Начавшийся 1875 год не протянул и двух месяцев в спокойствии, решительно заставив одеться в траур испанский королевский дом. Любимица двора, молодая супруга Альфонсо XII, Мерседес, до сей поры цветущая, «как алая роза», весёлая и остроумная, внезапно впала в меланхолию.
Её не радовала ни мягкая зима, ни хлопотливые попытки двора и супруга её развлечь, женщина перестала улыбаться, постоянно ёжилась, куталась и всё кашляла, кашляла. А потом, по выражению любезных кавалеров, «подобно молодому черенку нежной орхидеи, не выдержав тягот климата», умерла от туберкулёза. Её драгоценности, в том числе и опаловый резной перстень, за два месяца до её гибели преподнесённый королём в подарок, перешли к родной сестре его величества – Марии-дель-Пилар. Прошло ещё два месяца – и наследница скончалась от… туберкулёза.
Двор вновь облачился в чёрные ткани, с приличествующей скорбью сетуя на пагубность переживаний и влияние оных на здоровье юных дев, переоценённость расхваленных придворных лекарей и превратности судьбы.
Сплетничать напрямую о здоровье особ королевского дома было, всё-таки, неприлично, а судьба… что ж, судьба стерпит… как и лекари.
Но не прошло и нескольких лет – и тень рока над королевской семьёй стала очевидной для всех.
Выдержав положенное время траура, король выбрал новую невесту – принцессу Марию Кристину Орлеанскую. Прибыв ко двору, девушка не вызвала неприязни у жениха. Наоборот, не самая красивая, но обаятельная и остроумная невеста пришлась ко двору, а посему, получила в дар несколько драгоценностей, в том числе… тот самый опаловый перстень. И скончалась за два дня до свадьбы, ровно через два месяца, после получения подарка. Да-да, от туберкулёза.
Несчастливая драгоценность, с нехорошим шлейфом, перестала радовать женщин. Но драгоценный опал, продолжал сиять волшебным блеском…
Перстень был расширен и стал мужским. Не потому ли, женившись повторно, счастливый отец троих детей, в день своего 28-летия, сам надел его себе на палец?
Двор затаил дыхание. Нашлись голоса, предрекающие новое несчастье. И они, к сожалению, оказались правы.
Через два месяца Альфонсо XII скончался – от туберкулёза. Газеты заговорили о камне, «приносящем горе», и роковой перстень больше не посмели дарить никому живому. Его отдали святой – положили на алтарь Мадонне Альмуденской. Там он и пробыл почти столетие. Святая рука хранила заключенные в перстне несчастья.
В 1939 году Франко преподнёс перстень в дар Адольфу Гитлеру. Фюрер воспринял подарок с восторгом – он любил вещи необычные, мистические. По разным свидетельствам, Гитлер стал носить его весной 1945 года, говоря: «Сияние опала дарует мне веру в победу». Не исключено, что в день самоубийства перстень был на его пальце.
Что случилось с опаловым перстнем 30 апреля, и где затем бродил опаловый перстень – до сих пор неизвестно. Но в ноябре 1973 года скончалась от рака груди жена Георгия Константиновича Жукова, Галина. Маршал Победы очень уважал свою супругу, да и она, до последнего вздоха, дарила ему свою любовь.
В шкатулке с её драгоценностями, в отдельном чёрном бархатном футляре, у них дома хранился небезызвестный опаловый перстень, который пропал, сразу после смерти Георгия Константиновича, через год после похорон жены…
***
Тихое и безмятежное субботнее утро в Леонтьевском переулке у дома 15, строение 1, было омрачено громким и требовательным гудком. Редкого цвета «Лада 2106» лихо притормозила у подъезда, ловко перегородив выезд служебной «Волге» чёрного цвета. Стоящие у машины люди удивлённо смотрели, как из ярко-синего «Жигуля» вылезает спортивного вида молодой мужчина, в фирменных джинсах «Wrangler» и светлой рубашке.
Он держал на вытянутых руках шляпную коробку, с надписью «Barsalino. Italy» и улыбался.
– Ванечка, попроси, пожалуйста, отъехать, – услышали окружающие от сидящей в служебной машине миловидной женщины. Обращалась она к одетому в строгий двубортный костюм водителю.
Тот кивнул и двинулся вперёд, но ему помешали.
– Подожди, Лида, это ко мне, – остановил её показавшийся в дверях подъезда муж…
Андрей Андреевич, к своему ужасу, сразу узнал приехавшего.
Внутри похолодело.
Мысли заметались сумасшедшими птицами. Как? Почему он не…?
Последний же кинулся обнимать. И не просто так, а с хохотом и клоунской улыбкой, с дурацкой скороговорочкой, как «Андрюша» здорово выглядит. Сделав знак водителю и жене «ждать», Андрей Андреевич вернулся в квартиру.
Нежданный гость тут же уселся в кресло и затребовал «чем-нить освежиться».
– Даже не представляешь, дорогой, как я рад тебя видеть! – громко вещал он. – Наконец-то, смог навестить. А ты недурно живешь… горло пересохло, дай что-нибудь!
Громыко мстительно принёс коньяк. Но его молодой, наглый знакомый, словно забыв о стоящей у подъезда машине, принюхался, кивнул и выпил предложенного напитка.
– А закусить? – попросил он жалобно.
Съев предложенного сыра, наглец затребовал шоколадные конфеты. Громкое чавканье, сопровождаемое не совсем цензурными анекдотами про ЦК, (впрочем, не попадающими под статью), казалось, не закончится никогда. Гость испытывал терпение хозяина, но и хозяин умел ждать.
Наконец, бутылка опустела, и сквозь занавешенные от солнца окна, на пол легли длинные полоски теней.
Черноволосый захватчик хозяйского сыра и коньяка улыбнулся.
– Не волнуйся, дорогой, над тобой не будет тучек, чёрный день календаря прозвенел в колокол, уже как три недели назад. Ну, ну… бледнеть-то не надо. Ну, перебежал Аркаша Шевченко на сторону США, с кем не бывает? Прикинь, Громыко, это самый высокопоставленный предатель за всю историю этой страны. Нет, конечно, был ещё князь Андрюша Курбский у Ивана Грозного, но то когда было? А ведь тебя, дорогой, предупреждали!
На некоторое время воцарилась тишина.
Наконец, Андрей Андреевич решился:
– Что будет со мной? С семьёй?
– Надеюсь, что ты сможешь сидеть за своим рабочим столом до инвалидной коляски, – с ответом не промедлили. – Это ведь первый серьёзный промах, или нет? – черноволосый встал и подошёл к Андрею Андреевичу:
– Надеюсь, это было последнее твое «приключение»?
– Упаси бог от подобных. – Шепнули в раз пересохшие губы.
Гость осторожно, словно боясь помять, обнял министра:
– Отдыхай и ни о чём не думай, – сказал он тихо. – Приложи все силы, чтобы мы больше не увиделись. Кстати, мне нужны люди в Лондоне, хочу их задействовать в наших общих интересах. Семья Кесслеровых. Фамилию со страха не забудь. Пусть прибудут от твоего министерства.
– Приложу все силы, чтобы это произошло поскорее.
– Да, дорогой, прикладывай… кстати, смотри – подарочек!
Черноволосый встал с кресла. На его лицо перетекли тени уходящего солнца, и Громыко вздрогнул. Человек, стоящий перед ним, давно не был юношей.
Между тем он покопался в кармане джинсов и извлёк тусклый тяжёлый перстень:
– На, передай, для Галки, она как сорока камушки блестящие любит. Сам-то не трожь. Сердце у тебя слабое… хе-хе!
***
В Леонтьевском переулке с 1963 по 1989 год проживал бессменный руководитель Министерства иностранных дел СССР Андрей Андреевич Громыко. Отдыхать он предпочитал на маленькой дачке во Внуково, на которую любил регулярно выезжать по выходным дням, с женой.
Известный под псевдонимом «Мистер Нет», он выступал за разоружение, поддерживал антисемитизм, активно ссорил СССР с Китаем, способствовал торговле природными ресурсами страны и, фактически, стоял у истоков сокращения какого-либо производства. А ещё он был первым и… единственным министром иностранных дел, которого принял в Ватикане папа. И не один раз, а трижды. Первый раз официально, а затем, на организованных дружественных встречах, во время его приездов в Рим. Мистер Микеле Родригес, поверенный Папы в особых, связанных с Церковью делах, тоже всегда был с ним рядом. В личных вещах Андрея Андреевича сохранилась его визитка, на обратной стороне которой, (видимо, рукой хозяина), написан номер телефона…
«Мистер Нет» часто напевал военные песни, читал Шиллера в подлиннике, симпатизировал Вивьен Ли, любил гречневую кашу с молоком и подсоленным чёрным хлебом. Жена, в своих мемуарах, неоднократно подчёркивала его скромность. Правда, Громыко питал слабость к итальянским костюмам и синим галстукам «Бриони», ещё к шляпам «Барсалино». Дома в гостиной у него висели подлинники Серова и Шишкина, стояла мебель из карельской берёзы.
Известно нелицеприятное, мягко говоря, высказывание о нём Хрущёва: «Скажи Громыко снять в морозный день штаны и сесть… на лёд, он и это сделает». Характеристика от Брежнева тоже не относилась к дружественным: «Наш образцовый прихвостень и сплетник». Косыгин же высказывался о профессиональных неудачах министра: «Документы в папке, а папку он забыл и все секреты из этой папки разгласил…». Научные исследования Андрея Андреевича дважды были отмечены Государственной премией. По этому поводу, Суслов сказал: «Что он исследует, не знает никто, денег получил – никто их не считал, куда ему столько?». Разговор этот вёлся под стенографическую запись во время беседы с Косыгиным. Поэтому известен и ответ: «А кто Галочкины цацки за кордоном оплачивать станет? Ты, Сусло старое, молчи!». И, несомненно, он, по согласованию с кем-то в США, сделал всё, чтобы МС Горбачёв стал генсеком…
Это потом, а пока «Мистер Нет», проводив гостя, облегчённо рухнул в кресло и, забыв про все дипломатические хитрости этикета, по-простецки, хлебнул коньяка прямо из горлышка какой-то пафосной бутылки с иностранной наклейкой.
Расслабил и содрал с шеи аккуратно завязанный галстук, прицельно швырнув его, куда попало.
На работу сегодня всё равно не ехать, а жена поймёт. Раз уж такое мимо просвистело, грех не выпить. А оно просвистело, не зацепив, Ян! врать не станет.
Кстати, кто это Кесслеровы?
Надо их послать как-то официально, раз уж, они ему для чего-то понадобились. Немедленно заму поручить, пусть разбирается. Главное, чтоб не задерживались, собирали вещички, и в 48 часов, чтобы духу их в Союзе не было!
Он снова хлебнул из бутылки, чувствуя, как расслабляется стиснутое напряжением тело…
***
Чёрным днём советской дипломатии ознаменовался 1978 год. Предал Родину, Аркадий Шевченко, являвшийся заместителем ООН Курта Вальдхайма – Генерального секретаря ООН.
Это был шок, нокаут, катастрофа! Что ещё нужно иметь счастливчику, идущему по жизни смеясь?
С 48 лет он занимал высочайшую международную должность, был очень обеспеченным человеком. Его ожидал пост замминистра по вопросам вооружения. Сам благоволил А.А. Громыко, благоволил ему.
Да, «баловень судьбы» излишне пил и слишком любил женщин, но, если предположить, что он решил прилюдно сесть на горшок, в МИДовской высотке его бы только пожурили и, переждав год, этот господин вернулся бы, если не в Америку, то в Лондон, или, в совсем уж крайнем случае – в Париж.
В пафосных мемуарах «Разрыв с Москвой» Аркадий Шевченко, с трудом, скрывая печаль, долго описывал сей разрыв с идеологической точки зрения. Не скрыл, как боялся агрессивно настроенного Кремля и как благоволил «свободному миру». Но даже весьма скудно разбирающиеся в политике понимали: в коридорах МИДа никогда не задерживались «идейные», там работали только прожжённые циники, а уж на руководящих постах и подавно.
Разбирательство по удравшему в капиталистический рай дипломату проводили на уровне Ю.В.Антропова.
Правда, на площади Дзержинского знали, что в составе делегации предатель. Подозревали Анатолия Добрынина, (посла СССР в США), и Олега Трояновского, (представителя СССР при ООН), но вот весельчак и балагур, разговорчивый выпивоха Шевченко попал в разработку последним.
При проверке вскрылись весьма нелицеприятные факты. И в конце марта 1978 года, аккуратно, с целью участия в серьёзном правительственном совещании, его, наконец, решились отозвать в Москву. Но вмешалась судьба. Перед самым отлетом в Нью-Йорк, (штаб квартира ООН там), прилетел приятель Шевченко – Геннадий Сташевский, который на вопрос, о чем совещание, страшно удивился, потому что ничего о нём не слышал…
8 апреля Аркадий Шевченко ушёл из дома, оставив жене записку, рекомендующую немедленно решить вопрос об эмиграции.
Позднее станет известно, (от Олдрича Эймса, «нашего крота» в ЦРУ), что бежавший из «ада» господин начал приторговывать Родиной, (за хорошие деньги), аж с 1975 года, причём по собственной инициативе.
Но Леонгина Шевченко или растерялась, или отказалась. Мужу было уже не важно. В эмиграцию она так и не отправилась. Прилетев в Москву, женщина, (по официальной версии), наложила на себя руки. Правда, при весьма странных обстоятельствах. Труп нашли не сразу. На даче. За шубами. В шкафу.
Сын Аркадия – Геннадий – трудился в это время атташе в Женеве. 9 апреля его срочно назначают дипкурьером. Интересно, что в поездке домой его сопровождал товарищ из ГРУ – Владимир Резун. Возвратившись «за кордон», он быстренько превратится в «невозвращенца» и пристроится в холмах английского Девоншира – фермером, производителем овец мясной перспективной породы.
Приятно, Антропов и испугавшийся, (до кардиологической клиники), Громыко не мстили за отца сыну. Его трудоустроили в Институт государства и права АН СССР. Он стал профессором, написал около 70 научных работ. Работал там до 1997 года.
20 мая в Москве узнали, что Шевченко продал всех наших агентов. Один из них, Владимир Зинякин, имея дипломатическую неприкосновенность, смог улететь, а двух других, Черняева и Энгера, осудили, дав по 50 лет тюрьмы каждому. Позднее их обменяли на русских диссидентов…
Все знали о близкой дружбе жён Громыко и Шевченко. Честолюбивый Аркадий долго не мог пережить, что его назначение последовало сразу после дорогого подарка, который преподнесла Леонелла, (Линочка), Лидии Дмитриевне Громыко – брошь с 56 отборными, (каратными), бриллиантами…
Громыко открестился от этой дружбы сразу. Брошь, (как водится), пропала. Говорили, что её однажды видели на бюсте Зои Федоровой. Ну и, (под номером 666(!!!), она числится украденной у Саудовского принца).
Шевченко стал миллионером, развлекался, кутил с проститутками, женился, обзавёлся семьёй. Благополучие новоявленного миллионера, впрочем, продлилось недолго. Он развёлся, потерял роскошный особняк и умер в скромной съёмной квартире в Вашингтоне, от цирроза печени. Его остывший труп обнаружила пришедшая навестить больного отца дочь Анна.
Зато два могущественных человека в СССР, Громыко и Антропов, смогли объединиться и поддержали друг друга в сложный для них час. Громыко присмирел. Жена стала выходить в свет в российском янтаре и бирюзе. В 1983, после смерти Антропова, недоброжелатели зашевелились опять, но Черненко их быстро успокоил. Громыко продолжил свою деятельность бессменным «Мистером Нет». 11 марта 1985 года он поддержал товарища Горбачёва. Безусловно, благодаря его голосу Михаил Сергеевич стал «руководителем перестройки и гласности».
***
История же кольца с опалом продолжилась так же интересно, как и началась…
В 1980 году квартиру вдовы писателя Алексея Толстого ограбили. Преступников не нашли, зато исчезла бриллиантовая брошь Людовика XV, мужской опаловый перстень, датированный 17 веком, и крупный редкий турмалин.
В 1981 году старуха-актриса Зоя Фёдорова, известная своей коллекцией бриллиантов, которые попадали к ней разными, не всегда официальными путями, была убита. Грабителей не нашли. Зато, во время осмотра квартиры погибшей, обнаружили лежащий в стопке постельного белья турмалин – украденный годом ранее…
Через несколько дней коллекции голубых бриллиантов лишилась артистка цирка и бесстрашная укротительница тигров Ирина Бугримова. В Москве шептались и пальцем показывали в сторону любовника самой Галины – артиста театра «Ромэн» Бориса Буряце. Доказать ничего не удалось, как и найти, но Буряце арестовали и посадили за спекуляцию шубами. Расследованием нашумевших дел занимался лично замминистра МВД, зять Леонида Ильича – Юрий Чурбанов. После смерти тестя, во время празднования веселого 1987 нового года, Николай Анисимович Щёлоков на банкете в Кремле сделал замечание подчиненному:
– Ты, Юра, поскромнее живи и перстней старинных на пальцах не носи.
В тот же год Чурбанов был арестован. Опаловый перстень, украденный из семьи Толстых, попал в опись конфискованных предметов роскоши…
В 1989 году из спальни принца Фейсала бин Фахда пропали драгоценности. Из Саудовской Аравии они перекочевали в Таиланд. И исчезли. Саудиты до сих пор обижаются на Тайскую королевскую семью.
В 2019 году новоиспеченный король Таиланда Маха Вачиралонгкорн немножко странный, любящий наркотики и алкоголь господин, подарил своему очередному тестю опаловый перстень. Последний через два месяца скончался от… туберкулёза.
Из протокола места происшествия и пожара.
«Москва. Старший следователь следственного отдела внутренних дел Гагаринского района города Москвы майор милиции Калинин В.А. после полученного в 19.11. сообщения от дежурного РОВД о происшествии и пожаре, прибыл по адресу: ул. 26 Бакинских комиссаров, дом 7, корпус 2, строение 2, ресторан «Ракушка».
