Сроду набережная Лиффи, темная и спокойная по ночам, не слышала столь искреннего «Нет, ни за что, никогда!», исполняемого со всей страстью раскаявшегося грешника. «Все деньги спустил я на виски и эль…» — выводил громогласно, но несколько жалобно, мощный голос с крепким дублинским выговором.
Еще бы не жалобно! До хибары на противоположном конце города еще ползти и ползти, а Дугги О’Доэрти уже исчерпал все запасы бодрости, отпущенные ему на сегодня. Сохранять вертикальное положение с каждым шагом тоже становилось все труднее. «О, нет, никогда!» — прорыдал Дугги, вываливаясь с тротуара на мостовую и тут же шарахаясь от припозднившейся двуколки. Шлепнулся в лужу, с минуту отдыхал там и лишь затем погрозил вслед коляске внушительным пролетарским кулаком. На полноценное проклятье его не хватило. Каким-то чудом углядев и подобрав слетевшую кепку, он встал, опираясь на каменную тумбу, и — не иначе для того, чтобы настроить себя на новые тяготы пути — затянул печальное про сладкую Молли Мэлоун с ее ракушками, моллюсками и пагубной лихорадкой.
Песни, начинавшейся раз десять, раз пятнадцать прерывавшейся и раз двадцать оканчивавшейся на предпоследней строчке, хватило ровно на квартал. Дугги уже готовился проорать «…и мидии свежие, оу!», когда его (в двадцать первый раз) что-то отвлекло. «Что-то» было звуком, грустным, но настойчивым. Пройти мимо — невозможно. О’Доэрти затормозил носом в фонарный столб, развернулся; взгляд потек по узкой улочке, чуть было не утоп в очередной луже, но в конце концов остановился на непонятном силуэте у стены. Что еще за напасть?
У силуэта были плечи, и они вздрагивали; голова с копной рыжих волос покоилась на худеньких коленках, звук доносился откуда-то из-под копны. «Баба, — подумал Дугги. — Плачет». Он сделал пару нетвердых шагов по направлению к рыжеволосой. Та всхлипнула и подняла голову. Заплаканное личико, не очень юное, но определенно милое, распахнутые глазищи, искрящие зеленым, белые тонкие ручки. «Не баба… леди, — икнул О’Доэрти. — Гол… раздетая! В сентябре… на улице». И действительно, из одежды на леди имелась только коротенькая шелковая сорочка на узких бретельках, небольшой кулончик и мягкие сапожки под цвет глаз.
Щеки Дугги, и без того багровые от полночных возлияний в пабе, покраснели еще сильнее.
— Вы того… ч-чего здесь? — пробормотал он и, не дождавшись ответа, принялся великодушно стягивать с себя мятый пиджак: — Нате вон… прик-кройтесь, а то ж хло… халы… холодно!
Видать, незнакомка и впрямь попала в серьезную переделку, потому что она не вскочила и не бросилась бежать прочь от загулявшего пьянчуги, а протянула руку и робко приняла щедрый дар. Закутавшись, поднялась на ноги.
— Спасибо, добрый сэр, — прошелестел ее голосок.
— Ч-чего? — не расслышал Дугги.
— Спасибо, — повторила она уже громче. — Сэр, простите, если моя просьба покажется вам неуместной, но мне не к кому здесь обратиться…
— Ч-чего?
Рыжеволосая поняла, что говорить нужно короче и строго по существу.
— Вы не приютите меня у себя дома? Хотя бы на одну ночь?
О’Доэрти широко взмахнул рукой, едва не свалившись под газовый фонарь.
— К-нечно! — Он уставился на ничем не укрытые ножки зеленоглазой незнакомки, затем благородно отвернулся. — П-шли… те.
Дальнейший путь помнился нечетко. Вроде бы Дугги шел впереди рыжеволосой, показывая дорогу, пел ей новомодные куплеты, подхваченные в этом чертовом пабе, затем уже не шел, а будто бы летел… и незнакомка летела вместе с ним. У нее было очень костлявое плечо, и он долго выговаривал ей, что настоящая леди — а он их повидал… не, чесслово, видел! На ярмарке вот, например! — должна быть пышной и мягкой. Женщина вздыхала и продолжала тащить его на себе дальше… Хотя, какое тащить! Они летели, они порхали, как ночные мотыльки, качались в лодчонке на высоких волнах, во мгновение ока они добрались до комнатушки Дугги и там… Начали орать. Как орут чайки. Мерзко, надрывно. Просто невыносимо!
Проморгавшись, Дугги открыл глаза. Светило солнце. В оконные щели врывался прохладный ветер с побережья. Где-то рядом кричали чайки.
— Святой Патрик, — пробормотал О’Доэрти, сползая с узкой кровати. Он тут же пожалел, что вообще пошевелился. В голове стучали армейские барабаны, внутренний барометр показывал великую сушь. — Пить, — простонал он.
Неожиданно сбоку послышалось журчание воды. Дугги медленно повернулся. Тонкие женские ручки поставили кувшин на место и протянули мужчине кружку с какой-то жидкостью. Вздрогнув, он поднял взгляд выше. Незнакомая рыжеволосая леди в одном белье и изгвазданном пиджачке Дугги стояла возле кровати, посматривая на О’Доэрти с робостью и осторожным сочувствием.
Дугги моргнул еще раз. Видение не исчезло.
— Вы кто? — просипел он пересохшей глоткой.
Женщина беспомощно затопталась на месте.
— Меня зовут Кэрри, добрый сэр. Вчера вы любезно разрешили мне остаться у вас дома.
Барабаны застучали сильнее. Дугги сжал ладонями пульсирующие виски в попытке унять этот развеселый марш.
— Меня еще никто не называл сэром, — пробормотал он и потянулся за кружкой, вздохнул: — Вода? Эх, пива бы.
— Пива? — встрепенулась женщина. — Один момент.
Она буквально вырвала кружку из пальцев Дугги и отвернулась к стене. Тот хотел было возмутиться — что эта рыжеволосая себе позволяет! Что она там вообще делает? Сунула мизинец в воду? Но Кэрри уже обернулась снова, на этот раз подавая мужчине темный напиток с пенной шапкой наверху.
— Откуда…
Впрочем, О’Доэрти не договорил, вцепился в емкость обеими руками и в пару глотков выхлестал все до дна. Довольно крякнул, вытирая губы. И, пожалуй, только сейчас осознал происходящее.
— Так вы это, ночевали тут, что ль? — спросил он, косясь на экстравагантное одеяние зеленоглазой.
— Ну да. Понимаете, — личико женщины вновь опечалилось, — мой дом разрушен. Мне совершенно некуда идти. Возможно, с моей стороны будет навязчиво просить вас о еще большем одолжении, однако… не могли бы вы позволить мне пожить у вас какое-то время?
— Э! Леди, стойте-ка! — вскинул ладонь Дугги. — Какое пожить? Чего это вы удумали? Где у меня жить-то? Вы уж извините, но…
Глаза Кэрри мгновенно наполнились слезами величиной с фасолину.
— Пожалуйста! — воскликнула она и упала к его ногам, ломая руки. — Не прогоняйте меня! Я ничего не знаю про… про это место. Мне нужно хоть немножко времени. Прошу вас, добрый сэр.
Обалдевший от такого напора Дугги даже подался назад. Попытался отцепить рыжеволосую от своих коленок, но та держалась крепко.
— Ну ладно, ладно, — наконец выдавил он и махнул рукой. — Черт с вами, оставайтесь. Пока. Но уж не знаю, где вы собираетесь тут… э-э… спать. Кровать у меня одна.
— Ничего, — воспряла ночная знакомая. — Я рядом с дверью, на циновочке. Это не доставит мне больших неудобств. Сегодня не доставило.
— Так вы ж это… леди.
— Не совсем, — смутилась она. — Я не очень высокого рода. Вы вполне можете обходиться со мной по-простому. Кстати, могу я узнать имя доброго сэра?
— Дугги… Дуглас О’Доэрти, мэм.
Он вдруг заметил, что на нем не снятые с вечера штаны и рубашка — мятые, нечищеные и не очень хорошо пахнущие. Потер щетину на подбородке, машинально пригладил торчащие во все стороны волосы. Захотелось сплюнуть, но при рыжеволосой Дугги не решился.
— А вас? Как вы сказали, вас звать?
— Кэрри. Просто Кэрри, с вашего позволения.
— Ну, живите, в общем. Недолго только. И учтите, я нынче безработный. Проклятые англичане! Выгнали меня из доков. Как вас кормить, если мне самому жра… есть нечего. И одежду вам надо какую-то, а то ж совсем, прости Господи, срамота получается. Как вы на улице в таком виде появитесь?
— Одежду? — Женщина неожиданно смутилась. — Ах да, конечно, здесь так не ходят.
Она задумалась, потом расстегнула на шее цепочку с кулоном.
— Возьмите. Это настоящее золото. Наверное, должно хватить.
Получив маленькое сокровище, Дугги просиял. Кажись, дела идут на лад! Кредит у Магвайра был исчерпан ровно вчерашним вечером.
Выделив Кэрри крошечный закуток и занавесив его ветхим покрывалом, Дугги кое-как привел себя в порядок и отправился в ломбард. Отчаянно поторговавшись и выручив за кулон пристойную сумму, он немедленно ринулся по Графтон-стрит в поисках подходящего паба. На полпути остановился, плюнул в сердцах — совсем забыл! Наряд для Кэрри. Вот навязалась на его голову. И он уныло повлекся в магазин готового платья.
Притащенная им домой кошмарная мышастая блуза с бешеным количеством пуговиц и не менее выразительная синяя юбка вызвали, однако, у Кэрри неподдельный интерес. Спрятавшись за покрывалом, она облачилась в принесенный наряд, выпорхнула на середину комнаты и прокружилась, оценивая «летучесть» нижних юбок.
