Боец справа умирать не спешил. Напротив, азартно лупил короткими очередями, и Яма заторопился. Быстренько пристроил свою экспериментальную в бойнице, прижал поудобнее и начал выискивать цель. О том, что винтовка новая, и ещё каких-то полчаса назад стрелять из неё Яма не умел и боялся, он уже забыл. Всё стёр дрянолин – боец справа мог завалить лакомую цель первым, оставив Яму без заслуженного трофея. Что было бы в корне несправедливо. А несправедливостей Яма не любил и стремился не допускать.
Синий туман выдавливался из ближайшего разлома густыми жирными комками, словно полупрозрачный гель из тюбика. Таким в учебке заставляли натирать зубы, мерзкая штука, и вкус от неё во рту потом очень противный. Настенные воздушные пушки работали на полную мощность. Местные кустарники больше напоминали мотки колючей проволоки, но поднятый пушками ветер пригибал к земле даже их. И всё равно не справлялся – туман наступал. Медленно. Вязко. Неудержимо. А перед ним суетилась всякая мелочь.
Блохи-скауты скакали чуть ли не у самого периметра, плюясь короткими искрами, но не нанося никому из защитников стен особого вреда. Жвалы коротки. У этой мелюзги искры далее трёх метров не летят, лишь вплотную опасно. И Ямин сосед, похоже, был совсем новичком – ведь лупил короткими очередями он именно по этим безобидным разведчикам, радостно вскрикивая каждый раз, когда очередная серебристая тварюшка разлеталась огненными брызгами.
Яма же не собирался тратить ни время, ни заряды на эту мелочёвку, с которой ни трофеев приличных, ни бонусных плюсиков. Прильнув к прорези прицела, он хищно вёл стволом вдоль колышущейся границы грязно-синего облака. В мутном мареве двигались неясные тени, перемещались, исчезая и проявляясь вновь, что-то вспыхивало и искрило, проступали бесформенные массы, но увидеть толком ничего достойного не получалось. И так – до самого разлома. Иногда прошмцыгивали москиты – хитрые и стремительные, но опасные только вблизи. Яма аж застонал от досады, дёрнул стволом обратно, и вдруг…
Это был он.
Легендарный скорпен-патриарх, огромный и трудноуязвимый предок шустрой бронированной мелочи, мифический скорпен, завалить которого мечтали все наёмники, но пока не удалось никому. Яма даже моргнул, не поверив собственным глазам – считалось, что эти смертоносные и неуязвимые твари обитают лишь в самых глубоких тайных пещерах-кристальницах, и пробиваться к ним нужно по запутанным лабиринтам, преодолевая сопротивление сонмища слуг и приспешников, каждый последующий из которых круче и опаснее предыдущего. И вот, когда ты победил их всех, и заходишь в тайный секретный зал, стены которого целиком сложены из синих кристаллов – сплошняком! Ни одного пустого места!! И почти все – двойные!!! – вот тогда-то и предстаёт перед тобой Он. Огромный. Медлительный. Смертоносный. Настолько тёмно-бордовый, что в полумраке пещеры кажется почти чёрным, сливаясь с тенями. Лучший из всех возможных врагов. Непревзойдённый трофей.
А у тебя изодранная броня визит клочьями, боезапас на нуле, и шатает тебя не по-детски, и ногу левую подволакиваешь – от подлого удара какой-то мелкой бестии в наколеннике напрочь заклинило сервопривод…
Короче – ещё вопрос, кто кого.
Если честно, Яма не очень-то верил в эти легенды про кристальницу и её жуткого хранителя. Ну сами подумайте – если там кто побывал и сумел вернуться, то разве он будет рассказывать о подобном? Чтобы другие узнали, пробились, набили карманы кристаллами, победили самого лучшего в подлунных мирах врага и унесли роскошнейший трофей? Конечно же, нет! Они для себя всё это богатство приберегли бы, прорвашиеся хоть раз, и трофей, и кристаллы, и врага. Хорошего врага найти ой как сложно.
Но сейчас Яма был посрамлён – легенды не врали.
Короче, когда Яма мимо Полторашки проходил, то словно бы случайно задел её локоточком. Восстановил, так сказать, справедливость. Совсем чуть-чуть, он же не зверь какой. Много ли этой сопле надо-то?
