Николай Калинков стоял посреди комнаты, сжимая в руках медицинскую карту своей дочери. В квартире находились трое сотрудников департамента госбезопасности в тёмно-синей форме. Один из дэгэбистов, парень двадцати четырёх лет с погонами сержанта, держал в руках видеокамеру. Среди вошедших была одна девушка – изящная шатенка со строгим каре, которую один из мужчин назвал Белла.
– А где лекарства? – несмело спросила хозяйка квартиры, бледная женщина со светлыми волосами, наспех сколотыми заколкой.
Белла насмешливо посмотрела на женщину, потом перевела взгляд на хозяина квартиры в зелёном махровом халате, небрежно наброшенном поверх пижамы.
Дэгэбист распахнул дверь и пригласил в квартиру двух молодых девиц. Судя по слегка растёкшемуся макияжу, налакированным, но уже слегка растрёпанным причёскам и ощутимому запаху перегара, зажёванному ментоловой резинкой, напрашивался вывод, что девчонки возвращались домой из ночного клуба, но были перехвачены сотрудниками департамента госбезопасности.
Одна из девиц, молодая розовощёкая брюнетка в распахнутой куртке, обтягивающем топе с глубоким вырезом и едва прикрывающей бёдра мини-юбке, посмотрела на хозяина квартиры.
– Ой, Николай Геннадьевич, здравствуйте. – Её щёки покраснели, и она со всей силы начала оттягивать вниз свою юбку.
– Бубенцова? – вздёрнул брови Калинков.
Он узнал этих девушек. Обе были его студентками со второго курса, у которых он не только вёл занятия, но и был куратором группы. Калинков понимал, что никому, и уж тем более ему, эти девушки звонить не собирались, так как это были далеко не первые пары, которые они безбожно прогуливали. Закадычные подруги, Бубенцова и Прохорова, приехали в Адмиральск из села Заречное, и в городе были больше настроены «отрываться», нежели получать знания. С большей вероятностью их действительно можно было встретить где-нибудь в клубе, чем в университете. И теперь ему оставалось только догадываться, случайно их выбрали в качестве понятых или эта была такая издёвка над ним.
Положив медкарту дочери на стол, Николай Калинков попытался плотнее завязать халат, который то и дело распахивался.
– А мы с подружкой в общагу шли, а тут навстречу они, – девушка в мини-юбке показала на сотрудников департамента госбезопасности. – Спрашивают, где наркотики. Мы говорим: «Какие наркотики?». Фонариком в лицо начали светить, проверять документы, сумки… В общем, за закладчиц нас приняли. Ну и говорят, что раз наркотиков нет, понятыми у нас будете.
– Мы уже собирались звонить, сообщать, что на лекцию опоздаем, – вступила её подруга, блондинка в белом корсете и торчащей в разные стороны юбке из тёмно-красного фатина, – а вы тут.
Она издала сдавленный смешок и опустила глаза. Брюнетка ткнула её локтем и приложила палец к губам.
Старший группы, представившийся капитаном ДГБ Кириллом Егоровым, дал знак сержанту, чтобы тот включил камеру, а сам в этот момент достал из чёрной папки какой-то документ, напечатанный на двух листах бумаги. Сверху в центральной части титульного листа красовался государственный герб Причерномории. Под ним крупным шрифтом большими буквами было напечатано «Департамент государственной безопасности», слово «Ордер» и другие формулировки, разглядеть которые было сложнее из-за более мелкого шрифта. Егоровдождался, пока сотрудник с камерой встанет напротив него и хозяина квартиры, и начал зачитывать документ.
– В рамках дела, возбуждённого по статье 525 Уголовного кодекса Причерномории «Разглашение информации, представляющей государственную тайну», с целью выявления материалов, составляющих государственную тайну: чертежей, пояснительных записок к ним, схем, других документов, содержащих упоминание о материалах, составляющих государственную тайну, в печатном виде и на электронных носителях, – провести обыск в помещении, расположенном по адресу: город Адмиральск, улица Правды, дом 14, квартира 35, в которой проживает гражданка Причерномории Калинкова Вероника Николаевна, 17.08. 2002 года рождения.