— Ну как? — с любопытством спросила она.
— Да сносно вроде, — развел руками Дугги, оглядывая получившийся бесформенный балахон. — Пояс какой-то придумать, и сойдет. Вы это, расскажите хоть, что у вас случилось? А то «дома нет», «ничего нет»…
Улыбка Кэрри потускнела.
— Дуглас, разрешите мне объяснить все позже, — она шмыгнула носом. — Сейчас мне будет трудно это сделать.
О’Доэрти ничего не понял, но пожал плечами. Ладно, если дамочка так расстроена, пусть не говорит пока.
Последующие дни Дугги провел в непривычном для себя режиме. Ложился рано, вставал утром. Бродил по окрестностям в поисках приработка. Поначалу взялся за дело резво, не без энтузиазма. На его попечении леди! Что же, он не сможет произвести впечатления?! Но с каждым днем возложенные на себя обязанности утомляли его все больше. Труд в таких количествах — что-то новенькое. Да, проклятые англичане действительно уволили его, не предоставив никакой иной работы в порту. Вот только было это шесть лет тому назад… С тех пор Дугги перебивался случайными заработками, и, надо сказать, его такое положение вполне устраивало. Много ли нужно честному пролетарию? Горбушка хлеба днем, кружка пива вечером. Ну, допустим, не одна кружка. И допустим, не только пива. Но все-таки. Захотелось, встал, пошел, заработал, отнес деньги Магвайру, тот отдал в распоряжение Дугги несколько бутылок своего фирменного пойла — чего еще надо!
А тут дамочка. Сидит дома, ждет его каждый вечер. И в паб не завернешь, вроде как совестно.
Отправить бы ее на работу. Но она ж леди, ни к чему толком не приучена. Хотя… надо бы у нее вызнать поточнее. Может, на что и сгодится. Да еще странная она. Вот очень странная. Городской жизни не знает, за порог выйти боится. Раз вернулся он чуть раньше, чем собирался, и с порога — картина: окно нараспашку, стоит рыжеволосая посреди комнатки, а вокруг нее воробьи хоровод водят. Ну как водят. Летают, конечно, но строго по кругу. И мелодию начирикивают, симпатичную такую. Уж в песенках Дугги разбирается неплохо. Едва Кэрри его заметила, тут же замахала на птиц руками. Кыш, мол, кыш. Затем повернулась виновато. «Извините, Дуглас, проветрить хотела, а они тут налетели. На хлебные крошки, наверное, польстились». Никаких крошек на столе не было и в помине, однако Дугги не стал расспрашивать. Только на всякий случай отыскал ножик и этой ночью спрятал его под матрасом. Что б, стало быть, под рукой, если что.
Приносила дамочка несколько раз пиво в кувшине откуда-то. Причем хорошее. Не разведенная конская моча, которую вечно норовил ему подсунуть Магвайр. Откуда взяла, ежели кроме воды у них ничего и не имелось? А герань! Лет десять стоял на подоконнике горшок с этой засохшей дрянью. Остался от давней зазнобы, все руки не доходили выкинуть. Рыжеволосая нашла, денек покопалась в слежавшейся сухой земле, а на следующий — в горшке оказался зеленый росток. Странная, одно слово.
Через пару недель случился «казус», как любил говаривать Магвайр, подцепив словечко от кого-то из заезжих, не побрезговавших его заведением, торговцев. Дугги возвращался домой ближе к полуночи, трезвый и оттого очень злой. Сегодняшний наниматель заплатил меньше, чем договаривались, и нужно было придумать, где наскрести еще, ибо срок оплаты за хибарку приближался неумолимо. Тем не менее все шло относительно благополучно, пока дорогу О’Доэрти не заступил дюжий молодчик в рыбацком свитере и надвинутой на глаза кепке. Дугги напрягся, сунул руки в карманы пиджака, попытался пройти мимо, но ему не дали.
— Эй, работяга, поделись-ка с другим работягой чем Бог послал.
Дугги начал свирепеть. Мало того, что не доплатили. Так еще и последнее отобрать хотят. Никаких дружков у молодчика не имелось, и О’Доэрти расхрабрился, поднимая голову и готовясь принять вызов.
В общем, дело закончилось суровой дракой, и домой Дугги притащился в весьма плачевном состоянии (деньги, впрочем, остались целы). Но разбитая, кровоточащая бровь, свернутый нос, вывихнутое плечо… Кряхтя и охая, Дугги вскарабкался на постель и дал волю стонам, проклятьям и жалобам на жизнь.
— Я помогу, — порхнула к нему Кэрри.
В ее ладонях, словно по волшебству, возник кубок с необычным питьем, пахло оно травами и чуть дурманило рассудок. Дугги было запротестовал, но Кэрри ласково взглянула своими зелеными глазами, не менее ласково схватила его за вихры, и когда рот у него открылся в беззвучном вопле, недрогнувшей рукой влила в глотку несколько капель подозрительного напитка.
— Это поможет, — шептала она, пока Дугги уплывал в приятное беспамятство.
К счастью или к сожалению, беспамятство оказалось не полным. Он будто со стороны наблюдал, как легким, неуловимым движением Кэрри вправляет ему плечо, как она гладит тонкими пальчиками его нос, и тот выравнивается под ее прикосновениями, как женщина прикасается губами к рассеченной брови, и рана затягивается, словно это прикосновение не обычной женщины, а… а…
Святой Патрик!
Едва Дугги очнулся, тут же вскочил на ноги и рванул прочь из дома. Но не тут-то было. Кэрри — молчаливо и грустно — встала возле двери, загораживая проход.
— Не надо, сэр Дуглас, — попросила она.
— Ты… ты…
— Ну да, — женщина опустила глаза.
— Фэйри, — выдохнул О’Доэрти, шлепаясь на пол.
— Ши, — подтвердила рыжеволосая.
Прошло, наверное, минут с десять, прежде чем Дуглас рискнул пошевелиться.
— А почему у тебя нет никакого… э-э… уродства? — спросил он осторожно. — Мне бабушка говорила, фэйри всегда можно вычислить по какому-нибудь недостатку.
— Думаю, по-вашему это — недостаток.
Кэрри повернулась спиной, откинула волосы, обнажая затылок. В затылке виднелась маленькая аккуратная дырочка.
— Так я разговариваю с деревьями, — сказала ши.
— Значит, ты… не злая фэйри? Помогла мне. И пиво вон носила.
— Раньше я охраняла рощу.
Кэрри вздохнула и опустилась на пол, рядом с Дугласом.
— Так это, расскажи, что ль. Как ты в городе-то оказалась?
Еще один вздох.
— Мою рощу уничтожили. Люди строили новый порт. Они вырубили все деревья, разрушили холм, в котором я жила. Я пыталась остановить их. Долгое время мне даже удавалось. Ну, знаешь, у нас есть свои секреты. Можем страху напустить на смертных, можем морок навести, можем попросить помочь баньши или лепреконов. Но баньши всегда себе на уме, помощь же лепреконов обходится очень дорого, да и не держат они слова, если другая сторона им больше золота предложит. Так у меня и получилось. Хозяева стройки сговорились с лепреконами, и те бросили меня, ушли в другое место. А одна я не справилась.
Кэрри помолчала.
— У вас, людей, тоже свое колдовство есть. Ваши строители им воспользовались — мой холм обложили кусками какой-то твердой пакости и… — она запнулась, очевидно, вспоминая слово, — взорвали. А я с местом обитания связана крепко, меня выбросило куда-то далеко-далеко, хоть я и не находилась в холме в этот момент. Пришла в себя уже на улице города. Мне было страшно… и мне очень был нужен дом. Пусть временный. Иначе я могла бы просто раствориться, исчезнуть.
— Вон оно чего, — присвистнул Дугги. — Проклятые англичане! Ну, тогда ясно. А сейчас?
— Сейчас я вновь набираюсь сил. Кроме того, изучаю ваши повадки и обязательно стану сильнее. Тогда никто не сможет больше прогнать меня из дома. — Фэйри гордо вскинула подбородок, но вдруг виновато моргнула. — Не бойся, тебе я зла не причиню, ты меня спас.
Дугги почесал макушку.
— И долго ты собираешься у меня… гостить?
— У тебя хорошо, спокойно. Можно я останусь пока?
О’Доэрти развел руками. Что, мол, с тобой делать, оставайся. И фэйри осталась.
Продержался Дугги еще три недели. Нет, Кэрри была мила и добродушна. При случае всячески к нему ластилась, и Дугги грешным делом решил даже, что рыжеволосая в него втюрилась. Но она его пугала. Он так и видел перед собой эту ее дырку в затылке. И ладно бы только пугала. С ней он по-прежнему был вынужден каждый день вскакивать ни свет ни заря и отправляться на заработки. А главное, никаких пабов! Пара кружек, сотворенных фэйри из воды, перед сном — не в счет. Да и безопасно ли глотать воду, до которой дотрагивалась ши? Бабушкины истории — захватывающие, но большей частью леденящие душу — раз за разом всплывали теперь в памяти Дугласа. В них тоже фэйри сначала заманивали путников сладкими речами, а затем вершили над ними свои обряды.
Кэрри, может, еще ничего бабенка, но возьмет заявится однажды в гости ее сестрица баньши — и пойдут у них Дуггины ребрышки под пивко.
«Нет, так дальше продолжаться не может!» — решил О’Доэрти и, вместо того, чтобы пойти на работу, отправился на прогулку по ближайшим рощам. Потом сходил еще разок. Вернувшись, много думал. И наконец завел разговор с Кэрри.
— Я нашел для тебя дом, — сообщил он.
— Правда? — обрадовалась рыжеволосая. И тут же насторожилась. — А где?