Просто любо-дорого было смотреть, как эта мелкая пакость прямо в грязь кувыркнулась, и протез не помог, даром, что фирменный. Копошится себе, болезная, дерьмо всякое с рожи утирает. Яма аж умилился. И на сердце так потеплело, что почти уже и простил эту дуру. Не со зла она ведь, просто от недопонимания. А Яма – он тоже парень незлобный, это вам любой скажет, что на Большой Земле, что тут. Нет, встать бы, конечно, он ей не помог – ещё чего! Но больше бы точно не тронул. Она же наверняка всё правильно поняла и по новой бы нарываться не стала. Ну не совсем же она без мозгов-то?
Короче, всё нормально бы кончилось, и в штрафбате занял бы с этого момента Яма полагающее ему по справедливости лидирующее место.
Если бы не сержант.
– Два наряда. Вне очереди, – сказал сержант негромко.
Как он рядом оказался – непонятно, ведь только что на другом конце поля был, Яма специально смотрел. Заранее. Восстанавливать справедливость лучше без сержантского пригляду, это вам всякий скажет.
Но сейчас, обернувшись, Яма почти что наткнулся на невысокую и ничем особо не примечательную фигуру, в которой всего и гонору-то, что лычки сержантские. И почему-то не смог обойти. Спросил только, всё ещё продолжая улыбаться – слишком уж ласкало внутренний взор недавнее зрелище восстановленной справедливости, чтобы сразу переключиться на неприятное:
– На кухне?
Наряд по кухне – это не наказание, а одно удовольствие, подумаешь, вёдра потаскать да котлы поворочать? Делов-то! Зато можно так напробоваться, что и на обед идти уже никакого резону. Лень тяжёлое брюхо с места на место перекатывать без особой нужды.
– На сортире, – сказал сержант, равнодушно разглядывая Яму. И уточнил всё тем же скучающим голосом. – Временном. У забора.
Смотрел он снизу вверх, на Яму почти все так смотрели. Но у сержанта почему-то получалось так, словно сверху вниз он смотрит. Даже более – словно рассматривает козявку, у ботинка елозящую. Равнодушно так рассматривает. Раздавить? Не раздавить?
– За что?! – возмутился было Яма.
– Неделя, – ответил сержант равнодушно. Но в оловянных глазах его зажёгся лёгкий интерес. Яма вспомнил обрыв, и сержанта на самом краю, и висящего над пропастью штурмовика в полном боевом облачении… И спорить ему расхотелось.
Огонёк в глазах сержанта погас.
– Гы! Яма – дежурный по яме! Выгребной! – заржала вдруг Полторашка, щеря неровные жёлтые зубы. Ей ещё кто-то вторил, вроде бы из тех, что с фингалами, но Яма не видел их и не слышал. Так потемнело в глазах и в ушах зашумело. И лицу стало горячо-горячо. Хорошо ещё, что в белобрысого и светлокожего папаню из далёкого города Мурома Яма только статью пошёл, а кучерявые волосы и довольно тёмную кожу от Ма унаследовал, под такой кожей фиг чего разглядишь.
Отвернувшись, Яма побрёл прочь со стрельбища. А издевательское ржанье било в спину, и никакой шум в ушах не способен был его заглушить. Яма ведь знал, что они – там. И что они – ржут. Нагло. Безнаказанно.
И это знание убивало.
Вот тогда-то он и понял, что с Полторашкой придётся повозиться. Серьёзно так повозиться. Не просто до кровавых соплей и повреждений средней тяжести, а по-настоящему. В полную силу. Смертным боем. Да и то не факт, что поможет.Ибо она из тех упёртых дур, с которыми добром не получится.
Не понимают они, когда с ними добром…
В тот день Яме повезло – не успел он дойти со стрельбища до оружейки, как всё вокруг бухнуло, взвыло и заметалось с лязганьем и матюгами.
Понятное дело, что всё по разному и по-отдельности: бухнула надвратная гаубица, взвыла сирена общей боевой, метались выскакивающие из бараков и оружейки наёмники, лязгало разнообразное у них в руках, матюгались сержанты.
