Медленно поднялся он на драконе ввысь и исчез в небе.
После того, как покинул нас Странник, собрались короли Орнея, сиречь нашего континента, и других земель: Хиддинк из Галеи, Бальдр из Ноорна, Жордин из Альби, Амери из Ибера, Гвидо из вольных городов Этррури,Фелерих из Эрминаля. Был там и Аль-Дани из полуденного Сахрейна, и Артур из Эйра, и вожди с восхода и полуночи, и даже из далекой страны Чин, ибо и их затронула лихая година. И создали великий союз. И повелели возносить хвалу Посланцу Звезд и строить святилища, где жрецы славили бы его как Единого Бога.
И стали рождаться люди с даром, прозванные Искрами Странника, прозревающие грядущее, исцеляющие недужных. И снова нет единодушия в летописях — кто говорит, что эта божественная суть Странника растворилась в нашем мире; так даровал он свою благодать. А кто-то — будто была у него супруга, земная женщина. И в Искрах течет его божественная кровь…»
В высокие окна библиотеки уже лился розоватый свет наступающего дня, а хронист продолжал писать, как будто и не чувствуя усталости. Перо, поскрипывая, выводило ровные строчки, стопка исписанных листов росла.
«…Прошло без малого десять веков. Постепенно иссякала благодать Странника, все реже рождались Одаренные, и за последнее столетие такого не случилось ни разу. А память человеческая оказалась и того короче. Давно уже распался великий союз. В Сахрейне разрушены святилища Странника. Сыны пустыни поклоняются демонам ночи. Сахрейнские пираты нападают на побережья и на корабли в Срединном море, а пленников обращают в свою веру. Тех, кто не примет ее, ждет страшная смерть. А иные, в Галее и Ибере, и даже в Альби желают призвать из-за Предела Старых Богов. Доходят слухи, и содрогается душа моя, что уже обагрены кровью жертвенники в неприступных горах Пиррея.Эрминаль давно замкнулся в своих обширных пределах и уклоняется от любых союзов.
Гаспар Галейский восемь лет назад захватил Ноорн, а Лодо, его сын, в 986 году взойдя на трон, ныне собирает силы у самых границ Альби, и только мудрость принчепса Альби, герцога Эрнана Монтего, по праву нареченного Справедливым…»
Хронист поднял голову. Из приоткрытого окна доносился гомон пробуждающейся Талассы. Солнечные лучи падали на мраморный подоконник, преломлялись в неровностях разноцветных стекол витража, отбрасывая радужные пятна на пол. Лора задул почти догоревшую свечу, затем вновь обмакнул перо в чернильницу. За спиной послышались быстрые шаги, и его рука дрогнула; с кончика пера сорвалась капля чернил, растеклась на плотном желтоватом листе жирной кляксой.
— Да чтобы тебе за Предел провалиться, негодный мальчишка! — недовольно воскликнул он, оборачиваясь к тому, кто нарушил его сосредоточенность. И его досада тотчас сменилась смущением: в двух шагах от стола стоял герцог Монтего, принчепс альбийский.
— Сьер Эрнан… — пробормотал хронист. — Я думал, это Жеан вернулся с новыми перьями…
— Твой подмастерье завалился спать где-нибудь на кухне. Или на конюшне. А ты опять всю ночь глаз не сомкнул?
— Как и вы, месьер.
Монтего кивнул и потер висок:
— Этррури упрямы, как пиррейские мулы. Но Альби нужны союзники.
— Дук Джинеры? — спросил Гильем, догадываясь, что длившиеся всю ночь переговоры с правителем самого влиятельного города в этрурском Альянце проходили непросто.
— Дук Винченцо согласен предоставить займ и даже не под самый грабительский процент, — устало проговорил принчепс. — И наши корабли смогут беспошлинно заходить в порт Джинеры…
— Но? — Гильем слишком хорошо знал своего господина.
— Всегда есть «но»… — Эрнан с любопытством заглянул в записи и приподнял бровь: — Так значит, по праву — Справедливым?
— По праву, ваша светлость, — твердо ответил Лора.
Эрнан хмыкнул и продолжил:
— Дук хочет укрепить наш союз брачным договором.
— Брачным?
— Именно. У него есть дочь от первого брака. Поскольку это был мезальянс, у сиятельного дука возникли сложности с устройством судьбы девушки. Но я давно и, так скажем, счастливо женат, и старший из моих сыновей — тоже, а младший еще не вошел в брачный возраст… — на губах принчепса появилась ироничная улыбка. — Поэтому дук Винченцо великодушно согласился выдать дочь за одного из моих придворных, не старше пятидесяти и не моложе восемнадцати лет, без физических уродств или тяжких пороков.
— И вы уже выбрали… претендента? — позволил себе иронию Гильем.
— Сьер Раймон Оденар.
— Волк Ноорна? — хронист удивленно взглянул на принчепса.
— Уверен, что сьер Раймон отнесется к моему предложению с должным пониманием, — сухо ответил Эрнан. Он отступил от стола и подошел к окну и вдохнул воздух, напоенный ароматом цветущего под окнами жасмина. — Что ты думаешь о Страннике? — задал он неожиданный вопрос: — Кем он был?
— Летописи говорят, что он был высшим… существом, — пробормотал хронист и, помолчав, осторожно спросил: — А что думаете вы?
— Он был человеком, — отрывисто проговорил Эрнан, поворачиваясь к нему. — Пусть выдающимся, но человеком. А эти полеты на драконах и битвы на молниях… Неизвестно, что еще напишут про нас в грядущем.
Гильем осенил себя знаком рассеченного круга.
Эрнан усмехнулся и шагнул к дверям:
— Ложись спать, мой верный Гильем. Да не брани Жеана. А я еще должен объявить мою высочайшую волю сьеру Раймону.
10 июля 427 года от н.э.с. (Продолжение)
Ливень хлестал по капюшону, заглушая гром и свист ветра, и Инда заметил незнакомца, только когда тот подошел вплотную. Судя по всему, это и был ламиктандрийский аналитик, потому что кивнул Инде как доброму знакомому, пожал протянутую руку и уставился на простершуюся под ногами картину с тем же жадным любопытством, что и Инда.
Говорить было бессмысленно, Инда лишь потуже затянул тесёмку на капюшоне. Аналитик, минут пять наблюдавший за чёрными воронками, указал Инде на те же самые точки, которые тот вычислил сам. Не сговариваясь, они повернули к метеостанции и, лишь только дождь немного утих, скинули капюшоны. Первые слова коллеги потрясли Инду…
– Я думал, только у нас ветер бьёт в направлении аккумуляторных подстанций.
Вот оно! Вот что это за точки! Но, право, эта сила не может быть разумной… Разрушение аккумуляторных подстанций приведёт к фатальному обрушению свода, а не только к его прорыву. Разъярённый зверь хочет взять всё и сразу…
– Как вы это объясняете? – спросил Инда, не уверенный в том, что получит ответ.
– Мне кажется, силы Внерубежья устремляются к источникам дополнительной энергии.
– Как хаос может к чему-то стремиться? – усмехнулся Инда.
– Это не вполне хаос. Ведь ветры дуют в область низкого давления, а вода течёт сверху вниз. Мы просто не знаем физических законов, по которым происходит движение смерчей, но оно, согласитесь, далеко не хаотично.
Да, Инда думал точно так же, и поддержка коллеги лишь усугубила его опасения.
– А в какую сторону разрастается щелевидный вулкан? – спросил ламиктандриец. Инда усмехнулся:
– Он ищет Врага. И… он верно угадывает его местонахождение. Кстати, вы могли встретить мальчишку в Брезене, он выехал туда около полудня, как раз к прибытию вашего поезда должен был добраться.
– Возможно, я просто не знал, кого встретил. У нас извергается один вулкан, на его месте в Исподнем мире стоит крепость, где содержатся так называемые «кинские мальчики».
– С моей точки зрения, это противоречит естественным законам. Ну подумайте, если нагнетать давление в оболочке, то оно будет равным во всех её точках. По-вашему же получается, что давление будет выше там, где оболочка истончается.
Ламиктандриец помолчал и только потом ответил:
– Не совсем так. Вы когда-нибудь видели, как в костре лопается консервная банка? Если её оболочка одинаковой толщины, то её распирает равномерно. Но если где-то есть тонкое место, именно там оболочка сначала надувается шарообразной выпуклостью, а потом прорывается. Думаю, и аккумуляторные подстанции, и дорожки в Исподний мир – это истончение оболочки, которая уже надулась. Это, конечно, не совсем корректная аналогия, но я, если честно, не пытаюсь открыть новые естественные законы, я лишь нахожу закономерности, анализирую их и даю прогнозы.
– И каковы ваши прогнозы?
– Если мы не предпримем ничего радикального, то самое позднее через год нам придется сужать его снова. И не на две лиги вовсе.
Инда охнул. В глубине души ещё теплилась надежда на то, что он ошибается, а оборотень старается его напугать, но аналитику из Исида незачем было пугать Инду.
– Вы говорили об этом в Афране?
– Разумеется. Только меня, как и вас, там не стали слушать. Мне кажется, на сжатие свода совет согласился лишь для того, чтобы мы от него отвязались…
– Мне тоже так показалось. Но верная ли это стратегия – прятать голову в песок? – спросил Инда и осёкся.
Потому, что после разговора с Вотаном со всей очевидностью понял, в чем состоит единственно верная стратегия… Ламиктандриец посмотрел на Инду с грустной усмешкой: он понял это немного раньше Инды.
* * *
Лодка домчала Йоку и Змая до домика в лесу всего за час. И, глядя на берега узких проток, Йока вспоминал, как они с Костой плыли по ним в сторону Брезена…
– Что, Йока Йелен, страшно показаться профессору на глаза? – спросил Змай перед последним поворотом. Йока смерил его взглядом:
– Если бы я мог вернуть Косту ценой своей жизни, я бы это сделал.
– Это пустые слова, Йока Йелен. Хотя бы потому, что сделать ты этого не можешь. И… к сожалению, твоя жизнь стоит намного дороже, чем жизнь Косты, поэтому не надо говорить глупости.
– Змай, так нельзя… Нельзя мерить, чья жизнь дороже, чья дешевле…
– Можно. К сожалению, можно. А иногда и нужно. Только тот, кто никогда не принимал решений на поле боя, будет распускать сопли о том, что жизнь солдата так же ценна, как жизнь генерала. И если солдаты армии не понимают, чья жизнь стоит дороже, это уже не армия, а толпа. Хочешь, спроси об этом у Важана, он подтвердит.
– Спрошу, – буркнул Йока.
Домика не было видно с воды, но шум двигателя там услышали издалека: Цапа вышел на берег, долго всматривался в лодку, а потом снова исчез за кустами. И когда Змай заглушил двигатель, на берегу уже стоял профессор Важан, за его спиной маячил Цапа, а из домика выходили и Черута, и математик, и госпожа Вратанка…
Лицо профессора, как всегда, было брюзгливым, если не сказать – сердитым.
– Йелен, я рад тебя видеть, – сказал он сухо и собирался развернуться и уйти, но вдруг добавил:
– И я рад, что ты нашёл в себе силы противостоять чудотворам, хотя в этом и не было смысла… Вот так…
Вот и думай, стоило противостоять чудотворам или не стоило, смеется профессор или хвалит Йоку.
– По-вашему, я что-то сделал не так, профессор? – спросил Йока, спрыгивая на берег.
– За ваше с Костой бегство вы оба наказаны сполна. Особенно Коста. Мне очень жаль, что я недостаточно хорошо пояснил вам обоим всю глупость этого поступка до того, как вы его совершили. Теперь об этом говорить бессмысленно. А всё остальное… Ты хорошо держался, это признают даже чудотворы. Кстати, как ты себя чувствуешь?
