Твои синие глаза — чудеса!
Умираю третий день, кто сказал: «Так нельзя»?
Отстань, ты болезнь, ты есть, меня нет
Делаешь себе царапины и лезешь на свет
(Фрагмент песни Алены Швец)
Диалог с подругой не клеился от слова совсем. Ольга нервничала и кричала, что Катя с дубу рухнула – в ее интерпретации, вероятно, с дубу падают и отшибают мозги напрочь.
– Ты мне просто завидуешь! Вот! – В сердцах кинула Катерина. – У тебя таких эмоций нет и, может быть, не было никогда. Вот и злишься.
Ольга, давно плюнувшая на математику, отправившая мужа и дочку поесть пиццы, пока секретничает с Катей, тяжело вздохнула и выдала подруге задумчивым голосом, нашарив над кухонным ящиком пачку сигарет, и, прикуривая.
– Однажды в человеке что-то ломается, и с этого момента он становится другим. Не плохим, не ущербным, ты не подумай. Просто другим. И не важно, когда происходит травма: ребенок ли ты малый, которого родители не долюбили, или любовник, или супруг. Словно ты была просто веткой, растущей на клене, а тебя сломали и сделали смычком для скрипки. Сломанный человек срастается иначе, становится даже лучше, чем был. – Катя молча слушала подругу. Такой она ее еще не видела: словно покров спокойствия слетел, и обнажилось что-то эмоциональное, человеческое, не доступное ранее. – Став другими, мы, словно вытягиваем билет в закрытый клуб, понимаешь? Мы видим, мы слышим то, что не видят другие – здоровые, мы в курсе ставок и игры. Мы знаем, как манит азарт за карточный стол, и как выходить проигравшимся в хлам. Игроки чуют друг друга, только взглянув… но с ним вы – по разные стороны. Просто поверь.
– Я не понимаю, о чем ты вообще! – Катя ожидала чего угодно, от проповеди о нравственном поведении, до инструктажа, в стиле «Предохраняйтесь, дети мои!». Что за метафорическая муть?!
– Ты в клубе, детка. – Усмехнулась Ольга. – Ты торчишь от этих эмоций. У тебя хороший ведущий. Но задумайся: пока что весь кайф игры отдают тебе, привязывая ли, обезоруживая. Но какова будет цена? Это даже не пресловутая невинность. Ты не готова к таким кредитам. Просто знай, что я с тобой и приму в любом состоянии. – Ольга пошуршала в одном из ящиков телефонной тумбочки, достала пыльный зеленый блокнот. Полистала, морщась. Вырвала лист, протянула.
– Что это? – Катя глядела недоверчиво исподлобья. Настроение, нещадно испорченное, шаталось по парапету высокого моста.
– Это Галина Николаевна. Там рабочий номер и адрес. Просто положи куда-нибудь. Пообещай, что не выбросишь. Когда ты не захочешь со мной разговаривать, может быть, вспомнишь об этой бумажке.
– Ни черта не понимаю! Знаешь, мне, наверное, порадомой. Еще от матери выслушивать. Спокойной ночи!
Катя рванула, как ошпаренная, даже не стала вызывать такси. Просто выбежала на улицу под снегопад и решила пройтись. Лицо горело.
Что-то с этим миром совсем не так: люди не верят в настоящую сильную любовь. А она верила своему сердцу, что стучало, как бешенное, при виде Макса! Взлетала навстречу его горячим губам и срывающемуся страстному шепоту.
Общаясь с ним, Катя отметила у себя некоторые странности: она становилась похожа на него. Представляя себя им – высоким и уверенным мужчиной, она так же забавно держала кружку, оттопырив мизинец, болтая и шутя. С таким же томным видом поднимала глаза к свету, зная, как они блестят в этот момент. Так же прищуривалась, подпирая пальцами губы, когда пила у подруги чай. Она все больше становилась им, перенимая его особенности. Давеча взяла очередную воткнутую зубочистку Бориса Саныча и, между делом и разговорами, аккуратно положила ему в нагрудный карман, словно ничего не случилось. Тот аж поперхнулся!
