Только на следующий день, выйдя около полудня из дому и наткнувшись на очередного лохматого юнца, на сей раз увлеченно созерцающего развешанные по ограде импрессионистские картинки, я заподозрила, что дело тут нечисто. Слишком уж часто путаются у меня под ногами сопляки с перманентными кудрями, одного из них я точно видела дважды, да и физиономия второго вроде бы уже попадалась мне на глаза.
Ясно — за мной следят. Знают, что я добралась до чемодана, заполучила конверт с письмами, и всполошились. Шпиков наверняка набрали среди наркоманов, а расплачиваются за услуги героином…
На всякий случай я прикинула, в чьи бы руки завещать унаследованную информацию, если придется и мне покинуть земную юдоль. В Польше парочка верных людей нашлась бы легко, а в Дании? Подумав, я остановила свой выбор на Аните и, решив ковать железо по-горячему, поперлась к ней на работу.
Я собиралась вытащить ее в кафе и потолковать в спокойной обстановке, но выяснилось, что она только что отлучалась и во второй раз ей уже неудобно. Вообще-то спокойно потолковать можно было и у нее в комнате, там сидел только ее шеф, ни слова не понимавший по-польски. Я пристроилась в кресле у стола, выжидая, когда она закончит разговор по телефону. Но пока ждала, напрочь успела напрочь забыть, зачем явилась.
— Слушай, может, ты вспомнишь… — начала я вместо того, чтобы высказать ей последнюю свою волю, но, не договорив, опять задумалась.
— Я главным образом забываю, — доверительно ответила мне Анита. — А что именно надо вспомнить?
— У него случайно не базедова болезнь?
Анита посмотрела на меня с живейшим участием. Похоже, плод моих размышлений оказался для нее недостаточно зрелым.
— Базедова болезнь есть у многих. Предупреждаю тебя сразу — – всех я не помню.
— Ну ладно, пусть не всех. Припомни одного. Он был у тебя на последней грандиозной попойке, как раз перед помолвкой Алиции. Журналист, ты с ним, кажется, когда-то работала.
Анита наморщила лоб и задумалась.
— Попойку помню! Но на ней толкалось человек двадцать. Большей частью журналисты, со многими я раньше работала. О ком из них речь?
— О самом лупоглазом, — уточнила я без колебаний.
— Самым лупоглазым тогда был Вигго, датчанин, только не журналист, а физик, и с ним я никогда не работала. Хотя не исключено, что со щитовидкой у него не в порядке.
— Нет, датчанин нам не нужен, тем более физик. Выбери самого лупоглазого из польских журналистов.
— Нельзя ли поточнее, кто именно тебя интересует?
— Но ты вообще-то помнишь, кто у тебя тогда был? Ты же всех их знаешь! Пошевели мозгами, он приехал из Польши недели за две до этого.
— Погоди-ка, — оживилась Анита, входя в азарт. — Ты меня заинтриговала. Дай подумать. Две недели, говоришь? Яцек отпадает, он приехал накануне. Стефан тоже, со Стефаном ты знакома. Улановский?
— Как он выглядит?
— Пожилой такой, сидел в углу и трепался с Евой. Приехал из Англии.
— Нет, мне нужен другой.
— Был еще Болек Томчинский! Как увидел накрытый стол, так шары и выкатил. Но он врач.
— Это тот, который весь вечер сладострастно похрюкивал над салатом? Нет, отпадает.
— Тогда остается только Кароль Линце. Но он не лупоглазый!
— Как ты сказала? Линце?
— Да. А что? Подходит?
— Не знаю, Черт, фамилия вроде знакомая, но не пойму, откуда. Линце…
— Может, ты путаешь с Линде? Был толковый словарь Линде. А может, он тебе представился?
— Нет, исключено. Когда представляются, бормочут себе под нос, ничего не разобрать. Я где-то видела эту фамилию написанной. Кто он такой?
— Журналист. Я работала вместе с ним и с Янушем.
— Анита, кончай издеваться! С каким еще Янушем?
— С зятем Алиции, он был моим шефом. Ты должна помнить. Кажется, Кароль Линце его закадычный друг.
«Приятель моего зятя…»
Да, это он. Неудачливый конкурент Зверька из прачечной, второй из двух подозрительных типов, материализованный силой моего воображения. Где мне попадалась на глаза эта фамилия? В Польше? В Дании? Под какой-нибудь статьей?
— Анита, будь милосердной! Скажи, где я могла видеть эту фамилию?!
— Может, в моей записной книжке? — с самаритянским терпением вздохнула Анита. — Я его туда вообще дважды вписала, случайно. А зачем он тебе понадобился?
— Да думаю вот. — Я тоже вздохнула. — Может, это он убил Алицию?