– Я… хочу сегодня же продолжить наши практические занятия… – ответил Йока и вздрогнул от нетерпения.
– А я хочу ещё один праздничный ужин, – сказал Змай и кивнул на мешок с продуктами.
* * *
Града Горен, державшийся во время расследования спокойно и уверенно, вышел из комнаты на террасу, когда прочитал последний отчёт. Йера заметил слёзы у него на глазах и хотел подняться следом, но его остановил Изветен.
– Не ходите, судья. Не надо, – он мягко улыбнулся. – Этим горем нельзя поделиться, поверьте. И… Града не любит, когда кто-то видит его боль.
Йера кивнул. Отчет от девятого июля он прочёл с опозданием – только после отъезда Йоки. И отправился к Горену, как только Дара вернулся из Брезена, – уже под вечер.
Несмотря на то, что и Изветен, и Пущен игнорировали видения Грады и посмеивались над ним, Йера посчитал рассуждения Горена не лишенными смысла, уже когда тот опознал Йоку по фотографии в газете. А после разговора с Йокой и вовсе поверил в эти видения. Надо же, из всех девочек Исподнего мира Горен увидел именно ту, что отрезала косу…
– Изветен, скажите, вы уже пробовали… помочь Горену в его экстатических практиках?
– Да, хотя это совершенно бессмысленно. – Изветен старался не улыбаться.
– Право, не знаю, поможет ли мой совет… – Йера улыбнулся своим мыслям. – Если вы могли провести по Исподнему миру меня, то, наверное, сможете провести и Граду.
– Он рвётся говорить с Внерубежьем… – хмыкнул Изветен.
– Отведите его в замок Сизого Нетопыря. Если вы, конечно, знаете, где это находится.
– Нет, но могу установить. – Изветен вдруг осёкся и откинулся на спинку стула. – Погодите, судья… Откуда вам известно о замке Сизого Нетопыря?
– Из Энциклопедии Исподнего мира. И… у меня тоже есть кое-какие источники информации. Вы найдёте там девочку, о которой говорил Града. С отрезанной косой. Может быть, это подтолкнёт его к дальнейшим… находкам.
– В этом я сомневаюсь, но в замок мы заглянем обязательно. – Изветен помолчал. – Вы меня интригуете, судья. Я даже не знаю, как к этому отнестись.
Их разговор очень кстати прервал Горен, ворвавшийся в комнату с грохотом стеклянных дверей. У него дрожали губы – но не от слёз, от волнения. Он хлопнул газетой, бросая её на стол, – словно хотел разогнать мух.
– Вот! Вот, читайте! На предпоследней странице, мелким шрифтом…
Наверное, этот день приготовил Горену слишком много испытаний… Он упал в кресло и закинул ногу на ногу, изображая равнодушие, но скоро в тишине стало слышно, как у него стучат зубы. Йера не сразу понял, какая заметка имелась в виду, – предпоследняя страница пестрела короткими статейками с неброскими заголовками. А вот Изветен догадался сразу.
– Магнитного больше нет… Они расселили целый город. И закрыли рудники.
– Почему? – Йера не понял сперва, что так взволновало Горена.
– Не знаю. Но, сдаётся мне, это из-за щелевидного вулкана, – ответил магнетизёр. – Наверное, он угрожает городу. Надо же, никто этой статейки и не заметит…
– Вы поняли, Изветен? Вы поняли? – нервно выпалил Града.
Изветен несколько раз удрученно кивнул. И тогда Йера вспомнил: Югра Горен предсказывал это. И в отчёте Пущена в скобках – как насмешка – было отмечено: не сбылось.
– Града, не все пророчества твоего отца сбываются. Не все.
– Все! – едва ли не выкрикнул Горен. И вовсе не страх был в его голосе, а нескрываемое торжество.
– Уверяю тебя, Лудона вспять не потечет.
– Посмотрим!
– Мне совсем не нравится твоё настроение. Чтобы доказать правоту отца, ты сам готов броситься в огненную реку.
– Не говорите ерунду! – Лицо Горена побелело на глазах, дрогнули ставшие бескровными губы. – Это не ерунда. Не отталкивай эту мысль, лучше запомни её как следует. Предсказания смерти опасны именно этим: человек начинает неосознанно стремиться к предсказанному.
Йера кашлянул. Он не хотел говорить о видении Грады с Изветеном, но ему стало обидно за парня – все вокруг старались отмахнуться от его слов.
– Изветен, погодите. Я должен кое-что сказать. Вчера… Верней, сегодня утром мне стало доподлинно известно, что в ночь на тринадцатое июня Враг выпил энергию шаровой молнии и передал её девочке-призраку с постриженными волосами.
Больше всех его слова удивили Граду, хотя он-то мог предположить, откуда Йера это знает.
– Вот как… – пробормотал Изветен. – Я надеюсь, вас не обманули?
– Вряд ли, – с улыбкой ответил Йера.
– Кстати, хотел сказать ещё в кухне: вы выглядите гораздо лучше, судья…
– Я и чувствую себя гораздо лучше, – снова улыбнулся Йера. – Но позвольте вернуться к видениям Грады. Изветен, я сказал это не просто так, не для того, чтобы доказать его правоту. Мне кажется, после этого вы могли бы помогать ему с бо́льшим… доверием, с большей серьёзностью.
Пожалуй, Изветен обиделся.
– Судья, вы плохо обо мне думаете. И плохо представляете себе мою помощь Граде. Но я считал и продолжаю считать, что Югра Горен не получал от Внерубежья никакой информации. И попытки Грады якобы пройти его путем – это опасная для душевного здоровья дурь.
– Вы поэтому не посчитали его видение с шаровой молнией значимым и назвали это алкогольным психозом?
– Я допускаю, что медитация может дать что-нибудь эдакое, тем более человеку с кровью чудотвора. Но к смерти Югры Горена эти видения не имеют никакого отношения.
Резюме отчета от 10 июля 427 года. Агентство В. Пущена
Анализ привезённых из Натана записей (кратко):
1. Как и ожидалось, стихи и прозаические записи, начинающиеся с местоимения «Я», продолжают контур, полученный из первой тетради, на западе и юге Обитаемого мира.
2. Записи, посвящённые катастрофе, продолжают линию от границы со Станией до северо-западной границы свода.
3. Описания кошмаров в этой тетради носит совершенно иной характер: Югра Горен пишет о детях-мрачунах (зачастую мёртвых), невероятной силы которых якобы боится, а также видит в кошмарах пески, окружающие Ламиктандрию.
Выводы, которые можно сделать, сложив воедино обе тетради и содержание пророчеств Югры Горена, столь чудовищны, что мы не считаем возможным доверить их бумаге.
10 июля 427 года от н.э.с.
Жители Магнитного прощались со своим городком. Кого-то перевели в Торфяной, кому-то дали жилье в Славлене, кто-то сам нашел работу в другом городе – чудотворы выделяли деньги на переезд и новое жилье, способствовали трудоустройству, и, казалось, жаловаться не на что, никто не будет обижен или обделен, но… Люди не хотели уезжать.
Инда видел, как уезжавшие оглядываются, видел слёзы на глазах у женщин, слышал назойливое детское «почему». На вокзале было много людей, вот-вот должны были подать пассажирский состав, а поезд, на котором прибыл Инда, тут же встал под погрузку.
За ним тянулось ещё несколько магнитовозов с товарными вагонами, грузовые вездеходы вереницей шли к сортировке и обратно – вывозили заводское оборудование; каторжную тюрьму переносили в наскоро сколоченные посреди леса бараки. Разбирали и паковали в контейнеры детские и спортивные площадки, оградки газонов, лавочки и карусели.
Переезжали школы, больница, пожарная часть, магазинчики, почта, банк – Инда шел по улицам и везде видел собранные вещи и брошенные дома со снятыми дверьми и вынутыми оконными рамами. И лица магнитогородцев – угрюмые, похоронные.
Странно выглядел мусор, вываленный из ведра прямо перед дверью в дом… В самом деле, нет смысла идти до мусорных баков…
Но более потрясла Инду сломанная скамейка в садике, а на ней – старые игрушки. Не брошенные, а рассаженные рядком, лицом к границе свода. Остальные скамейки выкопаны и увезены, а эта, сломанная, никому не нужна. И игрушки – кукла без волос, одноглазый заяц, клоун со смытым лицом… Они сидели и будто ждали смерти.
Это только начало. Славлена не заметит первой уступки Внерубежью, в газетах об этом напишут скупо и официально и обязательно отметят, что все расходы людям и государству покроют чудотворы.
Но никто в Славлене не поймёт и не задумается, каково это – уезжать с насиженного места, бросать всё, что было дорого, составляло предмет гордости. Без возможности вернуться когда-нибудь, вспомнить молодость, повстречать друзей детства и пройтись по тем местам, где впервые шёл в школу, впервые поцеловал девушку… Случайно наткнуться в чулане на свои старые игрушки…
Инда дошел до ресторации на карьерах – всё уже было вывезено, осталась только мощёная площадка и несколько ломаных стульев и столов. Несмотря на июльское тепло, вокруг карьеров было пусто, прозрачная зеленоватая вода неподвижно застыла меж крутых берегов, с городских пляжей забрали лежаки, зонтики и навесы, сняли причал лодочной станции.
От этой пустоты посреди тёплого солнечного дня стало страшно вдруг, будто жители города не толпились вокруг вокзала, а вымерли в одночасье. Бегство. Это бегство от разъяренного зверя. Организованное, спланированное – но это бегство.
И никто ещё не видит за этим первым отступлением крошечных островков под силовыми полями посреди мира землетрясений, смерчей и действующих вулканов. И чем меньше будет островков, тем чаще людей будут «забывать» вывезти из опасных мест.
Инда собирался развернуться и уйти, как вдруг заметил, что не один разглядывает унылую картину брошенного города – над обрывом карьера стоял человек в форменной куртке чудотвора. Инда удивился тому, что человек ничем не занят, – чудотворы Магнитного сбивались с ног, командуя переселением. Значит, он не из Магнитного?
Неизвестный стоял к Инде спиной, и пришлось обойти его сбоку, чтобы незамеченным взглянуть ему в лицо. Нет, он смотрел не на карьеры, его взгляд устремлялся дальше – за пределы свода. Где в густом тумане перемигивались молнии.
Инда не сдержал изумлённого возгласа, разглядев лицо неизвестного.
– Вотан? Что ты тут делаешь?
Тот нехотя повернул голову, нисколько не удивлённый встрече с Индой, но явно раздосадованный ею. Будто Инда отвлек мозговеда от чего-то важного.
– Я просто смотрю. Хотел подойти поближе, но дорогу так разъездили, что нужны сапоги.
– К чему поближе? – переспросил Инда, хотя не сомневался – к границе свода.
Вотан не ответил. И устраивать ему допрос Инда не имел никакого права. Но что же понадобилось мозговеду в Магнитном?
Он курирует службу здоровья, а не состояние свода и не расселение городов. И… он голосовал за это глупое решение – сжать свод. И злорадствовал при этом.
– Я любил здесь бывать. – Вотан снова обратил свой взор на Внерубежье.
– А ты часто здесь бывал?
– Приходилось. И эту ресторацию я тоже любил. Жаль Магнитного, славный был городок. Но… что ж поделать.
Он говорил медленно, спокойно и отстраненно.
– Почему ты голосовал за сжатие свода? – спросил Инда без всякой надежды на правдивый ответ. Вообще на ответ.
– Потому, что это решение принял децемвират, а я считаю, что ему видней. Не понимаю, почему ты не полагаешься на их мнение.
– Потому что задача аналитика – менять мнение вышестоящих, децемвирата в том числе. Моя информация могла бы изменить их стратегию.