В присутствии инспектора госпожнадзора, специалиста-криминалиста и понятых, а также прибывшего директора предприятия общественного питания Поливайло А.С. произвёден осмотр места происшествия. Обнаружено: местом пожара является барная стойка и пространство 5,43х2, 98 вокруг неё. Высота потолков 3,05 м. От пожара пострадала деревянная основа стойки и каменная столешница, которая имеет отёкший и в трёх местах обугленный внешний вид. Сразу отмечено, что при температуре горения около 100 — 120 градусов и при открытом пламени, которого не видел никто из опрошенных свидетелей события, оплавление невозможно. По расчётам специалиста, оплавление мраморной стойки возможно при температуре от 600 градусов. Свидетели утверждают, что до инцидента барная стойка была цела.
Кроме того, на всем протяжении стойки, на полу, стенах и посуде имеются следы чёрного налёта, похожего на жирную сажу, толщиной от 2 мм до 4 см. Сажа предположительно органического происхождения. На оплавленной части столешницы находится прозрачная (единственная без налёта) литровая стеклянная кружка с содержащимся в ней напитком (предположительно пивом) в объеме около 0,5 л. На ней обнаружены отпечатки пальцев, идентифицированных как принадлежащие одному из пострадавших и официанту данного заведения Андрееву Б.С.
Если предположить факт оплавления столешницы, то кружку с напитком поставили на неё после воздействия высоких температур. Однако очевидцы в один голос утверждают обратное.
На полу, возле стойки, лежат два тела.
Один мужчина, приблизительно 40 лет, нормального телосложения, удовлетворительного питания. На голове в области лба имеется трепанационное отверстие треугольной формы с ровными краями размерами 2х3 см. Мозг изъят.
Второй мужчина, приблизительно 50 лет, нормального телосложения и питания, на запястье имеется наколка синего цвета: «Серёжа — Кызылюрт». На голове в области лба имеется трепанационное отверстие треугольной формы с ровными краями размерами 2х3 см. Мозг изъят.
Среди мужчин, по показаниям свидетелей, находилась женщина, сделавшая заказ на вынос. Свидетели не могут дать ее словесное описание/портрет. Единственное воспоминание официанта Андреева Б.С.: «Женщина была в юбке и кофте…». Ее тело не обнаружено. Заказ также исчез.
Со слов опрошенных, данная женщина, заказавшая еду на вынос, вела себя тихо и вежливо. Пострадавшие вели себя вызывающе и пытались приставать к ней. Она намеревалась уйти, получив заказ, но в этот момент из-за барной стойки «появилась огромная чёрная тень, визуально похожая на гигантскую паучиху. После чего свет на несколько минут погас во всех помещениях», и, когда загорелся, на полу находились два трупа. Женщина пропала.
***
Через сутки дело было передано в ведомство особых расследований МВД, а через трое суток КГБ. Через пять лет оно было закрыто.
***
Борис, изможденный отсутствием нормального питания и, главное, отсутствием у Ксении желания жить, давно взял управление их скромным хозяйством на себя.
Тем временем жизнь, сделавшая резкий поворот, медленно катилась под откос. Квартира потихоньку зарастала пылью. Шумные, забитые разноязыким народом улицы не радовали, а наоборот, заставляли сильнее ощущать одиночество. Работа все чаще виделась рутиной, где радость постижения нового постепенно растворилась в череде будней, спряталась среди бесконечных стеллажей и полок. Не радовали даже удивительные архивные находки. Здесь, в стране коммунистического будущего, они были не интересны никому, даже ему.
Он молча воспринял аномальное отсутствие общения в маленьком женском коллективе, к которому быстро присоединилась тоска по дочери, брошенной по прихоти жены. Его внутренний мир сам собой преобразился и меньше, чем через два месяца после приезда, окрасился в какие-то серые и зелёные, болотные цвета. Борис погрустнел и… смирился!
Но про день рождения дочери – такой недоступной, далекой и горячо любимой девочки – он, несмотря на умирание, не мог забыть никогда.
А потому, отпросившись заранее с работы, старший архивариус Ленинской библиотеки пошел в сторону Калининского проспекта в кулинарию ресторана «Прага», где (по записи за месяц) приобрёл мечту всех московских хозяек — торт «Птичье молоко». Ксения любила сладкое, и заботливый муж представлял, как,забравшись с ногами в кресла напротив столика с телефоном, они откроют бутылку Киндзмараули, разрежут торт и… будут ждать. Ждать, когда зазвонит телефон!
***
В квартире было тихо. Борис разделся и отправился на кухню чистить картошку, недоумевая, где его жена. На часах со смешными шишечками громкоголосая кукушка прокричала восемь вечера. Он уже было хотел начать беспокоиться, но в этот момент раздался звонок в дверь.
Он выглянул из кухни, и…
Поначалу Борис подумал что ослеп. В дверь ворвался яркий всепоглощающий белый вихрь. Пламя, излучающее счастье. Синий весенний воздух за окном сам собой заструился хрустальной прозрачной капелью, земля почему-то запахла свежими огурцами, а в темноте пыльного коридора он увидел… Снежную Королеву.
Она была сказкой.
Она была чудом.
Она была прекрасной, оглушающее, нестерпимо прекрасной статуей…
Неведомый ваятель талантливо вылепил все милые женские выпуклости, придав им странную, загадочную нежность. Только вокруг головы и стройной шеи клубился темный густой ореол, усеянный темно-красными всполохами и золотыми искрами.
«Изваяние» держало в руках бумажный пакет.
— Держи! Наш ужин, — услышал он. — Я в душ.
Но сияние из темноты коридора произвело на него такое сильное впечатление, что Борис, все больше возбуждаясь, протянул руки и…
Схватив жену, как викинг добычу, он зарычал, уволакивая ее в спальню. На кровать.
..У него никогда не было много женщин. Первая жена, совсем юная девочка Марта, с которой он в мире и дружбе прожил тихий, по-своему счастливый, но неяркий год перед войной, дарила ему покой и надежды на такое же спокойное и правильное будущее.
«Kinder. Küche. Kirche» , — так учили девочек в Австрии, так и он представлял свои отношения с женой. (1) (1. Дети. Кухня. Церковь. нем)
Но в Вену пришла война, а вместе с ней полное уничтожение всего старого, мудрого. Основ. Он думал, что его жизнь кончена, но в эту жизнь без спроса и разрешения ворвалась Валькирия, которая поработила разум и волю — но по его собственному настойчивому желанию. С тех пор Борис мог быть счастлив только рядом с ней. Она была его волей, верой, дыханием. Он любил ее той самой неистовой силой, которую не прощают ни боги, ни люди. Сейчас, после большого перерыва, он был жаден и неловок. Суетливо быстр и настойчив. Он был!
У Ксении были мужчины. Прошедшая тяжелую войну и познавшая горе, она, пожалуй, могла похвастаться их коллекцией. Несмотря на грязь и боль, Ксения всегда сама выбирала себе своего партнера. Человека для игр. Она познала случайную похоть комиссаров и робкую страсть изголодавшихся без женщины сельских крепких мужиков, она испытала наслаждение от ужаса пленных и жуткий страх насильника, которому с нескрываемым наслаждением вскрыла живот от паха до грудины… Но никого и никогда она не любила так, как собственного мужа — близорукого и белокурого, жилистого, с длинными пальцами музыканта и тихим спокойным невозмутимым баритоном. До обморока и крика. Неистово. Навсегда! Той самой великой силой, которую не прощают ни боги, ни люди.
***
Только через три часа, почти в полночь, совершенно бездыханный Борис смог подняться с постели. И даже оказался в состоянии отнести свою жертву к столу. А потом они пили пиво и впервые за долгие, мучительные пять лет весело смеялись. А потом, когда в окно многоэтажки, стоящей на «Розе ветров», заглянули первые звёзды и Ксения сквозь вязкое тёплое переполняющее ее счастье услышала телефон,они вздрогнули.
Все померкло.
За окном стояла ночь. Телефон звонил не умолкая, а двое оказавшихся в плену огромной страны людей не шевелились. Звонок смолк.
И тогда Ксения заплакала.
Борис принёс торт и долго ждавшую своего часа бутылку. Они молча ели … и продолжали ждать! К пяти утра, в миг, когда розовая заря разрезала небо напополам,стоящий на столике аппарат повторил свою трель.
Кесслеровы вздрогнули, очнувшись, и Борис схватил трубку.
— Соединяю. Вас вызывает Инвернесс. Шотландия. Говорите. У вас семь минут, — услышали родители.
И там, в огромной тугой сплетенной из звуков и цифр тишины, они услышали:
— Мамочка! Папочка! Привет! Как вы?
Они немного поговорили. О том, как живут хулиганистые близнецы, и о том, что у Мрака выпал зуб, но тут же вырос новый. Как они все приехали к озеру Лох-Несс и завтра пойдут искать в нем доисторического плезиозавра. А потом пикнул телефон,предупреждая: «Осталась одна минута», и тогда Ксения, вырвав трубку у Бориса, закричала:
— Маша, Машенька, детка, скажи Яну… Заберите нас!
***
Утром оба молча, как обычно приняли душ и одевшись пошли на работу. Но в их душах появилась искра надежды, а ещё зажглась новая жизнь…
***
1978 год, как оказалось, был очень богат на события. Все они: маленькие и большие, трогательные и забавные — потом смешались в неистовом калейдоскопе и превратились в исторические хроники двадцатого столетия.
Время, которое тянулось длинных 365 дней, вдруг сжалось в пружину, создав для СССР хронику грандиозных строек и не менее грандиозных речей, анекдотов, песен и самиздатовских книг. В этот год страна отпраздновала 60-летие ВЛКСМ, отправила на орбиту «Прогресс-1», интенсивно вела подготовку к Олимпиаде и пела песни Окуджавы. Смотрела «Мимино» и мечтала о талоне на книгу Дюма за сданные в макулатуру газеты.
В мире тоже все было хорошо. Архиепископа Краковского — Кароля Войтылу — избрали в Папы. Под именем Иоанна Павла II он вошёл в историю. ВОЗ объявила об уничтожении вируса оспы в природе. 1 марта могила Чарли Чаплина была вскрыта и кости его похищены. Спустя 11 недель их обнаружили в Лозанне. В день летнего солнцестояния у Плутона нашли спутник — Харон. В тот же месяц в календарь проник новый праздник — «День радужного флага». И в СССР появился не совсем понятный для трудящихся анекдот, с лозунгом «Голубые всего мира под флагом, объединяйтесь!»
Галину Вишневскую и Мстислава Ростроповича лишили гражданства, а Чикатило совершил своё первое убийство. А ещё в Англии родилась здоровая малышка после экстракорпорального оплодотворения; в СССР испытали нейтронную бомбу в 15 мегатонн; Джордж Харрисон и Оливия Тринидад объявили о свадьбе, и США приняли на вооружение F-16; а также дал ток первый гидроагрегат Саяно-Шушенской ГЭС.
В середине недели она не просыпалась сама, её будила громкая металлическая трель. С трудом вырываясь из тяжёлого мутного сна, Ксения, автоматически, тянулась к будильнику отвратительного болотного цвета и, гадливо нажав на трескучую кнопку, резко садилась. Морок сна отпускал неохотно, серый утренний полумрак сливался с такой же серой усталостью, и даже сесть не всегда удавалось не покачнувшись.
Обычно, по утрам она чувствовала себя немного лучше, чем тусклыми вечерами, однако на лице давно появились утренние складки, глубокие и грубые, которые наивный муж называл «Jolies petites rides» (1). Но сегодня был особый день. Маше исполнялся 21 год, а потому, к серой усталости, к навечно прилипшей маске презрения, присоединилась ещё и тревога: «А вдруг она не позвонит? Вдруг её не соединят, как на Новый год?».
Прилетев в Москву после грандиозного скандала с Яном, а потом и с дочерью, категорически отказавшейся покидать «капиталистов», и, ещё не ступив с трапа на землю, она почти сразу осознала, какую немыслимую глупость совершила майор службы внешней разведки Мутовина К.Г., вернувшись после командировки в страну. Нет, она не собиралась предавать Родину. Просто она из прихоти бросила своих родных.
Потому что они – там. Потому что уехала и оставила их именно Ксения…
С тех пор внутри умер и медленно болезненно разлагался её самый близкий человек – она сама.
Рядом зашевелился Борис.
– Как ты себя чувствуешь? – Борис задавал этот вопрос ежедневно.
– Каком… – последовал контрольный ответ.
– У тебя глаза больные…
– Очки надену!
– Позавтракай!
– Забыла спросить…
Затем они по очереди запирались в ванной и в туалетной комнатах, изредка переругиваясь, и, вздыхая.
Кроме Машиной даты, сегодня имелся ещё один повод для склок – Ксению вызывало начальство.
Три недели назад она, теперь постоянная работница внутреннего архива КГБ, передала в аналитический отдел справку о состоянии идеологической уверенности в скорой победе коммунизма среди учащихся старших классов школ, ПТУ, техникумов и студентов московских вузов. Закрытая справка, (как выяснилось позднее), была прочитана не только заказчиком, но и озвучена среди бойцов идеологического фронта горкома и, по слухам, даже в ЦК.
– Зачем? – устало поинтересовался вышедший на пенсию, но принимающий участие в жизни Кесслеровых Рашид Ибрагимович.
– Правда навредить не может! – буркнула Ксения.
Худояров в тот день резко замолчал и всю последнюю неделю не общался.
Вчера, случайно столкнувшись в подъезде с вышедшим на прогулку генералом, она услышала дополнение:
– У империалистов своя правда, Ксюша, у ЦК своя, у нашей конторы тоже… ты думай иногда, когда что-то делаешь! Думай!
Последним с тезисами был ознакомлен муж, который, вчитавшись, добил её своим резюме:
– По твоим словам, Советский Союз погиб, его ждёт война и развал на отдельные малые государства? Я, конечно, не специалист, но, при всей логичности вышеизложенного, мне кажется, что об этом никому не надо знать…
***
Уже через час в неизменном, обитом светлыми панелями кабинете, под портретом Феликса Эдмундовича, лицо, облечённое властью, размеренно и неторопливо задавало осточертевшие вопросы:
– Ксения Геннадьевна, вы подумали, как ваш документ может сказаться на оборонной мощности нашей Родины? Нам и так сложно в буржуазном окружении, или вы серьёзно думаете, что здесь все забыли про вашу дочь? То, что она изучает средневековье, не делает её морально устойчивой.
– Я принесла рапорт… – выдавила, наконец, из себя женщина.
Мосты были сожжены. Ей никогда не увидеть своего ребёнка. Надо тихо дожить. Худояров всегда прав.
Сидящий напротив вздохнул. Как-то отстранённо, будто со стороны, Ксения отметила – не подпишет. Хотел бы и хочет – видно же! – но не подпишет.
– Это исключено, – тут же подтвердило «лицо» её догадку. – Ни у меня, ни у вас нет таких полномочий. Вы не можете подать в отставку. Я не в силах её принять. Голос его окреп. – Будь моя воля, вы давно положили бы партбилет на стол! Слышите?! Партбилет!
Обитатель помещения, под суровым портретом, смотрел на неё, как на навозную муху, которая внезапно выползла из помойной кучи и решила поиграть в пасечника и пчелу.
– Я сто раз прочитал ваше личное дело! И не вам заниматься такими вопросами! Учите своего немца… э-э-э… промышленному свиноводству, – между тем, настойчиво порекомендовало начальство:
– Вы свободны! В пределах кольцевой дороги!
***
Проходя в зону архива, Ксения замедлила шаг у самого большого квадратного окна бесконечного коридора и, увидев многочисленные купола московских церквей, вдруг вспомнила, как давно не общалась с Еленой Дмитриевной. Подруга сильно постарела и плохо себя чувствовала в последнее время. А ещё Ксении вдруг остро захотелось зайти к отцу Василию – вдохнуть старинного ладанного воздуха из лампад, посмотреть на золото скорбных огней от зажжённых поминальных свечей и… поклониться лику Заступницы.
Дома, неведомо откуда взявшаяся, хранилась в ящике комода старая, ещё дореволюционная, Библия. Вначале она лежала на его поверхности, но, однажды, зашедший Худояров обратил внимание на книгу. Бережно подержав раритет в руках, старик посмотрел на притихшую Ксюшу и строго указал:
– Убери. В ней слишком много евреев на каждой странице текста…
– Причём тут евреи? — уже лёжа в кровати, поинтересовался у неё Борис. Ответить Ксения не смогла, но книгу они убрали.
Несмотря на политическую грамотность населения и настоятельные рекомендации пионерам и комсомольцам не посещать храмы, в стране, за последнее время, участились случаи крещения детей и отпевания умерших пожилых родственников. Ксения улыбнулась: научный атеизм удобрением ложился на подрастающее поколение и явно способствовал медленному воцерковлению последнего.
Выйдя с работы, она, было, направилась в сторону улицы Горького, чтобы, проходя мимо гостиниц, повернуть под арку и добраться до старого соборного Храма, но тут голову словно сдавило тисками, и Ксения, зачем-то спустившись в метро, поехала домой.
Не успев прилететь, они получили квартиру в только что выстроенной башне на проспекте Вернадского. Зная ситуацию с жильём, Ксения, до сих пор, заходя в подъезд, удивлённо задумывалась: не следит ли за её судьбой обидевшийся Ян, и есть ли шанс вернуться? Впрочем, известный постулат о надежде, умирающей в последнюю очередь, хотя до сих пор тлел, но не сильно, а она, сидя в метро, даже успела задремать, в приступе своих неутешительных мыслей и головной боли.
Доехав, Ксения поборола желание идти домой и тихо сидеть там, рядом с телефоном в ожидании звонка. Только не сегодня. И, пройдя мимо, женщина решительно направилась в сторону кулинарии – за тортом. Праздник у них или нет, в конце концов?
Но враг всего человечества, подрабатывающий, по совместительству, змеем-искусителем, не пустивший в храм и отправивший за покупками, отчего-то направил её путь в сторону пивного бара «Ракушка». Бар был известен на всю Москву своими креветками, жареной треской и пивом. Поразмыслив, Ксения решила не противиться оному врагу и зайти– купить всё необходимое и, накрыв для Бориса праздничный ужин, усмирить, таким способом, сердечную боль.
