«…Хочешь, чтобы тебя поняли неправильно — заведи учеников».
Ману Одноглазый,
из неопубликованного.
Когда в ответ на первую, осторожную и пока еще сдержанную волну силы, отправленную в белый свет (нет, не в белый — аметист-бирюза-перламутр) открыто и насовсем, не пришло мгновенного отзеркаливания, Роне чуть не разрыдался от облегчения. Раньше Дайм все время отзеркаливал, на автомате, сразу, пружинисто так, мягко и доброжелательно, но непреклонно. Словно границы ставил, за которые тьме не стоит протягивать свои жадные щупальца. И не важно зачем, хоть брать, хоть отдавать — просто не надо. И все.
Но раньше это были именно щупальца, в том-то и дело! Раньше Роне никогда не отрывал свои стихийные линии от себя насовсем, жалко ему было их от себя отрывать насовсем-то, это же как часть себя оторвать… Причем оторвать и выбросить! Без гарантии что возьмут, что другому это, оторванное действительно нужно!
А вдруг не нужно? Пусть тогда совсем пропадает, что ли?
Ну уж нет! Роне свои стихии не на помойке нашел, каждую капельку силы самолично выстрадал и зубами выгрыз, не может он ими расбрасываться!
Поэтому он просто как бы давал их на время, попользоваться, с возвратом… Ну с подразумеванием такой возможности, если вдруг ненужно. То есть если тебе надо, то бери, конечно… но если не надо, то пусть они лучше при Роне останутся, они ему и самому пригодятся!
Впрочем, не совсем так, тут же даже не в жадности дело… не с Даймом! Роне не стал бы сопротивляться и даже обрадовался бы, если бы светлый решил присвоить часть. Если бы светлый сам отхватил бы, сколько ему надо. Сам. По праву сильного. Это было бы честно. Правильно. По крайней мере, так Роне казалось раньше. Ну ведь и правда, какие тут могут быть еще варианты?
Но, похоже, полковник Магбезопасности хиссов Дюбрайн имел на этот счет собственное мнение, диаметрально противоположное мнению Роне.
Что ж, темные умеют учиться на собственных ошибках. Пришлось, как это дико ни звучало, самому оторвать у себя кусок собственной стихийной силы. И отдать без возможности забрать обратно, даже если ее не примут. Буквально под ноги бросить. Вот так. Глупо. Бессмысленно. Но…
Получилось. Все-таки получилось.
Светлый не устоял.
Да и кто бы устоял на его месте? Честность — лучшее оружие, а Роне был предельно честен: никаких крючков-цеплялок, никакиъх воронок обратного отсоса, никаких возвратно-поступательных (во всяком случае — не здесь!). Никаких персональных ниточек или тянущихся к Роне силовых жгутиков, все обрезано под корень. Эта сила больше ничья, у нее нет хозяина, видишь, светлый? Только черный огонь, только горячая тьма, ласково, безопасно и бескорыстно — бери! Тебе. Твое. Без условий и подвохов. Она будет твоею, светлый. Если возьмешь. Если захочешь.
А главное — сделать это самым краешком, осторожно, даже не в четверть силы, в одну пятнадцатую. Чтобы не напугать, не оттолкнуть, чтобы взял, принял, согласился сделать своей. Ну право же, такая мелочь, было бы о чем говорить…
Принял.
Вот и отлично. Потому что сил сдерживаться совсем нет, давно уже, Роне завис не на пределе даже, далеко за внешней границей предела и держится исключительно силой воли, которой тоже уже как-то почти что и совсем…
Вдох. Выдох. Повторить.
И — раздвинуть последние щиты, заготовленные на потом, все равно они пока не нужны. Раздвинуть, но не убирать далеко: пригодятся… потом.
И — выплеснуть на еще толком не опомнившегося светлого, всего такого раскрытого, не ожидающего подвоха, такого доступного и уязвимого, жадно глотающего воздух широко открытым ртом и только что радостно впитавшего предложенный от чистого сердца ласковый черный огонь… всего себя выплеснуть, наизнанку выворачиваясь — бери! Точно так же открыто и беззащитно, честно, без задних мыслей…
Бери, Дюбрайн, дери тебя семь екаев! Тебе ведь наверняка хочется, вон как жадно глотаешь воздух, чем сила хуже? Не хуже. Лучше! Вкуснее. Бери все, что у меня есть, до последней капли бери! Всего меня. Не жалко. Я ведь снова все получу, и сторицей, вот уже совсем-совсем скоро… если все будет хорошо… если тебе будет хорошо (а тебе будет хорошо, шисов ты дысс, уж Роне постарается!)… если ты возьмешь… если не будет зеркалки, вежливой беспощадной зеркалки, дери ее семьдесят семь екаев…
Зеркалки не было.
Был только Дайм. Очень много Дайма, внутри и снаружи. И вроде бы много, очень много, но… лучше бы внутри еще больше!
Роне всхлипнул и судорожно ударил пятками Дайма под ягодицы, нажал, притискивая и вдавливая еще плотнее, глубже, жарче… И, кажется, поймал нужный угол — волна острейшего удовольствия прокатилась первой горячей судорогой по ногам, до поджатых пальцев и обратно, пробежала острыми мурашками по позвоночнику до макушки, встопорщила волосы, обдала жаром лицо и расплавленными щекотными ручейками стекла по груди и животу к яйцам, чтобы уже оттуда рвануть наверх…
Роне выгнулся и почти встал на борцовский мостик, ударившись затылком о доски пола, но даже не заметив этого. Наслаждение выкручивало его с почти болезненной силой, и от этого было еще более острым, наслаждение невероятной мощи, на всех уровнях, куда там простому физическому оргазму. Он еще успел подумать, что понимает Ману, теперь понимает полностью: от такого невозможно отказаться, даже если секс со светлым и не дает на самом деле никакого единения и никакой свободы… Все равно. Надо быть последним придурком, чтобы отказаться от такого, когда на тебя обрушивается дармовая сила, светлая и темная, вперемешку, и это так сладко, что почти больно…
И в этот миг на него обрушилась сила. Светлая и темная. Вперемешку.
Действительно обрушилась — то, что было раньше, оказалось легким моросящим душем по сравнению с опрокинувшимся океаном. Скрутила, разорвала в клочья все, что еще оставалось от защитных щитов, вывернула наизнанку… оказывается, есть большая разница, сам ты выворачиваешь себя или вот так, со стороны, насильно, грубо, безжалостно… это было так больно. что почти сладко.
Дайм!
Кажется, Роне орал, давясь и захлебываясь этой силой.
Дайм, что ты делаешь… Меня же вычистит таким напором, полностью вычистит, выпотрошит, переломает, перекрутит как фарш в мясорубке и выжмет досуха… Я ничего не смогу удержать, ничего, даже жизненно необходимого минимума, просто чтобы дышать… Дайм, пожалуйста… не надо, пожалуйста, Дайм… что ты делаешь… что…
Да понятно что.
Убивает.