– Брось. Они давно разработали эту стратегию, и ничего нового ты им не сообщил.
– Ты уверен? Я имею больше информации, чем ты.
– Потому, что стоишь на второй ступени, а я на третьей? – усмехнулся Вотан. – Это ерунда. Я слишком много знаю о людях вообще и о чудотворах в особенности. Я знаю не только, как устроен их мозг, но и как формируется личность чудотвора. Ты будешь сильно удивлён, когда тебя допустят к информации первой ступени, а тебя допустят, я уверен.
Отстранённость, спокойствие и манера говорить чуть свысока должны были вызывать раздражение, но почему-то не вызывали. Инда слышал, что Вотана более интересуют способности чудотворов к внушению и медитациям, нежели к примитивному перекачиванию энергии, но применять эти способности к себе подобным считалось ещё более неэтичным, чем мериться силой энергетических ударов.
– Я недавно узнал об опытах Исида. По перекачке энергии в Исподний мир… – начал Инда, чтобы заполнить паузу в разговоре.
Обсуждать своё продвижение по службе с Вотаном не хотелось. А опыты Исида напрямую касались нейрофизиолога.
– Да, некоторые теоретические основы в них заложил и я, – кивнул Вотан.
– Тебе они не показались бесчеловечными?
– Не более, чем передача в Исподний мир бездымного пороха. – Вотан даже не усмехнулся. – И даже менее, потому что бездымный порох, несомненно, это гораздо бо́льшие жертвы.
– А в других опытах, на исидских мальчиках-мрачунах, ты тоже принимал участие? – подумав, спросил Инда.
Он не надеялся на ответ, хотел лишь взглянуть на реакцию Вотана.
– Да, конечно, – невозмутимо ответил тот. – Я заметный специалист в нейрофизиологии.
– Насколько мне известно, это информация для первой ступени посвящения… – пробормотал Инда.
– К этой информации иногда допускают и нечудотворов, только берут с них подписку о неразглашении. Право, не могут же в таких разработках участвовать лишь посвящённые. И тебе эта информация уже известна, так зачем же мне лгать?
– Эту информацию я получил от оборотня, которого не сумел убить Прата Сребрян.
– Инда, ты очень неглупый человек, но твоими поступками иногда управляют эмоции. – Вотан говорил медленно, спокойно, от его голоса Инду тянуло в сон. – Зачем тебе понадобилась смерть оборотня? Ты же знаешь, что никакие крылья не могут обрушить свод. Ты борешься с оборотнем за влияние на Йоку Йелена, и только. Ты видишь в нём соперника, и не в борьбе за Обитаемый мир, а в игре. А это существо, между тем, слишком интересно. Хотя бы своим знанием истории Исподнего мира.
– Тебя тоже волнует история Исподнего мира?
– Я бываю там иногда. И иногда встречаюсь со Сребряном. Меня не занимает политика, сейчас я интересуюсь болотниками. Воздействием на мозг неживой субстанции, если ты понимаешь, кто такие болотники.
– Третьего дня я наблюдал казнь… этих людей. Но я сомневаюсь, что их культ имеет под собой какие-то объективные основы.
– Имеет. Конечно, самовнушение – важная вещь в исцелении болезней, но не до такой степени, чтобы продлевать жизнь смертельно больным на годы. А болотники в самом деле продлевают себе жизнь, принося болоту жертвы. Погляди туда. – Вотан указал вперед. – Внерубежье – антагонист болот Исподнего мира, их противоположность. Столкнувшись, они уничтожат друг друга. Мужское начало наступает на женское. Тебе это не кажется интересным?
– Я бы предпочел их не сталкивать.
– Если их не столкнуть, мы все умрём. И довольно скоро.
– Расчёты прикладных мистиков дают своду ещё сто лет, – едко заметил Инда.
– Не ты ли доказывал центумвирату обратное?
– Однако ты прислушался не ко мне, а к решению децемвирата, – проворчал Инда.
И тут до него дошло, о чём говорит Вотан, что имеет в виду… Даже пот выступил на лбу от этой догадки.
– Представь себе, что будет, если они не столкнутся, – как ни в чём не бывало продолжил Вотан – так же медленно, словно нехотя. – Рано или поздно рухнет свод, и на месте Обитаемого мира будет безраздельно властвовать бездумная стихия. Лава и пепел, разносимый бешеными ветрами. Растресканный камень и молнии… Ничего живого. И гниющий Исподний мир за непробитой границей миров, тлен и в итоге смерть…
Голос Вотана завораживал, и Инда поневоле представил себе будущее обоих миров. Услышал монотонный гул ветра на голой каменной равнине. Почуял смрадный запах болотной гнили. Но не ужас ощутил, а странное спокойствие. И осознал величие этого страшного – и закономерного – итога. Преклонился перед небывалой силой неживого…
Прибыв на метеостанцию, Инда убедился: год до новой уступки – это слишком оптимистично. Если, конечно, не предпринять более радикальных мер, чем сжатие свода на две жалкие лиги.
Он отправил отчёт о встрече с оборотнем в Афран, постаравшись быть предельно точным и объективным, но при этом подвести экспертов к однозначным выводам и действиям. Да, он задумался над словами Вотана – об игре и влиянии на Йоку, – но решил, что Вотан неправ.
Напротив, в глубине души Инда смерти сказочника не хотел. И на основании намеков куратора службы здоровья, имеющего третью степень посвящения, менять свою собственную стратегию пока не собирался.
Со «смертью» оборотня и Красен, и Явлен несколько расслабились, да и храмовники не проявляли особенного рвения. Афран нашел бы способы подстегнуть и тех, и других. Метеостанция готовилась к переезду, но ещё принимала гостей.
Инда прибыл туда незадолго до ужина, ламиктандрийский аналитик уже выехал из Брезена, но до метеостанции не добрался, и Инда отправился на край Обитаемого мира в одиночестве. Трещина ползла вдоль свода в сторону Брезена.
Собственно, с обрыва, где стоял Инда, можно было прыгать прямо в лаву… Он даже отступил на несколько шагов, опасаясь, что обрыв осыплется под его весом.
Чёрные воронки одна за одной скользили по земле в сторону свода, словно он притягивал их магнитом, и Инда вдруг заметил странную закономерность в их движении… Они двигались с разных сторон, но встречались лишь в нескольких точках свода, подтверждая его мысли: так молоток бьёт по пробойнику.
Он уже хотел вернуться на станцию и посмотреть на карту, чтобы понять, какие именно точки выбирает «разъярённый зверь».
Я оказался прав: море близко. Оно начиналось сразу за лесом. Я почувствовал соленый запах и увидел наносы водорослей. Лес неожиданно кончился. Вниз уходил крутой берег с обнаженными корнями деревьев. Год за годом их подмывали волны. Узкая прибрежная полоса состояла из галечника, перемешанного с песком и блестевшего под накатывавшимися волнами. В заливе было тихо, будто бы его все еще покрывал лед. Вдалеке, за мысом, начиналось открытое море. Справа, к югу, поднимался горный кряж, заросший лесом. На севере, где земля была мягче, деревья росли гуще. Гавань — лучше не придумаешь, если бы не мель. Волна откатывала, обнажала камни и крупные валуны, скрывавшиеся под водой. В звездном свете на них блестели водоросли.
В середине залива, прямо в его центре, будто сооруженный человеческими руками, высился остров. Во время отлива он превращался в полуостров. Овальный клочок земли с берегом связывала каменная дорога, несомненно построенная человеком. Она протянулась к берегу, словно каменная пуповина. В ближайшей из заводей, образованных насыпью, лежали плетеные рыбацкие лодки, похожие на тюленей.
Внизу у моря снова появился туман, нависая между ветвями деревьев, подобно рыбацким сетям на просушке. Он рваными кусками стелился над поверхностью воды, растворяясь вдали. Остров утопал в тумане, словно паря на облаке. Звездный свет отражался в нем серым мерцанием.
Остров имел скорее форму яйца, нежели овала. С одной стороны поднимался холм, у основания которого были навалены камни, образовавшие круг. С ближней ко мне стороны один камень отсутствовал, создавая широкий проход. До насыпи, по обеим сторонам дороги также стояли камни.
Оттуда не доносилось ни звука, ни шума. Если бы не тусклые очертания лодок, то я бы подумал, что крик и пение мне приснились. Я стоял на краю леса, не выходя на опушку, обняв рукой молодой линь и опершись на правую ногу. Мои глаза настолько привыкли к темноте леса, что освещенный туманным сиянием остров был виден мне как днем.
У подножья холма, прямо у входа в колоннаду, неожиданно вспыхнул факел. Вспышки выхватили из темноты отверстия в горе и фигуру в белом одеянии, шедшую впереди факельщика. Клубы тумана в тени каменных изваяний оказались группами неподвижных людей, одетых в белое. Факел подняли, и пение продолжалось. Такой неторопливый и то затухающий, то усиливающийся ритм пения я слышал впервые. Факельщик начал опускаться, до меня дошло, что под землей есть дверь. Он спускался в подземелье под холмом по лестнице. Остальные, толпясь, направились за ним, сходились в группы, скучивались около двери и втягивались внутрь, как дым.
Пение не смолкало, хотя и сделалось совсем приглушенным, напоминая гудение пчел в зимнем улье. Мелодия уже не различалась, остался лишь ритм. Он дрожал в воздухе, его пульс скорее можно было нащупать, нежели услышать. Дрожание учащалось и становилось все напряженнее, заставляя сильнее биться мое сердце.
Неожиданно все прекратилось, и установилась мертвая тишина, настолько гнетущая, что у меня к горлу подступил комок. Увлекшись, забыв о ране, я вышел из леса и стоял на возвышенности у берега. Я, подобно молодому побегу, будто врос в землю, черпая из нее жизненные силы. Волнение как бы исходило из глубин острова и передавалось ко мне, овладевая плотью и духом. Когда раздался крик, мне показалось, что он вырвался из моего собственного рта.
На этот раз он отличался от предыдущего. Тонкий и пронзительный, он мог означать что угодно. Триумф, поражение, боль. Крик смерти, изданный не жертвой, а убийцей.
Снова стало тихо. Кругом стояла неподвижная и непроглядная тьма. Остров высился в ней, подобно закрытому улью, скрывавшему происходящее внутри него.
Затем в проеме неожиданно, как привидение, появился, видимо, главный из них и поднялся по ступеням. Вслед за ним потянулись остальные. Двигались они медленно и плавно, образуя группы и расходясь, пока не встали в два ряда около изваяний.
Страница 53 из 141
Опять тишина. Предводитель вознес руки, и будто по сигналу из-за холма показалась белая и блестящая, как сталь клинка, луна.
Он издал третий крик, несомненно, крик победного приветствия. Протянутые высоко над головой руки как бы символизировали приношение небу.
Толпа ответила ему разноголосыми криками. Когда луна полностью вышла из-за холма, жрец опустил руки и повернулся. То, что он предлагал божеству, он протягивал теперь его поклонникам. Толпа сомкнулась. Эта сцена настолько захватила меня, что я забыл о береге и не заметил, что туман сгустился, закрыв каменную насыпь. Мои глаза различали в темноте белые фигуры людей, почти сливавшиеся с клубящимся и возносящимся туманом.
Теперь я осознал, что виденное происходило на самом деле. Собравшиеся расходились по двое, по трое, молчаливо проходя по насыпи и направляясь к лодкам. Тени, отбрасываемые камнями в лунном свете, нехотя отпускали их.