У мамы Вероники от услышанного подкосились ноги, и она едва удержала равновесие, хватаясь за письменный стол.
– Извините, – прервал Николай Калинков. Он подхватил жену за руку и усадил на диван.
– Обыск в присутствии понятых проводят сотрудники департамента госбезопасности начальник отдела по борьбе с терроризмом и экстремизмом Егоров Кирилл Александрович, главный специалист отдела компьютерных и информационных технологий Самокуров Валерий Владимирович, специалист отдела по связям с общественностью Артамонова Белла Викторовна, – зачитывал сотрудник ДГБ.
Женщина на диване закашлялась и схватилась за сердце. Николай Калинков взял со стола пустой стакан и бросился на кухню. Ему тут же преградили дорогу двое сотрудников ДГБ.
– Куда? – строго, не меняя выражения лица, вымолвил один из них.
– Господи, да что ж такое? – взволнованно пролепетал отец Ники. – Уже и воды из чайника набрать нельзя?
– В нашем присутствии, – вступил в диалог второй. – От нас – ни на шаг. Во всяком случае, пока идут процессуальные действия.
Вслед за Калинковым на кухню прошёл сержант с камерой, как будто опасаясь, что вместе с водой мужчина подмешает жене какие-то препараты. Под пристальным взглядом дэгэбистов Николай открыл деревянный шкафчик, служивший домашней аптечкой.
Добавив в воду сердечных капель, он поднёс стакан жене. Та дрожащей рукой взялась за край и чуть не выронила, расплескав часть содержимого на свою цветастую ночную сорочку. Придерживая стакан рукой, Калинков помог жене принять лекарство, после чего погладил по плечу и взял её левую руку в свои ладони. Девчонки-понятые растерянно прислонились к стене и испуганно переглядывались.
Шатенка со строгим каре в форме лейтенанта ДГБ стояла возле капитана и с ухмылкой наблюдала за этой сценой.
– Где ваша дочь? – требовательно спросила она.
– Я не знаю, – растерянно ответил отец Вероники.
– Вы только что с ней общались, – настаивала незваная гостья.
В это время сотрудники ДГБ бесцеремонно шарили по квартире. Они осматривали комнаты, заглядывали в шкафы и под диваны – вероятно, рассчитывая на то, что где-то в них прячется Вероника.
– Дома она не появлялась? – задал вопрос капитан Егоров.
– Нет.
– И ничего не брала, не заносила и не оставляла?
– Да нет же! – ещё более раздражённо ответил отец. – Если не появлялась, как она могла что-то забрать или оставить?
Дэгэбист, который сразу же после появления в квартире Калинковых вырвал у Никиного отца телефон, продолжал держать аппарат в своих руках и рылся в его памяти, проверяя сообщения и журнал вызовов. Через пару секунд его лицо исказила гримаса недоумения, и он передал телефон капитану Егорову, что-то ему при этом шепнув.
– Что это? – спросила Егоров, открыв последнюю переписку. – Вы отправляли дочери какие-то документы?
– Нет. С её телефона звонил другой человек.
– Что за человек?
– Я не знаю. Какая-то женщина. Сказала, что Ника в больнице и нужны данные её медкарты.
– В какой больнице?
– Говорю же вам, не знаю, – снова пожал плечами Никин отец. – Говорила, что Нике отказали в госпитализации в первой горбольнице и её повезли в какую-то другую. Частную, что ли.
Никин отец был явно не рад такому общению, хотя внешне выглядел абсолютно спокойно. Егоров задержал на его лице пристальный тяжёлый взгляд, после чего набрал на телефоне отца номер Ники и приложил телефон к уху. Однако вместо гудков раздалось автоматическое «Абонент недоступен». Лицо капитана ДГБ исказила гримаса.
– Как эта женщина вам представилась? – продолжал он.
– Сказала, что она – её лечащий врач.
– Вы с этим врачом знакомы?
– Нет. Первый раз с ней общался. – Николая Калинкова всё больше раздражал этот диалог.
– Тогда откуда вы знаете, что она врач? – Егоров пронизывал взглядом отца Ники. – Вам дали пообщаться с дочерью?
