Город Поющих Стекло рассыпал острые блики, озаряя равнину. Мерцали стены, в стеклянной глубине ворочались переливы света. Прозрачные шпили башен едва виднелись на фоне неба. Жители имели плавные черты лиц и кожу с оттенком малахитовой зелени. И каждый почти непрерывно что-то напевал.
Здесь было уютнее, чем у Играющих Камень – я держал путь от них. Басовитые переливы тамошней музыки нагоняли дрожь, и казалось, что сам превращаешься в валун. Формы, которые принимали скалы после таких мелодий, были красивы, но мрачной красотой. Впрочем, не вечному бродяге судить, кто лучше.
Ожидая заката, я размышлял – неужто в давние века не было Рисующих Дерево, Поющих Стекло, Играющих Камень и многих других? Правда ли наши предки не говорили с миром – каждый по своему – а пытались до боли кромсать его тело инструментами, получая нелюбовь в ответ. Действительно так?
Это было давно, так давно, что никто не помнит. Даже я. Может, Лиэ? Но богиня молчит…
В этот миг я ощутил, что тело перестает слушаться. Начинается то, из-за чего пришел сюда, свернул с дороги на пустынный пляж.
Я замер, чуть склонив голову. Медленно поднял взгляд на ослепительный город. Ладони взметнулись к небу; тело изогнулось, гибкое, как лоза, начиная танец. Я почти не осознавал, что делаю, то зависая над
землей, то врастая в нее и еле шевеля пальцами рук. Длинные, веками седеющие волосы послушно взвивались и опадали накатившей на песок волной.
А потом я перестал видеть мир вокруг и ощущать себя – собой. Становился Поющим Стекло – то одним, то другим. Шел домой по улочкам меж фаянсовых зданий; властным жестом заставлял прислушаться учеников; пел, выращивая ажурное прочное кресло. На миг превращался в кого-то, а затем уходил дальше, дальше, дальше…
Танец оборвался в единый миг, заставив рухнуть на песок опустошенным. Каждый из тех, кем я побывал, перестал существовать – рассыпался прахом на глазах изумленных сородичей. Почему они? Не могу сказать. Не знаю, как выбирала богиня. Я всего лишь Танцующий. Танцующий Смерть.
Зато я знал, что будет дальше. Жители потянутся в почти забытый храм повелительницы исцеления и болезней Лиэ, прося милости и наполняя ее силой молитв и веры. О, она умеет напоминать, хотя не в состоянии действовать без посредников.
Если верить легендам, богов было много. Они отзывались на поклонение, даруя в ответ чудеса. А потом люди открыли волшебные дары искусства, его удивительную власть над сущим – и стали творить дивные вещи сами. Те, чьи таланты были сходны, селились вместе. Строили города, где всё или почти всё было из послушного им материала.
Почти все божества оказались забыты, но только почти – и это уже не легенда, а реальность. Лиэ в силе по сей день. У нее есть я и мой дар. Многие тысячи раз и лет проклятый дар, которым она напоминает о себе.
Дребезжащий смех – чей он? Кто здесь? Я повертел головой и понял, что мой собственный. Ты называешь себя Танцующим, Гвейн? Нет, ты марионетка. Кукла, которую тянут за ниточки, заставляя совершать телодвижения, направляя от города к городу. И брезгливо отпускают, дают немного покоя до очередного представления.
– Ты стерва, Лиэ! – прошептал я – кричать не было сил. – Стерва… Отпусти или дай умереть!
Конечно, она не ответила. Да слышала ли? На время я был не нужен, забыт. Все равно никуда не денусь…
Я уже пробовал танцевать собственную смерть – это было лишь смешно. Тонул в море, бросался со скалы и горел – и каждый раз оставался целым и невредимым. Может быть, богиня питала отнятыми жизнями? А возможно, вытягивала за клятву служения, которую принес мальчик с горящими верой глазами?
Неужели я был таким идиотом?! Да! И успел вспомнить данное слово в тысячах проклятий.
Впрочем, не все ли равно, как именно я оставался жив? Лиэ не могла позволить себе потерять единственного Танцующего Смерть. И не было в мире места, где я мог укрыться от нее.
Отзвенели в городе тревогу и молитву фарфоровые колокола, спустился вечер в серых одеждах, а потом его прогнала ночь, окутанная черным балахоном с блестками. Я все смотрел на море, не желая даже шевелиться. Видел, как луна чертит дорожку, уходящую вдаль, на беспокойной воде. Как владычицу ночного неба окружают почтительные звезды, вырисовываются за светилом высокие башни.
Башни? Я вскочил, покрываясь потом. Откуда они там? Огни над вершинами зданий не складывались в привычные очертания, хотя повсюду в небесах властвовали знакомые созвездия. И я подошел к морю, недоверчиво потрогал ногой, шагнул. Тонкая пленка света прогнулась, но удержала. Еще шаг, робкий, затем более уверенный. Я увидел, что стою над водой. По сотканному луной пути удаляется сияющая искорка.