В Максе девушке нравилась его сила, его уверенность, его тонкие длинные пальцы, что так небрежно печатали за ее ноутом. Нравилась эта отрешенная легкость, с которой он что-то делает, словно небожитель, спустившийся на их грешную землю… было странно, что такой привлекательный человек обратил свое внимание на нее. Значит и она не так уж плоха! Катерина умылась, погасила свет и скинула халат, рассматривая себя, освещенную уличным фонарем, в зеркале платяного шкафа. Ее блестящая жемчугом кожа напоминала о волшебстве и нимфах. Черные круглые зрачки манили двумя дьяволами, что ухмылялись внутри. Пышные взъерошенные волосы и округлые формы стройного тела роднили с БулгаковскойМаргаритой, что летела на бал, оседлав метлу. Быть может, не такая уж Катя и религиозная… молиться не было ни сил, ни желания. Катя уснула, с фразой «Господи, пусть все будет хорошо».
Утро субботы началось с бешеной приборки. Даже мать, подперев локтями колеса инвалидного кресла, смотрела, скривившись. Все странные и старые вещи, что валялись, висели, выглядывали с открытых полок, складывались в две большие кучи. Одна была упакована в большой тканый мешок и отправлена на балкон до лучших времен. А вторая – в мешок черный и прямиком на помойку. Все детские картинки в рамочках, фотографии, поделки, свистульки, постеры и гитара без струн… все было вычищено и спрятано перед приходом важного гостя.
– Оставь, не вздумай трогать! – мать въехала, с круглыми от гнева глазами. В отцовскую комнату они заходили редко. А фото отца – беззубо улыбающегося лысого пьяницы, в помятой куртке, среди выросших в огороде огромных тыквенных листьев, держащего в руках испуганного щенка дворянских кровей – Катя хотела убрать, как можно дальше! Вместо этого, фото переехало на кухню, где мать расположила его на подоконнике.
– Мам, можно, я обратно отнесу? Я там уже помыла полы и пыль вытерла. – Робко попыталась привнести гармонии дочь.
– Ты думаешь, я дура? – мать развернулась к ней. –Считаешь, я не вижу, как ты готовишься к гостям? Тот хмырь придет, вероятно? И ты решила, что чистые стены, со следами снятого, куда лучше, чем показать ему свою позорную жизнь? На носочках долго не пробегаешь – свалишься! Пусть сразу видит, к кому пришел и валит.
– Почему моя жизнь позорная? С чего я должна чувствовать себя в чем-то хуже других?! – Вспылила Катя. Вечер начинался хреново: сейчас маман взбесится, потом выкажет все раздражение перед Максом! Стыда не оберешься потом…
– Потому, что твой отец – пьяница, который избивал тебя и покалечил мать. И стереть это не получится, как и скрыть! Он будет стоять здесь и смотреть на тебя. Чтобы никуда не девала, поняла?!
– Что за тупость хранить и беречь то, что тебя поранило и сгинуло?! – в очередной раз, психанула дочь и хлопнула дверью. Отца не было давно. Но мать маниакально хранила память о нем, годами оплакивая, въезжала в его комнату и часами просто сидела, закрыв глаза, и, принюхиваясь к отголоскам тех, (сомнительных, надо сказать!), запахов, что господствовали здесь в его время. Любила ли мать отца? Боготворила. Часто пренебрегая единственным любящим ее ребенком. О папе Катя не помнила ничего хорошего. Он ходил на собрания в школу, потом скручивал черный провод удлинителя и, со всей дури, лупил дочку, куда попадет. Мог разбудить, пнув, не глядя. Мог оставить с собутыльниками, а сам уйти за новой бутылкой, но так и не вернуться.
