В день слушания об опеке Ригальдо трясло. Он злился и нервничал, чувствуя себя, как перед регистрацией своего брака. Из рук все валилось; во время бритья он изрезался, как алкоголик с похмелья, и, чертыхаясь, залеплял раны квасцовым карандашом.
Они с Исли решили не ездить с утра в офис, и, может быть, зря, потому что уже к полудню готовы были лезть на стены от беспокойства. Ригальдо зачем-то принялся двигать диваны в гостиной, затем, весь в сомнениях, оттащил оружейный сейф в подвал. Потом спохватился: случись что, и тот ему ничем не поможет, — вернул сейф в спальню и с маниакальной дотошностью проверил замок и блокирующие тросы на всех своих ружьях.
Исли пришел, посмотрел и обозвал пеликаном в стадии гнездования. Ригальдо не раздумывая послал его нахуй. Исли спокойно ответил, что прямо туда и пойдет. Ригальдо раскаялся, догнал его уже на крыльце и извинился. Исли угукнул и вернулся, а после, на кухне, был застигнут с банкой таблеток.
— Прыгает, — виновато признался он и поморщился, положив ладонь на грудь. — Противно так. Как будто вот-вот выскочит через рот.
Ригальдо молча взял его за запястье, а вторую руку просунул под пиджак, положив кисть сначала вдоль ребер, потом перпендикулярно им — так его учила Клэр. Под рубашкой Исли был очень горячий. Грудная клетка едва заметно отдавала толчками в ладонь. Исли прикрыл глаза и улыбнулся. Ригальдо немного расслабился — бывало и хуже. Под его пальцами пульс Исли медленно успокаивался. Наверное, уже начало действовать лекарство.
А потом Исли посмотрел на часы и сказал:
— Мы уже десять минут как должны были выехать, — и Ригальдо забегал, уже из гаража заорав: «Запри все свои колеса в аптечке!»
Маршрут они распланировали заранее, с учетом пробок, и все равно нервам Ригальдо пришлось тяжело, когда на въезде в город шоссе перегородила фура-рефрижератор. Высунувшись в окно, он сигналил и матерился, слушая ответные выпады в адрес «говнюка на красной машине». Исли сидел рядом довольно безучастно. Ригальдо несколько раз эмоционально призвал его в свидетели, прежде чем осознал, что Исли украдкой поправляет наушник.
— Не понял, — сказал он, не снижая децибел. — Ты что, заткнул уши? Ты меня игнорируешь?
— Ригальдо, — Исли измученно глядел на дорогу. — Я слушаю релаксирующую музыку. Чего и тебе желаю.
Он протянул левую «ракушку». Ригальдо вставил ее в ухо и вытаращил глаза:
— «Раммштайн»?!
— У каждого свои способы релаксации, — Исли сжал губы. Ригальдо положил обе руки на руль, не зная, что и сказать. Однако желание ругаться с другими водителями пропало. Тем более, пробка впереди наконец начала рассасываться.
Когда они подъехали к зданию суда, в его мозгах не осталось ничего, кроме грохочущей музыки и ужаса.
Все слушание он провел как в тумане, поглядывая на профиль Исли на фоне окна. За стеклами дрожал горячий, как адская сковорода, август. Кондиционеры в зале работали, но Ригальдо в своем тонком пиджаке то обливался потом, то снова мерз.
Он даже не сразу понял, почему адвокат вдруг поднялся, а агент по усыновлению складывает бумаги. Оказывается, пока он тупил, все закончилось. Ригальдо смотрел на людей, идущих к дверям, и боялся спросить, а к какому решению, собственно, все пришло.
Кто-то дернул его вверх, заставляя встать на ноги. Он заторможенно повиновался, и тогда его крепко обхватили за шею. Исли наклонился и прижался теплым лбом к его лбу.
— Ригальдо.
Исли выглядел озабоченным, но улыбался, черт возьми, улыбался во весь рот.
— Ну, чего ты так смотришь? Пойдем забирать нашу дочь.
