Потом они шли через местный лес к берегу залива, спотыкаясь на замшелых камнях и скользких древесных стволах, и Исли вяло думал, куда же подевалась асфальтированная дорога, по которой его привезли в казино от самой пристани. В лесу было мокро и темно, с ветвей то и дело срывался водопад брызг. Насмешливо ухали совы. Туфли Исли утопали в чавкающем мху. Белые волосы девушек, ушедших вперед, светились во мраке. Шли хаотично, на ходу передавая друг другу бутылку абсента, громко переговаривались. На одном плече Исли висел бормочущий Рубель, на другом — Джи-Ди Вашингтон Гейбл-средний. Исли старался их не потерять. Прямо перед ним Ларс на руках нес Роксану, а следом, обнявшись, брели Кронос и досточтимый монах.
Последний, кстати, сорвал джекпот. Дважды.
Беседа вертелась вокруг вопросов жизни и смерти. В какой-то момент Исли осознал, что его новые-старые друзья настроены крайне оптимистично.
Это било прямо по больному. Он даже заслушался.
–… а я говорю, он воскреснет. Воскреснет!
— А я считаю, уйдет на перерождение!..
— А я вообще не верю, что он умер. Мне кажется, мастер инсценировал свою смерть…
— А мне кажется, это была перезагрузка…
Исли в очередной раз споткнулся.
— Рубель, — пробормотал он, посмотрев влево. Язык плохо слушался, но Исли считал себя обязанным донести свою мысль. — Я тебя знаю всю жизнь, ты прагматик и циник. И Даэ был циник и прагматик. Неужели он никак не позаботился о тебе?.. Вы с ним вместе крутили бизнес, а не только трахались в парилке. Что там с завещанием?..
Голова Рубеля моталась туда-сюда, но тот все же нашел силы выпрямить спину. Посмотрел на Исли, криво усмехнувшись, и, отцепившись, полез в карман джинсов. Щелкнула зажигалка.
По лесу поплыл запах марихуаны.
— Я был с ним не из-за денег, — сказал Рубель в перерыве между затяжками. Исли стоял, терпеливо держа Гейбла-среднего. — Даэ импонировал мне как личность. Ну и хер у него был хороший. Думаю, мой первый и последний хер, — режиссер полез к нему затянуться, и Рубель оттолкнул его раскрытой ладонью. — Вчера огласили завещание. Он почти две трети состояния перевел на благотворительность. Сколько-то получили Офелия и остальные потомки. А остальное он по своему разумению разделил между девочками и мной. Офелия расколотила китайскую реликвию, когда узнала. Наверняка будет с нами судиться. Доказывать, что дед был не в себе, а я его вынудил.
Сбоку довольно присвистнул подкравшийся Кронос.
— Старик был гениален, — прокомментировал он.
Исли поднял лицо к мокрому небу.
Составить вовремя завещание для взрослого человека — это действительно важно, что и говорить.
Впереди раздался крик:
— Господи, ты обоссала мне туфли! Как ты вообще смогла?!
Откуда-то из темноты вынырнула Роксана. Ее кудряшки намокли от висящей в воздухе мороси и липли к лицу. Она выдернула у Рубеля самокрутку и торопливо затянулась.
— Я им сейчас вломлю. Если еще раз кто-то скажет, что он умер, я не буду терпеть!..
— Дорогая, — Кронос обнял ее за талию. — Но какие у тебя есть альтернативные предположения?..
— Он — андроид, — четко сказала Роксана. — Его починят, и он к нам вернется.
Исли едва не выронил режиссера.
— Что?!
Роксана втоптала самокрутку в мох носком туфли. И повторила с сердитым вызовом:
— Господи, да! Что вы так смотрите? Неужели вы думаете, что все, чего он реально добился — это та хлопающая глазами кукла с моим лицом?! Он прокачал себя, — она топнула ногой. — Он вернется. Ведь правда?..
Рубель обнял ее за талию.
— Конечно, — сказал он примирительно. — Но я все же склоняюсь к мысли, что Даэ — таймлорд. Просто пришло время регенерации, а потом он вернется… В другом воплощении…
— Помолчите! — вмешалась издалека Кассандра. — А то разболтаете про его собственный адронный коллайдер в Исландии!..
Рубель закрыл лицо руками и захохотал.
Так, незаметно, они вышли к заливу и там допили спиртное. Берег был каменистый, поросший кривыми тонкими соснами, вгрызшимися кривыми корнями в скудную почву среди валунов. На черной блестящей воде покачивался катер, по-видимому, нанятый отвезти компанию в Сиэтл; от фонаря на его носу по воде тянулась белая светящаяся дорожка. Исли сгрузил режиссера на большой камень и сам тяжело опустился рядом. Кто-то дал ему сигарету, и он закурил, не думая. Это стало ошибкой — он сто лет не курил, голова почти сразу отъехала. Чтобы не упасть, он был вынужден взяться за камень двумя руками. Желудок подступал к горлу. В низу живота уже привычно жгло.
— Рубель, чего мы ждем?.. — крикнул кто-то.
Тот, деловито расхаживающий по берегу и негромко разговаривающий по телефону, обернулся:
— Потерпите немного. Так, отдам последние распоряжения…
У себя на бедре Исли вдруг ощутил чужую руку. Рука осторожно переместилась ему на задницу.
— Зубы выбью, — предупредил Исли, не оборачиваясь. — И нос сверну. Нечем будет кокаин нюхать.
Гейбл-средний перестал притворяться бренным телом.
— Так я же не просто так, — не обиделся он. — Сил нет смотреть на такой роскошный и грустный типаж. Вот как вы, к примеру, смотрите, чтобы вас в моем новом фильме сожрали зомби?..
— Что?..
— Ну что-что. Я вам сделаю кастинг, а вы мне…
— Омлет, — перебил его Исли, снимая с себя его руки. — Я понял, спасибо. Не стоит, я не хочу в кино.
— Глупости, — твердо сказал режиссер. — Все хотят. Нет человека, который бы не мечтал раз в жизни сняться в настоящем кино. Только представьте: мертвые голые синие женщины медленно поедают вас заживо…
— Мне нельзя голых женщин, — с удивившим его самого сожалением сказал Исли. — У меня осенью выборы.
— Ладно, оденем на зомби трусы!.. Все равно надо удержаться внутри рейтинга R… А выборы… Ну и что! Когда это кому мешало! Подумайте о губернаторе Калифорнии! Вы только наберете себе дополнительных очков!
— Готово! — крикнул с берега Рубель. — Всем внимание на небо! Сейчас будет… три… два… один…
Пронзительно-радостно завизжала Хистерия.
Откуда-то с другой стороны бухты в небо вырвался яркий луч, и на низких темных слоистых облаках над Сиэтлом засветился бледный стилизованный ухмыляющийся лик.
Кто-то заорал, заулюлюкал. Монах кланялся образу мастера, молитвенно сложив руки.
— Мать моя, это что, — хрипло спросил режиссер. — Бэт-сигнал? Бэт-Даэ?..
— Мы не должны забывать о мастере ни на один день! — проорал Рубель. — И будем ждать его возвращения! Хола!..
Наверное, Исли слишком сильно запрокинул голову вверх. Его взвертолетило со страшной силой. Берег, залив, светящиеся на той стороне бухты дома, мертвенно-белая рожа Даэ закрутились вокруг, как на карусели. Когда веселящаяся компания попыталась затащить его в катер, он наотрез отказался и смотрел с берега, как Ларс и Кронос заносят на борт девиц.
— Давайте с нами, мистер Фёрст!
— Серьезно, Исли, — махал ему Рубель. — Давай, будет весело!..
— Нет-нет, — он поднял руки. — Я останусь здесь.
— Прямо на камнях? Здесь мокро и холодно! Возьми хотя бы бурбон, иначе яйца себе отморозишь!
— Я тоже останусь с вами, — обрадовался Гейбл-средний. — Присмотрю!
Исли предупреждающе взмахнул полупустой бутылкой:
— Даже не думай.
Нашел телефон, чудом не вывалившийся в этом безумном трипе, и с трудом выговорил:
— Пожалуйста, забери меня. Я очень хочу домой.
***
Позже его рвало желчью — удивительно долго для человека, который давно ничего не ел, не считая нескольких соленых орешков. Перед глазами все вертелось; стоило попытаться принять вертикальное положение, и пустой желудок схлопывался в конвульсиях так, что наворачивались слезы, и Исли раз за разом сгибался пополам. Он плохо соображал, где находится: прямая поверхность под ногами колыхалась, в живот врезалась какая-то палка, через которую он тяжело перевешивался. Внизу плескалась темная вода.
Кто-то держал ему волосы, а когда он слишком перегнулся, чья-то уверенная рука поймала его за пиджак и вернула назад. Потом этот же человек усадил его под какой-то навес, умыл, как ребенка, и вытер ему лицо. Исли благодарно замычал. На плечи опустилось тяжелое одеяло, и Исли поежился — он только сейчас почувствовал, как сильно замерз; июньская ночь совсем не была теплой, а может, его морозило наконец-то начавшимся отходняком.
— Я сделаю кофе с сахаром, — сказал озабоченный голос. — Это как раз то, что тебе нужно.
Исли торопливо ухватился за чужое плечо.
— Лаки, — пробормотал он. Горло болело, обожженное желудочной кислотой. — Откуда ты взялся?
— Привет, — удивился Лаки. Он присел на корточки и, сдвинув брови, всматривался Исли в лицо. — Ты же сам велел мне приезжать.
Исли опустил голову, но смешок, похожий на нервный всхлип, все равно пробился сквозь зубы. Лаки тут же догадался:
— А-а, ты не помнишь!
Исли помотал головой, и тогда Лаки осторожно похлопал его по плечу:
— Да все нормально. Правда, Исли, нормально. С кем не бывает. Помнишь, как я тайком взял виски из твоего мини-бара и заблевал тебе всю квартиру?..
Как ни странно, это он помнил, хотя прошло уже больше пятнадцати лет.
— Посиди здесь, я скоро вернусь. Не подходи к борту. У меня нет никакого желания ловить тебя в заливе.
Он ушел; было слышно, как его шаги затихают на ступеньках, ведущих вниз. Исли кутался в одеяло, чувствуя, как противная дурнота отступает, вытесняемая слабостью и ознобом — холод гулял по телу, зубы выбивали стаккато, зато в голове начало проясняться, и он понял, почему под ногами ровный настил, откуда взялись перила, через которые он перед этим так мучительно перегибался, и что означают странные гулкие звуки — это вода мерно билась в обшивку большого судна.
На палубе горели два фонаря, но весь остальной мир тонул в темноте.
— Где мы? — спросил он у Лаки, когда тот возвратился с огромной кружкой горячего кофе, один запах которого поднял бы и мертвого из могилы. Исли сжал ее между ладоней и замычал от счастья. Как мало, оказывается, требуется человеку, чтобы почувствовать себя живым.
— А, это яхта одного моего клиента, — легкомысленно ответил Лаки. — Я как раз занимался ею, когда ты позвонил. Как хорошо, что она была на ходу!
Исли подумал, что ослышался, и хрипло спросил:
— Клиент разрешает тебе пользоваться его яхтой?..
— Иногда, во время тестирования. Но про этот раз ему лучше не знать.
— То есть, ты… угнал ее?
— Не будь занудой, — Лаки опустился на шезлонг рядом с Исли, заставив того подвинуться. От него шло спокойное, сильное тепло. — Как еще я мог тебе помочь, если ты находился на острове? Гребаном индейском острове, Карл!
Исли прерывисто выдохнул. Мысли путались. Он потер лицо и пробормотал:
— Сколько сейчас времени? Мне нужно позвонить Ригальдо.
— Час ночи, — сочувственно сказал Лаки. — И ты говорил с ним два часа назад.
Этого Исли тоже не помнил. Совсем не помнил.
— И… что он сказал?
— Чтобы я за тобой присмотрел. Он был очень спокоен.
Исли не был в этом уверен. Он прижался виском к теплой кружке и прикрыл глаза. И услышал:
— Исли, что у тебя случилось?
— Ничего.
— Из-за ничего не бывают в говно.
Разлепить глаза оказалось непосильной задачей. Исли немного посидел так, в блаженной темноте, слушая, как плещутся волны, как лязгает железная цепь и откуда-то очень далеко доносятся протяжные звуки порта. И спросил:
— Ты помнишь дедушку?
— Конечно, помню. И его, и отца, и маму. Мне ведь было одиннадцать лет, когда они умерли.
— У него был рак простаты. Он боролся с ним два года. Может, и переборол бы, если бы не…
— Я понял. Если бы не Присс. Продолжай.
Он был большой и сильный, и надежный, как молодой лабрадор, и внезапно Исли все ему рассказал, вывалил, как блевотину на ботинки. Все, что накопилось за эти недели, пока он каждый день прислушивался к себе. Весь пакет разочарований и страхов.
— Был у врача?
— Был. Ни одно УЗИ ничего не показало, но простат-специфический антиген оказался немного повышен. Я пересдал. Осталось дождаться результата и пройти МРТ.
— Ясно, — Лаки поправил на нем одеяло. — Знаешь, это странно. Я читал, рак простаты не болит.
— Лаки, прости, я забыл, ты врач или плотник?
— Не огрызайся. Я иногда гуглю всякие штуки. Должен же я понимать, о чем мне рассказывает жена! Кстати, хочешь, спросим у Клэр…
— Не хочу.
— Ладно. А Ригальдо знает?
Исли молчал.
— Эй!
— Нет, — сказал он с неохотой. — Пока ничего не известно, я боюсь ему говорить. Он поднимет панику, сравнимую с извержением Йелоустонского вулкана. Заебется сам и меня заебет опекой. Будет мне доказывать, как сильно я ему нужен, а я ничего, совсем ничего не могу сейчас ему дать.
— Исли, ты говнюк, — констатировал Лаки. — Был бы ты помладше, я бы тебе насовал хуев за эти пьяные бредни.
— Но я старше, — невнятно пробормотал Исли, закусив костяшку на пальце. — В том-то и дело. Я старею, старею неотвратимо. У меня вылезают все те же болячки, что у отца, я становлюсь раздражительным и мнительным и как никогда четко вижу, как меняется мир. Все уходит, утекает, как вода. Знаешь, раньше я думал, что у меня хватит юмора достойно принять это, но чего-то, когда помер Даэ, я…
— И-и-исли, — протянул Лаки с неожиданной мягкостью. — Ты чего там, уже собрался помирать? Уползти в одиночку и сдохнуть среди бамбуков?
— Почему… бамбуков?
— Потому что «живем вместе — умираем поодиночке».
— Бо-о-же, я сейчас вспомнил, как ты плакал, когда мы с тобой досматривали «Лост».
— Точно, — сказал Лаки со странным выражением. — Мне было так жалко Джека, до слез прямо.
И он отвесил Исли подзатыльник.
— Ай!..
— Старый стал, да? — фыркнул Лаки. — Завещание, небось, написал? Больной, сердце болит, жопа болит? А что за мужика я оторвал от тебя на берегу? А?..
— Какого мужика? — испугался Исли.
— Не знаю, носатого, страшного. Он так и лип к тебе! Никогда не видел, как мужики пристают к мужикам, а теперь вот увидел!
— Лаки, мне не до посторонних мужиков, — печально признался Исли.
— Да конечно!
Он опять от души приложил Исли. Рука у него была тяжелая, а в глазах стояли слезы, но смотрел он весьма свирепо. Исли против воли захохотал и повалился на шезлонг, прикрываясь руками:
— Лаки, Лаки, ну перестань, мальчик, мне и так плохо, я все свои кишки выблевал, что ты хочешь от меня?!
— Я хочу, чтобы ты все рассказал Ригальдо. Пересдал анализы и завтра же сходил на МРТ. И проконсультировался еще у какого-нибудь врача. Мы тебя не оставим в бамбуках, Исли. Без шансов.
— Глупый ты, — пробормотал он, щурясь в слоистое небо. — Ладно, я «осчастливлю» Ригальдо. Больной, старый, слабый муж — это как раз то, о чем он мечтал.
Лаки фыркнул совсем не вежливо.
— Не тупи. Ригальдо взрослый человек. Он наверняка все понимал, когда с тобой связывался. Уверен, он поперебирал мужиков, прежде чем выбрал тебя. Не только же ради ебли вы с ним поженились!
Исли захохотал. Так, что слезы брызнули из глаз.
Поперебирал мужиков!
— Слушай сюда, — он завернулся в одеяло, как в кокон, высунул из этого кокона руку и поманил Лаки к себе. — Я сейчас открою тебе секрет.
И он прошептал «секрет», подтянув к себе Лаки за ворот. К его негодованию, тот заржал.
— Да ладно! — сказал он, отсмеявшись. — Это он тебе напиздел? Я думал, штуки про «ты у меня первая» прокатывают только с девчонками, но ты-то…
— Не веришь? — ревниво спросил Исли, недобро щурясь. — Думаешь, я не разбираюсь в том, о чем говорю? Это, мальчик мой, не сложнее, чем отличить еловую доску от сосновой. В сучках и дуплах я всегда был большой спец. И если я говорю, что Ригальдо Сегундо хранил целибат до двадцати семи лет, значит, так и было.
— Господитыбожемой, — на одном дыхании сказал Лаки. — Исли, я с тебя угораю. Но с чего бы Ригальдо…
Он задумался. Глубоко. Неуверенно спросил:
— Но зачем?..
— Потому что, — значительно сказал Исли, глядя в небо. Его больше не вертолетило; в спину приятно отдавались толчки волн, словно он лежал не в шезлонге на палубе, а в челне. Низкое небо, по которому двигались ночные облака, завораживало. Временами в них появлялись прорехи и оттуда сверкали звезды. Глаза слипались, с каждой минутой он все больше хотел спать. — Для него просто не существовало этой стороны жизни. Это как в средние века. Нетронутый рыцарь-монах.
— Ага, — подытожил его драгоценный племянник, помолчав. Он прилег на соседний шезлонг — и смотрел на Исли, подсунув ладонь под щеку. — Типа, у вас как в средние века. Жил-был рыцарь-монах, а потом тебя встретил. Бедный Ригальдо!.. Да ты же захапал его себе! А я-то думал, если он по парням, у него их штук сто было!..
— Еще чего не хватало!
— Вот я и говорю: бедный Ригальдо! Это надо же, как он попал!
***
Когда Исли проснулся, яхта стояла в доках. Вокруг деловито шумел порт, пахло рыбой, а по нагретым палубным доскам рассыпались солнечные брызги. Сиэтл вздымался над бухтой столбами диаграммы, и внезапно Исли, помятый и небритый, почувствовал себя дома.
Он был уверен, что пробуждение будет ужасным, но кроме слабости и недосыпа не ощущал ничего. Похмелье отчего-то пощадило его. На всякий случай он выпил предложенный «Алка-зельтцер» и долго возился, очищая одежду, и никак не мог перестать ополаскивать лицо холодной водой. Потом на чужой кухне съел пожаренную Лаки яичницу. Выпив сок, Исли почти убедил себя, что полон сил и готов к бою. Когда Лаки принялся мыть посуду, он встал рядом, собираясь ее вытирать.
— Напиши мне, когда сходишь к врачу.
Исли кивнул. С утра мысль об этом не вызывала в нем страха. Скорее, нетерпение. Он хотел уже, черт возьми, знать.
— Слушай, а почему ты оставил нас на ночь на яхте? — спросил он, возя по тарелке салфетками.
Лаки вскинул брови.
— А куда я должен был тебя деть? Везти на такси к вам в лес, будить Бекки или тащить тебя заблеванного к себе? У меня там, знаешь ли, Клэр и Заки, вот бы он удивился такому смешному деду!
— Справедливо, — кивнул Исли. — Знаешь, ты мне очень помог, Лаки. Я не очень понимаю, когда ты стал таким взрослым и умным.
— Да херня, — рассеянно отозвался тот. — Мы многого не знаем друг о друге. Я вот не могу теперь выкинуть из головы мысли про Ригальдо и его целибат!..
Тарелка вывалилась из рук Исли.
Не разбилась.
— Лаки, — медленно сказал он, сделав глубокий вдох. — Ради твоего и моего благополучия. Я прошу тебя. Не говори об этом. Никогда. Если он услышит…
— Тебе наступит пизда, — понятливо кивнул Лаки.
Он отвернулся и принялся насвистывать песенку. А потом, когда Исли почти был готов подняться на палубу, обернулся и с чистым детским любопытством спросил:
— Да, а что нам теперь делать с тем дядькой?..
— С каким дядькой?
Лаки отпер каюту. Исли осторожно приблизился.
На паласе в позе эмбриона спал Джи-Ди Гейбл-средний.
— Ну, а что, — пожал плечами Лаки, правильно истолковав потрясенный взгляд Исли. — Не мог же я бросить пьяного человека одного, ночью, у моря? Это как-то по-свински, тебе не кажется?..
— Лаки, — простонал Исли и бессильно сполз по косяку.
***
— Во-первых, спешу вас обрадовать, — доктор Уэнзби обвел легкомысленным кружком референсный интервал. — Ваша простата — как у двадцатилетнего мальчика, дай вам бог сохранить ее в таком состоянии как можно дольше. Я на это надеялся, поскольку прошлый раз ПСА был повышен не более чем на четыре десятых, что могло произойти, например, из-за недавней эякуляции. Вы соблюдали подготовку?
Исли пожал плечами. В прошлый раз он сдавал все анализы, как во сне, ошеломленный своими страхами. Может, они с Ригальдо действительно накануне ночью занимались любовью, кто знает. Это потом у него стало падать при одной мысли об этом всем.
— А что на МРТ? — терпеливо спросил он. — Что-то же болит. Я ведь это не придумал.
— Да, что-то болит, — доктор Уэнзби развернул к нему монитор. — Знаете, ваша проблема оказалась в совсем другом месте. Такое бывает при «синдроме хронической тазовой боли». Смотрите сюда, — он раскрыл файл на диске. Исли послушно подался вперед, но ничего не разобрал среди черно-серых картинок. — Это ваш позвоночник. Здесь мы видим остеохондроз, после сорока это не редкость. А это секвестрирующая грыжа между крестцом и копчиком. Проще говоря, вы чувствуете боль, потому что у вас там выбухает кусок позвоночного диска. Боль стреляет в пах, задний проход, может отдавать в ноги. Состояние медленно прогрессирует, потому что нарастает сдавление и отек. С вами ничего не случалось этой весной, мистер Фёрст? Травмы, ушибы, удары, падения на ягодицы; долгая сидячая работа, ношение тяжестей, прыжки…
— Как сказать, — медленно произнес Исли.
Он не падал, не ушибался, его никто не бил; месяц назад он был полон сил, спокоен и весел… а еще раньше, в апреле, они водили Бекки в веревочный парк. И там он, немножко рисуясь перед Ригальдо, прошел красную трассу. Карабкался, взбирался, летал, падал на страховочные сетки, приземлялся на батут так, что сердце подпрыгивало в горле, а позвоночник, казалось, осыпался в трусы. Покатался и позабыл. Идиот старый! И потом перенапрягался, бывало. Таскал кресло вместе с Ригальдо…
— Это опасно?
— Ну, в самых запущенных случаях это приводит к нарушению функции тазовых органов и ног, и…
— О боже, — пробормотал Исли, не отводя глаз от кружков на томограмме. — Мои тазовые органы уже поджались от ужаса. Я стану инвалидом? Перестану ходить?..
— Нет, — доктор Уэнзби широко улыбнулся. — Вами займется мой коллега, доктор Кристенсон. Он замечательный невролог и остеопат с золотыми руками. Он уже видел ваш снимок и готов начать чинить вас прямо сейчас.
Невролог с золотыми руками появился через минуту и энергично пожал похолодевшую лапу Исли.
— На вашем месте я бы не лез сразу в гугл, — добродушно сказал он, забирая Исли из кабинета доктора Уэнзби. — Он вам предложит всякие ужасы, типа пластины на позвоночник. У всех этих операций есть проблема — в одном месте ликвидируем грыжу, в другом она появляется. Кроме того, это же позвоночник. Двигательные и чувствительные нервы… Понимаете, к чему я веду?
— Да.
— Мы вас подлечим. Выпишем вам обезболивающие, чтобы вы отдохнули, прокапаем дексаметазон, чтобы снять воспаление и отек. Хорошо помогает иглотерапия. Ну и, конечно, подвигаем ваши кости. Через неделю вы себя не узнаете.
И Исли послушно пошел за доктором, как утенок за матерью-уткой, преисполненный благодарности, что никто не собирается резать его прямо сейчас.
Ему показалось, боль уменьшилась с первой же капельницы.
Когда он освободился и вышел на крыльцо клиники, похмельный, не выспавшийся, уставший, но наконец-то полный надежд, Сиэтл оглушил его нетерпеливыми гудками машин, выстроившихся в обеденную пробку, грохотом отбойных молотков на асфальте, музыкой из ближайшего кафе и руганью ссорящихся бездомных; на уличном экране показывали репортаж о вчерашним явление «бэт-Даэ» — снова узрев эту бледную морду в ночных облаках, Исли от души рассмеялся. Вместо того чтобы вызвать такси, он купил буррито на углу квартала и медленно, с наслаждением съел прямо рядом с тележкой, разглядывая витрины через улицы. Одна из вывесок сильно заинтересовала его. Расправившись с едой, он выкинул салфетки в урну, на мгновение закрыл глаза и поднял лицо, подставляя его горячему солнцу. Внутри медленно ослабевала чудовищная пружина, которую он накрутил за прошедшие недели. Пора было ехать домой и успокоить такого же накрученного Ригальдо, но перед этим Исли хотел сделать еще кое-что. Он вдохнул полной грудью и пошел к нужной вывеске.
***
Въезжая во двор, Исли разминулся в воротах с машиной Патрика и помигал ему фарами. Даже через стекло было видно, как тот вытаращил глаза. Исли усмехнулся и поднял руку, как бы говоря: «Все под контролем». Патрик все-таки не удержался, опустил боковое стекло и крикнул:
— Ну и ну!
Исли из чистого баловства ему посигналил. Патрик тоже посигналил, и они разъехались, довольные собой.
Ригальдо отыскался за домом, на «детской территории». Сидел на качелях, рассеянно отталкиваясь от земли носком кроссовка, а Бекки висла у него на ноге и обреченно ныла:
— Ну папа, пожалуйста, ну позволь мне поехать, все наши девочки-скауты едут, и даже Сандра, ты слышал, что ее папа ей разрешил, и мама разрешила, ну папочка, ну пожалуйста, почему мне нельзя, как всем…
— Нет, — хмуро и монотонно твердил Ригальдо. Лицо у него было отсутствующее, будто он думал совсем о другом. — Нет-нет-нет-нет…
— Ну почему, папочка?..
— Потому что.
Вокруг них бурно зеленел лес.
Исли немного посмотрел на эту картину, чувствуя, как сжимается сердце, и сказал:
— Слушай, давай разрешим ей этот лагерь. Без пикников и походов не было смысла отдавать ее в девочки-скауты…
Бекки проворно соскользнула с ноги Ригальдо, присмотрелась к Исли — и ахнула, прижав ладони к лицу:
— Папа! Ой, папа-папа-папа…
Ригальдо медленно поднял голову. Его глаза сфокусировались на лице Исли, в них мелькнуло изумление, и он порывисто поднялся с качелей:
— Какого черта!.. — и повысил голос: — Что ты с собой сделал!..
Исли пожал плечами, немного виновато.
Он помнил, как впервые увидел себя в зеркале барбершопа, когда мастер закончил жужжать машинкой, прошелся феном по шее и сказал, взволнованный гораздо больше, чем Исли: «Ну вот, пожалуйста. Чувствую себя, как будто подправил молотком античную статую». Исли поднялся из кресла, наступив на валяющиеся на полу патлы. Из зеркала на него внимательно смотрел чужой мужик с серебрящимся ежиком на макушке, и было так странно видеть свое лицо без длинных прядей вокруг.
Теперь Бекки теребила его за штанины, требуя, чтобы Исли взял ее на руки.
Ригальдо уже шел к нему, как загипнотизированный. Исли взглянул ему прямо в глаза.
— Я решил, что быть старым пидором лучше, чем пидором молодящимся — негромко, чтобы не услышала Бекки, сказал он. — Зато не будут сыпаться.
Ригальдо сжал губы. Взглянул на его макушку и прищурился.
— Что, совсем плохо? — со вздохом уточнил Исли.
Его муж вскинул руку и коснулся выстриженного затылка. Мягко провел снизу вверх, ероша короткий ежик, и Исли вдруг ощутил, как от этого места по шее вниз разбегаются колючие мурашки.
Он рефлекторно потерся затылком об руку Ригальдо. Тот вздрогнул и облизал губы. Когда он заговорил, его голос звучал низко:
— Я одного не понимаю. Как тебе удалось стать еще красивее?..
Исли почувствовал, как губы сами собой расплываются в улыбке. Он снова бездумно потерся затылком о ладонь Ригальдо, и это было охуенно до неприличия.
Он посмотрел сверху вниз на Бекки и попросил Ригальдо:
— Возьми ее на руки. Мне пока нельзя ничего поднимать.
Мутное вожделение в глазах Ригальдо тут же вытеснила тревога, и Исли успокаивающе сжал на его плече пальцы:
— Пойдем на веранду. Я должен много всего тебе рассказать.