Престижная пивнушка располагалась в серой цементной пристройке с торца обычной девятиэтажки. В своё время, возмущённые жильцы обили пороги райкома партии, доказывая нецелесообразность такого близкого знакомства обитателей дома с тлетворным влиянием западной субкультуры. Однако, многочисленные проверки СЭС не выявили особых нарушений, и первый пивной ресторан Москвы процветал. По вечерам, особенно в пятницу, туда выстраивались огромные очереди, жаждущих припасть к «источнику» горожан.
Несмотря на объявленную борьбу с алкоголизмом, пиво, по-прежнему, относилось к категории слабоалкогольных, а, следовательно, политически устойчивых напитков. Оно продавалось даже в кинотеатрах и банях. Коммунисты, несмотря на явное превосходство перед капиталистическими оппонентами, твёрдо знали, что привлечение народных масс к гигиеническим процедурам и культурным развлечениям должно происходить не только через разум, но и через желудок.
В «Ракушке», помимо общепризнанного «Жигулевского», можно было продегустировать такие редкие и дефицитные сорта, как «Портер», «Мартовское», «Карамельное», «Дижалус». Последнее время пользовалось большой популярностью пиво «Дачная Москва», являвшееся элитным вариантом марки «Ячменный колос».
Подойдя к ресторану, Ксения увидела длинную-предлинную очередь на вход. Она заняла в ней своё место, но, твёрдо зная, что советская система купли-продажи товаров является сложной и многоступенчатой, предусмотрительно отошла к рядом стоящим лавочкам.
Там организованно тусовалась сплоченная компания в импортных обносках. Приобретя у них с небольшой наценкой «четвертинку», и, воспользовавшись принципом «пиво без водки –деньги на ветер», целеустремленная женщина успешно поменяла месторасположение в очереди, быстро оказавшись у входа.
Мест за столиками не было. Но майор спецслужб, ловко опередив на повороте сомневающуюся личность, заняла место за стойкой бара. Там, уже не включая уловок и фантазии, она постучала по каменной столешнице металлическим рублем с изображением Владимира Ильича, заказав появившемуся из дыма официанту:
– Две порции трески, полкило креветок и три литра «Москвы». На вынос. В вашу тару, пожалуйста.
– Тара платно, – буркнул в ответ из дымовой завесы халдей.
Получив законную трешку, он исчез так же, как и появился, а Ксения осталась ждать.
– На-ка, болезная, – вдруг послышалось сквозь гул зала.
Перед ней поставили полкружки с плавающими остатками пены, почему-то сильно смахивающими на чьи-то слюни.
– Спасибо, – не оборачиваясь, произнесла она.
– Ты, баба, пей давай, раз налили, – это сосед с другой стороны, татуированный не слишком грамотной надписью «Сережа – Кызылюрт» на запястье, требовательно ткнул в неё предложенной к употреблению кружкой.
Капли пива попали на столешницу и устремились к юбке. Ксения вздрогнула и отстранилась.
— Гы! – заржал сосед за спиной.
– Пей, раз дали! Обижусь! – добавил бывший сиделец Кызыл-юрта.
Но, воспитанная войной дама нагнулась и, прихватив сумку, попыталась уйти за барную стойку.
Брезгливый официант с потомственным римским носом, украшенным импортной оправой очков, многоопытно исчез в подсобке.
В шаге от женщины сиротливо ожидал своей участи праздничный ужин.
В голове от резкой перемены положения опять застучало, а глаза стала заливать мутная мгла.
***
Паучиха была голодна. Воспоминания радостных дней проживания среди питательных сущностей, с увлекательными запахами страха и крови, ушли в небытие. Запертая суровым сибирским нравом хозяйки, она давно смирилась с участью и тихо погибала вместе с ней. Её госпожа периодически роняла соленые слёзы, которые вначале вызывали испуг, затем глухое раздражение, злость и досаду. Наконец, впав в отчаяние от голода и одиночества, она стала предпринимать попытки вырваться из-под власти разума хозяйки. Для Ксении такие попытки оборачивались частыми головными болями и головокружением.
Вот и сегодня, день начался ощущением потери и, как следствие, голодными спазмами у членистоногой и резкой головной болью у прямоходящей. Но судьба, наконец, решила сделать подарок несчастной истощенной Ей!
Первым ощущением явился стойкий запах грязных душ. Такой же присутствовал когда-то, во времена её первого настоящего кормления в польском костеле! Затем к этому будоражащему, лакомому запаху присоединилось возбуждение хозяйки, её брезгливость и, наконец, злость.
Больше паучиха не могла сдерживать себя! Изголодавшаяся сущность боялась, что хозяйка не позволит ей напитать свою плоть, и она ринулась вперёд, сознательно уничтожая тщательно расставленные Ксенией заслоны!
***
1978 год выдался невероятно музыкальным и чувствительным. В Советском Союзе на дискотеках и из магнитофонов лился хор «АББЫ» и «БОНИ М». Не переставая, пел соловьём любимец всех поколений Демис Руссос.
Студенты курили в коридорах, пили тёплое пиво под столом в аудиториях, шепотом пересказывая истории о преимуществах западной жизни. Становясь старше и мудрее, такие личности стремительно вступали в партию, пытаясь пристроиться в горкомы и парткомы, ближе к продуктовым и вещевым заказам, премиям, а главное – к возможным поездкам на экскурсии в страны социалистического лагеря и запредельно волшебным командировкам в Азию, Африку и Латинскую Америку. Работать. На три — пять лет. За валюту и чеки Внешпосылторга.
Первого марта 1978 года стандартно объявили о снижении цен на телевизоры, изделия из капрона, холодильники, детское и женское белье, моющие средства. Почти на 25%. Ещё раз снизили копеечную квартплату и оплату тарифов за телефон.
Народ кивнул головой. Правильно.
Повысили цены на натуральный кофе, шоколад и изделия из золота.
Все были возмущены. Бардак.
Правда, первого сентября оказалось, что все учебники школьникам и студентам положены бесплатно. Студентам повысили стипендию до 40 рублей, была ещё повышенная в 50 и Ленинская – 100.
Но так ведь и должно быть. А как иначе?
Еще студенты первыми стали щеголять с чёрными «дипломатами». Настоящие модницы копили и покупали дорогущие болгарские и югославские дубленки, кто попроще – монгольские, вышитые цветами. Появились в продаже первые финские куртки «Аляска».
Появилось и еще кое-что.
Некоторые товарищи не желали жить всю жизнь только с одной женой, и в стране впервые отметили всплеск разводов. Некоторые личности стали саботировать партактивы и общественные мероприятия. Пока таких было не много, но на ноябрьскую демонстрацию идти уже не хотел никто. В мае проще – теплее…
Впервые отмечено снижение тиража газеты «Правда». Людям было не жалко сорока копеек в год на подписку, они просто не хотели её оформлять!
20 февраля Леониду Ильичу товарищ Суслов вручил в Кремле орден Победы. Вручение приурочили ко дню Советской Армии. Это не рядовое событие, скорее всего, не было бы удостоено вниманием, но в 1989 году, спустя 11 лет, некто Горбачев посмел отменить Указ о награждении. И хотя всем известно, что «мёртвого льва может пнуть даже осёл», почему-то было обидно.
_____________________________________________________________________________________
1. Милые маленькие морщинки (франц).
̶ Смешные белые трясогузки, тысячелетиями сбиваясь в стаи, стараются лететь почти в метре от земли, стелясь живым искристым ковром, избегая, таким способом, нападений от орланов днём и сов ночами. Так они совершают свой путь-круговорот жизни из Афганистана в Индию и обратно. Рождаясь в горах Гиндукуша, на живописных побережьях Шивы и Сарыкуль, они перебираются на зиму в тёплые и влажные места, расселяясь, в основном, по берегам Брахмапутры и Годавари – священных индийских рек, впадающих в Бенгальский залив. И пока не погибнет последняя птичка, стая, в своём постоянном возрождении, будет лететь обратно через горы к своим гнёздам и истокам.
Точно так же, неспокойный народ Востока, сливаясь в один живой поток, медленно кочует по бескрайней Хайбер-Пахтунхва, Кашмиру-Разорванному Раю.
Первопредок сегодняшних современных Дуррани из рода Абдал, записанный придворным Великих Моголов, звался Нимат аль-Харави и происхождение вёл от Кайс Абдур Рашида, предводителя всех пуштунов, который, в свою очередь, описан внуком Соломона – царя израильтян. История происхождения народов хитра и замысловата, как и весь мир, а потому, чтобы не отвлекаться, можно лишь указать, что в Великой Летописи «Слуг наставника» указано: «Три сына колена израилиева от разных жён пошли своими дорогами: один из них, лицом чёрен, звался Трир; второй, с ликом белым, имел прозвание Скиф и третий, загорелый солнцем – Абдал»…
Ян рассказывал сказки. Теперь по вечерам его отряд после ужина собирался в гостиной и замирал, в предвкушении невероятной истории. И начиналось. Мягко светила вечерняя лампа, звучал негромкий голос, а сам дом и все вокруг становились центром необъяснимых видений. Перед глазами слушателей стены прорастали зелёным коридором лесов, превращались в царство гор, вознесённых под бесконечный свод небес, или пересыпались мелким песком диких пустынь. Вставала над миром серебряная луна, шли по пескам усталые караваны, распахивали ворота старинные крепости, и монах-летописец, с усилием раскрывая тяжёлую обложку огромной книги, записывал на пергаменте строку за строкой…
В эти мгновения, неугомонные близнецы замолкали, и, будучи чувствительнее взрослых, всем своим существом поглощали тайные знания земли. Даже у Ксении сердце сжималось от нетерпения, и уходила заползшая в душу глухая тоска.
– Пропустив все оговорки, легенды и мифы, подходим к существу вопроса, – наглый начальник сбил настрой группы, с шумным хрустом откусив большой кусок яблока.
Борис осуждающе блеснул очками. Танюша вздрогнула, близнецы вспомнили про ещё не сломанный, (упущенная возможность!), грузовик. Мир зашевелился. Где-то на улице просительно мяукнула соседская тощая кошка, прикормленная жирными кусочками палтуса от жалостливого Бориса Евгеньевича. Гавкнул дремавший Мрак, заскрипел львиными ножками старый диван.
Ян продолжил возмутительное чавканье:
– Маш, включай телевизор, новости по ВВС начинаются. Ужинать пора…
Включённый голубой экран тонким срывающимся голоском только что введённой в штат корреспондентки Кейт Эди (1) вещал удивлённым слушателям:
– На место этого невероятного происшествия направлено подразделение Национальной жандармерии. Начат сбор доказательств. Комиссар полиции считает, что данный акт вандализма совершили два человека…
Оператор показывал разрисованные свастикой разбитые надгробья на кладбище Катценхайме, расположенном в 10 километрах от Страсбурга…
Таня охнула. Илья сжал кулаки. Маша заплакала…
Ян, сгорбившись, как-то странно, по-птичьи, растопырив пальцы, попытался погладить девочку:
– Мёртвые сраму не имут, Маша. Пострадали не умершие, навсегда себя испачкали живые. А им… а они… просто грядёт смена эпох. И нам в ней жить.
***
В ночь на 12 июля 1972 года в городе Херрлисхайм, впервые после Великой войны, был осквернён военный мемориал. Такое святотатство встретили с крайним возмущением во всём мире. Безумцев поймали. Судили. И оба, обладателя здравого ума, отправились в тюрьму на пять лет. Но это было только первое осквернённое кладбище…
Зато в СССР – семидесятые – славная эпоха застоя!
В стране, впервые с момента её существования, целое десятилетие не ведутся боевые действия. Все страшные потрясения, (Карибский и Далмацкий кризисы, события в Чехословакии и в Новочеркасске), остались в прошлом.
В СССР властвуют брюки-клёш, батники, высокие каблуки и о-о-очень короткие юбки. Дети уезжают в пионерские лагеря, а взрослые – по профсоюзным путёвкам, в отпуск; бесплатными являются: образование и медицина, людям дают квартиры! И самый дешёвый в мире проезд на общественном транспорте в стране. Повсеместно номинальная копеечная квартплата. Не существует наркомании и безработицы. Крайне низкий уровень суицидов и психических расстройств.
Израильтяне, произведя в 90-х статистически-экономический анализ, пришли к выводу, что реальный уровень жизни в СССР превышал уровень жизни в США на 17%. К 1975 году страна производила промышленной продукции где-то на 20,6% от мировой, (для сравнения США – 20,4%, совокупно страны Европы – 19,8%). И хотя жители величайшей страны завидовали наличию на Западе жвачки, цветной туалетной бумаги и французских духов, но жили они, реально, лучше! Просто никто не считал то, что есть, социальным благом!
Между делом, появляются «универсамы» и кафетерии, стремительно укорачиваются юбки на школьной форме, вырастают волосы у парней, увеличивается ширина брючин. Выходят в прокат: «Служебный роман» и «Ирония судьбы», «Семнадцать мгновений весны» и «Место встречи изменить нельзя», «Джентльмены удачи» и «Москва слезам не верит». Появляются передачи: «А ну-ка, девушки!» и «Что? Где? Когда?». Поют ВИА: «Самоцветы», «Песняры» и «Весёлые ребята». Студенты едут в стройотряды, зарабатывая за сезон немыслимую сумму в 300-700 рублей – на мотоцикл! Страна начала закупать «у капиталистов» ширпотреб и радовать свой народ американскими фильмами, немецкими ботинками, парфюмерией и финскими куртками. Их было немного, но они были отменного качества! При этом, доля отраслей, определяющих технический прогресс: машиностроение, электроэнергетика, химическая промышленность – выросли до 36%. Совокупно, СЭВ производило до 30% продукции от мировой. В этот временной промежуток доля капиталистических стран в товарообмене снизилась до 50%. СССР был не сырьевой, а серьёзной, научно-технической, экономикой – лучшей в мире!
Почему в конце «золотых семидесятых», внезапно, как по мановению чьей-то волшебной палочки, СССР отказывается от своей идеологии и финансовой структуры, начиная стремительное падение вниз?
***
Когда все наплакались и… наелись, а близнецов удалось усмирить и мягко отобрать недоломанный грузовик, Ян решил закончить свою историю:
– В начале октября 1524 года, в резиденции короля Вест-Индии, торжественно отмечали прибытие эскадры, возглавляемой великим мореплавателем синьором Васко де Гама с сыновьями, Эштеваном и Паулу. На званом торжественном обеде синьоры Франсишку ди Алмейда и Афонсу ди Албукерки, делившие, в отсутствие вице-короля, его полномочия, присутствовали с жёнами. Красавицы-синьоры, укреплённые своей верой, смело выдерживали все невзгоды пребывания в этом диком краю со своими мужьями. Рядом с Эсмеральдой ди Адмейра за столом, не поднимая глаз, сидела её воспитанница Амалия. «Девушка с необыкновенно белой кожей, несмотря на явно смешанное происхождение, весьма созревшая, тринадцати лет. Она знала игру на клавесине, была крепка в вере, грамотна и владела португальским и испанскими языками». «Его величество вице-король Индии и сопредельных территорий благосклонно отнёсся к сироте, прослушав её игру на музыкальной челесте». Правда, через непродолжительное время, он, обладая свирепым нравом, вспомнил про дела и отдал приказы к немедленному восстановлению разрушенного форта, а также по ремонту прибывших кораблей, которые, несмотря на жару, уже были вытащены на берег. Вечер закончился казнью виновных. Четыре костра с корчившимися на них телами горели ярко…
Это было первое упоминание о странной молодой синьоре, с которым можно ознакомиться по подробным отчётам Гаспара Коррея и Альваро Велхо, состоявших в те времена на службе в Калликуте, Кочине и Каннаноре.
Второе упоминание о девице Амалии находим в завещании вице-короля. Известно, что у Васко де Гама и его жены Катарины де Атайде было шесть сыновей и одна дочь. К 1747 году всё потомство, по мужской линии, вымерло, хотя по женской – оно продолжается до нашего времени. Но в одном предсмертном документе, заверенном красными и синими нотариальными печатями, предписано выделить на пожизненное содержание некоей католички девицы Амалии сто золотых дукатов в год, обязав контролировать их расход Паулу де Гама. Это огромная сумма, сравнимая сегодня с ежегодным пожизненным содержанием в триста тысяч евро годовых. Девица оказывается богатой невестой…
История была бы забыта, (мало ли незаконно рождённых детей заканчивало свои дни в монастырях), если бы не ещё одно странное событие.
Пожалуй, первыми начали военные действия пуштуны. Им не нравились крикливые выходцы из-за моря, ломавшие при помощи своих мечей и крестов, законы торговли. В самом начале 1525 года, сын Халида ибн аль-Валида из клана Тор Тари, Абдал запретил продажу иноверцам «ковров, не теряющих цвет, и камней, крупнее ногтя». Отплывающий домой Эштеван де Гама был поставлен перед выбором: либо отказаться от партии персидских ковров и драгоценных изумрудов, прибыв к его величеству в Европу ни с чем, либо развязать с огромным арабским кланом войну, либо… извиниться, решив возникшие неполадки в торговых делах мирным соглашением. И вот тогда, случился один из странных казусов в истории.
На вопрос, чем португалец может отплатить за допущенное недоразумение в торговых делах, пуштунский клан Тор Тари потребовал некую девицу Амалию! Эштеван да Гама резко отказал. Но уже через седмицу Паулу да Гама дал своё согласие, и красавица католичка, готовая закончить свои дни где-то в португальском монастыре, пошла женой в пуштунский гарем! Невозможное событие! Невероятное! Преступное! Но… запротоколированное всё теми же Гаспаром Корреем и Альваро Велхо!
– По-твоему, братья продали сестру иноверцам? – хмыкнув, перебил рассказчика Борис.
– Ага, – гордо сообщил сказочник, закусывая кусочком сыра пятидесятилетний порто.
– Не может быть! – фыркнул историк. Он был готов к спору, но его ожидания были самым гнусным образом обмануты.