Однажды дочь вылила самогон, по цвету и запаху больше напоминавший мочу. Бутылка валялась под кроватью, среди прочего мусора. Мать, только привыкавшая к своему креслу, и, вечно заплаканная, лишь рукой махнула: «Сами разбирайтесь». Отец подошел к Кате, держа в руках свой обычный скрученный удлинитель, а у нее был нож, которым она чистила картошку…
Девушка до сих пор помнит свой страх… вот она, дрожа всем телом, говорит отцу, что сейчас зарежется, к черту, если он ее еще раз тронет! Словно хаос вышел наружу, впитываясь в округляющиеся зрачки родителя… и вот, отец уже протрезвел и плачет, на корточках, подползая к вышедшей из себя дочери. Его трясет, как и ее саму. Он скулит: «Катенька, только отдай нож, пожалуйста…». И Катерина тогда испугалась! И сильно. Того, что родитель, который контролировал и наказывал ее – оказался слабым и никчемным! Вот чего!
Она на всю жизнь поняла, что в ней есть такая сила, что шокирует и ломает людей, и что лучше молчать, да терпеть, чем выпускать своих демонов наружу. С того памятного вечера, отец больше ни разу не ударил ее. Сначала, он постоянно играл в компьютерные игры, не высовывая носа, кроме как за выпивкой. Весь сдувшийся и тихий, он однажды вышел в магазин, и больше не вернулся. Соседи нашли его с бутылкой в обнимку. Врачи сказали, что доля этилового спирта превысила процент крови в венах. Так Катиного отца не стало. Винит ли она себя в его смерти? Иногда да, иногда нет. В конце концов, это был его путь, и никто не смог бы вытащить его со дна. Так даже лучше.
И вот теперь, фотография этого человека будет стоять на видном месте, когда Макс придет. Противненько, но ничего с этим не сделаешь.
Провозившись часа два на кухне, сооружая два салата, тушеную картошку с мясом, доставая квашенной капусты с балкона, и, укладывая яблоки в сладкое тесто будущей шарлотки, Катя вся взмокла и умоталась. Она так усердно готовилась к встрече, что на само событие сил уже не хватало. Вылезая из ванной, девушка думала только о манящем диване, но телефон зазвонил как раз в этот момент.
– Семнадцатая квартира. – Вместо приветствия, затараторила Катя, увидев давно записанный номер входящего вызова.
– А ты с песелем своим гулять не идешь, что ли? – голос в трубке был каким-то не таким.
– Сейчас оденусь. Мне только волосы высушить. Погоди минутку…
Улица встретила пронзительным ветром по мокрому уставшему телу. Катя выбежала навстречу своему мужчине и, с разбегу, обняла. Макс зашипел и болезненно поморщился.
– Я тут букет, с боем, доставал… точнее, что от него осталось… – в руки девушке не отдали поломанные красные розы на длинных стеблях. Мужчина выдрал одну, более-менее целую, а остальные швырнул прямо под ближайшую машину, скривив лицо от болезненного жеста.
– Что с тобой случилось? Ты ранен? Тебе вызвать скорую? Что стряслось, в конце концов?!
– Тщ-щ-щ… ты будешь лучше всех на свете, если сейчас не будешь меня пытать, хорошо? Просто у меня возникли некоторые проблемы, но я их скоро решу.
– Мы уже не пойдем ко мне, да? – Обреченно спросила Катерина, понимая, что это финиш.
– Я, что, настолько хреново выгляжу? Вроде бы, лицо не пострадало… или ты передумала меня знать? – вернулся присущий Максу юмор, на грани издевательства, словно, не его ждали, нервничая весь день, и не о его здоровье переживают! – Просто я предупредил. Буду жутко рад, если ты меня не будешь сейчас обнимать за нижние ребра.
