— О господи, — произнес Ригальдо, осторожно по кругу обходя разложенные на ковре схемы. Он даже не снял пальто, и на пол уже нападал снег.
— Это эскиз, — скромно потупился Исли. — Его надо будет перенести на ватман.
— М-да. Не думал, что твоя родословная настолько длинна.
— Не от «Мейфлауэра», конечно. Всего лишь первые поселенцы на северо-западе, Нью-Йорк-Алкай. И среди них Фёрсты-выходцы из Норвегии. И лучшие лесорубы, само собой.
— Так ты норвежец? Вот почему ты такой белобрысый…
— Папа, тебе нравится? — вмешалась Бекки.
Она лежала на ковре на животе.
— Оху… охренеть можно, — Ригальдо изогнул шею, читая наброски Исли. — Я думаю, из всего класса эту родословную переплюнет только мальчик Йицхак. Слушайте, а почему ваше геральдическое древо — пихта Дугласа?
Бекки встревоженно заморгала:
— А это плохо, да?
Исли крепко ухватил Ригальдо за руку и оттеснил к окну:
— Потому что так захотела твоя дочь. Не придирайся. Она каждый день видит из окна сосны, кедры и тсуги. Что еще она могла нарисовать?
— Да я не придираюсь. Пихта — значит пихта, — Ригальдо снял пальто. — А как она отнеслась к тому, что почти все на ее картинке уже умерли?
— Я показал ей в интернете родословную Габсбургов и сказал, что все эти люди тоже уже умерли, но их до сих пор очень уважают.
— О, — Ригальдо помолчал и взглянул на Исли с каким-то новым прищуром. — Ну тогда хорошо. Пошли, оживим еще парочку мертвецов на этой схеме. Мне тоже есть, что добавить со своей стороны.
Через пять минут они сидели на корточках, и Ригальдо чиркал маркером по листу. Бекки воодушевленно вырезала портреты из фотографий, которые Исли пожертвовал из задвинутого на полку семейного архива. Получилось довольно выразительно: от цифровой фотографии к снимкам на пленке, от репортажной съемки девяностых к чинным черно-белым снимкам двадцатых годов.
— А как Фёрсты пережили Депрессию? — внезапно спросил Ригальдо.
— Благодаря Блэкмэнам, — неохотно ответил Исли. — Эти засранцы всегда умели держать нос по ветру.
— Пап, ты сказал!..
— Я знаю. Не надо это повторять, милая.
— Ладно, вернемся на правую сторону пихты, — вздохнул Ригальдо. — Я знаю, что у бабки было еще два брата, а у деда — родственники в Су-Сити. Все они были фермерами. Много-много фермеров. Все, кроме самого первого Сегундо. Он… черт, я надеялся, что это никогда не всплывет.
— Ты вряд ли чем-то удивишь меня, моя радость. Давно хочу узнать о твоем предке с красивой испанской фамилией.
— Маргарет говорила, он был укротителем львов.
Бекки восторженно взвизгнула, а Исли положил маркер:
— Скажи, что это ты сейчас так пошутил.
— Да прямо, — Ригальдо смешно сморщил нос. — Бродячий цирк, уроды, акробаты, шапито… На вторую неделю гастролей в Эймсе лев сдох, и предок с тоски увлекся бурбоном и фермерской дочкой, а когда протрезвел и обнаружил, что женат, цирк уже давно съехал…
— Ты врешь, — уверенно сказал Исли. — Такая история… Ты стопроцентно раскололся бы раньше!
Ригальдо несильно двинул ему под ребро, а Исли в отместку шлепнул его по затылку. Они повалились на ковер, хохоча. Бекки обежала их, оседлала ногу Ригальдо и затеребила его штанину:
— Папа, скажи, что это неправда! Ужасненько льва жалко!
— Конечно, правда, — прорычал он. — Откуда, по-вашему, в почти стопроцентно белом штате мог взяться какой-то Сегундо!..
Пока они так барахтались, на разложенные документы пришел Симба и опустил толстый зад на семейную пихту, выражая глубокое довольство собой.