Не имею представления, сколько все это продолжалось. Я был заворожен. В себя пришел оттого, что немного закоченел. Я встряхнулся по-собачьи и попятился под прикрытие деревьев. Волнение покинуло меня, не тревожа более душу и тело. Чувство опустошенности и стыда. Я смутно понимал происшедшее. Это была не та сила, которой мне выпадало обладать и пользоваться, и не ощущение, появившееся после ее исчезновения. Тогда я оставался легким, свободным и острым, как заточенный нож. Теперь же я ощущал пустоту, состояние вылизанного дочиста горшка, где задержался лишь запах.
Я наклонился, преодолевая сопротивление затекших сухожилий, и сорвал сырой травы, чтобы почиститься. Росой, выпавшей в тумане, умыл лицо. Мне вспомнился Галапас, святой источник и длинный рог для питья. Я вытер руки о подкладку накидки, набросил ее на себя и вернулся на свой наблюдательный пункт. Залив был усеян точками уплывающих лодок. Остров опустел. К насыпи приближалась одинокая высокая фигура в белом. Она то исчезала в тумане, то появлялась вновь. Приблизившись, человек задержался в тени последнего изваяния и исчез из виду.
Я подождал, испытывая лишь усталость и желая напиться чистой воды и оказаться в своей теплой и тихой комнате. В воздухе не пахло волшебством. Ночь была безвкусна, как старое кислое вино. Через какое-то время он снова показался в лунном свете на дороге. Теперь он был одет в темное. Белую одежду он нес в руке.
Последняя лодка превратилась в пятнышко и исчезла в ночи. Одинокий человек быстро шел по дороге. Я выступил из леса встретить его.
Первой шла Газель. Вокруг ипподрома бушевала метель, но мощные рефлекторы рассеивали сумерки и освещали происходящее не хуже чем в яркий летний день. Газель неслась великолепной ровной рысью, вздымая клубы серебристой поземки, и вскоре вырвалась на полкруга вперед. На последнем круге от отставшей группы отделилась Гекла, так они и мчались к финишу — впереди, с отрывом в несколько десятков метров, Газель, за нею Гекла, а дальше, сбившись в кучу, уже все остальные неудачники.
Зрелище поистине незабываемое!
Мы с Михалом стояли, чуть не выдавливая лбами стекло, позабыв обо всем на свете, не веря собственным глазам.
— Ну, теперь-то они, надеюсь, не сбойнут, — дрожащим голосом простонал Михал.
— Сплюнь! — нервно бросила я ему.
И вот Газель пересекла финишную черту. За нею, спустя несколько секунд, Гекла. Наша пара! Первый парный забег, который мы угадали на рысаках!
— Чудо, — благоговейно выдохнул Михал. — Случилось чудо!
Я была того же мнения.
— А мне казалось, что ее на все круги не хватит, — умиленно призналась я, в полном восторге от триумфа нашей Газели. — Это же надо, сразу оторваться на два километра, да так до финиша и продержаться!
— А тот придурок еще утверждал, что гиблое дело — ставить на рысаков, — заметил Михал с самодовольством и презрением опытного игрока. Замечание адресовалось нашему знакомому наставнику, матерому тотошнику. — И вот поди ж ты! Может, она просто любит такую погоду?
Мы к тому времени уже успели кое-что просадить. Самую малость, потому как перепадали нам и неожиданные выигрыши, да и ставили мы на простой одинар. Поставить на парный сподобились впервые, и вот — такое везение!
Эту нашу страсть мы всеми правдами и неправдами скрывали от Алиции, поскольку относилась она к ней крайне неодобрительно. К счастью, Алиция тогда как раз вплотную заинтересовалась Гуннаром, и квартира на площади Святой Анны все чаще оказывалась в полном нашем распоряжении.
Происходила этакая своеобразная рокировка. Михал вообще-то снимал комнату в пансионате на пару с приятелем, но к тому надолго наезжала невеста, и тогда Михал перебирался к нам. Алиция не прочь была под любым предлогом погостить у Гуннара, так что все складывалось наилучшим образом — под кровом нашего благодетеля всегда ютилось неизменное число жильцов.
О своих матримониальных планах Алиция пока не распространялась по той простой причине, что и сама еще окончательного решения не приняла. Не могла она вот так, сразу, избавиться от застарелых предубеждений насчет супружеских уз, несмотря на все неоспоримые достоинства Гуннара. К тому же в Польше остался Збышек, мысль о котором терзала ей печень наподобие пресловутого орла и которого она по телефону пыталась осторожно подготовить к вероятному удару. Словом, она прикладывала массу сил и тратила кучу времени, только чтобы ничего так и не сделать и не дать конкретного ответа.
— Тебе бы лучше на что-то уже решиться, — увещевала я ее. — А то в конце концов Гуннару все это осточертеет, да и Збышек, сообразив, откуда ветер дует, постарается выбить клин клином.
— У Гуннара терпения хватит, они тут привыкли все делать неторопливо, — хладнокровно парировала Алиция. — А сама-то ты как считаешь? Что мне выбрать?
— А черт тебя знает. Могу посоветовать попробовать метод от противного. От обратного то есть. Представь себе, что ты не выходишь за Гуннара, а расстаешься с ним навеки. Что тогда?
— Исключено, — отрезала Алиция с суровой непреклонностью.
Вот так была наконец определена судьба Гуннара. Зато мне теперь приходилось прилагать титанические усилия, чтобы скрыть его причастность к долгим отлучкам Алиции. Я путалась в объяснениях и именах подруг, у которых она якобы гостит. К счастью, Михал чрезмерной наблюдательностью не страдал и имен тоже не помнил, так что вранье худо-бедно сходило мне с рук.
Наша скрытность имела и еще одно последствие, довольно забавное. Ни о чем не подозревавший Михал обзывал будущего жениха «наш старичок с ноготок», поскольку тот был на два десятка лет старше и на пару сантиметров ниже, да и вообще отпускал по адресу Гуннара всякие двусмысленные реплики.
— Наш старичок с ноготок, вскормленный на капиталистическом томатном соке, по части спортивной формы любого юнца за пояс заткнет, — с черной завистью заметил он как-то, когда мы осматривали окрестности замка в Хиллероде. — Такая прыть не по мне, я из военного поколения недокормышей.
И категорически отказался полюбоваться замком еще и с задней стороны. Порою он сыпал своими простодушными перлами по адресу Гуннара как из рога изобилия, доводя нас до колик. Но однажды Алиция решила наконец рассекретиться и устроить в польско-датском доме нашей подруги Аниты что-то вроде помолвки. Михала включили в число приглашенных, а мне выпала честь огласить радостную причину.
Я встретила его на улице, и долго скрываемая тайна наконец-то вырвалась из меня.
— Михал, мы с тобой приглашены в воскресенье к Аните на помолвку, — на одном дыхании выпалила я.
— А на чью? — спросил Михал без особого интереса. — Насколько мне известно, Анита уже замужем.
— Алиции с Гуннаром.
Михал какое-то время молчал, потом переспросил преувеличенно вежливо:
— Прости, не могла бы ты повторить поотчетливее?
— Могу! Алиция обручается с Гуннаром. Точнее говоря, они обручены уже давно, но в воскресенье состоится официальное оглашение помолвки.
Михал не поверил. И продолжал неистово упорствовать в своем неверии, заявив, что не желает поддаваться на дурацкие провокации и не позволит делать из себя идиота. Пришлось открыть ему глаза на систематические отлучки Алиции и детально ознакомить с ее планами.
— Почему же ты меня не предупредила? — запричитал он, наконец-то поверив. — Не могла меня в бок пихнуть? Старичок с ноготок!.. О господи! Что я там еще нагородил?
— Сомневался, в порядке ли у него мужская атрибутика… — любезно напомнила я ему. Ну, раз уж просит…
— Ох, будь я проклят… И вы смеялись?! Бесстыжие!
До последней минуты, до тоста за здоровье молодой пары, он, похоже, еще надеялся, что над ним просто решили подшутить.
А на следующей неделе Газель и Гекла выиграли тот забег в Шарлоттенлунде.
— Я знала, что в Стране Шарлотты нас ждут сюрпризы, — сказала я Михалу, когда мы вернулись домой. — И вот, выиграли парный! Что-то еще будет!
— Известно что — следующий проиграем, — саркастически бросил Михал.
— Не каркай. В следующий раз выиграем на вифайфе. Если нет везения в Шарлоттенлунде, считай, не повезет нигде. На Праге с этим еще труднее, а Мальмё и вовсе нам не по зубам, туда мы не поедем.
Под Прагой я имела в виду Амагер. Страна Шарлотты, собственно, тоже была нашим неологизмом. В буквальном смысле это название означало «Рощица Шарлотты», но у меня датское «lund» ассоциировалось с английским «land», вот так и возникла Страна Шарлотты. Михал воспринял такой перевод без возражений. Что касается вифайфа, то это наш тройной одинар из Служевца, только изрядно доукомплектованный. В тройном надо угадать первых трех лошадей в трех очередных забегах, тогда как в вифайфе аж пятерку, о чем легко догадаться по названию. Изобретатель был настоящим садистом и знал толк в извращениях.
— Михал, а Газель точно кобыла? — обеспокоенно спросила я.
— «Газель вроде как означает «лещина», — заметил Михал и заглянул в программку. — Вряд ли они могли так напутать, хотя с них станет… Нет, кобыла.
— До сих пор не верится. Обогнать всех в такую погоду! Что за страна! Животные непредсказуемы, а люди не различают пола.
— На этот раз все сходится, чего придираешься? Юнону мы проходили в школе, женское имя, и тут, смотри, — Юно Ллойд, кобыла. Все совпадает.
— Допустим, зато Юно Клинтеби — жеребец. Наверное, для комплекта.
Угадывание по кличкам пола той или иной лошади было делом нелегким и требовало творческого подхода. Особенно если учесть, что в те времена датские сокращения доставляли нам много хлопот и мы на этом деле уже не раз накололись. Однажды в промозглый дождливый день мы пренебрегли Грандессой — решили, что нежная, хрупкая дамочка не пожелает месить грязь в полную силу и сойдет с дистанции. Как бы не так, Грандесса пришла первой, принеся счастливчикам баснословные барыши, к тому же оказалась могучим жеребцом. Зато некоторые из резвых жеребцов, на которых мы возлагали надежды на длинных дистанциях — к ним лошади мужеского пола, как известно, лучше приспособлены, — оказывались самыми настоящими клячами во всех смыслах этого слова. Апофеозом наших проколов была Флоренс.
Лишь горстка мгновений нужна, чтобы завершить путь к цели. Тебе осталось пройти сквозь гулкую тишину чуть больше десятка шагов, но за каждым – множество дней. Слежавшийся снежный пласт лет…
***
Далеко на равнинах осень ещё из последних сил сдерживала приход зимы, иногда балуя людей тёплыми днями, но здесь, в горах, даже долины покрылись снегом. Кто не успел запастись на зиму – будет голодать или пытаться отобрать у более запасливых. Клан Барса приготовился и к холодам, и к нападениям соседей: закрома полны, топоры и копья многочисленных воинов остры, мрачным богам, живущим на недосягаемых вершинах, принесены кровавые жертвы.
Буран бесновался за прочными стенами большого общинного дома, пугая обитателей воем, пытаясь развалить строение, сравнять его с землёй. Однако щели были надёжно законопачены, а звуки, проникавшие сквозь камень, заглушал шум внутри. Спать все расходились под собственный кров, а вот остальное время большей частью проводили вместе.
Трещало пламя в очагах. Женщины в уголке шушукались, смеялись, спрядая состриженную с баранов шерсть в нити, а затем – в одежды. То громче, то тише разносились голоса старших охотников и воинов, вспоминавших былые события и строивших планы на будущее.