15 ноября 1933 года, Сен-Бьеф,
Нормандия
Жан,
Боюсь, теперь мне никак не отделаться от трогательной, но весьма утомительной заботы кюре. Сегодня этот добрый человек опять преодолел склон лишь затем, чтобы принести мне горячего — остывшего за время пути, разумеется — супа и снова предложить гостеприимство и уход. Определенно, Сен-Бьефу изрядно везет на склонных к благотворительности священников, ведь не все они такие. Достойная черта, но я не умею принимать чужую жалость, как должное, и учиться этому уже не буду.
Но хватит о кюре. Осень близится к концу, раньше в это время мы уже навешивали зимние ставни и протапливали камины каждый день даже в сравнительно теплую погоду. В подвалах стояли, в ожидании своего часа, чистые сухие бочки, и отец советовался с управляющим и старым Колленом, а на столе будто парил в солнечном свете графин с молодым, еще не созревшим кальвадосом, который они разливали по рюмкам, пробовали, священнодействуя, покачивали головами и шли осматривать подвалы. Сейчас знаменитые подвалы Дома на холме пусты, лишь один занят остатками лаборатории: колбы, мензурки и спиртовки сиротливо пылятся на полках и столе, а в углу до сих пор свалены несколько проволочных клеток. Да, я побывал там вчера. Долго стоял на пороге, не осознавая, зачем пришел, потом переходил от полки к полке, вспоминая… Никогда не понимал, зачем было устраивать лабораторию в подвале, если наверху полно комнат. Подозреваю, тебе просто нравилось чувствовать себя средневековым алхимиком. У меня странное настроение, Жан: зыбкое ожидание чего-то, что вот-вот должно случиться. Сегодня утром я впервые по-настоящему ощутил близость смерти. Это началось, как обычный кашель, я ждал крови, но вместо этого боль резанула по сердцу, и показалось, что вот сейчас оно, испуганно трепыхающееся, разорвется. Глупость, конечно, просто приступ паники. Но… Как ты думаешь, может ли человек смириться со смертью? Не ждать ее, как избавление от мучений, а принять с полным спокойствием? Боюсь, у меня нет подобной силы духа.
Я говорил об этом с Мартеном. Доктор, на удивление, склонен к мистицизму, он искренне убежден, что медицина лишь пока не может доказать наличие души. Вообще, у Мартена много теорий о посмертном существовании человека, когда он говорит об этом, его всегда спокойные глаза горят вдохновенно. За последние дни мы сблизились и часто беседуем в саду или библиотеке. Доктор — истинный патриот, Франция для него нечто живое и нуждающееся в заботе. Это забавно и трогательно, но иногда… Снова болит голова, пора пить пилюли и полежать.
Твой Жак
15 ноября 1933 года, Сен-Бьеф,
Жак, ты глупец. При высокой температуре не бывает амнезии. Такой амнезии — не бывает. Ригор мортис и кровь? Ты не видишь очевидного. Совершенно очевидного.
Ж. Дуаньяр
16 ноября 1933 года, Сен-Бьеф,
Нормандия
Жан,
Ты помнишь крыс? Я чувствую себя такой же крысой, запертой в клетку собственного отравленного тела. Визжать и рвать себя зубами? Пока нет, но кто знает. Возможно — уже скоро. Мысли путаются, это совершенно отвратительно. Я всю жизнь ненавидел беспомощность: она хуже боли, потому что нельзя сопротивляться. Письма помогают. Помогают сосредоточиться, помогают держаться, помогают, помогают… Потом я перечитываю и вижу следы спутанного сознания. Кто вчера писал о ригор мортис и амнезии, неужели я? Не помню. Но это мой почерк, моя подпись. Подпись, о да… Хорошая шутка. Мне страшно, меня зовет ночная дорога за окном. Я боюсь, что выйду из дома — и очнусь где-нибудь в холмах, как сегодня днем. Безумный Дуаньяр, пугало для детей. Не хочу. Жан, это слишком. У меня под ногтями земля, мокрая черная земля, ею испачканы руки и манжеты. Я не помню, что и где копал. Я хочу еще хотя бы раз увидеть Люси, но она не приходит во сне, как раньше. Почему она не приходит? Чем я ее обидел? И голова болит, не переставая.
Жак. Жак Дуаньяр.
17 ноября 1933 года, Сен-Бьеф,
Нормандия
Жан,
Ты помнишь голос? Тот, что спрашивал: «Жак Дуаньяр, где брат твой Жан?» Кюре сен-бьефской церкви, наверное, узнал бы его сразу, он ведь явно из тех, кто наследует царствие небесное. Но на такой вопрос никогда не бывает ответа. Сегодня я видел Люси. Она шла по дороге от церкви к почте, почти такая же, как тогда. Тоненькая, хрупкая, ее светлые косы венчали головку, как корона. Жан, если это и есть безумие, я почти рад ему. Сегодня ко мне приходил дьявол. Он сел на край постели и измерил мне температуру, потом взял за запястье холодными жесткими пальцами и заглянул в глаза. Зачем ему мои глаза, Жан? Он хочет заглянуть мне в душу и забрать память? Но разве дьявол не знает, что у меня в памяти?
Твой брат Жак
Жак, ты дурной мистик. Он посчитал пульс и проверил зрачки. Как можно быть таким болваном? И это ты, всегда гордившийся своим рационализмом. Лучше подумай, зачем ему это. Подумай. Просто подумай.
Ж. Дуаньяр
19 октября 1933 года
Авиньон, ул. Монфрен, 16
демуазель Ортанс Дерош
от г-на А. Леграна
Кан, отель «Дюссо»
Дорогая Ортанс,
Я снова в Кане, теперь уже с инспектором Мерсо и его другом, господином Жавелем, тоже работающим в полиции. Инспектор временно оставил службу, но я уверен, что он вернется, когда это дело будет закончено. А закончиться оно может лишь торжеством правосудия. В последнее время я много думал, Ортанс. Я теперь постоянно думаю об одном и том же: почему бог позволяет твориться подобному злу. В детстве моя вера была чиста и лишена сомнений, но сейчас она подвергается испытанию. И мне кажется, что я нашел ответ, который подходит лично мне и позволяет не разувериться в справедливости и милосердии господа нашего.
Мир вокруг, моя любимая кузина, принадлежит людям так же как и господу, и истребить в нем все зло означало бы лишить нас, его детей, права выбора между злом и добром, и мужества защищать свой выбор, и веры в справедливость, которую творим мы сами. Когда дитя мало и неразумно, родитель убирает с его пути все, обо что ребенок может пораниться. Но малыш взрослеет и должен учиться тому, что мир бывает опасным и жестоким. Он должен сам, своей волей и трудом сделать этот мир лучше, защитить обиженного, помочь попавшему в беду, отказаться от выгоды, способной повредить кому-то. Я знаю, Ортанс, ты поймешь меня, хотя я пишу путано и невнятно. Если бы в мире не было зла, как мы могли бы оценить добро? Это слабое утешение, когда смотришь в глаза матери, потерявшей дочь, но не будь его — как жить дальше? Улыбнись, милая сестричка Ортанс, над моими рассуждениями, потому что у меня тяжело на сердце, и я хочу согреть его воспоминаниями о твоей улыбке, как будто увижу ее за много миль вдали.
Сейчас, пока я пишу тебе письмо, мои старшие товарищи второй час сидят в номере инспектора и разговаривают. Господин Жавель встретил нас с инспектором на вокзале, и я снова поразился, как могут дружить настолько несходные между собой люди. Думаю, Ортанс, что втроем мы представляем собой еще более странное зрелище. И можно ли поверить, что вся цепочка случайностей, которая свела нас в отеле Кана — и вправду не более чем цепочка случайностей? Многолетние неустанные поиски инспектора, преданная дружба господина Жавеля, архивный запрос, выпавший именно мне, дневник несчастной демуазель Сантери, вернувшийся к ее семье спустя несколько лет после смерти хозяйки… Разве может все это быть простым совпадением вероятностей? Нет, Ортанс, я твердо верю, что сама жизнь сопротивляется смерти, а добро борется со злом. Не всегда это происходит вовремя, не всегда можно исправить уже случившееся, но все-таки мы, люди, чаще выбираем добро, и это дает надежду и веру.
Наверное, я утомил тебя философскими рассуждениями, Ортанс, но ты ведь слишком добра, чтобы упрекнуть в этом своего верного Ланцелота. Я благодарю бога за то, что у меня есть ты и тетушка, ведь когда так близко сталкиваешься со смертью, начинаешь еще больше ценить близких. И главное, ради чего я пишу тебе это письмо, выполняя обещание рассказывать обо всем, что случается в ходе нашего расследования. Пока мы с инспектором были в Тулузе, господин Жавель подал запрос в медицинский департамент о врачах, получивших лицензию на частную практику в регионе за последний год. Сейчас передо мной лежит список из восьми имен, а еще есть описание внешности и настоящая фамилия… В этот раз мы найдем его, Ортанс! Мы обязательно его найдем.
Твой любящий кузен Андре
19 ноября 1933 года, Сен-Бьеф,
Нормандия
Жан,
Вот и осень близится к концу. Я снял зимние ставни с окон в спальне. Подозреваю, что мне они уже не пригодятся, зато вечерами дольше видно закат. Я не знаю, сколько еще выдержу. Помнишь плотину в Голландии? День за днем, ночь за ночью она сдерживает напор воды, вот и я, как та плотина, еще держусь, но уже размыло течь, и вода сочится такой тонкой безобидной струйкой… Скоро море обрушится на спящий город всем своим ужасом.
Жан, я снова видел Люси. Не знаю, был ли это сон или явь. Она шла по той же дороге, что и прошлый раз, на ней был ни разу не виденный мною голубенький плащ и коричневые осенние ботинки. Ах, она обернулась, глянула на меня с испугом и прибавила шаг, взявшись за широкий воротник плаща, словно хотела плотнее закутаться в него. Ты скажешь, что я безумец? Я помню, что ее нет. Конечно, помню! Но я уже видел ее когда-то наяву, целых два раза. Это был вечер, но сумерки не могли скрыть от меня Люси, это точно была она, с ее милой чуть удивленной улыбкой и нежным взглядом… Но когда я пытаюсь вспомнить еще что-то, голова болит так, что в глазах темнеет.
Сегодня снова приходил доктор Мартен. Я ему не сказал про Люси. Нет, я не сказал! Но он сам догадался. Доктор добр, он пытается вылечить меня. Он дает мне таблетки, хорошие пилюли, такие же добрые, как он сам. А мне не нужно пилюль, мне нужна Люси. И еще немного кальвадоса… От собственного кальвадоса еще никто из Дуаньяров не умер.
Твой брат Жак
Проклятье, болван, лучше пей кальвадос!
Ж. Дуаньяр
20 ноября 1933 года, Сен-Бьеф
Жан, не странно ли, я снова пишу — и не помню этого. Впрочем, я потерял счет странностям. Мне кажется, кто-то ходит на чердаке, скребется в подвале. Звуков из подвала я, признаться, боюсь больше. Может, это крысы? Те, знаешь… Вздор, они давно мертвы. Жан, я отчаянно устал. Сегодня пришлось сменить постель, старая уже вся в кровавых пятнах. Ничего, в ящиках комода еще полно белья, мне лишь пришлось просушить его, но, кажется, эту сырость ничем не вывести. Дом трещит, рассыхаясь. Тиканье древоточцев и сверчков сводит с ума. Но если я его слышу, значит, я еще жив. Эти письма я прячу в тайник, едва написав. Мне кажется, кто-то перебирает их, когда я сплю. Мне кажется… Мне кажется, Жан? Я бы не хотел под конец скатиться в пошлое суеверие, мне стыдно за то, что я порой пишу. Но как отличить явь от сна, если иногда я словно просыпаюсь, стоя посреди сада или какой-нибудь комнаты и не помня, как попал сюда.
Доктор Мартен говорит, что это нормально. Доктор говорит, что все хорошо, и я ему верю. Кюре уехал навестить кузину. Жан, разве у кюре может быть кузина? Нет, нет и нет! Кузина была только у нас с тобой. Милая, милая Люси. Она улыбается мне из-за тонких штор, лукавая моя девочка, думает, что я ее не вижу. Но я же чувствую запах духов, он веет по комнатам, мешаясь с кальвадосом. Доктор Мартен говорит, что скоро я увижу Люси.
21 ноября 1933 года, С-Б.
Кюре уехал к кузине. Доктор не приходил уже два дня. Кто же ходит на чердаке? Он мешает мне спать, а я сплю почти весь день. Ночью спать нельзя, нужно лежать и ждать его. Он приходит, тянется из-за штор, скалится мертвой головой, мохнатый, как бабочка-бражник. Если лежать молча и считать трещины на потолке, он не тронет, просто пройдет мимо, тихо-тихо пройдет. Я лежу молча. Шестнадцать трещин, больших и маленьких. Одна, две, три, пять… Сбился — начинай сначала и побыстрее, пока он не услышал, как ты живешь рядом. Люси, не приходи. Он знает, что у тебя в глазах солнце. Люси — ангел. Маленький ангел, охраняющий Сен-Бьеф. Он сказал, что отпускает ангелов на волю, строя храм. Великий храм. Вот окно над самым нефом, вот капитель колонны. А ты, Жан, чем хочешь стать? Ножом на алтаре — хочешь? С чердака кап-кап-кап. Трещин — пятнадцать. Где еще одна? Я должен найти, иначе он найдет меня в темноте.
22 ноября 1933 года
Жан, я больше не пью таблетки. У доктора Мартена чуткие добрые руки, он хороший врач. Но я не пью таблетки. Прячу за щеку, сглатываю, роняю голову на постель. Тихий добрый доктор. Он строит храм. Я тоже когда-то хотел стать архитектором, помнишь? Нам есть о чем поговорить, но таблетки я не пью. У меня осталось несколько бутылок кальвадоса, я почти все время пьян, но это даже к лучшему.
Твой Жак
23 ноября 1933 года
Жан,
Как же мне тебя не хватает. В углу наволочки уже три пилюли. Три маленьких круглых пилюли. Я боюсь спрятать их под подушку, боюсь оставить на столе письмо к тебе, боюсь, боюсь, боюсь. Знаешь, я теперь очень хорошо понимаю — никто не придет. Никто не придет сюда, в Дом на холме, где живет местное пугало — сумасшедший старик Дуаньяр. Не забавно ли, Жан? Кто нам поверит? Он почтенный человек, респектабельный врач, а я? Больной безумец с темным следом позади. Откуда мне помнить, что такое ригор мортис? Откуда мне знать, что такое странгуляционная борозда? У нее была тонкая шейка, у этой девчонки — как же ее звали? И борозда — неправильная. Ведь ты мне веришь, брат? Ты веришь. Три пилюли. Интересно, их бы хватило, чтобы — совсем? Зато голова у меня такая ясная, какой уже и не припомню.
Твой брат Жак
25 ноября
Жан,
Сегодня я выбрался в деревню. Сам не знаю — зачем. Может, хотел дойти до людей и что-то сказать, объяснить. Не знаю. Было холодно, голова кружилась. Помню — допил остатки обычного кальвадоса, осталось две бутылки. Того, старого. Но я дошел, спустился вниз, как бы ни темнело в глазах. К кому я мог пойти? Разве что старый филин бы мне поверил. Пусть не поверил, но… Я дотащился до его дома уже в сумерках — полдня на тройку миль, и темнеет рано. Жан, там все так же растет живая изгородь, она стала только выше и гуще за эти годы. Они стояли совсем близко. Я слышал, Жан. Слышал каждое слово. «Мой ангел», — говорил он. «Чистый, светлый ангел», — говорил он. «Мы построим храм новой прекрасной Франции, — говорил он, — потому что ты живое воплощение Нормандии». «В последний день осени», — сказал, наконец, он.
Что я мог, Жан? Выйти из-за кустов, напугав ее одним своим видом? Грязный больной старик, заросший, воняющий старым перегаром — и он, воплощенная праведность. Кому бы она поверила? Я ушел, Жан. Дождался, пока она упорхнет в дом, и ушел. У меня мало времени, так мало, что страшно. Да, Жан, мне страшно. Я уже не тот юноша, что когда-то плавал к скалам Эрбийон. Дома я искал ружье, но тот, кто оставил белье, книги и кальвадос, добрался до оружейного шкафа. Нам никто не поверит. Я не знаю, сколько у меня еще времени. Я не знаю, что делать. Я только не хочу еще раз потерять ее, мою девочку с солнцем в глазах. Жан, я… Жан, ради бога!
26 ноября
Стебли болиголова уже совсем сухие, от них никакого толку. Есть еще плющ и тот вьюнок, как же его… Но это не то. Все не то. Летом я бы пошел в лес, но сейчас это бессмысленно. Мне нужен болиголов. Реторты почти все разбиты, но если поискать… Жан, поговори со мной. Подскажи своим тихим ровным голосом, как ты всегда делал. Мой умный брат Жан. Ты знаешь, зачем болиголов? Последняя крыса давно сбежала из клетки. А я остался. Перегонный куб цел. Доктор Фаустус продал душу дьяволу. Помнишь оперу? Мы слушали ее в Париже. Па-па-па-па-па-парам… Люди гибнут за металл. Глупцы. Нет металла дороже бледного золота ее волос. Бледного старого золота. Почти серебра. Дьявол не купит мою душу. От нее остались одни угли и зола. Есть чем развести огонь в подвале. Вьюнок — ипомея, я вспомнил. Тоже неплохо, но слишком слабо. Мне нужен болиголов, я не могу рисковать с неизвестными рецептами. Жак не знает нужных рецептов.
27 ноября
Я Жак Дуаньяр. Моего отца звали Фабиан Дуаньяр. Мою мать — Мари-Эжени Дуаньяр, в девичестве Ростан. Мой брат — Жан. Жан Дуаньяр. Я люблю свою кузину Люси Ламбер. Люси. Люси Ламбер. Я Жак. Жак, где брат твой, Жан?
28 ноября
Я, Жак Дуаньяр… Я, Жак. Жак Дуаньяр… Жак. Жан. Я — Жак Дуаньяр. Дуаньяр — да. Я Дуаньяр. Дуаньяр из Дома на холме. Жан Дуаньяр. Жан…
30 ноября 1933 года
Авиньон, ул. Монфрен, 16
демуазель Ортанс Дерош
от г-на А. Леграна
Кан, отель «Дюссо»
Дорогая Ортанс,
Завтра утром первым же омнибусом мы выезжаем в Сен-Бьеф. Это прибрежная деревушка в Нормандии, такая маленькая, что я с трудом нашел ее на карте. Все решилось, все сошлось в одной точке! Сегодня я прочел в газете, что в Сен-Бьефе была найдена мертвая девушка, работавшая на сборе яблок. Некоторое время назад я уже видел заметку о молодой женщине, сорвавшейся с крутого склона именно в этой деревне, но почему-то решил — по тону статьи, видимо — что несчастье произошло на глазах у ее подруг. Как хорошо, что я на всякий случай делал выписки обо всех подобных происшествиях! Сейчас мы с господином Жавелем нашли и перечитали ту статью, а потом господин Жавель позвонил в редакцию и выяснил, что девушку нашли уже мертвой. Ортанс, это точно он! Вдобавок, один из врачей, получавших лицензию, некий д-р Мартен, работает возле Сен-Бьефа, в соседней деревне.
Мы бы выехали сегодня же, но единственный омнибус в ту глушь идет рано утром, а сейчас вечер, вдобавок инспектор Мерсо через час вернется из очередной поездки по третьему из восьми адресов. В нашем списке д-р Мартен стоял шестым, мне страшно подумать, что мы могли добраться до него на несколько дней позже.
Пожелай мне удачи, Ортанс, хотя когда ты получишь это письмо, все уже, вероятно, будет кончено!
Твой кузен Андре
* * *
Высокий седовласый старик, худой до совершенного измождения, неподвижно сидел в кресле у горящего камина. Костлявые руки покоились на клетчатом пледе, укрывающем его колени до самого пола, глаза, похожие на глаза большой хищной птицы, были полуприкрыты, вместе с крючковатым носом придавая ему еще большее сходство с дремлющим филином. На скамеечке у ног старика сидела белокурая девушка с толстой косой, заколотой в аккуратный узел на затылке, такой же простой и изящный, как и весь ее облик: от белоснежного воротничка на темно-синем платье до кончиков темных туфелек, едва виднеющихся из-под широкого подола.
Трое мужчин, безмолвно глядящих на старика, сидели на стульях с высокими деревянными спинками, обычных стульях приличного деревенского дома, с уже немного облезшим лаком, но все еще совершенно респектабельных. Таким же респектабельным был круглый стол, возле которого они сидели, каминная полка с множеством фарфоровых безделушек и книжный стеллаж, уставленный фолиантами в темных переплетах с потускневшими золочеными буквами.
— Да, господа, — разомкнул губы старик, открывая глаза, остро блеснувшие желтым в отблесках камина. — Я знал доктора Мартена…
— Знали? — быстро уточнил один из гостей, плотный и коренастый, с решительно выдвинутой вперед челюстью. — Он уехал?
— Он умер, — сухо сказал старик. — Вчера. Признаться, я полагал, что вы из полиции — я посылал в город письмо.
— Умер! Как? — растерянно вскрикнул второй, долговязый юноша, замерший на самом краешке стула, словно готовясь в любой момент вскочить.
Старик пожевал губами, склонив голову набок и еще раз обведя неприятно острым взглядом гостей.
— Так вы из полиции?
— Да, — уронил коренастый. — Я инспектор уголовной полиции Тулузы. Пьер Мерсо, к вашим услугам. Но здесь я и мои друзья по частному делу…
— Понимаю… — бесстрастно сказал старик, снова закрывая глаза. — Господин Мерсо, полагаю, я могу пролить свет на некоторые обстоятельства смерти доктора Мартена, если вы, в свою очередь, подробнее расскажете мне о его жизни. Видите ли, если то, о чем я думаю, правда, моей семье чрезвычайно повезло, что эта жизнь прервалась так… своевременно.
— Так вы знали? — привстал с кресла молодой человек, приобретя в этот момент неуловимое, но явное сходство с инспектором. — Знали, что доктор…
— Я полагаю, — вмешался в беседу до сих пор молчавший третий — уютного вида толстяк в дорогом твидовом костюме, — нам действительно есть, что рассказать друг другу. Позвольте мне. Итак, господин Гренобль, все началось в 1925 году или даже раньше…
Когда он замолчал — спустя почти полчаса — слегка задыхаясь, как это бывает с полными людьми даже после небольших усилий или долгого разговора, старик, в продолжение всей речи так и не пошевелившийся, неожиданно ласковым движением положил руку на головку девушки.
— Кристина, принеси вчерашние письма.
Так же молча девушка поднялась и вышла, через несколько минут вернувшись с пачкой растрепанных бумаг.
— Вы можете прочитать их здесь, господа, — ровно произнес старик, не открывая глаз. — Вслух, если вам так удобнее. Я намерен передать письма полиции в качестве улик, но у вас есть право узнать то, что в них написано. Да… — он помолчал немного, будто прислушиваясь к чему-то, и повторил: — у вас — есть. Вы опоздали совсем немного, так бывает. Но прежде, чем вы начнете, я бы хотел рассказать вам историю, связанную с вашей историей теснее, чем может показаться. Человека, который написал эти письма, звали Жак Дуаньяр. И это он убил доктора Мартена. Впрочем, на самом деле их обоих звали иначе…
Он окинул взглядом нетерпеливо пошевелившегося юношу, подавшегося вперед инспектора и толстяка, сложившего пухлые руки перед собой на столе с выражением полного внимания. Снова пожевал губами, вздохнул…
— Пожалуй, начать следует с того, что близнецов Дуаньяров путала даже их собственная мать. Мальчики были удивительно похожи, но только внешне — так, опять же, часто бывает…
— Разве такое возможно? — тускло произнес инспектор приблизительно два часа спустя. — Не просто выдать себя за другого человека, но вот так вот… Бред какой-то…
— Бред, — бесцветно согласился старик нотариус. — Но разве мы говорим о нормальных людях? Два безумца повстречались в доме Дуаньяров, но один возомнил себя десницей господа, другой же… Полагаю, он хотел просто остаться человеком.
— Он им остался, — убежденно сказал молодой человек, быстро смахивая с глаз что-то. — Конечно, остался… Господи, мы опоздали всего на день!
— Мы опоздали, — эхом откликнулся инспектор. — Да, так бывает…
— Кристина, — тихо сказал старик. — Будь добра, принеси тот кальвадос, штопор и четыре бокала.
Когда на столе появилась грязная, покрытая многолетней пылью бутылка, резко контрастируя с чистой поверхностью полированного дерева и просто-таки сияющими бокалами, старик продолжил:
— Тела в подвале церкви, там они дождутся прибытия полиции. Если хотите взглянуть, я напишу записку нашему кюре. Со своей же стороны попрошу об услуге. Молодой человек, откройте бутылку.
— Дайте лучше я, — вмешался толстяк. — С таким напитком нужно почтительно…
По губам старика скользнула улыбка.
— Вижу, вы знаток, — сказал он негромко, глядя, с какой бережностью вскрывается бутылка. — Я помню этот год. Отличный год был, и вправду лучший за полвека. Поминать Дуаньяров следует кальвадосом Дуаньяров. Прошу вас, господа… Мне кажется, это будет правильно. Вы не опоздали, позволив свершиться тому, что должно было. Видит бог, вы пришли вовремя.
София стояла на мостике «Императора океанов», всматриваясь в даль. Корабль отделяло от берега почти тридцать миль, так что глазу не на чем было остановиться, кроме чернильных вод Атлантики и раскинувшегося над ними звездного купола.
Она повернулась к стоявшему рядом человеку. Это был капитан Ленард. Обычный состав команды «Императора океанов» из сорока человек был сокращен до пяти. Сразу после того как корабль подплывет к Манхэттену, всех матросов эвакуируют на вертолете, который сейчас стоял на взлетной площадке за мостиком.
— Оно больше не появлялось?
— Нет, мэм, — ответил Ленард, француз с колючим взглядом. — По всей видимости, прошло мимо.
София с сомнением покосилась на экраны радара, потом вновь перевела взгляд на океан. Несколько минут назад радар яхты засек странный объект почти прямо по курсу, сразу исчезнувший. Принимая во внимание груз на борту, любой необычный объект следовало считать возможной угрозой.
Но если это лодка, радар ее не потерял бы…
— Будьте начеку, — наконец велела София. — Если эта штуковина снова появится, тотчас зовите меня. Я буду в своей каюте.
— Слушаюсь, мэм.
Ленард слегка ревнивым взглядом смерил Комосу, маячившего в задней части мостика, когда София сделала гиганту знак следовать за собой, затем вновь повернулся к радару.
Капитан удивился бы, узнай он, что объект, который обнаружили радары «Императора океанов», вовсе не так далеко от его корабля. С помощью Нины Трулли погрузил «Трясунок» на глубину в десять футов и задал курс, чтобы перехватить яхту. Теперь, когда лодкой управляли два человека, теснота кабины вызывала еще большую клаустрофобию.
— Прости, — снова сказала Нина, задев Трулли локтем.
— Не бери в голову. По крайней мере на этот раз ты умудрилась не заехать мне по ребрам.
Трулли проверил экран монитора. На столь небольшой глубине компьютер мог получать прерывистые сигналы GPS, и, если верить карте, сейчас «Трясунка» и «Императора океанов» разделяли каких-нибудь двести метров. Субмарина оказалась прямо по курсу круизного судна, «Император океанов» стремительно ее нагонял.
— Так, яхта почти над нами. Я проведу лодку вдоль ее левого борта, потом поднимусь на поверхность и постараюсь сравнять скорости.
— Сколько у нас будет времени?
— Немного. На поверхности подводные лодки плывут медленно, так что придется врубить полную мощность, чтобы не отстать. Даже если двигатели не сгорели, они все равно, того и гляди, перестанут работать. Есть и еще одно затруднение…
— Представляю, — простонала Нина.
— От волны, которую оставляет нос чертовой яхты, наша лоханка при скорости в двадцать три узла наполнится водой, которая просочится через верхний люк. А точнее, хлынет.
— Подожди, ты хочешь сказать, что она затонет?
— Домой она не вернется при любом раскладе, — уныло проговорил Трулли. — Ладно, чего уж там, старушка поработала на славу.
Нина с тревогой взглянула на него:
— А ты?
— Обо мне не беспокойся. Главное — высадить тебя, а сам я выберусь.
Страница 123 из 133
— Со сломанным ребром?
— Жизнь казалась бы пресной, не будь в ней чуточку риска, как считаешь? — Трулли легонько пожал ее руку. — Твоя задача — попасть на корабль, договорились? Отыщи Эдди, вместе снимите взрыватель с бомбы и остановите эту безумную сучку!
Нина повернулась, насколько позволяла теснота, и поцеловала его в лоб.
— Спасибо, Мэтт.
— Всегда пожалуйста.
Иконки, отмечающие на экране местонахождение «Трясунка» и «Императора океанов», почти наложились друг на друга, и теперь в натужный гул работающих насосов вплелся новый звук — пробивающийся сквозь толщу воды низкочастотный рокот.
Мощные дизельные двигатели. Субмарина была прямо под яхтой.
Трулли двинул ручку управления, чтобы поднять «Трясунка» ближе к поверхности.