Своё везение идущий со стрельбища Яма осознал сразу же – на стрельбы сержант требовал выходить в полной броне, ребята роптали, но тихо, и выходили как миленькие. Яма и сам терпеть не мог париться в тяжёлых железяках, накаляющихся на солнце не хуже электроплитки, и считал требование сержанта полной дурью. Но молчал, потому что считать можно что угодно, а сержант есть сержант. И вот – надо же! – пригодилось, сэкономив минут десять, а то и пятнадцать, поскольку в оружейке наверняка образуется толкотня.
Яма, в момент позабыв обо всех своих неприятностях, рванул к северным воротам посёлка – бухало именно там. Прямо через забор рванул, бежать в обход ему и в голову не пришло. А потому и у периметра оказался одним из первых, раньше даже тех, чьи бараки рядом расположены были. И сразу же бросился на сторожевую вышку – не для того он сюда бежал, чтобы внизу прохлаждаться.
Верхняя площадка башни была стандартная, на четверых бойцов. Но обтянутая лёгким броником спина и бритая лопоухая макушка над ней маячили лишь у одной амбразуры. Похоже, новичок, молодой да глупый, даже шлем не надел. Такие долго не живут и настоящими людьми не становятся. Ну и прекрасно. Чем меньше конкурентов – тем лучше.
Пробухав тяжёлыми ботинками по верхним ступенькам, Яма рухнул на колени у свободной амбразуры, крайней слева, только лязгнули керамлитовые сочленения наколенных щитков. Сервопривод, конечно же, должен был смягчить падение, превратив его в мягкий присед – если бы был включён. Но привод этот Яма включать регулярно забывал. Ну, типа. Нет, на боевых выходах включал, конечно – не дурак же он! А вот на стрельбах там или прочей тренировочной фигне – вот ещё! Можно подумать, он слабак какой. Можно подумать, не сможет с собственной одёжкой справиться самостоятельно. Можно подумать, у него сил не хватит.
Не.
Настоящему мужчине всегда хватит сил. На всё. А серво-привод – это для слабачья.
На стрельбище всё случилось. На самом мужском, можно сказать, месте. Вот ведь несправедливость какая! Обычно Яма на стрельбище веселился почти так же, как и на рукопашке. А тут…
Яма и не виноват вовсе был, им винтовки новые только что выдали, а он всегда к новому оборудованию долго приноравливается, с опаскою. Оно и понятно! Дома не раз огребал от Бабули полной корзиной. Бабуля – не Ма, у неё разговор короткий. Чуть что не так – враз отоварит трубкой по лбу. А трубка у неё знатная, суровая такая, из каменного дерева, чашечка с кулак. Полдня курить можно, если задумчиво. Такой по лобешнику заполучить – мало не покажется, на те же полдня звон в ушах стоять будет. И чубук длинный, бить удобно. С размаху. Яма неоднократно получал промеж глаз или по затылку этой трубкой, когда в его огромных ручищах в очередной раз совершенно неожиданно ломался лемех сохи, разводной ключ семьдесят четыре на сорок, ломик там или другая какая хрупкая деталюшка, выписанная за большие деньги Папаней аж из самого города.
А Бабуле попробуй возрази! Она ведь в Науке куда похлеще Ма будет, да, пожалуй, и всех прочих женщин окрестных деревень. Возразишь ненароком разок-другой – глядь, и скрючило тебя не ко времени, и не стоит более ничего, кроме вопросов. А у Бабули новая куколка на особой полочке, и куколка эта кого-то тебе смутно так напоминает…
Нет уж!
Бабуля – она вообще кремень. Яма – что, её и сам старейшина побаивался. Дорогу уступал. Кланялся вежливо первым, о здоровье спрашивал. И радостно улыбался, слыша ворчливое: «Не дождешься, старый хрыч!» По части дрянолина Бабуля, пожалуй, и Яму бы за фартук заткнула, пожелала бы ежели. С молодости такая, мухой цеце на всю голову ужаленная. Ну точь в точь как и сам Яма. Про её юные годы в деревне до сих пор говорят лишь шёпотом и с оглядкой. Родная кровь.
Когда она Дедулю выбрала – всё семейство на дыбки встало. Ещё бы! Мало того, что чужак без роду-племени, так ещё и вообще с другого берега, а оттуда вечно всякая погань лезет. Понятное дело, что когда он на праздник урожая припёрся – в жёны типа просить, наивный такой – его решили прибить от греха. Но Бабуля всех опередила. Подскочила к тогда ещё не Дедуле, а только кандидату в оные, и в рожу ему плюнула. И тот, не будь дурак, ответил тем же. А она, довольная, плевок по щеке размазала и в дом ушла, на папаню своего даже и не посмотрев.