Группка ребят вернулась с улицы, где они убирали снег, норовивший завалить двери; они устроилась в углу. Наставник сел так, чтобы видеть всех, и некоторое время молчал, выжидая, когда вокруг станет тише. Постепенно все замолкли, и только двое продолжали пререкаться, споря о своей меткости в стрельбе.
– Будете болтать, как равнинники, станете такими же слабыми, – наконец заметил наставник, и разговор мгновенно погас, как задутый ураганом факел. – О чём вам сегодня рассказать?
– Ты сказал, что равнинники слабые, – подал голос тощий сероглазый мальчишка лет восьми. Его тёмные, как у всех горцев, волосы, были острижены коротко – и всё же сильно растрёпаны. – Но почему мы тогда не завоюем их?
– Хороший вопрос, Арнис, – коротко кивнул учитель. – Нам не нужно жить на равнинах, но боги были бы довольны. Равнинников много, гораздо больше, чем нас, а десяток-другой слабых трусов может победить одного сильного воина. И уж тем более не справится один клан. Многие пробовали ходить вниз за добычей, они и сейчас пробуют, но всегда приходится возвращаться, скрываясь от многочисленного войска, потому что на равнине – не спрячешься, не убежишь.
– А если много кланов? Если все пойдут?
Старший не слишком весело усмехнулся.
– Вожди слишком горды, чтобы кто-то из них подчинился другому.
Мальчик ещё что-то хотел спросить, однако его перебил другой, пониже ростом, но гораздо шире в плечах.
– Эй, Арнис, хватит! Я хочу узнать, как на горных козлов охотиться. Ты тут не один!
– А что, горные козлы – важнее вопроса, почему сильные не могут победить слабых?
Оба с явной неприязнью уставились друг на друга. Наставник некоторое время оценивал противостояние, потом вмешался:
– Успокойтесь, оба! Малор, твой вопрос?..
***
Лето. Тёмный, чуть темнее травы, силуэт скользил по земле. Слабый, чуть громче тишины, шорох выдавал, что это не тень, движимая лучами расшалившихся, подмигивающих звёзд, но часовой стоял слишком далеко, чтобы услышать или заметить. Да и не с этой стороны ждал он угрозы, если вообще ждал её этой тёплой, беззаботной ночью – и тот, кто старательно таился, миновал пост и вскоре добрался до края леса. Там Арнис поднялся и двинулся дальше, скрытый листвой, окутанный много говорившими охотнику запахами и щебетом ночных птиц, то безмятежным, то слегка тревожным.
Всё выше и выше, отталкиваясь сапогами от пружинистой почвы. И вдруг замер, не прыгнув даже, а словно передвинувшись к толстому дереву – мгновенно, неслышно. А мигом позже раздался сердитый рык, затем ещё один, уже ближе. Кусты треснули, и на поляне появился большой медведь, явно рассерженный. Не потревожь его что-то, зверь ночью бы спокойно спал. Он принюхался, но ветер дул в сторону человека, так что тот остался незамеченным – или просто у хозяина леса не было причин нападать. Туша захрустела ветками с другой стороны, и после недолгого ожидания путь вверх был продолжен.
Вскоре подъём стал круче, потом деревья исчезли, не в силах удержаться на голом камне. Повеяло прохладой и сыростью. Человек поёжился, даже приостановился, но затем продолжил движение, и вскоре оказался у Черты.
Мир чётко делился на две части. Первая вокруг, внизу, за спиной: бесплодные скалы, дремлющий в отдалении лес, осыпающиеся камешки, многослойная ткань неба. Вторая – впереди, и о ней нельзя сказать ничего, потому что мир будто срезало белой пеленой. Она не придвигалась постепенно, покачивая размытыми, колеблющимися краями. Нет, этот туман стоял стеной – плотной и непроницаемой. Вот лежит глыба, и в лунном свете видны все трещинки, неторопливо точащие её, видны до середины, а потом камень словно исчезает за гранью. Будто земля, деревья, воздух обрублены.
Черта преграждала путь наверх, в какую сторону ни глянь. Барьер, который можно проломить без усилий – но не безнаказанно. Лезвие топора, разрубающее бытие на две половины – ту, где живут смертные и ту, где за погибельным туманом на вершинах обитают мрачные боги.
Человек постоял немного, собираясь с силами, а потом встряхнулся и резко, будто выброшенный из пращи камень, рванул вперёд, преодолевая оставшиеся шаги… И нос к носу столкнулся с тем, кто из тумана появился.
Это было так внезапно, что он не смог избежать столкновения и, отлетев, упал. Встречный тоже покачнулся, но удержался на ногах – он был заметно крупнее.
– Арнис? – на заросшем густой черной бородой лице вышедшего от изумления поднялись брови. – Что ты здесь делаешь?
– Го… Говорящий с духами? Я… – мальчик был растерян, его недавно собранная в кулак решимость рассыпалась от столкновения. Но старший молча ждал ответа, и в глазах вновь разгорелся упрямый огонёк, Арнис вскинул подбородок и сказал, глядя собеседнику в лицо снизу вверх: – Я хотел пройти через туман к вершинам и увидеть богов.
Нилит, говорящий с духами клана Барса, был ещё молод. Обычно ритуальный посох получали, когда голова уже начинала, если не заканчивала, седеть, но смерть рано настигла учителя, и ученику пришлось занять его место. Впрочем, он показывал себя достойным старика-предшественника.
Мужчина вновь вскинул брови, затем, совершенно без насмешки, произнёс:
– Ого..!
Молчание пролегло между ними, как клок тумана.
– Ты, кончено, знаешь, что сюда ходить и смертельно опасно, и строго запрещено.
– Знаю, но… – мальчик оборвал себя. – Знаю.
– Тогда что же для тебя так важно, что ты решил нарушить запреты, рискнуть, и увидеть самих богов?
Подросток смутился и отвернулся, но Нилит спокойно ждал и, наконец, Арнис выдавил из себя:
– Я хотел спросить, как объединить кланы и покорить равнины. Тогда меня помнили бы в веках!
И снова взрослый не позволил себе насмешки.
– Знаешь, покорить – мало. Некогда такое уже получилось у одного смелого, удачливого вождя. И что же? Ты не слышал его имени, да и я не помню, и саму легенду почти не рассказывают…
– Но почему? – упрямство и решительный порыв наконец оставили подростка, и теперь в широко открывшихся глазах и на всём скуластом лице читались любопытство и удивление. – Ведь это великий подвиг.
– Потому что мало кто хочет хранить память о позорных поражениях. Вождь одолел воинов равнин, наложил на деревни и города тяжёлую дань, и начал приносить жителей в жертвы нашим богам.
Решительный, жестокий огонёк блеснул в зрачках мальчишки.
– Он имел право! Он же был победителем! Мы всегда так делаем, отец говорил, и наставник тоже.
– Победителем? Да, был. Но люди терпели, пока погибали воины, надеясь откупиться и жить дальше. Но почувствовав себя в опасности, восстали все. Их женщины и дети изнежены, не то, что наши, но даже они брали в руки оружие, нападали по ночам. Равнинники, живущие возле гор, позвали на помощь соседей, и те, боясь, что подобная напасть придёт и на их земли, прислали воинов. Общая беда объединила их. Вождь сражался храбро, но… глупо драться против слишком многих врагов. Он потерял почти всех бойцов, оставив кланы, которые пошли за ним, беззащитными. Многие селения захватили соседи. Его имя предали забвению. А вниз с тех пор ходят только по одному клану, и только в набеги. Мало захватить власть, надо её ещё удержать, это куда труднее.
Горевшие в начале рассказа глаза Арниса будто подёрнулись дымкой.
– Я буду думать над твоими словами.
– А пока ты думаешь… Не ходи в туман, ты не найдешь там ответов – только смерть. Он сбивает с пути, ломает разум, а потом останавливает сердце – если заблудившийся человек раньше не найдет смерть, упав со скал.
– А говорящие же ходят, ты вот выжил и вернулся оттуда! – недоверчиво скривил губы мальчик.
– Где не помогут сила, ловкость и ум – часто выручают знания. Говорящие с духами учатся многие годы, долго готовятся, прежде чем пойти впервые… Ведь именно за Чертой мы слышим духов. Но даже для нас это очень опасно. Учитель был опытен и осторожен, и всё же я однажды нашёл его тело в расщелине, выше которой клубился туман, и в мёртвых глазах не было следов рассудка. Опасное занятие… И посвятить в это можно только преемника.
Арнис разочарованно вздохнул.
– Скажи, а ты видел богов?
– Нет, даже мы не заходим так далеко, чтобы приблизиться к вершинам.
– Я пообещаю не ходить больше к Черте, если будешь иногда рассказывать легенды, которые мало кто помнит.
Казалось, теперь он смотрит не на мир, не на собеседника, а вглубь себя.
– Ты нарушил запрет и ещё пытаешься торговаться? – теперь уголок рта говорящего с духами приподнялся немного презрительно.
Арнис удивлённо посмотрел на него:
– Я всё расскажу отцу, и он меня строго накажет. Но задуманное того стоит, и если ты не расскажешь, всё будет зря. Расскажи мне легенды, Нилит! – он на миг запнулся. – Пожалуйста!
На последних словах он не смог удержаться и скорчил умоляющую мину. Нилит усмехнулся.
– Ну, раз так…
***
Твои пальцы впиваются в камень, будто норовят прорасти сквозь него, закрепиться здесь намертво. Но некогда пускать корни, надо хвататься за следующий уступ, чтобы подтянуть тело выше – к вершине скалы, к пронзительной лазури неба.
За спиной пустота, обрывающаяся вниз, туда, где сверстники криками подстёгивают тебя и Малора, который карабкается с другой стороны. Малора, который признаёт только силу и мужество, а из знаний – лишь нужные воину. Малора, говорившего, что ты становишься слабым и трусливым, слишком много думая и расспрашивая говорящего с духами. Малора, не раз доказывавшего свою стойкость, сжимая в руке горящий уголёк – ты, впрочем, тоже делал так. Соперник за первенство среди компании мальчишек, которые уже скоро станут настоящими охотниками, не раз битый и не раз бивший. Ты сам предложил состязание, чтобы раз и навсегда решить вопрос, за кем пойдут остальные.
Клык Мертвеца, угрюмо торчащий подле посёлка, пользуется дурной славой, но в четырнадцать легко бросить вызов вечности, потому что как же будущей вечности обойтись без тебя? Никак. Силы и ловкости хватает, и потому вверх, вверх, прижимаясь к скале и слушая, как завывает, свивая вокруг невидимые петли, ветер, который не может оторвать человека от камня.
Одинокая травинка, поселившаяся здесь, такая же упрямая и цепкая, как ты, щекочет нос, и ты невольно улыбаешься, но только на миг, потому что время улыбок будет потом, когда ты первым окажешься на вершине, а сейчас надо быть собранным. Ещё один участок пути позади, ещё на половину своего роста ближе к цели. А потом трещинка, в которую ты вцепился, внезапно оказывается слишком глубокой. Небольшой выступ, бывший частью Клыка Мертвеца от начала веков, но подточенный дождями и временем, отслаивается и рушится вниз, а ты отчаянно взмахиваешь рукой в воздухе, пытаясь удержать равновесие. Почти удерживаешь, и тут озлобленный неудачами ветер, дождавшись своего мгновения, сильным порывом толкает в грудь, и ты падаешь – прочь от вершины, прочь от неба, отчаянно хватаясь за скалу по пути, но не в силах удержаться. Лишь слегка замедляешь полёт, а вечность насмешливо хохочет в твоей голове, пока удар о землю не гасит сознание всплеском боли.