— Так, будь готова по команде открыть люк.
Нина повернула стопорное колесо. Картинку с внешней камеры размывали брызги, но справа сквозь вздымающиеся волны различались яркие огни — бортовые иллюминаторы. «Император океанов» был возле них, пульсация его двигателей напоминала мурлыканье чудовищного кота.
«Трясунок» встал на дыбы, попав в зону турбулентности у носа яхты. Нина вцепилась в люк, с трудом удержавшись на ногах. Трулли одной рукой сражался с управлением. Мимо проносились иллюминаторы…
— Открывай! — прокричал австралиец.
Нина толкнула вверх крышку люка. Тотчас внутрь хлынула ледяная вода. Нина схватила плетеный канат, висящий возле люка, и, вскарабкавшись вверх, села на краю корпуса. При скорости больше двадцати узлов пронизывающий ветер ножом резал тело сквозь мокрую одежду.
«Император океанов» угрожающе высился по правому борту, словно отвесная скала из металла. Палуба в кормовой части ближе всего находилась к воде, но и ее отделяло от поверхности больше трех метров.
Схватившись за распахнутый люк одной рукой, Нина нащупала канат. К его концу был привязан крюк. Если удача улыбнется, она зацепится за поручень. Если…
Налетела очередная волна, пробирая холодом до костей. Вода хлынула в кабину. Свет замерцал.
— Я теряю управление! — поторопил ее Трулли. — Паровые сопла перегрелись, боюсь короткого замыкания!
— Подойди ближе! — крикнула в ответ Нина. Она подняла крюк, готовясь забросить его на яхту.
Субмарина медленно поползла к «Императору океанов». Кильватерная струя от яхты усилила килевую качку, нос «Трясунка» отрывался от воды, а потом с шумом падал во впадины между волнами. Даже уцепившись за крышку люка, Нина с трудом сохраняла равновесие.
При той скорости, с какой плыла обгонявшая яхта, будет только одна попытка…
В кабине субмарины полыхнул голубой разряд и свет погас.
— Черт! — завопил Трулли. — Я…
Нина метнула крюк.
Он по дуге понесся в сторону задней палубы, трос полоскался на ветру, летя за крюком…
Крюк отскочил, скрывшись в водовороте между двумя судами.
Нина застыла, следя за его падением и не веря глазам. Потом лихорадочно принялась подтаскивать к себе линь. Крюк лязгнул по корпусу субмарины. Еще одна волна обрушилась на лодку, и в люк хлынул настоящий водопад, быстро наполняющий кабину. Двигатели «Трясунка» глохли, а «Император океанов» проносился мимо со все увеличивающейся скоростью, потому что их развалюха теряла ход.
Нина снова схватила крюк и полностью вылезла на люк, с трудом удерживая равновесие на покатом корпусе. Трулли пытался выбраться из кресла, в то время как непрекращающийся поток воды лился на него сверху.
Мимо пролетала корма яхты, взбивая пену гребными винтами.
Бросок!
На этот раз крюк задел корпус, скользнув по задней палубе…
Нос «Трясунка» ушел вниз…
Канат натянулся.
Нина успела ухватиться за него, удаляющаяся яхта сорвала ее с субмарины и потащила по воде вслед за собой.
Трулли только выбирался из люка, когда «Трясунок» стал резко уходить под воду; судно быстро затонуло, увлекаемое вниз наполнившей кабину массой воды. Под волнами засверкали голубые вспышки — замкнуло батареи, — а потом океан вновь погрузился во тьму.
У Нины не было времени думать о судьбе австралийца. Кашляя и задыхаясь от холодных брызг, хлещущих по лицу, она принялась подтягиваться по канату. Толчок очередной волны грозил разорвать канат и оставить ее тонуть в холодном черном океане.
Одна рука. Затем вторая.
Мало-помалу Нина подтянулась к корме яхты. Всякий раз, как ее тело с шумом погружалось в пену, она ощущала голодные пульсации гребных винтов.
От холода пальцы онемели, осталась одна лишь боль.
Корма яхты представляла собой седоватую стену из покрашенной в белое стали.
Но что это мелькнуло?
Трап!
Так пловцы поднимались на «Император океанов», когда судно вставало на якорь. Впрочем, Нине плевать было на предназначение трапа — она знала, что сможет до него добраться.
Если только удержится.
С новым приливом энергии она принялась подтягиваться по туго натянутому канату и наконец достигла корпуса, больно приложившись плечом к металлу. Канат впивался в ладони. Теперь от трапа ее отделяло всего несколько метров, и расстояние медленно сокращалось.
Страница 124 из 133
Повиснув всем весом на одной руке, Нина попыталась схватить трап. Он оказался таким же мокрым и скользким, как и борт яхты, онемевшие пальцы никак не могли поймать поручень. Она чувствовала, что вот-вот отпустит канат, и последний раз оттолкнулась от корпуса, закричав от страха и ярости…
Пальцы сомкнулись на перекладине трапа.
На краткую долю секунды женщина застыла, не в силах поверить в происходящее. Затем, почувствовав прилив надежды, качнулась к трапу. Ноги соскользнули в воду, но она подтянулась, ухватившись за перекладину и второй рукой. Дрожа, Нина висела так около минуты, наконец, собравшись с силами, стала медленно подниматься.
И без сил рухнула на палубу, вода потоками стекала с одежды и волос. Вздумай кто-нибудь сейчас выйти на корму, ее приключение на том бы и закончилось — она не смогла бы оказать никакого сопротивления.
Однако вокруг не было ни души. Нина осторожно приподняла голову и разглядела кабину и хвост конвертоплана, выступающий над краем взлетно-посадочной площадки яхты.
Если эта штуковина здесь, то и София неподалеку. А значит, и Чейз.
Хотя дрожь в ногах не унималась, Нина заставила себя встать. На самом краю сознания мелькнула ироничная мысль, что она стоит сейчас прямо на том месте, где они с Чейзом ругались на вечеринке Корву целую вечность назад. Только теперь она не собиралась с ним спорить, она пришла его спасти.
Нина отряхнула одежду, выжала слипшиеся волосы, пытаясь насколько возможно избавиться от тяжести холодной воды. На задней палубе сейчас пусто, но на борту «Императора океанов» все еще есть команда, так что мокрая дорожка, тянущаяся по коридорам корабля, вызовет подозрения у самого тупого матроса.
Нина двинулась к ближайшей двери, стараясь вспомнить все, что знала о судне. Сто двадцать метров в длину, как ей объясняли когда-то, с шестью палубами. Каюты способны вместить больше сорока пассажиров, и это не считая помещений для команды.
Так что искать придется долго.
Внезапно она вспомнила о Трулли и оглянулась на воду. Нина не имела ни малейшего представления, удалось ли ему выбраться из субмарины. На мгновение ей почудилось, что она заметила вспышку света, прорвавшую бесконечный мрак океана, затем все исчезло.
— Надеюсь, у тебя получилось, Мэтт, — прошептала она, прикоснувшись к своему кулону.
Затем осторожно приоткрыла дверь и заглянула внутрь.
Ее встретило уютное тепло салона — кресла из кремовой кожи и небольшой бар. Пусто. Только сейчас Нина поняла, насколько замерзла в воде. Она задрожала, потерла руки и задумалась, как действовать дальше.
Прежде всего надо найти Чейза. Освободить его, и вместе они сообразят, как обезвредить бомбу, а потом разберутся с Софией и ее приспешниками.
Но где они могут держать Чейза? Он пленник, а значит, очевидно, находится в каком-то запертом помещении. Исключаем каюты, которые легко открыть изнутри. Скорее всего Чейз в каком-нибудь из трюмов.
План палубы, висевший за баром, показывал маршруты эвакуации и размещение лестниц. Нина быстро прошла к двери в дальнем конце салона, за которой лежал пустой коридор. Держась начеку, прокралась по проходу, пока не добралась до лестниц. Она уже хотела спуститься, когда сквозь грохочущее жужжание двигателей донесся какой-то звук.
Стон?
Он исходил с верхней палубы. Нина с опаской пошла вверх по лестнице и остановилась на полпути, прислушиваясь. Казалось, от боли стонет мужчина. Чейз?
Она застыла на месте, с тревогой вслушиваясь, не повторится ли звук.
Повторился.
— Ах ты, черт… — с досадой прошептала Нина. Это был стон, но не боли. Теперь ему вторил еще один звук — наполненный ликованием крик женщины. София. А мужчина, должно быть, Комоса. — Надеюсь, они наградят друг друга триппером!
Решив, что вряд ли Чейза держат свидетелем при столь интимной сцене, Нина сошла вниз по лестнице. Сверившись с очередным планом эвакуации, она убедилась, что и впрямь находится на нижней палубе — машинное отделение за спиной на корме и трюмы впереди.
Разумно предположив, что в машинном отделении обязательно кто-нибудь да топчется, Нина стремительно направилась в другую сторону и стала проверять по очереди все двери. За первой оказалась всего-навсего кладовка с моющими принадлежностями, за второй — тонущая во мраке прачечная. Преисполненная решимости, Нина пошла дальше по коридору от двери к двери по всей длине судна и почти уже достигла бака, как вдруг наткнулась на узкий проход ведущий назад по правому борту. Трюмы, заполненные рядами запечатанных картонных коробок, маленькая морозильная камера…
Одна дверь оказалась запертой.
Нина застыла и прислушалась. Единственным звуком было мерное гудение двигателей. Она снова подергала ручку — не помается — и тихонечко поскребла в дверь.
— Эдди! — зашептала она, стараясь не шуметь. — Эдди, ты там?
— Само собой, София, ты же сама приковала меня к гребаному шесту!
Нина издала сдавленный вздох облегчения. Он жив!
— Это я, Нина!
Снова молчание. Затем Чейз опять заговорил, и по голосу чувствовалось, что он сильно удивлен:
Страница 125 из 133
— Как, черт побери, ты сюда попала?
— Потом объясню.
Вспомнив, что в одном из шкафов она заметила инструменты, Нина побежала туда, отыскала лом и вернулась к запертому трюму.
— Ты в порядке?
— Мочевой пузырь сейчас лопнет, но во всем остальном…
— Значит, в порядке, — пробормотала Нина, вставила конец лома в косяк двери и налегла на него всем весом, с силой толкнув.
Дерево треснуло, затем внутри что-то сломалось. Дверь распахнулась.
Нина ввалилась в трюм и увидела Чейза, стоявшего возле стены напротив двери. Его руки были прикованы наручниками к трубе. Он не сумел скрыть радости при ее появлении.
— Черт побери, это и впрямь ты!
— Я предупреждала, что приду за тобой, — сказала Нина, расплываясь в улыбке.
Они обнялись, несмотря на торчавшую между ними трубу. Чейз поднял запястья:
— Ладно, стащи с меня чертовы наручники, и мы разберемся с бомбой.
— Ты знаешь, где она?
Чейз показал в другой конец комнаты. Нина посмотрела туда и попятилась от неожиданности, когда меньше чем в десяти футах различила очертания бомбы.
— Ни хрена себе!..
— Только не вздумай к ней приближаться — София предупредила, что там мини-ловушка, и почему-то мне кажется, что она в кой-то веки сказала правду.
Нина подняла лом, пытаясь сообразить, как его просунуть, чтобы разорвать цепь от наручников.
— Может, просто взять и бросить ее за борт?
— Бедным рыбкам это вряд ли придется по душе, — раздался голос Софии с порога.
Нина развернулась, выставив перед собой лом, но увидела в руках Софии направленный на себя пистолет. Волосы у Софии пребывали в полном беспорядке, лицо слегка раскраснелось. На Комосе, стоявшем возле нее, из одежды были только кожаные брюки. Он был тоже вооружен, как и пожилой мужчина в белой форме.
— Ах ты, черт!
— Должна признать, Нина, твое появление здесь удивило и впечатлило меня даже больше, чем возможность лицезреть Эдди, шныряющего по моей подводной базе. — София замолчала, на ее лицо легло задумчивое выражение. — Гм… «моя подводная база»… Звучит прямо как в фильме про Джеймса Бонда, верно?
— Как ты узнала, что я здесь? — спросила Нина, которой было вовсе не до смеха.
— Несколько минут назад мы поймали сигнал бедствия. Компьютер выдал сообщение о том, что это одно из наших… точнее, одно из принадлежавших Рене судов. Та смехотворная субмарина, на которую он спускал слишком много денег.
— Я бы поспорила, — покачала головой Нина. — Она оказалась довольно полезным вложением средств. Доставила меня сюда, например.
— Да уж, лодочка тебе помогла.
София переступила через порог и махнула пистолетом, приказывая положить на пол лом. Нина неохотно повиновалась, после чего подняла руки.
— Я сразу сообразила, кто пожаловал. Никто, кроме тебя, не совершил бы такого безрассудства. А потом наш человек обнаружил следы на ковре в салоне, так что оставалось только посмотреть, куда они нас приведут.
Нина хмыкнула:
— Великолепно, Шерлок. — Она метнула быстрый взгляд на Комосу и заметила пирсинг и блестящие капельки пота, усеивающие его обнаженную грудь. Затем обратила внимание на натянутую в спешке одежду Софии. — Прости, что помешала совокуплению.
— Эй, мне вовсе не интересно слушать об этом, — пожаловался Чейз.
София улыбнулась:
— Не беспокойся, Эдди, конец близок. Приковать ее! — велела она Ленарду. Тот вынул из кармана пару наручников и двинулся было к Нине, чтобы пристегнуть ее рядом с Чейзом. Но София остановила капитана: — Нет, подальше. Вон там. — Она ткнула в сторону вертикально идущей трубы в другой части трюма.
— Может, просто прикончить их? — недовольно пророкотал Комоса.
София провела рукой по его груди.
— Скоро, скоро, Джо. Знаю, тебе не терпится, но мне приятна мысль о том, что самыми первыми жертвами нашей бомбы станут мой бывший муженек… и его верная сучонка.
— Знаешь, — произнес Чейз, когда Ленард приковал руки Нины к трубе, — обычно все обиженные бывшие жены довольствуются тем, что вырезают промежность в брюках своих бывших. А вовсе не взрывают целый город!
— Прощай, Эдди! — София повернулась к выходу.
Ленард подобрал лом и последовал за ней.
Комоса дождался, когда они уйдут, затем двинулся к Чейзу и со всей силы врезал ему в лицо.
— Мой прощальный подарок, — сказал он и вышел.
— Ты как? — спросила Нина.
Чейз выплюнул кровавый сгусток — зуб, который зашатался еще в Ботсване, теперь окончательно выпал.
— Что ж, он избавил меня от поездки к стоматологу. Так что подарок что надо — долларов на двести потянет.
— Бог ты мой, — тихонько проговорила Нина, опустившись на пол. — София и впрямь собирается взорвать Нью-Йорк…
— Что бы там она ни болтала, отчаиваться рано. У нас еще есть время. Надо просто бороться, не опускать руки.
Нина громыхнула наручниками по трубе.
— Какие предложения?
— Что ж… — Чейз задрал голову и посмотрел на свою трубу. — Вообще-то никаких. А у тебя?
Нина уныло покачала головой, затем попыталась подвинуться к Чейзу. Он сделал то же, но они не смогли даже прикоснуться друг к другу ногами.
Страница 126 из 133
— Нет! — воскликнула Нина, внезапно почувствовав прилив гнева. — Нет, черт побери, нет! — Она принялась молотить по палубе ногами, отчаянно захотев почувствовать его тепло. Потом сдалась и съежилась рядом с трубой.
— Нина… — печально прошептал Чейз.
Больше всего на свете ему хотелось сейчас обнять и утешить ее, но даже в этом ему отказали. Он отвернулся и посмотрел на бомбу. Счетчик безжалостно тикал, отсчитывая драгоценные секунды.
Меньше семи часов до взрыва…
Атлантический океан
Даже с закрытыми глазами Чейз определил, что он на борту какого-то судна. А еще почувствовал, что рядом кто-то есть.
— Привет, София, — простонал он.
— Как ты понял? — спросила стоящая поодаль София, когда он с неимоверным трудом разлепил веки, борясь с подступающей тошнотой.
Чейз попытался встать, но руки оказались прикованы к трубе, которая тянулась от пола до потолка в помещении, отдаленно напоминающем грузовой трюм.
— По духам. «Шанель». Этот аромат всегда тебе нравился.
— Черт!.. — София притопнула высоким каблучком по палубе. — Кстати, добро пожаловать на борт «Императора океанов». Наследство от Рене. Жаль только, радоваться такому щедрому подарку долго не придется.
Чейзу ее слова не понравились.
— Где бомба?
— Неподалеку. Не волнуйся, скоро она будет еще ближе.
Это ему понравилось еще меньше.
— Так ради чего все это, София? Что ты так жаждешь взорвать? Почему?
Она изогнула идеально очерченную бровь.
— Вообще-то вопросы здесь задаю я. Кто помог тебе улететь из Алжира? Можешь ответить — даже до такого тугодума, как ты, уже должно было дойти, что меня не остановить.
Чейз с трудом повернул прикованную к трубе руку и кинул взгляд на часы. Перевалило за час ночи — осталось семь часов до взрыва.
— Время еще есть.
София вздохнула:
— Не сдаешься до последнего? Брось, Эдди, ты сможешь освободиться, только если отгрызешь собственную руку. Назови сообщников!
Чейз пропустил ее слова мимо ушей, схватил трубу, сосредоточился и дернул изо всех сил. Вмонтирована труба была на совесть, даже не задребезжала. Он предпринял новую попытку — с тем же плачевным результатом. София цокнула язычком. Признав поражение, Чейз оставил трубу в покое и вновь опустился на палубу.
— У покойника, которого вы бросили в той комнатенке с копьями, нашлось радио. Так что я звякнул кое-кому в МИ-6.
Страница 119 из 133
София призадумалась.
— Их интересы не распространяются на… A-а, понимаю: один из маленьких трюков Мака. Вряд ли тебя поддерживают в верхних эшелонах, не то они уже давно бы прискакали.
— Еще не вечер.
— Эдди, Эдди, я знаю тебя как облупленного. — Она медленно обошла вокруг него, в улыбке проскользнуло скрытое торжество. — Жульничать ты не горазд.
— В отличие от тебя, — уколол ее Чейз.
— Да, талант очень даже полезный. Ни один мой бывший муженек так и не понял, что я их всех использовала, включая тебя.
— Использовала для чего? Я тебе ответил, так что теперь за тобой должок.
Глаза Софии сузились.
— Я ничего тебе не должна.
— Разве что жизнь.
Хотя она и попыталась скрыть это, Чейз понял, что его слова попали в точку. София закончила круг, словно собираясь выйти из трюма, затем повернулась к нему спиной.
— Ладно, если и впрямь так не терпится узнать правду, я тебе скажу. Это справедливо, если учесть, что по большей части именно ты во всем виноват.
— Да я-то здесь, черт возьми, при чем?
София присела, и в ее взгляде мелькнула злоба.
— Из-за тебя, Эдди, моя семья потеряла все, что имела. Мне только и осталось что титул. Во всем виноват ты один.
Чейз старался понять, о чем она толкует, однако так и не нашел ответа.
— Что-то я малость туплю, Софи. Может, объяснишь?
— Отец не хотел, чтобы я за тебя выходила.
— Что ж, не спорю, я довольно быстро это уяснил. Если уж на то пошло, то секунд через пять после нашей первой встречи.
— Нет! — прошипела она. — Ты даже не представляешь. Он презирал тебя, считал, что ты самый настоящий паразит!
Чейз хмыкнул:
— Знаешь, теперь мне не так стыдно за то, что я купил ему дешевые запонки на Рождество.
София вскочила.
— Не смешно, Эдди!
На краткую долю секунды ему показалось, что она сейчас его пнет, однако София не полностью потеряла самообладание и держалась вне пределов его досягаемости, несмотря на то что Чейз был прикован к трубе.
— Я от тебя скрывала, но когда мы жили вместе, отец практически отрекся от меня, перестал давать деньги. А ты этого даже не заметил: так привык едва сводить концы с концами, что тебе и в голову не могло прийти, как сильно я страдаю.
— Значит, вот в чем причина всей свистопляски? — усмехнулся Чейз. — Бедненькая девочка, папочка отобрал ее кредитные карточки?
София снова готова была наброситься на него, и все-таки благоразумие одержало верх над гневом.
— Ты никогда не понимал мою семью, наш образ жизни. Наш бизнес, наше богатство, передаваемое из поколения в поколение. Мы заслужили такую жизнь — трудом и репутацией, это было нашим кровным правом. А потом… — Ее лицо скривилось от отвращения. — Мир изменился. Внезапно репутация и происхождение превратились в пустой звук. Миром стала править самая обыкновенная жадность, просто деньги, ничего не значащие цифры, перебрасываемые туда-сюда с компьютера на компьютер. Наследственные права были разрушены ради ежеквартального отчета.
— Ты имеешь в виду такие наследственные права, как у твоего папаши?
— Он болел! — закричала София. — Он утратил ясность мысли, допускал ошибки. Ошибки, которых не было бы, если бы я находилась рядом, чтобы помочь ему! Но он был слишком горд и не стал просить моей помощи, потому что я ушла к тебе. Шакалы с Уолл-стрит заметили слабость, набросились на него и уничтожили! Они разрушили его компанию, разорвали ее в клочья и продавали кусочек за кусочком, чтобы все эти банки, биржевые маклеры и судейские людишки могли разделить такой жирный куш! Его лишили всего! Меня лишили всего!
— А если ты взорвешь атомную бомбу, все наладится? — иронично бросил Чейз. — Какого черта ты пытаешься доказать?
— Я скажу тебе, — спокойно ответила София, буря чувств внезапно уступила место холодной расчетливости. — Богатство людей, уничтоживших моего отца, — это подделка, всего лишь иллюзия, которая основана на вере в силу системы. Я собираюсь развеять эту иллюзию, сокрушить всю систему. Так что, Эдди, моя цель — Нью-Йорк.
— Боже!
Она посмаковала его потрясение.
— Если точнее, то финансовый центр. В восемь сорок пять, прямо перед тем как эти торгаши примутся за дело, «Император океанов» войдет в Ист-Ривер в районе Уолл-стрит. Когда бомба взорвется, от Южного Манхэттена камня на камне не останется — центр мировых финансовых рынков будет стерт с лица земли. Кризис, последовавший за 11 сентября, покажется пустяком по сравнению с тем, что случится сегодня. Американский рынок рухнет и потянет за собой все мировые фондовые биржи. Жалкие негодяи, чье богатство и власть основаны на одной только вере, на цифрах в компьютерах, останутся без гроша. Их ждет та же участь, на которую они обрекли папу.
— А у тебя на руках золото из гробницы Геркулеса, — продолжил Чейз.
София кивнула:
— Нина была совершенно права. Стоимость имущества после финансового краха возрастет неимоверно. Я верну то, что принадлежит мне по праву, — деньги и статус семьи.
— А заодно погубишь ни в чем не повинных, так? — пробормотал Чейз. — Ты убьешь хрен знает сколько десятков тысяч людей! И как насчет тех миллионов, которые тоже все потеряют? Разоришь не только богатеньких, но и простых тружеников?
Страница 120 из 133
— С какой стати мне о них волноваться? — фыркнула София.
— А я? Я для тебя тоже ничего не значу? — Она не ответила, избегая встречаться с ним взглядом. — Что с тобой случилось, София? — в отчаянии спросил Чейз. — Господи, ты собираешься взорвать атомную бомбу! Что, черт побери, сделало тебя такой?
София посмотрела на него:
— За такое превращение следует поблагодарить тебя, Эдди. И я действительно тебе благодарна. Если за время нашей совместной жизни я и извлекла урок, то именно этот.
— Что еще за урок? О чем ты, черт побери?
София приблизилась к нему, но не настолько близко, чтобы он сумел дотянуться до нее ногами, и присела.
— Эдди, в основе силы моей семьи лежали деньги и влияние. А когда я встретила тебя, когда ты спас меня из лагеря террористов… ты показал мне, что существует сила иного рода. Сила жизни и смерти.
Чейз потерял дар речи, ему оставалось только с ужасом внимать ее словам.
— Когда ты смел с лица земли членов «Золотого пути», ты научил меня, как по-настоящему применять эту силу. Непоколебимое продвижение к цели, без каких-либо угрызений совести. Любой, кто окажется между тобой и твоей целью, должен быть уничтожен.
— Да у тебя крыша поехала! — наконец выдавил Чейз. — Я проник туда, чтобы тебя спасти. Я убивал только тех, кто пытался убить нас.
— Себя ты обманываешь так же неумело, как и меня, — усмехнулась София. — Эдди, тебе приказали их уничтожить. Именно уничтожить, а не прогнать или захватить. Ты был убийцей, душегубом. Ты ничего не чувствовал, когда стрелял, вонзал нож или перерезал глотку. Я видела, как ты орудовал. Никогда не забуду этого, потому что именно так я научилась походить на тебя. Ты преследовал свою цель, применяя силу. Так сейчас поступаю и я.
— Я участвовал в военной операции по спасению британских граждан из логова террористов, — возразил Чейз. — А ты жаждешь устроить массовую бойню ради собственной выгоды и… чертовой детской обиды!
— Можешь говорить что твоей душе угодно! — взвизгнула София, едва не срываясь на крик. — Ты один во всем виноват! — Она крутанулась на каблуках и решительно зашагала к двери. — Джо! Давай неси ее сюда!
— Не надо, София! — взмолился Чейз, пытаясь подняться. Но, прикованный к трубе, он мог лишь продвинуться на пару футов.
— Ты сам все начал, когда мы встретились, — злобно прошипела София. — А судьба распорядилась, чтобы ты очутился здесь в конце.
Через ее плечо Эдди увидел, как в трюм вошли Комоса и инженер-атомщик, с двух сторон удерживая бомбу. София показала, куда ее поставить, подальше от Чейза.
Мужчины осторожно опустили тяжелое устройство. У Комосы через плечо был перекинут ремень с каким-то предметом. Поначалу Чейз решил, что это оружие, затем понял, что это всего лишь крепежный пистолет — сверху выступал открытый магазин с загруженными шестидюймовыми стальными стержнями. На металлическом основании бомбы виднелись три отверстия, расположенные на одинаковом расстоянии друг от друга. Комоса вставил дуло пистолета в первое отверстие и нажал на спуск. Резкий хлопок сжатого газа, и стержень с громким лязгом пробил палубу. Еще два выстрела, и бомба стала намертво. Комоса положил крепежный пистолет рядом с ней.
София направилась к бомбе, вынимая из кармана ключ. Она вставила его, затем, ликующе оглянувшись на Чейза, повернула. Экран зажегся, по-прежнему показывая время детонации: 08.45. Нажатие на кнопку, и цифры на дисплее стали меняться: пошел обратный отсчет.
Семь часов две минуты семнадцать секунд.
Шестнадцать.
Пятнадцать…
София вытащила ключ, однако дисплей не потух, секунды стремительно уносились прочь.
— Пойду-ка я на палубу и брошу эту штуку в море, — насмешливо проговорила она, помахав в воздухе ключом, и направилась к двери. Мужчины потянулись следом. — Кстати, Эдди, таймер оснащен механизмом защиты от постороннего вмешательства. Если кто-нибудь полезет без ключа, бомба взорвется. Сообщаю на всякий случай.
— Прощай, Чейз. — Комоса ухмыльнулся своей бриллиантовой улыбочкой. — Передавай привет на том свете.
Дверь за ними захлопнулась с глухим безнадежным стуком.
Чейз напрягся и снова ударил по трубе, однако преуспел не больше, чем раньше. Затем вывернул назад руки, чтобы цепочка наручников обвилась вокруг металла, и потянул со всей силы. Кровь закапала с запястий, когда сталь врезалась в тело, но наручники прилегали слишком плотно, выскользнуть из них не оставалось никакой надежды.
Тем не менее Эдди не сдавался. Иного выбора у него не было.
— Мы почти на месте, — сказал Трулли, перекрывая неумолчный визг двигателей. — Кажется.
Нина, у которой от двухчасового сидения в тесном пространстве одеревенело и ныло все тело, с трудом повернулась к нему:
— Что значит «кажется»?
— Инерциальной навигационной системе далеко до GPS. Особенно когда дорога такая ухабистая — тут уж не до точных показаний. При наихудшем раскладе мы промахнулись километров на десять.
Нина прикоснулась к кулону.
— Значит, остается только уповать на наилучший расклад. Что дальше?
Страница 121 из 133
Трулли взглянул на приборы.
— Первым делом надо выйти из суперкавитации, чтобы нас не расплющило, как тростниковую жабу под колесом грузовика!
Нина вытаращила глаза:
— Подожди, о каком расплющивании ты толкуешь? Ты меня ни о чем таком не предупреждал!
— Вообще-то мне самому раньше не доводилось передвигаться на такой скорости, — объяснил Трулли. — Нельзя просто взять и заглушить мотор, потому что, когда обрушится ударная волна суперкавитации, эффект будет такой, словно таранишь субмариной кирпичную стену. Надо плавненько сбавить ход пока не установится безопасная скорость, и только потом закрыть подачу пара. — Он поколдовал над панелью управления, после чего взялся за дроссель. — Ладно. Давай попробуем…
Нина вжалась в кресло и постаралась собрать волю в кулак.
