Майское солнышко ласково пригревало так усердно, что Ганс, шагавший по дороге на север, снял куртку и запихал ее в сумку, которая болталась у него на плече. За спиной в чехле — любимый лук. Тут же и арбалет, запас стрел в колчане, арбалетные болты в гнездах на наручах. У пояса — шпага. И пусть кто только попробует ляпнуть, что ему происхождение не позволяет ее носить — враз лишится и языка, и еще каких-нибудь выступающих частей тела.
С полудня, когда он расстался с Иржиком и Бенедиктом, декс успел отмахать до вечера, не особо напрягаясь, сорок километров и пришел в большую деревню. Там Ганс первым делом отыскал трактир, договорился о ночлеге и еде, благо в средствах он стеснен не был. Трактирщик выделил ему хорошую комнату и послал служанку проводить постояльца, а сам распорядился об ужине для молодого господина.
Ганс сложил на столе свои пожитки, умылся с дороги и спустился вниз в обеденный зал. Перед ним тут же поставили тарелки, миски и плошки со всевозможной снедью и большущую кружку пива: декс старался не выбиваться из общей массы мужчин, которые не забывали пропустить за обедом пару кружечек пенного напитка или вина, а лишние углеводы ему никогда не мешали. Впрочем, он и хорошенькой служанке подмигнул, за что был вознагражден многообещающей улыбкой.
Декс сидел за столом, неторопливо поглощал еду и привычно мониторил окружающую обстановку. Первым в глаза бросилось то, что нелюдей здесь было куда меньше. Ну да это было понятно: у них в Приграничье да еще на таком бойком месте можно было встретить и гномов, и эльфов, хоть светлых, хоть темных, и троллей, и оборотней всех мастей. Да у них неподалеку даже семья энтов жила. Здесь же промелькнула всего пара полукровок.
Затем Ганс обратил внимание на троих парней. Его датчики зафиксировали близкое сходство с хозяином трактира со степенью родства на уровне родитель-ребенок. Несколько брошенных фраз, которые уловил чуткий слух киборга, подтвердил его выводы о том, что эти трое — сыновья почтенного господина Рюбе — Хайнц, Кунц и Фриц. Первые два были крепкие шустрые парни двадцати и двадцати двух лет, которые вовсю помогали папаше: подменяли его за стойкой, разносили блюда посетителям, присматривали за порядком в обеденном зале. Третий, Фриц, был младшим, по результатам сканирования ему было шестнадцать. Он стоял у очага и с безразличным видом вращал монотонно вертел, на котором поджаривалась баранья тушка. Невыразительные глаза какого-то водянисто-голубого оттенка ненадолго задерживались на входящих в зал людях и вновь устремлялись в никуда. Парень периодически ковырял в носу и придирчиво изучал добытые оттуда залежи. А еще чуткий слух киборга уловил, как Фриц время от времени бубнил себе под нос: «Вот бы мне научиться бояться! Эх, как бы мне выучиться бояться!» Ганс хмыкнул — мало ли какие у людей придури бывают, — и вернулся к своей жареной рульке с капустой, пирогу с мясом и наваристому супу с клецками.
Время было уже позднее. Посетители и постояльцы трактира, сытые и размякшие от выпитого вина и пива начали травить всевозможные байки. Чем дальше, тем страшнее. Про злобных темных эльфов, привидения, упырей и прочую жуть. На россказни о дроу Ганс только фыркнул — он-то прекрасно знал, что не такие уж они и отъявленные злодеи, как их расписывают. А прочего он не боялся — в бытность службы в космодесанте он таких тварей навидался, что эти наивные сказки ему были скорее смешны. Зато остальные слушатели охали, ахали и ужасались, как и положено. Служанки испуганно вскрикивали и хватались за руки Хайнца или Кунца, которые тоже кивали головами и поддакивал: «Вот страх-то!» И только Фриц, который по причине готовности барана освободился от вращения вертела и подсел поближе к рассказчикам, пожимал плечами и бухтел: «И чего страшного нашли? Ни чуточки не страшно». На него шикали, чтобы не мешал рассказывать дальше, а папаша Рюбе сокрушенно качал головой. А парень опять принимался бормотать себе под нос: «Вот бы мне научиться бояться!»