— Свали, мужик, тебя тут только не хватало, — слегка потрепанный Ригальдо нежно пересадил кота на диван. — Не хотите верить — и не надо. И так родственников хватает.
— А что за предки у тебя со стороны Смита?
— Пусть идут к черту вместе с ним. Я вообще не знаю, зачем ты его распечатал. Не хочу, чтобы он был на этом листе.
Исли покосился на «арт-проект». Он нагуглил довольно ранний снимок «Детей Салема», где Харви Смит, еще не очень спившийся и очень молодой, потрясал лохмами со сцены. Рядом лежала еще не обрезанная фотография Деборы-Эстелы, из тех, которые они привезли из дома Маргарет.
— Потому что тебя не в капусте нашли, моя радость. Уж какой был, такой был. Или ты хочешь выпилить с пихты и Джессику, и Сару?
— Не хочу, — проворчал Ригальдо. — Эти дурочки мои сестры, зачем их выпиливать.
— А без Смита непонятно, откуда они взялись.
— Ладно, хрен с ним, пусть остается.
Некоторое время они сосредоточенно клеили и рисовали, пока, в очередной раз взглянув на лист, Ригальдо замер и произнес:
— А она что здесь делает?!
Исли взглянул на снимок перед ним — и почувствовал, как занемела левая рука, а лицо, наоборот, запылало огнем.
Он быстро встал на ноги, потянув Ригальдо за собой:
— Давай не при ней. Отойдем.
По пути на кухню Ригальдо все время оглядывался, как будто не мог поверить тому, что увидел. Стоило двери за ними закрыться, как Исли сразу же оказался припертым к стене.
— Поверить не могу! — слово в слово озвучил Ригальдо его мысли. — Ты поместил Присциллу рядом с теми, кого она… Исли, я не особо силен в этике, но это нихуя не этично.
Исли прикрыл глаза, потер лоб, чтобы прогнать легкое ощущение головокружения, и невпопад сказал:
— Ей там тринадцать лет.
Он помолчал, собираясь с мыслями. Ригальдо тоже молчал, на удивление не торопя его.
Исли налил себе воды и попытался объясниться:
— Вначале я не хотел, но Бекки… Она спросила: кто это там рядом с маленьким Лаки, и я бездумно ответил: это его сестра, а она принялась ее вырезать… И я подумал: ничего уже не изменишь. Это всего лишь родословная, а Присцилла ее часть, как ни крути. Но если хочешь, я уберу фото, — торопливо сказал он. — Останется только подпись.
Ригальдо молчал. Его грудь медленно вздымалась, руку он держал на животе. Исли подумал о рубцах у него под рубашкой — и повторил, уже более уверенно, положив ладонь ему на плечо:
— Я потихоньку отлеплю фото. Скажем, что отвалилось.
Ригальдо дернул плечом, взял недопитый стакан и сделал долгий глоток. И сказал, повернувшись спиной к Исли:
— Оставь. Я не Вальпурга Блэк, чтобы выжигать родственников с фотографий.
Они вернулись в гостиную. Бекки самозабвенно штриховала пихту зеленым маркером, от усердия высунув язык. Исли оглядел «арт-проект» и не удержался:
— По-моему, здорово получилось.
Ригальдо косо покосился на него, но промолчал. Бекки поместила их портреты внизу, друг напротив друга. «Папа Исли» безмятежно сверкал зубами, «Папа Ригальдо» смотрел своим фирменным взглядом «через прицел». По стволу пихты Дугласа карабкалось что-то, похожее на белку-мутанта.
— А это кто, детка?
— Это Симба, — важно сказала Бекки. — Он тоже должен быть в нашей… гинекологии!
— Генеалогии, — поправил Ригальдо. Он обошел плакат, скрестив руки на груди. — Господи, ну и компания подобралась.
— Ни одного программиста, — вздохнул Исли. — Для Сиэтла прямо нетипично…
— Что значит «компания подобралась»? — спросила Бекки.