– Нет! Потому что в момент разговора ваш сотрудник вырвал у меня телефон! И что это за больница, кто этот человек и где наша дочь, мы теперь не знаем! – не сдержался Калинков.
Наблюдавшая за этой сценой шатенка в форме лукаво ухмыльнулась, с насмешкой глядя на вышедшего из себя хозяина квартиры.
Егоров взял со стола медицинскую карту Вероники Калинковой и бегло пролистал страницы, сверяя с фотографиями, отправленными по мобильному телефону. В это время двое мужчин уже лазили по Никиному письменному столу, перерывая её личные вещи.
Закончив осмотр медкарты, Егоров снова приступил к расспросу. Теперь он подошёл к дивану, где по-прежнему сидела мать Вероники, и уселся рядом.
– Скажите, как вас зовут? – спросил он у бледной женщины, нервно сжимающей пустой стакан.
– Лидия, – сдавленно ответила та.
– Поймите, Лидия, мы не меньше вашего переживаем за девочку. Её наверняка использовали втёмную. Вот ваш муж говорит, что звонила какая-то женщина, сказала, что врач. А как вы можете быть уверены в том, что она та, за кого себя выдаёт?
– Вдруг это жулики, шарлатаны, мошенники? – бойко ввязалась в разговор шатенка по имени Белла. – Вдруг ваша дочь похищена, и завтра эти люди потребуют с вас выкуп? А вы ещё медкарту вашей дочери им отправляете. Как вы можете быть уверены, что эти данные не будут использованы против неё и против вас?
Глядя на эту цинично-нагловатую шатенку, которая то и дело пыталась выпятить себя на передний план, Егоров поймал себя на мысли, что ему намного проще и комфортнее работать с Настей. Да, она была слишком мягкой и иногда даже жалела подозреваемых. Но благодаря этому именно у неё и получалось пробивать их на откровенные диалоги. Насте удавалось расположить к себе человека таким образом, что он сам начинал ей добровольно всё рассказывать. А вот с её старшей сестрой, Беллой Артамоновой, такого не выходило. Амбициозная сотрудница всё время тянула одеяло на себя, пыталась выглядеть жёсткой, пугающей, словно стремилась быть похожей на героиню западного боевика, и это приводило к эффекту обратному – вместо того, чтобы раскрыться и дать сотрудникам ДГБ интересующую их информацию, опрашиваемые, наоборот, закрывались от них непробиваемой стеной и разговорить их после неосторожных Беллочкиных реплик было уже сложнее.
– Мошенники? – переспросила Лидия. – Так они с нас денег не требовали. Только данные медкарты.
– Вы понимаете, у нас дочь пропала! – Голос Никиного отца, всегда довольно мягкого, в этот момент зазвучал гораздо жёстче. – Сначала мы узнаём, что её избила банда неизвестных. Хотим приехать в больницу, но оказывается, что ей отказали в госпитализации, и её уже там нет. А вы вместо того, чтобы искать тех, кто на неё напал, приходите с обыском к нам, её родителям! Более того, вы даже не дали пообщаться с человеком, который звонил с Никиного телефона и наверняка располагал информацией о ней! Если они – мошенники, то кто тогда вы?! Вас интересуют какие-то идиотские чертежи, а их – её здоровье! И кто бы ни были, эти люди, им я доверяю больше, чем вам. Потому что, в отличие от вас, они хотя бы дали понять, что пытаются что-то сделать для нашей дочери, а не врываются к нам в квартиру, как вы, с обвинениями. И не насмехаются над нашей бедой.
– Господи, да кто насмехается? – скривилась Белла Артамонова.
– Вы! – выпалил Калинков, ткнув в неё пальцем. – И вам даже не хватает такта скрыть свою придурошную улыбочку!
– Тогда пишите заявление, что у вас пропала дочь. Или мы объявляем её в розыск, – демонстративно-обиженно произнесла дэгэбистка, после чего села на стул и открыла свою папку.
– В розыск вы её объявите, если мы не подадим заявление, правильно? – осторожно поинтересовался отец. – А как кого вы будете её разыскивать? Не совсем понимаю вашего «или».