Трулли слегка потянул на себя дроссель. Как Нина ни прислушивалась, шум двигателей не изменился ни на йоту, хотя вибрации «Трясунка» стали другими, неустойчивое скольжение вбок нарастало.
— Это плохо? — спросила Нина.
— Гм… надеюсь, что нет! — Трулли снова потянул дроссель, и визг двигателей слегка пошел на убыль. Однако дрожь не прекращалась. — Мы уже сбавили ход до трехсот узлов. Работает!
— А как насчет тряски?
Раскачивание субмарины вызывало у Нины морскую болезнь, но она сильно подозревала, что тошнота сейчас не самая большая неприятность.
— Ума не приложу, с чего это лодка так трясется, — остается лишь уповать, что все само пройдет! — Очередное нажатие на рычаг. — Двести восемьдесят, двести семьдесят… Ну же, давай, лоханка хренова! Двести пятьдесят…
Хвост субмарины внезапно дернулся вбок, словно его кто-то основательно пнул, а потом снова дернулся, будто субмарина брыкнулась, чтобы отбросить обидчика.
Затем последовал еще один толчок и еще.
Нина испуганно вцепилась в сиденье.
Трулли лихорадочно щелкал кнопками на панели управления, корма субмарины неистово раскачивалась, точно язык колокола.
— Хвостовой загиб! — закричал он.
— Что?
— Хвостовая часть субмарины попала в центр ударной волны! Если мне не удастся вернуть контроль, лоханка развалится на кусочки!
Трулли пытался выровнять «Трясунка». Субмарина немыслимо накренилась, еще несколько раз ударившись о край бурлящего вокруг вихря, но потом раскачивание стало сходить на нет.
Он снова потянул дроссель.
— Кажется, у нас получ…
Хрясь!
Что-то оторвалось на баке и со скрежетом протащилось по обшивке субмарины.
— Что это было?! — закричала Нина.
— Мы потеряли киль! — Штурвал бешено вырывался из рук Трулли. — Я постараюсь замедлить струю за гребным винтом. Держись крепче!
Нина не имела ни малейшего представления, о чем идет речь, но по голосу поняла, что им грозит не меньшая опасность, чем ударная волна. Она вжалась в сиденье, когда Трулли надавил на рычаг…
Заслонки на трубах, закачивающих воду, захлопнулись.
На краткую долю секунды скрежет двигателей затих, когда поток воды, поступающий к раскаленным нагревательным элементам, был прекращен. Остатки перегретого пара взметнулись из входных сопл двигателей. А затем, после того как внутреннее давление стремительно скакнуло вниз, волну пенящихся пузырьков, клубящихся в центре ударной волны, засосало в сопла.
Сейчас, когда прекратилась подача воды, уносившая избыточное тепло, температура паровых элементов небывало возросла. Пена попадала на обжигающий металл, мгновенно взрываясь в перегретом паре…
Трулли снова потянул рычаг.
Входные заслонки с треском открылись, расширяющийся пар извергнулся из них, с силой проталкивая две струи через бурлящую пузырьками область суперкавитации, созданную тупым носом субмарины. Разорванная ударная волна в мгновение ока спала, и «Трясунок» пробился через нее в вихревой водоворот турбулентности — своего рода буферную зону, которая могла помочь судну плавно замедлиться, а не развалиться на части при резкой остановке.
Но прошло не больше пары секунд и буферная зона закончилась…
Хотя Трулли пристегнул ремень безопасности, его с силой швырнуло на штурвал, когда субмарина вошла в вязкую воду. Не вцепись Нина мертвой хваткой в сиденье, она врезалась бы головой прямо в переднюю переборку. Со стены кабины что-то рухнуло на приборную панель. Огоньки замигали…
Субмарина замедлила ход.
Трулли со стоном хватал ртом воздух, пытаясь дотянуться до приборной доски.
— Ох, мать твою! — прохрипел он. — Нина, помоги мне, быстрее!
Нина, с трудом отцепив руки от сиденья, попыталась сесть прямо.
— Что случилось?
Лицо австралийца исказила судорога.
— По-моему, я сломал ребро! Не могу дотянуться до дросселя, придется тебе… Потяни его на себя, закрой заслонки!
Она поспешила выполнить приказ. Шипение пара, вырывающегося из двигателей, затихло, как и остаточные вибрации. «Трясунок» замер.
— Спасибо, — произнес Трулли, тяжело дыша. — Так, мы остановились и пока еще целы, более или менее. Неплохое достижение. — Он осмотрел поврежденную панель сузившимися от боли глазами. — Вряд ли наша лоханка сможет плыть дальше. Оба заборных устройства отказали, да и энергии у нас почти не осталось.
Страница 122 из 133
— Ты сильно ранен? — спросила Нина.
Трулли скривил лицо:
— В теннис играть смогу не скоро. Надо выяснить, куда нас занесло, получить данные с GPS. Видишь? — Он ткнул пальцем в одинокий рычаг на потолке кабины. Нина кивнула. — Потяни его. Продуются балластные цистерны, и мы всплывем на поверхность.
Она уперлась ногами в пол, затем потянула рычаг. Субмарина задрожала, сжатый воздух с силой стал выталкивать воду из цистерн. Через минуту кабина стала раскачиваться — это ударялись о корпус волны Атлантического океана.
Трулли неуклюже набрал одной рукой команду на клавиатуре, боль в груди не давала ему пошевелить другой рукой.
— Ладно, GPS-сигнал пошел… Есть! Ух, а мы не так уж сильно и промахнулись.
Нина взглянула на экран.
— Где мы?
— Недалеко от побережья Мэриленда. От Нью-Йорка нас отделяет примерно двести девяносто километров.
Нина мысленно перевела это в привычные для себя единицы: сто восемьдесят миль.
— Где «Император океанов»?
— Подожди пару секунд. Посмотрим, удастся ли мне подключиться к спутнику…
Она с тревогой ждала, пока Трулли войдет в сеть. По сравнению с системой в его кабинете спутниковая связь работала невыносимо медленно.
— Есть! — наконец воскликнул австралиец. На экране возник желтый треугольник, отмечающий местонахождение «Императора океанов». — Он примерно в четырех кабельтовых от нас, чуть ближе к берегу. Курс не изменился, все еще идет на двадцати трех узлах.
— Мы сможем его нагнать?
— Если насосы не окончательно сдохли, то сможем. Только нужно поспешить. — Трулли указал на какой-то измерительный прибор: — Батареи почти пустые. У нас энергии минут на десять, не больше. Понадобится твоя помощь, чтобы управлять субмариной. С одной рукой из меня никудышный штурман.
Нина вгляделась в треугольник на карте. Казалось, он так близко к символу, обозначающему их собственное положение. Эдди…
Она решительно выставила вперед подбородок.
— Что я должна делать?
Трулли гнал свой «дискавери» по дороге вдоль гавани Марш-Харбора.
— Ты уверен, что найдешь их? — спросила Нина.
— На сто процентов, — заявил Трулли. — На всех транспортных средствах Корву есть навигаторы GPS. На самолете тоже должен быть.
— А если нет?
Австралиец не нашел что ответить. Вместо этого он повернул к группе промышленных зданий, построенных вдоль линии моря. Дорогу машине преградил забор со шлагбаумом у ворот.
— Веди себя спокойно, — посоветовал Трулли. — Если хочешь, сделай вид что немного пьяна.
— Как я могу в такой ситуации вести себя спокойно?
Трулли остановился у ворот. Из будки вышел охранник.
— Привет, Барни, — весело поздоровался Трулли. — Как дела?
— Отлично, господин Трулли. Что привело вас сюда в такую позднюю пору?
— Понимаешь, мы с подругой решили понырять в ночном море, — объяснил австралиец, показывая на Нину. — И выяснилось, что я забыл ключ от катера в кабинете!
Охранник посмотрел через окошко на Нину. Помня про комментарий Трулли, она вяло помахала рукой:
— Привет!
Тот кивнул и снова обратился к Трулли:
— Вы ненадолго?
— Конечно, нет, старина! Просто заберу ключ. Пара минут.
Барни обдумал ситуацию.
— Вообще-то ее нужно зарегистрировать… Хорошо, проезжайте, только не задерживайтесь.
— Ты настоящий друг, — поблагодарил его Трулли.
Охранник улыбнулся и ушел в сторожку. Шлагбаум пополз вверх.
Они подрулили к длинному зданию в дальнем конце охраняемой территории. Трулли выпрыгнул из «дискавери» и поспешил к боковой двери. Нина последовала за ним.
И удивленно замерла, когда австралиец включил внутри освещение. Здание оказалось замаскированным доком. Со стороны моря в воду опускался огромный подъемный ставень. Поверхность воды в бассейне, изолированном от волн, была гладкой, как стекло.
Впрочем, Нину удивило не это, а подводная лодка, висевшая на тросах над водой. Подобной конструкции ей видеть не приходилось. Не подлодка — космический корабль! На таком мог бы летать Хэн Соло из «Звездных войн» или капитан Кирк из «Звездного пути».
Трулли же отнесся к этому чуду техники как к повседневному рабочему предмету вроде стула.
— Залезай, — велел он Нине, взбегая по лесенке в кабинку над доком.
Нина поднялась в захламленную комнату с массивным чертежным столом, сплошь заваленным кальками.
— Извини за беспорядок, — немного застенчиво произнес Трулли, смахивая картонные стаканчики из-под кофе на пол, и включил компьютер.
— А что это за штуковина? — спросила Нина про субмарину, виднеющуюся в окне кабинета.
— Где? А, это мой текущий проект, «Трясунок».
Нина чуть не расхохоталась.
— Что?
— Ну, прозвище такое. Рене хотел назвать его «Наутилусом», но слишком уж избито для подлодки. Хотя, раз он мертв… Короче, это суперкавитатор.
— Что-что?
— Она очень быстро плавает, — небрежно обронил инженер, садясь за компьютер. — Сейчас, надо ввести пароль… Ну вот, я в сети GPS. — Он пощелкал мышкой, и на экране появился список кораблей и самолетов Корву. — Ты запомнила бортовой номер конвертоплана?
Нина назвала номер, Трулли ввел его в строку поиска и нажал на «ввод».
— Да, он оборудован системой слежения.
Список сменился картой. Нина узнала очертания Багамских островов и южную половину восточного побережья США, от Флориды до Виргинии. На север от Грейт-Абако до точки приблизительно в двухстах километрах от побережья Южной Каролины проходила линия, оканчивающаяся желтым треугольником с регистрационным номером конвертоплана.
Страница 116 из 133
— Вот он. Курс ноль-восемь градусов, скорость двести семьдесят узлов, высота десять тысяч футов.
— Куда они летят? — спросила Нина. — Можешь изменить масштаб карты?
Трулли дал команду. Теперь на экране отобразилась вся восточная часть Америки.
По спине Нины пробежал холодок, когда она поняла, куда направляется конвертоплан.
— О Господи… — прошептала она, хлопая ладонью по чертежам на столе, чтобы найти линейку.
Отыскав, Нина приложила ее к экрану, продляя линию до конечной точки.
— Господи! — повторила она вслух.
— Не может быть, — произнес Трулли, глядя на экран.
Линейка указывала на Нью-Йорк.
Ее родной дом.
— Она везет гребаную бомбу в Нью-Йорк, — ошеломленно промолвила Нина.
Трулли быстро ввел несколько команд и на экране выскочило окошко с информацией о конвертоплане.
— Нет, не туда. «Белл-609» не предназначен для полетов на такие расстояния, даже с запасом горючего. Она направляется в другое место.
— Куда же? Единственное место на этом маршруте — Атлантик-Сити, но зачем ей бомбить Нью-Джерси? Никто и не заметит!.. — Лихорадочно обдумывая варианты, Нина не сводила глаз с желтого треугольника, обозначающего текущее местонахождение Софии и Чейза. — Ты можешь показать положение других кораблей и самолетов Корву?
— Каких конкретно?
— Всех.
Через несколько секунд появился десяток новых отметок. Некоторые из них находились на Багамах, на базе Корву. Остальные — в больших портах на восточном побережье или рядом с ними…
И лишь одна была сама по себе, вдали от берега штата Виргиния. Как раз на линии полета конвертоплана.
Нина ткнула в нее пальцем:
— Вот! Что это?
Трулли увеличил масштаб.
— Это «Император океанов»!
В памяти Нины всплыл вечер, когда она впервые познакомилась с Софией.
— Яхта Корву?
— Точно. Плывет в Нью-Йорк, скорость двадцать три узла. С такой скоростью они прибудут на место завтра утром, расчетное время — девять часов.
— Там есть вертолетная площадка, — вспомнила Нина. — София сможет долететь до яхты?
Трулли проверил возможность.
— Да.
— Значит, летят туда. Если бы она попыталась подобраться к городу по воздуху, ее бы сбили силы противовоздушной обороны. На «Императоре океанов» она спокойно привезет бомбу прямо в Нью-Йорк, и никто об этом не узнает, пока не будет слишком поздно!
— Нужно куда-нибудь сообщить! — возмущенно воскликнул Трулли.
— Куда? Я не могу обратиться к властям. Меня разыскивают за убийство!
Трулли в испуге посмотрел на нее:
— Ты в розыске?
— Я ни в чем не виновата. Но взять и позвонить в АНБ мы не можем. У Корву высокопоставленные друзья, они не пошлют береговую охрану обыскивать его яхту по анонимному доносу.
— Корву мертв, — напомнил Трулли.
— Верно, но об этом пока никому не известно. Плюс, если их все-таки остановят, София убьет Эдди.
— Даже если бы у нас был вертолет — а у нас его нет, — нам бы не хватило ни скорости, ни дальности полета, — запротестовал Трулли. — Их не догнать.
— А как насчет этой штуки? — Нина ткнула пальцем в подлодку.
— Какой?
— Этой. Ты сказал, что она быстро плавает… насколько быстро?
— Ну, теоретически она может разогнаться до четырехсот узлов… — Трулли осекся, догадавшись, что имеет в виду Нина. — Ни за что! Это экспериментальный образец! Я никогда не испытывал ее на полной мощности.
— Что ж, — решительно произнесла Нина, — сейчас у тебя будет такая возможность!
— Все-таки это очень плохая идея, — ворчал Трулли, управляя электрической лебедкой.
«Трясунок» медленно опустился в спокойную воду дока.
— Не спорю, — сказала ему Нина. — Если мы утонем, успокоишься тем, что ты меня предупреждал.
— Я беспокоюсь не об этом. Я боюсь, что мы взорвемся.
Нина взглянула на подлодку внимательнее. Она очень походила на военный истребитель без крыльев. Два заборных устройства с отверстиями в носовой части, в данный момент закрытыми металлическими заслонками, шли к более узким ракетообразным соплам на корме. Сам нос, хотя Нина предполагала увидеть плавные очертания, был тупой, словно кто-то отпилил от него верхушку.
— Что значит «взорвемся»?
— Вот почему я назвал ее «Трясунком». Изначально, больше века назад так окрестили автомобили, работающие на пару.
— Подлодка работает на пару? — недоверчиво переспросила Нина.
— Да. Только там сжигали уголь, а у меня нет. — Он показал на заборные устройства. — Морская вода перегревается при помощи электроэлементов и выбрасывается сзади в виде пара, как в ракетном двигателе. Большую часть корпуса занимают полимерные полипиррольные батареи.
— Подожди, она развивает четыреста узлов просто на пару? Тогда почему никто так не делает? Я думала, подводные лодки не могут плыть быстро.
— Верно. — Трулли остановил лебедку и подошел к покачивающемуся на воде «Трясунку», чтобы отцепить канаты. Показав на обрубленную носовую часть, он продолжил: — Но если придать правильную форму носу, то при определенной скорости наступает суперкавитация, то есть возникает слой пузырьков воздуха вокруг корпуса, из-за которых сопротивление воды сводится практически к нулю. Эдакое искривление пространства. У русских больше двух десятилетий на вооружении стоят суперкавитационные торпеды «Шквал», которые развивают скорость до двухсот пятидесяти узлов. — Кабели на корме отсоединились, и Трулли перешел на нос, шатаясь на качающемся корпусе, будто канатоходец. — Причина, по которой никто не использует эту технологию для управляемых человеком подводных лодок, состоит в том, что очень трудно найти точную конструкцию.
Страница 117 из 133
— Тебе ведь удалось!
— Знаешь, в этом я как раз и не уверен, — многозначительно заметил Трулли.
Он отцепил последний канат и спрыгнул к пульту лебедки, чтобы убрать стальные тросы с дороги.
Нина еще раз посмотрела на судно.
— Предполагая, что она работает…
— Смелое предположение.
— …мы сможем догнать «Императора океанов» задолго до того, как он зайдет в гавань Нью-Йорка, правильно?
— По идее, да. Хотя есть пара проблем. Первая — как высадиться с «Трясунка» на «Императора океанов».
Нина бросила взгляд на многоярусные полки, где хранились разнообразные инструменты, в том числе мотки веревки.
— Что-нибудь придумаем.
— Ага. Вторая проблема — это будет поездка в один конец. Если «Император океанов» не окажется в том месте, где мы его ожидаем, мы влипли.
— Почему?
— Суперкавитация наступает при определенной скорости. Единственный способ развить ее — с помощью ракетного ускорителя.
Нина посмотрела на корму «Трясунка». Между двумя соплами парового двигателя находилось третье, более широкое отверстие.
— Ракетного ускорителя?
— Ну да. Твердотопливного ракетного ускорителя вроде тех, что используют при подводных пусках ракет. Повторно набрать скорость лодка не может. Предусмотрены водометные двигатели для совершения маневров, но они способны выдать всего двадцать узлов. Если не боишься, что сгорят, то двадцать пять.
— Единственное, чего я боюсь, — что с Эдди что-нибудь случится, а мой родной город превратят в радиационную пыль, — ответила Нина.
— Понятно. — Трулли отключил лебедку и стал отматывать с катушки электрический кабель, снова взбираясь на субмарину. Открыл верхний люк. — Так, у меня все готово, и…
— Господин Трулли! — Оба оглянулись и увидели направляющегося к ним охранника Барни. — У вас все нормально?
— Э-э… да, приятель, — не слишком убедительно ответил Трулли. — Не беспокойся. Мы просто… — он посмотрел в открытый люк, — думаем, что ключи могли остаться там.
Барни бросил на Нину полный подозрений взгляд потом прошел мимо нее и остановился на краю дока.
— А мне кажется, что вы хотели на ней покататься.
Трулли вымученно улыбнулся:
— Даже не знаю, почему тебе так кажется.
— Вам прекрасно известно, что на каждый пуск должно быть персональное разрешение господина Корву. — Рука Барни потянулась к кобуре. — Пожалуйста, спуститься… О-о!
Он зашатался и упал на бетон. Нина поставила огнетушитель на пол и вызывающе уперла руки в бедра.
— Ну что, Мэтт? Теперь ты готов?
Пятнадцать минут спустя лежащий без сознания Барни был связан и заперт в одном из ящиков для инструментов. Ставни, отделяющие док от моря, подняли. «Трясунок» стал покачиваться на волнах и со скрипом тереться о резиновые амортизаторы, развешанные по стенкам дока.
Из люка показалась голова Трулли.
— Можно отправляться. Я подсоединил приемник GPS к бортовому компьютеру, но он не будет работать, пока не всплывем. Если «Император океанов» изменит курс, пока мы под водой, у нас появятся проблемы.
— Другой возможности нет.
В конце концов Трулли махнул рукой:
— Ладно, запрыгивай. Предупреждаю, там тесно.
Нина схватилась за предложенную руку и шагнула на корпус «Трясунка». Подлодка неуклюже покачнулась под лишним весом. Убедившись, что Нина не свалится, Трулли снова исчез в отсеке. Нина осторожно сползла за ним.
— Ого, ты не шутил, — промолвила она.
В отсеке едва хватало места на одного человека, не говоря уже о двух. Маленькое кресло было втиснуто фактически над пультом управления. На приборной доске торчал штурвал, практически такой же, как на легких самолетах. Вокруг штурвала располагались дьявольски сложные датчики, тумблеры и жидкокристаллический экран с сенсорной клавиатурой. Трулли уже сидел в кресле, так что Нина втиснулась в крошечное пространство сбоку от него.
— Куда мне пристроиться?
— Оставайся там, где стоишь. Нужно будет сесть на пол, спиной прислониться к переборке и обхватить руками мое кресло.
— Здорово.
— Все еще хочешь попробовать?
Нина села, как велел Трулли.
— Не хочу. Но нужно.
— Ладно. — Австралиец пощелкал тумблерами, проверяя приборы. — Аккумуляторы полностью заряжены. Ракетный ускоритель готов к пуску. Последняя возможность бросить это дело… — Нина грозно свела брови. — Что ж, я так и думал.
Он задраил люк, щелкнул тумблером, и на экране появилось изображение дока.
— Для перископа не хватило места, — объяснил Трулли.
По кабине прошла мелкая вибрация, загудел двигатель. Стены дока на экране дрогнули и сместились.
Щелкая тумблерами, Трулли увеличил скорость. Нина вцепилась в кресло покрепче, когда подлодка начала опускаться под воду. Корпус зловеще заскрипел.
— Мы глубоко погрузимся?
— Оптимальные условия суперкавитации — отсутствие поверхностной турбулентности, то есть на глубине десяти — двадцати метров. В зависимости от состояния воды.
— Ты когда-нибудь уже погружался?
Трулли помедлил, прежде чем ответить.
Страница 118 из 133
— Если я скажу «да», тебе полегчает?
— Значит, не погружался.
Австралиец быстро просмотрел несколько окон на экране.
— Инерциальные наведение установлено. Я запрограммировал координаты по GPS. Держись крепче, сейчас будет трясти.
— Сильно?
— На американских горках каталась?
— Да, а что?
Он с безумной улыбкой посмотрел на нее и открыл защитную металлическую крышку над единственной кнопкой.
— Будет намного хуже. Ну, давай, на счет три!
Нина изо всех сил вцепилась в сиденье.
— Один… два…
Нина вжалась спиной в переборку.
— Три!
— Поехали! — закричал Трулли, нажимая на кнопку. Громоподобный грохот заполнил кабину. От внезапного ускорения Трулли вдавило в спинку кресла. Нина завизжала.
«Трясунок» неистово рванул вперед. Нина не знала, с какой скоростью они мчатся, но даже сквозь рев ракетного двигателя слышала растущее шипение воды.
— Сейчас самый рискованный момент! — заорал Трулли.
— Что ты имеешь в виду? — прокричала в ответ Нина.
Отчаянно хотелось закрыть уши руками… но тогда начнет кидать из стороны в сторону, как горошину в свистке.
— Надеюсь, я все просчитал верно! Ракетного топлива хватит на тридцать секунд однако если забор воды начнется раньше времени, то скоростного напора окажется недостаточно и мотор заглохнет!
— Раньше времени? А что будет, если забор воды откроется слишком поздно?
— Нагревающие элементы расплавятся, и подлодка взорвется!
— Замечательно!
Приборы тряслись. На экране один за другим вспыхивали цветные огоньки; они перемещались из синей зоны в оранжевую, приближаясь к единственной зеленой точке. Потом шла единственная красная точка.
Вероятно, времени на то, чтобы загорелся второй красный огонек, у них не будет. Субмарина взорвется.
— То, что надо! — Трулли ухватился за рычаг.
Оранжевый, оранжевый…
Нина снова завизжала.
Зеленый!
Трулли изо всех сил дернул рычаг.
Нина услышала щелчок. Крышки водозаборников открылись, и морская вода хлынула на нагревательные элементы. Раздалось громкое шипение…
«Трясунок» снова подпрыгнул, и Нину вдавил в переборку очередной толчок ускорения. Вскрикнул даже Трулли.
Ракета загрохотала с перебоями и вдруг затихла, хотя пронзительное шипение паровых двигателей продолжалось. Постепенно ускорение спало, и подлодка пошла равномерно.
Нина открыла глаза, еще не веря в спасение.
— Как… как ты? — спросила она дрожащим голосом.
— Подожди секунду, — отозвался Трулли, тоже удивленный, что они живы. Лодку по-прежнему трясло, хотя и не так сильно, как раньше. — Поверить не могу! Получилось! — Австралиец светился от восторга. — Мы идем со скоростью почти триста пятьдесят узлов! Россия в заднице! Новый мировой рекорд принадлежит Австралии!
— И все работает как надо?
Восторг Трулли мгновенно испарился.
— Аккумулятор разряжается быстрее, чем я ожидал. Наверное, из-за того, что на борту два человека. Система жизнеобеспечения потребляет в два раза больше энергии.
— Мы догоним «Императора океанов»?
— Да… Надеюсь, что да.
— Я тоже надеюсь, — пробормотала Нина.
Огромный материк Лавразия, более трёхсот лет назад, трудом сотен рабов разделённый на гигантскую северную и южную части, подобно прожорливому дракону, открывал свой рот, спасая от зимних штормов благословенные виноградники Великого Ромского Триумвирата.
Станислав планировал, прижавшись к принадлежащей Султанату второй — южной половине гигантского материка быстро и незаметно миновать опасный перешеек и оказаться в свободных водах. Их путь лежал к Гондване — таинственному материку, лежащему западнее золотоносной Голконды. Именно туда понесло любознательного герцога и оттуда его предстояло вернуть.
Корфянский же Султанат, напоминающий своими очертаниями характерный для его жителей длинный прыщавый нос, вольготно расположился между роммскими и арбатскими берегами. От последних его ещё отделяло и внутреннее, Красное море. Там, где начиналась огромная изъеденная ветрами ноздря, высились печально известные Драконовы горы по большей части в виде бесплодных, каменистых земель с высокими отвесными скалами. Однако, в долинах под струями хрустальной талой воды цвела жизнь. Знаменитые на весь мир леса миндаля, грецкого ореха и ливийского кедра соперничали с зарослями папируса и бамбука. Гигантские дикие оливы и апельсиновые деревья сменяли друг друга, террасами спускаясь к побережью…
***
Капитан Грейсток, как самый прожжённый торговец из всех, бороздивших когда-либо воды Средиземного моря, в этот раз, не повторяя ошибок, взял в трюм своего корабля сотню кур, бочонки с сахаром и солью, крупу и даже хорошо провяленные окорока, облегчив этим самым свои собственные подвалы, оставив поместье в непритязательном виде.
Старый управляющий, поседевший и постаревший за два месяца нашествия флибустьеров, как за предыдущие десять безупречных лет службы, тихо молился на уходящих в плаванье. Ему предстояла гигантская работа по восстановлению полуразрушенной усадьбы. Поэтому, разворованные погреба и ополовиненные винные запасы казались ему наименьшим из зол.
Однако, рачительный хранитель графского добра не подозревал, какую участь, в виде небольших, но юрких мелорнов, приготовила ему судьба. Подвиг сей, как ему вскоре пришлось убедиться, не смог увенчать его славой, потому что слава в глазах хранителя имущества измерялась ценностью хранимого. Ценность же подвижных мелких зелёных кустов была, по общему мнению слуг, слишком ничтожна, чтобы выдержать все те страдания, которые ещё предстояли. А пока управляющий подсчитывал убытки и горестно, но с облегчением вздыхал, трусливо поглядывая на исчезающий в море галеон (а вдруг вернутся?!)…
***
… Бритландия исчезла из вида, спрятавшись за своими туманами, а команда, раздумывая над предстоящим обедом, и, мечтая о великих подвигах, уверенно вела «Морской Мозгоед» по уже проверенному маршруту, огибая по широкой дуге неприветливые берега Тиберия, отвесные скалы которого, вздымаясь ввысь, ограждали с двух сторон небольшой, но такой памятный залив.
Осторожно миновав два пролива, корабль, скромно прижавшись к южному берегу, торопливо миновал нелюбезные воды ВРТ…
***
Как только берега Туманного Альбиона скрылись из глаз, Полина с уверенностью заявила, что Рамзесу никак нельзя оставаться неучем. Ему жизненно необходимо получить образование. Каким образом развивать не всегда прямоходящего ученика, по утрам осуществляющего набеги на курятник, всерьёз никто не думал, но Станислав дал добро. Очень быстро оказалось, что каждый флибустьер точно знал, какое занятие наверняка пригодилось бы Рамзесу в его предполагаемой карьере вожака стаи. А потому, сидя за ужином в кубрике, все по очереди отстаивали свою точку зрения так громко и убедительно, что обсуждение превращалось в спор, который в дальнейшем грозил перерасти в драку.
— Пока мы в походе, у Рамзеса навалом времени, — говорил Теодор. — В конце концов, Полина может показать ему буквы, и он начнёт читать книжки. У Дена есть прекрасная энциклопедия. Я могу научить его стрельбе. А Боб может иногда спускать лодку, и мы научим его грести. Разве не так?
— Не так, — говорил Ден. — Не дам!
— Чего не дашь?
— Энциклопедию не дам!
— Что тебе жалко?!
— Жалко!
— Ну, и жмот!
— Сам ты жмот!
— Мальчики не ссорьтесь, — вставляла веское слово Полина. — Деннис, ну ты же можешь иногда показывать Рамзесу картинки из своих рук? Ради меня…
Ден краснел, как маков цвет, пальцы начинали комкать салфетку, а рука непроизвольно тянуться в сторону дополнительного куска хлеба, бережно отложенного заботливой Полиной подальше.
Девушка внимательно следила за его здоровьем.
Сделав глубокий вдох, Деннис отвечал:
— Конечно!