– Ну что ж… тогда нам пора спать! – наглец потянулся и, поискав под креслом тапки, собрался удрать из гостиной.
На удивление, дорогу к отступлению начальнику преградил Борис, давно решивший для себя, что хоть Ян и опасный элемент, но перечить жене – это перейти дорогу самому Богу…
С грохотом упал стул, на котором сидел занудный архивист, с треском развалился на отдельные части тот самый злосчастный синий грузовичок, (видимо, такова была его судьба – сложить кабину и колеса именно в этот вечер). Удовлетворенные этим событием, Пётр и Павел на миг застыли, широко открытыми глазами посмотрев на отца. Вздохнула Танюша, хихикнула Маша, а громко чихнувшая от поднятой пыли Ксения высказалась:
– Не вздумайте заразить меня простудой! Кто из вас болен?
– Ты! – утвердительно хмыкнул вернувшийся на место прежней дислокации, (не удалась попытка скрыться!), начальник.
– Я? – возмущению Ксении не было границ. – На этом, забытом Богом острове население поголовно заражено полиомиелитом и туберкулёзом. Вместо того, чтобы тихо сидеть по профилакториям, они ещё и перемещаются взад-вперёд, как в чумном бараке, и просто обречены на вымирание. Это ты притащил нас сюда, да ещё и утверждаешь, что я больна! Давай не тяни, заканчивай свой рассказ и, наконец, поясняй, чем мы теперь будем заниматься!
– О, моя королева, вопросы крови самые таинственные на свете, ведь кровь плотнее воды. Я просто хотел показать предсказание и пригласить на прогулку по Афганистану, ну а дальше вам самим решать, кто и с кем.
За окном ребристым рельефом городской застройки выделялось голубое небо, на котором застыли пушистые сонные вечерние облака. Решившее уйти на покой светило отдавало последнее тепло. Даже редкие автомобили на улицах интеллигентно гудели, словно сонные шмели, летящие в свои норки на покой.
На белую скатерть стола лёг пахнущий плесенью и пылью старый кусок выделанной телячьей кожи, на котором были начертаны странные, похожие на расползающихся червяков, закорючки.
Борис согнулся над документом, потрогал, потёр, понюхал и с придыханием сообщил:
– Подлинник. Санскрит.
В гостиной стало тихо. Большая чёрная собака, тяжело вздохнув, подняла умную голову. Мрак строго посмотрел на общество и вопросительно гавкнул. Илья дотронулся до Бориса и, почему-то, шепнул:
– Читай-давай!
Немец пошевелил губами, переводя старые фразы на немецкий, а потом уже на русский:
«Спустя четверть отпущенного века, после смерти последнего из рода англов короля всех пуштунов, разразится война со скифами, которая обрушит великую страну и изменит весь мир…». (2)
_____________________________________________________________________________________
1. Кейт Эди – известный английский журналист на ВВС
2. Этот документ, датированный концом XIII началом XIV века, написанный на санскрите и принадлежавший последнему королю Афганистана Захир-шаху, находится в библиотеке Ватикана, в собрании редких документов. Документ хранится под литерой DigiVatLib 1725/7851240, цифровая копия протокола CIFS c сетевого оборудования хранения Dell EMC.
Глупый маленький солнечный заяц, с раннего утра, заигрывал с раскидистым розовым кустом. К сожалению, растение не проявляло достойного внимания к тёплому лучику солнца, и пушистик, обидевшись, перебрался на каменный цветок, стоящего рядом памятника, с пространной надписью, выбитой лет сто назад трудолюбивой рукой каменотёса. Посланника света не интересовал лежащий под камнем, но когда струйка тумана облачной серой мутью стала подниматься из-под треснувших плит, он шарахнулся в сторону испугавшись, как бы появившаяся из земли субстанция не запачкала.
Между тем туман, не проявив к зайцу внимания, занялся лепкой. Из серого облачка медленно и неохотно проявилось морщинистое лицо, с чуть раскосыми провалами тёмных глаз, под густыми старческими бровями. Спустя время, человек, в смешных полосатых брюках, тёмном пиджаке и белой рубашке, отделился от камня, неслышно ступив на гравий дорожки. Мужчина сделал бесшумный вдох и замер. Каменные постройки окружала привычная спокойная лесная тишина, с её птичьим щебетом, шорохами и шумом старых дубов, больше двухсот лет растущих на холме. Наконец, из-за поворота, скрытого тенями пока негустой, зелёной, нежной и мягкой весенней листвы, появилась полупрозрачная фигура, затем ещё одна и ещё. На площадке перед памятником, украшенным розой сгустились тени, и резко похолодало.
– Мы услышали позволение выйти. Весна наступила. – Услышал родившийся из серой мути тумана человек в полосатых брюках, от дамы в смешной шляпке, с овальной тульей и поднятыми по бокам полями. — Мы пришли. Голодно.
Ожидавший кивнул, соглашаясь с холодной густой кисельной тишиной.
– Выходите, хоть мы и гости в этом мире, – беззвучный голос окончательно спугнул бедного солнечного зайца.
***
Пока тени приветствовали друг друга, кланяясь, в начале дорожки, ведущей в этот тенистый закуток, послышались шорохи и смех. Через несколько минут мимо теней-невидимок небольшой группкой проследовали люди. Облако недовольно заколыхалось и отступило в глубину стоящих каменных захоронений.
Но призвавший остался стоять на месте, в виде той же полупрозрачной субстанции, и лишь кривоватой улыбкой поприветствовал незваных гостей, так некстати вторгшихся в этот тихий уголок.
Если бы тень прошлого в полосатых брюках умела сопоставлять увиденное и размышлять, то обратила бы внимание, с каким удивлением прошедшая мимо него экскурсионная группа отметила его приветствие. Но память призрака несовершенна, и он не отметил ничего и не заметил, как расплылся в широкой улыбке стройный черноволосый молодой человек, а его ноздри, (тонкого носа с лёгкой горбинкой), слегка дрогнули, когда он поморщился от резкого запаха прелой весенней земли. Девушка рядом с ним тоже фыркнула и чихнула. Призрак не почувствовал, с каким презрением идущая следом пара рассматривала все детали его одежды. Да что там! Он не заметил даже того, как два мальчика нацелили на него свои деревянные мечи, (правда, остановленные бдительными родителями, только угрожающе помахали ими, не успев ринуться в кусты), потому что мать обняла их, а отец показал сыновьям пудовый кулак.
***
– Здесь неплохо, – уговаривал Ян кампанию, которая, осознав, что шоу на погосте программой не предусмотрено, скисла совсем. Даже близнецы тихо ковыряли столешницу ножами и молчали. На них осуждающе смотрел метрдотель, прикидывая стоимость заказа, но и он, профессионально оценив взъерошенный вид Яна, не возмущался…
– Ну, ребят, заказываем… мне тартар из оленины, (люблю это слово, бардак означает!). Маш, давай, активируйся… мы с вами находимся в оазисе викторианского стиля. Открыл его в 1876 году шеф-повар Наполеона III, Август Кеттнер, а потому, несмотря на вычурное убранство, здесь кухня французская, а потому вкусная. Боречка, ну хоть ты поддержи, коньячку… а?
Кесслер оторвал взгляд от меню и кивнул головой, соглашаясь.
– И на-а-а-ам, – хором проорали разрушители заведения.
– А вам мороженое! Самое вкусное в Сохо! И вообще, мы посмотрели на вампиров. Убедились, что Туманный Альбион – земля таинственная. Так, например, Елизавета II состоит в прямом родстве с графом Дракулой. Букингемский дворец построен на месте публичного дома, а в Виндзорском замке тусуются привидения Генриха VIII, королевы Елизаветы I, короля Георга и Чарльза I. Неужели неинтересно?
– Нет! – рявкнула Ксения, и вокруг столика, занятого невоспитанными иностранцами, повисла зона отчуждения.
– Не шуми, – строго заметил предводитель бунтующего отдела. Отчего-то он не спешил подавить «бунт на корабле», а почти веселился, рассматривая подопечных, имеющих вид изготовившихся к битве воробьёв. – Мы, между прочим, в Англии, а это не просто родина Шекспира. Это ещё и родина строгих правил, нацизма и расизма. Здесь, до сих пор, не отменено рабство (1). Основоположник теории выращивания идеальной человеческой расы Френсис Гальтон родился здесь.
– А что это за теория? – спросила Танюша.
– Это наука целая, евгеника – пояснила начитанная Маша. – Этот Френсис, кстати, двоюродный брат Чарльза Дарвина. У меня куча вопросов на эту тему, и есть сомнения о нашем происхождении от обезьян.
– Какая ты у нас умная! – вставил Ян… веселье в его глазах постепенно гасло.
– Вся в дядю, – резюмировала миссис Кесслер.
– Да-да, помню «…Право жить ещё не означает иметь право на продолжение рода», – промычал Борис, пробуя Blason d’or. (2)
– А это сказал Карл Пирсон, основатель расистской биометрики, – Маша была в ударе…
– Ну а первым нацистом в мире оказался некий Томас Карлейль, убеждённый антисемит, уверенный в божественной миссии нордической расы, – Ян допил арманьяк. – Именно с этих островов в мир выливается грязь. Я добавлю: именно Христиан Девет, (а не Троцкий), изобрёл концентрационные лагеря. Джеймс Хант поставил негроидную расу рядом с гориллами. Сэр Чарльз Дилк призывал уничтожать «дикие племена и варваров, любыми доступными методами». «Кровавый кодекс», позволяющий вешать детей с 8 лет – это тоже изобретение Великой Британии. Твой любимый Герберт Уэллс, Машуня, сообщил миру о том, что единственным разумным и логичным решением в отношении низшей расы является её уничтожение! Кстати советую ещё почитать Киплинга, разумеется, не в переводе Маршака… именно с берегов Туманного Альбиона на другие земли расползается эта зараза. Если не сдерживать рвение островитян, то Третья Мировая война скоро сметёт остатки разума с поверхности Земли. Вот поэтому мы здесь. И надолго.
***
В 1972 году в Европе сложилась удивительная расстановка сил. Страны Варшавского договора функционировали в почти полной экономической блокаде. При этом лидеры стран обладали удивительными способностями и пользовались безусловным авторитетом среди граждан. Авторитарность власти не подвергалась нападкам, а наоборот, руководители были весьма уважаемыми и любимыми своим народом. В Чехословакии правящую партию возглавлял сын батрака Густав Гусак из Австро-Венгерского королевства, сумевший, в неполные шестнадцать лет, закончить гимназию и поступить на юридический факультет Коменского университета в Братиславе. Единственный за всю историю студент, обучавшийся бесплатно по выделенной ему персональной квоте «за большое рвение к наукам».
Восточной Германией руководил Эрих Хонеккер, сын кровельщика из Померании, случайно вывезенный убегающим от фашистов советским разведчиком Петраковым А.С., (позднее уничтоженным в ГУЛАГе). Немецкого мальчика, оказавшегося в Москве, пристроили в семью и дали университетское образование.
Венгерский лидер Янош Кадар, (Джованни Джузеппе Черманик), начал свою жизнь в канаве, родившись от союза солдата Яноша Крезингера и служанки Борбалы Черманик. К 14 годам мальчик с улицы, работающий вначале разносчиком газет, а потом, наборщиком в типографии, выигрывает шахматный турнир в Будапеште!
В Румынии управляет хозяйством страны бывший вор Николае Чаушеску, сумевший вытянуть нищую страну и не оставивший после своей трагической смерти ни одной монеты долга!
Крестьянина Теодора Живкова в момент рождения забыл записать в регистрационную книгу пьяный православный дьячок. Правда, это не помешало мальчику закончить юридический факультет в Софии.
Объединитель королевства сербов, хорватов и словенцев Иосип Броз Тито – крестьянин-хорват, воевавший в австрийской армии в Первую Мировую войну, и, сумевший заслужить себе личную «серебряную шпагу». После тяжелейшего ранения, оказался в революционной России и обучался в Московском университете. Когда его не стало, искренне рыдала вся Югославия. Такого настоящего народного горя никогда не видел мир…
Личности в истории – играют ли они роль, или как сказал В.В.Маяковский: «Единица – ноль, кому она нужна?».
А к когорте великих можно причислить еще и Мао Цзедуна, и Ким Ир Сена, и Фиделя Кастро…
С другой стороны, в «благословенные времена семидесятых», жизнь ломает испанца «фашиста» Франсиско Франко. Меняются в калейдоскопе президенты Италии, и ищет помощи и поддержки от СССР финн Урхо Кекконен.
***
Зато в Британии, в Ливерпуле, женщины-продавцы тропических рыб могут по закону раздеваться догола в общественных местах. Беременную, которой приспичит справить нужду напротив Букингемского дворца, не оштрафуют. Если на побережье выбросило кита, то любой гражданин Соединённого Королевства обязан подарить его голову королю, а хвост – королеве! Если вдруг вы решите умереть в палате парламента – вам запретят! Умирайте где хотите, но не там, иначе семья, скорбящая по покойнику, обязана будет выплатить огромный штраф! Биг Бен – это не имя часов, а название самого большого колокола Вестминстерского дворца, весом в 13 тонн. Королевский театр Бристоля показывает мюзикл «Кошки» с 1766 года, практически без изменений! А Темза, протекая через город, встречает там на своем пути 200 мостов и 20 тоннелей.
***
Влажный и тяжёлый туман, как беспощадный, но умелый главнокомандующий, обложил город. Правда, не укреплениями, а густой серо-белой ватой. Вечер взял в осаду дом номер 36 по Уэлбек-стрит. Ветер тихо смылся на побережье и не смог помочь усталым жителям города. Люди кашляли, вдыхая дым, смешанный с угольной крошкой, тихо оседающей на тротуарные плиты. По вечерам камины ещё топили. Всё это привело к тому, что дом рядом с православным храмом не был обойдён вниманием островного климата.
Перед сном вконец обнаглевший начальник мило пофилософствовал на тему «Страдания в соответствующих погодных условиях», затронувших одинаково всех вместе и такой единственной и уникальной персоны, как Ян, в частности… и даже самого распоследнего скряги, (имелась в виду Ксения). И на этом «печальном материале» сделал вывод о весьма неутешительном результате всеобщего равенства. А потом и вовсе смылся спать, проигнорировав грозные взгляды рассерженной подчинённой. Взмокшая от сырости, раздражённая тишина повисла в доме. В детской на втором этаже, расположенной в конце коридора, уснули неугомонные близнецы. Серой тенью показалась и исчезла кошачья голова.
Дом уснул.
Ближе к полуночи, тучи окончательно спрятали до того ярко горящую Луну.
Впрочем, как выяснилось, спали не все. Прозрачной тенью медленно и неотвратимо к дверям дома приблизился человек-призрак в клетчатых брюках. Постояв на крыльце, и, убедившись, что дверь закрыта, он беззвучно вздохнул и… полез по водосточной трубе, к приоткрытому окну!
***
Кто может обвинить спящих, если миром завладела ночь и Гипнос (3), младший брат Таната (4), летит над миром?
…Илья проснулся внезапно, словно серые тени далёких гор, за которые ушла его старая бабка, посмотрели ему в душу своими грозовыми снежными шапками. В доме стояла сонная тишина. Рядом тихо спала его маленькая жена. И, всё-таки, что-то было не как обычно. Богатырь встал, отгоняя дремоту, и подошёл к окну. На улице не горели фонари, и только свет лампады в церкви напротив освещал пространство вокруг…
Маша читала Стокера. Она, как раз, дошла до момента прибытия, когда ей почудился знакомый запах… с кладбища! Девочка втянула в себя воздух и встала. «Супчик-голубчик пришёл! Вечеринка в доме обеспечена!», – она улыбнулась и, накинув халат, поторопилась по следам идущей с улицы вони…
– Хватай! – среди тишины глубокой ночи донеслось до обитателей дома.
Команда вскинулась, рывком поднимаясь на постелях, вслушиваясь. Где-то за крайней дверью коридора слышались стук и шумная возня.
– Заходи с тыла! Бери его в клещи! Удерёт!
Коридор наполнялся домочадцами. У двери стоял Мрак, глухо рыча, и, стремительно увеличиваясь в размерах. Бежал со свечой маленький мистер Сомс, и стремительно загоралось электричество во всём доме.
– Он мой! – торжествующий вопль двух маленьких глоток раздался из-за дверей и внезапно затих.
Двери, с треском, распахнулись, и перед домочадцами предстала картина разрушения в детской. Перевёрнутые стулья, разбросанные игрушки, немыслимо изогнутый вопросительным знаком торшер. На стене, рядом с картинками зелёных пушек и танков с красными звёздами на башнях, грязной серой тряпкой висел приколотый деревянными мечами, как бабочка на планшете, человек в полосатых брюках, белой рубашке и чёрном пиджаке.
Клочья туманно-белой рубашки потихоньку оплывали вниз, скапливаясь на полу лужицей беловатой мглы.
Вошедший первым Ян широко улыбнулся.
Призрак ответил мрачным взглядом, но промолчал.
Начальник тоже не был расположен к разговорам. Он, с удовольствием, любовался картиной. Впрочем, любовался недолго – вынул из стены оружие и щёлкнул Мраку пальцами. Собака открыла бездну пасти, и тень исчезла.
– Осина – дерево благородное, – удовлетворённо произнёс начальник, рассмотрев изделие. – Гордое дерево. Гнётся до земли, но не ломается. На ней Иуда повесился…
_____________________________________________________________________________________
1. Рабство в Великобритании официально отменено в 2020 году.
2. Одна из дорогих марок арманьяка
3.Бог сна в греческой мифологии
4.Бог неотвратимой смерти в греческой мифологии
Море тренировало своё гладкое тело, играя серыми мускулами волн, рождая пену. Сверкающие стайки планктона, собранные в яркие светильники, уже начали ткать лунную дорожку… она стлалась на поверхности моря зыбким, неровным и рваным, после недавнего шторма ковром. Тёмным торсом борца-эфиопа в пенном трико выступал гранитный пояс острова. С берега, наперекор прибою, слышался визгливый крик просыпающихся цикад. Нюкта-ночь только собиралась украшать лёгкими шёлковыми лентами тьмы оливковые рощи, живущие за гранитной чертой. Мир, находящийся в переходе от света к муару темноты, обрёл на краткий срок очертания небрежно скомканного серо-коричневого покрывала – складки, выступы и впадины причудливыми изломами проступали под лунным светом. А в складках этого покрывала прятался маленький храм.