Ганс засек, что почтенный трактирщик то и дело посматривал в его сторону с явным любопытством и с таким видом, словно что-то про себя прикидывал. Киборг, сыто откинувшийся на спинку скамейки, лениво жмурился, как довольный кот, и потягивал пиво, здраво рассудив про себя, что если человеку что-то от него надо, то он сам и подойдет. И оказался прав.
Не прошло и пяти минут, как папаша Рюбе отложил в сторону полотенце, которым протирал стойку, кликнул Хайнца, чтобы тот подменил его, и подошел к столику Ганса. Учтиво поклонившись, трактирщик спросил:
— Позволит ли молодой господин присесть рядом и задать пару вопросов? Не из праздного любопытства, — выставил он перед собой ладони, заметив скептически взметнувшуюся левую бровь парня. — Как знать, может, у меня к вам дело.
— Присаживайтесь, — кивнул Ганс, — что у вас за дело?
Трактирщик сел, внимательно посмотрел на парня и заговорил:
— Вот смотрю я на вас, молодой господин…
— Цукерброт. Ганс Цукерброт,
— Господин Цукерброт. — Трактирщик вдруг встрепенулся: — Позвольте! А не вы ли тот самый Ганс Цукерброт, который держит таверну «Гензель и Гретель» в Приграничье? На границе с темными эльфами?
— Он самый, — снова кивнул киборг.
— Наслышаны! Очень наслышаны о вас! — разулыбался папаша Рюбе, в свою очередь представившись Гансу. — А позволено ли будет спросить вас, господин Цукерброт, что привело вас в наши края?
— Решил постранствовать немного, развлечься, — пожав плечами, сказал тот.
— Ох, даже и не удобно обращаться к такому человеку со своей просьбишкой, — замялся трактирщик.
— Так что у вас все-таки за дело ко мне?
— Да вот… вы же видели моих сыновей, господин Цукерброт. — Ганс в который раз кивнул. — Старшие-то хорошие, смышленые ребята уродились, а вот младшенький как-то не задался. Глуповатый уродился. Да еще твердит свое «как бы мне научиться бояться» то и дело, седины мои позорит только. И ведь как я его ни спрашивал, какому делу он выучиться хотел бы, талдычит одно и то же, что хотел бы выучиться бояться.
— Что же вы от меня хотите? Чтобы я его напугал хорошенечко?
—Помилуй бог, господин Цукерброт! — воскликнул папаша Рюбе и даже руками замахал. — Пугать его уже пробовали. Пономарь здешний предложил взять Фрица в ученики. Вот взял да и отправил на колокольню в полночь в колокол позвонить. А сам укутался с головой в простыню и поднялся за ним следом. Фриц увидал его и спрашивает, кто, мол, ты таков. Пономарь, понятное дело, молчит, привидение изображает. Фриц его вдругорядь спрашивает: Кто ты такой? Пономарь молчит. Фриц ему тогда и говорит: Если добрый человек, то назовись. Если дурной — проваливай, или я спущу тебя с лестницы. Пономарь не поверил, что мальчик ему что-то дурное сделает и опять промолчал. Ну, Фриц его и столкнул в люк, да и сам спустился. Скатился пономарь с лестницы, лежит, шелохнуться не может. Фриц пришел в дом и спать завалился. Спустя какое-то время разбудила его пономариха, где, мол, муж. Ну, мальчик ей рассказал, что приходил кто-то чужой на колокольню, да сколько он его не окликал, так и не назвался, и, мол, спустил тогда он чужака с лестницы, чтоб не повадно было шнырять по ночам на церковном дворе. Пономариха побежала в колокольню и нашла там мужа. Ногу он сломал. Примчалась ко мне, ругалась, на чем свет стоит. Забирай, говорит, своего дурня, он мне чуть мужа не убил. Пришлось мне Фрица забрать да лекарю заплатить, чтоб он пономарю ногу вылечил. Ославил меня младшенький на всю деревню, хоть в глаза людям не смотри.