– Мам, у нас есть меновазин, или что-нибудь от ушибов? – с порога завопила девушка. – Макс упал по дороге. Я сейчас осмотрю.
– Нет, господин «Макс», издевательски произнесла мать, вкатываясь в прихожую. – У нас нет даже йода. И вы еще ничего не принесли сюда сами.
– Спасибо большое, Ирина…
– Валерьевна!
– Да, Ирина Валерьевна. Ни йода, ни мазей не нужно. Все хорошо. Как вы поживаете?
– Явно лучше тебя. – Мать сегодня просто жгла. Хоть не уезжала в свою комнату, и то хорошо!
– Давайте пойдем на кухню ужинать. – Проговорила Катерина, на вытянутых руках, как знамя, внося розу, под мамины недовольные глаза.
– Да уж, пойдем. Посмотрим, что ты тут наготовила, порхая ради этого хмыря весь день. – Катя выдохнула, закрыв глаза, и промолчала. Максим беззлобно улыбался, наблюдая всю эту разворачивающуюся дичь, с интересом кинозрителя.
– Я принес вина. – Вытаскивая из внутреннего кармана куртки, проговорил гость.
– Ты же за рулем! – привычный мир, где ее мужчина не пьет алкоголя, разваливался перед Катей картонной мозаикой. Зачем ему фляжка, она раньше как-то не задумывалась…
– Я пока без машины. Сегодня можно, да и повод есть. – Обе женщины, не сговариваясь, замолчали и посмотрели на него. – Я бы хотел спросить Вас, как вы относитесь к свадьбе. Стоит ли бронировать красивую дату в летних числах и готовить зал, человек на сто, или вы не потянете такое мероприятие?
– Я? – мать скептически приспустила очки в черной оправе. Катя губу прикусила: хоть она и мало понимала в свадьбах, но не так же цинично и в лоб? – Вы, молодой человек, хотите жениться на моей дочери, я вас правильно понимаю? Так вот, посмотрите, как выглядит наша убогая трешка, какой у нас ремонт, как красиво отваливается штукатурка и отходят обои в углу. Посмотрите на мое кресло и на фотографию ее покойного папаши, и скажите, потяну ли я свадьбу на сто человек! Если вам лично нужен такой банкет, то копите сами и обеспечивайте сие мероприятие. Я понятно выразилась?
– Это очень хорошо, что мы нашли общий язык. – Улыбнулся Максим, словно ему сейчас не ткнули в нос грязи. – Я уже был женат, поэтому пышный праздник не входит в мои планы. Может, вам хотелось показать все красиво и шикарно всем подружкам и родне, но раз нет, то договорились.
– Скажу больше, свадьба в ЗАГСе не является для меня авторитетной. В силу нашего вероисповедания. Мы с севера приехали, с Архангельска. Наш род давно является старообрядцами…
– Я в курсе. Поэтому хочу предложить сначала обвенчаться, а расписаться чуть позже. Мне нужно подготовить документы, и лето больше подходит для этого. Ко мне захочет приехать родня, а визу оформлять – несколько месяцев.
Катя сидела, боясь дышать. Исторический момент ее жизни казался каким-то нереальным. Предложение ей не было сделано, но обсуждалось, на полном серьезе, с ее матерью. Мать молчала, сверля будущего зятя неприязненным взглядом. Придраться, фактически, было не к чему. Родне нужно время. Свадьба летом. Обвенчаться в ближайшее время. Но что-то не так.
– Вас не обвенчают без свидетельства о браке. – Сказала она, приподняв бровь. Черную бровь из-под черных очков. Вид победителя испортил ей Макс.
– Я уже договорился. Вы хотите присутствовать? Надо ехать. Вы, вероятно, не часто ходите в вашу церковь. В тридцати километрах от города. Сначала на машине, потом пересесть на теплоход и еще пешком. Я не уверен, что смогу организовать дорогу, при нынешней проходимости. Снег…
– Я в курсе, где находится церковь, и не намерена там присутствовать. – Отрезала мать, уверенность в несерьезности намерений таяла. Какую цель преследует мужчина? – Я отпущу дочь жить у вас, только получив свидетельство о венчании на руки. Проживать здесь вы не будете точно.