Вообще-то ничего такого я и в мыслях не держала. Просто само по себе выскочило, видно, голова совсем как решето стала.
— Очумела?! — ошалела Анита. — Что ты несешь? Кароль Линце — приличный человек! Полиглот и путешественник! Постоянно в разъездах, имеет выездной паспорт, да у него и времени-то нет на какие-то там убийства!
— Так я ведь не настаиваю, — поспешно согласилась я. — Наверняка у него и алиби есть. Поскольку он все время в разъездах, значит, был где-то в Бразилии или Груйеце…
— В Копенгагене он был! — отрезала Анита. — Как раз в те дни был у меня в гостях, я принимала команду из яхт-клуба, свалились как снег на голову с визитом дружбы, целых одиннадцать человек. Кажется, он с ними и приехал. Планировал задержаться здесь на несколько дней, а потом махнуть в Грецию.
— И махнул? — спросила я с надеждой на отрицательный ответ — очень уж не хотелось отказываться он кандидатуры Кароля Линце на роль убийцы.
— Наверное. Больше я его не видела. Нет, ну взбредет же такое в голову, зачем бы ему убивать Алицию?!
Пришлось признаться, что у меня маниакальный психоз. Вокруг меня эти убийцы прямо кишмя кишат — и здесь, и в Варшаве. Анита восприняла мое откровение с большим сочувствием и с не меньшим интересом, что послужило поводом для всестороннего обсуждения проблемы маниакальных психозов.
— Кстати, о психозе, — спохватилась она. — Генриху позарез нужна большая отвертка. Он уже интересовался, когда ты вернешь инструменты.
— Ох, да хоть сегодня.
— Лучше завтра. Сегодня нас дома не будет. Загляни завтра вечерком, ладно?
Мы договорились на шесть часов, и я покинула стены «Датского радио и телевидения», напрочь позабыв, что явилась сюда с намерением обсудить с Анитой последнюю свою волю. Что бы она там ни толковала, но фамилия Линце не выходила у меня из головы. Где-то я ее видела, под каким-то текстом. Сам ее обладатель меня вовсе не заинтересовал, а вот его фамилия…
Но что делать дальше? Вообще-то полагалось явиться к тому человеку, который ждал от меня вестей, и передать ему хотя бы имена преступников, не вызывающие никаких сомнений, но даже на этот шаг я никак не могла решиться. В итоге я не надумала ничего лучшего, чем позвонить Дьяволу, но мне ответили, что он отбыл в командировку. Только этого не хватало, нашел же время для разъездов! Мне, что ли, тоже рвануть куда подальше? Вернее, самолетом в родное отечество, дома, как известно, и стены помогают.
Вечером в офисе я стала подводить итоги. Требовалось разложить все по полочкам, уяснить для себя неоспоримые факты и уточнить вопросы, на которые еще не нашлось ответов.
Какие-то лица вознамерились сделать бизнес на наркотиках и таки его сделали. Это можно считать установленным фактом. Бизнес заключался в нелегальной доставке из Польши в Данию готового героина. Героин изготовляется из опиума и морфия, а этого добра в Польше навалом. Таможенные службы заточены препятствовать вывозу из страны антиквариата, произведений искусства, бриллиантов, водки и долларов, а также ввозу наркотиков, а не их вывозу, так что такая контрабанда имела все шансы на успех. Из Дании героин переправлялся дальше, в Соединенные Штаты и Швецию.
Чтобы ускорить и облегчить процесс, данная организация воспользовалась официальными каналами, переправляя нелегальный груз в легально экспортируемых продуктах. Возможно, магазин, который принадлежит сыну того плешивого недомерка, специально используют для этой цели. Возможно, дорогостоящая пакость прибывает туда не только из Польши, а еще из Франции, с Ближнего и Дальнего Востока — отовсюду, где она только водится. В консервах под видом польских рубцов и прочих бамбуковых супчиков…
Оплата за товар и заключение сделок происходит на ипподроме. Место выбрано идеально! Дважды в неделю на Амагере и в Шарлоттенлунде бывает без малого пол-Копенгагена, множество болельщиков приезжают на автомашинах, они там теснятся, дверца к дверце, бампер к бамперу, между ними снуют разгоряченные тотошники, идеальная обстановка для передачи грузов и денежных расчетов, в такой толчее можно спрятать слона! Хоть на голове стой, никто не обратит внимания. Хочешь — заключай сделки, хочешь — передавай деньги, можешь даже размахивать ими вместо флага,а потом что угодно утверждать и отрицать — мол, знать не знаю человека, с которым только что до хрипоты спорил. Мало ли с кем споришь на тотализаторе, тут уж действительно ничего не замечаешь, на уме одни ставки да рысаки.