Из тяжёлого давящего рокота Великих Вод, в которых, несмотря на всю силу, чудилось изумление, рождались тёмные фигуры, которые призрачными языками неживого пламени тихо приближались к одиноко стоящей постройке, чтобы на миг озарить её стены кровавым мазком-всполохом и исчезнуть, растворившись в стенах. Любознательная Селена не рисковала приближаться к старым камням. Только маленькая фигурка в белом пеплосе с утренней зарей, ежедневно перешагивала порог дома, посвящённого безымянным богам.
Она одна во всем мире могла сделать главный шаг через превратный камень, и стены открывали её глазам проход в пустой пыльный зал, свод которого давно потерялся в поднебесье. Там, в центре, тысячелетиями врастая в твердь своей ненасытной тяжестью, светился шестиугольный камень, покрытый странными огненными письменами.
Тот, кто смог бы, как жрица, переступить заветную черту, увидел бы на нём древние знаки: рок, совесть, семья, память, жертва, судьба. Шесть лучей, шесть судеб, шесть вечных душ и маленькая хрупкая Астинь, принадлежащая только одному из них. Единственному неподвластному времени, обречённому, как и она, на муки молодости. Кто из шести – молодость? Жертва или судьба, а может быть рок или совесть; семья, память – кто? Вечный вопрос. Вопрос, который решают один раз за астральный цикл и никогда не могут разрешить. Скоро конец эпохи и, возможно, цикла. Скоро выбирать, потому что теням ещё очень долго собираться в этом медленно уходящем в небытие, храме.
Им суждено жить ровно один галактический год – 226 миллионов человеческих лет. Год, состоящий из рождения, развития и смерти мысли на планете. Год её разума. Тени наблюдают и вынужденно играют в старую игру. Никто из теней не знает, какая из граней её. Их главная игра –победить того, кто обречён, того, кто не стареет, того, кто останется, кто не исчезнет, когда истечет год…
Тени играют в шахматы. Тени любят тишину и покой. Теням нужны помощники. Тени хотят остаться – все тени, кроме одной, которая не хочет, но которой суждено…
***
Маша медленно шла по белым дорожкам, засыпанным мелким гравием. Следом за ней, так же неспешно,перемещался Ян. Сегодня они осматривали очередную, (с точки зрения начальника особого отдела, конечно),лондонскую достопримечательность. На бесконечной аллее старого некрополя царила та торжественная тишина, которая присутствует только на погостах, в какой бы стране они ни находились.
– И запах, – добавила Маша, слушая исторический опус.
Ян чуть пригнулся и, внезапно превратившись в любознательный крючок, зашевелил длинным носом. Затем выпрямился и спросил подружку:
– Какой запах?
Маша, задумавшись на секунду, пояснила:
– Запах прелых старых листьев, перегноя, старости, гниющих мокрых досок и… знаешь, я бы ещё добавила… крови.
– Машка, ты супер, – хмыкнул её приятель. – Я всегда знал, что здесь проживает любопытная семейка. Иногда газеты всё же не врут!
***
Кладбище Святого Джеймса, со временем переименованное в честь рядом располагавшейся деревеньки в Хайгертское, было освящено в 1839 году. Первое захоронение было сделано 26 мая, когда в могилу положили умершую Элизабет Джексон. С тех пор более 170 тысяч покойников нашли здесь свои последние квартиры. Среди них Джон Голсуорси и Джек Потрошитель; Карл Маркс и Александр Литвиненко; семья Чарльза Диккенса и прототип профессора Мориарти. Прогуливаясь по заросшим тёмно-зелёным плющом аллеям, любопытствующиесталкиваются с египетскими мавзолеями и ливанской похоронной тематикой. Погост представляет собой удивительный образец эпохи королевы Виктории. Над этой землёй всегда витала тень из романа Брема Стокера, а множество лис, ежей, ласок и прочей мелкой живности только добавляли своего зловещего колорита.
В 1968 году о кладбище появилось первое нетривиальное упоминание в центральной прессе. Небольшая заметка о проявлениях тёмных сил мелькнула и исчезла, но разговоры пошли. А вскоре, странные слухи нашли своё не менее удивительное подтверждение.
Как-то ночью, в поисках острых ощущений, две излишне эмансипированные подруги шестнадцати лет решили прогуляться по ночному городу мёртвых. Прогулка получилась недолгой, но результативной, (острых ощущений, во всяком случае, отважные любительницы приключений испытали даже более, чем того желали). И уже через пару часов, в полицейском участке заспанные констебли прослушали в исполнении девиц увлекательную историю о мертвецах, пачками вставших из могил посмотреть на полную Луну, так порадовавшую наблюдательниц в эту тёплую ночь. Повествование вышло красочным и очень-очень эмоциональным. Описания клыков, когтей и «загадочных глаз, полных тьмы», сыпались градом. А когда одна из девиц решила добавить рассказу аудио эффектов и попыталась передать полночный вой над жутким кладбищем, терпение служителей закона лопнуло. Искательницы приключений были тихо переданы из рук в руки родителям. А какие пожелания при этом были высказаны, история умалчивает. Во всяком случае, пожелание обследоваться у врачей там точно прозвучало…
Естественно, эта глупая история должна была быть забыта. Но после роковой экскурсии, у одной из участниц внезапно были выявлены хроническая анемия и две скромные ранки на шее, явно, от укуса. А после того, как газета «Хампстед и Хайгейт-экспресс» опубликовала историю Элизабет Войдила, выяснилось, что к 24 декабря 1969 года в 9 госпиталях, расположенных неподалёку от Хайгейтского кладбища, лежат весьма похожие истории болезни еще 47 пациентов! Симптомы были схожи до чрезвычайности: несчастные поступали с хронической анемией, жалобами на страхи по ночам, дурные сны и незаживающие маленькие ранки в области шеи.
Полиция, слегка посопротивлявшись, всё-таки открыла официальное досудебное расследование данных инцидентов. Правда, вампиров доблестные представители законов обвинять всё же не стали. Дело открыли, с целью поиска сатанинских сект, каковые на загадочном кладбище и в его окрестностях отсутствовали. В результате, кроме обескровленных трупов крупных собак, упокоенных во множестве в канавах возле кладбища, (более 110), ничего подозрительного обнаружить не удалось. Дело №487/16-71 было закрыто.
Но кто в Британии полагается на полицию? Да здравствуют Шерлок Холмс, Эркюль Пуаро или, на худой конец, мисс Марпл! Только на них может положиться английский гражданин, если речь заходит о чем-либо,сложнее банального воровства кошелька.
Свой «Шерлок Холмс» нашёлся и здесь. Спустя восемь месяцев, любознательный член Британского физического и оккультного сообщества Дэвид Фэррант провёл расследование, и в пятницу 13 марта 1970 года, обнаружил склеп с «вампирским гнездом».
Более того, мистер Фэррант проявил не только находчивость, но и незаурядный ум – хотя бы в том, что сам в оный склеп не полез. Двери «вампирского обиталища» были, попросту, замурованы. И, как ни странно, это дало результат: нападения на собак на время прекратились, а анемичные пациенты в течение двух лет перестали массово поступать в госпитали.
Но уже к 1972 году склеп, по непонятным причинам,разрушился, и команда «вампироловов», возобновив поиски, нашла недалеко от кладбища старый особняк, в котором и изловила оставшихся неупокоенных особей.
Правда, слава о вампирах жива до сих пор…
***
К вечеру опять зарядила мерзкая жалящая морось. Куски лондонского тумана повисли на окнах рваными грязными простынями. По радио передавали, что где-то в районе Бродстерса на побережье штормом смело все недавно установленные новенькие пляжные лежаки. В вечерних новостях показали, как вся береговая линия Восточного Кента и его жемчужина – городской залив Viking Bay, славившийся своим золотым песком – покрытыгрязью и мусором. На фоне разрухи, новенькая аккуратная вывеска: «Дно резко обрывается! Внимательно следите за детьми и соблюдайте осторожность, если плохо плаваете!» – смотрелась в телевизоре юмореской. Мрачной.
– Интересное местечко. Погода наладится – и поедем, –заметил за ужином Ян.
– Смотреть развалины X века? – съязвила Ксения.
– Там над заливом стоит Bleak House, дорогая. Дом Чарльза Диккенса, – заметил Борис.
– А в июне все жители наряжаются в старинные платья и устраивают фестиваль, – добавила Маша.
– Я, вообще-то, имел в виду искупаться. Но если вас так манят достопримечательности – недалеко на кладбище покоится автор Франкенштейна, Мэри Шелли.
– И что? – строго спросила маленькая Кесслер.
– Да ничего. Могила как могила. Тихая. Просто она похоронена с сердцем своего мужа, которое хранила лет двадцать в ящике письменного стола, в банке со спиртом, и велела перед смертью извлечь, сунуть в пакет формата А4 и зарыть, положив ей на грудь. О! Ещё вспомнил! Она лишилась девственности на могиле своей матери… – Ян надкусил особенно симпатичный пирожок и зажмурился от удовольствия, не замечая, как дружно поперхнулись Илья и Борис. – Тут недалеко, на кладбище у старой церкви Сент-Панкрас в Лондоне.
– Ян Геннадьевич… – тихо охнул Телицын.
– Чего? – прервал монолог начальник.
– Дети…
– Где?! – одновременно вздрогнули все Кесслеры.
Борис Евгеньевич осуждающе посмотрел на Машу, покраснел и затих.
С наступлением весны, на столицу Королевства обрушились голуби, которые на своих плохо гнущихся крыльях пытались удрать от спятивших с приходом весны котов. Даже окончательно материализовавшийся, с появлением мистера Сомса, Олладий с любознательным мявом, периодически царапал оконные стёкла. Присевшая на карниз голубка, скорее всего, получила инфаркт от появившейся из ниоткуда кошачьей рожи, с впечатляющими клыками. А потом второй – от сплочённого крика близнецов, как раз ворвавшихся в гостиную.
Остальное население слаженно, (что значит тренировка!), вздрогнуло и обратило свои взгляды на виновника всех бед. Терпение коллектива было на пределе. И стремительно этот барьер преодолевало – прямо к отметке «бунт на корабле»… Первым, разумеется, начал самый отважный и безбашенный. Точнее… начала.
– Почему мы терпим всё это? – неожиданно, показав на окно, проговорила Ксения. – Зачем нам эта мерзкая страна,с её отвратительным климатом и законами? Мы ничем не заняты! Только пьём и едим!
В помещении повисла тишина. Маленькие самураи дружно плюхнули попы на пол и замолчали. Рядом рыжим половичком расстелилась Милка, (Мрак решил не рисковать…).
Ксения продолжила взывать к совести начальства:
– Ян! Посмотри на нас! Я скоро превращусь в жирную корову! Борис совсем отдалился и, закопанный в пожелтевших бумажках, больше всего напоминает мне червяка! Илья, своими лопатообразными ладонями,перекопал, как крот, весь палисадник, а его жена заставляет нас есть редис, наивно веря, что последний является кладовой аскорбиновой кислоты! Даже дядя Боря перестал печь блины, переведя на правильное питание нас, несчастных, пустой овсянкой!
На кухне гулко ухнуло. Мистер Сомс уронил на пол огромный пергаментный свиток Афинея «Пир мудрецов».
– Эй! – возмущению Яна не было предела. – Это, между прочим, единственный полный вариант этой поваренной книги. Весь! Из тридцати томов. Аккуратнее.
– Ничего подобного! – запоздало смогла вставить вместо сержанта фразу Танюша.
Ксения резко повернула голову и одарила окружающих воинственным взглядом.
– Минерва! – восхищённо ляпнул Кесслер.
Объект восхищения уничижительно посмотрела на мужа снизу вверх и, сделав глубокий вдох, женщина продолжила:
– Ян, сделай над собой усилие и роди, наконец, мысль! Зачем мы здесь? Давай, очнись уже…
Мир вокруг остановился. Часы на каминной полке замерли. Кот внезапно исчез, прихватив в потустороннее небытие собаку, мистера Сомса и, с какой-то совершенно непонятной целью, близнецов. Телицын превратился в картонный плоский манекен, а пейзаж за окном – в примитивные лубочные декорации.
Никто ещё не разговаривал с полковником… так.
И уж, конечно, никто не представлял, во что подобный разговор выльется. Но Кот предпочел переждать последствия где-нибудь подальше. Чисто, на всякий случай. Остальные просто замерли – на инстинктах. Как деревья перед грозой.
И тишина была – тоже как перед грозой.
И она длилась… длилась…
– Вот ты торопыга! – вдруг услышали в ответ ошеломлённые домочадцы. – Давайте нальём коньячка и разберёмся.
***
На свете есть предметы, явления и субстанции, чьёсуществование, в общем-то, не подлежит сомнению, но они настолько эфемерны, что увидеть и потрогать их нельзя. К таковым, кажется, относилась и совесть дорогого начальника, к которой Ксения пыталась воззвать.
И сейчас Ян наглядно демонстрировал эту самую эфемерность, азартно размахивая руками, и, втолковывая свою точку зрения:
– Мир, моя возмущённая Ксюша, как зебра. За белой полосой всегда прёт чёрная, но самое обидное, как ни начинай считать – хоть с холки, хоть из-под хвоста – чёрных полос всегда больше. Илюх, не округляй глаза и не вздумай детям рассказать. Мы тогда не только зебру, а вообще, все полоски с ними подсчитаем…
Я прикинул и решил, вы – мой отдел. Мы вместе, навсегда. А раз так, то и тащить вам всю эту телегу со мной, пожизненно!
Короче, прихватив собаку, банки варенья, детский сачок с грузовиком, книги и вас, любимых, я переехал в этот оплот мракобесия и капиталистической заразы.
Хочу сразу вас заверить, что крейсер «Аврора» никогда здесь не всплывёт, совершать переворот в Вестминстере не в моих планах, а к лордам и пэрам я отношусь,приблизительно как Колчак к дамским шляпкам. Сидите вы здесь со мной без дел не потому, что их нет, а просто моя подлая перемена ещё не достаточно проникла в вашу кровь. Я не хочу, чтобы в один прекрасный день мы все проснулись и, высыпав на палубу, обнаружили себя на «Титанике».
Особо любопытствующим сообщу: жизнь нам предстоит весёлая, наполненная событиями, а потому небезопасная… мир пришёл к смене эпох. Но мы за Родину! Прошу не забывать!
С этими словами, начальство отсалютовало команде невесть откуда появившимся в руке фужером, (не пустым), и тут же оный потребило по назначению.
Команда переваривала услышанное. Переваривалось с трудом. Особенно, последняя фраза.
Илья почесал нос и, на фоне паузы, решил задать вопрос:
– А Родина об этом знает?
Ян хмыкнул:
– Не будь таким нетерпеливым и даже не сомневайся!
Танюша погладила красного от напряжения мужа и поцеловала.
– Покорно и неискренне, – хмыкнул обнаглевший начальник. – Твой муж сейчас похож на Мрака у фонарного столба. А Ксения – на мегеру, а не на Афину Палладу! Спать пошли, а? Предлагаю, в качестве жеста доброй воли,разобраться завтра на кладбище…
В этом парке всегда было пустынно и величественно. Его разбили широкими полукруглыми ступенями, полого спускающимися с высокого холма к берегу. Рощицы, лестницы из роз, живописные просеки — красиво и спокойно для глаз… почти медитативно…
Его высочество принц Бернард, опираясь на толстую трость, неторопливо перемещался по пологому склону к реке. На этой прогулке его сопровождал невысокий, плотного телосложения господин, совершенно не запоминающейся внешности.
— Как и обещали наши синоптики, стоит чудесная погода, — после некоторого молчания отметил гость.
— Да, но нам пора возвращаться, скоро ужин, — отметил его высочество.
— Жаль. Мне понравилась прогулка, — гость пощелкал языком, словно попробовав на вкус здешнего воздуха и всесторонне его одобрив.
— Все приходит к повороту, — вздохнул принц, поворачивая назад.
Его собеседник сумел улыбнуться.
— Поверьте, мы начинаем достойное дело. Мало того, что география как наука чрезвычайно интересна. Но мы с вами обсуждали сегодня не какой-то магматический парагенезис и совсем не точку зрения минералога. Очередной передел мира не за горами. Ещё двадцать — тридцать лет — и на наших глазах развернётся новый катаклизм.
Принц зябко поежился и посмотрел в лицо спутника.
— Неужели нельзя перенести сроки?
Собеседник поморщился.
— Вы, как никто другой, мой дорогой друг, должны понимать, что только англосаксы могут быть по-настоящему главенствующей расой. Мне не жалко для достижения этой цели вечности, но мир меняется быстрее.
— Я просто отметил, что достаточно сложно на сегодняшний день установить контроль над гнилой сердцевиной земного шара — СССР. А без этого мировое господство недостижимо…
— Один мой родственник, Младший, как-то сравнил Россию с магмой. Доведённая огромным давлением и высокой температурой до жидкого состояния, она начинает кипеть. Но остывая на поверхности, превращается в гранит. А потому, хоть и непоколебима, но неподвижна и по-детски беспомощна. Терпение, мой друг, время и терпение являются основой наших побед. Хотя сегодня вы правы. Сегодня ещё не время. Мы решили дать фору Младшему. Умный мальчик… Вы же понимаете, о чем я?
На лице принца было написано, что он ничего не понимает.
Собеседник вздохнул и улыбнулся. За последний век ему приходилось общаться и с менее приятными людьми. Этот набор шахматных фигур был немного удачнее предыдущего:
Ретингер, Фридрих Флик I, Дэвид Рокфеллер, милый паренёк герцог Эдинбургский, муж королевы Великобритании Елизаветы II.
«Вполне сносные пешки», — подумал он.