И под весёлое хмыкание Акулы: «Ядрёная печёнка! Вот же пожалел так пожалел…», — быстро завершал трапезу и, извинившись, уходил к себе… Теодор тутже демонстративно брал с тарелки лишний кусок мяса и, вгрызаясь в него белыми зубами бормотал:
— Любоффф…
Тогда быстро все доедала и откланивалась Полина…
Наконец, Станиславу надоели эти ежедневные баталии, и в один не солнечный для оборотня день, состоялся решающий разговор.
— А будет прок-то от всего этого при каждодневном обучении? Постигая науки такими темпами, наш вожак сможет только править веслом на галере, или колоть дрова.
— Я, могла бы ещё научить его танцевать — вдруг задумчиво произнесла Полина, — Мальчик растет неуклюжим.
— О, это очень важно, Полин, но не совсем ко времени. Ему было бы неплохо освоить чтение и основы счета, арабский и французский языки, — поддержала высокое собрание леди Маргарет.
— Узнает алфавит и будет читать энциклопедию Дена. Там есть интересные картинки. Очень важно привить ему правильное представление о… Ммм… Любви, — убежденно вставил Теодор.
— Ты просто помешан на сексе, Тео, — безо всякого смущения добавила Полли, и, посмотрев на пунцового Денниса, сидящего рядом, уже тише, но не менее уверенно добавила: — А мне можно полистать.. Энциклопедию?
Леди Маргарет сильно закашлялась, подавившись …
— Я достаточно вас наслушался, — наконец, не выдержал Грейсток. — С завтрашнего дня Деннис обучает оборотня чтению и счёту, Теодор — стрельбе и фехтованию, а Полли — хорошим манерам. Боб — контролируешь. Через месяц, проверю!
Так, не спросив желания у предположительного ученика, который в это время неторопливо почесывал ухо задней мохнатой лапой в темноте любимого трюма, команда решила его судьбу. Рамзес даже стал думать, что, возможно, ему и нужны уроки, но вечерний бриз принёс прохладу, тени в трюме были так прекрасны и загадочны, а аромат курятника сладок, что он забыл о нависшей над ним угрозе получения образования и отправился на охоту!
***
За последний год Ден сильно вытянулся. По признанию всей команды, из него вот-вот должен был получиться очень высокий и тонкий взрослый мужчина. Передвигался он со странной грацией Ромского гладиатора, а худое слегка изможденное Полиниными трудами лицо имело крайне решительный вид потомственного дворянина. В его невозмутимых высказываниях чувствовался небольшой подвох, а когда рядом не наблюдался предмет его обожания — Ден, сказав что-нибудь особенно заковыристое, хитро улыбался.
Обучать Рамзеса штурман взялся всерьёз.
В семь часов утра, не дав размять лапы и погонять ждущих оборотня наседок, он явился в каюту к Теодору, облачённый в бриджи, шляпу и сандалии на босу ногу. В маленькой каюте ставни были закрыты от солнца, и с одурелым сонным жужжанием летала муха. Рамзес, открыв глаза, поприветствовал вошедшего Денниса и новый день широчайшим зевом. После этого — показав окружающим гланды, поймал жужжалку. Пасть захлопнулась. Ден решительно сглотнул:
— Доброе утро! Надеюсь ты готов? Пошли!
— В добрый путь, бедолага, — напутствовал его Теодор, перевернувшись на другой бок, собираясь ещё похрапеть…
***
Приблизительно в то же время Маргарет сидела в каюте и писала письмо — сама себе! В этих путевых заметках она, в сотый раз подробнейшим образом, объясняла, почему дипломатия и разведка — мужское дело, и зачем женщинам вышивание. Писала она стремительно, потому что знала: если успеть прочитать начало, то письмо закончится жалобным всхлипом: «Как же я боюсь жить одна!» Несмотря на жаркую и безветренную погоду, у неё застыли кончики пальцев, потерев их женщина все же отложила перо в сторону.
Собравшись с мыслями и взяв его вновь, графиня услышала мягкие уверенные шаги замшевых сапог …
Сапоги остановились у двери. Маргарет немного подождала, но, так как никто не входил — окликнула. Станислав переступил через порог — льдистые синие глаза излучали холод. Он стоял, рассматривая её с неизменно вежливой улыбкой, сверху — вниз; снизу — вверх…
— Леди, — наконец, обратился он к ней, — сколько вы имеете фактического годового дохода?
— О, Вы всё-таки решили жениться на мне, граф, и уже подсчитываете приданое? — не без раздражения, ожидая очередную гадость от графа, спросила она.
— Нет, мадам. Просто захотелось узнать.
Горечь и обида, поднявшиеся сметающей разум волной, не смогли раздробить самообладания, и Маргарет сумела переборов себя внимательно посмотреть на капитана. Она ни разу не дала повода к подобным издевательствам. Станислав не был похож на отцов-иезуитов. И тем не менее, что-то было неладно.
— У меня есть серебряные рудники и семьдесят тысяч годового дохода золотом, — сказала она. — это всё моё. Я не пользуюсь оставленным мне наследством вашего отца. Как вы знаете, я прожила в браке с ним меньше года.
— Так вот, мадам, нам этого мало.
— Мало для чего?
— Мало, чтобы оплатить налог на земельные наделы вперёд на триста лет, — сказал граф, и положил лист с расчётами ей на стол.
— Налог? — не понимая, повторила она. — Но вы ошибаетесь, Станислав! Её Величество любезно подарила труднодоступные земли, и это Подарок, мы не арендаторы, это собственность.
— Её Величество подарила горный массив, мадам. Вокруг сосновые леса, часть которых через холмистую Йеллоунстоунскую возвышенность примыкает к нашим общим владениям. Вся возвышенность и лес принадлежат Империи. Если в течение шести месяцев не будет внесена первая часть арендной платы и тридцать процентов годовых на сто ближайших лет, Мелорны станут фактически бесправной собственностью короны. Их участь будет незавидна. В Мелории им были бы предоставлены гражданские права… Мадам, мне, конечно, неприятно вас тревожить, но учитывая, что вы в силах выдерживать любые удары, я решил вам рассказать. Мы должны заплатить гораздо больше обычных налоговых сборов. Наши земли оценили в фантастическую сумму — миллион фунтов, и разрази меня гром, это дороже всех владений Её Величества вместе взятых!
— Но парламент не может нас заставить платить налог дважды, раз мы его уже оплатили перед отплытием?!
— Маргарет, вы часто посещали Линдон, Вы публичная личность, и я этому только рад. Но, тем не менее, политика — это место не для леди. Как заметил Теодор, с его своеобразным языком, в Парламенте сидят крутые ребята. Они ухитрились довести меня до белого кипения депешей, доставленной за пять минут до отплытия.
Станислав без разрешения опустился на диван и самым невоспитанным образом принялся тереть свою ногу. Она начинала ныть у него в периоды морального напряжения: в детстве при падении у него была раздроблена кость. Маргарет в недоумении смотрела на него. Кто дал ему право говорить с ней подобным небрежным хозяйским тоном. Но получается, либо маленькие разумные кусты заберут как описанную мебель в фактическое рабство, либо поместье — что? Продадут с торгов?! Даже мысли такой допустить нельзя!
— Я передам в оплату долга свои серебряные рудники, — сказала она порывисто. — Вам этого хватит?
— Я оплатил весь налог на сто лет, мадам. Стоимости рудников достаточно на оплату 20 процентов суммы торговой страховки. Нам надо тридцать…
— Но это же грабеж… Я передам свой доход…
— Благодарю. Надеюсь Вы понимаете, что мы — банкроты, и наша с вами совокупная собственность стремиться к нулевой отметке…Тем не менее, нам всё-таки есть где жить. И есть место для Мелорнов. На сто лет. Совершеннолетие у древоразумных наступает в триста…
Маргарет без сил опустила голову, предварительно проследив за тихо притворённой дверью. Она полностью отдала себя во власть этих странных обстоятельств и этого удивительного человека…
***
А за иллюминатором качалось синее море. Раизеса ждал второй завтрак, любимый кусок каната, Джейкоб, призывающий поохотится на Хьюго и Хьюго, оберегающий кур. Стайки летучих рыб приветливо махали хвостами. Пытка продолжалась…
Деннис тыкал указательным пальцем по составленному расписанию и бубнил:
— Так. Арифметика.
И вот, битый час оборотень трудился над грандиозной задачей, пытаясь определить, за какой срок две большие собаки сумеют поймать шесть мышей, если три собаки поймали их за два часа?
— Ден, тебе не кажется, что это собаки-инвалиды? Может быть, надо уже пристрелить бедолаг? — наконец, отвлекся от тяжких раздумий ученик.
Ден тяжело вздохнул, почесал кончик носа, страшным шёпотом произнёс трагическую фразу: «Теодор — козел!», и бодро продолжил:
— Перепояшем чресла и… Вот, новая задача! Полина взяла у кока пять яблок…
— А зачем?
— Что зачем?
— За чем ей так много? Она делает запас? Для чего? У нас что, заканчиваются продукты? Я бы запасал кости. Это намного выгоднее: они не портятся, их можно грызть и можно варить…
— Всё, перерыв… Мне нужен врач!
***
Пройдя течения Красного моря, капитан принял решение совершить первую стоянку в Алджире. Известный всему обитаемому миру Алджирский Горный форт, пираты всех мастей давно превратили в своё логово. Отсюда они могли спокойно бросать вызов могуществу и Ромского Триумвирата, к которому питали особую ненависть и к сопредельным империям, не брезговавшим, при случае, полакомиться ворованным у самих воров.
Здесь Станислав намеревался узнать о судьбе пропавшей «Виктории».
Войдя в гавань, капитан сразу забыл о своих первоначальных планах — потому, что перед ним, прямо по курсу, стояло необычайное видение. Это чудо имело формы большого корабля. Корпус, похожий на эскиз скопированного художником-копиистом галеона, возвышался среди мелких султанатских суденышек, как белый лебедь среди облезлых уток. Подойдя поближе, Боб громко прочёл название корабля, начертанное крупными, украшенными вензелями и золотом, буквами, а под ним название страны и порт приписки. Команда дружно тёрла глаза, рассматривая и повторяя имя корабля, как повторяют мантру, бритые бхенинские монахи: «Виктория. Линдон. Бритландия». Искомый корабль стоял на якорях в известнейшем пиратском потру. Вид его был прекрасен: от медной девы на носу, покрытой сусальным золотом, и высокой кормы, до шестидесяти пушек за его задраенными люками. Но самым потрясающим в этой сюрреалистической картине был важно прогуливающийся по верхней палубе Виталио Маурицио в жёлтом камзоле и красных бархатных штанах!
Глава 2
Войдя в порт Алджирской бухты, искатели приключений обнаружили, что помимо «Виктории», на якоре в это время стояло ещё несколько кораблей. Портовые таверны и лавчонки предоставляли пёстрому людскому сборищу всевозможные блага цивилизации — от женщин на любой взыскательный вкус, до информации. И, учитывая возможности «сарафанного радио», Станислав принял решение отправить наиболее любознательную часть команды на берег, строго указав:
— Не пить, не есть, девок не пользовать, деньги не тратить!
— А как же выяснять-то? — поинтересовался, слегка разочарованный, Теодор.
— А ты остаёшься! — последовал, незамедлительный, ответ.
На берег сошли Боб Акула, Джейкоб Скелет и Хьюго Пью. Последний, исключительно с целью закупки дополнительного количества несушек, ряды которых, несмотря на проволочное ограждение и внушительные ежедневные беседы с хвостатым представителем человечества, стремительно редели.
К Станиславу, задумчиво поглядывавшему на сошедших с корабля, подошёл Ден.
— Богу, конечно, известно, что я грешник, — начал он. — Но остаюсь истинным сыном церкви. Мое преимущество состоит в том, что меня воспитывали в семинарии, а это может дать право на некоторые вольности в отношении духовных лиц. Может быть, пора посетить храм божий и побеседовать с посредниками между всевышним и паствой?
Сарказм Денниса рассмешил Станислава.
— Образование даёт тебе возможность только отличать англиканскую форму веры от ромской, непутёвый агнец наш. Для ВРТ с инквизицией и аутодафе ты — еретик. Сиди на «Мозгоеде»!
Граф не учёл, что два неразлучных авантюриста могут оглохнуть во время разговора с капитаном — погода была ветреной, возможно, не расслышали…
***
Ден смиренно сидел у себя в каюте и просматривал стопку записей. Аккуратно вынутое стекло, стояло на полу, а ставни наполовину приоткрыты. Станислав, проходя мимо открытой настежь двери, взглянул на рыжую голову, склонившуюся над листами бумаги.
…Этот высокий, тонкокостный, мальчишка больше походил на итальянцев с портретов ушедших веков. Когда он сидел, его можно было принять за девушку, переодетую в мужскую одежду и собирающуюся на карнавал, но своими гибкими движениями он напоминал плохо прирученного ягуара… С очень острыми когтями. Капитан подумал, что скоро Мариолани пожалеет, что встал на его пути…
Выходя на палубу Станислав столкнулся и с Теодором.
— Ты куда?
— К Дену! Раз нам нельзя на берег, то мы составим … Эм… Учебник для оборотня.
— А! Ну это правильно. Занимайтесь.
Теодор представлял полную противоположность приятелю. Широкоплечий и громкоголосый, с наглыми задорными карими глазами, он всегда был душой компании, но кличка Леопард, выдавала в нём такие же подозрительные способности к стремительному сближению с врагом, что и у вышеупомянутого друга. Шальная, не пойманная мысль, скользнула в голове у капитана и тут же пропала… Следом за шкипером крался оборотень!
Как только дверь в каюту Дена неслышно затворилась сквозь переборку Рамзес услышал: «Долго ты! Готов? Пошли…». Иииии… Раздался всплеск!
От возмущения шерсть Рамзеса поднялась дыбом. Чёрная тень взломав дверь, запертую на маленький крючок, проникла в помещение и с рыком: «А я!», — сиганула из окна в воду!
Где-то за окном, на площади перед причалом, доносились заунывные крики торговцев: «Fragola! Fragola!».
***
Благоразумно рассудив, что раз на «Виктории» хозяйничает Маурицио, то и информацию об этом прискорбном акте можно почерпнуть в католической обители, друзья, поругавшись, больше для проформы с оборотнем, направились в храм божий.
Центральный городской собор являлся частью старого доминиканского монастыря, построенного лет двести назад. Дорога к храму вилась по истертым от времени белым плитам, идущим через некогда ухоженный, а теперь цветущий буйной южной растительностью сад. Ровные бордюры окаймляли заросли ежевики, а не лаванды и вместо петрушки и укропа росла магнолия. Это делало дорогу более живописной, ведь монахи-садовники, в белых одеждах, давно лежали под серыми ушедшими в землю плитами — похороненные и забытые.
Друзья прошли мимо колодца, почти целиком заросшего боярышником, Рамзес отметил про себя чудесный запах гниющих корней и ещё чего-то питательного для шкуры цивилизованного оборотня, но удержался и не стал валяться на витаминной подстилке.
У самого входа в храм стояла каменная скамья на которой отдыхал святой отец.
Тени давно перевалили за полдень, и успевшие раскалиться, камни почти отдали свой жар небесам. Под ветвями боярышника сгущались сумерки. Католик, низко опустив голову, благочестиво дремал. Воспитанный Деннис сел рядом, с видом человека нечаянно коснувшегося святыни. Из открытых дверей храма доносилось тихое пение:
Genitori, genitoque,
Laus et jubilatio,
Salus, honor, virtus quoque,
Sit et benedictio!
— Padre, — в голосе шкипера слышалась усталость. — У вас утомлённый вид, я пожалуй пойду…
— Слушаю тебя, сын мой, — со сна, автоматически, ответил католик.
— Я не могу жить в этом городе, — с трагическим выражением лица сказал Ден.
— Эээээ… может быть, мы могли бы встретиться завтра?
— Но мне бы хотелось, чтобы вы немного побыли со мной… Поговорите со мной, padre!
Окончательно проснувшийся священник близоруко рассматривал три странные фигуры. Сидящий рядом с ним молодой человек смотрел ему прямо в глаза, с чувством благоговейного восхищения. Рядом стоящий, откровенно ухмылялся во всю ширину своей бандитской рожи и, в довершение картины, на гравии, у самого входа вольготно расположился огромный чёрный волк-оборотень.
— Пойдёмте же, padre,— настойчиво повторил молодой человек. — Найдите для нас время в этом дивном саду…
И взяв за локоть опешившего каноника, поволок его в глубь зарослей… В соборе у алтаря продолжали петь коленопреклонённые мальчики.
***
Несмотря на растерянность и испуг, святой отец помнил, что родился в Великом Роммском Триумвирате, и сам, в свою очередь, несильно отличался от посетивших его грабителей. Собрав свою волю в кулак, он произнёс:
— Benedictus sis. Pax Domini sit sempre tecum. Молодые люди, отец небесный ещё может показать вам лучшую дорогу. Не гневите его. Идите, и да хранит вас Бог.
— Да и так вроде не стоим, — произнёс один из похитителей.
— Я думаю о том же самом, — подтвердил второй.
Наконец, выбрав глухую лужайку, с провалившимися могильными плитами, завершавшими буйно-зелёный пейзаж, они остановились.
— Мы многого не просим, padre, вежливо начал худой бандит.
— Нам нужна информация о Бритландском галеоне «Виктория», — грубо перебил культурного пирата плотный. — Каким боком, сырая печёнка, Маурицио, пачкает его настил своими жёлтыми штанами!?
Глаза католика забегали, как в часах с заводным механизмом.
— Я занимаюсь вопросами религии, дети мои…
— А мы совершим небольшое святотатство. Рамзес, скажи ка, вкусны ли католические придатки?
Мохнатый монстр, дурашливо скосив взгляд, зашевелил носом и, сморщившись, оглушительно чихнул.
— Вот! Подтверждает! — сообщил бандит зарослям.
— Пожалуй, этим можно заняться, — наконец, прочихавшись, чётко сказала собака.
— Да Вы с ума сошли! — возмутился священник, но, грубо пнутый в поясницу, начал торопливо объяснять…
Через полчаса из кустов быстро вышли трое и направились к старым развалинам. На поляне остался лежать слегка оглушённый церковник. В отличие от бравых отцов-инквизиторов, мальчишки убийцами не были.
***
Жара накинула на остров своё огненное покрывало, и любая открытая дверь помещения становилась дверцей доменной печи. Обрести прохладу в каменном мешке портового города не представлялось возможным. Бодро вышедший из лодки на причал Боб быстро сменил рысь на шаг, а потом шаг на на ещё более размеренное и неторопливое передвижение… Шагая в сторону рынка, мимо чахлых оливковых рощиц, моряки не видели тени, и лишь раздражающий, монотонно пронзительный крик цикад настойчиво напоминал о наличии жизни в чахлой листве деревьев.
Вода в наружной канализации города быстро высыхала, и даже нечистотная грязь трескалась, обдавая прохожих резким запахом, застывала пластами под солнцем. Оставшееся за спиной море не дышало, ровной синей тканью раскинувшись до горизонта.
Наконец они дошли до городского базара.
Являясь небольшим портовым городком, расположенным на южном побережье, с населением около десяти тысяч, Алджир, тем не менее, был перевалочным пунктом, остановкой у разного рода искателей приключений всех мастей. Отсюда уходили караваны вглубь огромного материка, и сюда же возвращались подозрительного вида купцы, отказывающие себе в удовольствии показать свой товар в центральном Бедестане, по разным уважительным причинам.
В этом небольшом городке можно было приобрести всё и продать, соответственно, тоже всё. Как и любой другой товар, информация в городе-перекрёстке продавалась и покупалась за звонкую монету, как масло, сыр, орехи, металл, мебель и какао бобы.
Моряки попали в самый пик торговли, и их быстро закружил пёстрый водоворот, с его необычностью и сочным восточным разнообразием. Между рядов сновали местные торговцы в ослепительно белых одеяниях и маленьких квадратных чёрных шапочках; на стопках ковров, разложенных на земле, важно восседали в богато расшитых халатах и тюрбанах продавцы из центральных частей султаната; попадались полудикие чернокожие люди из тропической сельвы, на которых не было ничего, кроме кожаных широких ремней и сомнительной формы набедренных повязок.
Все яростно ругались, кричали, спорили, размахивали руками.
Нищие, собравшись кучами, то и дело перемещались, меняя наблюдательные пункты, чтобы лучше рассмотреть наивных зевак и вовремя показать простофилю местным ворам.
***
Обойдя весь базар, и не узнав ничего путного, изрядно ошалев от жары, моряки решили, наконец, приступить к покупкам. Приободрившийся на звуки: беее, меее и кукареку, Хьюго вывел компанию к продававшейся домашней птице. Обходя ряды жалких перовых оборванок, он в одной из маленьких тёмных палаток, которые громоздились в этой части рыночной площади , мельком рассмотрел что-то зеленовато-красное и, нырнув туда, увидел очаровательных бирюзовых клуш. Подошедший Боб, по фанатичному блеску в глазах пирата, понял, что без этого ценного приобретения они не уйдут.
После громкой, похожей скорее на драку торговли, друзья приобрели двадцать крупных несушек и, обговорив время доставки красоток, двинулись дальше, оставив Хьюго следить за погрузкой товара.
Наконец, спустя ещё час, пираты, вконец ошалев от воплей торговцев, (расстающихся с каждым гвоздём, как с родным братом, уводимым в рабском ошейнике), и изрядно опустошив кошелёк, присели отдохнуть под навесом у небольшого трактирчика. Выпив, даже не сильно кислого, пива и закусив солёными баранками, Акула и Джейкоб передохнули и, собравшись уже двигаться в сторону порта, были отвлечены от сосредоточенных приготовлений к новому марш-броску криками. Кричал хозяин заведения. Присмотревшись друзья увидели неподвижно валяющееся тело, пинаемое мыском сапога в бессильной ярости.
— За что ты его? – устало спросил Скелет из чистой любознательности.
— Да вот прибился, третий день пьёт, не трезвея, ни заплатить, ни отвалить, а какие убытки!.. Между прочим он из ваших, бритландцев. Профукали корабль-то и теперь нарушают покой мирных граждан! Ничего скоро ВРТ всех переловит, и порядок с благодатью не оставят наши края, — пояснил словоохотливый пивовар, опасливо поглядывая по сторонам.
Присмотревшийся Боб узнал в недвижимом пропойце трактирщика и моряка Коля Вудро!
Спустя два часа, вереница повозок доставила на галеон кур, гвозди, лак, краску, свежие овощи, кофе, писчую бумагу и тело, ароматизирующее всё, в радиусе десяти метров, но не подающее признаков мыследеятельности.
***
Наконец, Коль Вудро проснулся. Чугунная голова являлась неотъемлемой частью подушки, и разъединить их не представлялось возможным.
Рядом, на маленьком резном столике, стояли кувшин с водой и стакан густого чёрного, как сама кровь, ромского вина. Коль приподнялся на локте и, кряхтя, смог выпить содержимое стакана, а затем, с небольшим перерывом, и кувшина. Было очень тихо. Полежав с закрытыми глазами ещё какое то время, старый моряк вернул себе возможность соображать. Смутно вспоминая события предшествующие похищению, он, не без труда, воссоздал всю картину. Осталось выяснить, где он находится, и кто его сюда доставил.
Через час к нему в каюту заглянула любопытная собачья морда, а затем, в приоткрытую дверь просунулось целиком огромное тело чёрного, упитанного оборотня. Вудро сел.
— Ты кто? — спросила морда.
— Рамзес, тебя сюда кто звал-то? Марш на урок, сейчас по расписанию естествознание!
Следом за разговорчивой собакой, Коль услышал удивительно знакомые интонации голоса, и в каюту вошел лорд Грейсток!
…Они спустились в общий салон галеона, с его дубовыми лаковыми панелями и палисандровой отделкой, книгами, картинами и прочими невероятными атрибутами роскоши, которые никто не мог ожидать увидеть на подобном корабле. Здесь капитан Станислав представил спасённого команде. И Коль приступил к рассказу о злоключениях «Виктории».
Герцог Ампл отплыл из Тиберия шесть месяцев назад, приняв решение выяснить, куда же направлялась экспедиция, под руководством леди Маргарет. Сама леди, сидящая рядом, прокомментировала данную фразу словами: «Никуда. Целью экспедиции было убрать Ампла из Линдона. Второй целью являлось вывести беременную Мери в Ром!».
Послышался треск ломаемой перегородки и голос:
— Не надо ничего крушить! — это Мери взывала к возмущенному Маасу.
Рассказ о путешествии «Виктории» продолжался. В первую очередь, они зашли в Индскую бухту. Там на борт погрузили двести здоровых рабов. С живым грузом Ампл, к общему негодованию, и, не слушая советов, утверждая, что неоднократно проделывал подобные операции, отправился в сторону Сиама, где располагается самый крупный невольничий рынок. Но, при выходе из Внутреннего моря, их захватил шторм.
— Мы не сдались буре, — продолжал Вудро. — Но галеон вышел из неё настолько потрёпанным, что нам пришлось сбросить за борт все пушки. В трюме открылась сильная течь, и только благодаря наличию рабов, круглосуточно вынужденных откачивать воду, мы смогли вернуться в Нью-Дели.
Когда начальник порта увидел состояние корабля, ко всему прочему оставшегося без вооружения, он, быстро прикинув выгоду, предложил отдать в счёт погашения задолженности, рабов. На мифриловых рудниках свирепствовала болотная лихорадка, и они нуждались в пополнении. Команда даже обрадовалась возможности облегчить корабль от подобного груза и решила, что провидение, наконец, послало им вестника в виде начальника порта. Близилось возвращение в Линдон и избавление от трудностей.
Работник порта был чрезвычайно любезен, предложив приобрести, и доставить в Бритландию ценный груз эбенового дерева и крокодиловых кож. Расплатились. Но когда были готовы к отплытию, получили сообщение, что новый губернатор, присланный в англскую колонию из ВРТ(!), не разрешает погрузку, так как считает противозаконной торговлю с иностранцами, а начальник порта посоветовал немедленно выйти в море, пока господин Милвертон не наложил запрет и на отплытие.
— Вы легко можете представить возмущение, и без того потерявшего разум, герцога! В результате, он и десять проверенных членов экипажа отправились на берег — прямо к новому губернатору. Вечером того же дня на борт поднялись солдаты, и я был отправлен под арест. Герцог и члены нашего экипажа на борт не вернулись. — Закончил Коль Вудро.
***
В то время, как разжалованный в юнги помощник капитана тщательно драил трюм, разжалованный в школьные учителя шкипер объяснял посапывающему ученику урок.
По его рассказам в густых сиамских лесах туземцы расчищали полянки и рубили лес, сажая кофе. Реки Бхенина были усеяны лодками и крокодилами. Огромные кашалоты в океанах открывали пасти, грозя проглотить плывущие галеоны, стаи зубастых акул нападали на кашалотов, тех в свою очередь преследовали невиданные кальмары. Далеко в волшебной Скифии чукчи, закутанные в меха, выпасали моржей, как уток. А по ледяным торосам бродили пингвины и охотились на белых медведей. Ден старался. Ученик усваивал информацию.
Время от времени Деннис тяжело вздыхал, и Рамзес просыпался, стряхивал на пол шерсть, громко виновато зевал и, извиняясь, начинал вилять хвостом. Наконец, он замечал, что учитель немного успокоился, и уши его сразу свисали, а тело, со вздохом, плюхалось на пол. Урок продолжался.
Пока Рамзес во сне усваивал географию, Ден решил поупражняться в фехтовании, двигаясь по каюте в ритме туземного танца. Он кружился, подбадривая себя неопределенным бурчанием под нос.
— Пам-пам-пам-пам…— напевал он. — Парарам-пам-пам, ииии раз… Пам пам… Ииии Два-с… Пам бам.
Он кружился и выкидывал, то длинные ноги, то руки, словно разочарованный в жизни страус. Сощурив глаза, и, сделав зверскую физиономию, он тыкал воображаемой саблей в тела врагов, и, загнав их в угол, заставлял сдаваться, во имя прекрасной Полины. Часть неприятелей отказывалась, и тогда следовал удар, ещё удар, выпад, и сталь входила в мягкое податливое тело… Подушки. Фонтан из перьев завершил битву. Предмет домашнего обихода разорвался после столкновения с ногой!
— Ух тыыыы! — услышал учитель восхищённый взрык ученика!
3.
Два галеона мирно стояли в гавани у самого берега. Глубина залива позволяла стоянку тяжёлым морским кораблям практически у причала. Водоизмещение судов разрешало иметь до шестисот человек команды и 80 пушек одновременно. Но «Морской Мозгоед», усиленный носовым украшением, в виде любовно переплетённых мелорнов, изображавших дракона, имел всего сотню человек команды и шестьдесят пушек из легированной стали. По тридцать с обеих сторон. В обитаемом мире, вряд ли, можно было разыскать более быстроходное, маневренное и опасное судно.
Обобранная ещё в Нью-Дели, «Виктория» не представляла опасности в бою. Однако, численностью, вероятно, превосходила корабль капитана Станислава. Устроить драку в нейтральном порту, означало конец стоянки и испорченные отношения с Султанатом. Это понимали обе заинтересованные стороны, и попыток открыть военные действия не предпринималось.