– Это и не входило в мои планы. Про свидетельство я понял. – Максим встал, с чувством выполненного долга, и стал одеваться.
– А как же ужин? – Катя вскочила, словно очнувшись. – Шарлотка как раз еще теплая. И картошка…
– Катенька, я себя не очень хорошо чувствую. Если честно. – Мужчина, не стесняясь, под сверлящим взглядом матери, поцеловал Катерину в висок и, извинившись, ушел. Бутылка вина осталась на столе.
– Недорогое. Грузинское. – Поморщилась мать.
– Да ты бы придралась к любому! – Катя ушла в свою комнату, утащив вазу с розой. В ее голове мелькнула мысль – подобрать остальные цветы и замотать в букет обратно. Но, представив, как она будет копаться под чужой машиной и притащит поломанные цветы перед мамой, пытаясь объяснить, с какой помойки они, (с Максом?), их достали… Катя закатила глаза, мысленно извиняясь перед невинно замерзающими душами поломанных роз, и открыла камеру в телефоне. Цветы ей дарили так редко, что щемящее грудную клетку изнутри сердце потеплело от нежности.
«Он мне предложение сделал и маме сказал!» – отправила Ольге.
«Выйди замуж» – коротко и емко ответила подруга. Нет бы, порадовалась, зараза!
Тот, за кого ты должен бороться
Никогда не будет твоим до конца,
Твоим до конца.
Мне до тебя – от Земли до Солнца
Не долететь, – только выжечь глаза.
Только выжечь глаза…
(Фрагмент песни Юлии Черняевой)
– Ну, он обиделся. Это так странно. Понимаешь… как сказать? Он, такой решительный и открытый. У него все чувства наружу, и я… как холодная стена! Мордакирпичом… может, недостаточно взаимна?
– Так. Ясно. А что ты должна была сделать, по-твоему? По пунктам? Ты на работе, там работают. Там официально-деловое общение. Ты должна беречь свою репутацию, иначе тебя вообще оттуда выкинут, и каждый будет пальцем тыкать. Или ты считаешь, что прижатая к стене встреченным день назад, ты образец менеджера?
– Я понимаю, О-о-оль, я все понимаю! Но, как сказать-то, все было так… ярко и так взаимно. Я действительно нужна человеку, что он даже свою репутацию не бережет, ко мне приставая…
– Репутация, Катенька, только у девушек! Парням, чем больше, тем круче. Пожурят его для порядка и спросят: «Ну, как с ней?». А ты не понимаешь!
– Ясно. Молчу… но… могло же у него тоже голову снести?! Я вот очень понимаю! Сама вся до трясучки… вообще не ожидала! Понимаешь, не так много мужчин, что не сбегут при словах «после свадьбы»… а он венчание обсуждал со мной…
– Обсуждал все, что угодно! А делал чего?! Он, может, вообще, слова твои не воспринял: «Мало ли, чего дурехаболтает. На практике поглядим!» – слышишь меня?
– Слы-ы-ышу-у-у я все-о-о… делать-то чего? Мне он нравится. Я, блин, влюбилась, кажется…
– Ничего не делать! Ничего! Сам захочет – сам позвонит. Номер знает. Адрес знает. За губы не кусали, по морде не бит. Хотя, стоило бы.
– У меня ведь его номер есть! Может, написать? Позвонить, я точно не решусь…
– Ка-а-а-тя… в себя приди! И мозг включи, мля! Номер тебе не давали! Уясни! Мало ли, где он написан, в счете перевода, или на заборе под словом х..леб! Он тебя словами через рот звонить не просил. Личные границы, в конце концов! Мужчина решает, действовать ему, или нет. Женщина сидит в башне! Уяснила?