— Ну, а я-то чем помочь могу? — спросил Ганс.
— Я просто подумал, что вы такой статный, такой высокий молодой человек, очень сильный, судя по всему, оружием владеете. Вы ведь просто так странствуете, для собственного удовольствия.
— Допустим.
— Мой Фриц пытается вырезать из дерева каких-то зверей. И у него даже похоже получается. По крайней мере, медведя со свиньей не перепутаешь. Так вот я сговорился с одним очень хорошим резчиком по дереву, чтобы он взял мальчика в ученики. Глядишь, хоть какой-то толк выйдет. Хоть чему-то полезному научится. Только вот живет он в трех днях пути верхом отсюда. Вот я и подумал, может быть, вы могли бы сопроводить моего недотепу к этому мастеру. А то ведь без присмотра он непременно куда-нибудь вляпается, а других оказий в ближайшее время не предвидится. А я бы вам за это дал хорошую верховую лошадку. Верхом-то все удобнее путешествовать, чем на своих двоих. Как вам такое предложение?
Декс посидел, подумал, что он, конечно, и без лошади прекрасно обошелся бы, но почему бы и не проехаться вместо того, чтобы ноги бить? Почему бы и не проводить дуралея, куда там ему нужно?
— Хорошо, я согласен, — ответил Ганс, — отвезу вашего сына к мастеру. Пусть собирается в путь.
Папаша Рюбе искренне обрадовался и кинулся пожимать парню руки и благодарить его на все лады.
На следующий день поутру от трактира отъехали два всадника — Ганс на справном жеребце, полученным в уплату за сопровождение Фрица, который трусил рядом на крепком муле под богато расшитым седлом.
По дороге Фриц вертел головой во все стороны и засыпал декса кучей вопросов, словно впервые выбрался за пределы деревни. Хорошо еще Гансу было не занимать терпения, иначе он, в конце концов, не выдержал бы и чем-нибудь заткнул бы любопытного мальчишку. К счастью, к полудню Фриц утомился, и они устроили привал на берегу ручья.
Путешествие протекало без происшествий, встречные путники кланялись двум хорошо одетым молодым всадникам, те, в свою очередь, тоже отвечали, смотря по обстоятельствам. Понятно же, что никто не требовал от них раскланиваться с каждым нищим или бродягой разбойного вида, а вот хорошенькой селянке можно было и улыбнуться, и подмигнуть.
На закате парни отыскали удобное местечко в стороне от дороги, развели костер и плотно поужинали. Затем Ганс велел Фрицу дежурить три часа, пока он отдохнет, и улегся спать, хотя и не прекращал в фоновом режиме контролировать окружающую обстановку, оставив эту задачу процессору. Пока киборг отдыхал, Фриц подбрасывал хворост в огонь и прислушивался к ночным звукам. Все было так необычно и ново для него, что спать не хотелось совершенно. Только на исходе своего дежурства он начал зевать, но тут его сменил Ганс. Вскоре полянку огласил раскатистый храп. Киборг даже головой удивленно покрутил: и откуда только в таком хлипком теле берется такой мощный звук. Попытался растормошить Фрица, чтобы тот на другой бок перевернулся, да какое там! Как ни тряс его Ганс, за уши, за нос дергал, все без толку. Махнул декс рукой: как же, научится он бояться, если дрыхнет так, что хоть из пушки над ухом стреляй.
Следующий день тоже прошел без происшествий, а на ночлег парни решили остановиться в большом придорожном трактире. Во время ужина Фриц, как обычно, бубнил себе под нос, как ему хотелось бы выучиться бояться. Их услышал трактирщик, посмеялся и сказал:
— На перекрестке в получасе ходьбы от северной окраины деревни стоит дерево засохшее. На нем семеро разбойников свадьбу с дочкой заплечных дел мастера свадьбу справили и теперь летать обучаются. Вот ступай туда, сядь под тем деревом, да и просиди ночку. Вот уж страху натерпишься!