Утром от «Морского Мозгоеда» отчалила лодка, и зеваки увидели одетого в чёрное, мрачного высокого незнакомца. Широкополая шляпа с чёрным же страусовым пером и крупным бриллиантом завершала наряд, позволяя увидеть только тонкий нос и гладко выбритый подбородок, на надменном лице. Следом из лодки выпрыгнула большая собака, чёрная, как клякса, и за ней неспешно выбрался гигант, в синей шёлковой тунике, опознать происхождение которого не удалось даже завсегдатаям порта.
Чёрный господин вежливо поинтересовался, как пройти к дому губернатора и, поблагодарив объяснившего мелкой монетой, степенным прогулочным шагом отправился в путь.
Не спеша миновали портовую площадь. Прошли мимо храма со шпилем и широким мраморным парапетом. Наконец, поднявшись в гору по единственной прямой улице городка, господин и сопровождающие его, остановились перед чугунными воротами, за которыми был разбит регулярный английский сад, а в глубине, высился белый дом с колоннами.
Негры-рабы, в нелепых сине-жёлтых ливреях, распахнули створки ворот и доложили губернатору о визите капитана Станислава Бертрана Эль Грейстока, графа и наследного лорда Бритландской Империи.
В отдалённой и не спокойной провинции Султаната не часто появлялись столь маститые персоны дружественных государств, вернее отметить такое случилось впервые за десятилетнюю службу губернатора.
Мустафа Алгарве Аль Кассар, утратив некоторую величавость в дородной фигуре, поспешил предложить гостю кресло . Он не до конца понимал, стоит ли приписывать своё волнение страху, или рассматривать его одним из вариантов вежливости. Мустафа представлял собой некий вариант государственного деятеля, который оказывал явную услугу своей стране, максимально удалившись от сколько-нибудь значимых мест. Небольшая лысеющая голова и круглый живот, на рыхлом теле завершали портрет хозяина Алджира.
Пожилой и чрезвычайно благообразный монах, высокий и тощий, как и все представители ВРТ, придавал ему уверенности в правильности ранее совершенного поступка.
Поприветствовав друг друга, господа завели беседу.
— Спешу сообщить Вам, что Её Величество решило почтить Вас своей высокой милостью, — начал Станислав. — Меня обязали передать Вам Её благодарность вашему похвальному управлению и, видя ваше несомненное усердие и отчаянное стремление к победе в борьбе против пиратства в наших странах, нарушающего мирное содружество, возвести вас в ранг рыцаря ордена святого Микола Авантюрского.
С этими словами, лорд Грейсток протянул бархатную шкатулку и Аль Кассар зажмурился от сверкания бриллиантов и рубинов на большой звезде.
— Это самый почётный из всех орденов, вручаемых иностранным гражданам, — продолжал между тем Станислав.
Слабо разбираясь в мидальерике, но прикинув стоимость полученной звезды, Мустафа, задрав нос, и, выпятив живот, тут же принялся горделиво повествовать о своих немалых достижениях и подвигах по борьбе с флибустьерами. Заерзавший служитель культа сделал робкую попытку прервать потов слов, однако, с ужасом, осознал, как деревянное кресло обрело жизнь и…. Засосало часть его туловища внутрь массивной резной конструкции.
— Молчи, — услышал он в ухе. — Хочешь жить мясом, а не дровами, молчиии….
Между тем, губернатор сообщил, что в монастыре при соборе содержатся в подземных кельях триста отъявленных головорезов, отловленных великим капитаном-командором ВРТ, Виталио Маурицио.
— Несколько дней назад, кучка пиратов появилась в прибрежных водах, — продолжал он. — Роммский гранд, совместно со святым отцом, прибыли во время и арестовали всех молодчиков, бодро сошедших на берег.
Вспомнив эту историю, Мустафа жизнерадостно расхохотался. А капитан довольно безразлично спросил:
— Вы уже всех прикончили?, — его тон не оставлял сомнений в презрении к морским грабителям.
— Пока ещё нет, — махнул рукой орденоносец. — Святой престол, проведя выборочный допрос, решил вздернуть их, а шестерых, наиболее отъявленных еретиков мы поджарим в ближайший праздник во славу божию.
Он посмотрел на представителя ВРТ. Тощий монах угодливо улыбался, кивал головой и молчал.
— Я, конечно, слабо понимаю в таких вопросах истинной веры, как вопросы осквернения Создателя пиратами, — между делом продолжал Станислав. — Но мне показалось более правильным поступком подвергнуть нечестивцев казни на их родине. Возможно, безграничная милость Её Величества, отправит их в каменоломни, что несомненно поможет державе в перевоспитании этого отребья. Как вы думаете, Святой отец?
Взгляды присутствующих скрестились на монахе, и тот повторно кивнул … Улыбаясь.
Несмотря на свою тупость, Аль Кассар понимал, что устроив массовую резню, лишь спровоцирует всеобщее негодование. Он собирался тихо разрешить сжечь несколько особенно отъявленных еретиков, а остальных погрузить на «Викторию» и отправить к берегам ВРТ. А такое внимание со стороны Империи заслуживало ответных шагов, и губернатор, проявив щедрость, достойную записи в анналы истории, написал разрешение на выдворение бандитов в их непосредственную страну обитания.
— Я бы не смог решить эту серьёзную проблему так, как решили её Вы, — на прощание сказал граф.
— Все может быть, — откликнулся польщённый губернатор.
— Ваша скромность делает вам честь. Её Величество будет чрезвычайно вам благодарна, — откланялся Станислав. — Господин монах, несомненно, окажет нам честь и проводит нас…
4.
….Проведя своё расследование дикие и кровожадные флибустьеры «Морского Мозгоеда» на следующий день, едва расцвело, отправились к монаху в полутемный трюм, в котором он заночевал будучи настойчиво приглашённым в гости.
Над Алджиром поднималось золотое солнце. Далёкие оливковые рощи грядой уходили в сторону невысоких гор, кое где виднелись направленные в бесконечность острые копья кипарисов.
Как никто другой Деннис, выросший под бдительным оком матери церкви, знал о строжайшей иерархии в армии иезуитов, с ее беспрекословной дисциплиной и порядками. Его готовили в высшие офицеры ордена. И перед ним, под лучами горящего огнём светила, стоял сейчас офицер. Никакие признаки и отличительные знаки не выделяли «солдат Всевышнего», но уверенный в своей правоте фанатичный блеск глаз, выдавал в человеке «не ведомого, а ведущего».
Мир менялся и Великий Роммский Триумвират постепенно терял своё влияние. Однако, как известно, все можно купить. А то что не покупается просто за деньги, всегда приобретается за солидное вознаграждение.
ВРТ устремило свои взгляды за океан, туда где гремели в шахтах молоты, добывающие мифрил и где ослепляла блеском драгоценных камней таинственная Голконда. В Центральной Лавразии массово стали исцеляться страждущие и приобщаться к Единому грешники. Каждое событие должно было приносить доход. В самом ВРТ высшие офицеры ордена самолично пытали и жгли еретиков…
Двумя днями раньше, совершив свою авантюрную вылазку, друзья выяснили у перепуганного служки, о готовящимся к отправке грузе мифрила. Под пепел остывающего костра, с обугленными костями бритландских моряков и на фоне качающихся грешников, галеон «Виктория» должен был незаметно выйти в море и доставить драгоценный груз в Тиберий. Капеллан не знал одного — погружён ли в трюм металл, или он ещё храниться где то за монастырскими стенами.
Воспользовавшись принципом — «Цель оправдывает средства!» друзья, посовещавшись с примкнувшим к заговорщикам Маасом, заметившим на судне, принесенную ветром жирную скорпиониху с детишками, решили выяснить где же в настоящий момент хранится драгоценный металл. Скорпиониха была посажена в коробку из под табака и должна была явиться орудием дознания.
Однако, не удалось, лишь только увидев Мааса, священник сразу сообщил об уже находящемся на «Виктории» грузе разумно рассудив, что информация о живых деревьях стоит больше, чем потерянный сундук с мифрилом, рассчитанном на изготовление двух таранов на боевые суда!
Разочарованные и лишенные развлечения пираты отправились с докладом к капитану. Проходя мимо книжной полки Ден автоматически поставил табакерку и забыл про нее….
***
За завтраком распределяли дневные дела. С приливом галеон уходил в море. Вечером предстояла ответственная вылазка в город и освобождение моряков. Необходимо было срочно увеличить запасы. Боб закончив есть потянулся за трубкой и тут его взгляд упал на полку… Даже не подозревая какой опасности подвергается, он открыл табакерку, продолжая прикидывать в уме, что необходимо ещё прикупить на базаре.
Спустя три года он все ещё был убеждён в агрессивных намерениях скорпионихи. Тем не менее, Теодор, страшно полюбивший рассказывать именно этот участок биографии боцмана, утверждал, что дама, заточенная в табакерке, просто была немного взволнована повышенным вниманием к ней. Быстро выбравшись, вместе со своими малютками, державшими мамашу за хвост, она поскакала по Бобу. Пробежав примерно до локтя, притормозила, размышляя, куда податься — то, и с интересом подняла своё жало. В этот момент Боб, наконец рассмотрел существо перемещающееся по руке и события в столовой стали развиваться со стремительностью летящих ядер!
От крика: «Берегись!» — Хьюго уронил тарелки, которые с грохотом бьющейся фарфоровой посуды полетели в сторону Рамзеса. Тот подскочил на метр над полом и с воплями: «Уууууу», — кинулся под защиту стоящего столбом Боба. Акула резким движением скинул с себя насекомое на пол и попытавшись придавить тварь наступил оборотню на хвост. Падая скорпиониха рассыпала часть своих детишек и они тихо приземлились на стол, рассыпавшись между закусками в виде хлебных крошек. Скорпиониха выставив вперёд жало, как копьё кинулась на обидчиков, быстро пробежав по ножке стола. Полина в ужасе прилипнув к стулу визжала:»Они ползут сюда! Ко мне! Ден! Бей их!» Затем схватив чашку с кофе — выплеснула ее содержимое. Совершенно сбитый с толку толстый Скелет, медленно одел очки и стал с интересом изучать рассыпанные на столе хаотично перемещающиеся крошки.
— Проклятый мальчишка, — наконец вынес он свой вердикт.
— Был псом только кур жрал, теперь и до нас добрался!
В этот момент в разгромленную столовую под руку, как и подобает близким родственникам, вошли лорд и леди Грейсток.
— Что здесь происходит? — поинтересовалась Маргарет.
— Осторожно! — вопила Полина, стоя на стуле.
— Ууууууав! — задорно орал Рамзес.
— Перестаньте голосить! — перешёл на визг боцман.
— Он меня укусил! — басом шипел Скелет. — Смотрите, он ползет по мне… Теодор, стукни его ножом… своим ножом… Да стукни же…
Спустя десять минут, отхохотавшаяся Мери навела порядок, разом впитав в себя всех насекомых…
Последствия у события были трагичными…..
Теодор опять был отправлен мыть трюм, правда на этот раз почетную обязанность уборщика служебных помещений он делил с младшим Мариолани. Боб приобрёл непреодолимый страх к закрытым табакеркам. Всю оставшуюся жизнь он открывал сей предмет на вытянутых руках. У Скелета раздулся палец и спустя много недель он тыкал им в обидчиков показывая насколько он больше остальных. Палец был сосискообразный, как и все остальные на руке, но вытянутый в угрожающе неприличном жесте производил впечатление. Полина грустила над убиенным потомством скорпионьего племени. Рамзес мечтал о повторении спектакля!
***
В четыре часа пополудни, в самое сонное и жаркое время дня в порт пришли подводы, на которых рассчитывали привезти закованных заключённых. С галеона повторно сошел, весь в чёрном с серебром, граф. С высоты порабощенной «Виктории» за этим спектаклем наблюдал чрезвычайно раздражённый капитан ВРТ Виталио Маурицио. Исчезновение святого отца и категорическое нежелание губернатора Алджира выслушать его доводы связало руки.
Наконец, сопровождающие распределили обязанности, подводы выстроились в ряд и процессия покатила к городской тюрьме.
На окраине города между морем и пустыней стоял старый форт. Там в нескольких полутемных камерах, задыхаясь от зловония, грязи и жары медленно погибали без воды и пищи люди. По непонятной прихоти господина Аль Кассара их скрепили между собой единой цепью, и закованный в железо мертвый продолжал стоять рядом с живым… Подошедший ко входу Теодор чуть не упал от страшного смрада, словно получив удар, а открывший двери начальник тюрьмы громко расхохотался, отметив чувствительность молодого человека. Рядом стоял и держался за грудь посеревший и постаревший на десять лет Коль Вудро…
Услышав скрежет открываемых запоров только каждый пятый смог поднять голову. Никто не мог шевелиться. Тем не менее с дюжину одетых в кожаные латы алджирцев — охранников с пиками наперевес встали у порога и потянув за цепь начали вытаскивать по одному смердящие тела. Отделив живых от мертвых они бросали их на подводы. Из шестисот человек команды Бритландских морских вооруженных сил в Алджире оказалось четыреста. На подводы же погрузили двести пятьдесят крайне истощенных людей. Бесславно начавшееся плавание возглавляемое исчезнувшим в Нью Дели герцогом продолжалось…
Наконец все было закончено. Начальник тюрьмы пересчитал и переписал сдаваемых и указав на жадно пьющих воду людей с надеждой спросил:
— Вот проклятые пираты! А кто будет рыть могилу сдохликам? Может стоит помочь дружественному Султанату, а? Их ещё вполне можно использовать на земле. Все равно всех скормите акулам!
— Этих? — спросил невозмутимый Станислав. — Этих мы доставим в целости и сохранности, господин начальник тюрьмы, их ещё ждёт награда. Побеспокойтесь об умерших сами. Не обратив внимание на живых, придётся потрудится для мертвых.
Когда последняя подвода скрылась за поворотом пыльного тракта ведущего в порт, потный слуга закона, сплюнув густую желтую слюну, зло процедил:
— Жжечь!
***
Солнце укатывалось за горизонт. Вода в заливе становилась винно — серой от вечерних теней. Чуть поскрипывали вёсла, это последний барк медленно двигался домой. На дне его дергая лапами мирно спал Рамзес. Ему снились крабы и маленький пойманный им среди скал осьминог. Морская жизнь страстно интересовала парня. Рядом с вихрем впечатлений в голове дремал Ден. Кривил лицо в горькой усмешке Теодор. Крохотные рыбки мелькали между лопастями весла. Тихо шевелились на дне чёрные водоросли и розовые актинии. Океан ждал прилива.
На рассвете в порту Алджира остался только захваченный галеон. » Морской Мозгоед» растворился среди моря и неба.
5.
Утром второго дня, выйдя на палубу, капитан Грейсток, увидел низко висящие у кромки горизонта облака, обозначающие длинную береговую линию Коринфского Султаната, а впереди — прямо по курсу, белой дымкой обозначились далёкие берега Арабии.
Они достигли самой широкой части узкого внутреннего Красного моря. Здесь галеон совершил полный поворот и подняв «Веселого Роджера» пошёл к мысу Апулей.
Никто не собирался отдавать такой приз, как «Виктория», роммскому проходимцу. Спасённые моряки представляли настолько жалкое зрелище, что возвращение корабля являлось для команды делом чести. Уже через сутки «Мозгоед» достиг предполагаемой точки встречи и встал в дрейф, где-то на расстоянии двадцати миль от берегов ВРТ.
Трое суток они продолжали придерживаться прежнего курса то дрейфуя, то возвращаясь обратно. Наконец, ближе к вечеру четвёртого дня, вдали, из бирюзового моря показались очертания второго галеона. Свисток Акулы привёл в действие чёткий механизм. В предвкушении дела, на борту уже царило шумное возбужденное веселье.
«Морской Мозгоед» развернулся и пошёл навстречу прямо по ветру с укорочёнными парусами. Громады кораблей, точно одинокие волны, медленно сближались. Ветер свежел. Галеоны прибавляли ход, направляясь прямо друг на друга — на таран.
Пробило семь склянок. Все спустились в столовую — обедать. Бледный Теодор, обычно весёлый и громкий перед приближающимся боем, ел тихо, быстро и молча. В карих глазах Леопарда капитан отметил невиданный ранее лихорадочный блеск. Станислав отложил приборы и спросил:
— Гризли, ты болен?
Движения тонких пальцев аристократических рук замедлились и, скомкав салфетку, на выдохе, Теодор сказал:
— Разрешите мне, капитан, самому провести этот бой…
Удивленно ахнула Полина. Опустил вилку Ден. Все ждали решения. И тут леди Маргарет, обратив взор на украшенные палисандром дубовые панели, произнесла:
— Инквизиторам нужен этот урок, а победа сама идёт нам в руки. Надо учить молодёжь. Вы не согласны, граф?
Со стуком смыкаемой Рамзесом пасти, Коль Вудро тоже захлопнул рот.
— Вы совершенно правы, леди, – услышали ответ присутствовавшие…
***
Первое ядро, прилетевшее в нос «Морского Мозгоеда» ясно дало понять, что Виталио Маурицио недаром ест свой хлеб. Он вывел в море оснащённый корабль. Вопрос количества пушек не был актуален для пиратов, но «Виктория», шедшая под флагом ВРТ, уже не была разбитой посудиной.
Несмотря на ясно высказанное предложение лечь в дрейф, или свернуть, галеоны продолжали стремительное сближение. И вот, наконец, на «Мозгоед» обрушился мощный залп двадцати пушек. Теодор, не открывая огня, и, не уклоняясь от курса, стремительно направлял корабль вперёд, чем заслужил по-отцовски молчаливое одобрение, стоящего рядом капитана.
Несмотря на громкие ахи Мери и шипение Мааса, они выдержали и второй залп, и, только приблизившись на расстояние прямой наводки, Теодор резко поставил галеон боком и выстрелил! Совершив разворот, в суете криков и пушечного тумана, он дал второй залп со второго борта. Затем, круто лёг по ветру и резко отошёл, чтобы перезарядить пушки и посмотреть результаты своего труда.
Когда они развернулись, чтобы атаковать, то увидели за кормой, три покачивающиеся шлюпки и четвертую, спешно спускаемую, полную людей. На флагштоке «Виктории» покачивалась на ветру белая тряпка…
Сидящие в лодках истово молились. Выставив вперёд руки, в защитном жесте, на носу одной из них стоял отпущенный каноник, люди, с ужасом, смотрели, как пробоины от сцепленных и всё крушащих на своём пути ядер, на глазах затягиваются весёлыми зелёными, быстро темнеющими кружочками. Дракон на носу странного корабля недовольно шевелил хвостом, и обе его головы, направленные друг на друга шипели и переругивались…
***
Теодор валялся в кровати. Было раннее утро. Задрав ногу на ногу, он глубокомысленно размышлял, как ему не повезло. Он уже прожил свою большую яркую и полную приключений жизнь. Вздохнув, он пришёл к выводу, что судьба-обманщица так и не подарила ему настоящего чувства и пылкой страсти!
Пора было вставать. Но пока, он лениво потянулся и, повернув голову, решил уточнить — пробудился ли от сна Рамзес. Накануне, потихоньку отметив победу, Леопард до поздней ночи учил, вместе с Маасом, оборотня игре в покер. Надо отметить, что ученик оказался толковый, быстро постигающий эту математическую науку.
Посмотрев на ковёр, Теодор убедился, что математик ещё спит.
— Рамзес, — обратился он к приятелю. — Ты не заметил, не начал ли я полнеть?
Приоткрыв круглый карий глаз, и, собрав в виде складки на мохнатом лбу все свои утренние мысли, оборотень хрипло рыкнул: «Ууав!», — и, хлопнув об пол хвостом, неспешно потянулся. Лапы медленно и печально превратились в когтистые пальцы и, совершив уже привычный полуоборот, волколак сказал:
— Как учит меня отец наш — гимнастические упражнения развивают мускулатуру. Мое предложение в силе. Куролюб ещё спит, а девочки уже ждут. Присоединяйся!
Широкоплечий, с мощной грудью, тонкой талией, обладающий непередаваемой харизмой, Рамзес быстро превращался из нескладного щенка в удивительно красивого представителя своего вида.
— Куролюб никогда не спит! — глубокомысленно заявил Теодор, почесываясь.
Его воображение нарисовало ему крадущихся авантюристов и Хьюго, впалой грудью, преграждающего путь в курятник!
***
Пришвартованная «Виктория» медленно приходила в себя. Ещё вечером Мелорны смогли восстановить поперечные брусья-бимсы, связывающие борта судна и служащие балками для настила палубы, а также полностью разрушенный гакаборт, ограждающий корму корабля. Утром, подманив косяк жирных рыб поближе к «Морскому Мозгоеду», и, позавтракав, они продолжили ремонт, под руководством ответственного Боба и молчаливого Коля Вудро. Оставаться в хоть и пустынных, но прибрежных водах ВРТ, особенно учитывая быстро ушедшие шлюпы, было не безопасно.
Обыскав галеон, команда обнаружила два больших ящика с драгоценным мифрилом, с сотню тюков бхенинского шёлка, почту в парусиновых мешках и стекло в аккуратно сбитых ящиках, проложенное для безопасности соломой. Продажа всего этого добра не сулила особого дохода. Но расчётливый Коль Вудро обещал вложить проданный мифрил в акции быстро развивающейся нефтяной компании. Перед отплытием он сам через своих агентов пустил слух об убыточности предприятия и сейчас ожидал получения хорошей прибыли. Подозревая, что будущее принадлежит нефти и газу, он, в благодарность за спасение, обещал правильно распорядиться полученным доходом.
Едва пробило шесть склянок, оба галеона, подняв флаг Великой Бритландской Империи, и, отсалютовав друг другу из кормовых пушек, медленно разошлись. «Виктория», неся неутешительные вести о пропавшем герцоге, спешила в Линдон. «Морской Мозгоед» направлялся в Нью Дели.
***
Обыскивая трюм Деннис случайно наткнулся на новенькие бамбуковые складные удочки. Ярко блестевшее чудо человеческой мысли было бережно извлечено на свет и с утра, забыв о курах, завтраке и уроках, друзья, с восторгом, предавались искусству ничегонеделания — ловили на живца.
То один, то другой рыбак периодически взмахивал удочкой, как кучер хлыстом, и медленно водил руками, гипнотизируя этим жестом находящуюся под водой рыбу. Глубина таила кефаль, стерлядь и тунца. Возможно, даже благородная макрель хотела бы насадиться на крючок, но Мери, как подозревал Гризли, приберегала для себя морские ресурсы и не желала делиться с рыболовами. Возможно, в Средиземном море хозяйствовали браконьеры Султаната, вдоль берегов которого проплывал сейчас величественный галеон. В любом случае в ведерке к обеду плавала тощая прилипала, заботливо снятая Маасом с обшивки корабля.
Вдруг вахтенный матрос, показывая рукой куда-то вперёд, закричал:
— Впереди по курсу акулы. Смотрите, гибнет кит!
Перед глазами моряков разыгрывалась обычная морская трагедия. Ослабшая после родов самка кита, по каким-то причинам отставшая от стада, защищала малыша. Шесть, или семь тигровых тупоносых акул уже растерзали её тело, но инстинкт, агонизирующей матери продолжал спасать своё дитя. Изображать твердокаменное равнодушие, пройдя мимо и дав, пообедать серым теням, не смогли ни Мелорны, ни команда. Водоворот, другой, третий, и на чёрной поверхности моря остался только малыш. Дракон на носу корабля увеличился и мирно рыгнул. Станислав подумал, что не забудет отомстить глазастому вахтенному, обеспечившему капитану новую головную боль и приказал спустить на воду шлюп. Детёныш был обречён. Разумно, или нет, подобрав его, команда брала на себя обязательство заботы о его жизни.
Придумав из парусины и лебёдок некоторое подобие гамака, натуралисты осторожно подвели его под тело двухтонного ребёнка. Так он мог свободно двигаться в воде, рядом с галеоном. Первая ночь прошла. Ожидаемое китовое стадо, в которое надеялись пристроить сироту, не появилось. Зато образовалась новая проблема. Кита надо было кормить.
Взгляд у китёнка был ясный, большие круглые, как тарелки, глаза влажно смотрели на людей, и матерящийся Боб начал мешать в самом большом котле пюре из всех наличных запасов порошкового молока, масла и перемолотой в фарш рыбы. Китёнок смотрел на угощение. Открывал огромный рот с узкой маленькой глоткой, и смесь оказывалась в воде. Команда дружно говорила: «Эх!»… Мери хваталась за грудь. Рамзес произносил нечленораздельное: «Уууу». Китёнок плакал…
Из Тедова бочонка, вылив остатки портвейна, тщательно отмыв и прикрепив кусок шланга, команда смастерила рожок. Наконец, малыш был накормлен в первый раз.
На третьи сутки, даже самые убеждённые любители морской фауны, загрустили. Боевой корабль представлял собой плавучие ясли, в которых, вымотанные от бессонных ночей и рыбалок, няни едва переставляли ноги. Ребенок весело бил хвостом, пытаясь достать до борта и требовал есть!
Наконец, на четвёртые сутки, впереди показался фонтан! Ещё и ещё! Сразу десять гигантских туш окружило корабль. Маленький, похожий на резиновый мешок, китёнок был аккуратно отцеплен от гамака и под бдительным контролем, готовых тут же вмешаться Мелорнов и вооружённых людей, поплыл к сородичам. От стада отделилась самка. Изящные пропорциональные гиганты, летящие в синей воде, приняли сироту.
Капелька солёной воды повисла на щеке Акулы. Выразительно крякнув, боцман ушёл спать!
***
Через пять суток мирного плавания «Морской Мозгоед», заплатив пошлину в бездонную казну Султаната, спокойно прошёл канал и оказался на входе в Индскую бухту Внутреннего моря!
Тёмный волхв так и не смог установить контакт с этими двумя DEX-девушками, точно зная, что одна из них убила отца Горана – и зная, что сам Горан знает это.
Всё время полёта мальчик смотрел на них, как на личных врагов, даже не пытаясь хоть как-то поговорить с ними, а они обе жутко боялись последствий и даже после разговора с психологом в местном отделении ОЗК, где они пробыли около недели, Гранту и киборгам Зарины Баженовны доступ на связь не дали, хотя на транспортнике получили по каюте и разрешение питаться в столовой вместе со всеми. При этом Горан постоянно заходил на медпункт, где лежали взятые из клиники мальчик и девочка, помогал медику говорить с ними, так как эти дети говорили только по-сербски, и развлекал их разговорами о деревнях, где он успел побывать, и островах с киборгами.
Восьмое апреля началось в космопорте с температуры в минус восемь и ледяного ветра, поэтому перемещение из транспортника в флайеробус прошло максимально быстро и так же быстро бус взлетел и направился в город, чтобы отвезти Гранта и Зарину Баженовну с её киборгами к дому Нины. Заходить в ОЗК не стали, чтобы привезти детей на медпункт возможно скорее, и всё равно прилетели на Жемчужный остров почти в четыре часа утра, хотя над лесом и озёрами погода успокоилась и при ясном небе ветра не было.
Платон встретил флайеробус у медпункта вместе с Волчком и Бизоном и помог Нине выйти из салона, после этого Самсон и Сильвер вынесли на руках завёрнутых в плотные одеяла детей, а Хельги вынес чемодан Темногора, который решил остаться на пару дней, чтобы помочь Сане и Мраку.
Саня уже подготовил палату реанимации для детей, палату для DEX-девушек (свои имена они так и не назвали, поэтому в имена им дали в ОЗК — Зорица и Лиляна, — по мнению Змея, им совершенно не подходящие, но новые имена он давать им не стал, понадеясь на светлого волхва) и успел позвать Фриду и ещё троих киборгов с подходящей группой крови для срочного переливания детям.
Уставшая Нина, проверив размещение гостей, в сопровождении Хельги и Платона пошла домой. Платон вместе с таблеткой от подскочившего давления дал ей лёгкое снотворное – и она проспала до полудня, а когда после завтрака, плавно превратившегося в обед, вышла из дома, то обнаружила, что на дворе плюс семь и на Славном острове снег лежит только в парке под деревьями.
Она постояла на крыльце – и, пока Хельги ходил на конюшню за Диваном, вернулась в свою квартиру, чтобы сменить плотную бордовую зимнюю куртку на весеннюю, светло-голубую, и сменить шапку и обувь.
Восход был запряжён уже в коляску и Нина, садясь в неё, подумала: «Всё-таки жить здесь было правильным решением. Как же хорошо, что всем хорошо… что удалось спасти и детей, и сестру Змея… действительно, Солнце за нас. И как жаль, что мы не сделали этого раньше!.. а всё-таки имя Лиляна ей совсем не подходит… я бы назвала Боярой… но пусть придумает сама».
На Жемчужном острове Нина попросила Руслана остановиться у медпункта, где Саня показал ей поправляющихся спящих детей, а потом повёл в палату к DEX-девушкам. Обе они отвечали только стандартными фразами и признаваться в разумности не спешили, хотя Нина в этом не сомневалась – если уж смогли выжить и продержаться до такого возраста, то мозги у обеих работают. На её звонок Родион ответил сразу и пообещал прилететь на днях со шлемом-сканером.
Тёмный на несколько дней оставил Горана на медпункте будто бы помогать медикам, а на самом деле — чтобы помочь шестилетнему Милошу и тринадцатилетней Наде привыкнуть к местным жителям. Горан всё ещё смотрел на киборгов-медиков, как на вид подвижной мебели, а обе новые DEX, зная, чей он сын, старались встречаться с ним как можно реже и не выходить из палаты без очень крайней необходимости.
