Утро оказалось на редкость поганым: серое небо непроницаемым покрывалом светилось до самой земли, рваные клочья облаков периодически рыдали о своей незавидной участи. А от мокрых капель в сочетании с ледяным ветром было не скрыться даже в учебных аудиториях — сквозь щели в рассохшихся рамах мерзкая погода прокрадывался и в классы в виде сквозняков.
Магистр Ликус мрачно поглядывал на окна. Престиж престижем, но в такие огромные дырки задувало как-то слишком мощно. И почему бы не сделать на диаметр бревна, как в селянских домиках? И заткнуть удобно, да и дует поменьше. А тут сажень почти между углами рамы — где ж тут укрыться, даже плащ с меховым подбоем не спасал. Чихнув, как на кровного врага, уже в третий раз на самое большое окно, располагавшееся возле учительской кафедры, магистр Ликус прочитал заклинание купала. Сквозить стало немного меньше, но окно подозрительно скособочилось.
И четверти урока не прошло, как в аудитории хрустнула первая парта. Магистр озадаченно пригляделся — мгновение назад там сидела милая девочка с длинными рыжими кудрями — а сейчас с обломков дубового стола на него грозно лязгнула челюстями рыжая волчица с черными пятнами на шкуре.
— Холодно — провыла девочка, — так теплее.
— Да, конечно, — согласился магистр Ликус.
Дальше оборачиваться студиозусы стали один за другим. Дикий кабан, два зайца, плотоядно облизывающающийся на пушистов лис, порыкивающая медведица, зло скалящаяся рысь, сонно ухающая сова… К середине урока в классе остались только два человека.
— А вы, молодой человек, чего шкурку не накинули? — вежливо поинтересовался магистр Ликус, гадая отчего же стало так зябко и в купале.
— Закаляюсь, — раскашлялся Клав.
Магистр Ликус солидарно высморкался в кружевной полосатый платок. В академии сплошь были оборотни, истинных людей было мало — и Клава знали все преподаватели, но это не мешало им подшучивать над студентом. Ладно еще в груди группах по 4-5 человек приходилось, а этот один-единственный в классе прирожденных оборотней да еще и на специализации оборотничество. Но самое любопытное, что все дисциплины сдает на высокий балл, кроме практики.
— Так вы бы поменьше закалялись, друг мой, а сопли как дождь текут. Может, вы бы шкурку накинули… во избежание…
Клав сердито засопел. Истории уже два года, и, как говорят студиозусы, — события основательно протухли, а до сих пор вспоминают, как он приперся на зачет по ориентированию в волчьей шкуре, зашитой на животе. Как он добывал эту штуку — история отдельная, но в итоге шкурку с него содрали едва ли не по кусочкам, и охотнику за взятую под честное слово добычу он полгода притаскивал самую жирную дичь. С назначенными на роль дичи приходилось рассчитываться домашними заданиями и тремя курсовыми работами — когда охотник наловчился стрелять и не промахиваться по слишком увертливой дичи. Увы, но легенда не сработала — хотя, может все дело в том, что он тогда не седмицу проходил в волчьей шкуре, а всего лишь полчаса, — но оборачиваться он так и не научился. Зато шуточка про шкурку и возможность ее поносить оказалась живучей и неубиваемой никакими иными похождениями.
Лекция продолжалась, только магистр предусмотрительно окопался за кафедрой и больше не рисковал приближаться к поредевшим рядам столов. Многие студиозусы при оборачивании еще были довольно-таки неуклюжи, и портими имущество. При мысли о том, что придется объясняться в очередной раз с завхозом, магистр Ликус помрачнел. Аринида Ксалишна была жабой не только по приклеенной студиозусами кличке — она действительно оборачивалась в огромное земноводное, и могла задушить за ржавый гвоздик, а тут… — магистр быстро сосчитал проплешины в стройных рядах столов — убыток на двенадцать парт. За такое не просто придушат, а сделают это многократно и с особым садистским наслаждением. Магистр Ликус плюнул на запрет и занялся реставрационным заклинанием. Главное не забывать потом поддерживать чары хотя бы пару часов, чтобы не сразу эти остатки рухнули.
