Эти дурацкие мысли не отпускали его уже несколько дней. Волей-неволей Исли начинал думать, что Ригальдо, похоже, задался целью последовательно извести между ними весь секс.
Исли довольно долго ничего не тревожило. Они оба были растворены в своей победе, в ребенке, в чувстве новизны и непривычной нежности. В Исли как будто открылись долго сдерживаемые шлюзы, и эта нежность затопила его, как цунами с акулами — улицы Лос-Анджелеса. Его не напрягало, когда Бекки приходила к ним в комнату ночью и засыпала между ними, ввинчиваясь, как червяк. Исли открыл для себя что-то необыкновенное: лежать, слушая в темноте не одно, а два тихих дыхания. И если Ригальдо сперва то и дело вздрагивал из-за присутствия девочки, то Исли быстро стал спать еще лучше, зная, что она рядом. Если во сне он слишком теснил свою семью к краю кровати, его просто откатывали назад.
Это все было чертовски мило, если было не изрядное «но»: два сильных, здоровых мужика в одном доме и нарастающее сексуальное напряжение.
Одностороннее напряжение, как был вынужден признать Исли, вновь получивший недвусмысленный отказ.
Накануне Ригальдо уже вел себя как-то странно, хоть Исли и попытался наладить с ним контакт. В этот раз была его очередь укладывать Бекки — он читал ей «Страшно милого волка», «Паддингтона» и «Любопытного Джорджа», пока ее глаза не закрылись. Исли перевернул ее на бок, поправил одеяло и, погасив свет, босиком двинулся в спальню.
Было темно, но когда дверь распахнулась, он уловил бледный лучик света у подушки. Ригальдо читал под одеялом, как подросток.
Исли неторопливо разделся, на ощупь развесил одежду, демонстративно облачился в пижаму. Подергал дверь несколько раз, убеждаясь, что та заперта. И с головой нырнул под одеяло, будто в глубокую и темную нору.
Свет телефона погас. Ригальдо, вытянувшийся на животе, замер. А Исли, проведя ладонями по его ногам от лодыжек до бедер, вслепую навалился и мягко прихватил кожу зубами, прямо через пижаму.
Ригальдо дернулся, как ужаленный.
— Блядь, что ты делаешь-то!
— Ты должен был сказать, как кролик из книжки: «Пожалуйста, не ешь меня!» — процитировал Исли. — А я ответил бы: «Извини, но у меня дома голодные волчата!»
Он подтянулся выше и плюхнулся на Ригальдо, придавив его к постели, и выразительно прижался бедрами к укушенной заднице. Мгновенно окрепший член втерся между ягодиц. Исли поерзал, чувствуя, как тепло тела под ним парализует его волю. Ригальдо напрягся, пытаясь его сбросить, и зашипел:
— Скотина, вообще-то я мирно сплю здесь!
— Не спишь. Ты читал, я все видел, — пробормотал Исли ему в шею и крепко поцеловал. — «А теперь объясни, почему я не должен тебя есть!»
Ригальдо брыкнулся, но добился только того, что Исли коленями развел его ноги. Но ах, на них все еще были эти уебищные пижамные штаны. Исли снова поцеловал Ригальдо в шею и потянул их с его бедер.
И получил локтем в правый бок так, что заискрило в глаза.
Загорелся ночник. Ригальдо смотрел на него, обняв подушку — до странности несчастный, раскрасневшийся и очень сердитый.
— Исли, ты меня, конечно, извини, — сказал он свистящим шепотом. — Но я спал. Ты меня разбудил. Я не хочу играть в «Страшно милого волка», я прошу дать мне выспаться. Почему непременно надо устраивать шум по ночам.
— Раньше тебе это нравилось, — ровно сказал Исли. — Ну, как знаешь.
Ригальдо помедлил и выключил ночник. Видимо, сон не шел к нему, потому что он ерзал и ворочался, и наконец буркнул из темноты:
— Если тебе не спится, своди Бекки в туалет.
И Исли так и поступил, а когда вернулся в спальню, то обнаружил, что его муж навертел между ними баррикаду из одеял.
И понеслось — отмазки посыпались, как монеты из дырявого кошелька. «Иди, я еще почитаю», «Давай лучше фильм посмотрим», «У меня тут еще непроверенные ресторанные счета». Исли не мог не видеть: Ригальдо от него дистанцировался. Попытки заигрывать, зажимать в дверях, пока ребенок не видит, теперь могли вызвать реакцию от трупного окоченения до агрессивно-сдавленного «Да-что-ты-делаешь-блядь!»
Да черт, он даже перестал переодеваться в присутствии Исли. Тот не мог вспомнить, когда в последний раз ему удавалось застать Ригальдо врасплох. Он выходил из спальни в шесть утра, почесывая грудь под проклятущей пижамой — а там гладковыбритый и собранный Ригальдо уже невозмутимо делал сэндвичи. Один раз Исли так его прямо и спросил: «Кто ты и куда ты дел моего мужа?» Ригальдо смутился, неловко отшутился в ответ.
Исли бы заподозрил, что они в ссоре — но нет, во всем, что не касалось секса, Ригальдо сейчас вел себя удивительно адекватно. Он с удовольствием трепался о чем угодно, смотрел с Исли фильмы, часто звонил в течение дня. Он даже не разозлился, когда Исли спонтанно выложил в «Инстаграм» фото — маленькие резиновые сапоги на мокрой, усыпанной хвоей веранде, стоящие между двумя парами мужских ботинок, и поставил хэштеги «семья», «адопция», «дочь». Снимок хайпанул — Исли даже не знал, что на него подписано столько народа. Их неожиданно горячо поздравляли в комментариях. Ригальдо простил ему это публичное заявление — ребенок стал частью их жизни, не было смысла и дальше его прятать — но феерию в комментариях читал, прикрыв лицо. Апофеоз наступил, когда позвонила Сара и выпалила: «Ты же говорил, что терпеть не можешь детей! Дай знак, если тебя удерживают силой, я вызову полицию!» Ригальдо ржал, как не в себе, уронив голову на плечо Исли, и впервые за несколько дней позволил себя обнять. Но стоило положить руку ему на колено, и он тут же одеревенел, как треклятое бревно.
–… вам приглашение из Фонда развития промышленности, — сообщила Люсиэла, глядя на него сверху вниз. — И вы не притронулись к кофе. Этот уже остыл, сделать новый?..
Исли стряхнул с себя оцепенение. Надо же, расстрадался у костра. Даже не заметил, как Люсиэла поставила перед ним чашку. Скоро приедет Ригальдо, будет проталкивать свои завоевательные планы.
— Не надо кофе, — он вскрыл конверт, присланный из Фонда. — Давайте работать.
А с недоебом он разберется как-нибудь потом.