– Зачем же в башне? Я не хочу-у. – Катя насупилась. –У меня свои дела есть! Я на занятие опаздываю, кстати. Надо бежать уже…
А на занятие она побежала мимо офиса, а на парковке стояли две машины. Одна – его. «Он просто не успел…» – подумала девушка и пошла дальше, несколько раз, все-таки, обернувшись.
***
Утро. Катерина пришла раньше всех. На почту уже скинули новый тендер. Она, подглядывая в блокнот, быстро печатала, сверяясь с ТЗ. Значит… на одно окно: 6 баллонов пены, крепеж, отливы, откосы, профиль двухкамерный. Это вообще редкость. Совсем окно как паутинка… при таком-то размере!
– Здравствуйте, Станислав Евгеньевич, вы вовремя, я тут новый тендер считаю, пишут, двухкамерный профиль, а ширина-высота окна, больше двух метров! И… как поделить на секции?
– При таком ТЗ сразу пишем трехкамерный. Во-первых, указано «классом не ниже двухкамерного», а не двухкамерный сам. Далее, если такие размеры, то раму, при открытии, выгибать будет. Мы даем год гарантии и пять –обслуживания. Нам не выгодно это ставить. Пересчитывай. И еще. Фурнитуру белорусскую ставь. На этом, как раз-таки, можно сэкономить.
Олег пришел и подсел рядом за тендер. Сегодня и емуназначено учиться, а Катерину пересадили за розницу. Клиенты шли толпой. Думать не о работе – было некогда. Улыбаться, выслушивать, договариваться, понимать с полуслова – иногда Кате казалось, что она продает не совсем окна и лоджии, а кусок настроения людям, их новоесамоощущение, как счастливых владельцев новой вещи. Кусочек своей души, даже можно сказать…
– Держите, это вам. – Очередной покупатель поставилперед ней одноразовый стаканчик с какао. – Я подумал, что вы замотались уже. Пока ждал, сам выпил и вам взял. Кофе надоел. Вы пейте, я не тороплюсь.
– Спасибо, очень кстати. В горле пересохло, напрочь. Какие у вас размеры?
– Кха-кха-а! – поперхнулся примостившийся у стены Макс и вышел. Настроение попыталось свалиться вниз – в пропасть, но где находилась ближайшая – надо было уточнить по яндекс-картам, и Кате просто некогда было.
– А Москитную сетку будете ставить? – мило и спокойно заканчивала заказ девушка.
– Да, вот на эти поворотно-откидные их нарисуем. Сколько выходит? Хорошо.
– По срокам примерно три недели.
– Отлично. – Клиент достал из небольшой кожаной сумки картонный прямоугольник. Меня зовут Алексей, вот наша фирма по изготовлению дверей. Контакты и адрес.Мне очень понравился ваш профессионализм и грамотная речь. Если вдруг, вам будет нужна работа, то будем рады такому специалисту. Спасибо и… хорошего дня, Катерина.
С тем и отбыл. Девушка убрала визитку в кошелек –жизнь учила не выкидывать такие вещи. Авось пригодится. И пошла, поглядеть на своего закашлявшегося коллегу. Вдруг насмерть подавился?
Нашелся Максим за дверью второго выхода. Они с Костиком курили, что-то бурно обсуждая. Подошедшую Катю проигнорировали оба!
– Я и говорю, что нах такие отношения! – Высказался Макс, прищуренным глазом, стреляя в сторону подходящей девушки. Слышит?.. – если женщине не доверяешь, то и к черту ее!
Костик кивал, потягивая из черной знакомой фляжки. Что-то не похоже, что господин соучредитель заботится о трезвости своего сотрудника… Катя постояла рядом с ними минут пять-семь, но оба стояли, молча, и курили. Почувствовав себя лишней, сотрудница зашла обратно. Рабочее место отвлекло – конец смены настал внезапно. Еще раз сверив папки завтрашних установок, девушка тяжко вздохнула. Все давно разбежались.