— Ну как тебе объяснить. Я думаю, ни у кого в классе больше не будет так, чтобы на одном листе оказались промышленные магнаты, укротитель львов, рок-музыкант, королева красоты штата, фермеры, учительница, хирург, плотник…
«И даже серийная убийца», — подумал он и уставился себе под ноги.
Ригальдо издал сдавленный смешок и вдруг обнял Исли за плечи:
— Бедная наша учительница, миз Норрис. Мы-то нарисовали, а ей теперь с этими знаниями жить!..
***
Посреди ночи Исли проснулся от тихого стука в дверь.
— Папа, открой, — еле слышно скреблась Бекки. — У вас заперто…
Он включил ночник, посмотрел на часы — третий час; соображалось на редкость туго. Ригальдо спал сном младенца, приоткрыв рот и разметавшись на две трети кровати — в пижаме; значит, можно было открывать дверь. Они заперлись с вечера, вроде как с желанием продолжить вчерашний марафон, но два бокала вина, выпитых за ужином, недосып и ленивая снежная погода сделали свое дело — Исли вырубился, пока ждал Ригальдо из ванной.
— Что, детка? — он впустил ее вместе с котом. Симба тут же прыгнул на кровать, крадучись обошел Ригальдо и свернулся на одеяле. — Опять надо поменять простыни?
— Нет, — Бекки смотрела очень внимательно, наклонив голову к плечу. — Я сходила в туалет, все в порядке. Просто я лежала и думала про родословную и вдруг поняла, что мы не нарисовали Тома и Лиз.
Исли зевнул так, что свело челюсть. Нет, все-таки две бессонные ночи подряд — это перебор. Иначе его запасы спокойствия истают, как заряд батареи в севшем телефоне Ригальдо. Уже не мальчик, с какой стороны не взгляни.
— Бекки, мы всех нарисовали, кого хотели. Я сейчас не могу ни во что играть. Надо лечь спать, а то завтра утром нам будет плохо.
— Но ведь снежногеддон! Завтра не надо никуда идти!
Она таращилась так жалобно, что он сломался:
— Ладно, не стой на полу, иди в постель. Ложись с краю, вот так, чтобы папа не проснулся.
Бекки немедленно уместилась рядом, подтянула одеяло до груди. Исли вздрогнул, почувствовав ее ледяные стопы даже через пижаму и сжал их, согревая. Приглушил свет и шепотом спросил:
— Я не понял, что у тебя случилось. Кого мы забыли?
— Тома и Лиз, — ответила Бекки тем же несчастным шепотом. — Которые были до вас с папой, и до Майкла и Энн. Которые, ну, тогда…
Она зябко вздрогнула, а Исли нахмурился. Он вспомнил. Фостеры, которые потеряли ее в «Сауз Кингдом». Они тоже планировали ее удочерить.
— Но ведь они не были нам родственниками, — осторожно заговорил он. — Мы же не можем вписать в родословную всех друзей…
— Но ты же вписал меня, хотя я ни от кого не родилась, — упрямо сказала Бекки.
— Это другое. Мы семья. Ты, я и папа.
— Но Лиз тоже говорила, что мы семья!
Исли вобрал полную грудь воздуха, медленно выдохнул. Два часа ночи — не самое лучшее время для кустарной проработки травм, но просто так выставить Бекки он не мог.
Ригальдо рядом с ним мотнул головой по подушке, перекатился на другой бок. Исли подумал, стоит ли его разбудить, и решил, что нет.
— Скучаешь по Тому и Лиз? — вместо этого спросил он.
Бекки заерзала под одеялом.
— Иногда, — призналась она наконец. — Лиз была очень добрая. У нее были такие мягкие руки, и глаза черные, как изюм в булочке. Ты пробовал булочки с изюмом?..
— Пробовал.
— Она все время говорила: «Ты моя золотая детка». И в тот раз они купили мне шар. Полицейский сказал, что они взорвались, а психолог — что они на большом облаке. А Колин — что на них упал потолок. Мне плохо, когда я про это думаю, папа.