Выходя из медпункта, Нина вспомнила, что волхв обещал провести очередную игру «Что? Где? Когда?» в начале апреля. Треть месяца прошла, а про игру словно забыли… или это с ранним движением льда связано? Или с тем, что он в отсутствие тёмного волхва должен был выполнять какие-то его обязанности? Очень может быть.
И только она собралась попросить Руслана заехать на Козий остров, как Велимысл сам вышел из ближайшей мастерской жилого модуля и поздоровался с ней. На её вопрос об игре он рассмеялся:
— Помню, что обещал… и вопросы собираю, и призы уже почти все купил. Но в Кедровской школе из-за поломки генератора случился пожар. Его почти сразу потушили, но внезапный ремонт занимает много времени, поэтому пока пришлось отложить… я хоть и волхв, но я не всесилен. Благодарю, что напомнила. Объявлю всем причину…
— А проводить игру надо обязательно в школе? Там же здание клуба хорошее… Живка заведующая, жена Ратмира Орлова.
— Надо подумать… позвоню ей. А сейчас мне надо к больным. Психолог им нужен не меньше, чем медик.
Светлый вошёл в модуль медпункта, а Нина поехала далее — привычным уже маршрутом.
***
Через день, десятого апреля, с согласия Сани Змей сразу после завтрака увёл обеих DEX во второе общежитие, где сама Фрида выделила им двухместную комнату, и сказал, что им даётся три дня, чтобы осмотреть острова и выбрать себе занятие по душе, а после этого надо будет выйти на работу.
— Здесь еда и вода без ограничений, — добавил Змей, — можно ходить в любую столовую три раза в день и мыться под душем хоть дважды в день. Но при условии, что порученная вам работа будет выполнена качественно и вовремя.
— Работа? – наконец спросила Лиляна, — кого-то охранять?
И тут Змею пришло сообщение по внутренней связи от Гоши: «Ты уже устроил новеньких? Мне разрешено занять под пасеку крайний южный остров весь» — «Я понял» — ответил он и спросил у обеих:
— Пчёл не боитесь? – и, получив отрицательный ответ, Змей сказал девушкам, что они будут охранять пасеку и скинул информацию о Гоше, который в течение дня придёт познакомиться и показать место работы.
***
Двенадцатого апреля в семь утра Гоша сам пришёл за обеими DEX в общежитие – и не один, а с Велимыслом, Платоном, Фридой, Ральфом и Аглаей – и сначала удивлённые таким обществом Зорица и Лиляна посетили капище, где волхв представил их восходящему солнцу, а затем сменил Гоше имя на Медовед, предварительно спросив его согласия.
— Ты теперь бригадир пчеловодов, — сказал ему волхв перед идолами, — должность твоя выросла, положение в общине поднялось, и значит, что и имя должно вырасти. А поскольку ты заведуешь созданием самого важного для киборгов продукта – мёда – то и имя тебе будет соответствующее!
Обеим девушкам было странно, что теперь они должны будут подчиняться Irien’у – тоже киборгу, но другой линейки – но возражать они не стали, так как работа им дана вдали от людей, простая и понятная.
После обряда Гоша-Медовед вместе с новыми охранницами сходил к завхозу за спецодеждой для них и к вместе со Змеем, как начальником охраны, и Волчком, специалистом по технике безопасности, повёл их на тот самый островок, где стараниями волхва уже стоял двухместный жилой модуль для них. А через час прилетел приглашённый волхвом Драган и поставил обеим DEX программы по пчеловодству – и новые охранницы приняли островок под новую пасеку под охрану.
В этот же день специалисты колхоза снова летали в Департамент сельского хозяйства для заключения договора на поставку племенных ягнят романовской породы овец и Платон с Григорием и Туром за полтора часа переговоров со специалистами добились разрешения на два десятка ярок и десяток баранчиков в возрасте от трёх до шести месяцев на общую сумму в две с половиной тысячи галактов в счёт дотации. На этот раз молодняк должны были привезти с Новой Самары и уже через десять дней.
***
На следующий день, тринадцатого апреля, перед полуднем Нине позвонил Юрий Сергеевич и сказал, что лебеди собираются в две большие стаи и летают над озером.
— Возможно, что они полетят на ваши озёра… перелётные всё-таки птицы. Остин и парни наблюдают за стаей и даже замаскировали под небольшую утку дрон с камерой, который Вы им прислали.
— Они будут сопровождать стаю в перелёте?
— Мы думаем над этим. Ведь надо оторвать их от охраны озера от браконьеров. Но эти птицы слишком ценные, чтобы отпустить их просто так… так что да, троих парней на скутерах я выделю от ОЗК. Всё-таки лететь им почти полторы тысячи километров… так что недели через две встречайте.
— Хорошо, будем ждать. Вы сами появитесь?
— Постараюсь, — ответил ветврач, — у вас скоро появятся жеребята, хотелось бы взглянуть… но надолго не смогу, у нас тоже весна и тоже выжеребка. До встречи!
Нина отключила терминал и попросила Хельги скинуть запись разговора Платону, Бизону, Вите и Змею – чтобы готовились встречать лебедей и подготовили им места для новых гнёзд.
Когда Платон пришёл на обед, то радостная Нина снова сообщила о возвращении лебедей – но он был встревожен:
— Эти птицы полетят с юга на север впервые в жизни! Они почти ручные, привыкшие доверять людям, к тому же им придётся делать остановки для отдыха и кормления… а кругом столько опасностей и ещё не все браконьеры пойманы. Я уже поговорил со Змеем и с Волчком… они готовы сами сопровождать обе стаи…
— Обе стаи? – удивилась Нина, — стая с нашего острова и стая из питомцев Виты? Да, ты опять прав… но пусть для сопровождения полетит и Бизон, они его знают и не будут пугаться.
— Хорошо, мы придумаем, как лучше сделать… и надо лететь в конезавод уже завтра, чтобы послезавтра на рассвете поднять на крыло обе стаи и лететь сюда.
Весь следующий день Змей, Волчок и Бизон готовили скутеры, и Нина, глядя на приготовления, спросила у Змея:
— А не проще ли снова нанять грузовик и перевезти на нём всех птиц сюда?
— Проще, — согласился DEX, — но тогда они не будут знать местность, не научатся избегать опасностей, не смогут реализовать потребность в полёте и не смогут повзрослеть окончательно. Перелёт им нужен, это их выбор и их свобода. Возможно, кто-то из них захочет остаться на другом озере, это их право. Мы поможем только в этот первый раз. Потом они будут летать сами.
— Ты прав. Хорошо, делай, как знаешь.
***
Вечером четырнадцатого апреля Змей, Волчок, Бизон и Самсон на трёх скутерах и маленьком спортивном флайере, раскрашенном под летящего лебедя, отправились в конезавод, чтобы на рассвете поднять на крыло обе стаи и сопроводить их на свои озёра.
Змей пообещал Нине, что будет постоянно на связи и, возможно, будет прилетать на пару часов на отдых.
***
А на рассвете пятнадцатого апреля на небольшом грузовичке турбазы на Славный остров прилетел Пламен и привёз двух кибер-пони, два небольших седла, уздечки, комплект парной упряжи и четырёхколёсную открытую коляску. Обе лошадки – рыжая и рыже-пегая шетлендские кобылки – были уже в солидном для киборгов возрасте (примерно семи лет) и уже не могли катать всех желающих по десять часов в день, но по полтора-два часа в сутки работать могли.
После того, как Полкан вывел обеих кобылок из грузовичка, Пламен достал свой рюкзак и отправил грузовичок обратно на автопилоте.
— А как же ты полетишь обратно? — удивилась Нина, — или ты сюда насовсем?
— Пока на две недели, — ответил Пламен, — накопил отгулов и выходных, подумал… и попросил отпустить меня сюда. Интересно же, как у вас тут. Можно?
— Нужно! — рассмеялся Платон, — раз уж ты сначала отправил обратно флайер, а потом спросил разрешения, — и тут же обратился к Полкану: — На какую конюшню думаешь поставить пони?
— Здесь, конечно, на Славном острове. Места есть, там только семь меринов и гуси-лебеди. Кстати, Пламен, на втором этаже этой конюшни должна быть свободная комната. Проходи и размещался.
Пламен кивнул, уложил все привезённые вещи в коляску, взял одной рукой за дышло и пошёл следом за Полканом на конюшню. Положив вещи в выделенной ему комнате, Пламен спросил у охранника, где можно позавтракать, получил ответ — и пошёл к дому. Но сначала вышедший ему навстречу Морж попросил его подключиться к Пушку и познакомил с Гердой и Сребренкой, которых он должен научить обращаться с пони – и затем проводил в столовую.
Уже через час он подъехал к крыльцу дома на коляске, запряженной парой пони и через Пушка отправил сообщение Герде — и через пару минут она с девочкой вышла из дома. Первое катание в коляске было только по дорожкам парка, а после обеда Пламен покатал девочку верхом на обеих пони по очереди.
***
Пятнадцатого апреля в десять утра на Славный остров прилетели Доброхот и Некрас, чтобы осмотреть, достаточно ли растаял снег на островке, где его бригаде предстояло построить дом для сестры и её мужа-киборга. Платон отправил сообщение Змею и пригласил гостей на обед в столовую в доме, пока летит Змей, а после этого повёл показывать остров.
Снег на островке почти везде растаял, и земля достаточно просохла, чтобы привезти стройматериалы и рабочих — и Доброхот пообещал прилетевшему на полчаса Змею уже в этот же день начать завозить стройматериалы и работать.
Вечером этого же дня Темногор увёз в Кузино Горана и двоих привезённых с Нови-Сада детей, чтобы они могли ходить в школу, но на выходных разрешил летать на острова в сопровождении Одинца.
Я вышел из этой гавани, хорошо снабженный
всякого рода припасами…
Христофор Колумб, «Дневник»
Было около пяти часов утра. Город, полукольцом охвативший бухту, еще спал. Дымка стлалась над серой водой, над гаванью, над черными силуэтами барж на рейде, но на востоке уже разгорался, алый с золотом, костер нового дня.
Николай и Юра с чемоданчиками в руках, сопровождаемые Рексом, подошли к воротам яхт-клуба. Их уже поджидал Валерик Горбачевский, оснащенный патефоном и спиннингом.
— Ит из э гуд уэзер ту-дэй [сегодня хорошая погода (англ)], старательно выговорил он заранее подготовленную фразу.
Юра усмехнулся. Накануне он ругал Валерку за тройку по английскому языку.
Молодые люди зашагали по бону яхт-клуба. Рекс побежал за ними. На дальнем конце бона, прислонившись спиной к опрокинутой шлюпке, сидел боцман Мехти. Его крупное, обожженное солнцем лицо казалось отлитым из старой темной меди. Седой венчик окружал крутую коричневую лысину. В неизменной полосатой тельняшке, с серьгой в ухе, с замысловатой татуировкой на руках, с ножом, зажатым в кулаке, — боцман Мехти будто сошел на палубу яхт-клуба прямо со страниц Стивенсона.
Перед ним на чистом белом платке в большом порядке были разложены сыр, астраханская вобла, жестянка с мелко наколотым сахаром. В кружке дымился крепко заваренный чай. Боцман крупными ломтями нарезал свежий чурек.
— Сюркуф, гроза морей, пьет утренний грог, — тихо сказал Юра.
Мехти был очень стар. В молодости он рыбачил на Каспии, потом плавал на океанских линиях русского добровольного флота, на греческих парусниках, на английских пароходах. Не было на свете порта, в котором не побывал бы старый Мехти. Вернувшись на родину, он долго работал на промысловых судах Каспия. Выйдя на пенсию, Мехти не усидел дома — пошел боцманствовать на яхт-клубе.
Он никогда и ничем не болел. В какой бы ранний час ни пришел иной яхтсмен, он всегда заставал грозного боцмана на месте.
— Доброе утро, Мехти-баба [баба (азерб.) — дедушка], — почтительно сказал Юра.
Боцман скосил на молодых людей умный черный глаз, кивнул.
— Мы вчера приготовили яхту к походу, — доложил Николай. — Все в порядке.
— Это по-твоему в порядке, — строго сказал Мехти. — Когда посмотрим, тогда видно будет. Садись кушай.
Молодые люди подсели к нему и получили по кружке чая. Боцман посмотрел на патефон и спросил:
— Музыку с собой берешь?
Юра искательно улыбнулся:
— Какая там музыка! Несколько старых морских песен…
Мехти промолчал. Он отправил в рот изрядный кусок сыра и неторопливо прожевал его.
— В городе люди неправильно живут, — сказал он вдруг, указав на дома нагорной части, слабо освещенные восходящим солнцем. — Еще два часа спать будут. Завтракать надо, когда солнце только хочет вставать, тогда человек сильный будет.
Эта здравая мысль ни у кого не вызвала возражений.
— Что теперь читаешь, Мехти-баба? — спросил Юра, увидев около чайника книгу, заложенную кусочком пеньки.
Мехти читал только морские книги. В портовой библиотеке для старого боцмана всегда держали что-нибудь наготове. Мехти мог объясниться с представителем любой национальности, пользуясь невероятной смесью разноязычных слов, но одинаково медленно читал на русском, азербайджанском и английском языках.
Боцман молча показал обложку книги.
— «Грин, «Бегущая по волнам», — прочел Николай. — Нравится?
— Он море любил, — ответил Мехти. — Только парусное дело плохо знает. Есть книги, писал Джек Лондон, еще Соболев, еще один, я с ним вместе плавал, — Лухманов такой, Дмитрий Афанасьевич. Они — парус знали, очень хорошо писали. Этот товарищ Грин — парус плохо знает, а море любит. Хорошо понимает. Про эту женщину правду говорит. Которая бегает по волнам.
Страница 123 из 182
— Ты ее когда-нибудь видел? — спросил Юра.
— Сам не видел, а старые моряки видели. Давай пойдем яхту смотреть.
«Меконг» стоял на бочке метрах в двухстах от яхт-клуба. Боцман валкой походкой подошел к краю бона и прыгнул в шлюпку. Молодые люди последовали за ним.
До сих пор Мехти не обращал на Рекса ни малейшего внимания. Но, когда пес тоже прыгнул в шлюпку, боцман искоса посмотрел на него и коротко бросил:
— Собачку давай обратно.
— Почему? — Юра состроил наивную мину. — Это хорошая собачка.
— Хорошая собачка дома сидит, в море не ходит.
— Мехти-баба, она умрет, если мы ее оставим дома.
— Раньше не умирала, когда ты в море ходил, и теперь не сдохнет.
— Мехти-баба, — умоляюще сказал Юра. — Это очень, очень хорошая морская собачка…
— У тебя патефон — морской, собачка — морской, ты еще ишака приведи, скажи, он тоже морской! — рассердился Мехти. — Давай обратно!
Пришлось высадить Рекса. Валерка, давясь беззвучным смехом, отвязал носовой фалинь, и дружные удары весел погнали шлюпку к яхте.
Осмотр продолжался долго. Мехти придирчиво проверял каждый узел и каждый талреп.
— В море идешь, не на бульвар, — ворчал он. — Как сложил штормовой стаксель? Все три угла снаружи должны быть. Ночью штормовать будешь — не найдешь, время потеряешь. Складывай, как я учил!
Николай и Юра послушно развернули и переложили парус.
Потом оставили Валерку на «Меконге» и вернулись на яхт-клуб.
Мехти надел очки и развернул вахтенный журнал.
— Пиши, — сказал он Николаю и ткнул железным ногтем в чистую страницу. — Сколько человек, как зовут, куда, зачем, сколько дней. Распишись получил разрешение порта, сводку, карту…
По случаю неожиданного отпуска наши друзья решили «учинить добрый морской вояж»: пройти на яхте к устью Куры, а если будет подходящий ветер, то и дальше на юг, к Ленкорани, чтобы осмотреть тамошний субтропический заповедник. По пути они собирались заглянуть на островки архипелага.
Валерка, недавно включенный в экипаж «Меконга», отнесся к экспедиции с неприличным восторгом. Он останавливал на улицах знакомых и, обильно оснащая речь морскими терминами, доказывал преимущества парусного спорта над всеми остальными. Он чуть ли не наизусть выучил учебник морской практики, взятый у Юры.
Валя тоже охотно согласилась участвовать в экспедиции. Правда, ей пришлось выдержать крупный раз говор с матерью, которая не питала доверия к морю, этой коварной стихии.
Как-то вечером, за два дня до отплытия, друзья сидели у Юры — уточняли маршрут, составляли списки снаряжения и продовольствия. Вдруг Николай отодвинул карту и потянулся за сигаретой.
— Юрка, — сказал он закурив, — давай пригласим еще одного пассажира.
— Что ж, давай. — Юра сразу понял, о ком идет речь. — Звони.
— Лучше ты. У тебя убедительнее получится.
Рита ответила сразу.
— Мне очень приятно, что вы меня не забыли, — сказала она, выслушав Юрино приглашение, — но я не могу надолго отлучаться из города.
— Всего на неделю, Рита. У тебя же начались каникулы…
— Юрочка, не настаивай. Не могу. Я очень рада, что ты позвонил. Передан привет Коле.
Она положила трубку. Села, поджав ноги, на любимое место — в уголке дивана, — раскрыла книжку. Глаза скользили по строчкам, но смысл их не доходил до Риты.
Опять она одна… Уже вторую неделю Анатолий Петрович не появлялся дома. Нет, они не поссорились. Она заботилась о нем, как только могла, не тревожила никакими расспросами. Готовила его любимые кушанья, но с ужасом убедилась, что он совершенно потерял аппетит. Она понимала, что Анатолию Петровичу стыдно пользоваться при ней своими убийственными снадобьями, но обходиться без них он уже не мог. Ему приходилось часто и надолго выезжать в какую-то специальную лабораторию. Что-то у него опять не ладилось с работой. Ночует он у Опрятина. Там ему никто не мешает…
Наутро она поехала в Институт физики моря. Ей пришлось довольно долго ждать в вестибюле, пока выясняли, где Бенедиктов.
— Вы к Анатолию Петровичу? — раздался вдруг чей-то голос у нее за спиной.
Рита обернулась. Перед ней стоял Вова.
— Да, — сухо ответила она.
— Сейчас вызову, — сказал он с готовностью, и Рита заметила, как на его физиономии появилось не то сочувственное, не то виноватое выражение.
Через десять минут Бенедиктов спустился в вестибюль.
— Умница, что пришла, — сказал он, забирая ее руку в свою потную ладонь. Глаза его потеплели.
Они вышли в институтский двор и сели на скамью возле газона.
— Придешь сегодня? — спросила Рита.
Он помрачнел.
— Понимаешь, очень горячие дни… Главного мы добились, только вот закрепить эффект… Еще несколько недель, Рита…
Его веки нервно подергивались, лоб блестел от пота. Рита вынула из сумки платочек, вытерла ему лоб.
— Хорошо, — сказала она грустно. — Я подожду.
— На днях я опять поеду в лабораторию, — сказал он. — И если не удастся, то тогда… Я соберу все материалы и… сделаю по-другому. Сделаю по-другому, — повторил он, и в голосе его послышалась угрожающая нотка, будто он спорил с кем-то.
— Я заходила к доктору Халилову, — сказала Рита. — Он готов принять тебя в любое время. Толя, чем скорее ты это сделаешь…
Страница 124 из 182
— Знаю, знаю. Только подожди немного. — Бенедиктов опять взял ее руку. — Ты уже в отпуске?
— Да. — Рита вдруг вспомнила о вчерашнем телефонном разговоре. — Знаешь что. Толя? — сказала она. — Меня пригласили совершить прогулку на яхте. Как ты думаешь?
— Кто? — спросил он. — Эти… твои друзья детства?
— Да. Поход займет неделю.
— Конечно, пойди. Проветришься немного… Помнишь, как мы в прошлом году плыли по Волге?..
Рита попрощалась с ним и пошла к выходу. У ворот она оглянулась. Бенедиктов стоял возле газона, залитого солнцем, и смотрел на нее. Руки у него были опущены.
Вернувшись домой, Рита позвонила Юре и сказала, что согласна.
Николай сделал запись в вахтенном журнале, размашисто подписался, и в этот момент раздался быстрый стук каблучков.
— Валька бежит, — сказал Юра. — Привет, Валя-Валентина!
— Здравствуйте, мальчики. — Валя запыхалась от быстрого бега. Боялась, что опоздаю… Здравствуйте, товарищ Мехти!
Мехти кивнул и, забрав журнал, ушел в шкиперскую.
— Чудная погода, — оживленно говорила Валя. — Я ужасно боялась опоздать, Коля так грозно предупредил вчера… Ну, что же вы стоите, семь часов уже, пора отплывать.
— Немножко подождем, — пробормотал Николай и, отойдя к краю бона, оглядел пустынную аллею Приморского бульвара.
— Понятно. Подруга детства… — Валя сделала гримаску и взглянула на Юру. — Вы все-таки пригласили эту психопатку?
Юра укоризненно развел руками.
У Вали мгновенно испортилось настроение.
— Ну и ждите, а я пошла домой, — заявила она и двинулась было к воротам яхт-клуба.
Но Юра подскочил, взял ее за руку и горячо зашептал что-то убедительное.
— Идет! — воскликнул Николай.
В конце бульвара показалась фигура в красном сарафане.
— Не очень-то она торопится, — враждебно сказала Валя.
Рита пришла, спокойная, улыбающаяся, поздоровалась со всеми, потрепала Рекса по голове. Пес лизнул ей руку и завилял обрубком.
— Вы немного опоздали, — не удержалась Валя от замечания.
— Ничего страшного, — поспешно сказал Николай.
Спустились в шлюпку. Пользуясь отсутствием Мехти, Юра прихватил Рекса и велел ему лежать на дне шлюпки. Валя спросила:
— Без Рекса не могли обойтись?
— Собакам необходима смена впечатлений, — объяснил Юра.
Подошли к яхте.
— «Меконг», — прочла Рита. — Это та самая яхта?
— Та самая, — весело отозвался Николай и помог ей взобраться на борт.
— Так, весь экипаж в сборе, — сказал Юра. — Имею честь представить нашего юного друга. Иди сюда, Валерка.
Валерка уставился на Риту и покраснел. Рита не поняла его смущения, спокойно протянула руку, назвала свое имя.
— Не узнала? — Николай усмехнулся.
— А разве мы… — Рита внимательно посмотрела на лаборанта. Действительно, где-то я вас видела…
Валерка насупился. Николай, щадя его, не стал напоминать Рите о давнем происшествии на Приморском бульваре. Он велел Валерке отвести шлюпку к бону и вплавь вернуться на яхту. У Николая было сегодня на редкость хорошее, даже праздничное настроение.
— Стоять по местам! — распорядился он, когда Валерка подплыл к яхте и влез на палубу. — Команде ставить паруса!
Выбирая гротафал, Юра и Николай делали вид, что им очень трудно. Они затянули старую матросскую рабочую песню, не раз слышанную от Мехти:
Sail to haven a black dipper.
Push, boys, push, boys!
[Входит в гавань черный клипер.
Дай, братцы, дай! (англ.)]
При каждом «пуш» они дружно тянули ходовой конец гротафала, и парус полз все выше.
Will you tell me who is skipper?
Push, boys, push, boys, push!
[Интересно, кто там шкипер?
Дай, братцы, дай, братцы, дай! (англ.)]
— Прямо пираты какие-то, — сказала Валя.
— Они делают это со вкусом, — улыбнулась Рита.
— Еще бы! Яхта — это их пунктик.
Закреплены шкоты, упруго выгнулся парус, и «Меконг», слегка накренившись, пошел полным бакштагом.
Николай сидел у румпеля. Юра встал, широко расставив ноги, вытянул вперед руку и звучным голосом прочел:
Неповторимая минута
Для истинного моряка:
Свежеет бриз, и яхта круто
Обходит конус маяка.
Коснуться рук твоих не смею,
А ты — любима и близка.
В воде, как золотые змеи,
Блестят огни Кассиопеи
И проплывают облака…
Валерка восхищенно смотрел на Юру. Рита слушала с улыбкой. Ей было хорошо на белой яхте, уходящей под ветром в звонкую синеву утра.
— Приступим к распределению судовых работ, — провозгласил Юра. — Нас ведет в морские дали отважный коммодор Потапкин. — Он отвесил Николаю церемонный поклон. — Старший помощник, он же неустрашимый штурман, — с вашего разрешения, это я. Юнга Горбачевский — палубные работы и бдительное смотрение вперед. Млекопитающий Рекс — в случае бунта на судне кусает виновных за нижние конечности.
Рекс, услышав свое имя, лизнул Юрину босую ногу.
— А мы? — сказала Валя. — Безобразие какое: нам ты отводишь место в своей глупой иерархии после Рекса?
— Наоборот! — ответствовал Юра. — Вы с Ригой обеспечиваете личный состав горячим питанием, а свободное время используете для защиты кожных покровов от палящих лучей тропического, солнца посредством наклейки бумажек на носы.
Страница 125 из 182
Валя как раз была занята этим важным делом: прилаживала к носу клочок газеты. Она засмеялась и потянулась к Юре, чтобы ущипнуть его за руку. Юра, отбиваясь, отступил к каюте и скрылся в ней. Через несколько минут он снова появился на палубе. Голова его была повязана красной косынкой, в руке — зажато что-то черное.
Он повозился у мачты, быстро выбрал спинакерфал — и на мачту взлетел черный флаг с грубо намалеванным белым черепом и скрещенными костями.
— Мой купальник! — ужаснулась Валя.
— Это «Веселый Роджер», — объявил Юра. — Сама обозвала нас пиратами, так вот — получай «Веселого Роджера».
— Чем ты его измазал, противный?
— Мелом, не бойся.
— Сейчас же сними! Слышишь? Я буду жаловаться коммодору!
— Штурман, спустить флаг, — распорядился коммодор. — Иначе я прикажу вздернуть вас на рею.
Под дружный смех Юра спустил «Веселого Роджера».
Яхта вышла из бухты. Синяя-синяя ширь, и парус, полный ветра, и город, уходящий в голубую дымку…
Юра растянулся на палубе рядом с Николаем и негромко сказал:
— То самое место, Колька. Неужели ножик, все еще валяется на грунте?
Николай промолчал. Потом он скомандовал к повороту. Яхта легла на новый курс.
— Давай прокладку. Юрка.
Юра взглянул на очертания берега, спустился в каюту и разложил на столе карту. Найдя свое место, он отметил вторую точку и провел по линейке черту. Затем «прошагал» параллельной линейкой до градусного кружка.
— Курс сто девять! — крикнул он.
— Сколько этим курсом бежать? — спросил Николай.
Юра измерил расстояние на карте.
— Тридцать шесть миль. — Он вышел из каюты. — Ход у нас — верных пять узлов. Значит… значит, к трем часам дня дойдем, если ветер удержится.
— А куда мы идем? — спросила Валя.
— На остров Нежилой. Посмотрим на трубопровод, там сейчас шестую нитку готовят. Переночуем в общежитии, а утром двинем дальше, к архипелагу.
— Давно хочу тебя спросить, — продолжала Валя: — почему на суше вы, как все люди, измеряете расстояние в километрах, а в море у вас обязательно мили?
— Валерка! — крикнул Юра.
— Есть! — отозвался «юнга», добросовестно «смотревший вперед» с носа яхты.
— Объясни, почему мы, моряки, измеряем расстояние в милях.
— В милях удобнее, — сказал Валерка, высунув голову из-под стакселя.
— Изложи популярно.
— В морской миле 1852 метра, — смущенно стал объяснять Валерка. — Это соответствует длине минутной дуги меридиана. Значит, не нужно пересчета в градусы и обратно.
— А я думала, что миля — семь километров, — сказала Валя.
— Это географическая миля, — возразил Николай. — То есть одна пятнадцатая градуса экватора, иначе говоря — четыре минуты. А знаешь, откуда произошло слово «миля»?
— Нет.
— Эх ты, а еще филолог! — Николай любил науку о мерах и теперь оседлал своего конька. — Миля произошла от древнеримской меры «milia passuum», что означает «тысяча шагов».
— Тысяча шагов? Какой же это шаг — почти два метра!
— Римляне за шаг считали два — правой и левой ногой. И вообще римская миля была короче морской — полтора километра.
— А что такое узел? — спросила Валя.
— Валерка! — крикнул Юра. — Объясни, что такое узел.
И Валерка, ухмыльнувшись, объяснил, что узел — это единица скорости, миля в час.
— Почему же не говорить просто и ясно — миля в час? — не унималась Валя. — Зачем нужен какой-то узел?
— А вот слушай, — со вкусом сказал Юра. — Это было очень давно. Для замера скорости мореходы пользовались простым лагом. Это была веревка с узлами через каждые пятьдесят футов, с секторной дощечкой на конце. Веревку бросали в воду. Судно шло, дощечка в воде оставалась неподвижной, а веревка тянулась за ней. Бородатый дядя в тельняшке смотрел на полминутную склянку — это такие песочные часы были — и одновременно считал, сколько узлов уходит за борт. Полминуты — одна стодвадцатая часа, а пятьдесят футов — одна стодвадцатая мили. Значит, сколько узлов пройдет за полминуты, столько миль в час пройдет судно. Смоталось, скажем, за борт пять узлов — так и говорили: судно идет со скоростью пять узлов. Понятно?