Дорожка стелилась под ноги, шаги почти превратились в бег. А в памяти встал костер у города Лепящих Металл и девочка по другую сторону.
– Ты хороший, дядя Гвейн. Хочешь, расскажу сказку? – спросила она, и я кивнул.
Я знал Эми несколько дней, пока был гостем в доме ее деда.
Детское лицо неожиданно серьезно. Совсем другим оно бывает, когда малышка будит меня по утрам – обливает холодной водой и убегает со смехом. А я изображаю гнев и догоняю ее, старательно позволяя скрыться…
– Дедушка сказал, что надо тебе рассказать. Только знай, истина – вторая сторона легенды, – маленькая заговорщица таинственно блеснула глазами.
Ее дед странный человек, внешне непохожий на широкоплечих, смуглых сородичей. Говорят, что никто не знает, где он появился на свет, и кем
были его родители.
– Луна – не просто светило, она едина во многих мирах. Ибо тот, который знаем мы – не единственный, – девочка продолжала, явно слово в слово повторяя услышанное. – Ночной свет иногда соединяет их, и тогда можно пройти по грани – дороге из лунного серебра. Если, конечно, повезет найти: это бывает редко, и тогда видны чужие города и чужие небеса. По этому пути проводит бегущая звезда. Надо уметь мечтать и верить в невозможное, и еще – должно быть очень нужно. Очень. Вот!
Последнее слово она произнесла весело, словно избавилась от груза.
– А теперь пойдем играть, дядя Гвейн!
Через несколько дней я станцевал ее смерть среди многих.
Звезда убегала, а я догонял – казалось, целую вечность, которая играла со временем в салочки, чтоб я запутался и не ощутил безумную скорость их бега. Тени прямоугольных зданий чужого города приблизились, замерцали лимонно-желтыми точками. А потом обо мне вспомнили.
– Вернись, – тяжело отпечатался в разуме приказ богини.
Я не послушался и тут же ощутил знакомое состояние, чувство куклы, пронзенной насквозь поводком. Мои стремления ничего не значат, только чужой приказ…
Нет. Нитка слишком растянулась, я уже наполовину не во власти Лиэ, оказавшись между мирами. Не заглушенного стремления уйти оказалось достаточно для еще трех шагов, и каждый из них сметал паутину чужой воли, как метла – труд настоящих пауков.
Напряжение сгустилось в воздухе грозовым облаком. Звезды – не чужие, наши – начали странно мерцать, поочередно вспыхивая и возвращаясь к прежнему состоянию. Их свет облачками разноцветного тумана оставался в небе, свиваясь в жгуты. Те, в свою очередь, сплелись в одно целое. И Звездная Плеть богини ожгла ноги – без следа на коже, но оставляя резкие боль и бессилие.
– Вернись!!
Я упал на колени, наблюдая, как отодвигается звезда-проводник. Пополз медленно, очень медленно. Нет обоих миров – лишь я, сияющий мост и хлесткий колючий звездный свет.
Отголосок нового удара разбежался черными трещинами по земле, воде и небу, раскалывая их на кусочки. Все это декорация, рисунок на внутренних стенах хрустального замка, который сыпался осколками. За ним было настоящее: тьма. Она на миг стала всем, спеленав меня, бессильного, как младенец.
Затем мир возродился, хотя что-то в нем непоправимо изменилось. Я не вдруг понял, что, но после поднял голову, тяжелую, как камень. Башни впереди померкли и тут же исчезли. Звезда растворялась, убегая вдаль и отдавая последние силы черноте неба.
Вдруг повлекло обратно. С ужасающей легкостью скользя по мосту к берегу, я продолжал делать движения руками и ногами, словно до сих пор полз, но тщетно. И вот нет никакого моста, нет прямоугольников башен, только мокрый песок под ногами и звенит в ушах хохот Лиэ.
Нет надежды. Чудеса не повторяются, Гвейн. Совсем.
– А теперь танцуй!
Ниточки кукловода дернулись, приводя меня в движение, заставляя красиво и нелепо раскинуть руки и сделать шаг. Другой. Движения были не такими, как всегда, неуклюжими; отчего-то казалось, что я одновременно дергаюсь в подобии танца и ползу, обдирая ладони о лунное сияние.
– Танцуй!
Но я замер неподвижно. Я смог. Смог.
Дикая, адская боль разодрала изнутри, превращая муку в бесконечность, но нити лопнули, и вновь все осыпалось во тьму.
Затем появился сверкающий мост, башни… и звезда рядом. Я полз вперед все это время. Подчиняющая иллюзия – самое страшное из свойств Звездной Плети.
С невероятным удивлением и счастьем коснулся звезды руками. Теплая…
Последний удар зло обрушился на призрачную ткань дорожки. Она повисла обрывками сияния, и я скользнул вниз.
Падая с высоты на каменную мостовую города по ту сторону – я знал, что победил.