— Да недалеко тут. Ну, не очень близко, но рощица хорошая. Тебе подойдет.
— Это хорошо, только… мне же придется покинуть тебя.
— Ничего-ничего! — слегка испуганно воскликнул Дугги. — Ты сможешь приходить ко мне в гости. Иногда. Если захочешь.
— Да? — Кэрри снова оживилась. — Тогда чудесно. Покажи мне это место.
— Конечно. Хоть завтра.
Новый дом Кэрри понравился. Небольшой лесок с полянкой в центре, несколько красивых аккуратных холмов, никем до сего дня не занятых. Фэйри поблагодарила Дугласа и соблаговолила обосноваться здесь. На прощанье она свернула в трубочку желтый лист орешника, дунула, и на ее ладони образовался вытянутый музыкальный свисток с шестью дырочками. Кэрри протянула его Дугласу.
— Вот. Это если тебе понадобится позвать меня. Я прилечу немедленно, — краснея, произнесла она. — И запомни: не верь лепреконам, в каком бы обличье они ни приходили. Они всегда обманут.
Какие лепреконы? Зачем ему это? Дугги взял свисток, скороговоркой пробормотал «спасибо» и поспешил убраться из заповедного — теперь, с появлением там фэйри — леса. Свободен! Неужели он свободен?!
Этим же вечером Дугги напился так, как, наверное, еще никогда в жизни. Всё, больше никаких женщин! Нет, то есть женщины — это прекрасно, но простые и понятные. Свои, земные, а не… как некоторые.
Зима прошла тихо и спокойно. Дугги все так же перебивался случайной подработкой; едва не замерз в особо холодный январь — дров для домовой печки хватало лишь на поддержание температуры, пригодной для выживания, но не более. Тут он подумал, что лепреконы с их золотом были бы очень кстати.
Выручили его, однако, не лепреконы. Кэрри — опять не поймешь, к счастью ли, к горю — старалась навещать непутевого Дугги, и в очередной раз принесла ему угля для растопки. И где только раздобыла?
К весне дело пошло на лад. Снова на улицах Дублина было тепло, Магвайр опять открыл Дугги кредит, и О’Доэрти позабыл на время о рыжеволосой фэйри.
А та и впрямь отчего-то пропала. Не навещала своего спасителя месяц, другой, третий… «Наверное, освоилась, теперь я больше ей не нужен», — с облегчением решил Дуглас.
Узнал о ней он самым нетривиальным образом.
Однажды, возвращаясь из центра, почувствовал на себе чей-то пристальный взгляд. Обернулся. Померещилось, будто в проулке быстро скрылась темная фигура. Нахмурился, но больше ни в этот день, ни в последующие ничего не произошло. А спустя неделю возле его дома остановилась закрытая коляска. Трое серьезных мужчин в сером выскочили из нее, скрываясь за дверью. Спустя всего пару минут брыкающегося Дугги выволокли из комнаты и затолкали в коляску. Свистнул бич, лошади сорвались с места, унося О’Доэрти в грозную неизвестность.
Он уже приготовился к смерти, сотню раз мысленно воззвал к святому Патрику и к святому Петру заодно, но вместо застенков, казематов, сточных канав и темных пещер Дугги в конце концов оказался в просторной светлой комнате. Очень богатой комнате. С тяжелыми бархатными портьерами, мебелью красного дерева и хрустальными канделябрами.
Трое сопровождающих оставили его рядом с массивным столом, не предложив сесть, не сели и сами, лишь отошли к дверям. Дугги стоял, переминаясь с ноги на ногу, больше всего опасаясь задеть хрусталь или испачкать ботинками дорогой ковер, хотя… уже испачкал.
Дверь отворилась. Невысокий человек, полноватый, с сеточкой багровых прожилок на щеках и тяжелым взглядом, прошел в комнату и уселся за стол, напротив оробевшего Дугги. Одет человек был под стать комнате — богато.
— Так-так, — произнес он, осматривая О’Доэрти с ног до головы. — Значит, это тот самый? — обратился человек к серой троице. Говорил он с отчетливым английским прононсом.
— Да, сэр.
— Поразительно. Что ж, подойдите, — он махнул Дугги.
Тот сделал робкий шаг к столу.
— Да ближе, ближе, не мнитесь. — Дождавшись, когда подневольный визитер окажется совсем недалеко, человек продолжил: — Нам стало известно, мистер О’Доэрти, что одно время у вас проживала некая особа. Осенью, если не ошибаюсь.
Дугги недоуменно кивнул. «Богач», так Дуглас окрестил его про себя, улыбнулся.
— Особа, которая в некотором роде является не вполне человеческим существом, — понизив голос, сказал он. — И которая сейчас… обитает, назовем это так, в лесу к югу от города.
О’Доэрти кивнул снова, все больше впадая в ступор. Богач откинулся в кресле, побарабанил пальцами по губам, опять наклонился к столу, поманив Дугласа еще ближе.
— Я хочу сделать вам деловое предложение, мистер О’Доэрти.
— Откуда вы знаете мое имя? — только и смог выдавить тот.
Богач смерил его сочувственным взглядом.
— Посмотрите на меня, мистер О’Доэрти. Вам не кажется, что если я захочу что-то узнать, я это узнаю? Но не будем терять времени. Так вот, деловое предложение. Я выделю вам некоторую сумму… значительную сумму, если вы окажете мне одну маленькую услугу.
— К-какую? — пробормотал Дугги.
— Вам нужно будет попросить ту рыжеволосую особу, с которой вы так близко знакомы, провести с вами один вечер.
— Провести вечер? И… всё?
— Да, мистер О’Доэрти, всё.
— И за это вы дадите мне денег.
— Именно так.
Дугги нахмурился. Подвох. Как пить дать подвох! Но в чем?
— Она неплохая женщина, сэр. Хоть и ши. Не знаю, что вы задумали, но лучше вам объясниться, иначе ничего я делать не буду.
Дугги вперил взгляд в пол, храбрый и непокоренный. Богач понимающе хохотнул.
— Знаете, мистер О’Доэрти, давайте я сначала покажу вам, о какой сумме идет речь.
Он махнул рукой, и один из троицы, подойдя, выложил на стол внушительный… не кошель даже, а целую мошну. Завязки скользнули, открывая содержимое. Челюсть у Дугги медленно опустилась вниз. Соверены. Золотые соверены. Чтоб ему сквозь землю провалиться. Он сглотнул, пытаясь хоть как-то смочить разом пересохший рот.
— А… — протянул он.
— И все это за то, чтобы вы провели один вечерок в обществе вашей доброй знакомой.
— Сэр, — заставил себя произнести Дугги, — все-таки объясните. Зачем?
Богач вздохнул.
— Мистер О’Доэрти, вы наверняка слышали о новом поселке, который строится вблизи Дублина. Хороший поселок. Многие из состоятельных жителей города давно мечтают приобрести там маленькие уютные домики. Но их мечта может сбыться лишь при условии отсутствия в данной местности одного всем мешающего зеленого насаждения. Понимаете, на его месте планируются совсем иные сооружения, мистер О’Доэрти. И я, как тот, кто несет ответственность за строительство, разумеется, устранил бы это маленькое недоразумение, если бы не некая рыжеволосая особа, поселившаяся как раз на месте будущей… скажем, школы.
Теперь до Дугги начало доходить. Богач кивнул в ответ на его просветленный взор.
— Да. Ваша… то есть теперь уже наша, знакомая несколько мешает нам произвести плановую вырубку. Всего один вечер, мистер О’Доэрти. У меня достаточно людей, справятся они быстро.
Дугги молчал. Взгляд его метался от двери к матово поблескивающим соверенам. Богач начал нетерпеливо постукивать пальцами по столешнице.
— Ну же, мистер О’Доэрти.
— Да она ж тогда снова придет ко мне жить! — воскликнул Дугги. — Ну нет, спасибочки.
Богач снисходительно улыбнулся.
— Здесь столько денег, что вы сможете купить себе дом где угодно. Хотите — далеко отсюда. Хороший дом. Свой дом. Она не найдет вас. А уж за нее не переживайте. Ши она и есть ши. Переселится в соседний лесок, что ей.
Дугги опустил глаза.
Переселится. А и да, так-то какая разница одни деревья или другие. Никто же не пострадает. Он ей этих осин с сикоморами сколько угодно найдет, если надо…
— Ну, в конце концов, вы же не лепрекон, — произнес он непонятное.
Вечер обещал быть неплохим. Легкий июньский ветер задувал в открытое окошко, разлохмачивая волосы на голове О’Доэрти. Солнце уже клонилось к закату. Дугги вздохнул, в очередной раз посмотрел на свисток, лежащий на ладони, и поднес его к губам.
Кэрри появилась не сразу. Прошло, наверное, минут пятнадцать, прежде чем раздался тихий стук в дверь. Дуглас открыл.
— А-а, пришла, — промямлил он, чтобы хоть что-нибудь сказать.
— Ты же позвал меня! — воскликнула фэйри. — Ты меня еще ни разу не звал. У тебя что-то случилось?
Дугги неопределенно повел плечом.
— Только я не очень надолго, — сказала Кэрри. — Есть обстоятельства.
— Проклятые англичане…
— Что ты говоришь?
— Ничего. Это так, просто. Ну, в общем, увидеть тебя надо было. Вот.
Кепка в руках Дугги постепенно превращалась в мятую тряпку. Он еще несколько раз пытался придумать хоть какую-то тему для разговора и все время терпел поражение.
— Хочешь пива? — наконец пробубнил он.
— Пива? Дуглас, ты ведь зачем-то звал меня? Я тебя…
Кэрри внезапно прервалась. Замерла, будто прислушиваясь к чему-то на улице.