Арнис пришёл в себя в доме Нилита – говорящие с духами среди прочих знаний передавали и целительские. Прошло два дня после падения. Очень удачного падения – паренёк не погиб, рухнув в кусты у подножия, и всё же при каждом неосторожном движении боль жгучей волной расплёскивалась по телу. Болели сраставшиеся рёбра, ныла сломанная левая нога, зудели синяки и порезы. Неосязаемой, но настоящей болью напоминала о себе изувеченная гордость. Он упал – значит, проиграл. Малор наверняка торжествует, а он… он второй. Побыстрее бы выздороветь, а тогда… что тогда, как исправить положение – Арнис никак не мог придумать. Вынужденная неподвижность размышлять не помогала, угнетая привыкшего к постоянной активности подростка.
Нилит то и дело беседовал с ним, когда бывал свободен: расспрашивал, рассказывал старые легенды, просто обсуждал что-то. Время от времени говорящий с духами пытался осторожно прощупать, как срастается нога и озабоченно хмурился после этого.
Вечер уверенно покорял долину, занимая её отрядами теней окрестных гор. Вверху на западе небо оставалось светлым, но поселение уже тонуло в сумерках. Да ещё и облака, которые для равнинников были недосягаемы, потяжелели, опустились, и ползли с востока, задевая брюхом землю и окутывая всё вокруг зыбкой пеленой – немного похожей на туман за Чертой, но более живой, подвижной и не страшной.
Передвигающийся с трудом Арнис, и его наставник Нилит сидели у входа в жилище говорящего с духами, устроившись на камнях.
– И когда бронированная конница втоптала в пыль соседей, а пехота довершила дело, Малесс стал править огромной империей. Всё же некоторые продолжали бороться против его власти, а лучший враг – мёртвый враг, решил он.
Раньше Арнис одобрил бы такие взгляды – воины в клане Барса, да и в других, рассуждали так же. Но сейчас он слушал задумчиво, наморщив лоб и пытаясь предугадать, что произойдёт дальше. Это была одна из историй о воинах и правителях, почти неизвестных всем, говорящий с духами знал их немало, как и разных других. Какие-то услышал от таких же говорящих, какие-то поведали духи, а некоторые были услышаны от пленников с равнин.
Нилит продолжал:
– Прежние правители и почти все их родственники погибли, но всё же трудно найти и убить каждого, в ком есть хоть капля крови правящего рода. Они поднимали восстания, и некоторые шли за ними, потому что люди Малесса нередко разоряли деревни, заставляя жителей голодать. Им нечего было терять… Долго лилась кровь, полыхали пожары, многие земли обезлюдели, и пришло время, когда солдатам Малесса почти нечего стало грабить, а казна опустела – страна была разорена. Тогда недовольные воины повернули копья против того, за кем шли раньше, и он вынужден был бежать. А империя развалилась на части…
– Можно было поступить умнее. Например, оставить равнинникам немного больше еды, – заметил мальчик.
Они обычно обсуждали подобные истории, предполагая, что мог сделать завоеватель и его враги.
– Жрецы решили, что мертвым еда не пригодится. Чтобы быть сильными – нужно лить кровь.
– Но почему же жрецы мрачных богов говорят только о крови и о силе? – видно было, что Арнис долго не решался задать этот вопрос. Все знали, что жрецы и говорящие с духами не очень любят друг друга. – И почему их слушают больше?
Нилит нахмурился и долго молчал. Прислушался и внимательно посмотрел в сторону кустов, но мимолётный шорох не повторился.
– Потому что немногие стремятся думать. Куда легче и приятнее разделить мир на своих и чужих – и убивать, и сделать из убийства самоцель, отдаться ему полностью, без сомнений, без колебаний. Я готов разговаривать с любым – но слушаешь меня только ты, слушаешь и задаёшь вопросы. Тебе ведь рассказывали, что мы бы всех победили, да их много? А между тем мы прячемся… Вне гор, в чистом поле, бронированные полки армии королевства нас сомнут, если не будет прикрытия из таких же тяжеловооружённых воинов. Просто армия равнинников разболталась за годы бездействия и не успевает вовремя. Но нет, об этом никто не задумывается. Чтобы исправлять слабости, надо их признать. Жрецы им потакают. Мы же хотим понять и ищем знаний. И я хотел сказать… – лицо мужчины застыло, и он на время будто превратился в высеченную из камня человекоподобную фигуру – говорят, равнинники зачем-то ставят такие в своих городах. Потом короткий кивок решительно срезал молчание. – Я ещё молод, но мне нужен ученик и преемник. Все мы смертны… У тебя плохо срослась кость, и ты никогда не сможешь быстро ходить или ловко карабкаться по скалам. Не будешь воином и охотником. Но стать говорящим с духами – очень почётно. Ведь мы можем дать ответы там, где промолчат жрецы, и испугаются воины.
– Нет! – Арнис вскочил, вскрикнул и потерял равновесие, однако оперся о камень, на котором сидел, и не упал, а опустился на землю рядом с ним. – Я буду воином! Во мне нет страха!
– Ты не сможешь, – мягко, но настойчиво повторил Нилит, однако его перебили.
Мальчик подхватил валявшийся рядом булыжник.
– Значит, дело только в ноге? Я сломаю её опять, пока она не срастётся, как следует! – выкрикнул он, и поднял камень над вытянутой левой ногой.
– Подожди, – быстро нагнулся Нилит, и перехватил руку подростка. – Ты же знаешь, как это больно и долго лечится! К тому же что-то может вновь пойти не так.
– Тогда я сделаю это снова. Столько раз, сколько нужно, – выдавил мальчик, хотя лицо его покрыла испарина, и вырвал руку.
Несколько мгновений оба глядели друг другу в глаза, а потом старший сдался.
– Давай, лучше я. По крайней мере, перебью в правильном месте.
Когда они возвращались в жилище, чтобы исполнить своё намерение, шорох, на который обратил внимание Нилит, потом начисто забыв о нём, повторился. Из кустов неподалёку выскользнула фигурка и приникла к стене возле окна. Когда внутри раздался крик, она дёрнулась, и через некоторое время вновь скрылась в ночи…
На следующий день раздался стук в дверь, и Говорящий, перекинувшись несколькими словами, впустил посетителя. К лежанке больного, который снова не мог ходить, подошёл Малор – признанный теперь вожак мальчишек клана. Он посмотрел на бывшего соперника, вынул свой нож и… склонив голову, положил его возле руки Арниса.
– Я слышал и видел, что ты сделал вчера. В тебе совсем нет страха. Ты – первый.
***
Черта двинулась вниз, когда Арнису исполнилось двадцать. Не помогли ни ритуальные танцы, ни множество овец и несколько пленников, принесённые в жертву мрачным богам. То ли они не слышали молитв, то ли не хотели отвечать. Ничего не могли сделать и говорящие с духами.
Как сказал Нилит, туман, где живут духи, соприкасается с разными мирами, в одном из них случилась страшная война, которая уничтожила его, и отголоски катастрофы просачивались сквозь туман. Говорящие, которые часто ходили туда, начинали кашлять кровью, их кожа покрывалась странными ожогами, волосы выпадали. Мало того, от Черты исходил гораздо более сильный холод, чем обычно, и наступавшее лето походило на середину весны.
Оставаться в обжитых местах стало невозможно, и наметившийся исход заставил собраться большой совет кланов.
Вожди и сопровождавшие их лучшие воины собрались возле реки, от которой тянуло не по-летнему студёным ветерком.
– Отсюда одна дорога – вниз, – начал старейший, седовласый и седобородый предводитель клана Орла. – Надо лишь решить, как мы пойдём туда. Это не набег…
Он сделал паузу, давая другим высказаться.
– Мы сомнём равнинников! – выкрикнул косматый, широкоплечий вождь Медведей. – Им придётся уступить место сильным.
– Тебе известно, что мы всегда отступали – сейчас не время прятать правду от себя, – старик не обратил внимания на пробежавший ропот. – На этот раз нам некуда будет уходить – за воинами пойдут женщины и дети, а за спинами у всех – смерть. Равнинников много, и нам нужно объединиться. Нужен вождь, который соберёт всех в один железный кулак и сокрушит врагов. Жрецы и говорящие с духами советуют то же самое.
– Лучше бы они посоветовали, как повернуть туман вспять, – проворчал сероглазый Волк.
– Они не всесильны, – пожал плечами предводитель Орлов. – По их словам, возможно, мы сможем вернуться, но должны пройти годы. Итак…
Обсуждение оказалось шумным и долгим. Каждый хотел стать великим вождём – и никто не горел желанием подчиняться.
Солнце поднималось над белеющими в высоте пиками. Тянуло не по-летнему студёным ветерком, флажки кланов тревожно дрожали на ветру, словно ощущая напряжение момента. Людям же положено было оставаться невозмутимыми и уверенными, но в душе каждого билась тревога.
Их осталось четверо из нескольких десятков. Жилистый парень из Рысей, ровесник Арниса. Горбоносый воин клана Орлов, видевший на несколько зим больше. Самый старший, низкорослый кряжистый Волк. И Арнис.
Голос старейшего из глав кланов был слышен каждому из них и каждому из окруживших луговину.
– У нас есть вожди, жрецы мрачных богов и говорящие с духами. Вожди отобрали лучших из своих людей – тех, кто еще молод, но уже успел прославиться и показал умение вести за собой других. Жрецы мрачных богов, которые любят войну и воинов, подготовили испытания, которые вы прошли – бег, броски копья, умение преодолевать препятствия, поединки. Каждый из вас полон сил, каждый отличный воин и хороший предводитель, каждый может гордиться собой. Но вождём вождей может быть лишь один, и его должна определить мудрость духов. Подвергаясь опасности, говорящие с духами ночью уходили за Черту, чтобы спросить совета, и вот они вернулись. К счастью, достаточно быстро, чтобы болезнь не затронула их. Подойдите сюда.
Арнис и остальные трое приблизились и остановились в нескольких шагах от Орла, за спиной которого стояло трое говорящих с духами. Митар, древний старик, про которого говорили, что он старше всех ныне живущих в горах, незнакомый Арнису сухощавый пожилой мужчина и Нилит. Все трое смотрели бесстрастно.
– Поклянитесь, что примете выбор духов, изгоните зависть из сердца, будете подчиняться вождю вождей и не поднимете на него руку.
Каждый из четверых достал свой нож. Проведя лезвием по пальцу, чтобы потекла кровь, они немного вразнобой принесли клятву. Затем её повторили остальные собравшиеся.
– Ты, – вытянулся пожелтевший от возраста палец предводителя Орлов. – Ты. Арнис выбран духами и будет вождём вождей.
Он надеялся на это, очень надеялся, и всё же не сразу посмел поверить, и лишь после короткого промедления вскинул вверх копьё в ответ на приветственные крики воинов, признававших нового предводителя.
***
Камнепадом скатились горцы на равнину, идя вперёд с отчаянной храбростью людей, которым некуда отступать. И всё же нашествие было подготовлено. Допросив нескольких пленников, Арнис разузнал кое-что о ситуации внизу, и его посланники ушли до нападения, пока объединённая армия, какой ещё не видели горы, только формировалась.
Воины кланов захватили предгорья, в боях сокрушив сопротивление не ожидавших такой атаки гарнизонов, но не тронули никого из перепуганных жителей деревень, не взяв с них ничего, кроме еды в поход.
Наместник короля, увидевший в происходящем шанс возвыситься, принял посланца от предводителя всех кланов, и часть войск провинции присоединилась к захватчикам. Они вместе встретили королевские полки, когда те добралась от центральных земель, и в нескольких сражениях рассеяли противника. Регулярная армия наместника удерживала позиции, а воины гор устраивали засады, фланговые обходы и стремительные атаки.
Соседний правитель, которому Арнис тоже отправил вестника, воспользовался случаем отхватить свой кусок от королевства.
