27–31 августа 427 года от н.э.с. (Продолжение)
Солнце быстро упало за горы – раз, и нет его… Сияющая Тайничная башня на Тигровом мысе послужила яхте маяком, когда стемнело. В доме над морем Инду ждал Вотан. Даже тут, в духоте эланской ночи, его куртка была застегнута наглухо. Не то чтобы Инда удивился, но точно не обрадовался.
– У тебя ко мне какое-то дело? – холодно осведомился он, считая, что один вечер в кругу семьи – его законное право.
– Завтра утром начнется ритуал. Так вышло, что я стал тем человеком, который приведёт тебя в тригинтумвират и поднимет на первую ступень посвящения. Я твой официальный рекомендатель. И уполномочен заранее подготовить тебя к ритуалу.
Инда давно предполагал, что третья ступень посвящения Вотана – легенда для Приора Славленской Тайничной башни.
– Я больше сорока часов трясся в поезде, не зная, чем себя занять. Уверен, ты ехал в соседнем вагоне… – проворчал Инда.
– Я не знал, что меня назначат твоим рекомендателем. Кроме того, есть кое-что, о чем ты имеешь право узнать только накануне ритуала. Некоторая информация, недоступная второй ступени.
– Хорошо, поднимемся на верхнюю террасу – там нас точно никто не сможет подслушать, – криво усмехнулся Инда. – Ты ужинал?
– Да, спасибо.
– А я нет. Можешь ко мне присоединиться, а можешь беспардонно смотреть мне в рот.
Верхнюю террасу освещал ажурный полог из мелких солнечных камней – этот полог Инда считал произведением искусства и в некотором роде гордился тем, что тот хорошо виден с моря.
– Я давно любовался этой подсветкой, но не знал, что это твой дом, – заметил Вотан, выходя на террасу. – Изнутри не менее впечатляет, чем издалека.
– Спасибо, – кивнул Инда. – Присаживайся. Ты продолжаешь настаивать, что бархатный сезон в Афране не стоит менять на уютную деревеньку в горах?
– Я буду откровенен, тем более что завтра ты всё узнаешь сам. Надо быть самоуверенным болваном, чтобы не эвакуировать людей из Афрана. Можно надеяться, что всё пойдет по плану, но рассчитывать на это было бы глупостью. На разработку этого плана ушло более десятка лет и затрачены огромные деньги, он совершенен, но… Как ты говорил? Три сигмы? Кажется, это называется поправкой на дурака.
– Это называется запасом прочности. Но мне совершенно всё равно, как это называть. Так что же за информацию я должен получить непременно сегодня?
– Тебе не терпится? – улыбнулся Вотан – казалось бы, у него была хорошая улыбка, открывающая ровные белые зубы, и не фальшивая вовсе, но Инде она не нравилась.
Может быть, потому, что при этом из глаз Вотана на Инду продолжал смотреть разъярённый зверь Внерубежья.
– Я ещё надеюсь пожелать сыновьям доброй ночи, я не делал этого больше двух месяцев.
– Ради этого священнодействия мы можем и прерваться на несколько минут. Я никуда не спешу. Но, раз ты настаиваешь, начну. И начну немного издалека. Ты, я знаю, не знаток ортодоксального мистицизма…
– С меня вполне достаточно прикладного, – проворчал Инда.
– Ты, может быть, слышал, что одним из направлений ортодоксального мистицизма является изучение символов и в том числе ритуалов. И я как нейрофизиолог неплохо знаком с влиянием ритуала на человеческий мозг.
– Я думаю, ритуал может сильно повлиять на мозг восторженного юноши, но мне, Вотан, за пятьдесят. И я являюсь официальным советником тригинтумвирата потому, что обладаю редким в Обитаемом мире умом.
– Я не умаляю исключительности твоего ума. Твой ум отличается свободой, у него нет обычных для логика шор. Ты способен предположить невозможное.
Вотан будто читал мысли Инды, он даже произносил те же слова, какими Инда говорил сам с собой. И как шарлатан Изветен немедленно раскусил способы Инды втираться в доверие, так и Инда догадался, что слова и жесты Вотана – это «подстройка».
– И тем не менее, ты мыслишь слишком материально, – продолжал Вотан. – Это не недостаток, это особенность, присущая прикладным мистикам. Я же как раз хочу поговорить о нематериальном. Я знаю, прикладные мистики не считают ортодоксальный мистицизм полноценной наукой, но некоторым критериям научности он всё же соответствует. Так вот, прошу тебя просто поверить мне как специалисту в своей области: ритуал влияет на человеческий мозг. Ты прошёл тридцать восемь посвящений, и каждое из них в той или иной степени тебя изменяло. Считается, что в сторону расширения сознания, его освобождения. Завтра тебе предстоит последний, тридцать девятый ритуал. Полное освобождение. Ты не боишься полного освобождения сознания?