И мир, утонувший в зыбкой августовской жаре, наконец обрел прежнее равновесие и четкость, и в этом новом мире Ригальдо твердо знал, что должен сделать как отец. Он сжал руку Исли, поставил подпись везде, где требовалось, получил у секретаря бумаги и спустился к машине, где достал из багажника детское кресло и пристегнул туда, где оно всегда теперь должно было быть.
В приюте все получилось сумбурно и как-то неловко. Складывая в «Мустанг» вещи Бекки, Ригальдо спиной чувствовал взгляды чужих детей, наблюдающих за ним из окна. И вдруг до него в полной мере дошло, что они с Исли сделали. То, на что у людей в среднем уходит полтора года, они невозможным, нечеловеческим усилием провернули за пять месяцев. Ригальдо отчетливо понимал, что во многом это — благодаря Исли. Его связям, его харизме, его неистребимому и решительному «хочу — значит, смогу». Его собственной дотошности и их общим деньгам. И благодаря Бекки — потому что она оказалась… такая. Их девочка. Бекки Сегундо.
Впору было рисовать ретаблос.
Они неудобно приехали — прямо во время обеда, и теперь Бекки капризничала, отталкивала тарелку и порывалась скорее сбежать. Ригальдо подвис, как «Виста» на приветствии, не в силах выбрать, как поступить. Дилемму решил Исли, показательно съев обед Бекки, к ее полному восторгу, и пообещав как следует накормить ее в кафе. Когда они спустились с крыльца — Бекки ехала у Исли на шее, свесив ноги в новых сандалиях по обе стороны модного галстука — Ригальдо подумал, что впервые за долгое время видит его по-настоящему расслабившимся, помолодевшим и счастливым.
Бекки с трудом дождалась, когда ее усадят в машину. У нее были тысячи вопросов, но начала она с главного:
— А почему вы не в голубых пиджаках? Миз Барбра говорила, что вы приедете за мной голубые!
Ригальдо, съезжающий на дорогу, едва не зацепил приютский мусорный бак. А Исли, как-то странно хрюкнув, обернулся назад и ласково сказал:
— Твоя миз Барбра, должно быть, просто очень любит голубой цвет. А ты какой любишь, детка?
— Оранжевый!
— А я — зеленый, — вздохнул Исли. — А ты, папа Ригальдо?
— Открой таблицу HTML, и я выберу, — огрызнулся Ригальдо. Он был обижен на воспитательницу. Пиздец, никому нельзя доверять, а еще казалась адекватным человеком. — Бекки, скажи, она еще что-нибудь про нас говорила?
— Что вы наиграетесь в куклу через полгода. Папа, а кукла большая? А чья она?
— Кукол у тебя будет несколько, — спокойно сказал Исли. — Сама дома увидишь. Миз Барбра просто завидует. Ей ничего такого не перепадет.
— Да, черта с два мы наиграемся, — согласился Ригальдо, вызвав хихиканье с заднего сидения. — Слышишь, котенок?..
— Да, папа.
— Ну, а теперь, — вмешался Исли, — я предлагаю поехать гулять.
Он потащил их в кафе, в парк и на аттракционы, и, разумеется, замучил развлечениями и ребенка, и себя. Ригальдо не протестовал, понимая, что это тоже альтернативная релаксация, вроде «Раммштайна». В кафе он сидел, наблюдая, как Бекки ковыряется в десерте, и чувствовал одновременно и облегчение, и усталость — видимо, тоже пошел откат. А вскоре они с Исли словили свой второй родительский диссонанс, тоскливо глядя на табличку «для леди», раздумывая о том, сколько опасностей притаилось там, куда они не могли войти. Исли, судя по задумчивому блеску в глазах, уже оглядывался в поисках подходящей «леди», которой мог бы ненавязчиво навязать свое дитя. Тут Бекки, с интересом наблюдающая за их метаниями, снисходительно сказала: «Ах, папы!..», — слезла со стула и скрылась за дверью. Она отсутствовала не больше пяти минут, но за это время Ригальдо успел поразмыслить о многом.
— А ведь когда-нибудь она пойдет с мальчиком на вечеринку, — негромко сказал Исли. Ригальдо покосился на него и понял, что думают они примерно в одном ключе.