Король был миролюбив и много лет избегал конфликтов, умело ведя дипломатические переговоры. Однако сильная сторона нередко оборачивается слабостью. Государство увязло в политическом болоте, армией занимались мало, солдаты и командиры не имели никакого боевого опыта, а воинская служба не считалась почётной. Мирная страна оказалась не готова к резкому повороту событий. А между тем на захваченных землях жажда славы и отмена значительной части налогов для семей солдат привлекли под чёрные, как ночь в глубоком ущелье, стяги воинства немало местных молодых людей. Горцам же, начавшим роптать о добыче, были обещаны богатства лежавших на пути к столице торговых городов.
И Арнис сдержал слово. Его люди убивали и преследовали солдат, но оставляли в живых селян и горожан, исключая тех, кто поднимал оружие. Таких среди мирных жителей было немного – все уже слышали, что захватчики, обходя в основном бедные районы, грабили богатые кварталы, где жило меньшинство, а бедняки всегда завидовали этому меньшинству. Тем более, что после грабежей следовал кутёж.
Тех, кто мародёрствовал, забирал последнее и излишне зверствовал, вешали – вождь вождей специально позаимствовал палачей у наместника, чтобы не заставлять горцев выполнять эту работу. Воины гор под предводительством верного помощника Малора составляли основу армии, которой командовал Арнис, и которая выросла за счёт сил мятежного наместника и рекрутов.
Он не собирался останавливаться, заняв достаточно земель для кланов. Когда идёшь по раскачивающемуся над пропастью верёвочному мосту, передышку лучше отложить до противоположной стороны пропасти.
Через год после захвата предгорий король открыл вождю вождей ворота столицы в обмен на обещание, что она останется нетронутой. Тогда же Арнис решил отделаться от чрезмерно властолюбивых союзников.
***
…чуть больше десятка шагов в гулкой тишине, последних шагов на пути к цели. Лишь горстка мгновений нужна, чтобы пройти их, последние шаги по тронному залу до конца пути наверх, к славе и власти. Несколько десятков человек вокруг – и всё же так тихо, что слышен был бы полёт мухи, доведись ей пробраться сюда. Но мух нет, а люди молчат и будто даже затаили дыхание.
Ты во дворце, ты уже видел дворцы, но не столь прекрасные, и они обычно носили следы штурма. А это тихое великолепие поражает, кажется чем-то немыслимым воспитанному в горном поселении мальчишке. Хочется ступать на цыпочках и смотреть восторженно, но победителю подобает иное.
Весь в чёрном, под цвет стягов, ты уверенно, неторопливо ступаешь по ковру. Пока ещё не король. А там, впереди, тебя ждёт грузный старик в светлых одеяниях. Старик, по лицу которого разбегаются морщины, отчасти прячась в седой бороде, а голубые глаза смотрят устало. Уже не король, потому что золотой ободок, символ власти – не на голове, а в руках, протянутых вперёд, к тебе.
Осталось подойти и дождаться, когда на голову опустится венец, а в руку ляжет рука. Рука принцессы, которую ты видишь впервые, но это неважно. Для тебя брак придаст черты законности смене власти и остудит особо горячие головы, что ещё остались на плечах. Для отца и дочери – позволит спасти жизни многих подданных. Сейчас ветер удачи на стороне Арниса, и ему быть на вершине, а им падать – и этот, уже не король, старается смягчить падение для королевства, для себя и для дочери.
Разумно, но если во взгляде отца – усталая горечь, то глаза девушки – синий лёд. Лицо, обрамлённое слегка вьющимися длинными волосами цвета спелой пшеницы, хранит заученно-бесстрастное, почти приветливое выражение, как положено на церемониях у равнинников. Но зрачки – горные озёра, промёрзшие до дна в суровую зиму, и под этой толщей где-то на дне или под ним лавой пламенеет ненависть. Не так-то просто контролировать взгляд в двадцать лет, ты знаешь это, тебе самому двадцать один и тебе нет никакого дела до её чувств, когда цель близка.
Не должно быть дела.
Так почему же ты не просто рассматриваешь правильные черты лица, гармонию которых не нарушает слегка вздёрнутый носик, не просто оцениваешь свою будущую королеву? Почему вдруг вглядываешься так жадно и так хочешь – тщетно – увидеть проблеск интереса к себе? Почему сильнее забилось сердце, грозя, кажется, нарушить торжественную тишину? Почему имя Линда звучит как-то особенно?
Когда приходит время, ты сжимаешь её холодную на ощупь ладонь сильнее, чем следовало. На почти неуловимый миг пробегает лёгкая гримаса, и снова – безразличие, лёд, камень, даже ненависть уже не видна…
Золотой венец опускается на голову.
Теперь король.
***
Грандиозный храм мрачных богов быстро рос возле центральной площади столицы. Такие же, только поменьше, строились и в других городах. Стяги нового владыки, как чёрные пантеры, трепетали над дворцом.
Прежний король жил уединённо, часто болел, и Арнис почти не видел своего предшественника, хотя знал, что Линда часто навещает отца.
Соседний правитель оказался жадным и пожелал удержать всё захваченное. Арнис пожал плечами и вычеркнул его из списка союзников, которых следовало отблагодарить. Теперь Малор, который вёл армию, успешно теснил врага к прежним границам королевства, выигрывая сражение за сражением. Часть сил, правда, пришлось развернуть – одна из провинций в предгорье всё же подняла знамя мятежа, и туда стекались теперь недовольные со всей страны. Впрочем, их нашлось не так много, как можно было ожидать. Налоги новый правитель не повысил – на затраты военного времени пошла доля отнятого у прежней аристократии добра, доставшаяся казне. Жадность для властителя сейчас была чревата массовым недовольством. Горцы же, проводившие время в походах, не успели обзавестись привычкой к роскоши.
Да, в государстве сменился правитель, появились новые храмы. Не всем нравился культ мрачных богов. Многие говорили, что уж лучше бы страной правили свои, чем смуглые горцы. Но покуда можно вести привычный образ жизни – люди много раз подумают, стоит ли умирать за былых владык и старых богов, как бы ни были те по сердцу. Тем более, что прежние культы не запрещали. Люди много раз думали – и обычно не желали.
Искавшие смерти, впрочем, находили её быстро – с не успевшими бежать к мятежникам бунтарями Арнис не церемонился.
Советнику Нилиту в кабинет короля разрешалось проходить без предупреждения. Он двигался тихо, но не застал Арниса врасплох ни появлением, ни вопросом. Король поднял глаза от карты и сказал без приветствия:
– Я много размышлял о том, что нас ждёт в будущем. Я постарался не совершить ошибок, что допускали вожди прошлого, и до сих пор всё шло удачно. Но сейчас мне не помешал бы совет, и я хотел бы знать – как меня выбрали духи, что они сказали о том, что ждёт меня?
Нилит смутился, что с ним бывало очень редко, и уставился в сторону. Впрочем, Арнис отлично перенял у него умение ждать, спокойно глядя на собеседника.
– Знаешь… ничего.
– То есть? – взгляд Арниса стал мрачным, он побарабанил пальцами по столу.
– То есть, знаешь, – отбросив смятение, Нилит заговорил напористо, с какой-то отчаянной прямотой, – туман отравлен, и долго скитаться в нём в поисках ответов было глупо. К тому же духи, конечно, мудрые существа. Но ни тебя, ни троих остальных они не знают, да и вообще им не всегда есть дело до наших трудностей. Мы, говорящие с духами, обсудили между собой. Из всех, кто хотел стать вождём вождей, ты единственный, кто много думал, искал знаний и задавался верными вопросами. Остальные пролили бы море ненужной крови, в котором потом утонул бы и наш народ. Мы опасались лишь, что ты не выдержишь более ранней части испытаний, но ты смог. И я считаю, что ты сам хозяин своего будущего. Тебе решать, каким оно станет.
Во время краткого рассказа брови короля сперва поползли вверх, пока не достигли положенного им предела, потом его лицо застыло в неподвижности, и наконец, когда собеседник закончил, он расхохотался.
– Вот вы… мудрецы! Не ждал, не ждал, – наконец произнёс Арнис, помотав головой. – Даже не знаю, что сказать.
– То, что духи не ошиблись, – усмехнулся в бороду Нилит, а затем сменил тему разговора: – А как у тебя… с ней?
– Это уже не твоё дело, советник, – отрезал Арнис, тут же становясь серьёзным. – Давай-ка лучше обсудим вот что: мне доставляют беспокойство жрецы…
Сын у него родился меньше, чем через год. Наследник был частью договора, и королева приходила в общую спальню, верная слову и долгу – и не больше. Ни одного лишнего движения. Покорность, такая холодная, словно лёд поселился не только в глазах, и ни страсть, ни нежность не смогли растопить его. Ощущение было настолько сильным, что Арнису казалось – даже тело её остаётся промёрзшим изнутри, и не в его силах отогреть эту женщину.
Она отказалась от ночных встреч сразу же, как только узнала о беременности, а он не стал настаивать ни тогда, ни после родов. Обладание лишь телом, да и то покорным, но не отвечающим, отнимало у него больше, чем дарило.
Было неожиданно больно, а ещё и странно испытывать такие непривычные чувства.
По обычаям гор, недовольные мужья жён вразумляли, устроив хорошую трёпку, но Арнис уже убедился, что многие обычаи не слишком хороши. Даже с точки зрения разума – в историях Нилита были и рассказы о королеве, отравившей мужа и потом правившей вместо него. Да и без истории – нет, бить Линду король не хотел и не мог.
Не раз он думал объясниться, но не знал, что сказать. Извинения и сожаления? Бессмысленно, тем более что он до сих пор, размышляя над своими действиями, приходил к выводу, что поступил разумно и верно. Хотел славу, власть – и взял их, получив ещё и любимую женщину… но вот тут-то всё оказалось сложнее. Расчёт и умение повелевать многими не могли ему здесь помочь.
Нет, сожаления – пустое дело, а лгать ей не стоило. Слова любви были бы глупы после того, как именно Арнис получил жену. Она покорно несла свою ношу – быть атрибутом его власти. Цветы и подарки не трогали её сердце.
Лишь дважды он заметил в синих глазах хоть что-то, кроме ледяных озёр, при взгляде на мужа.
Впервые – когда стоял на коленях у колыбели сына и смеялся, глядя, как тот шевелит руками, потом осторожно поцеловал крошечные пальчики. Стремительно обернулся на шорох – Линда стояла в дверях, и обращённый на Арниса взгляд был холоден менее обычного.
Во второй раз – в тронном зале. Она часто бывала там, когда правитель вершил государственные дела. Видимо, унаследовала от отца неравнодушие к судьбам подданных. Слушала молча и иногда казалась изваянием, но всё же слушала, хотя присутствие королевы не было обязанностью, за исключением торжественных церемоний.
Жрецы требовали на освящении столичного храма человеческой жертвы, в то время как король настаивал, чтобы жажду мрачных богов удовлетворяли животные.
– Я не позволю резать моих подданных, – бросил Арнис, откинувшись на спинку трона и зная, что за каждым его словом внимательно следят.
– В тюрьмах есть мятежники, ваше величество, – титул всё ещё оставался непривычным для верховного жреца – хмурого, средних лет горца. – Многих из них казнят.
– Казнят, как положено, а не зарежут, как баранов. Как ни странно, для многих есть разница, – усмехнулся король.
– Но обычаи…
– Мы не в горах. Одно дело – казнить за преступление, другое – приносить в жертву. Это неразумно. А Неразумное – можно и нужно менять. Впрочем… если ты или кто-то из вас, – он окинул десяток жрецов взглядом, – готов добровольно принести себя в жертву – совсем другое дело. Нет? Тогда идите.
Жестом он дал понять, что аудиенция окончена, и вот тогда обернулся на Линду – и поймал на её лице нечто, похожее на одобрение. Впрочем, выражение быстро исчезло.