– Смотря от чего, – пожал плечами Инда.
Вотан что-то хотел этим сказать. Передать какую-то информацию, очень важную, а вовсе не напугать ритуалом. В его словах крылся подтекст, подсмысл, которого Инда пока не понимал.
– От шор, Инда. От шор, которые мешают управлять миром. Собственно, я и должен предложить тебе выбор: ты имеешь право отказаться от посвящения. Ритуал изменит тебя, ты перестанешь быть таким, какой ты есть сегодня. Ты получишь полное освобождение. Полное.
– Ты говоришь так, будто мне предстоит лоботомия.
– Это недалеко от истины.
– Но ты сам выбрал полное освобождение, не так ли? – Инда пристально посмотрел Вотану в глаза, в которых на этот раз был ледяной холод.
И Инда отчасти понял, на что намекает мозговед: ритуал влияет на человека не в силу своих волшебных свойств – в нём принимают участие такие специалисты, как Вотан. Он заставил Югру Горена шагнуть в ковш с расплавленным металлом, что уж говорить о каких-то «шорах», мешающих управлять миром.
– Да, но это был осознанный выбор.
– А были такие, кто отказался?
– Да. Были и такие. Например, Приор Славленской Тайничной башни. – Вотан посмотрел на Инду более пристально, чем того требовал ответ.
Намекал. Снова на что-то намекал.
– Я не знал, что ему предлагали первую ступень…
– Об этом не принято распространяться.
И тут Инда вспомнил: «А ты мог бы убить ребёнка? Тогда ты действительно готов управлять миром».
– Скажи, ты сейчас объясняешь мне это по обязанности рекомендателя?
– Разумеется, каждому кандидату перед ритуалом предлагают выбор. Отсутствие «шор» – входной билет в мир богов, стоящих над богами…
Именно отсутствие шор позволило децемвирату принять решение о разрушении Славлены. А вовсе не любовь к Афрану, его древним храмам и истории… А Вотан ведь ушёл от прямого ответа… Не сказал ни да, ни нет.
– К сожалению, я, как твой рекомендатель, буду принимать участие в проведении ритуала в несколько иной роли, нежели обычно…
О, а вот это уже понятный намек! Даже слишком.
Не Вотан проведёт «лоботомию», а какой-то другой мозговед. Инде показалось, что Вотан расписывается в своей невозможности что-то изменить. И теперь его разглагольствования выглядели как предупреждение об опасности.
Ещё два месяца назад Инда желал этого посвящения, но жажда с каждым днём становилась всё слабее. А предупреждение мозговеда и вовсе свело её на нет.
И Инда уже подумывал о том, что завтра сможет посадить семью на поезд и с чистой совестью вернуться в Славлену.
– У тебя есть ночь, чтобы принять решение, – продолжил Вотан слишком поспешно – будто не хотел дать Инде возможности отказаться немедленно. – А сейчас я расскажу тебе о том, как будет проходить ритуал.
Его голос баюкал и будто бы гладил по голове: волны необыкновенно приятного тепла лились по телу, а слова ложились в память сами собой, без осознания, анализа. Как заклинание. Инда чувствовал себя котом, которому чешут за ушком…
Инда проснулся среди ночи, от духоты, к которой так и не привык за десять лет жизни в Афране. Чарна, прекрасная, как богиня древней Элании, лежала на боку – в отсветах ажурного полога, пробившихся в окно; блестел шелк сползшей с её тела простыни, будто нарочно сдрапированный так, чтобы с него можно было писать классическое полотно.
«Чего тебе не хватает, Хладан? – спросил Инда самого себя. – Прекрасный дом над морем, красавица-жена, хорошие дети. Завтра ты поднимешься на головокружительную высоту – власти, знания, богатства. Что еще тебе нужно?»
Мысль о том, что Приор Северской Тайничной башни отказался от первой ступени посвящения, не дала уснуть. Как он тогда спросил? Можешь ли ты убить ребёнка?
Нет, в его голосе не было сарказма, когда он сказал: «Тогда ты действительно готов управлять миром».
Нет, не сарказм – он будто завидовал Инде, будто признавал за ним первенство. Инда не хотел избавляться от шор, мешающих управлять миром. Он не рвался к власти – только к знанию.
Но даже ради этого знания не готов был стать другим, он хотел остаться самим собой, иначе знание, к которому он стремится любой ценой, ему просто не понадобится.
В дневниках мальчишки-философа, которому лишь предстояло стать сказочником, Инда нашел много сентиментальных глупостей, мешающих управлять миром. Не эти ли глупости сделали его богом? Айда Очен был уверен, что «человеческий ум, логика, способность мыслить абстрактно побеждают бездумный инстинкт примитивного животного».