— Посиди со мной! — перепугавшись, заорал Дугги, хватая фэйри за руку и заставляя опуститься на стул. — Я это, знаешь, давно хотел тебя спросить…
Рыжеволосая уставилась на ладонь, которую сжимал Дугги, покраснела.
— Да, Дуглас?
— Хотел спросить… э-э… — он собрался с духом и неожиданно для самого себя выпалил: — А расскажи, откуда берутся баньши?
Дрогнув, ладонь Кэрри выскользнула из его кулака.
— Ну… баньши, они наши сестры, — немного растерянно проговорила женщина. — Только если мы живем в холмах, нередко общаемся друг с другом, то баньши — одиночки. Рождаются они по-разному, но в основном это получается, когда мы…
Кэрри опять умолкла на полуслове, вслушиваясь в происходящее где-то вдалеке, и вдруг подскочила с места.
— Лес, — прошептала она. — Мой лес! Дуглас, ты… — Ее глаза полыхнули зеленым пламенем. — Как ты мог?!
Она развернулась и кинулась прочь из дома.
Дугги шумно выдохнул, вытер пот, ручьями стекающий по лбу. Хвала святому Патрику, ушла. А теперь бежать, бежать, Дугги, уносить ноги! И, подхватив собранную заранее торбу, О’Доэрти тоже выскочил за дверь.
Новая жизнь Дугги нравилась. Хватило на все. И на домик, и на крохотный, но постоянный доход от банковского вложения. Тихо, мирно, замечательно. Работать, конечно, приходилось, но проявлять при этом энтузиазма не требовалось. Соседи вокруг приятные. Выйдешь, бывало, за порог — здороваются, а то и в гости на пудинг зовут. Вдовушка из дома напротив, опять-таки, весьма миловидна и нравом не строга.
Дугги сменил одежду, завел себе тросточку и новое кепи, по образцу английского. Мелькнула даже мысль украсить подоконник каким-нибудь фикусом, как у вдовушки. Но, почему-то вспомнив про зеленый росток герани, спустя десять лет пробившийся из ссохшейся земли, О’Доэрти от этой идеи отказался.
Про цветы, деревья и прочие растения он вообще старался не думать. И в очаровательную светлую рощицу, до которой миля спокойным шагом, гулять не ходил. Так, на всякий случай. Вряд ли, конечно, что-нибудь произойдет — место, где жила Кэрри, давно завалили кирпичом и досками; и если фэйри не нашла себе хотя бы временного дома… Тут Дуглас обычно смурнел лицом и топал в ближайшую лавку за добрым ирландским элем.
Но, в целом, жизнь была мирна и размеренна. Единственное, что его удручало — так это неожиданно проснувшаяся тоска по Дублину. По каменным улочкам, по разноцветным дверям и пабам, по Магвайру с его дрянным виски. И однажды Дугги не выдержал.
Добравшись до города, он с упоением провел там целый день. Шатаясь по знакомым местам и заведениям, встречаясь с их завсегдатаями. Последние радостно приветствовали «пропащего бродягу» и, расчувствовавшись, угощали его с королевской щедростью.
От Магвайра до гостиницы было всего ничего. Квартал, не больше. Как и год назад, набережная Лиффи имела счастье услышать громогласное «Нет, ни за что, никогда!», исполняемое, казалось, с удвоенной страстью.
Не прекращая воплей, Дугги ступил на мост. Шаг, другой… «Ходил я в пивную, там часто бывал…» Мелодия прервалась.
Силуэт на мосту. Силуэт с рыжими волосами и огромными зелеными глазами.
Дугги захлебнулся песней.
Рыжеволосая ухмыльнулась, из-под верхней губы показались остро отточенные клыки. Ногти на руках отчего-то стали в десять раз длиннее и тверже. Глазницы запали, и зелень в их глубине начала сменяться багровым блеском.
Дугги икнул.
— Кэрри? Не… не надо… я всё объясню, я…
— Я, помнится не договорила тогда, — раздался свистящий шепот, едва пробивающийся сквозь зубы. — «…когда мы лишаемся дома», Дугги.
Ведьма открыла рот, и — словно тысячи гадких, мерзких, отвратительных чаек заорали вдруг прямо в уши Дугласу О’Доэрти. Безумно. Жутко. Оглушающе. Он вскинул руки и бессильно уронил их, сползая по перилам моста.
Кэрри замолчала. Подошла к распростертому телу, ткнула носком сапожка, хмыкнула.
— А ты думал, откуда берутся баньши.
ссылка на автора
Юстина Южная https://litmarket.ru/yustina-yuzhnaya-p2004 https://author.today/u/ladybell
Украсть удалось только любовь, да и то полудохлую, смотреть не на что. Малец не стал бы пачкаться, но Старик хватанул сгоряча что попало, а потом упёрся рогом. Он известный жмот, если к рукам прилипло — домкратом не отдерёшь. И ладно бы ходовое что, цель там или мечта, так нет же! Любовь вообще товар так себе, семь потов сойдёт, пока найдёшь покупателя. Да пойди ему ещё докажи, что краденая, а не самородка, те-то вообще пятачок за пучок.
— Дурак ты, — сказал Старик, когда Малец вслух сомнение выразил. — Это твои уродки ничего не стоят, на пожрать да поспать только и нацеленные. А эта — смотри какая ладненькая! Её отмыть да откормить — само то будет. Пёрышки глянь какие!
Старик растопырил грязными пальцами вялое крылышко. Любовь ощерила мелкие зубки и попыталась цапнуть стариковский палец, но тот отдёрнул, захихикал. Малец пожал плечами и смирился: не с пустыми же руками возвращаться, Ма засмеёт. Старику виднее: раз говорит, что из этого недоразумения можно сделать стоящий товар, значит, так оно и есть…
За ужином Малец убедился в правоте Старика. Отмытая в лохани любовь шустро стучала деревянной ложкой по дну тарелки, уминая вторую порцию каши со шкварками, подложенную «бедной задохличке» сердобольной Ма. Выглядела она, причёсанная, порозовевшая и одетая в детскую пижамку с разрезами на спине (для крыльев) очень даже продажной.
— Неа, — сказал Старик задумчиво. — Не будем мы её продавать. Аппетит хороший, мышцы в тонусе… Самим пригодится!
И послал Мальца в город за боксёрскими перчатками. Пенёк у амбара любви как раз по росту оказался, удары на нём отрабатывать. А нунчаки и кистень Малец ей сам смастерил. К тренировкам Старик его не подпустил, гонял самолично. А Малец проникался. Прав Старик. Ох, прав!
Цель — она ведь что? Плюнуть и растереть. Она ничего не оправдывает, даже потраченных на неё средств. Мечта тем более. Другое дело — любовь. Она оправдает всё. И в нападении незаменима — кто же из вежливых да благородных посмеет ответить на удар, нанесённый любовью? Да последний нищеброд предпочтёт откупиться, лишь бы не ославили потом и пальцем не тыкали! Главное — натаскать как следует, чтобы била наверняка, да нацелить правильно.
Любовь оказалась умненькой и выносливой, крепла стремительно, подлым приёмчикам училась влёт, не капризила. Но Старик её всё равно на цепи держал — так, на всякий. А вот крылья резать не стал.
Чай не варвары!
ссылка на автора
Светлана Тулина https://author.today/u/fannni
Вы спрашиваете, откуда у меня эти шрамы на спине? Дело в том, что раньше там были крылья. Два белых крыла. Здорово, говорите? Ну… оно, конечно, красиво, но очень не удобно. Под одеждой им тесно – не шьют у нас одежду под крылья. Приходилось носить либо мешковатые свитеры, либо балахоны на три размера больше. Все думали, что у меня горб. Конечно, ни один молодой человек не подходил знакомиться… Рюкзак не наденешь, на спине не полежишь – больно. К тому же, белые перья часто пачкались, а вы пробовали когда-нибудь мыть крылья у себя за спиной? К тому же, перья периодически выпадают. Представьте, идете вы по улице, а из вас перья сыплются. Вообще, крылья приходилось прятать, иначе от меня совсем шарахались. Что? Летать? Ну да, можно было, конечно. Только я почти не летала. В детстве, конечно, очень любила, но потом стала замечать, как люди на это реагируют. Не очень приятно, когда в тебя тычут пальцем, а то и покрутят у виска.
Вот я и решилась на операцию. Было очень больно. Раны потом еще долго кровоточили, не заживали. Но через пару лет остались лишь вот эти белые рубцы. Иногда ноют к перемене погоды, но так ничего. Нормально. Привыкла.
ссылка на автора
Юлия Рыженкова https://litmarket.ru/ryzhenkova-yuliya-p3324
— Ай-ай-ай! — седой Анлу покачал головой, осторожно расправляя листики, сморщенные, словно кожа на его ладонях. — Что же ты, зюсечка? Чего тебе не хватает? Света аль удобрений? Водицу речную процеживаю, как полагается. Что же ты хиреешь?
В хижину без стука ввалился сосед Анлу — богатырь, косая сажень в плечах, шею не угадать между плечами и головой.
— Здорово, Хоббит!
— Сколько раз говорил, не зови меня так! Я же не называю тебя… Харя!
Гость довольно похрюкал.
— А чё, норм погоняло. Харя… звучит! Короче, Хоббит, дело есть от Самого! — Харя воздел очи горе и многозначительно указал куда-то вниз, между босых ступней.
— Что на этот раз?
— Узнал он о твоём хобби и решил приспособить, значит, во славу нашей Родины!
Анлу поморщился.
— Но я давно отошёл от дел… Да и как ему мой огород может пригодиться?
— Короче, слух сюды. Цветочки твои теперь будут плоды приносить. Вот — эликсир, капнешь на ростки, и через седмицу из бутона вылупится…
— Дюймовочка?!
Харя снова зашёлся в хрюкающем смехе.