Некоторые жрецы примкнули к сторонникам прежней власти – и, как ни удивительно, приверженцы столь разных взглядов договорились между собой. Малор, очистивший королевство от войск соседнего правителя, оттеснил силы восставших, заперев их в пределах одной провинции – но получил приказ не занимать всю территорию мятежников и вернуться в столицу.
– Почему, Арнис? – наедине в титулах не было нужды. – Я мог бы быстро покончить с ними!
– Знаю. Но зачем? Сейчас недовольным есть, куда бежать. Лучше пусть собираются там, чем сеют смуту по всей стране. Опять же, тюрьмы не будут забиты.
– Но тогда нам придётся всё время держать там войска, постоянные приграничные стычки…
– А нам нужна сильная армия. Что бывает, когда слишком привыкают к миру – показал наш успех. Не держать армию нельзя, а если она не воюет, то слабеет, теряет сноровку, а у солдат и командиров появляется слишком много собственных планов. Да и горцы, сражаясь, остаются самими собой, и заодно опорой трона. Им не на что жаловаться – сейчас у них есть больше, чем было утрачено.
– Тебе виднее, – и Малор снова склонил голову, признавая превосходство друга-соперника, как случилось годы назад. – А ты изменился, Арнис. Когда-то ведь и ты был горцем.
– Я стал королём, – Арнис вздохнул. – И теперь забочусь не только о горцах.
Налаживалась после войн торговля, дела в стране шли в целом неплохо, но у короля их всегда оставалось невпроворот. Правление состояло отнюдь не только из славы и власти, нет – в первую очередь из многих утомительных каждодневных хлопот и решений, но это оказалось интересно, и Арнис мог быть счастлив, если бы не… По ночам, когда в делах наступал перерыв, засыпал он далеко не сразу, думая о Линде. А когда проваливался в сон – королева приходила в видения, стояла и смотрела, не приближаясь, холодная и неподвижная. И когда Арнис касался её, собираясь привлечь к себе, оказывалось, что это статуя, столь хрупкая, что тут же рассыпалась.
Линда давно не оставалась с мужем наедине, хотя днём, на людях, они виделись часто – то во время приёмов и советов, на которые королева ходила регулярно, то проводя время с сыном.
Мальчишка, которого назвали Тамиром, уродился темноволосым и сероглазым, но чертами лица больше напоминал мать. Арнис старался вырывать каждый день немного времени от дел для него – и, конечно, рядом часто бывала Линда.
Иногда ему чудилось, что отношение жены меняется, но стоило присмотреться внимательнее, чтобы убедиться в этом – и он вновь замерзал в ледяных озёрах.
По ночам каждый уходил к себе, а во время встреч они обменивались лишь необходимыми фразами. Король несколько раз заговаривал о делах, о чём-то отвлечённом, о погоде, наконец, но женщина словно не слышала его, и он прекратил попытки. Лишь думал, что дворец, который Арнис не мог даже представить себе в самых смелых мечтах, когда был ещё юн, оставался всё таким же чужим, как и тогда, когда он вошел в него в самый первый раз.
***
Полуденный дворцовый сад тих и пуст. Позже он заполнится людьми и звуками, но сейчас там гуляет королевская семья. Мальчик бегает вокруг беседки, в которой сидит мать, увёртываясь от отца, делающего вид, что очень старается его схватить. Король, королева, принц и тройка стражников на своих постах.
Твоё чувство опасности, казалось, притупившееся, просыпается мгновенно, и ты хватаешь Тамира, который обиженно вскрикивает – но игры кончились. В два прыжка ты оказываешься на пороге беседки, к счастью, каменной и открытой только с одной стороны – этакая маленькая пещерка – и кидаешь мальчика на колени матери. Линда удивлённо распахивает глаза, забыв добавить льда в них, но ты даже не замечаешь этого, потому что уже обернулся и видишь стрелу, вздрагивающую в земле там, где ты и твой наследник были несколько мгновений назад.
Выхватываешь короткий меч – без оружия ты ходить не приучен с детства. Королю не положено носить топор или копьё, к длинному лезвию ты непривычен, а сноровка важнее длины.
Стражники бегут к тебе, клинки наголо, но почему-то ты сразу понимаешь – бегут не для того, чтобы помочь. Ты прячешься от стрел в беседке.
Сейчас ты потеряешь всё, чего добился. Вместе с жизнью.
Вот прыгнуть бы, ударить с наскока, перекатиться, исчезнуть за углом, но тогда останутся без защиты Линда и сын, а сейчас ты между ними и лучником, который – уже понятно – вон там, за деревом.
Может, нужен только ты, они не тронут… королеву и наследника. Заговорщики-то? Смешно.
Зато он сохранит жизнь и власть, потом расправится с врагами. Мало ли красивых женщин, что готовы сидеть на троне и рожать королю детей, не обжигая равнодушием или презрением? Разумно.
Выбрасываешь нелепую, никчёмную мысль и остаёшься, став так, чтобы наверняка перекрыть дорогу стреле туда, вглубь беседки.
Ты зовёшь на помощь, жена тоже кричит, но враги уже рядом, собираются тебя убить. Сверкают мечи, но их трое и они не могут напасть одновременно – вход в беседку слишком узкий. А ещё они мешают лучнику, и это вовсе замечательно. Теперь он не может стрелять.
Где-то во дворце звучит музыка – мирная, спокойная. Уберите её, может, тогда нас услышат?!
Принять удар на гарду, с силой отшвырнуть врага назад – и отмахнуться от удара сбоку. И вот противников остаётся двое, а третий падает, хватаясь за живот, но тут поёт стрела, и больно жалит в руку… но зато не летит дальше, в тех, кто за тобой. А ободрённые враги бросаются вперёд, и ты отбиваешь все их удары левой, успев перехватить выпавший клинок. И выставляешь немного вперёд правое плечо – как приманку, на которую они клюнут. Новый удар, и скрежет металла – вспыхнула боль, когда ты хватаешь за лезвие меч, не давая убрать, и рубишь, калеча врага. Отсечённая рука падает оземь, ртутно сверкает клинок, стрела выбивает каменное крошево прямо в глаза, и ты щуришься, а затем, превозмогая боль, выбив меч из руки мощным ударом, хватаешь за горло врага, и закрывшись его телом от стрел, бьёшь меж доспешных пластин своим коротким клинком.
Кровь хлещет из ран. Перед твоими глазами багровый туман становится гулкою тьмой, Линда кричит, ещё кто-то кричит, приближаясь, свистит ещё одна стрела, и ты, кажется, падаешь, как со скалы в детстве…
Пока король был в беспамятстве, Нилит взял на себя государственные дела, а Малор расследовал заговор. Из храма мрачных богов бежали двое жрецов, включая верховного, но их поймали по дороге. Допрашивал военачальник лично. На эшафот приговорённых пришлось тащить – они не могли стоять на ногах, зато стало известно всё о покушении. Лейтенант дворцовой стражи, из числа горцев, считал, что только кровь людей удовлетворит обитающих в горах покровителей их народа, тем не менее до поры служил верно. И всё же жрец убедил его постоять, наконец, за правую веру. Трое доверенных подчинённых были расставлены в саду, хотя в первую очередь рассчитывали на удачный выстрел – тогда стражникам осталось бы только завершить дело, расправившись с семьёй. Правителем они планировали провозгласить двоюродного брата Арниса, ярого приверженца культа.
Возможно, план бы удался, несмотря на сопротивление короля, но Малор услышал подозрительный шум и подоспел вовремя.
Участники заговора были казнены ещё до того, как король встал на ноги: слишком серьёзными оказались раны и долгим – выздоровление.
Открывая глаза, Арнис почти каждый раз видел над собой озабоченное лицо королевы, и озера её глаз больше не были ледяными, будто наступила, наконец, весна. А однажды ночью, когда он уже достаточно окреп, Линда встала со своего кресла у его постели, решительно заперла дверь и скользнула под одеяло. Провела ладонью по уродливым шрамам.
Она больше не казалась застывшей и холодной.
***
Церемония совершеннолетия принца Тамира подходила к концу. Прозвучали торжественные слова, завершились обряды, стекла с небес, ненадолго расцветив их, краска фейерверков.
Время перемен.
Король стоял в небольшой комнате возле окна, привалившись к стене, и смотрел на одетого по-дорожному Нилита, борода и волосы которого были уже полуседыми.
Время прощаний.
– Всё же уходишь? Мне жаль.
– Черта начала отступать, и туман уже не отравлен, многие решили вернуться домой. Здесь я не слышу голоса духов, и мне всё ещё нужен ученик. Не боишься отпускать нас?
– Не хочу. Но нет, не боюсь. Уже не копья горцев защищают мой трон. Видел флаги?
Нилит кивнул, тоже приблизился к окну. Чёрные пантеры и снежные барсы, тёмные стяги и стяги белые вытягивались по ветру на стенах, окружавших двор. Многие покинули мятежников, многие присмотрелись к правителю и теперь поддерживали его.
Старый король, отец Линды, умер несколько лет назад.
– Думаешь, это нужно?
Арнис усмехнулся, и усмешку подчеркнул и продолжил оставшийся после покушения шрам:
– Иногда символы для людей важнее сути. Если им нужны флаги, чтобы поддержать меня… Да и вообще, кажется, под цветами ночи легче брать, то, что нужно, а удерживать – под белым. Разум диктует цвет знамён.
– Твоему предшественнику белый цвет не помог.
– Я же не снял чёрные, – теперь король оскалился как-то хищно. – Они всегда готовы вернуться. Ошибки не стоит повторять, ни свои, ни чужие.
– Ты старался учесть всё. И всё же ты мог погибнуть.
– Как ни крутись, ни в чём нельзя быть уверенным абсолютно. Иначе жить было бы скучно. Но я уж постараюсь, чтобы возможным неприятностям пришлось потрудиться.
Они помолчали. Сквозь толстые стёкла не проникал шум ещё шедшего снаружи праздника, и тишина сгущалась вокруг обоих. Когда она начала становиться тягостной, Арнис резко сказал:
– Тебе пора. Может, ещё увидимся. Но я туда не пойду, сам знаешь.
Говорящий с духами кивнул, крепко пожал своему ученику, соратнику и королю руку и вышел.
Арнис смотрел ему вслед и жалел, что Малора уже точно не увидит никогда. Место погибшего недавно в одном из сражений полководца занял не менее достойный преемник, но того же места в памяти, в детском соперничестве и последующей дружбе он занять не мог.
Время утрат.
Время перемен.
Время перемен – всегда, каждый день жизни.
Арнис прошёлся по комнате, слегка прихрамывая – место старого перелома всегда болело в плохую погоду.
Ему ещё не стукнуло сорок, и он оставался по-прежнему ловок и силён, и всё же сейчас показалось, что пласт прожитых лет рассыпается лавиной мгновений и дней, проносясь в сознании и засыпая всё внутри снегом, колким и холодным. Погребая всю прошедшую жизнь, засыпая настоящее, гоня вперёд, чтобы по его следам замести всё, что осталось, отодвигая в прошлое его самого…
Как надвигающаяся Черта. Как надвигается туман.
Снаружи послышались лёгкие шаги, и в комнату вошла Линда.
Никто не мог понять по лицу владыки, что творится в его душе, когда он сам не желал этого. Никто – кроме неё. Молча вглядевшись в глаза, королева взяла мужа за исполосованную шрамами руку и подвела к окну. Они оба посмотрели на площадку у фонтана, где принимал поздравления гордый и довольный Тамир, а рядом играли его младшие брат и сестра, близнецы Алрик и Альда.
Арнис обнял жену за плечи и улыбнулся.