— А сейчас рассаживаемся обратно, достаем свитки — у вас одна лучина на повторение двадцать шестой лекции ипроведем проверку знаний.
Магистр был хорошим магом, и эмоциональные волны он умел считывать прекрасно, да и преподавал уже не первый десяток лет, поэтому заранее поставил мощнейшую защиту. И все равно его попытались проклясть четырнадцать раз, навести три порчи. всучит в карму какую неведомую херню — по крайней мере раньше он таких странных заклятий не видывала. И сбить с ног ужасно сильной волной ненависти.
— Отлично, — магистр потер руки, попутно пытаясь отловить странное заклятие — оно еще оказалось и самосъебывающимся, и схватить себя не позволяло, но магистр был упорным. — Результаты минизачета по теме прошлого семестра: Артик четверка, Элирс три — нестабильная структура проклятия, Селеция — отлично, Грест — неудовлетворительно. Волна силы должна иметь точку опоры, а не болтаться как хвост в проруби. Та-ак, а кто автор этой фигни? — Ликус наконец-то отловил убегающее заклятие и бережно заколпачил его в сферу сохранения.
Студиозусы хранили героическое молчание. Тон да и выражение лица у верховного магистра были… многообещающими. Пауза затягивалась, тишина ощутимо давила на присутствующих. Когда давление стало почти невыносимым, Клав медленно поднялся.
— Это я создал, — обреченно сознался екан.
— А-а-а-га, — удовлетворенно протянул магистр Ликус. — Значит так, уважаемый екан, за такую оригинальную конструкцию я вам по своему предмету ставлю зачет и высокий балл за выпускное испытание, но за то, что для проклятия вы использовали суирогрициус, который явно добыли незаконно, а, говоря попросту, каким-то чудом сперли из директорского кабинета, я наказываю вас неделей в башне размышлений.
Клав покорно кивал. Зачет — это, конечно, хорошо, но башня как-то не равнозначна. И неделя ареста всего лишь за полфунта порошка, правда, драгоценного: за золотник давали три золотые монеты и то если зло поторговаться, а без торга и все пять золотых могли слупить А в том золотнике меньше щепотки порошочка. Но спорить с магистром себе дороже: влепит еще и за возражения недельку, и в довесок за неуважение к старшим. Был у магистра такой пунктик — когда Клав только поступил в Универсариум старшекурсники рассказывали страшную байку, как один незадачливый парень. наглотавшись по случаю пшеничной наливки попытался панибратски обнять и расцеловать любимого верховного магистра. Ликус порыв не оценил — и бедолага целый год каждые выходные драил все помещения жилого корпуса, внутри и снаружи.
Клав послушно склонил голову, хотя и скрипел зубами от возмущения. Магистр Ликус величественно кивнул, отправляя ану директору распоряжение. Через щепк свиток материализовался обратно, перечеркнутый красными чернилами — ан Сальсур отменил наказание, причем зачеркивал явно в сердцах: перо в нескольких местах даже поцарапало пергамент. А красные, специальные директорские чернила, расплескались по всему свитку, словно пятна крови свежей жертвы.
Верховный магистр оглядел свиток, даже в дырки глянул. Обычно ан Сальсур писал резолюцию словами: «одобряю» или «отменяю». А тут смачно так начеркал крест на крест.
— Похоже, башня раздумий для вас, уважаемый екан, неблагоприятное наказание, — сокрушенно вздохнул верховный магистр. И с упорством, достойным лучшего применения, подал новый свиток на утверждение ану Сальсуру.
У великому разочарованию Клава, недельное пребывание в подвале в качестве наказания директор одобрил, и даже собственноручно подписал, чтобы никакие преподаватели, а тем более профессора, лично вести занятия во время наказания екана не совались, а ограничились, в случае необходимости, лишь дисциплинарным контролем.
Клав, услышав новый приговор, в сердцах хрястнул кулаком по столу, но склеенная магией парта, лишь спружинила. Зато магистр покосился на бунтующего студиозуса весьма укоризненно: заклятье-то выдержит, его примитивным физическим воздействием не сломать, но вот громыхать-то зачем? Особенно если голова гудит, как растревоженный улей. Клав скривился, изображая виноватую гримасу, и верховный магистр продолжил лекцию.