Спина Ригальдо, прижатая к боку Исли, вдруг закаменела. «Не спит, слушает», — подумал Исли и дотронулся под одеялом до напряженных лопаток.
— Я думаю, Лиз и Том были очень хорошими, — негромко сказал он. Бекки тут же села в постели, открыла рот, но Исли не дал ей заговорить. — Я совсем не против, чтобы ты нарисовала их рядом с деревом. Как будто они там гуляют, взявшись за руки.
— Правда?.. Как здорово! А можно, я нарисую сбоку свой «дом на дереве»? И наш лес, и Джоанну, и охранников, и лодку «Мария»?
— Господь, жги, — отчетливо произнес Ригальдо. — Школа будет в восторге от этого зоопарка.
Исли пятерней расчесал ее растрепавшиеся волосы.
— Видишь, папа тоже не возражает.
***
Конечно же, вернуть сон оказалось нелегко. Бекки давно сопела носом в теплом коконе из подушек и одеял, а Исли смотрел через темноту на прямоугольник окна. Снег снова падал, рыхлыми необильными хлопьями. Снаружи стекла нарос небольшой сугроб.
Ригальдо тоже не спал, Исли знал это по тому, как тот ворочается и как дышит.
Заснуть не получалось, хоть убей.
— Кофе? — предложил он со вздохом. — Парадокс, но после полуночи иногда помогает вырубиться.
— Клин клином, — буркнул Ригальдо, выпутываясь из одеял.
На лестнице Исли чуть не грохнулся, наступив на игрушечную машинку. Ригальдо поймал его за футболку в последний момент. А сам, задумавшись, напузырил им в кофе по полчашки молока, как привык делать ребенку. Запоздало осознав, чертыхнулся и хотел вылить в раковину, но Исли ему не позволил:
— Да черт с ним. Давай сюда, может, так срубит быстрее.
«Теплая сладкая гадость», — подумал он, сделав глоток. Они ушли с кухни в гостиную и сели на диван, не включая свет. Ригальдо раздвинул шторы и оказалось, что снег уже не идет — небо было залито глубокой звездной чернотой. Звезды пульсировали, выпуклые и холодные. Застывшие в безветрии сосны топырили снежные лапы, как великаны.
Ригальдо пошевелился, положил руку на спинку дивана и с мягким ворчанием сказал:
— Прямо захотелось каких-то глупых признаний, но я теряюсь, с чего начать.
Исли засмеялся и завозился, приваливаясь к нему полубоком:
— Можно признать, что кофе сегодня фантастическое говно.
— Мне тоже не нравится! — с облегчением воскликнул Ригальдо. Получилось слишком громко, и Исли прижал пальцы к его губам. Ригальдо накрыл его руку своей, но вместо того, чтобы убрать, поцеловал ладонь.
Через секунду они уже целовались, вжимаясь друг в друга переплетенными ногами, с мычанием и вздохами комкая одежду. Исли не заметил, когда они поднялись и пошли, не размыкая объятий, чертыхаясь и спотыкаясь о раскиданные игрушки. Их швыряло от стены к стене, они налетали на двери, но не прекращали целоваться и потираться друг о друга. Ригальдо открывал двери и тянул за собой Исли, и тот шел и думал, до чего же хорошо.
Когда Ригальдо толкнул его в темноте к каким-то полкам, задрал пижаму и опустился на колени, выцеловывая живот, Исли вдруг содрогнулся от холодного воздуха и отстранился:
— Господи, где мы?..
— В гараже, — невнятно произнес Ригальдо.
— Ты ебанулся?..
— Здесь хорошая звукоизоляция. Не мешай, я не смогу говорить с членом во рту.
Исли запрокинул голову и рассмеялся.
Все верно — он сразу почувствовал запахи железа и масла, а уже после опознал контуры обеих машин в полумраке, и аккуратно составленные пластиковые канистры, и стеллажи у дальней стены. Было свежо; голый зад покрылся мурашками.
