На сей раз в студии шоу царила приподнятая атмосфера. Не было заезженных актерских лиц среди приглашенной телеаудитории, призванных изображать простых граждан. Не было сумасшедшего ажиотажа с рекламированием и толпами фанатов в любом подходящем месте — вплоть до туалета, где в одной индивидуальной кабинке таких особей умудрилось поместиться аж 23 штуки. Продюсер тогда ещё своим телом перекрыл им выход и грозно орал, что по тысяче галактов каждому заплатит, если они продемонстрируют на камеру — как они поместились на этом несчастном квадратном метре, большую часть которого уже и так занимал статичный унитаз. Услышав про награду сбежавшиеся на шум зрители оживились и количество запихивающихся возросло до 47. И самое удивительное, что все поместились. Да, все сорок семь человек с половиной — сорок восьмой хоть и пытался протолкнуться, но все равно сумел втиснуться только наполовину, вызывающе закупорив окончательно вход в кабинку. Режиссер тогда слово сдержал — раскошелился, но строго-настрого запретил впредь набирать массовку по объявлениям. Так что в этот раз не было звездных героев, у которых аж золотые искры из глаз сыплются от гордости за персональные достижения.
Наоборот, все было тихо-мирно, по-домашнему. Тихо привалила сотня молодых людей в черной расписной одежде, грозно позванивая и позвякивая при каждом шаге каким-то напевным металичесим звоном. Мирно разложила всю охрану СМИ-центра по углам, чтобы, как выразился главный, — “не путались под ногами”. По-домашнему поприветствовали всех присутствующих, радостно отхлопав их по плечам — оператор мобильной камеры потом заявил — что две недели ходил с синяком, а ведущий весь эфир подозрительно кособочился на один бок. Нежно расцеловалась с ведущим — так что бедолага после последних обшимашек долго не мог сформулировать ничего путного и понятного распухшими, словно только что перенес тройную коррекцию, губами.
— Это кто вообще такие? — опасливо уточнил один из операторов, с трудом выбираясь из-за кучи декораций, в которую нырнул рыбкой и с разбега стоило толпе молодчиков в черном войти в студию. А вот обратно еле сумел протиснуться, ибо обладал далеко не спортивным телосложением.
— Рэперы, — вздохнул оператор третьей камеры, еще молодой мужик с мелированной шевелюрой. — Двенадцать команд. Вот те — «Слово и дело». Сбоку от них — Фульгары. Первые в ряду — Фраи. За ними — Драконы. Потом — Суспендисы…
— Да не суспендисы, — рявкнула сценарист на общем канале, так что подпрыгнули все члены съемочной группы. — А Сурвендисы! Я же просила выучить! Вызубрить, чтобы от зубов! Как же ты переключаться будешь, если в лицо их не знаешь?!
Оператор общего плана вгляделся в гостей попристальней — ему-то крупняки брать не придется, но на всякий случай.
— Да как их тут по лицам распознаешь, если они все одинаково черные и лохматые?
— Различать! — заорал и режиссер, поддерживая сценариста. — Мля… кто тут в репе шарит? Быстро в аппаратную… и лазерами подписать зак границами кадра и изображение всем этим дармоедам в личные окна камер. Быстрее же!
За две минуты до эфира у каждого члена съемочной группы была виртуальная шпаргалка, но даже надписи помогали слабо, потому что рэперы никак не желали группироваться по указателям, а стояли вперемешку.
— А ладно, — решил главный оператор и шепотом на втором канале велел своей команде: — работаем на перекресток, ребята. Первый слева пишет максимально крупно, а второй поясную картинку.
— Понятно. Ясно. Будет сделано. — вразнобой отозвались операторы.
Публика чинно захлопала по указанию студийного искина, хотя, по идее, должна была завыть и заулюлюкать. Ведущий протараторил привычное приветствие и представил присутствующих, зачитывая названия рэперских команд с экрана, периодически поворачиваясь не в сторону названных.
— А тема нашей сегодняшнее программы: Слово дня. И да, мы с нашими гостями поговорим о том, как писать стихи быстро и четко, и на свежую тему… — обрисовать перспективы ведущему до конца не позволили.
— Самая свежая тема — это то, что еще не случилось, — вперед выдвинулся белогривый рэпер в черной косухе. — Но мы здесь не за этим, а чтобы в честном поединке выяснить: какая же команда круче. Кто достоин войти в анналы рэперской истории, и сказать самое важное слово!