Сунув в уши белые бусинки наушников, Катерина пошла мыть чашку. Захватила тряпку – протерла свой стол и стеллажные полки. Ритмичная музыка постепенно отодвигала скучную реальность на второй план. Глянув в зеркало, и, подправив помаду, Катя подмигнула отражению. Со стены на нее смотрела красивая утонченная девушка, со светлой кожей, цвета слоновой кости, шоколадными кудрявыми волосами, тонким подбородком, кокетливо выглядывающим из стоящего ворота черного пальто. Накинув ремешок миниатюрной сумки, Катерина вышла в мир, закрыв за собой дверь работы и, для верности, пиликнув сигнализацией.
– Думал, никогда не дождусь… – руки поймали ее в паре шагов от выхода. Вскрикнуть не успела.
– Мы еще общаемся? – недоверчиво уточнила девушка, прежде, чем ее лишили возможности выражать свои мысли. После продолжительного поцелуя, утащили в машину – удивительная черта мужчины – быть уверенным, в том, что ему не откажут.
– Сегодня будем курить кальян. – Дверь открылась напротив характерной вывески.
– Но я не курю. Это вредно. – Катерина не очень понимала, зачем ее сюда привезли, пока их не усадили в отдельный кабинет.
– Я научу. – Макс непринужденно заказал принесшемукальян за них двоих и стал весело лепетать о пошедших событиях на работе. – Сегодня тетка заказывала наружную отделку лоджии, просила поглядеть, что у нее там протекает. Я высунулся в окно, а она все тыкает и тыкает в бок, мол, поглядите повнимательнее –чуть не вытолкала с восьмого этажа наружу!..
– Ты серьезно? – собеседница недоверчиво глядела, насупившись. – Ты со мной два дня не разговариваешь толком. И теперь сюда притащил, чтобы это рассказать?
– Глядя в глаза смерти, многое переосмысливаешь. – Макс самодовольно улыбнулся, уверенный в своей непогрешимости, отхлебывая из бокала. – Не, ты б ее видала! Такая толстая страшная тетка с бигуди. А на балконе еще там бензокосилка стояла, наверняка, вместо косы!
Катя, молча, пригрелась, обнятая левой рукой. Сердце под легкой светлой кофтой стукало спокойно и ритмично. Макс курил кальян уже минут пять, не предлагая ей. В бокале нашелся ром с колой. В заведениях его мешают чуть крепче, чем Катя привыкла.
– Ах, да! – Максим перестал тараторить, словно, наконец, вспомнил. – Сейчас будем тебя учить. Вот эту штуку насаживаем и глубоко вдыхай.
Катя закашлялась. Дым из трубки был куда прянее и крепче, чем она думала. Через пару минут голову повело, ручки дрожали, держа странную трубку с гофрированным бумажным шлангом. Максим придвинулся ближе, отвлекая от кальяна поцелуями за ухом и ниже.
– Ты уверен, что правильно меня понял? – тихо-тихо прошептала Катя, отложив ненужную уже трубку, уткнувшись носом в большое и теплое плечо.
– Я уверен, что мы ничего плохого не делаем. Как ты заметила, я полностью одет. А вот тебе… тебе бы не помешало иметь чуть больше смелости и получать удовольствие. Это, действительно, будет приятно…
Катерина решила довериться человеку, к которому ее так тянуло. Он жадно ее целовал. В кабинет никто не входил, и было мимолетное ощущение безопасности. Девушка испугалась, когда ее пересадили на колени. Но, ощутив со спины миниатюрную подушку, что валялись ввосточной кальянной по всем диванам, слегка успокоилась.