– Как преступницу, – прямо ответила та, роясь в бумагах в своей папке и направив на отца свой строгий взгляд.
– Что значит, как преступницу? – возмутился отец.
Егоров поднял взгляд на шатенку и снова повернул голову в сторону матери Калинковой.
– Мы бы и рады искать её как пропавшую, тем более после нападения на неё неизвестными ей наверняка будет присвоен ещё и статус потерпевшей. Но ваша дочь совершила ряд противозаконных действий.
– Да что вы такое говорите?.. Да она… Она законопослушный человек! Она вообще неспособна… – От волнения и растерянности голос Никиной мамы дрожал.
– Как оказалось, очень даже способна! – громогласно перебила её Белла Артамонова.
Капитан Егоров сделал ей упреждающий знак рукой и начал перечислять родителям Калинковой действия их дочери, которые и привлекли к ней внимание сотрудников ДГБ.
– Она опубликовала на своей странице пост, в котором раскрыла информацию, содержащую государственную тайну.
– Какую ещё тайну?! Она что, работала в каких-то структурах, имела доступ?.. Ничего не понимаю! – замотал головой Николай Калинков.
– Тогда это, по-вашему, что? – Капитан ДГБ достал из папки сложенный вчетверо листок с распечаткой поста Вероники Калинковой и ткнул в него пальцем. – Вы же не будете отрицать, что это – аккаунт вашей дочери?
Отец взял в руки листок и пробежался по тексту. Возмущение Калинкова сменилось удивлением. Будучи преподавателем журналистики в Адмиральском государственном гуманитарном университете, он читал предметы в том числе и на курсе у своей дочери. Проверял её работы, вёл разбор первых Никиных публикаций, напечатанных ею на практике в издании «Баррикады», куда она потом и устроилась работать. Николай прекрасно знал слог и манеру своей дочери. Писала она достаточно эмоционально и немного наивно. Но эта наивность перекрывалась фактажом, который приводила девушка в своих материалах. К тому же она была одной из немногих, кто уделял внимание подробному описанию локаций, действующих лиц и предметов. Яркий пример был на сдаче жилого дома по программе «Доступное жильё». Её коллеги в основном ограничились общими данными и прикреплёнными фотографиями, искренне не понимая, зачем в материале про открытие здания указывать цвет, в который оно покрашено, или описывать находящиеся рядом клумбы. Но, тем не менее, именно Никин материал оказался самым читаемым и цитируемым. Его перепечатали даже столичные издания.
В тексте, распечатку которого он держал в руках, большое внимание было уделено описанию некоего прибора, лазера, использующего в своей основе принцип «квантовой ловушки». Шло такое же детальное описание процесса «рождения» сверхмощного луча, создаваемого потоком квантов, проходящих через «квантовую ловушку». Из текстового описания этой ловушки Калинков понял, что речь идёт о какой-то особой форме зеркальной поверхности, используемой в приборе. В тексте он встретил словосочетание «спиральное зеркало», однако речь шла не о моноспирали, а описывалась совсем другая конструкция, по внешнему виду напоминающая спирали ДНК. Однако, несмотря на всю образность и детализацию, текст был явно не Никиного авторства. Слишком чётко, слишком выверено и полностью безэмоционально.
– Да это вообще не её стиль! – замотал головой Николай Калинков. – Она так не пишет и никогда не писала! Абсолютно не её манера!
– И тем не менее, это появилось у неё на странице. А потом было перепечатано сайтом «Баррикады», на котором она работает. И массой других изданий, в том числе иностранных, – последнюю фразу Егоров буквально цедил сквозь зубы.
Отец в недоумении почесал затылок.
– Я не знаю… Но это не соответствует не только стилю, но и уровню её образования. Здесь явно писал технарь. Текст нашпигован терминами и техническими характеристиками. Ника и слов таких не знает.
– Ну да, ну да, – произнёс Егоров, ещё раз глянув на листок с текстом. – Хотите сказать, что кто-то получил доступ к аккаунту вашей дочери и написал от её имени?
– Ещё скажите, взломал, – издевательски ухмыльнулась Белла Артамонова. – Обычно так все и говорят.