И в эту минуту Инда со всей очевидностью понял, что не напрасно сомневался в этом утверждении: не ум, не логика, не умение мыслить абстрактно, а человеческая мораль, способность к эмпатии – вот что возвращает человеку человеческий облик. Ненависть превращает человека в змея, а человечность способна превратить змея в человека.
И не только: она позволяет держать ненависть в узде, ту страшную нечеловеческую ненависть, которую Инда не раз видел в глазах сказочника. Он уснул, лишь когда принял окончательное решение отказаться от посвящения.
27–31 августа 427 года от н.э.с.. Продолжение
* * *
Граду Горена не вернули в Надельное ни на следующий день, ни через два дня, ни через три.
Йера подозревал самое худшее, но в присутствии Звонки говорить об этом с магнетизёром опасался. Та не плакала, но была растеряна, будто не знала, что предпринять. Йера пробовал обратиться в клинику доктора Грачена от имени думской комиссии, но телеграфом ему не ответили, и он отправился туда лично.
В справочном бюро сказали, что пациента по фамилии Горен в клинике нет, но Йера вспомнил, что в прошлый раз, по словам Грады, он лежал во флигеле.
Отдельно стоящих зданий на территории клиники было несколько, Йера долго бродил между ними, обнаруживая вместо нужного отделения то кухню, то прачечную, то котельную. Но в итоге нашел-таки небольшой корпус с красивой башенкой, на дверях которого не было ни табличек, ни надписей, ни звонка.
На стук дверь открыли нескоро: Йера уже собирался развернуться и уйти, когда на пороге появился зевающий врач с недовольным лицом. Однако он узнал Йеру, и недовольство его сменилось нарочито вежливой гримасой.
– Здравствуйте, судья Йелен. Не стойте на пороге, проходите сюда.
Йера удивился и вошел вслед за врачом в помещение приемного покоя. Во флигеле было удивительно бело, но вовсе не надоедливой больничной белизной: лепнина на потолке, вычурные профили оконных рам и филенчатые двери, ниши в стенах и пилястры создавали мягкие тени, отчего белизна не слепила глаза.
Чудотворы богаты, даже в психиатрической клинике им принадлежит лучший корпус…
– Присаживайтесь, – кивнул врач. – Что привело вас к нам, судья?
Йера подумал вдруг, что чудотворы давно его тут поджидали, чтобы задержать под предлогом опасной для общества душевной болезни, а он по глупости сам пришел к ним в руки. И теперь его ни за что не выпустят отсюда…
– Я точно знаю, что в клинику три дня назад привезли некоего Граду Горена, в судьбе которого я принимаю участие. Я хотел справиться о его здоровье, – оглядываясь, ответил Йера.
И почти не сомневался, что врач станет отрицать факт того, что Горен в клинике.
– В таком случае у меня не очень хорошие новости, судья. – Врач вздохнул.
Йера сначала удивился ответу: если чудотворы не скрывают присутствие здесь Горена, то зачем спрашивать о целях визита Йеры? И только потом испугался.
– Нет-нет, Града Горен жив, – поспешил продолжить чудотвор. – Он перенёс апоплексический удар, и жизнь его всё ещё в опасности. Но за ним наблюдают лучшие врачи Славлены, а потому надежда на выздоровление есть, и немалая.
Йера зажмурился, будто от боли. Инда – негодяй, негодяй! Он знал, что его «опыты» могут плохо закончиться! И не остановил их! Он любой ценой – даже ценой жизни Горена! – хотел узнать, что было в том проклятом письме…
Йера тоже хотел бы это узнать, но не так! Не убивая Граду и не доводя его до удара!
– Я мог бы его навестить? – глухо спросил он, стараясь не выдать отчаяния и ненависти к Инде.
И снова получил неожиданный ответ:
– Не сегодня. Горену нельзя волноваться, мы опасаемся повторного кровотечения, а его сейчас может вызвать даже небольшое повышение давления. Но уверяю: он в надежных руках.
– Когда я могу к нему приехать?
– Я думаю, не раньше, чем через пять дней. Доктор Вотан включил вас в список близких Горену людей, встреча с которыми скажется на нем благотворно.
– А кто ещё включен в этот список, вы могли бы мне сообщить?
– Некто Ждана Изветен, Звонка Деенка, Збрана Горен и Славна Горенка.
– Збрана Горен? – Йера не удержался от удивленного восклицания.
– Это опекун Грады, если я ничего не путаю.
– Збрана Горен пытался убить его отца и, по сути, убил! Появление этого человека, я думаю, приведёт Граду в гораздо большее волнение, чем мое или Изветена! Немедленно сообщите об этом вашему доктору Вотану!