Вале морская наука давалась с трудом. Она махнула рукой на узлы и мили, достала книжку и улеглась с ней на крыше каюты, огражденной низенькими поручнями.
— Тебе не скучно, Рита? — спросил вдруг Николай.
— Нет. Очень интересно, — сказала она, улыбнувшись ему. — И вообще хорошо… Ты обещал научить меня управлять яхтой.
Николай передал ей румпель и объяснил, как нужно держать на курсе по компасу.
— Это, оказывается, не просто, — сказала Рита через несколько минут. Яхта меня не слушается.
— Не дергай, отводи потихоньку. Теперь влево. Вот так.
— Крепче сжимай руль, — посоветовал Юра.
— Зачем? — Рита не сводила глаз с компаса.
— Так полагается в морских романах.
— Не слушай его, — усмехнулся Николай. — Сжимать руль — пустое и трудное занятие, потому что руль находится над водой. А эта штука называется — румпель.
Около трех часов дня «Меконг» ошвартовался у маленького пирса острова Нежилого.
Нежилой лежал почти на середине пути между материком и Нефтяными Рифами. Еще сравнительно недавно этот безлюдный, бесприютный клочок глинистой земли вполне оправдывал свое название. Но с десяток лет назад на острове поселилось отважное племя морских нефтяников. Выросли дома, поднялись нефтяные вышки, в их переплетах каспийские ветры запели новую песню. Вокруг Нежилого возникли стальные островки — основания морских скважин. К группам вышек протянулась эстакада — стальная улица над морем. На морское дно легли нитки подводных трубопроводов.
Страница 126 из 182 Теперь на Нежилом заготовляли очередную нитку труб для внутренних коммуникаций морского нефтепромысла.
Экипаж «Меконга» сошел на берег. Валерка и женщины отправились осматривать остров. Юра и Николай, сопровождаемые Рексом, пошли на стройплощадку.
Из поселка на дальнюю группу вышек отправлялся автобус с промысловиками. Валя, Рита и Валерик влезли в автобус. Попутчики охотно рассказывали им, как строился здесь поселок и как у моря отвоевывается нефть.
Было странно и необыкновенно интересно ехать по многокилометровой эстакаде над морем и слушать пересыпаемые шутками объяснения нефтяников молодых парней в брезентовых спецовках, от которых остро пахло мазутом.
Потом они долго стояли на ветру у перил и смотрели, как на ближней скважине спускали в тысячеметровую глубину колонну труб. Волны с гулом разбивались о стальные ноги эстакады.
— Подумать, что эти чудеса у нас под носом, а мы только случайно попали сюда! — сказала Валя, восторженно глядя по сторонам.
— Да… изумительно, — отозвалась Рита.
Валерка ничего не сказал. Он думал о том, что пройдет еще немало лет, пока он станет инженером.
Они вернулись в поселок и разыскали Юру на стройплощадке возле маленькой бухты.
Юра, голый по пояс, копался во вскрытом чреве сварочного автомата. Его руки до самых плеч были коричневыми от масла. На потном лбу тоже лоснилось масляное пятно.
— Юрик, ты что делаешь? — Любопытная Валя заглянула в темное отверстие, где, отражаясь в масляной ванне, поблескивали шлифованные зубья передач.
— Смяло шестерню, — сказал Юра и рывком головы откинул волосы со лба. Удачно, что мы заглянули сюда: в мастерской сегодня выходной, и машина простояла бы до завтра… Валерка, сбегай вон туда — видишь, домик продолговатый? — и скажи Николаю Сергеевичу, чтобы сделал на две десятых короче.
Рита и Валя пошли вслед за Валеркой. Они обогнули штабель труб и вошли в прохладную мастерскую. У токарного станка работал Николай.
Выслушав Валерку, он толкнул ручку фрикциона, и почти оконченная заготовка повой шестерни завертелась. Быстрые повороты маховичков продольной и поперечной подачи, шорох срезаемой стружки… Все. Николай снял заготовку и перенес ее к фрезерному станку.
Выйдя из мастерской, женщины присели на скамейку в тени.
— Почти два года я знаю ребят, — сказала Валя как бы про себя, — а увидела впервые.
Рита не ответила.
Достаточно рассвело, чтобы видеть путь, а также рассмотреть головокружительную пропасть с камнями и бурлящими волнами внизу. Поскольку я думал только о том, чтобы держать свое ослабевшее тело прямо и не задевать ни за что сломанной рукой, то не обращал внимания на морскую пропасть и узость тропинки над обрывом. Я быстро преодолел первый участок и сполз-соскользнул на следующем по кочковатой земле на галечник. Море приблизилось, до меня долетали брызги. Морская соль смешивалась с соленой кровью у меня на лице. Утренний прилив набирал силу. Высокие волны накатывались на гладкую скалу, разбиваясь рядом со мной с оглушительным шумом и стекая по тропке, по которой я полз, спотыкаясь и цепляясь.
Я нашел его на полпути от берега. Он лежал лицом вниз, его голова находилась в полудюйме от обрыва. Одна рука свисала вниз и качалась под порывами ветра. Другая рука задеревенела, вцепившись в камень. Пальцы почернели от запекшейся крови.
Тропинка была достаточно широка, и я перевернул его на спину, придвинув к скале. Сам я встал на колени между ним и морем.
— Кадал, Кадал.
Его тело окоченело. В полумраке я увидел у него на лице кровь, выступившую из раны рядом с волосами. На ощупь это казалось порезом. Мои онемевшие пальцы не могли больше ничего нащупать на мокрой коже. Намокшая туника не расстегивалась, наконец застежки поддались, и под одеждой показалось тело.
Увидев скрытую туникой рану, можно было не щупать пульс. Я накинул обратно промокшую ткань, словно ему станет теплее, и сел на корточки. Только тогда я заметил, что от замка к тропинке шли люди.
Утер обогнул скалу с такой легкостью, словно гулял по дворцу. Он держал наготове меч, накидка намотана на левую руку. За ним, бледный, как привидение, шагал Ульфин.
Король наклонился надо мной и несколько мгновений молчал.
— Мертв? — проговорил он в конце концов.
— Да.
— А Джордан?
— Тоже, наверное. Иначе Кадал не дополз бы сюда, чтобы предупредить нас.
— А Бритаэль?
— Мертв.
— Ты знал об этом вчера вечером?
— Нет.
— А о смерти Горлуа?
— Нет.
— Если бы ты был пророком, как ты утверждаешь, то знал бы, — в его голосе послышалась горечь. Я посмотрел на его снизу. Лицо спокойное, горячность покинула его, глаза, серые в тусклом свете, затопила усталость.
— Я говорил тебе, надо довериться судьбе и времени. Оно пришло, это время. Мы победили. — Мой ответ был кратким.
— Если бы мы подождали до завтра, то эти люди и твой слуга остались бы живы, Горлуа погиб бы в бою, а его жена была бы вдовой… Она была бы моей, и никто не шептался бы у меня за спиной, обвиняя в их смерти меня.
— Завтра ты зачал бы другого ребенка.
— Законного, — поспешил вставить он. — Не побочного, каким он был зачат сегодня. Клянусь головой Митры, ты думаешь, наши имена останутся незапятнанными после того, что случилось сегодня ночью? Даже если мы через неделю поженимся, ты представляешь, что скажут люди? Что я убийца Горлуа. А некоторые поверят, что ребенок и в самом деле его, как она говорила.
— Они не скажут этого. Не найдется ни одного человека, который будет утверждать, что ребенок не твой и не по праву является законным королем всей Британии.
Из горла Утера вырвался звук, не смех, а выражение насмешки и презрения.
— Неужели ты думаешь, что я буду когда-нибудь еще тебя слушать? Теперь я вижу, что кроется за твоим волшебством, твоим «могуществом», как ты говоришь… Ты занимаешься обычным обманом людей. Попытка с твоей стороны приобщиться к государственным делам, чему ты научился у моего брата. Тебе это понравилось, и ради этого ты убеждаешь всех в своем могуществе. Это самый настоящий обман — обещать людям исполнение их желаний, убеждать их, что ты способен это сделать, но цену желаний оставляешь в тайне — пусть потом платят.
— Цену в тайне держит бог, не я, Утер.
— Бог? Бог! Какой бог? Ты говорил о стольких богах. Если ты имеешь в виду Митру…
— Митра, Аполлон, Артур, Христос — называй его, как хочешь. Какая разница, как люди называют свет. Бог подобен свету, под которым люди живут и умирают. Я знаю лишь, что он является источником всего света, освещающего наш мир, его дела охватывают весь мир и каждого из нас. Он подобен реке, которую не остановишь и не повернешь вспять. Из нее можно лишь пить при жизни и завещать ей свои тела после смерти.
Изо рта у меня снова потекла кровь. Я поднял руку и вытер ее рукавом. Утер видел, но выражение его лица не изменилось. Вряд ли он даже слушал, что я говорил, если вообще мог расслышать из-за шума морских волн. С безразличием, разделяющим нас подобно стене, он сказал:
Страница 137 из 141
— Все это слова. Ты используешь даже бога, чтобы добиться своего. «Бог сказал мне сделать, бог назначает цену, бог смотрит, кому ее платить…» За что, Мерлин? За твои амбиции? Великому колдуну и пророку, которого люди почитают, затаив дыхание, больше короля и его верховного жреца? А кто платит богу за осуществление твоих планов? Не ты. Амброзиус, Вортигерн, Горлуа, люди, погибшие сегодня ночью. Но ты не платишь ничего! Ты — никогда и ничего!
Рядом с нами разбилась волна, и утес оросил дождь из мелких капель, попав Кадалу в лицо. Я наклонился и вытер воду вместе с кровью.
— Нет, — ответил я.
— Но меня, Мерлин, ты не сможешь использовать в своих интересах. Я не стану для тебя марионеткой, которую дергают за веревочки. Держись от меня подальше. И запомни — я не признаю побочного сына, зачатого сегодня ночью.
Это говорил король, не терпящий возражений. Спокойный и холодный, над плечом которого сияла в сером небе звезда. Я промолчал.
— Ты слышишь меня?
— Да.
Он сдернул со своей руки плащ и бросил Ульфину. Тот расправил его, накинул на плечи королю.
Утер взглянул на меня.
— В награду за оказанные мне услуги ты можешь сохранить землю, дарованную тебе ранее. Отправляйся к себе в Уэльские горы и больше не беспокой меня.
— Я не потребуюсь тебе никогда и не буду тревожить тебя, Утер, — устало ответил я.
Он помолчал и резко сказал:
— Ульфин поможет тебе отнести тело вниз.
Я отвернулся.
— Не надо. И оставь меня сейчас.
Возникла пауза, наполненная шумом моря. Я непреднамеренно выбрал подобный тон, но мне было уже все равно, я даже не осознавал, что и как я говорю. Я хотел только одного, чтобы он ушел. Острие его меча покачивалось у меня перед глазами. Лезвие блеснуло, взлетая в воздух, и я даже подумал, что он настолько рассержен, что использует его. Но клинок с грохотом отправился в ножны. Утер развернулся и начал спускаться. Ульфин пробрался мимо меня и безмолвно направился следом за хозяином. Не успели они свернуть за угол, как море поглотило звук их шагов.
Я обернулся и увидел, что за мной наблюдает Кадал.
— Кадал!
— Вот они, короли, — голос его был слаб, но с прежними интонациями, хриплый и насмешливый. — Выполни для него что-нибудь, за что он клянется умереть, и получай «ты думаешь, я вынесу случившееся сегодня ночью».
— Кадал…
— А ты… Ты ранен? А рука? У тебя на лице кровь.
— Ничего, это все заживет. Пустяки. Но ты, Кадал…
Он чуть наклонил голову.
— Бесполезно. Чему быть… Мне достаточно хорошо…
— Не болит?
— Нет, но холодно.
Я придвинулся ближе, пытаясь накрыть его своим телом от холодных брызг, дождем отлетавших от скал. Взял его руку в свою здоровую. Я не мог растереть ее, но, расстегнув свою тунику, я приложил ее к груди.
— Увы, я потерял свою накидку, — сказал я. — Джордан мертв?
— Да, — он помолчал. — Что… случилось там?
— Все шло как по писаному. Но, оказывается, Горлуа поспешил напасть на наш лагерь и был убит. Поэтому Бритаэль и Джордан появились здесь, чтобы рассказать о случившемся герцогине.
— Я услышал, как они едут, и понял, что они обязательно увидят и меня, и лошадей. Я решил, что не должен допустить, чтобы они подняли тревогу в замке, пока король еще там… — он остановился перевести дыхание.
— Не беспокойся, — сказал я, — все сделано, как надо, и все позади.
Кадал не обратил внимания. Его голос превратился в едва слышный шепот, но слова были четкими и раздельными: я все слышал, несмотря на шум моря.
— Поэтому я сел на коня и поехал им навстречу, чтобы встретить за ручьем. Когда они поравнялись со мной, я перепрыгнул ручей и попытался остановить их. — Кадал снова замолчал. — Но Бритаэль… он настоящий воин. Проворный, как змея. Он даже не остановился. Проткнул меня мечом и поехал дальше, предоставив остальное Джордану.
— Здесь-то он и ошибся.
Кожа на скулах Кадала натянулась. Он улыбнулся.
— Он заметил наших лошадей?
— Нет. Ему открыл дверь Ральф, и Бритаэль только и спросил, не приезжал ли кто-нибудь в замок, так как внизу он встретил всадника. Ральф сказал ему, что нет, и он поверил. Мы впустили его, а затем убили.
— Утер… — скорее утвердительно, чем вопросительно произнес Кадал, прикрыв глаза.
— Нет. Утер все еще находился с герцогиней. Я не мог позволить, чтобы Бритаэль застал его безоружным. Он и ее убил бы.
Кадал широко раскрыл глаза, устремив на меня пораженный взгляд.
— Ты?
— Оставь, Кадал, я не поддаюсь на лесть, — улыбнулся я ему. — Боюсь, ты вряд ли бы мог мной гордиться, как учитель учеником. Это была «грязная» схватка. Мы играли не по королевским правилам. Я изобретал их в ходе поединка.
Кадал по-настоящему улыбался.
— Мерлин… Маленький Мерлин, который с трудом держался на лошади. Ты поражаешь меня.
Начинался отлив. Прогрохотавший вал оросил мои плечи водяной пылью.
— Я убил тебя, Кадал.
— Боги… — прошептал он, глубоко вздыхая. Мне было понятно без дальнейших слов. Его время заканчивалось. В сером свете наступающего утра я видел, как его кровь впитывается в мокрую землю.
Страница 138 из 141
— Я слышал, что сказал король. Нельзя ли было… обойтись без всего этого?
— Нет, Кадал.
Он закрыл глаза и приоткрыл их вновь.
— Ну, что ж, — только и сказал он, сконцентрировав в ответе всю свою молчаливую веру в меня, укрепившуюся в нем за восемь лет. Кадал поднял глаза к небу, линия его рта ослабла. Я приподнял его здоровой рукой и заговорил отчетливо и быстро.
— То, что случится, произойдет во исполнение воли моего отца и бога, руководящего мной. Ты слышал слова Утера о ребенке. Они ничего не меняют. С сегодняшнего дня Игрейн беременна, но из-за происшедших сегодня событии она отошлет от себя ребенка, как только он родится, чтобы не гневить короля. Она отправит его ко мне, и я спрячу его от короля, он будет жить со мной, и я передам ему все чему я научился от Галапаса, Амброзиуса, от тебя, и даже Белазиуса. Он объединит в себе жизни всех нас. Когда он вырастет, он вернется и будет коронован в Винчестере.
— Тебе это точно известно? Ты обещаешь, что так оно и произойдет? — я уже едва мог разобрать слова Кадала. Дыхание со свистом вырывалось у него из груди. Его глаза сузились, взгляд ослеп.
Я приподнял Кадала, прижав к себе.
— Мне известно это, — отчетливо и мягко произнес я. — Это обещаю тебе я, Мерлин, принц и пророк.
Он уронил голову мне на плечо, не в силах держать ее. Глаза закатились. Я услышал, как он пробормотал что-то, затем вдруг сказал:
— Сделай за меня знамение.
И умер.
Я предал его тело морю, как и Бритаэля, убившего его. Как говорил Ральф, отлив заберет его с собой и унесет к западным звездам.
Тишина в долине не нарушалась ничем, кроме медленной дроби копыт и позвякивания металла. Шторм утих вместе с ветром. Миновав первый изгиб ручья, я перестал слышать морской прибой. Внизу, над потоком, скрывая его от моих глаз, висела пелена тумана. Небо прояснилось, приобретая на востоке светло-голубоватый оттенок. Высоко в небе, недвижимо и ярко горя, по-прежнему висела звезда.
Пока я глядел на нее, бледное небо окрасилось постепенно в яркие тона, заполняя пространство вокруг нее золотым и мягким пламенем, а затем на волне ослепительного сияния навстречу утренней звезде взошло молодое солнце.
Я медленно вернулся к двери. Открыв ее, я услышал резкий стук в дверь потайного хода.
Я бросился на лестничную площадку, тихо закрыв за собой дверь, как раз когда Феликс вышел из помещения внизу и направился к двери. Не успел он потянуться к запорам, как следом за ним выскочил Ральф, высоко подняв руку. Мелькнул клинок кинжала, зажатого в кулаке. Кошачий прыжок, и рукоятка опустилась на затылок Феликса. Тот рухнул как подкошенный. Человек снаружи, видимо, что-то услышал за шумом моря.
Страница 134 из 141
— Что там такое? Феликс? — раздался резкий голос из-за двери. И стук повторился, громче, чем раньше.
Я спустился уже на полпролета. Ральф склонился над привратником, но, увидев меня и правильно истолковав мой жест, он выпрямился и спросил в ответ:
— Кто там?
— Пилигрим.
Этот мужской голос звучал требовательно и настойчиво. Я быстро спустился к Ральфу. На бегу я намотал плащ на левую руку. Во взгляде Ральфа не было и следа прежнего отчаянного веселья. Он ничего не спросил, так как ответ мы оба знали.
— Кто пилигрим? — Голос Ральфа звучал хрипло.
— Бритаэль. Открывай быстрее.
— Милорд Бритаэль! Милорд, я не могу, мне не велели никого пускать здесь… — Он оглянулся на меня. Взяв Феликса подмышки, я, стараясь не шуметь, оттащил его в заднюю комнату, с глаз долой. Ральф облизнул губы.
— Не могли бы вы войти через главные ворота? Герцогиня спит, и у меня нет приказа…
— Кто это? — спросил в свою очередь Бритаэль. — Ральф, судя по голосу. Где Феликс?
— Ушел наверх, сэр.
— Тогда пойди возьми у него ключ или пришли его сюда. — Голос Бритаэля стал резче. Раздался удар кулаком по двери. — Делай, как я сказал, парень, не то спущу шкуру с твоей спины. У меня послание для герцогини, она не похвалит тебя за задержку. Давай, быстро!
— Вот… вот ключ, милорд, секунду. — Ковыряясь в замке, он бросил через плечо взгляд, полный отчаяния. Оттащив в сторону бессознательного Феликса, я подошел и шепнул Ральфу на ухо:
— Посмотри, один ли он, а затем впусти.
Ральф кивнул и приоткрыл дверь, не снимая цепи. Воспользовавшись шумом, я вытащил меч и растворился в тени сзади. Открывшаяся дверь скроет меня от Бритаэля. Я прислонился к стене. Выглянув в щелку, Ральф кивнул мне еще раз и начал вынимать цепь из гнезда.
— Извините меня, милорд, — голос его звучал виновато и смущенно, — я должен был убедиться… Неприятности?
— Что же еще? — Бритаэль резко распахнул дверь, чуть не ударив меня. Ральф вовремя придержал ее. — Ничего, ты правильно поступил. — Он вошел и остановился, возвышаясь над пажом. — Кто-нибудь еще проходил сегодня здесь?
— Нет. С какой стати, сэр. — Ральф был напуган, и его тон казался убедительным. — Пока я здесь — нет, и Феликс ничего не говорил… А что? Что-нибудь случилось?
Бритаэль хмыкнул, и его кольчуга зазвенела.
— Там, внизу, мы столкнулись со всадником. Он напал на нас. Я оставил Джордана разобраться с ним. Здесь все спокойно? Никаких происшествии?
— Никаких, милорд.
— Тогда закрой дверь и не пускай никого, кроме Джордана. А мне надо встретиться с герцогиней. У меня печальные новости. Герцог мертв.
— Герцог? — Паж начал заикаться. Он забыл даже закрыть дверь, и она болталась на сквозняке. Я по-прежнему был скрыт от глаз Бритаэля. Ральф стоял совсем рядом, и в тусклом свете было видно его побелевшее от волнения лицо. — Герцог м-мертв, милорд? Его уничтожили?
Бритаэль, уже было шагнувший вперед, остановился и обернулся. Еще шаг, и он увидит меня. Нельзя пропустить его мимо и дать подняться наверх.
— Уничтожили? Как, клянусь богом? Кто на это пойдет? Утер так не поступает. Нет, герцог решил попытать удачи, прежде чем король приедет к войскам, и напал сегодня ночью на королевский лагерь. Но они были настороже, и Горлуа был убит в первой же атаке. С этим известием мы отправились с Джорданом прямо с поля боя сюда. Теперь закрой дверь и делай, что я велел.
Он отвернулся и пошел к лестнице. Освободилось место, чтобы я мог использовать меч. Я вышел из тени двери.
— Бритаэль.
Он резко развернулся. Его реакция была настолько молниеносной, что мое преимущество во внезапности оказалось сведенным на нет. Наверное, мне вообще не стоило окликать его, но есть вещи, обязательные для принца. Это могло дорого мне обойтись, я мог даже заплатить собственной жизнью. Я должен был помнить, что сегодня ночью я не принц, а творение судьбы, как Горлуа, которого я предал, как Бритаэль, которого я должен был сейчас убить. Я был заложником будущего. Надо признать, что все это давило на меня тяжелым грузом. И Бритаэль обнажил свой меч быстрее, чем я поднял свой. Мы стояли, глядя друг на друга.
Когда наши взгляды встретились, он узнал меня. В его глазах мелькнул страх, смешанный с удивлением. Но только на мгновение. Страх исчез, как только он понял по моей позе и обнаженному мечу, что это будет схватка на его условиях, а не на моих. Возможно, он понял по моему виду, что у меня за спиной была тяжелая ночь.
— Я должен был знать, что это ты сюда явился. Джордан сказал, что там внизу был твой человек. Чертов колдун! Ральф, Феликс, стража! Эй, ко мне!
Видимо, он не сразу понял, что все это время я находился внутри, за дверью. Но молчание на лестнице и рывок Ральфа к двери говорили сами за себя. По-волчьи метнувшись вперед, да так быстро, что я не успел среагировать, Бритаэль ударил пажа в висок своим закованным в железо кулаком. Ральф беззвучно рухнул в проем на пороге, дверь теперь закрыть не было возможности.
Бритаэль кинулся наружу.
— Джордан! Джордан! Ко мне! Измена!
Я бросился на него. Мы столкнулись грудь грудью, искря заскрипели клинки.
Страница 135 из 141
Наверху послышались быстрые шаги и голос Ульфина.
— Милорд!.. Ральф!..
— Ульфин… Скажи королю… Горлуа мертв… Надо возвращаться, быстрее… — задыхаясь, проговорил я.
Спотыкаясь, я поспешил наверх.
— Королю? Теперь я понял тебя, бабский сводник! — проговорил Бритаэль сквозь зубы.
Бритаэль был крупным человеком, воином в расцвете сил, к тому же справедливо разгневанным.
Я же был мальчишкой без всякого опыта и ненавидел то, что мне предстояло совершить. Но я был должен. Я больше не был принцем, или воином, сражающимся по всем правилам. Я превратился в дикое животное, которое должно было убить Бритаэля, потому что иного не дано. Должен!
Свободной рукой я ударил его по зубам. В его глазах мелькнуло удивление, и он отпрыгнул, освобождая свой меч. Когда он бросился на меня, его меч описал стремительную дугу. Я нырнул, уклоняясь, вниз, отбил снизу удар и пнул его изо всех сил ногой по колену. Его меч скользнул по моей щеке с шипением, словно от ожога. Меня обожгла боль, и я почувствовал текущую по щеке кровь. Когда же он наступил на ушибленную ногу, она подвернулась. Бритаэль поскользнулся на мокрых камнях и тяжело упал, ударившись локтем о камень. Меч вылетел у него из рук.
Любой другой человек на моем месте отступил бы, давая ему возможность поднять меч. Я же бросился на него всем телом, направив свой меч ему в горло.
Светало, уже достаточно развиднелось. Я заметил в его глазах презрение и ярость. Он перекатился, уворачиваясь от лезвия меча. Я промахнулся и попал в губчатые водоросли, растущие на камнях. За секунду, в которую я пытался выдернуть свое оружие Бритаэль изменил тактику и ударил меня железным кулаком по уху. Отпрыгнув назад, он метнулся вниз по склону к мечу, блестевшему в двух шагах от обрыва.
Если он достанет его, через секунду меня не станет. Перевернувшись, я вскочил на ноги, бросившись тоже по скользкому склону к мечу. Его удар свалил меня на колени. Мне в бок вошел его тяжелый сапог, второй удар последовал по спине. Как растекающаяся кровь, меня охватывала боль переломанных костей. Я лежал, распластавшись по земле, носком ноги чувствуя металл его меча. От легкого толчка меч соскочил со скалы, и через секунду внизу раздался нежный звон, перекрывший рокот волн. Меч Бритаэля упал в обрыв на камни.
Не успел звон утихнуть, как Бритаэль снова кинулся на меня. Стоя на колене, я пытался подняться. Сквозь заливавшую глаза кровь я увидел приближающуюся руку и попытался увернуться. Получив кулаком по горлу, я упал на бок и распластался на мокрых камнях, потеряв дыхание и перестав видеть. Переворачиваясь и скользя, я все-таки помнил о пропасти и выставил вслепую левую руку, чтобы не скатиться в нее. Он снова прыгнул, попав обеими ногами в латах на мою руку, сжимавшую меч. Хрустнули кости, и рука инстинктивно согнулась. Я попал ему по плечу. Бритаэль беззвучно выругался и отскочил. Я перехватил меч в левую руку. За моей попыткой перевернуться последовал очередной прыжок. Он наступил на мою сломанную руку. Кто-то закричал. Обезумев от боли и ничего не видя, я метнулся по земле. И, собрав последние силы, вонзил обломанный меч и его распростертое тело. Оружие выпало у меня из рук. Бессильно откинувшись назад, я ждал последнего удара, который пошлет меня в обрыв.
Бездыханный, я лежал ничком, икая и давясь желчью. Моя левая рука вцепилась в водоросли, словно удерживая для меня жизнь. Морской прибой сотрясал скалу, и его едва заметные толчки вызывали у меня в теле резкую боль. Болело все. Ребра словно пронзили бок. Со щеки была полностью стесана кожа, с той щеки, на которой я лежал, вжавшись в траву. Рот наполнился кровью, а рука превратилась в болевое месиво. Вдалеке кто-то стонал.
У меня на губах пузырилась кровь и сочилась по подбородку, капая на землю. До меня дошло, что стонал я, Мерлин, сын Амброзиуса, принц, великий волшебник. Я зажал во рту кровь и, цепляясь и карабкаясь, начал подниматься на ноги.
Боль в руке была невыносима. Я почти слышал, нежели ощущал, как сломанные кости трутся друг о друга концами. Шатаясь, я встал на колени и побоялся подниматься дальше: внизу зияла пропасть. Сзади обрушился вал, обдав меня водяной пылью, серой в тусклом утреннем свете. Утес дрогнул. Над головой с криком парила морская птица, первая за сегодняшний день.
Я отполз от края и поднялся.
Бритаэль лежал на животе у потайной двери, словно пытался уползти туда. За ним по земле тянулся кровавый след, блестевший на мокрой траве, как след улитки. Он был мертв. Последним отчаянным ударом я разрубил ему большую вену в паху, и жизнь медленно покинула его, пока он полз, пытаясь получить помощь и спастись. Часть крови, пропитавшей меня, должно быть, принадлежала ему.
Я опустился рядом с ним на колени и удостоверился в его смерти. С боку на бок я перекатывал его по склону, пока не сбросил под откос, где пропасть поглотила его, как и его меч до этого. О крови можно было не беспокоиться. Начинался дождь, который смоет ее, прежде чем кто-нибудь увидит.
Потайная дверь была по-прежнему распахнута. Я добрел до нее и встал, опершись о косяк. Глаза застилала кровь. Я вытер ее мокрым рукавом.
Страница 136 из 141
Ральф и привратник исчезли. Факел чадил на стене, слабо освещая комнату и лестницу. В замке было тихо. Из приоткрытой двери наверху доносились голоса. Говорили тихо и настойчиво, но не встревоженно. Сторонники Утера, по всей видимости, по-прежнему владели ситуацией; тревогу в замке не поднимали.
Я вздрогнул от утреннего холода. Я где-то потерял плащ, упавший с моей руки. Я даже не стал пытаться его искать. Отпустив дверь, я сделал попытку стоять без опоры. Получилось. Я направился прочь от замка на берег.