Егоров ещё раз направил на Артамонову свой взгляд. Отцу Вероники он показался особенно сердитым, угрюмым. Складывалось впечатление, что он не очень доволен участием этой девушки в следственных действиях. Словно она ему только мешала и он хотел заткнуть ей рот.
– У вас есть версии, кому ваша дочь могла давать свой телефон и кто мог иметь доступ к её аккаунту? – сосредоточенно спросил Егоров.
– Я не знаю, – почесал затылок Никин отец. – Она работает с разными с людьми, и в редакции, и в мэрии… Она много где бывает, со многими общается.
– Кстати, про мэрию. Как вы думаете, Стешкин Иван Митрофанович мог ей помочь с написанием этого текста? – с ехидной полуулыбкой спросил капитан ДГБ.
– Стешкин? – изумился Калинков. – Так он ведь госслужащий. Он-то тут при чём?
– Ну, как при чём? Вы же сами пришли к выводу, что текст писал технарь. А Стешкин до прихода в мэрию работал в КБ «Ингульское» и имел отношение ко многим разработкам. В том числе и к той, о которой идёт речь в данном посте, – информировал Егоров, наблюдая за реакцией отца Ники.
– Так а моя дочь здесь при чём? – недоумевал Калинков.
– А ваша дочь вынесла из университета прибор, который является важнейшей научной разработкой. Где этот прибор, в каком он состоянии и в чьих руках сейчас, неизвестно. Есть сведения, что она это сделала по заданию Стешкина.
– Что за бред? Какое ещё «задание Стешкина»? – нахмурил брови отец Ники.
– Зачем в рабочее время она пошла в университет? – продолжал сыпать вопросами сотрудник спецслужбы. – Насколько нам известно, её непосредственный начальник, Александр Васильевич Громов, ей такого задания не давал. А покинув университет, она направилась зачем-то снова в мэрию, причём конкретно в кабинет к Стешкину. Это тоже происходило в её рабочее время, но без согласования с её главным редактором. Вы допускаете, что отношения вашей дочери со Стешкиным могли выходить за рамки рабочих?
– Почему вы спрашиваете об этом у меня? – недоумевал отец Калинковой. – Она взрослый человек и вправе сама формировать для себя свой круг общения и проводить время с теми, кто ей интересен.
– Ваша дочь, Вероника Калинкова, неоднократно приходила в мэрию во время обеденного перерыва и после окончания рабочего дня. А 16 сентября она вошла в здание мэрии около шести часов вечера, направилась в кабинет Стешкина и покинула его только утром, перед началом рабочего дня. Это подтверждают сотрудники охраны, дежурившие в те сутки. Это у них такое общение по интересам?
Калинков от возмущения аж начал задыхаться. Мысль о том, что его двадцатилетняя дочь, которая толком и с парнями-то не встречалась, остаётся ночевать у шестидесятилетнего мужчины, ещё и занимающего столь высокий пост, приводила его в состояние шока. На неё это совсем не было похоже. С другой стороны, он понимал, что если Ника уже вступила в эти отношения, то запрещать ей что-либо будет чистейшей глупостью. Если у неё с этим человеком всё серьёзно – она просто переедет жить к нему, и он в состоянии будет её обеспечить. Если же нет, то и проблемы делать не стоит.
Калинков помнил, как в него самого неоднократно влюблялись молодые студентки, и некоторые были готовы даже предложить себя отнюдь не ради оценок. Однако такая «любовь» достаточно быстро проходила, и уже спустя пару месяцев эти же девчата уже встречались с парнями своего возраста. Мог ли Стешкин воспользоваться наивностью и неопытностью его дочери, Калинков не знал. В любом случае, это следовало обсуждатьотдельно с ней и с ним, но уж никак не с капитаном ДГБ и его подчинёнными.
Да и стоит ли сразу приписывать этим отношениям сексуальный или любовный подтекст? Мало ли, с какой целью она могла остаться на ночь в мэрии. Калинков прекрасно помнил, как и сам оставался на ночь с нерадивыми студентками, которые за день до сдачи дипломной или курсовой вспоминали, что им её нужно сделать. Яркий пример – Бубенцова и Прохорова, которые стоят сейчас перед ним в своих «вечерних» нарядах, вместо того, чтобы идти на пары или отсыпаться у себя в общежитии. По логике, которой руководствовался капитан ДГБ, Калинков неоднократно вступал с ними в отношения, так как вместе проводил с ними ночь на кафедре.