— Гы. Тоже мне, крот нашёлся! Ну да, что-то типа того. Удобрения свои выбрось, буду приносить идеологически верные. Вот, на, глянь!
Он потянул старику пакет. Тот с сомнением взял и прочитал маркировку:
— Пепел. Высший сорт. Отборные маньяки-убийцы! Сделано в жаровне номер семь.
— Не, ну это щас маньяки. Я всякое-разное буду приносить. И лжесвидетели будут, и прелюбодеи… Ты уж тут займись, как её, селекцией! Выведем лучшие сорта.
— Да что делать-то? Не понимаю.
— Вот ты тупой! Дюймовочки эти полетят туда, — он ткнул пальцем вверх. — И будут воздействовать на умы некрепкие. Склонять ко всякого рода грехам, ну ты в теме. Когда подберём наилучшее сочетание удобрений, поставим на широкое производство. И будет польза от твоего огорода! Усёк?
Выходя, Харон обернулся.
— И это, Хоббит… Воду из Стикса не фильтруй. Микро, как их, элементы оттуда для нашей цели весьма пользительны!
***
Анлу прошёл мимо длинных рядов саженцев и остановился возле малыша, разительно отличавшегося от соседей. Те — под сажень, а этот едва до колен доставал. Те с десятком бутонов каждый, он лишь с одним. Да и внутри полупрозрачных бутонов промышленных экземпляров зародыши были злобные, зубастые — Анлу всякого навидался тут, но старался лишний раз не смотреть на них. Зато Сам будет доволен…
Воровато оглянувшись, старик открыл коробку и достал спрятанный за тряпьём маленький пакетик. «Пепел. Низший сорт. Ложно осуждённые…» — было написано на нём от руки.
Потом Анлу сдвинул ковёр, открыл потайной люк в полу и достал оттуда флакон святой воды. Чего ему стоило достать всё это тут, лучше не вспоминать!
Удобрив и полив маленький цветок, он спрятал всё обратно. Цветок выпрямился и даже слегка подрос. Милое крошечное тельце внутри бутона улыбнулось во сне.
Старик вздохнул, вытирая пот со лба. Хорошая выйдет муза, добрая!
План Самого будет выполнен. А то, что одна муза вышла бракованной… Спишем на козни святых сил.
Должен же кто-то ответить за то, что в Аду производится что-то прекрасное?
ссылка на автора
Александр Богданов https://litmarket.ru/aleksandr-bogdanov-1-p1210
«Да перестань! — рассмеялась красотка с каштановыми волосами, — Ты что снова приревновала?» — её белоснежная улыбка обезоруживала. Кира не могла не улыбнуться в ответ. Хотя, скорее всего, это была улыбка вежливости, нежели дружбы. В последнее время, как ей казалось, Ника перешла все границы. Она прекрасно знала Кирину привязанность к объекту ревности. Её вздыхания о нём во время полуночных посиделок на уютной кухне в шесть квадратных метров за бокалом их любимого мартини «Бьянко» отчетливо давали понять, что он ей не безразличен.
Денис всегда привлекал внимание противоположного пола. Его курчавые волосы, спадающие на лоб, ласковый взор завораживали с первого взгляда, а модный стиль и безукоризненные манеры не оставляли шанса даже тем, кто и не планировал влюбляться. Количество разбитых сердец в округе их маленького городка зашкаливало, однако, потенциальных «жертв» не убавлялось. Напротив, каждая хотела испытать счастье и верила, что именно она прервёт эту любовную вереницу. Кира не стала исключением и всё больше утопала в своих мечтах и воображении.
«Ой, да брось, не смеши меня, — всё ещё улыбаясь, повторила подруга, — я всего лишь смахнула упавшую ресницу с его лица. Ничего особенного». Она допила свой напиток и, ловко подцепив оранжевой шпажкой лежащую на дне пропитанную вермутом сочную оливку, отправила её в рот. Эмоции захлёстывали Киру, гнев, сомнения, боль — всё смешалось в пылающей груди и рвалось изнутри наружу. Страстное желание плюнуть в лицо этой ухмыляющейся сучке, чьи зелёные блудные глаза так и светились счастьем, не покидало её. «Никогда, слышишь? Никогда он не будет твоим!» — слова подкатили к пересохшему горлу. Она схватила свой бокал и вылила жидкость цвета светлой соломы на голову этой предательнице. Волнующий аромат пряностей заполнил маленькое пространство кухни. Кира даже ощутила сладкий привкус мести на губах.
«Аллё, — щелчок перед веснушчатым носом вывел из приятного ступора, — Кира, ты меня вообще слушаешь?» — девушка смотрела на неё огромными глазами, полными надежды, что хоть какую-то часть её монолога услышали. «Что?» — возвращаясь в реальность и мотая головой, дабы стряхнуть наваждение, рассеянно спросила мечтательница.
Я говорю: «Он мне не интересен, ты понимаешь?» — «Понимаю, — отрешенно повторила Кира, глядя сквозь пространство и время, — извини, уже поздно, я очень устала и хочу спать». Ника смекнула, что так и не достучалась до подруги. Ни объяснения, ни аргументы, ни доводы, никакие доказательства или уговоры не смогли убедить эту несчастную. Она помогла убрать с деревянного стола, оставшегося от старых хозяев, посуду и направилась в темный коридор. Дверь за спиной захлопнулась очень быстро, а через мгновение Ника услышала тихие всхлипывания с отголосками отчаяния.
Вернувшись домой за полночь, в совершенно разбитом состоянии, Ника, как всегда, повесила шубу на плечики, нежно погладила рыжего кота Тимьяна, мурчащего под ногами, и побрела в сторону чайника. Минуты лились плавно, стараясь не мешать расслабляющему чаепитию. Аромат мяты помогал успокоить скачущие мысли, иван-чай насыщал уставший организм витаминами, а эфирные масла таволги изгоняли остатки выпитого алкоголя.
Восстановив утраченные силы и осторожно поставив излюбленную, с небольшим сколом, глиняную кружку — память о бабушке, Ника опёрлась на стол и встала. Резная ножка видавшего виды круглого орехового стола скрипнула вместо «На здоровье», а довольный кот, выгнув спину и лениво потянувшись, спрыгнул с соседнего стула и последовал за хозяйкой. Открытая дверь платяного шкафа означало одно: Пора действовать!
Тимьян бесшумно ступал лапками «в белых носочках» по крутой мрачной винтовой лестнице, уже зная, что его ждёт, и, всё же, это зрелище всегда завораживало любопытное животное.
Мерцающее пламя освещало нос с широкими ноздрями и серебряным пирсингом владелицы подпола, что двигался в такт ускоряющегося дыхания. Широкие брови то вскидывались вверх, то стремительно летели вниз, то хмурились, то возвращались на место, в зависимости от произносимых слов. В развешанных зеркалах плясали зелёные огоньки отражающихся глаз, а густой пар пурпурного цвета источал терпкий опьяняющий запах. «Ну вот и всё, мой дорогой мальчик. Больше ни одна девичья слеза не упадёт по твоей вине», — произнесла Ника и в котёл отправился последний ингредиент отвара — чёрная, слегка помятая ресница.
ссылка на автора
Sunnyhttps://vk.com/okfant
Drum https://vk.com/club173571933
— Один мальчик поспорил с друзьями, что пройдет ночью через кладбище…
К стеклу с наружной стороны прижалась бледная ладонь, ее осветила свечка на подоконнике. Ерунда, конечно, ладони всегда бледные, даже у негров… И все было бы ничего, если бы не второй этаж. Сережка не смог отвернуться.
— И вот спускается он по лестнице, а по радио объявляют: мальчик-мальчик, не выходи на улицу…
Остальные смотрели не на окно, а на Катьку с ее идиотской страшилкой, которая наверняка кончалась словами «отдай мое сердце». Она уверяла, что это «магическая» история и в конце все будут визжать от страха.
Бледные пальцы бесшумно поскребли стекло, будто просили впустить.
— Мальчик послушался и не пошел, вернулся и лег спать. И вот просыпается он ночью…
Легкая деревянная рама, летняя… Вторая ладонь легла на стекло уверенней, надавила посильней. И понятно было, что вот-вот между ладоней появится и лицо… Сережка не хотел этого видеть, но оцепенел и не мог даже сморгнуть. Пальцы за стеклом скрючились, как птичьи лапы, и снова распрямились.
— …и слышит, как кто-то стучит в окно. А жил он на пятом этаже.
Нет, не стук — скрип ногтем по стеклу. Желтоватые ногти, нездоровые, плотные и будто обкусанные, с черной каймой. А ладони маленькие, детские. Огонек свечи колыхнулся, затрепыхался — и по потолку пробежали тени.
— Хотел он открыть окно, а по радио объявляют: мальчик-мальчик, не открывай окно.
Шпингалеты. Окно закрывалось на два шпингалета, нижний был поднят, а верхний опущен. Ну да, Сережка спорил с ребятами с третьей дачи, что пойдет ночью на кладбище, и не пошел. И не потому, что испугался! Он просто проспал! Наверное, это их дурацкие шутки… Столь простое объяснение не успокаивало.
— Мальчик послушался и не стал открывать окно. И вот лежит он и видит…
Это не ребята с третьей дачи. Еще немного, и окно распахнется. Надо закрыть его на шпингалет. Встать и закрыть. Сережка не шевельнулся — он и дышать-то толком не мог. Лицо, которое он так боялся увидеть, проступало из темноты светлым пятном.
— …как тень появилась за занавеской. А по радио объявляют: мальчик-мальчик, отвернись к стене и накройся одеялом с головой.
Никто не смотрел на окно. Как глупый мальчик, который наверняка послушается радио и отвернется к стене. Никто не смотрел на окно, кроме Катьки. И в темноте чудилось, что она улыбается. Над ней и ее глупыми страшилками всегда смеялись, так почему же теперь никому не смешно? «Магическая» история?