А что тому оставалось?
Крякнул, уже было вытащенный тесак обратно в поясной чехольчик заправил – да и пошёл с новоявленным родственником знакомиться. Поскольку убивать его смысла не было уже ни малейшего.
Нет, убить-то, конечно, можно было. Горячие головы по запарке и предлагали. Только дело это бы не поправило. Обменявшиеся жидкостями тел считаются мужем и женой перед богами, их судьбы сплетены накрепко, никакой шаман не расплетёт. Супруги они уже. И убей кто теперь Дедулю – Бабуля бы стала вдовой. А все знают, как сильны и опасны вдовьи проклятья, сильнее их разве что материнские.
Вот об опасности преждевременного Бабулиного вдовства горячим головам и напомнили, враз их поостудив. Её уже и тогда уважали шибко, предпочитая по пустякам не возражать.
Яма тоже не возражал никогда.
Лучше потихоньку выдавиться за шаткую плетёную огородку и от души начистить морды двум-трём соседям из тех, что не успеют вовремя с дороги удрать и как следует спрятаться. Впрочем, соседей тоже ещё пойди – достань! Учёные. Быстро усвоили, что если Яма резво со двора выскочил и лоб почёсывает – лучше подальше держаться. Пару раз пытались, правда, бить его всей деревней – это да, это весело было. Приятно вспомнить.
Так вот, о Полторашке.
Она пятьсот из пятиста выбила. И удостоилась одобрительного молчания от Сержанта. Сержант говорил мало, но вот молчать умел очень по-разному. А Яма и сотни не набрал. И ничего не удостоился. Это справедливо, да?!
Но никому ведь не объяснишь, что он эту винтовку даже в руки-то взять толком боится – а ну как сломается чего? Это тебе не старенький отцовский арбалет, починить вряд ли получится, если вдруг. И Сержант не Бабуля, трубкой по лбу дело не ограничится. Видел вчера Яма, на что этот мозгляк способен, разозлить его ежели. До сих пор поджилки трясутся. Правильно говорят, что не человек он, ни один человек не смог бы так.
Сержант – Настоящий Человек. А это другое.
Но не об этом сейчас разговор. А о вопиющей несправедливости, которую, конечно же, надо было исправить. Чтобы всякая уродливая кочерыжка не воображала себе. И не считала бы себя с какого-то перепугу ровней или даже – нет, ну не смешно ли? – лучше. Ха! И кого? Ямы? Того самого Ямы, на которого и Папаня руки не поднимал уже лет десять, ибо на собственном хребте прочувствовал и проникся? Ямы, к которому сержант (бывший, правда, а не этот, напрочь отмороженный) относился с опасливым уважением?
Конечно, здесь, в штрафбате, Яму ещё никто не знает. Вот и не проявляют должного. Хотя потихоньку и начинают уже понимать, что к чему. Вчера вот, к примеру, пытались всем бараком устроить новичку «прописку». Уже после отбоя. И одеяло сразу на голову накинули – чтобы при свете, стало быть, прописчиков не опознал и поодиночке их опосля не оприходовал.
Пустячок, а приятно.
Теперь вон двое с фингалами посматривают недобро. Но – издали! А третий так и вообще старается ухромать куда подальше, стоит Яме только в его сторону случайно бровью шевельнуть. Первое знакомство, можно сказать, состоялось, начало положено. Теперь вот эту колченогую выскочку на место поставить – и вообще можно считать, что жизнь удалась. А то совсем несправедливо получается: какую-то калечную чмо знают, да ещё и по плечам хлопают, поздравляют этак уважительно, а на Яму и не смотрят даже, словно он место пустое…
Непорядок.
Таких тварей Яма на Большой Земле отродясь не видал, а уж он-то по диким местам пошарился, охотник знатный да опытный, это вам любой скажет. И живучие, падлы! Уж на что здесь оружие хорошее, а с одного импульса ну разве что какую-нибудь серебристую блоху-разведчика завалить удастся или москита недоразвитого, да и то, если в удачное место попадёшь. Но серебристые – тьфу, слабачьё. У Ямы над койкой в казарме уже две бронзовые клешни висят, будет чем дома похвастаться. Одна чуть потемнее, почти что с красноватым отливом. Ту тварь еле-еле втроём уделали.