— Подождите, у меня в сценарии совсем другое, — попытался возразить ведущий, но белогривый вскинул руки в приветственном жесте и все возражения потонули в дружном реве сотни глоток, тренированных на выкрикивание длинных и ритмичных текстов.
— Начнем, давай движуху! — белогривый, подавая пример, надул щеки и стал издавать нечто похожее на «бху». Его активно поддержали кто хлопками в ладоши, что чмоканьем, кто уханьем, кто прочими звуками не поддающимися словесному описанию.
В центр к ведущему шагнул невысокий рэперишка, с красным попугайским хаером и такими большими тоннелями в ушах, что через эти дырки можно было разглядеть добрую половину студии.
— Я вижу цель, я иду к цели, неважно, что сердце под прицелом… — проникновенно забубнил рэпер, выделывая положенные движения руками и растопыривая пальцы.
— А начало ничего такое. — прокомментировал режиссер, наблюдающий и координирующий съемочный процесс из аппаратной. — Надеюсь, что и дальше не подкачает.
Но режиссерские надежды рэпер не оправдал, выдав на одном дыхании запутанную фразу про «пути, которые кладут» и «путы, которые налаживают». Утонченная филологическая натура сценариста не вынесла такого глумления над языком, но дверь аппаратной открывались внутрь, так что с разгону вынести бронированное, чтобы лишние звуки не долетали в студию, стекло не получилось, да и коллеги подоспели, удерживая сценариста от опрометчивого выхода за пределы рабочего места.
— В жизни немало подводных камней, так что за кивер держись посильней, — разошелся рэпер, тыкая указательным пальцем ведущему прямо в нос.
— За что, простите, надо держаться? За клевер? — удивился режиссер, который следом за сценаристом тоже решил выпить кофе. С ложкой успокоительного коньяка.
— Да не за клевер, — усомнился звукач. — Там и держаться-то не за что: стеблинка тонкая. Может, за кливер?
— А это что? — уточнила робко асисстентка.
— Да парус такой, — пояснил мастер по свету, переводя луч на главного рэпера, который в такт скороговорки качался и дрыгался. — Косой треугольный, идет от мачты к бушприту.
— Уважаемый, — обернулся к осветителю администратор, — мы, конечно, толерантные люди и уважаем любые религии и хобби, но не могли бы вы перестать насаждать вашу лодочную терминологию в рабочий процесс. Итак мы после вашего ската в себя не пришли, а кое-кого даже не досчитались.
— Не ската, а сплава, — надулся мастер по свету, — и не лодочного, а на аквабайках. А не досчитались мы тогда вас, между прочим, ибо не фиг было пить незнакомые коктейли.
— А откуда я мог знать, что там смузи с морскими водорослями! — возмутился администратор, поднимаясь из-за терминала. — Предупреждать надо было!
— Господа, — вмешался режиссер, правда обращение было далеко от цензурного, — у нас тут съемки идут, а не разбор приключений. Так что все вернулись на рабочие места, и дверь выбивать не надо.
— И быть на позитиве, считая промилле, становишься умнее и двигаешь к цели! — Рэперишка кончил и вскинул вверх кулак.
Зал взревел, оператор шестой камеры крупным планом нацелился на символический жест, режиссер переключил картинку на трансляцию с шестой камеры и в этот момент рэпер решил добавить больше драматизма и медленно отогнул средний палец.
— Епрст, — ахнул режиссер и торопливо переключился на вторую камеру, которая снимала белогривого рэпера. Тот, словно почувствовав себя в центре внимания, тоже торжественно вскинул руку с оттопыренным пальцем. — Епт! — расстроился режиссер и включил общий план. И тут же все рэперы, вся сотня, в едином порыве подняли руки, повторяя жест рэперишки с красным хайером и белогривого.
— Мда, — кашлянул администратор. — Символично вышло. Но на мой взгляд, хватило бы и одного плана. Не то чтобы я восхваляю цензуру, но трижды — это как-то перебор.
— Восьмая камера! — заорал в микрофон режиссер. — Давайте зрителей. Только таких, чтобы без пальцев.
— Да темно в зале, — взмолился оператор. — Как я пойму кто с пальцами, а кто без?!
— Лица снимай, недоумок! — распорядился режиссер.