Даже самую бдительную в мире полицию вряд ли заинтересует тот факт, что кто-то по дороге на ипподром покупает себе консервы и зашвыривает их в багажник, а потом едет дальше проматывать денежки. Ни одним законодательством это не возбраняется. У них наверняка все организовано так, чтобы опасный товар дольше двух-трех часов в магазине «Specialites des Pays» не залеживался.
Дело невероятно доходное. В нем замешано несколько интересующих меня лиц. Известные мне понаслышке Лаура и Зютек, известный мне понаслышке и вприглядку тип со сломанным носом, прозываемый Петер Ольсен, лично известный мне плешивый недомерок в шляпе и совершенно мне неизвестный Аксель Петерсен. А также играет какую-то свою загадочную роль Лешек Кшижановский, из всей честной компании наиболее мне известный, и я, согласно последней воле Алиции, должна об этом молчать как рыба.
Если дела у почтенной банды и впрямь поставлены на широкую ногу, то в афере задействовано гораздо больше участников, но об остальных приходится только гадать. Скажем, тот очаровательный юноша, выступавший в роли помощника маляра. Кто он такой? Может быть, это и есть сынок Лауры? Принцип семейственности: здесь сын плешивого недомерка, в Польше сын Лауры…
Один раз они попытались использовать для переправки крупного груза яхту Лешека. Груз загадочно исчез, о чем случайно узнала Алиция. Постепенно нечаянный свидетель становился все более опасным, до бандитов это тоже дошло, пусть и не сразу, и они убрали ее, заодно попытавшись отыскать план с координатами пропавшего сокровища. Нашли или нет, я не знаю. Возможно, бумажка с координатами затопленного груза хранилась в тех самых датских красных свечах, искромсанных в труху. По мне так тайник идеальный, разрезать свечу поперек, выдолбить сердцевину, воткнуть клочок бумажки и половинки снова аккуратно слепить под силу любому.
На этом известные факты кончались.
Далее у меня шли сплошь вопросы без ответов. Почему погиб один из матросов Лешека и что майору об этом известно? Кто украл у Аниты шампур и прихватил его с собой в Варшаву? Кто убил Алицию, если Петеру Ольсену раздвоиться все-таки не удалось? И самое главное — что мне, черт подери, делать с Лешеком Кшижановским?
Разбор известных фактов слегка прочистил мою голову, зато нерешенные вопросы снова нагнали туману. Вдобавок припомнилось странное поведение Гуннара. Объясниться с ним, да еще на такую деликатную тему, не представлялось никакой возможности. Гуннар из иностранных языков знал только немецкий, а я, как на грех, французский. Полная нестыковка. Тут как раз вспомнились и путающиеся под ногами бородатые и кудлатые юнцы — этот эскорт душевного равновесия мне не прибавлял. Получалось, что, пока никто ничего точно не знает и самая существенная информация у меня в руках, милиция точит зуб лишь на Петера Ольсена, да и то ничем конкретным не располагает. А преступники не лыком шиты, смекнут, откуда грозит им опасность, и уберут меня, как убрали Алицию. Слишком большая ставка в этой игре, чтобы мелочиться. Из-за своих дурацких колебаний я могу запросто распрощаться с жизнью, а мне она еще не наскучила.
Пока я не приняла решения, надо быть предельно осторожной, но беда в том, что решение, судя по всему, мне не суждено принять никогда. Чем дольше я размышляла, тем больше впадала в панику. Даже огляделась по сторонам, ища что-нибудь, что можно было бы использовать для самозащиты, но на глаза попадались лишь образцы плиток «ластрико» — из цветной керамики, на белом цементе. Оружие не слишком надежное, но в случае чего запущу им злодею в лоб. Я выбрала себе одну такую плитку, бежевую с белым, положила рядом на стол и снова погрузилась в размышления, пагубные для нервов.
Кто еще может быть связан с этой бандой? Кто курсировал между Польшей и Данией? Кто привез шампур? Бестолковый Зверек из прачечной? Таинственный Кароль Линце? Кто-то вообще мне незнакомый?
И снова мысли мои споткнулись на фамилии Линце. Выписанная аршинными буквами, она снова и снова всплывала у меня перед глазами. Где же я ее видела?
Рядом со мной на столе валялся чертежный карандаш. Я взяла его в руки и печатными буквами вывела на плитке «ЛИНЦЕ». Потом чуть помельче, еще раз. Потом еще и еще, меняя шрифты, пока светлый цемент полностью не почернел.
Додуматься ни до чего так и не получилось, и я решила, что утро вечера мудренее. Отправилась спать. Бумаги предусмотрительно прихватила с собой, решив спрятать под матрас, а про исписанную плитку позабыла напрочь. На лестничной площадке было пусто, я спокойно проскользнула в свою дверь.