Фриц горячо поблагодарил трактирщика за совет и даже пообещал ему десять талеров, если научится бояться, а потом стал упрашивать Ганса отправиться к перекрестку с виселицей. Декс как раз нацелился отдохнуть спокойно, и ночевать черти где в компании с повешенными ему вовсе не улыбалось, но парень так умолял, что киборг сдался. Они оставили лошадей на конюшне, прихватили немного еды и вышли из деревни.
Старый одинокий дуб, засохший в незапамятные времена, на фоне быстро темнеющего неба парни увидели издали. На его ветвях раскачиваемые усилившимся к ночи ветром раскачивались семь висельников, а на макушке расселась целая стая воронов. Ганс прикинул, что устраиваться именно под деревом не стоит. И дело вовсе не в болтающихся на веревках порядком обклеванных трупах не первой свежести, — киборгу на это было решительно наплевать, — а вот быть уделанным птичьим пометом уж точно не хотелось. Поэтому они с Фрицем сходили в раскинувшуюся поблизости рощу, нарезали тонких веток, насобирали хворосту и развели костер чуть в сторонке. Ганс соорудил постель из веток и улегся спать, укрывшись плащом и оставив Фрица у огня.
Ветер еще усилился и к полуночи стал таким холодным, что парень порядком озяб, несмотря на костер. Висельники на дереве раскачивались под порывами ветра и стукались друг об друга и об ствол дуба. Фриц задрал голову, посмотрел на них и спросил:
— Ган, а Ганс! Ты спишь?
— Сплю, — буркнул декс из-под плаща.
— Послушай, а ведь им там, наверху, должно быть, очень холодно.
— Да какая им разница. Они же мертвые.
— Ганс, мне их жалко. Давай снимем их оттуда и пустим к костру погреться.
Киборг аж привстал на локте.
— Фриц, они мертвые, — он потянул носом воздух, сверился с данными газоанализатора и уточнил: — Уже три дня как. Они ничего не чувствуют. Холода тоже.
— Нет, все-таки надо снять бедолаг, — не унимался Фриц.
— Ну, вот и снимай, если тебе так уж приперло, — отмахнулся Ганс и укрылся с головой.
Фриц взял валявшуюся у корней дуба стремянку, которой пользовался палач, и с ее помощью снял всех семерых висельников. Затем он кое-как усадил негнущиеся, застывшие тела вокруг костра, получив при этом порцию матюгов от Ганса, когда споткнулся о его ноги, волоча очередной труп.
— Ну, вот и хорошо, — довольно потер руки Фриц, оглядев дружненько сидящих у костра мертвецов, — тут вам потеплее будет. И правильно, что вы друг к дружке привалились, так еще лучше будет, и подбросил в костер хвороста.
Огонь вспыхнул ярко, раздуваемый сильным ветром, и загорелись у висельников их лохмотья.
— Эй, братцы! Чего ж вы сидите и в ус не дуете, что у вас одежда горит. Осторожнее с огнем надо, — сделал замечание Фриц, но мертвецы как сидели не шевелясь, так и продолжали сидеть. Тогда парень опять сказал: — Ежели вы не будете осторожнее, то я вас обратно повешу. — Мертвецы его, конечно, не услышали и продолжали тлеть. Фриц разозлился: — Ну, раз вы такие дураки, то я сгореть вместе с вами не желаю, — плеснул на них воды из котелка и снова повесил всех на дерево, и опять уселся к костру, сердитый и недовольный.
Ганс посмотрел на него, хмыкнул и завалился досыпать, через положенное время встал, прогнал Фрица спать, а сам занял его место у костра. Через минуту громовой храп огласил ближайшие окрестности. Киборг включил фильтрацию и принялся править и полировать клинок своей шпаги.
Наутро парни вернулись в трактир за лошадьми. Трактирщик спросил Фрица:
— Ну как? Теперь ты научился бояться?
— Да с чего бы мне было бояться? — вздохнул тот. — За всю ночь ничего так и не случилось, а те семеро дураков только лохмотья свои спалили, когда я спустил их погреться у костра. И, право, такие бестолочи! Говорю им, что горят, а они и ухом не ведут! Повесил я их обратно, пусть себе мерзнут, раз уж такие недоумки.
Трактирщик только руками развел. Забрали парни лошадей и поскакали дальше.