Ужин, посвящённый окончанию очередной сессии Бильдербергского клуба,завершился фейерверком, устроенным на воде. Лето 1972 года в Остербеке было удивительно приятным.
***
1972 год начался февральским землетрясением в Гватемале и Гондурасе. Тогда за одну ночь погибло более двадцати двух тысяч человек.
В этот момент на другом континенте умирали иранцы.
Утром тёплый ветер с Кавказских гор принёс снег. Он поначалу падал неспешно — мягкий и легкий, пушистый на фоне солнечного синего неба. Дети радовались забаве, а взрослые — дополнительной влаге для полей.
Уже через час города и села обрели нереально-сказочный вид. Корреспонденты и немногочисленные владельцы фотоаппаратов наперебой щелкали заснеженные улицы и запорошенные крыши.
Белый пух падал на выжженную солнцем землю весь день. К ночи небеса почернели и со свистом ударил ледяной ветер. Он нес на земли Ирана новые снеговые тучи…
Шесть дней на огромной территории бушевал снежный шторм. Когда, наконец, светопреставление закончилось, прибывшие в район бедствия увидели над поверхностью только перекладины электрических столбов. За неделю кошмара выпало восемь метров снега. 4 тысячи жителей плодородных равнин оказались похороненными заживо. Более трёх тысяч погибли в пути, убегая и уезжая от двадцатиградусного мороза. Мощное наводнение похоронило селевыми потоками ещё несколько тысяч.
В Советском Союзе тоже было несладко, за зиму почти не выпало снега. На Центральной Европейской равнине толщина снежного покрова составляла менее 5 сантиметров. Зато весь февраль свирепствовали пятидесятиградусные морозы. А затем на российское Нечерноземье упала сорокаградусная жара. Зимнее бесснежье и летний жар спровоцировали сушь. И в лесных пожарах сгорело семь тысяч квадратных километров леса.
В Южной Америке случилось новое землетрясение, и в Никарагуа похоронило десять тысяч человек.
Кажется, природа было чем-то сильно недовольна.
У геологов всего мира создавалось странное впечатление искусственности происходивших катаклизмов. Плохо объяснимые циклоны курсировали над миром, словно где-то высоко в небе, на границе тропосферы с «домом азота», кто-то могучий крутил свой странный водоворот.
Впервые на Стокгольмской конференции по проблемам окружающей среды осенью 1972 года была произнесена фраза о «погодном оружии».
***
В голове у Маши царил полный сумбур. Прошло полгода, как ее «будто морковку» (по выражению Бориса Евгеньевича) выдернули из привычной среды обитания: она не ходила в школу, не учила уроки и не общалась с подругами. Просто потому, что не было здесь никаких подруг!
Зато она могла ходить с мамой в «Harrods» — самый модный и очень дорогой магазин в мире. Покупать там шампуни, чтобы ежедневно (вот оно – счастье!) открывать неудобные английские краны большой чугунной ванны на львиных ножках и,растворив ароматические шарики, пахнущие розами и эвкалиптом, залезать в горячую воду и погружаться в невесомую душистую пену… пушистенькую такую…
Так огромная глубокая ванна с пенными шапками стала ее любимым местом.
Вот и сегодня, пока Маша отмокала в горячей воде, через закрытую дверь в ванную неторопливо вплыл Олладий.
— Яяяя без докладаааа, — важно сообщил он.
Маша взглянула на кота и приготовилась к продолжению спектакля. Олладий померцал проницательными зелёными глазами и продолжил:
— Мыы однииии…
— Ну и? — грозно спросила девочка.
В полуметре от свисающих айсбергами пенных холмов наглый кот материализовался полностью.
Черная лапа, с некоторым презрением аккуратно потрогала лежащие на полу панталоны, словно размышляя, как их утилизировать. При этом ушастый проходимец строго посмотрел на хозяйку валяющегося имущества.
— Я тебя сюда не звала! — парировала Маша, высунув руку из воды и утягивая хозяйство в ванну… — Может быть, устроим совещание в более подходящей обстановке?
Кот уселся на мраморной окантовке чугунного дива и принялся играть с пеной, изображая кота-рыболова.
— Через чассссс у тебя с гостямми, — важно сообщил он, испаряясь.
Девочка вздохнула и вылезла из уютной купальни.
***
Маша не успела узнать, каких таких гостей решил привести Олладий. Но она поправила кровать и вернула в шкаф книжку. После этой небольшой уборки — отправилась на кухню за чаем.
Благодаря неутомимой Танюше дом постепенно наполнялся разнообразными гербариями, стоявшими в вазочках и плошках. Ксения морщилась, Илья восхищался, а Ян прозвал высушенное разнотравье «икебаной» и, похоже, одобрял. Одна такая затейливая цветочная композиция попалась по пути, и Маша остановилась,размышляя, а не прихватить ли ей с собой такой букетик? На стол. Для украшения.
Со стороны кухни послышался скрип отодвигаемого стула и голоса:
— Вы верующий? — интересовался Борис Евгеньевич у соперничающего теперь с ним в области уборки и готовки мистера Сомса.
— Я давно живу на земле, принадлежащей англиканской церкви, — уклончиво отвечал последний.
— Не слышал о такой, — пожимал плечами дядя Боря. — Мой друг отец Василий — православный поп, а здесь все неправильно, даже вера по имени королевства. Туповатые ваши островитяне-то, раз свою веру по-человечески назвать не смогли.
— Это не моя вера, сэр, и островитяне не мои. Люди пришли намного позже моего народа, и мы плохо переносим символы новых богов.
— Новые боги в Риме, — важно утверждал сержант. — Говорят, Папа ихний полы целует, кланяясь.
— Вполне возможно, — соглашался брауни. — Я слышал, что гигиена в католичестве всегда считалась грехом…
— Дикари, — вздыхал Телицын.
Девочка вошла на кухню. Борис Евгеньевич, седой, высокий и худощавый, и мистер Сомс, маленький и плотный, аккуратно причёсанный, отдыхали. На столике стояли тарелочки, наполненные тонкими ломтиками лимона и кусочками сыра. Бутылка виски, опустевшая на половину, радовала глаз…
— Маша?! — засуетились оба.
— Скоро кушать будем…
Она хихикнула и кивнула в знак согласия…
***
Несмотря на апокалиптические предзнаменования, число заключённых браков в это время достигло максимума. Ни до 1972 года, ни после в мире не игралось столько свадеб!
Наплевав на конкуренцию и забастовки, в Британии сошёл с конвейера двухмиллионный автомобиль «седан».
Маргарет Тэтчер написала книгу, в которой доказывалась необходимость доступной для среднего класса линии образования: от детского сада до университета.
В начале сентября исландская канонерская лодка потопила британские траулеры, этим развязав вторую тресковую войну. Повсеместно в Великобритании открываются гипермаркеты и выходит в эфир первое телевизионное шоу.
Умирает архиепископ Кентерберийский Джеффри Фишер, который, активно выступая против разводов и не являясь геем, страстно приветствовал последних, посвящая им все свои проповеди.
***
— Мы длинной вереницей идём за синей птицей, — громко выговаривая окончания,вдохновенно орали близнецы. Причем воплями они не ограничивались: последователи неведомой синей птицы, старательно топая, бегали друг за другом по лужайке и размахивали недавно купленными отцом мечами. Мирное население взирало на это со смешанными чувствами.
— Зря Метерлинк не задумался над такой концепцией сказки, — задумчиво высказался Ян, обращаясь к подошедшей к нему Танюше.
Она сошла с крыльца и восхищенно посматривала на сыновей.
«Пора оформлять пенсию…», — буркнул скучающий начальник. Таня оторвалась от наблюдений и опустила взгляд, тогда Ян, нахмурившись, добавил:
— Пони тоже кони!
— Вы что—то сказали? — недоумевающе начала женщина.
— Нет! — буркнул Ян и закончил. — Это они орут и бегают как в цирке друг за другом. Когда же, наконец, начнётся школа? Хоть крестись, ей Богу!
— Хотелось бы посмотреть….— вышедшая на вопли Ксения, как обычно, все расставила по местам.
Глаза Яна сощурились, и в них промелькнули огоньки.
— Вечером обсудим! Пора уже!
***
Несчастливый Теодоро Челлини даже не пытался уже сконцентрировать мысли,силясь вспомнить человека, которого так неосмотрительно пустил в святое сердце библиотеки. По его же собственной просьбе он был подвергнут процедуре гипнотического транса. Все бесполезно. Он не просто не помнил пришедшего, он не видел его. Только пальто и шляпа…
Его гордость — крест с рубиновыми зёрнами, вечными символами апостолов и Христа —не помог ему. И гулкие коридоры не смяли своими стенами святотатца. Сейчас он сам шёл, ужасаясь своему поступку, и видел, как скорбит вместе с ним взрастившая его библиотека: в росписи плафонов теперь пряталась тьма, по углам среди стоящих белоснежных бюстов залегли длинные глубокие тени. Горе постигло его отчизну…
«Мой мир уже не будет моим», — обреченно думал священник.
Серое густое облако спустилось вниз. И на миг закрыло, словно ватой, глаза.
Падре остановился и, зажмурившись, потёр их.
Перед ним, не касаясь сандалиями пола, стоял старец.
«Изгони печаль из своих мыслей, мой мальчик. Он вернёт твое сокровище! Юный паршивец всегда держит своё слово»
Теодоро повторно зажмурился. Когда он открыл глаза, в коридоре было светло и пусто.
Спустя тринадцать недель, жарким июльским полднем 1834 года, отец Лоренцо, наконец-то, возвратился в Святые стены.
Всё тот же серый плащ и безукоризненный белый воротничок. Свидетельств сумасшедшей гонки не нашёл бы ни один самый пристрастный инквизитор.
И, всё-таки, он опоздал ровно на одну неделю, несмотря на то, что смог преодолеть расстояние от Лиссабона до Лондона, и от Лондона до Рима – за невероятные двенадцать дней!
И, конечно, если эту потерю осознаёт его преподобие, то её может и просчитать монсеньор кардинал Паоло Роспильози, ведь их учили одни и те же наставники. А высшая добродетель его Ордена – выдержка и чёткость исполнения просьб от вышестоящего к низшему лицу. Никто из членов Ордена не имеет права на собственное мнение. Его жизнь – собственность Святого Трона.
«Но пока я жив, я надеюсь!».
При всём этом, репутация его безупречна, а послужной список безукоризнен.
Он образцовый пример для подражания. Истинный служитель Веры.
Подчиняясь неумолимому времени, он честно стареет и должен вскоре сгинуть, став безвестным монахом в полуразрушенной обители какого-нибудь дальнего угла империи. Но Лоренцо, извлечённый когда-то из римской клоаки, и, буквально, вскормленный матерью-церковью, не желал уходить в безвременье. Немало повидав и прочувствовав за богатые событиями сорок лет службы, он совершенно не тяготел к тихому существованию в старости. Он хотел тишины внутри его собственного, принадлежащего только ему одному мира. Никогда не вступая в конфронтацию с сильными, отдавая себе отчёт в своей слабости, этот, битый жизнью мастиф Ватикана, просто ждал своего часа. И он его дождался.
Старые кости, найденные им, цепко держали чудо, лежащее в полусгнившем кожаном мешке: Кондиции, определяющие право на престолонаследие, право первенства и ещё какие-то непонятные сведения, смысл которых Лоренцо даже не пытался осознать, потому что это знание перечеркнуло бы всё то, во что он верил всю жизнь. А ещё пергамент с чётко прорисованной на нём картой и медная печать, больше похожая на ключ. Три предмета вместо одного! Торопясь вернуться к Престолу, он, тем не менее, смог передать самый интересный документ заинтересованному лицу и получить вполне зримое и осязаемое настоящее. Он даже смог положить драгоценный металл в надёжный банк.
Отец Лоренцо твёрдо знал, что карты могут быть недостоверны, а старые исторические документы – ценны практически всегда.
Однако работа ещё не закончена. Преподобный отец должен передать в Орден то, что изъято из разорённой могилы.
***
Его преосвященство ожидал своего посланника в небольшой оранжерее Апостольского дворца. Дверь в эту «Обитель души», располагалась в боковом коридоре, сразу при выходе из кабинета монсиньора. Аккуратно подрезанная живая изгородь, густая и зелёная, несмотря на обжигающую июльскую жару, блестела гладким лавровым листом. Нежные бледно-розовые орхидеи обвивали старые, искусно разложенные коряги. Их заботливо спрятали под тент, самолично натянутый кардиналом Роспильози. Так цветы дольше хранили свой аромат и радовали всех посетителей, восхищённо взирающих на это разноцветное совершенство. «Ибо нет ничего краше того, что создано самой природой».
Отец Паоло любил размышлять, пребывая здесь в одиночестве. Терпкие запахи оранжерейных трав не горячили его седеющую голову, и он давно не обращал на них внимания. Пьянящее благоухание могло свести с ума только случайно попавших в эту «Обитель тишины и света». А потому, погружаясь в очередную молитву, кардинал не разочаровывался в натуре человеческой. Он твёрдо знал, как велика опасность пропасть в суетном мире. Он всегда скорбел о потерях. И никогда не делал ничего второпях.
– Вы привезли, мой друг? – поинтересовался он после того, как обветренные губы пришедшего коснулись его кисти.
На резной столик легли некий металлический предмет в небольшом мешочке и пергамент, с начертанной на нём картой.
– Вы ознакомились с вещью? – спросил он повторно, после того, как рассмотрел привезённый документ. А получив утвердительный ответ, махнул рукой: «Отдыхайте!».
На безымянном пальце вызывающе блеснул алой каплей рубина перстень.
Утром отца Лоренцо найдёт в келье гвардеец. Увы, его преподобие в этот момент будет готовиться к встрече со своим самым главным патроном. Синее, после апоплексического удара лицо уже превратится в маску, но налитые кровью сияющие глаза ещё смогут рассмотреть фигуру вошедшего. Остывающий рот откроется, и гвардеец расслышит:
– Передай ему! Он меня опередил, но и я не привёз всего. Пусть ищет! И никогда не найдёт!
После сказанного отец Лоренцо отойдёт в прекрасный светлый мир, с улыбкой на чернеющем лице, (но улыбка эта, по правде сказать, будет больше похожа на оскал). Маленький цветок орхидеи, нежным пятном украшавший келью монаха, завянет вместе со смертью последнего.
Лично отпевая друга, кардинал положит руку на лоб и, прощаясь, скажет усопшему:
– Лондонский Тауэр тоже хорошее место для хранения, друг мой. Я всё уже нашел…
***
Лето 1972 года.
Сквозь приспущенные гардины в лиловый кабинет Букингемского дворца попадало ровно столько солнечного света, сколько требовалось для уставших глаз. Её величество встала с дивана и ещё раз поблагодарила за оказанную ей услугу:
– Спасибо.
Корги, такие же неспешные, как и их хозяйка, подняли головы, понимая, что беседа завершена – и приготовились провожать свою госпожу.
Между тем, вставший вслед за ней, немного полный господин продолжал говорить. Говорил, несмотря на то, что разговор завершён, и завершила его сама королева… несмотря на то, что его поступок был серьёзным нарушением этикета:
– Орден всегда будет благодарен Вам. Никто никогда не позволит опубликовать что-либо из событий полутысячелетней давности. Конечно, ситуация слишком щекотливая, но…
– Но это было очень давно, – коротко закончила её величество. Резко повернувшись, она добавила, уже даже не пытаясь уйти. – Извините, если доставила вам неприятности.
Но и эта попытка вернуть общение в рамки привычного протокола была напрасной. Полный господин улыбнулся – медленно и почти… хищно.
– Святой Престол никогда не забывает своих обязательств. Вместе мы всё сможем преодолеть.
«А цена?» – хотелось ей спросить. В какую цену обойдется это преодоление?
Но она тянула время, не вполне зная, но догадываясь, что произойдёт, и ей было заранее страшно.
Королева – сильная умная красивая женщина, всегда держащая свои эмоции под замком. В её маленьких ухоженных руках находится будущее семьи, будущее фамилии Виндзоров. Но глупые родственники, с какой-то особенно жестокой настойчивостью, всё пытаются и пытаются выбить камни в построенной предками стене престолонаследия.
***
В 1936 году дядя Эдуард отрёкся от престола и сочетался браком с дважды разведённой Уоллис Симпсон, католичкой. Его фраза во время отречения от престола потрясла весь мир, (он не нашёл возможности быть королём без женщины, которую любил). Слава Богу, детей они не нажили…
В 1972 году, не успев снять траур по своему авантюрному дяде, её величество столкнулось с новой проблемой.
Кузен – и девятый претендент на престол Уильям Глостерский – собрался под венец с разведённой Зузи Старклофф, американкой еврейского происхождения. К большому облегчению семьи, недальновидный родственник разбился, управляя самолётом.
Затем была невестка, которая, родив престолу двух наследников, и, расторгнув брак, вдруг решила выйти замуж за араба… сколько потерь. И не выглядит ли сегодняшний мезальянс её внука с разведённой американкой наказанием за бабкины грехи?
***
Точно известно другое.
В 1972 году родилась ABBA; состоялась премьера «Высокого блондина в чёрном ботинке»; в Лондоне прошёл первый, одобренный властями, гей-парад; НАСА запустило в сторону системы Альдебаран космический зонд «Пионер-10»; канцлер Энтони Барбер объявил о снижении налогов в бюджете более чем на миллион фунтов.
Немного западнее Сити, в Вест-Энде, модный новый мюзикл «Иисус Христос Суперзвезда» посетила королева.
На следующий день, в рамках заявленного ранее обеда, она принимала Хавьера Эчеваррия Родригеса, второго прелата Опуса Деи и личного представителя святого Хосемарии Эскривы, (умер в 1975 году). После обеда её величество уединилась с господином Родригесом, а затем, (11 августа), ему, в обход всех традиций и устоев Великобритании, был преподнесён личный подарок от Елизаветы II. Глава англиканской церкви, в качестве подарка, вручила главе тайной разведки церкви католической редкий раритет – пергаментный свиток, датируемый XV веком. Было объявлено, что это старый свод молитв…. и ещё – единственный подарок, когда-либо сделанный королевой неофициально. Также известно, что документ долгое время находился в королевской сокровищнице в Тауэре.