Окно откроется, свечка упадет и погаснет. И никто не увидит, кто (или что!) войдет в спальню… И… может, так будет лучше. Не увидеть…
— Мальчик послушался и отвернулся.
Неловкие скрюченные пальцы все злее скребли стекло, и Сережке показалось, что он видит перекошенный рот на бледном пятне лица. Три шага. Встать, сделать три шага и опустить шпингалет.
Правильней пройти не три шага до окна, а два — до двери. Туда, где горит свет! И не дурацкая свечка, а нормальные электрические лампочки! И не шпингалет опустить, а подпереть дверь в спальню снаружи.
— И вот лежит он и слышит шорох за спиной — будто кто-то идет к его кровати.
А если он не успеет дойти, и окно распахнется ему навстречу? Впрочем, оно распахнется так или иначе. Как только Катька скажет последние слова этой «магической» истории.
— И по радио говорят…
Сережка бросился к окну и, прежде чем опустить шпингалет, увидел то, что так боялся увидеть — лицо за стеклом. Да, он закричал. И закрылся руками. И ревел так, что воспитатели среди ночи потащили его в медпункт.
Потом он это лицо забыл. Но помнил перекошенный злобой Катькин рот (именно злобой, а не обидой!) и ее страшный звериный вой: «Ты! Ты все испортил!»
ссылка на автора
Ольга Денисова https://author.today/u/old_land/works
..Наша внезапная встреча подходила к концу. Причем, гораздо быстрее, чем мне бы хотелось! Конечно, неожиданной она была только для меня, а исход ее, если честно, был предрешен сразу. Ну, в самом деле, разве может человек справиться с дюжиной волков. Ну, ладно, ведьма! Только, вот, к сожалению, я колдую больше по части врачевания: травки там, заговоры, обереги. И боевых заклинаний знаю очень мало. А сил они вытягивают…
Тем более, меня поджидали даже не волки, волкодлаки. Которые сильнее, страшнее, крупнее. А, главное, разумнее.
Они расчетливо выждали, пока я истрачу весь небольшой запас боевой магии, вынуждая бить по ложным мишеням, а потом неожиданными короткими атаками вытянули всю оставшуюся силу. Тоже, не так уж и много, если говорить начистоту…
И теперь я представляла весьма жалкое зрелище. Прижавшись спиной к толстому стволу, затравлено смотрела на врагов, отчаянно сжимая последнее оружие. Охотничий нож с широким трехвершковым лезвием. Его костяная рукоять привычно легла в ладонь — старый друг был готов разделить со мной эту последнюю игру.
Оборотни выжидали. Никому не хотелось быть первым. А я прикидывала, успею ли выдернуть нож из первой жертвы, чтобы достать еще хотя бы одного? Получалось, что вряд ли.
Звери шагнули вперед. Как по команде, сжимая кольцо и сокращая расстояние для броска. Впереди крупная матерая самка, с рыжеватой шерстью и непонятным знаком, татуированным на внутренней части левого уха. Она смотрела на меня желтыми раскосыми глазами. Спокойно, без вражды и ненависти. Равнодушно и беспощадно. Все-таки, кажется, меня в самом деле заказали…
Чуть шевельнув пальцами, я поудобнее перехватила нож, пошире расставила ноги… Взгляд волчицы стал прицельным, она коротко встряхнулась и опустила голову к истоптанному снегу. Похоже, уже решила кому быть первым. Ну что ж, честный выбор. Вот, только, для меня это точно без вариантов…
Внезапно уши зверя дернулись. Не отрывая от меня пристального взгляда, она слегка повернула ушные раковины вправо, к чему-то прислушиваясь. Я невольно стрельнула туда взглядом и резко выпрямилась. Ладно еще, нож не выронила от удивления.
На поляну вышел жираф. Он совершенно дико смотрелся в этом заснеженном сибирском лесу. Огромный тяжелый зверь легко шагал по сугробам, совершенно не проваливаясь. Тонкий непрочный наст держал его, как хороший настил. Сделав несколько шагов, он остановился, внимательно глядя на нас.
От него шла ощутимая волна магической силы. Я впитывала ее, быстро восстанавливаясь и заряжая свои амулеты. Даже нож, всегда неохотно принимавший магию, едва заметно потяжелел и слегка нагрелся.
Стая, окружившая меня, сразу почуяла угрозу. Звери, прижав уши, неуверенно попятились, поджимая хвосты и поглядывая на главную. Та, смерила меня коротким и запоминающим взглядом и тут же резким прыжком вымахнула в сторону, моментально скрывшись за кустами. За ней быстро и охотно потянулись остальные. Через несколько секунд мы остались на поляне вдвоем.
Я подошла к жирафу. Снег, упавший ему на спину, таял, и короткая шерсть влажно блестела.
— Ты не простудишься? – вопрос прозвучал совершенно по-дурацки.
В ответ живая пирамида громко вздохнула и, сломавшись посередине, наклонилась и положила голову мне на плечо. Я чуть пошатнулась — тяжеловато. Осторожно потрогала коротенькие рожки, погладила бархатистые уши и смешную нижнюю губу, всю в колючих щетинках. Длинный черно-синий язык, как змея обвился вокруг моей руки. Похоже, это было дружеское рукопожатие.
Глаза, огромные и выпуклые, глубокие до головокружения. Их черно-фиолетовая загадочность глянула мне прямо в душу.
Не раздумывая, я стянула с шеи любимый шарф крупной вязки. Своими ручками я мужественно выплетала его полных три недели. И получился он теплым, пушистым, очень уютным. Привстав на цыпочки, я накрутила мой шарф на длинную шею. Хватило на четыре оборота.
Удивительный зверь выпрямился, задев ветку ближней сосны. Сухой снег посыпался мелкой пылью, искрясь в лучах заходящего солнца и облекая моего спасителя радужным ореолом. Он негромко фыркнул и произнес что-то вроде низкого короткого мычания. Затем, с невыразимой грацией поднимая складные ноги, слегка покачивая высоченной шеей, скрылся среди густых деревьев.
А на снегу не осталось следов. Кроме моих, конечно.
***
Небольшой бревенчатый домик, накрытый, словно белой шляпой, снежным сугробом, встретил теплом и уютом. Скинув заледеневшую меховую одежду, я в одних носках прошла в комнату. От горящего камина распространялось сухое тепло, едва заметно пахнущее смолистым дымом.
Кресло-качалка и мягкий плед приняли меня в свои объятья, а чашка горячего кофе успокоила нервы и вернула частичку спокойствия.
Ефим, мой домовой и управитель, терпеливо дождался момента, когда я согрелась, допила кофе и была готова к разговору. Но, похоже, мой рассказ его не очень удивил.
Щелкнув пальцами, он переместил стремянку поближе к нужной полке и, нарочито кряхтя, поднялся на самый верх. К заповедной полке, на которой лежали немногочисленные вещи моей бабки.
Вниз Ефим спустился с большой деревянной шкатулкой. В бытность бабули она была заговорена и, помню, ударила меня однажды несильным, но чувствительным разрядом.
Еще один щелчок, и темная вырезная крышка легко откинулась. Я подозревала, что и с полки вниз шкатулка могла бы спуститься самостоятельно, но Ефим любил подчеркивать свою незаменимость.
Внутри было полно каких-то пожелтевших бумаг. Я терпеливо ожидала, пока домовой вытащил, кажется с самого дна, небольшую тетрадь, одетую в потертую кожаную обложку.
Страница, заложенная необычным двуцветным шнурком, раскрылась сама собой. Ну, или от нового щелчка.
Весь разворот плотно заполняли жирафы. Большие и маленькие, одинокие и образующие небольшие группы. Они стояли, переплетаясь шеями, объедали листья с высоких раскидистых деревьев, пили из реки, смешно расставив длинные тонкие ноги…
На других страницах я увидела себя маленькую, наш дом, каких-то незнакомых людей. Некоторые из них, одетые в странные пестрые накидки, имели глянцево-коричневую кожу…
Собственно, это был, скорее, небольшой альбом, заполненный рисунками, примерно до половины. И на последнем листе, пустом, без рисунков, в нижнем левом углу коротким росчерком был нарисован странный маленький значок. Точно такой я уже видела сегодня. На ухе волчицы.
***
Я помнила, как умирала бабушка. Как она держала меня за руку, внимательно глядя тускнеющим, угасающим взглядом. Ее кожа, и так смуглая, в эти последние дни приобрела почти шоколадный оттенок. Строгое, застывшее лицо с черной волной пышных волос без единой седой нити, до сих пор снится мне, особенно глухими зимними ночами…
***
Неподвижно глядя в камин, я машинально поглаживала кожаную, мягкую на ощупь, обложку. Значит, бабушка оставила мне не только амулеты…
За окном послышались нежные звуки ледяного рожка. Там, на заснеженной поляне, на ровно лежащем белом покрывале, танцевали очаровательные вьюжинки. Веселые и, на первый взгляд, безобидные.
В самом деле, сегодня же праздник!
ссылка на автора
Ирина Погонина https://vk.com/ipogonina59
Клок волос русалки, капля крови великана, перо феникса, лапа лягушки, шерсть ягненка, родившегося в полнолуние, золотая чаша, родниковая вода – Илья перебирал ингредиенты. Внезапно руки замерли над белоснежным столом. Еще раз пробежались по коробочкам и колбам.
— Нету! Так и знал, что чего-то не хватает! – вздохнул парень. – Без печени дракона ничего не получится.
Он полез на самый верх стеллажа, с трудом вытащил массивную плетеную корзину с нарисованным на крышке драконом. Внутри оказалось пусто. Раздумывал недолго. Заглянул в соседнюю комнату, где спала шестилетняя девочка. Тихонько поправил ей одеяло. То, что у малышки жар — видно невооруженным глазом: неестественно красные щеки, капельки пота, разметавшиеся по подушке русые волосы.