Ригальдо стоял перед ним на коленях и терся колючей щекой о живот. Когда щетина задевала член, Исли простреливало от удовольствия. Он пошире расставил ноги, прижался спиной к стеллажам. Делать то, что они собирались, вот так — посреди зимней ночи, в темноте, среди воняющих растворителем и маслом железок — было странно, неуютно… и здорово. Возбуждение концентрировалось в животе. По прерывистому, шумному дыханию Исли чувствовал, что Ригальдо тоже заведен.
Исли положил ему ладони на плечи, коснулся затылка, пропустил сквозь пальцы скользкие прямые пряди. Между ними проскочила искра — волосы наэлектризовались от холода. Исли отдернул руку — и задохнулся, потому что в этот момент Ригальдо наконец вобрал член в рот. Сперва только головку, сильно надавливая губами, массируя влажным широким языком так, что Исли очень быстро стал задыхаться — чувствовать это было просто невыносимо, страшно хотелось вогнать поглубже, двигаться сильней и быстрей. Он нетерпеливо толкнулся бедрами, но Ригальдо отстранился и снова расчетливо медленно его облизал. Исли испытывал что-то близкое к обмороку — головка почти потеряла чувствительность, яйца поджались, скользкий от стекающей слюны член ныл, требуя, чтобы по нему поводили рукой. Ноги подкашивались, он с трудом сдерживался, чтобы не ухватить Ригальдо за волосы и не воткнуть мордой в пах за инквизиторские замашки. Когда тот наконец заглотнул целиком, Исли ахнул — стало так хорошо, что потемнело в глазах. В ушах гудела кровь, ноздри щекотал запах машинного масла; Ригальдо сосал с чмоканьем и прихлюпыванием, смело насаживался горлом на ствол. Его ладони, обнимающие ноги Исли, дрожали. Когда он опустил одну руку вниз, чтобы сжать себя через штаны, Исли вцепился ему в плечо:
— Нет, не хочу так, давай вместе!
Ригальдо выпустил его с протяжным горловым звуком, шумно сглотнул и с заметным напряжением произнес:
— Уверен? Мы уже близко…
— Уверен, — прошептал Исли в холодную темноту. — Хочу тебя целовать.
Ригальдо встал на ноги резким, неловким движением, с грохотом свалив что-то на зацементированный пол; Исли проворно притянул его к себе, дернул вниз резинку штанов, стиснул оба горячих и мокрых члена. Ригальдо вжался в него всем телом, взялся руками за стеллажи. Его лицо было совсем рядом — бесшумно раздувающиеся ноздри, скользкий от нестертой слюны соленый рот, длинные вздрагивающие ресницы. Исли дышал ему в приоткрытые губы, задыхаясь от нежности и азарта, не прекращая быстро дрочить. Ригальдо толкался ему навстречу, пытался навязать свой ритм, но Исли опережал его, двигая кулаком слишком быстро и жестко. Он торопился, и его первым накрыло оргазмом, похожим на электрическую вспышку в темноте. Он задохнулся, жадно проживая все это — протяжное судорожное удовольствие, тут же накатившую слабость, разом обрушившиеся острые запахи возбуждения, холодного помещения и машинного масла. Ригальдо тяжело дышал, наваливался всем телом; его голова легла Исли на плечо — доверительно, как будто в безмолвной просьбе; и Исли знал, что от него требуется, и двигал рукой, пока Ригальдо не содрогнулся всем телом и не повис у него на плечах.
Потом они приводили себя в порядок. Исли включил свет и обнаружил, что Ригальдо свалил банку с гвоздями. Пока тот, ругаясь, собирал их по всему полу, он пошел проверить, все ли в доме в порядке. На этажах было тихо; кот не бродил, Бекки досыпала в родительской спальне.
Шторы в гостиной по-прежнему были раздвинуты, звездное небо все так же лениво мерцало. Исли устало опустился на диван — и понял, что засыпает, только когда стало тесно и тепло, потому что Ригальдо накрыл их обоих пледом.