Непонятно другое: каким образом Елизавета самолично решила судьбу антикварного документа, который никем не изучался, (по крайней мере, таких сведений нет). Через 16 дней случилась авиакатастрофа. Принц Уильям Глостерский погиб.
Спустя 25 лет, 31 августа 1997 года, на мосту Альма в Париже разбился «Мерседес», в котором смертельно пострадала принцесса Диана Уэльская. За несколько дней до трагедии её величество встречалась в замке Балморал со своим старым другом мистером Родригесом, на безымянном пальце которого золотое кольцо блестело алой каплей…
***
«Надо как-то выбираться отсюда», – в очередной раз сказала сама себе Ксения, посмотрела на спящего благоверного, шумно вздохнула и захлопнула книгу, пометив её в своей голове ярлыком «не интересная». Томик Роберта Бернса ей подсунул Борис, и образчик вкуса супруга неделю пылился на тумбочке, ожидая своего часа. Дождался.
«Сам-то дрыхнет, гад!», – с раздражением, подумала она и встала.
Маленький будильник переместил стрелку на три часа ночи. Спать не хотелось.
«А я, между прочим, не создана для одиночества. А ты спишь!» – вновь мысленно обратилась она к мужу.
Бессердечный мужчина остался к призыву равнодушен и продолжал бесчувственно дрыхнуть.
«Мне нужно внимание и любовь!» – позвала Ксения. Но Кесслер, как-то особенно толстокоже, по мнению супруги, хрюкнув, повернулся на бок.
«Где-то за пределами веры и грехов есть сад. Я буду ждать тебя…».
– О да, в костюме Евы! – громкий голос ввинтился в мозг, но в спальне, по-прежнему, висела сонная дремотная тишина…
«Когда живёшь в окружении привидений и монстров, твоя дочь ходит по дорогам мёртвых миров, внутри тебя живёт огромная волосатая паучиха, кто ты, в конце концов? Ты хоть чего-то можешь бояться?».
– Можешь! – утвердительно сказал кто-то в голове.
Женщина подошла к окну и, отодвинув плотные шторы, увидела, как бледная полоса рассвета показалась в низком лондонском небе.
«И кого я должна бояться?» – поинтересовалась она.
Тишина подло промолчала.
Серые предутренние тени просачивались в дом вязким лондонским туманом, слоями ложились в спальне. Страдающая бессонницей «столбовая дворянка» прижалась лбом к холодному стеклу и застыла. Ксению словно утренней сыростью накрыла жалость к себе. За прожитые здесь полгода, она прониклась такой неестественной ненавистью к Британии, что для склонной к роскоши и «совсем не советской» женщины это граничило почти с патологией. А когда от мужа она узнала, что немцы издавна и очень ласково зовут англичан не иначе, как «inselaffe», что значит «островная обезьяна», скрытая патология перешла в открытое противоборство. С лозунгом «Прочь всё английское», Ксения открыла военные действия… в собственном доме! Никаких «английских завтраков»! Никакой овсянки! Джем? Джем тоже английский? К черту! К блинчикам подать мёд, вот!
Никаких газонов! Никаких разговоров о погоде! А кто заикнётся про пиво и пудинг, того она лично научит Родину любить!
Подлый Олладий еженощно призывал её совесть проснуться, но совесть дрыхла, как царевна в хрустальном гробу, а Ксения сопротивлялась и твердила, как молитву: «Хочу домой».
Женщина тяжело вздохнула. Жалость к себе тихо убивала её рассудок. Всю жизнь, боготворившая Яна, отдавшая ему своё здоровье, молодость, красоту, самую свою суть, сейчас Ксения дошла до вопроса: почему она обязана до смерти идти за ним?
– Почему?! – вдруг громом среди спящего дома прозвучал её тихий голос. – Домой хочу! Я просто хочу домой…
В кровати зашевелился Борис.
– Ты опять не спишь?
Она промолчала.
В душе сверкали молнии, и Ксения не могла их успокоить. Тяжёлая бархатная портьера зашевелилась и затрещала от мелких электрических разрядов.
Кровать заскрипела, и к сверкающей в утренней дымке фигуре приблизился в смешных зелёных тапках и полосатой пижаме, (неизменно застегнутой на все пуговицы), человек. Мужчина, которому она отдала себя в жертву, предмет греховной страсти, растопивший её ледяное сердце и обязанный ей своей собственной жизнью.
Она резко обернулась и почти с нескрываемой ненавистью посмотрела на Кесслера. А тот… заулыбался, протянул руки и подхватил на руки её резко ослабевшее тело.
– Родная моя… – хитро кольнула ухо зашуршавшая щетина…
Где-то в глубине гаснувшего от захлестнувшего счастья сознания, большая чёрная паучиха дала гулкий подзатыльник подкрадывавшемуся любознательному Олладию.
Ранней весной 1834 года Его Преподобие отец Лоренцо, прикрываясь старым плащом от пронизывающего ветра, стремящегося уничтожить в Риме остатки затяжной зимы, смог, наконец, добежать до Бронзовых врат…
Швейцарский гвардеец, смотревший на светопреставление, в виде ливня с небес, ниспосланного на грешивших на земле, уже приготовился ткнуть алебардой так стремительно приближающуюся к нему фигуру, но моментально передумал. В самый последний момент, очень во время, он рассмотрел русую голову спешившего, который, при приближении, отбросил с лица влажный капюшон.
Одарив охранника весьма сдержанной и, по-отечески строгой улыбкой, Его Преподобие отряхнулся на мраморные полы, подобно римским мастифам , известным ещё с первого века, благодаря своей дружбе с римским агрономом Колумеллой. На квадратной фигуре, заканчивающейся бычьей шеей «ветерана гладиатора», сидела весьма разумная голова, не всегда мирно, но всегда кардинально, (и для пользы матери церкви), решавшая поставленные перед ней задачи.
По крайней мере, личный охранник архиепископа Паоло Роспильози не сомневался в этом. Синие-жёлтый костюм вместе с владельцем вздрогнул и немедленно посторонился.
***
Сквозь стекла бесконечного коридора Апостольского дворца гнойной лимфой сочилась тусклая муть из рассерженного эмпирея (1). Его Преподобие быстро преодолел путь, позволяющий приближающимся к входным дверям осознать расстояние между просителем и подателем. Данный факт к нему, в этом месте не относился. Двери беззвучно открылись, и padre пересёк черту.
– Монсеньор!? – прозвучало в кабинете, пышно украшенном фресками, изображающими карты Тирренского и Ионического морей.
Над столом, заваленным документами, с грифом «секретно» и «совершенно», поднялось лицо, обрамлённое ровно подстриженными чёрными волосами, украшенными густо пробивающейся сединой.
– Взгляните на этот документ, мой друг.
Протянутый лист был, можно сказать, юн. «Видимо, вчера скопировано», – не стал делиться мыслями его преподобие, взяв бумагу из ухоженных рук. На безымянном пальце дающего золотое массивное кольцо блеснуло алым…
«Дорогой брат мой Альваро! – начиналось письмо. – С глубоким прискорбием, пишем мы свой рассказ. Надеемся, что трагическое известие о смерти Отца Нашего от тяжёлой лихорадки уже достигло Вас, и сейчас, читая эти строки, Вы поститесь, как и Мы, находясь в глубоком трауре».
Сотни витиеватых, (правда, не лишённых определённой исторической привлекательности), португальских фраз – и намётанный взгляд гостя, наконец, нашёл главное, ради чего его сюда пригласили…
«За день до того момента, когда закрылись родные глаза, внезапно ясной зарёй наметилось улучшение, и мы возблагодарили Подателя сей милости Господа всеблагого. Утром Его Величество вице-король Индии смогли встать и даже изволили выйти в сад. В шесть часов пополудни, лишь прошла сиеста и наступило время обеда, к нему прибыл некто, имеющий небрежный вид и, к тому же, в весьма потёртом костюме. Этот человек грубо затребовал аудиенции, назвавшись графом Джоном Арунделом.
К нашему удивлению, отец попросил его к себе немедленно.
Граф не остался на ночь и, после непродолжительной беседы, быстро исчез, в узких улочках Кочина (2). Опрошенная нами стража выглядела растерянно и смогла только сообщить, что данный господин ускакал на «чёрном жеребце, рычащем и скалящем зубы, словно дикий зверь». Глубокой ночью отец позвал нас к себе. Имея неисчислимое мужество, он смог сообщить, что скоро покинет нас. Завещание было составлено ещё год назад, а Их Преподобие Святой отец молился непрестанно, и мы не понимали, с какой целью отец утруждает себя, теряя последние силы. Оказалось, предвидя свой смертный час, он завещал нам старый пергаментный список, который было велено, не разворачивая, вложить в его коченеющие руки и предать земле вместе с телом. «Я должен отвезти это», – невнятно пояснил он нам.
Совсем незадолго перед смертью Его Величество Адмирал Индийского океана долго пребывал в забытьи, но за несколько минут до своего последнего вздоха открыл потускневшие глаза и чётко распорядился: «Выполнить повеление со всей тщательностью! Граф не стареет и настигнет меня даже за гранью!».
С тем он и отошёл.
Любящие братья Ваши Эштеван да Гама и Паулу да Гама».
Копия исторического документа вернулась на стол, и в кабинете на целую длинную минуту воцарилась глубокая тишина.
– Тяжёлые времена, – наконец, вздохнул архиепископ. Он устремил глаза на стоящего напротив и продолжил. – Нам необходим сей документ, дорогой друг. Для этой цели вы поедете в Видигейру, где в церкви Богоматери реликвий, справа от алтаря, под крышкой, из скверно отполированных простых каменных плит, покоятся уже почти три столетия останки вице-короля. Каким образом вы доберётесь до того, что вложено в его руки – решать вам…
***
Останки славного морехода были преданы земле и спустя 15 лет перевезены из Индии Франсишку де Гама. Об этом перезахоронении не обнаружено свидетельств, но сын внёс достаточно средств для проведения ежедневных молебнов, памяти своих достойных матери и отца в старой церкви Богоматери реликвий. Новую построили в 1593 году. Адмирала извлекли из земли и в третий раз перезахоронили рядом с сыном и женой.
28 мая 1834 года не терпящим возражений правительственным запретом все монастырские постройки и саму церковь внезапно предписывается ликвидировать. В тот же вечер, (с необъяснимой скоростью), серебро и ценные культовые предметы упаковываются и вывозятся.
В ночь на 30 мая в брошенный храм ворвались грабители. Сломав могильные плиты, они разорили могилы…
Только 21 сентября 1841 года дон Жузе Жил на свои средства смог отремонтировать осквернённый храм. То, что осталось от могил, привели в надлежащий вид.
В 1844 году аббат Антониу Дамазу ди Каштру написал петицию правительству «О необходимости увековечения памяти Васко де Гама». Он просил установить достойный надгробный памятник. Так общественность узнала об осквернении. Но произошло невероятное. Королевским указом разворованную могилу опечатали. Отныне к ней было даже не разрешено приближаться!
Спустя почти тридцать лет, 24 февраля 1871 года, историк мореплавания А. Тейшейра ди Араган сумел удивить любящего интересные истории короля, который распорядился создать комиссию по расследованию инцидента. Принимается странное решение о новом перемещении останков. На этот раз в монастырь иеронимитов, «откуда начался славный путь».
Архитектору Рафаэлу ди Каштру заказывается памятник. 10 июня 1880 года, «с милостивого согласия прямого потомка Васко де Гамы, дона Томаша, плиты в церкви были подняты, и в домовину из сандалового дерева помещены останки». Для изъятия выделили два часа. Укладывая кости в новый гроб, комиссия отметила, что в старой могиле покоились черепа и берцовые кости, принадлежащие четырём разным скелетам. Историк Араган зафиксировал этот факт в своём отчете. Тем не менее, спустя 382 года и 11 месяцев уже в пятый раз беспокойный адмирал с большими почестями переехал на новое место вечной стоянки – в Лиссабоне.
***
Ян сидел в широком кресле, с высокой спинкой и львиными ножками-лапами, расположив на коленях большую жестяную коробку с печеньем. Данный предмет мебели был его первым приобретением, с момента приезда в Лондон. Начальник созерцал длинные тени, которые отбрасывало весеннее яркое солнце на чёрную землю внутреннего двора.
«Обжива-а-ет», – сообщил домочадцам всезнающий Олладий. Выслушавших сие замечание, при этом, сразу охватило недоброе предчувствие. Видимо, сидеть начальник собрался в нём довольно часто, а вот что делать им в этой серой стране, до сих пор никому не разъяснил.
Ян догрыз почти все печенюшки, когда в комнату влетел Мрак. Его всегда гладкая жёсткая и густая чёрная шерсть стояла дыбом. Сам он, имея крайне воинственный вид, практически прыгнул к столу. И, затормозив всеми четырьмя лапами, с явным раздражением, оценил кресло, проигнорировав сидящего в нём хозяина.
Лицо начальника было таким свежим и добрым…
– Борис Евгеньевич, там в чайнике ничего не осталось? Мне кажется, пора выпить чайку, по чашечке, – присутствующие вздрогнули.
Пёс же, от неожиданности, рухнул на жалобно заскрипевшие полы.
– Да, Мрак, ты прав, у нас новый жилец. Сейчас будем знакомиться, но вначале, чайку. Без воды мои кишки раздуются, и я рискую попасть в лазарет с классическим панкреатитом.
Ян подошёл к серванту и достал блестящую серебряным боком сахарницу.
– Блинов надо бы на ужин, с джемом, апельсиновым…
– Это совершенно невозможно, сэр… – одновременно раздался мягкий голос в голове у каждого члена команды. Причём общался сей голос отчего-то по-русски, хотя слова совершенно точно были произнесены на британском наречии.
– Are you sure of that, my friend? (3) – поинтересовался, неизвестно у кого, начальник.
– Вам ли не знать, мой лорд, традиции прежде всего. Помнится, на ужин вы предпочитали тушёное мясо ягнёнка, с овощами и картофелем…
– Lancashire hotpot… м-м-м-м…
Ксения вздрогнула от того, как Ян почмокал губами. Видимо, воспоминание было вкусным, но ни она, ни все остальные, решительно не могли понять, откуда исходит странный голос.
– Я попрошу вас предложить Борису Евгеньевичу, для начала, несколько приятных блюд, простых в изготовлении, чтобы он освоился, – между тем продолжал издеваться начальник.
Его лицо, за какую-то секунду, претерпело поразительную метаморфозу. Полковник стал похож на нашкодившего пятилетнего мальчишку. В глазах играли маленькими светляками чертята… по крайней мере, так оценила его вид Ксения.
Первым не выдержал Илья.
В совершенно не характерной для себя манере, богатырь, сморщив лоб, и, разместив, как школьник, свои лопатообразные ладони на коленях, тихо и жалобно спросил:
– Ян Геннадьевич, мне хотелось бы попросить вас об одной услуге.
Начальник, удивлённый таким фразеологическим оборотом, в устах своего, отнюдь не красноречивого подчинённого, сделал брови домиком. Все напряглись.
– Вы не могли бы пояснить, кто конкретно влез ко мне в голову, и сколько можно нам здесь жить, – Илья смог закончить фразу, понизив звук до шёпота. Лицо его покраснело, и, если бы не Танюша, положившая руки ему на плечи, он бы сдался и промолчал…
Чертята в глазах начальства выросли в полноценных чертей.
– О-о-о-о, конечно-конечно, – услышали ошарашенные присутствующие. – Для начала, позвольте представиться и представить здесь сидящих. Перед вами – Ян Артур Джон граф Арундел герцог Норфолк (младший).
– Это, – новоиспеченный граф ткнул пальцем в сидящую семью. – Татьяна Вальдек-Пьермонт, дочь и признанная наследница герцога Николая Ольденбургского, она же Татьяна Андреевна Петракова, (по матери и деду), и Пескова, (по мужу). С мужем всё ясно. Он муж, богатырь и русский… эт я ни изменить, ни подделать не смогу, Илюх, эт в крови… – Следующий муж, вот этой возмущённой особы, – улыбка стала сардонической, и он смерил Ксению с головы до ног оценивающим взглядом, причём, черти там уже пустились в полноценный пляс. – Бернагард Кесслер , в его роду затесался барон Вильгельм Эммануил фон Кеттелер, известный теолог и богослов, его племянника, кстати, в девятисотом убили в Китае. Вы в курсе родни, Борис?
Вместо ответа Борис протянул руку к отложенной, было, книге и начал водить пальцем по её обложке. Данный вид занятий его полностью поглотил, но неугомонная жена, чувствительно ткнув пальцем в бок, прервала медитацию:
– Ну?
– У нас какие-то земли в Баварии, я маленький был, не помню…
Ксения обратила на Яна леденящий душу взгляд. Он его выдержал и продолжил:
– Ксения Геннадьевна Мутовина, дочь потомственных золотопромышленников-староверов, ведущих свой род от окольничего Грозного царя – Федора Нагого…
Озадаченная вывертом собственной родословной, Ксения затихла. Староверов среди своих предков она давно смогла принять, но бояре?!
– Ну, а рисуют в данный момент на шёлковых обоях химическим карандашом абстрактную картину, в стиле Хуана Миро – Питер и Пауль Вальдек-Пьермонт. Им, кстати, предстоит поехать в Итон в сентябре, пока папа и мама будут заниматься совсем другими делами, – и Ян назидательно поднял палец!
Кто при этом выглядел менее радостным – близнецы при вести об Итоне, или взрослые, размышлявшие о неких загадочных «делах» – неизвестно.
Ян осмотрел подчинённых и аккуратно нанёс «добивающий удар»:
– А теперь, господа, с большим удовольствием, представляю вам своего старого друга, любезно согласившегося пожить с нами и заняться обучением нашей честной компании хорошим манерам:
– Мистер Сомс, дворецкий, брауни, ведущий свой род от Волосатой Мег из Туллокгорма… – Лицо Яна приняло бесконечно терпеливое выражение, а в дверях гостиной все увидели аккуратно одетого человечка, обладателя смешного носа и больших круглых глаз, в руке он держал саквояж.