Руки мужчины выпластали из платья грудь в полупрозрачном бюстгальтере, потом спустили и его… тепло ладоней не давало ей страха, словно все, что совершается – это касание родного человека, возможно, любящего родителя к своему дитя…
Ее попу жадно двигали туда-сюда по горячей коленке. Наконец, когда дыхание стало резким и неритмичным, одна рука спустилась, накрыв надежным теплом все, что гореловнизу, прося действий и внимания.
– Не делай мне больно… – пробормотала девушка, лежа на его коленях с запрокинутой головой и давно закрытыми глазами.
– Вся жизнь – боль. – Более хрипло прошептал Макс, целуя ее ухо. Руки стащили колготки вместе с трусами. Алкоголь и дым совершенно лишили девушку страха, обрекая голову на эйфорию и чувствование. Ощущая себя почти голой в его присутствии, Катя впервые не боялась. Одна рука мужчины мяла левую грудь, покачивая вверх и вниз, обдуваемую дыханием. А вторая рука затевала настоящий пожар внизу, лаская самое горячее и постыдное. Прямые пальцы скользили, не углубляясь, ритмично и со знанием дела. Когда Катя поняла, что не может не стонать, ей закрыли рот. Ее тело изгибалось, вожделея. Еще пара мгновений, пока этот мужчина, жадно ускоряясь, гладит ее руками так, что сейчас душа отлетит в рай…
– М-м-м… – требовательно, и, почти плача, девушка вцепляется в его освободившуюся руку. – Ну, пожалуйста…
– Нет, Катенька, сейчас хватит. – Максим растягивает губы в ухмылке маркиза Де Сада. – Девушка жмется к нему, льнет с неумелыми поцелуями, ласкаясь голым телом о колени.
– Почему-у-у?.. – Задыхаясь, тает под поцелуями… горячая, чуть влажная шея, упругая грудь подрагивает, не сдерживаемая больше ничем. Красиво.
– Потому, что эгоизм – жестокая вещь. – Максим демонстративно поправил подушку и поднял трубку. Дым из его уст казался сизым и сказочным. Безмятежное лицо напоминало Будду. Катерина дрожащими руками принялась одеваться, оглядываясь. На душе было нехорошо: она была готова на что угодно, лишь бы на полминуты продлить эти сладкие мучения, достигнув, наконец, эйфории и оргазма. А он, в это время, был полностью одет, и лишь наблюдал ее духовное падение. А теперь, ухмыляясь, смотрит, как она подбирает и напяливает разбросанную одежду… ощущение опасности и страх власти над собой заставили невидимые волоски на руках встать дыбом.
– Прости, я слишком увлеклась. – Смущенно приложилась к бокалу.
– Это прекрасно. Мне нравится, как ты стонешь. – Максим ущипнул ее за раскрасневшуюся щеку. – Я присмотрел квартирку недалеко отсюда. Это стоит послушать погромче.
– Но… – Катя готова была провалиться. Ее тело дрожало, не получив экстаза, казалось, что дрожат не только руки, ноги, но и губы, и даже брови. Зубы стучали по краю стекла. Пережить такое повторно и не сдаться – было, кажется, выше ее моральных сил. Оставалось надеяться, что мужчина этого не понимает.
– Знаешь, секс со мной настолько незабываемое событие, что тебе определенно понравится. Но мы пока его не планируем, да ведь?
– Д-да?.. – Катя сама себе удивилась. Ощущение страха собственных желаний и разочарования от таких планов.
– Нам надо поговорить с твоей матерью, для начала. Завтра будет удобно? После работы я заеду к вам.
– Тогда мне надо к Ольге сегодня заехать. Я ей должна помочь с математикой. То есть не ей, у нее дочка к олимпиаде готовится. Завтра хотела…
– Значит, сегодня сходишь. Я отвезу. Причешись. – Максим мечтательно засмотрелся на измятую уютнуюдевчушку, притягивая к себе для контрольного поцелуя. – Обо мне ей расскажешь?