— Потерпи, Эльза. Я скоро.
Илья повернул колесико керосиновой лампы, и комната почти потонула в ночи. Лишь слабые огненные тени прятались по углам, показывая, что люди тут, бояться не надо.
Илья прикрыл за собой дверь и достал боевое облачение. Все самое лучшее, ведь в его профессии жизнь зависит от качества оружия и брони. А рисковать он не имеет права. Его смерть будет стоить многим и многим жизни. Прочные и мягкие брюки, рубаха, сверху кольчужный доспех, сапоги драконьей кожи (стоят целое состояние, но они того стоят!), пластинчатые перчатки, жаропрочный шлем (без него к дракону идти просто самоубийство). На пояс – ножны с мечом дамасской стали. Илья привычным жестом положил ладонь на эфес. Легонько потянул – меч покорно заскользил за рукой, обнажая лезвие. Скоро, очень скоро дамасску придется поработать.
Парень попрыгал. Может, глупая привычка, но дракон спит чутко даже перед рассветом, и ничто не должно выдать приближение охотника. Боевое облачение четко повторяло все изгибы тела. Даже металлические кольца кольчуги прилегали так, будто это вторая кожа. Сколько раз Илья пользовался всем этим – сам уже со счета сбился. Впрочем, сейчас он думал о другом. Нужно как можно скорее достать драконью печень – промедление будет стоить жизни.
Бесшумно выскользнул в темноту. До драконьего логова пять миль лесной дороги. Никаких лошадей! Коня дракон учует не полпути. Пеший марш-бросок послужит отличной разминкой перед боем.
Характерный запах жженых покрышек Илья учуял давно. Он заходил с подветренной стороны, крадучись, как на опасного зверя, кем, с сущности, дракон и являлся. Шаг – остановка – шаг – остановка. Вот уже охотник слышит тяжелое дыхание четырехтонной махины. Кажется, что тот спит беспробудным сном, но Илья прекрасно знает, как это впечатление обманчиво. Шаг – остановка – шаг – остановка. Дыхание дракона чуть изменилось, и охотник понял, что обнаружен.
Дракон напал молниеносно, практически с места обрушиваясь на человека. Тот акробатическим кульбитом отпрыгнул, и мощные лапы с когтями сотрясли землю. Сразу же струя жидкого огня вырвалась из пасти – атака была предсказуема.
Невыносимо запахло горящей резиной. Не давая зверю времени для новой атаки, Илья поднырнул под крыло и полоснул дамасском по сухожилию. Для жизни дракона рана не опасная, но боль причиняет страшную, особенно, если тот начинает дергать крылом.
Дракон взревел. Ослепленный яростью он набросился на обидчика, изрыгая пламя. Оставалось лишь выжить в течение минуты, пока не закончится огонь, а потом брать зверя. Тактика ведения боя с драконами отработана еще сотни лет назад, и Илья прекрасно ее применял. С его-то профессией.
Вытирая меч от густой липкой крови и заворачивая печень в листья лопухов, Илья прикидывал, сколько прошло времени. Не опоздал ли? Она должна продержаться, должна. Взмокший, уставший, с тяжелой ношей он мчался домой.
Край неба на востоке начал чуть заметно светлеть, и Илья еще прибавил ходу. Эльза была еще жива, однако, ее дыхание ему очень не понравилось. Точно так же дышал дракон, когда тому под пасть вонзился дамасск.
Не переодеваясь, в пятнах крови, лишь сполоснув руки, Илья смешал ингредиенты и поставил на огонь. Внимательно вслушался в гудение и потрескивание – нельзя доводить до кипения! Нужно снять на стадии «шума ветра в соснах». Он ловко подхватил миску и перелил готовую покрыться лопающимися пузыриками янтарную жидкость в золотой кубок. Золото – последний ингредиент.
Эльза уже мало чего соображала, и лекарство пришлось вливать насильно. Счастье, что она еще могла самостоятельно глотать!
Илья заставил выпить четко отмеченные граммы и только потом рухнул на стул. Он еще не мог позволить себе заснуть. Надо немного подождать. Впрочем, спать ему все равно не дали. Не громкий, но настойчивый стук в дверь не предвещал ничего хорошего.
Пошатываясь, Илья вышел в сени. В предрассветных сумерках стоял Гносс – деревенский старейшина. Лицо будто вырезано из камня, иссеченное скульптором-недотепой глубокими морщинами. В руках посох, но не от немощи, а от лихих людей.
— Пан лекарь, Марика совсем плоха.
— Что с ней?
— Жар, трясет ее, щеки в малиновых пятнах и, по-моему, начинает бредить, — перечислил старейшина.
Лекарь достал походную сумку и аккуратно уложил пузырьки со снадобьем. Заглянул еще раз к Эльзе – спит. Хрипов не слышно, краснота со щек постепенно сходит. Задул ненужную уже лампу.
Гносс переминался с ноги на ногу на пороге. При свечах лекарь увидел еще свежую кровь на посохе и молча пристегнул ножны к поясу.
— Сколько человек общались с Марикой в последние два дня?
— Я, Эльдар, дядька, дочь с ней сидит, Мыц, Абрамка.
«Снадобья может не хватить, — подумал Илья. – Впрочем, есть надежда, что не все заразились».
— Что с ней, пан лекарь? Ответьте.
— Осенняя лихорадка.
— Ответьте, ответьте, — продолжал спрашивать Гносс.
— Это…- начал Илья и открыл глаза.
В бункере надрывалась сирена.
— Дежурный взвод, ответьте, дежурный взвод, ответьте, — требовал коммутатор.
— Дежурный взвод, старший лейтенант Кашин слушает, — нажал Илья кнопку приема вызова.
— Срочный вызов. Село Савино. Заражено около сорока человек. Предположительно венецианская язва. Симптомы совпадают на восемьдесят процентов.
— Вас понял, — ответил Илья и глянул на часы. Три ночи. Интересно, почему проблемы возникают обычно перед рассветом? Однако, грех жаловаться. Он поспал целых четыре часа – невиданная роскошь.
— Взвоооод! Слушай мою команду. Цель – село Савино. Предположительно – венецианская язва. Повторяю, предположительно – венецианская язва, — Илья сделал ударение на слове предположительно.
— К стандартной вакцине добавить штамм 170, 212HF, диагноста и реанимацию.
Илья отдавал приказы по рации, а сам складывал рюкзак-аптечку: ампулы с непонятными для непосвященного наименованиями, пакеты с кровью, шприцы, мини-лабораторию. Закончив с ранцем, начал одеваться. Защитный бронекостюм, ботинки с высокой шнуровкой, белая повязка с красным крестом на руку, армейский шлем с забралом – монитором. Без него высовываться из бункера – самоубийство. Компьютер позволял видеть в инфракрасном свете, засекал мины-ловушки, был лазерным прицелом для АКМа и обладал еще множеством полезных функций, не раз спасавших старлея Кашина от смерти.
— Босс, световые гранаты брать? – спросил по рации Дима.
— Нет. Нам фейерверки ни к чему. Берем ультразвуковые. До Савино десяток километров. Пойдем как мышки. Если за пару часов не успеем – может начаться эпидемия.
Илья попрыгал. Может, и глупая привычка, но старлей не хотел, чтобы в самый неподходящий момент звякнули гранаты, выдавая его присутствие.
— Ребята, стараемся держаться вместе, — сказал он, оглядывая 2-ой медицинский взвод.
— Взвоооод! Тоооовьсь! АКМ на изготовку! Выходим из бункера по моей команде! Все готовы?
— Так точно, — раздалось тридцать голосов.
— Три, два, один, пошли! – гаркнул командир, открывая бронированную дверь.
«С богом», — подумал он, врываясь во тьму.
ссылка на автора
Юлия Рыженкова https://litmarket.ru/ryzhenkova-yuliya-p3324
Клок волос русалки, капля крови великана, перо феникса, лапа лягушки, шерсть ягненка, родившегося в полнолуние, золотая чаша, родниковая вода – Илья перебирал ингредиенты. Внезапно руки замерли над белоснежным столом. Еще раз пробежались по коробочкам и колбам.
— Нету! Так и знал, что чего-то не хватает! – вздохнул парень. – Без печени дракона ничего не получится.
Он полез на самый верх стеллажа, с трудом вытащил массивную плетеную корзину с нарисованным на крышке драконом. Внутри оказалось пусто. Раздумывал недолго. Заглянул в соседнюю комнату, где спала шестилетняя девочка. Тихонько поправил ей одеяло. То, что у малышки жар — видно невооруженным глазом: неестественно красные щеки, капельки пота, разметавшиеся по подушке русые волосы.
— Потерпи, Эльза. Я скоро.
Илья повернул колесико керосиновой лампы, и комната почти потонула в ночи. Лишь слабые огненные тени прятались по углам, показывая, что люди тут, бояться не надо.
Илья прикрыл за собой дверь и достал боевое облачение. Все самое лучшее, ведь в его профессии жизнь зависит от качества оружия и брони. А рисковать он не имеет права. Его смерть будет стоить многим и многим жизни. Прочные и мягкие брюки, рубаха, сверху кольчужный доспех, сапоги драконьей кожи (стоят целое состояние, но они того стоят!), пластинчатые перчатки, жаропрочный шлем (без него к дракону идти просто самоубийство). На пояс – ножны с мечом дамасской стали. Илья привычным жестом положил ладонь на эфес. Легонько потянул – меч покорно заскользил за рукой, обнажая лезвие. Скоро, очень скоро дамасску придется поработать.