Ведущий, вспомнив о своей роли и телевизионном предназначении, попытался использовать паузу и вставить пару реплик из сценария, но белогривый ласково прикрыл ему рот ладошкой.
— Отдохни, родной, мы и сами объявим. Швабра, давай!
В центр вышел длинный и тощий рэпер с налысо обритой головой и выдающимся лбом с неразборчивой светящейся татуировкой.
— Красные зрачки не мешают мне быть мрачным, потому что душу я не прячу в заначку. Я готов обнажаться на толпы прохожих, я моргаю — и все ходят голые тоже…
— А что, в рифму читает, — режиссер допивал уже второй стакан кофе с коньяком и оттого уже был почти спокойным и благожелательным. — Плодовитый однако…
— Да не то слово, — истерично согласился сценарист. — Уже сорок три минуты бубнит без остановки.
— Ну вы там это… — режиссер знаком у ассистентки попросил повторить кофе. — Намекните как-нибудь, что хорошего понемножку и пора закругляться.
Сценарист и администратор печально переглянулись: они уже намеками, и даже не просто намекали, а орали и в «ухо» ведущего и на общем канале, чтобы эстафету выступления передали следующему реперисту. Но белогривый нежно и мощно обнимал ведущего, зажимая тому рот и не давая вставить слово. Только красноречивым жестом показал в сторону застекленной двери аппаратной, что перебивать невежливо. Впрочем, когда и остальные реперы стали оборачиваться и поглядывать на протестующую против долгого выступления аппаратную слишком неодобрительно, администратор шоу предпочел захлопнуть посильнее дверь изнутри, и да верности даже запереться на сенсорный замок.
На сто двадцать седьмой минуте беспрерывного репчика съемочная группа уже была согласна кричать «еу» синхронно с реперами и в нужных по тексту местах. Ведущий уже даже и не помышлял о сопротивлении, покорно размахивая в такт речевке руками.
— Люди не научатся играть в такие игры, потому по жизни надо идти тигром.
— Еу! — стонал выпавший в транс зал.
— Моя игра сегодня для тебя как смерть, в общем еще слово надо мне успеть!
— Еу! — согласился режиссер и попросил принести ему коньяк с ложкой кофе.
— Мой дар никому не овладеть! — закончил на сто тридцать девятой минуте репер свой монолог, и застыл в ожидании аплодисментов. И зал не подвел — взорвался воплями «Красава, чувак!».
— А вот, кажется, определился и победитель сегодняшнего батла, — ведущий воспользовался тем, что белогривый тоже стал чествовать Швабру, и непредусмотрительно разжал руки.
— Да ты чего, бро, — удивился белогривый, снова заключая ведущего в железные объятия. Мы же еще остальных не послушали.
После шести чашек коньяка рэп читать стал и режиссер, а сценарист снова порывался выйти из аппаратной на сей раз дабы присоединиться к батлу — ведь читать репчинку интереснее на большую аудиторию, чем в узком кругу коллег. И, надо признать у сценариста были неплохие шансы произвести фурор среди рэперской сотни — по крайней мере его речитатив имел больше смысла, и лучше рифмовался.
— Танцую я пьяным теперь на столе, и ноги сплетают узор в тишине. И будто во мне оживает натура, и в венах не кровь, а течет рэп-культура!
— Еу! — дружно скандировали режиссер, администратор и мастер по свету.
Операторы, которые с лицами последних героев стояли за камерами и пультами, с неисчерпаемой тоской во взорах внимали двойной дозе рэпа: вынужденно слушая репчик из аппаратной и репчик со съемочной площадки, а утешительное кофе с коньяком им никто не наливал.
— Надеюсь, главные герои в конце погибнут, — прочувствованно прошептал на общем операторском канале оператор первой камеры.
— Это, вообще-то, рэп-баттл, — горестно вздохнул оператор третьей камеры.
— Я помню, — опечалился еще больше оператор первой камеры. — Но так хочется… Чтобы словесный баттл перешел в настоящий. Ну, для реалистичности.
— Ты бей не словом, а кулаком, победа тогда будет недалеко! — громким басом подсказал оператор девятой камеры на одиннадцатом часу съемки, разом перекрывая царивший на съемочной площадке шум.
— Еу!!! — дружно согласились операторы. А ведущий согласно вскинул руку с конвульсивно дергающимся средним пальцем.