– Добрый вечер, леди и джентльмены! – услышали присутствующие.
На кухне загремела упавшая кастрюля…
***
В историческую летопись «самой большой страны в мире» 1972 вошёл, как год «начала застоя».
В этот год на Таганке сыграл Гамлета Владимир Высоцкий. После просмотра «А зори здесь тихие…», рыдала вся страна. Легендарный Озеров, комментируя хоккейный матч «нашей красной машины» с канадцами, произнёс легендарную фразу: «Такой хоккей нам не нужен!».
Советские люди сочувствовали Анджеле Девис и слушали «Эти глаза напротив…».
Они, от приятеля к приятелю, на кухнях, за столом с венгерским «Токаем» и салатом «Оливье», а ещё селедкой «под шубой», передавали слухи о скандале с Евтушенко и, с чувством непоколебимой уверенности, «Ведь по-другому не бывает!», узнавали об успехах советских спортсменов на Олимпиаде в Мюнхене. Правда, они же с трудом верили в террористов и нападение на израильских спортсменов. «Но с другой стороны, что взять с фрицев – прошляпили…».
Никто не сомневался в том, что ровно в восемь вечера выступят Хрюша и Степашка, а тётя Валя всем пожелает: «Спокойной ночи». В 21.00 СССР посмотрит программу «Время», а затем и интересный фильм, и, уже совсем перед сном, покажут «Кабачок 12 стульев».
В том году повысили зарплаты врачам и учителям. При всеобщем среднем образовании, учеников обязали заканчивать десять классов…
Летом заработала крупнейшая в мире Красноярская гидроэлектростанция. Привенерилась автоматическая станция «Венера-8». Создано невероятное судно на подводных крыльях, способное развивать скорость до 500 км/ч – ракетоплан «Орлёнок». И, наконец, проект атомной подводной лодки «Акула», длиной в два футбольных поля!
США отстали в этом году от СССР, как минимум, на десять лет!
После работы жёны покупали домой «Любительской» колбасы, по 2 рубля 20 копеек и «Докторской» по 2.30, запасались «Хвойным» и «Земляничным» мылом по 30 копеек и пирожками с капустой и повидлом за пятачок. Мужья несли домой самый дешёвый, качественный и вкусный хлеб в мире – батон белого по 25 копеек. Кое-кто разливал во дворе «беленькую», за 2 рубля 10 копеек, и брал килек в банке за 33 копейки «на закусь».
А ещё был каток «Медео» и Лев Яшин. Фильм «Печки-лавочки» и счастливое пионерское детство.
Страна отпраздновала свою пятидесятилетнюю годовщину. Нормы ГТО по спортивному ориентированию, бегу и метанию гранаты выполнило 58 миллионов человек.
Страна-победитель! Самая стабильная страна в мире!
Красавец Леонид Ильич, ещё бодрый и энергичный, поздравлял хлеборобов и шахтёров. Был учреждён орден «Дружбы народов». Его, под номером один, торжественно вручили городу Киеву.
Ещё никто не знал про застой, даже баба Ванга…
_____________________________________________________________________________________
1. ЭМПИРЕЙ, -я; м. [от греч. émpyros — огненный] По представлениям древних греков и ранних христиан: самая высокая часть неба, наполненная огнём и светом, где пребывают небожители, святые;
2. Кочи́н – город в индийском штате Керала. Крупный порт на Малабарском побережье Аравийского моря;
3. Ты уверен в этом, мой друг? (англ).
Тонкий пучок из мраморных колонн поддерживал восьмиугольное здание Вестминстерского капитула.
Место неспешных собраний старых бенедиктинцев давно претерпело ряд осуждаемых церковью перемен, превратившись упорными трудами каменотесов в здание для Большого королевского совета. Росписи на его стенах предупреждали лгунов об ожидающем своего часа Апокалипсисе, а выложенный плиткой мозаичный пол,своими королевскими, цветами делил здание капитула от восточного клуатра. Здесь, в этом коридоре, было всегда сумрачно, сыро и страшно.
Её величество вдовствующая королева Елизавета шла на место оговорённой встречи. Плотно закрытая от мира тончайшей шёлковой белоснежной косынкой, она плыла по стылым, после зимних холодов, никогда никем не согретымкоридорам, как бесплотный дух. Впрочем, она и была им, с той самой минуты, как герольды трижды прокричали: «Король мёртв. Да здравствует король!».
Длинная опущенная вуаль скрывает гордый подбородок. «Хорошо, что никто не видит моих глаз», – думает она.
Белая Королева движется навстречу своей судьбе.
Где-то рядом покоится Эдуард Исповедник, основатель обители, тот, рядом с могилой которого её венчали короной. Теперь она, родившая своему королю трёх сыновей и четырёх дочерей, идёт в последний путь – узнать о смерти своих надежд.
Какими далёкими кажутся теперь те удивительные годы её странной жизни. У неё не было страха перед брачной ночью, а только всепоглощающая страсть. Не было боли от мучительных схваток, когда она разрешалась от всегда желанного бремени. Теперь она помнила только звуки мучительно сиплого кашля, чёрные круги под его глазами и маленькую синюю жилку у виска, говорящую: «Я ещё с тобой, моя роза!». Она не увидела в сумраке задрапированной спальни, как исчезла и она – её последняя надежда. Лорд-протектор не позволил даже закрыть мутные глаза и вытереть слезу, упрямо скатившуюся в подушки по Его уже мёртвому спокойному лицу.
Только сейчас, неслышно ступая по стылому коридору, женщина поняла: теперь она вынуждена похоронить под лохмотьями лжи и предательства всё это счастье, выданное ей Милосердной Девой по капле. Никто и никогда больше не спросит её: «Что вас волнует, любовь моя?». От этой ноши отчаянья Королеве становилось тяжелее, и каждый сделанный ею шаг казался пройденной среди пустыни мѝлей. «Ничего не бойтесь, звезда моя, ваш король всегда рядом, дабы защитить вас от любой беды».
Наконец, женщина остановилась в условленном месте. Дороги расходились на три стороны света, оставляя за спиной северный путь.
«Как же так произошло, мой любимый, что ты не смог защитить меня? Скоро опять зацветёт вишня, но это будет уже не для нас…».
***
В преддверии весны и скорых перемен, при дворе царил беспорядок. Каждый, в меру своих сил и возможностей, старался изобразить ту самую важную персону, благодаря которой, (наконец-то!), в самом скором времени воцарится мир и покой. На трон взойдёт его монаршая милость, и лихорадочная суета тут же превратится в плавные аллеманды под гавот и лютню. А потому, приют монарших особ весьма бестолково охранялся.
Злой, как сам Вельзевул, граф Арундел, презрев сон, полнолуние и воинственную охрану, крепко схватив за локоть худощавого русоволосого мальчишку, почти насильно тащил его по бесконечным анфиладам и галереям. Перед ними маячила спотыкающаяся фигура второго «пленника» – чернявого подростка, с перекошенным от ярости лицом и пылающей, (не без причины!), щекой.
– Побыстрее переступай ногами, щенок, – слышал позади себя спотыкающийся юноша. – Будешь тявкать –ещё получишь, только уже под дых, что гораздо чувствительнее.
Русоволосый дёрнулся, и гнев невоспитанного графа Арундела обрушился уже на него:
– А ты скулить прекрати! Боги, за что? Как я ненавижу детей!
Наконец, пройдя бесконечное число пустынных в ночное время коридоров, они подошли по крытой галерее кбелому Вестминстерскому замку.
Здесь и нашёлся безмозглый страж из молодых дворян, в ещё дедовых воинских доспехах, который посмел преградить путь. Прибыв в Лондон из родового поместья всего седмицу назад, он запомнил только одну истину из трёх, объяснённых ему вечно пьяным бифитером:
– Fortune favors the bold! (1) Hope for the best, butprepare for the worst. (2) No man is an island. (3)
Парень, рассмотрев двух подгоняемых пинками очень важных особ, осознал степень своей удачливости и смело кинулся на злого и уставшего похитителя детей!
Воздух сгустился. Стоявшие перед графом пленники ощутили толчок и полетели в стену. Девятилетний мальчик оказался буквально втиснут в каменную нишу и, пытаясь сделать судорожный вдох, начал выталкивать старшего брата обратно в коридор.
– Ох!
– Пусти!
– Что вы себе…
– Немедленно прекратить галдёж! – услышали оба. По каменному полу уже катилась смешная взъерошенная голова искателя королевских милостей… как выяснилось – несчастливого… – Вперёд, и не вздумайте рыдать, – зашипел их пленитель.
… Они прошли ещё сотню шагов и увидели мать.
***
Её величество на миг прижала к себе принцев и, резковыпрямившись, строго указала:
– Мы слишком долго ждали вас, дворянин…
– От дворянки слышу, – последовал немедленный ответ, нарушивший печально текущее мимо вдовствующей королевы время. Так, с ней, пожалуй, ещё никто не разговаривал…
– Я прошу не забываться, кто перед вами, милорд, –сухо отметил стоящий рядом с матерью принц Эдуард.
Граф проигнорировал возмущённую его поведением семью и только махнул рукой:
– Быстрее, мне не хотелось бы афишировать цели этой прогулки.
В нескольких шагах от перекрёстка, по направлению к северной дороге, на углу замыкающей башни Вестминстера виднелся домик, как ласточкино гнездо, прилепившийся к гигантской стене. Окружённый летом густыми плодовыми деревьями, он не был заметен с тракта, но сейчас, наоборот, стоял светлым бельмом, освещённый полной луной. Рядом нетерпеливо переминался тонконогий, чёрный как смоль конь, и два мохнатых пони.
– Государыня, я не понимаю… – начал, было, юноша, но его перебили.
Невоспитанный граф говорил негромко, но каждое его слово впечатывалось в память, как гравюра.
– У Елизаветы Вудвилл отныне только дочери, её опора и основа будущего трона. Если бы у неё был сын, она бы была регентшей. Но сына у неё НЕТ. И потому, никто и никогда не явится из небытия и не развяжет войну, мечтая стать претендентом на трон. Власть развращает, дети мои. Один из вас отправится к тётке, второй к крестному отцу. Прощайтесь, леди. Вам и так здесь нечего было делать…
Елизавета стояла, как не зажженная, а потому совершенно ровная белая свеча, и, только когда стих цокот копыт, она пошевелилась, хотя больше это походило на нервную дрожь…
Возвращаясь тем же путём, вдова спокойно переступила через коченеющее тело и, брезгливо подняв платье, постаралась не наступить на остро пахнущую бурую лужу. Утром леди Елизавета велела подать своё любимое синее, с кружевом платье и выкинуть все эти белые тряпки.
Жизнь продолжалась.
***
В 1469 году в португальском городе Синеш, в семье магистра и алькальда города, родился третий из пяти сыновей – Васко да Гама. Отец его, магистр ордена тамплиеров Сантьяго Эштеван да Гама, только после рождения третьего сына, заключил официальный брак с Изабель Содре, по матери Вудвилл, вывезенной в детстве из Лондона бежавшими от герцога Кларенса родителями во время войны с Ланкастерами. Их дочь приходилась двоюродной сестрой её величеству королеве Англии.
Про детство третьего сына ничего не известно. Ещё при его жизни, были перечитаны все книги, с записями о рождении детей не только дворянских, но и простых торговых родов города. Следов рождения третьего сына уважаемого алькальда не найдено. В 1483-84 годах Васкопоявился из ниоткуда и вступил в орден Сантьяго, будучи впервые отмеченным в официальной хронике.
Магистром ордена оказался будущий король Португалии Жуан II.
В 1492 году, по поручению его величества, Васко де Гама захватил в Альгарве французские корабли. В июле 1497 года он принял на себя командование эскадрой и отправился в Индию. В 1499 ему торжественно пожаловали титул графа Видигейра и почётное звание «Адмирала Индийского океана». Его Величество Жуан II, по свидетельствам очевидцев, обращаясь к нему, неоднократно говорил: «Брат мой!». Современники обращали внимание, что король и магистр рыцарского ордена никого и никогда не называл своим братом, кроме мессира графа.
Археолог Филиппа Лэнгли, не без оснований,предположила, что в Девоне может покоиться младший брат никогда не коронованного короля…
Несмотря на оставленный на могиле код «EVAS», история Адмирала Индийского океана точно так же загадочна и не объяснима.
Весьма вероятно, что останки старшего сына Эдуарда IV покоятся в настоящее время в монастыре иеронимитов в Лиссабоне.
***
Ранняя весна 1972 високосного года пришла на Британские острова ветрами и ледяным дождём. Её суровый нрав описывали ещё несколько последующих лет корифеи пера Уэльса и Эдинбурга. Вокруг стоящих королевскими гвардейцами – плечом к плечу – лондонских серых домов,точно так же, как и на всём архипелаге, завывал резкий пронизывающий ветер. Утреннее небо, низкое тяжёлое, как серая сырая вата, хмуро готовилось в любую минуту обрушить потоки льда и снега на столичных жителей. Те ёжились и пытались добежать до метро, чтобы спрятаться в подземелье от никак не заканчивающейся зимней стыли.
Правда, на чёрных кусочках земли, аккуратно, маленькими квадратиками, рассыпанных во внутренних двориках, презрев холод и свято уверовав в календарь, придуманный в незапамятные времена Папой Григорием XIII, вылезли подснежники, которые, почему-то, в этой серой стране прозывались крокусами.
Страдающий от промозглой погоды, мающийся в сыром доме и в чужой стране, особый отдел сидел вокруг камина и, словно волчья стая, молча и осуждающе посматривая на вожака. Последний старательно поддерживал огонь, периодически подкидывая круглые, какие-то гладкие и совсем не русские полешки. Переезд был суматошным и тяжёлым. Начальник забрал с собой всё. Книги, шкафы, какие-то старые папки, ручки, кастрюли и даже наборы гвоздей, в смешных коробках из-под конструктора с надписью «Юность-3». Потом всё это добро дружно получали, переругиваясь с непонятливыми грузчиками, распаковывали и расставляли по местам. Получилось почти точно так, как дома. Но это был не их дом.
Наконец, когда последняя вазочка встала на своё законное место, и Борис Евгеньевич поставил на обеденный стол круглую мясную кулебяку, до отдела дошло, что их притащили сюда надолго.
Притихшие близнецы так тщательно пережёвывали горячий пирог, что их чавканье, наверное, можно было услышать с улицы. Маша зарылась в учебник английского языка и, будь здесь сейчас Василий Иванович, он бы решил, что она молится. Но, на самом деле, старательная дочь Кесслеров повторяла противные английские неправильные глаголы. Ксения пила чай и морщилась от звуков, издаваемых близнецами, но, запуганная чуко-гековымивоплями, недовольно молчала. Одетый в серый, как погода за окном, свитер, Борис, положив себе на тарелку большой поджаристый кусок, грустно сморкался. Ступив с трапа самолёта на землю Британских островов, он, вторую неделю, страдал от жесточайшего насморка. Ни мёд, извлечённый из фанерного ящика запасливым Телицыным, ни малиновое варенье, называемое заграничным словом «Jam», купленное в бакалейной лавке Танюшей, ни пыхтение по вечерам старательного Олладия, разгоняющего над головой страдальца одному ему видимые бациллы –ничего не могло излечить сопливого немца.
Тишину завтрака перед камином, как ни странно, первым нарушил Илья.
– Это кошмарная страна, – сообщил он пространству, громко отпив горячего сладкого чая из блюдечка. – Зачем мы здесь, Ян Геннадьевич? Домой-то нам когда?
– Как, вообще, хватило ума притащить нас всех на эти Острова Туманов и Пудингов? – наконец, разразилась тирадой Ксения, смявшая в пепельнице так и не закуренную вторую сигарету.
– Можно подумать, что если твой супруг схватил простуду, то нас ждёт теперь всемирная катастрофа, –буркнул, не отрывая глаз от огня, начальник. – Приехали. Жить здесь нам. Родину будем защищать. Ну, пытаться, по крайней мере.
Борис, близоруко щурясь, посмотрел на руководство слезящимися глазами:
– Здесь оказалось чертовски холодно, но говорят, что летом в Лондоне значительно теплее, и инфлюэнца скоро пройдёт.
– Так и жизнь пройдёт, а мы не узнаем, зачем уважаемый товарищ полковник нас сюда приволок! Я утром видела глаза Рашида Ибрагимовича, его-то за что? Он как побитая собака! Марк, хоть ты бы пирог поклянчил, что ли? – Ксения развоевалась не на шутку.
Большой чёрный пёс, спрыгнув с заскрипевшего старыми пружинами дивана, прогнувшегося под тяжестью упитанного монстра, встал и, положив морду на стол, молча, принялся ожидать обещанного куска.
Всем было очень грустно.
***
После совещания по безопасности и сотрудничеству в Европе, так успешно прошедшему в Хельсинки, многим показалось, что холодной войны больше нет. Мир в начале семидесятых решил, что, наконец, наступила эпоха разрядки. Москва рассматривала договоренности в Хельсинки, как личную большую победу, утверждая на весь мир, что послевоенные границы в Европе не смогут измениться больше никогда.
Однако сокрушительный разгром США во Вьетнаме, власть красных кхмеров в Камбодже, новая арабо-израильская война, события в Южной Америке и полный бардак в Африке не дали миру покоя. Полностью выведенную из строя советскую резидентуру, изгнанную «МИ-6» с островов её величества королевы, требовалось кем-то аккуратно заменить.
События в Москве, похожие на калейдоскоп, не позволяли организовать нормальную работу. В 1972 году начальника внешней разведки Сахаровского А.М. сменил генерал Мартин Ф.К., основной заслугой которого был переезд управления с площади Дзержинского в лесной массив в районе Ясенево. В 1974 году его сменил более инициативный Крючков В.А., преданный Андропову Ю. В.
В девяностых годах он, так же безгранично, поверил и Горбачёву М.С…
В любом случае, о получении серьёзных разведданных с Британских островов в СССР, а затем и в России, никто давно не слышал. Правда, есть и другая информация…
_____________________________________________________________________________________