Молодые оборотни вели себя почти смирно, в меру шумели, почесывались, позевывали, покусывались.На студиозусов в звериных обличьях правила дисциплины вообще-то распространялись, но в более лояльной форме. А малейшее нарушение порядка ана магистра изрядно напрягало. Может поэтому он зверей-оборотней и недолюбливал. Людей, впрочем, он не любил еще злее.
— Конструкция заклятия несет в себе три важнейших элемента: силу природного источника, ключ заклинателя или мага, где основу составляет отпечаток образа, слово, которое является активатором спускового механизма… — несмотря на благозвучный голос лектора и важность излагаемых аном верховным магистром знаний для выживания, в аудитории обычно царила полусонная атмосфера. Вот и сейчас студиозусы стали друг за другом сворачиваться в компактные клубки, кто на партах, кто прямо на полу. Мелкие укладывались на лавках.
Клав грустно огляделся — в такие моменты он как никогда остро переживал, что не умеет оборачиваться. Пока все лежали и мирно подремывали, ему приходилось сидеть ровно на жесткой дубовой лавке и конспектировать в свиток скучные длинные фразы. А оборотни, ссылались на то, что у них лапки, а коготками плохо держать и угли, и перья выпадают. Клав подышал на замерзшие пальцы — надо бы плащ потеплее присмотреть или телогрейку пошить. А покамест… парень потихоньку стал продвигаться к Арксе. В человеческом облике она была настоящей красавицей, а в зверином — большой рысью с лохматыми кисточками на ушах и золотыми глазами. А еще даже на вид казалась очень теплой, и это было существенно.
— Мы с тобой поссорились, — приглушенно рыкнула рысь. — На прошлой седмице.
— Помню, — согласился Клав, и пододвинулся еще немного, — а что нам мешает сейчас помириться?
— То, что ты после астрономии остался на крыше главной башни и стал целоваться с той выдрой! — рявкнула шепотом Аркса.
— Я ей показывал как выглядит ковш, — неубедительно стал оправдываться Клав.
— Губами? — Аркса оскалилась. — Можно было пальцем в нужную сторону потыкать.
— Я форму ковша показывал, а она прижалась, чтобы повторить контур, — Клав осторожно протянул руку и погладил мягкий пятнистый бок. Ну не порвет же оно его при преподавателе? Верне, Аркса-то может, но верховный магистр точно не позволит — это же ему потом придется кровь от стола отмывать, а с дубовой столешницы она плохо оттирается, даже заклинанием не берет.
— Вот и вали… контуры повторять, — Аркса напряглась, словно перед броском. Под шелковистой шкурой играли мускулы, лапы чуть подрагивали.
— Я помириться к тебе, а ты ругаешься, — Клав все-таки не зря ходил на все занятия по риторике: приемы магических речей он запомнил преотлично. — Обижаешь меня почем зря. Когда человек приходит к тебе с миром…
— Лучше бы он приходит с мясной ногой, — проворчала Аркса.
— Отгрызай, — великодушно предложил Клав, протягивая обе ноги рыси. Та только фыркнула и Клав, пользуясь безнаказанностью, засунул ступни под живот большой кошки — стало чуть теплее. — И ты намного лучше выдры… у тебя такая приятная шубка, такие милые ушки, ты такая милая…
Клав умело заговаривал зубы, почесывал шею, щекотал подушечки лап рыси, даже повернул большую лесную кошку, чтобы погладить живот. Когда Аркса опомнилась, оказалось, что человек уже удобно устроился головой на черной волчице, а ее саму растянул поверх себя наподобие рысеобразного одеяла. Да и выражение лица у Клава стала настолько умиротворенным, что захотелось и правда отгрызть парню все лишние и выступающие части тела.
— Козел!
— Чего тебе, Аркса? — откликнулся Бракс, который в козлином облике задумчиво дожевывал кусок конспекта.
— Ничего, — огрызнулась рысь. — Учи давай свои заклинания.
0
0