Парень попрыгал. Может, глупая привычка, но дракон спит чутко даже перед рассветом, и ничто не должно выдать приближение охотника. Боевое облачение четко повторяло все изгибы тела. Даже металлические кольца кольчуги прилегали так, будто это вторая кожа. Сколько раз Илья пользовался всем этим – сам уже со счета сбился. Впрочем, сейчас он думал о другом. Нужно как можно скорее достать драконью печень – промедление будет стоить жизни.
Бесшумно выскользнул в темноту. До драконьего логова пять миль лесной дороги. Никаких лошадей! Коня дракон учует не полпути. Пеший марш-бросок послужит отличной разминкой перед боем.
Характерный запах жженых покрышек Илья учуял давно. Он заходил с подветренной стороны, крадучись, как на опасного зверя, кем, с сущности, дракон и являлся. Шаг – остановка – шаг – остановка. Вот уже охотник слышит тяжелое дыхание четырехтонной махины. Кажется, что тот спит беспробудным сном, но Илья прекрасно знает, как это впечатление обманчиво. Шаг – остановка – шаг – остановка. Дыхание дракона чуть изменилось, и охотник понял, что обнаружен.
Дракон напал молниеносно, практически с места обрушиваясь на человека. Тот акробатическим кульбитом отпрыгнул, и мощные лапы с когтями сотрясли землю. Сразу же струя жидкого огня вырвалась из пасти – атака была предсказуема.
Невыносимо запахло горящей резиной. Не давая зверю времени для новой атаки, Илья поднырнул под крыло и полоснул дамасском по сухожилию. Для жизни дракона рана не опасная, но боль причиняет страшную, особенно, если тот начинает дергать крылом.
Дракон взревел. Ослепленный яростью он набросился на обидчика, изрыгая пламя. Оставалось лишь выжить в течение минуты, пока не закончится огонь, а потом брать зверя. Тактика ведения боя с драконами отработана еще сотни лет назад, и Илья прекрасно ее применял. С его-то профессией.
Вытирая меч от густой липкой крови и заворачивая печень в листья лопухов, Илья прикидывал, сколько прошло времени. Не опоздал ли? Она должна продержаться, должна. Взмокший, уставший, с тяжелой ношей он мчался домой.
Край неба на востоке начал чуть заметно светлеть, и Илья еще прибавил ходу. Эльза была еще жива, однако, ее дыхание ему очень не понравилось. Точно так же дышал дракон, когда тому под пасть вонзился дамасск.
Не переодеваясь, в пятнах крови, лишь сполоснув руки, Илья смешал ингредиенты и поставил на огонь. Внимательно вслушался в гудение и потрескивание – нельзя доводить до кипения! Нужно снять на стадии «шума ветра в соснах». Он ловко подхватил миску и перелил готовую покрыться лопающимися пузыриками янтарную жидкость в золотой кубок. Золото – последний ингредиент.
Эльза уже мало чего соображала, и лекарство пришлось вливать насильно. Счастье, что она еще могла самостоятельно глотать!
Илья заставил выпить четко отмеченные граммы и только потом рухнул на стул. Он еще не мог позволить себе заснуть. Надо немного подождать. Впрочем, спать ему все равно не дали. Не громкий, но настойчивый стук в дверь не предвещал ничего хорошего.
Пошатываясь, Илья вышел в сени. В предрассветных сумерках стоял Гносс – деревенский старейшина. Лицо будто вырезано из камня, иссеченное скульптором-недотепой глубокими морщинами. В руках посох, но не от немощи, а от лихих людей.
— Пан лекарь, Марика совсем плоха.
— Что с ней?
— Жар, трясет ее, щеки в малиновых пятнах и, по-моему, начинает бредить, — перечислил старейшина.
Лекарь достал походную сумку и аккуратно уложил пузырьки со снадобьем. Заглянул еще раз к Эльзе – спит. Хрипов не слышно, краснота со щек постепенно сходит. Задул ненужную уже лампу.
Гносс переминался с ноги на ногу на пороге. При свечах лекарь увидел еще свежую кровь на посохе и молча пристегнул ножны к поясу.
— Сколько человек общались с Марикой в последние два дня?
— Я, Эльдар, дядька, дочь с ней сидит, Мыц, Абрамка.
«Снадобья может не хватить, — подумал Илья. – Впрочем, есть надежда, что не все заразились».
— Что с ней, пан лекарь? Ответьте.
— Осенняя лихорадка.
— Ответьте, ответьте, — продолжал спрашивать Гносс.
— Это…- начал Илья и открыл глаза.
В бункере надрывалась сирена.
— Дежурный взвод, ответьте, дежурный взвод, ответьте, — требовал коммутатор.
— Дежурный взвод, старший лейтенант Кашин слушает, — нажал Илья кнопку приема вызова.
— Срочный вызов. Село Савино. Заражено около сорока человек. Предположительно венецианская язва. Симптомы совпадают на восемьдесят процентов.
— Вас понял, — ответил Илья и глянул на часы. Три ночи. Интересно, почему проблемы возникают обычно перед рассветом? Однако, грех жаловаться. Он поспал целых четыре часа – невиданная роскошь.
— Взвоооод! Слушай мою команду. Цель – село Савино. Предположительно – венецианская язва. Повторяю, предположительно – венецианская язва, — Илья сделал ударение на слове предположительно.
— К стандартной вакцине добавить штамм 170, 212HF, диагноста и реанимацию.
Илья отдавал приказы по рации, а сам складывал рюкзак-аптечку: ампулы с непонятными для непосвященного наименованиями, пакеты с кровью, шприцы, мини-лабораторию. Закончив с ранцем, начал одеваться. Защитный бронекостюм, ботинки с высокой шнуровкой, белая повязка с красным крестом на руку, армейский шлем с забралом – монитором. Без него высовываться из бункера – самоубийство. Компьютер позволял видеть в инфракрасном свете, засекал мины-ловушки, был лазерным прицелом для АКМа и обладал еще множеством полезных функций, не раз спасавших старлея Кашина от смерти.
— Босс, световые гранаты брать? – спросил по рации Дима.
— Нет. Нам фейерверки ни к чему. Берем ультразвуковые. До Савино десяток километров. Пойдем как мышки. Если за пару часов не успеем – может начаться эпидемия.
Илья попрыгал. Может, и глупая привычка, но старлей не хотел, чтобы в самый неподходящий момент звякнули гранаты, выдавая его присутствие.
— Ребята, стараемся держаться вместе, — сказал он, оглядывая 2-ой медицинский взвод.
— Взвоооод! Тоооовьсь! АКМ на изготовку! Выходим из бункера по моей команде! Все готовы?
— Так точно, — раздалось тридцать голосов.
— Три, два, один, пошли! – гаркнул командир, открывая бронированную дверь.
«С богом», — подумал он, врываясь во тьму.
ссылка на автора
Юлия Рыженкова https://litmarket.ru/ryzhenkova-yuliya-p3324
Ну как вы мне надоели! Безалаберные, злые, равнодушные, трусливые… Ну что я, один, что ли, на весь этот город? Мамаша, вы какого черта такую коляску купили, что ее по лестницам на руках надо носить, а? Вот и будете тут до скончанья века стоять. Нет, ну ни одна сволочь не догадалась, что молодой матери надо помочь — не поднять ей эту коляску самой никак. Что, кроме меня опять некому? Я на электричку опаздываю…
На этой тачке только блондинка может ездить. Вот двери заперла, а люк не закрыла. Еще бы стекла опустила пониже… Ну дура — что с нее взять? Зальет ей щас весь салон и испортит дорогущие сиденья… И никто пальцем не шевельнет — и правильно ведь сделает. Потому что думать надо головой хотя бы иногда. О своей машине думать. Нет, мне не жалко, но я на электричку опаздываю.
Дети, я не верю, что мамы не дали вам денег на дорогу. И куда вы их дели, а? Аяяй, как нехорошо. Но на проход через турникет все же надо было оставить. Рука так и тянется врезать по затылку. И долго вы будете очередь задерживать? Даже не надейтесь — высадят вас контролеры из электрички, сто процентов. И правильно сделают. Ну? Долго вы мелочь собираетесь из карманов выгребать? На моей станции одна электричка из пяти останавливается…
Уфф… Сели-поехали. Щас народу набьется, как селедок в бочку. Что характерно, сидеть будут наглые, а стоять — воспитанные. И гордится будут все — кто-то умением жить, кто-то хорошими манерами. И презирать друг друга будут тоже. Одни сверху вниз, другие снизу вверх. И, конечно, правильно сразу уйти в тамбур, но тогда одним наглым на сидячем месте будет больше, а воспитанным тоже сесть хочется.
Ну я так и знал. Вот чтобы в пятницу вечером и без разборок? Ох, ну до чего же мразь трусливая, так и хочется походя пнуть… Ну ты же парень, а не барышня кисейная, ну что ты голову-то в плечи прячешь? Не стыдно? Нет, нисколько — он выше, он Рембранта читал. Можно подумать, утренняя зарядка мешает кому-то ходить в библиотеку, а накаченный пресс уменьшает количество мозгов. А вы, ребята, что? Вам вчетвером на одного тоже не стыдно, что ли? Да еще на такого… А я бы побрезговал. Щас череп ему ненароком проломите, у него мама будет плакать, а вы сядете, и надолго. И ведь никто, никто к вам не сунется, никто не объяснит, в чем вы неправы. Да не потому что вы такие страшные, а потому что всем плевать. Думаете, мне так хочется по морде? Нисколько не хочется. Но кто-то же должен вас научить, что слабых обижать нехорошо, — за это могут и вломить хорошенько. И на электричку я уже не тороплюсь.
Ну как? Понравилось? Не очень? Вот и славно. Ждите следующей электрички. А ты, сопля, чего лепечешь? На тебя смотреть противно.
Ох, люди, как же я от вас устал! Хоть волком вой…
ссылка на автора
Ольга Денисова https://author.today/u/old_land/works