В то же время Калинков понимал, что ничего не сможет противопоставить капитану ДГБ в его догадках, потому что в последнее время он мало общался с дочерью. Приходил уставший после работы и, наспех перекусив, шёл к себе в спальню и либо плюхался на диван с пультом от телевизора, либо садился составлять конспекты новых лекций. Когда возвращалась Ника, он чаще всего уже спал, а его жена сидела в зале у другого телевизора и не отрывала глаз от экрана, где шёл очередной сериал. Поэтому девочка располагалась на кухне, где её ждал разогретый ужин и заваренный чай. Вечера она проводила в одиночестве, сидя с ноутбуком за большим кухонным столом. С кем она общалась в этот момент и о чём, он не знал. И он допускал, что в какие-то дни она действительно могла не приходить домой, и он об этом мог даже не знать.
– Да что вы такое говорите?! – с возмущением отреагировала на слова дэгэбиста мать Калинковой, начав приподниматься с дивана.
– Я озвучиваю факты! Я же не говорю, что она с ним спала! – попытался осадить её Егоров.
– Но вы на это намекаете! – пошла в наступление женщина. – Причём безосновательно и бестактно! А мне, между прочим, в тот вечер звонил её начальник и сказал, что Ника вместе со своим товарищем Артуром Дорогиным идут к Стешкину работать над каким-то интервьюи просил не беспокоиться, если они задержатся там допоздна.
— С Дорогиным, говорите? – хмыкнул Егоров. – А вас не настораживает, что он их отправил брать интервью на ночь глядя, когда в мэрии кроме охраны и самого Стешкина никого уже не было? Над каким таким интервью всю ночь они там работали?
И, приблизившись с Лидии Калинковой, начал говорить уже более тихо:
– К вашему сведению, именно Артуру Дорогину Ника и передала прибор, который похитила из университета. А до этого они оба незаконно проникли на кафедру. И то, что это могло происходить по заданию Стешкина, ваши слова только подтверждают! – зловеще говорил Егоров, и в этот момент был крайне доволен собой.
– В общем, у вас есть два варианта, – раздался над ухом Никиной матери голос шатенки с каре. – Либо вы пишете заявление, что у вас пропала дочь, и тогда, если мы её находим, она добровольно возвращает прибор. В таком случае, если она идёт на сотрудничество со следствием, у неё появляется возможность избежать уголовной ответственности как соучастницы данного преступления. Либо мы подаём её в розыск как подозреваемую в совершении преступления, но тогда выйти сухой из воды ей не удастся.
Дэгэбистка достала из папки листок и ручку – и уже через минуту заплаканная мама Вероники сидела за столом и писала то, что ей диктовала Белла Артамонова.
– Обязательно напишите, – дэгэбистка посмотрела на часы, – что в 07:25 вам звонила с телефона дочери неизвестная особа, представилась её врачом и потребовала переслать еймедицинские документы вашей дочери, но при этом каких-либо данных, которые могли бы еёидентифицировать, не назвала. И укажите, что последний раз её видели с Иваном Митрофановичем Стешкиным.
– Это ещё зачем? – вновь возмутился отец.
Мать тоже остановилась и посмотрела на девушку со строгим каре.
– Я такого писать не буду, – добавила она с недоумением.
Егоров вздохнул, бросив тяжёлый взгляд то на отца, то на мать Калинковой, и снова полез в свою папку, доставая ещё какие-то распечатки. На одной из них была Калинкова, идущая по коридору какого-то здания. Судя по углу, с которого была сделана фотография, это был стоп-кадр записи камеры видеонаблюдения.
– Это ваша дочь? – переспросил дэгэбист.
– Да, – удивлённо ответил отец, не понимая, к чему тот клонит.
Затем он показал родителям другую распечатку, при виде которой мать ахнула и приложила ладони ко рту. Калинкова стоит полураздетая в каком-то помещении, рядом женщина в форме охранника. В углу была дата и время. По всей видимости, это был кадр с камеры видеонаблюдения.
– О Боже! Какой кошмар! – запричитала мать Калинковой, закрыв рот руками.
– Это когда такое было? – ужаснулся отец.
– За несколько часов до того, как вашу дочь избили. Это пункт охраны Адмиральской мэрии, там вашу дочь досматривали. Как видите, раздели практически догола. А вот этот человек, – дэгэбист указал на фотографию Стешкина, – стоял рядом. Её досматривали по его указанию. Перед тем, как на неё напали, она проинформировала этого человека о своём местонахождении. Это подтвердил осмотр сообщений в её телефоне, который был произведён полицейскими в месте, где на неё было совершено нападение. Поэтому вы должны написать, что последнее, что вам о ней известно – это то, что она встречалась с Иваном Митрофановичем Стешкиным, и что в ходе их последней встречи в Адмиральской мэрии он пытался у неё что-то найти.
– Но откуда мне это должно быть известно? – спросила вдруг мать.
– Вам только что показали распечатку с камер в мэрии.
– Да, но из этих распечаток я не вижу, что досмотр проводился по указанию именно этого человека, – поддержал позицию жены отец. – Он просто стоит, смотрит на вещи…
– Вероятно, пытается найти среди них прибор, который она похитила по его заданию, а потом почему-то передумала отдавать и спрятала в своём рюкзаке, который предусмотрительно отдала своему коллеге Артуру Дорогину.
Отец пристально разглядывал снимки. Отбросив эмоции, он обратил внимание, что Нику досматривала сотрудница охраны мэрии, а Стешкин просто при этом присутствовал. Досмотр проходил в специально отведённом помещении, на снимке было видно, что на столе разложены какие-то вещи, и, судя по повороту голову Стешкина, именно они являются объектом его внимания. Кроме того, такие досмотры нередко проводились в аэропортах, если присутствовал риск, что человек может носить с собой запрещённый предмет. Процедура как процедура, неприятная, конечно, может быть даже унизительная, но не противоречащая ни действующему законодательству, ни нормам.
– А откуда нам знать, что эти снимки не поддельные? Я их первый раз вижу, нам об этом Ника ничего не говорила. Откуда я знаю, что это было именно в тот день и именно при встрече со Стешкиным? Как и то, о чём он ей рассказывал накануне.
– Я вам это говорю.
– А я вам говорю, что я об этом знаю только с ваших слов, – настаивал отец Вероники. – И вас я первый раз вижу. Почему я должен вам верить? Вы ни свет ни заря ворвались к нам в квартиру, солгав, что принесли лекарства для Ники, сразу же выхватили у меня из рук мой личный телефон, читали мои переписки… Я очень сомневаюсь в законности ваших действий. И то, что Нику обыскивал Стешкин, и что она ему что-то писала, мы знаем только с ваших слов. Заявление жена сейчас подпишет. Но того, что вы говорите, в нём не будет.
В разговор вмешалась Белла, явно разнервничавшись.
– Вы что, его выгораживаете? Думаете, он такой хороший? Если бы он хорошо относился к вашей дочери и желал ей добра, – дэгэбистка вновь ткнула пальцем на фотографию с раздетой Калинковой, – этого бы не было.
– Ещё раз повторяю: она нам об этом ничего не говорила, – парировал отец Калинковой. – Мы можем написать заявление только о том, что у нас пропала дочь. И только то, что мы наверняка знаем, иначе любая недостоверная информация будет приравниваться к даче ложных показаний. И вы, как сотрудник органов, не хуже меня знаете, что это такое и к чему это может привести.
В этот момент все дёрнулись от звука дверного звонка. Присутствующие в квартире напряглись и насторожились.
– Вы кого-то ждёте? – Дэгэбистка повернула лицо в сторону отца Калинковой. Раздавшийся звонок её почему-то очень напугал.
– Нет, – ответил тот в растерянности. – И это не Ника. Она обычно так не звонит.
– Я открою, – сказала мать журналистки.
Двое дэгэбистов направились вслед за ней, но спрятались за ближними углами. Один из них достал пистолет.