С краснопанцирными лучше вообще не связываться, это Яма уже понял. Краснота эта – словно бы броня дополнительная, что нарастает на местных тварях постепенно, по мере их взросления. Совсем-совсем бордового ты вообще фиг чем пробьёшь. Та клешня, что с отливом, так она даже на вес существенно тяжелее второй, что просто бронзовая, безо всяких отливов. А ведь она только чуть-чуть красноватенькая. Даже страшно подумать, сколько по-настоящему тёмно-бордовый гигантский скорпен-патриарх целиком весить может. Поболее танка, наверное. Не мудрено, что прыгать они ещё в бронзовой шкуре перестают, да и передвигаются куда медленнее молодняка. Это и хорошо. Хоть какой-то шанс при встрече даёт. Если бы взрослые монстры при всей ихней непробиваемости ещё и передвигались бы так же шустро, как их серебристые прыгучие детишки – люди бы в шахты вообще не совались. Кому охота подыхать за просто так? Да и не за просто так тоже помирать мало кто рад бывает. Все пожить предпочитают. А так – развлекуха, знай от ядовитых плевков уворачивайся да бонусы зарабатывай.
Если же тумана нет и побитые монстры в пещерах затихарились, ни один хитиновый нос на поверхность казать не желая, – тоже нестрашно. Соратники всегда под боком, можно и с ними помахаться. И даже если убьёшь кого ненароком и в штрафбат загремишь – не беда. Везде люди живут. А в штрафбате тоже не пальцем деланные и подраться любят. И даже к странному сержанту с его странными порядками можно приноровиться. Сержанты, они уважают сильных. Это закон. Надо просто себя показать, а уж Яма сумеет, он не промах. Ему и напрягаться особо не придётся – дрянолин сам всё покажет в лучшем виде, остальным только успевай уворачиваться. А потом, когда окружающие поймут что почём и рыпаться перестанут, можно и самому в сержанты… аккуратненько так. На вакантное место. Ну действительно — мало ли что в рейде случиться может?
Так Яма думал поначалу. Когда, свой рюкзачок под новую койку бросив, к стене над нею трофейные клешни приколачивал. Он ведь тогда про сержанта здешнего знал понаслышке. Видел лишь мельком. А Полторашку так и вообще не видел.
Да и даже когда увидал на общем построении, внимания не обратил. Не воспринял совсем, ни как женщину, ни тем более как достойного конкурента. Женщина, ха! Мелкая, уродливая и скособоченная, словно ритуальные куклы Бабули. Когда она не в духе была, у неё как раз вот такие и получались. Чё на такую-то и внимание тратить? Яма тогда всё больше к парням присматривался, заранее пытаясь определить, кого из них будет вернее прибить, чтобы остальные прониклись. Не до смерти прибить, конечно, Яма же не зверь какой. С тем рыжим немцем не считается, потому что нечаянно получилось.
Женщины – а их в штрафбате оказалось то ли пять, то ли семь, считал Яма не очень хорошо – Яму тогда не заинтересовали вовсе. Да и какие это женщины? Одно название.
Если бы Яму спросили, каких женщин он предпочитает – он бы, наверное, обиделся. И врезал бы обидчику от всей души. А душа у Ямы широкая. Шире только плечи. Впрочем, обычно Яму ни о чём таком и не спрашивали, весь его внешний вид как-то совсем не располагал собеседника задавать неудобные вопросы. Тем более – о женщинах. А у самого Ямы таких вопросов отродясь не стояло. В отличие от кое-чего другого, что стояло отменно и завсегда при виде женщин.
Ха! Яма не дурак, он отлично знает, каких женщин предпочитает любой нормальный мужик. В том числе и сам Яма.
Каких, каких…
Настоящих!
Таких, чтобы нормальному мужику было за что подержаться. А не этих бледных городских глистов, которых соплёй перешибёшь. Ни рожи, ни сисек. Да они даже минитрак за колесо поднять не способны, чего уж о большем-то говорить. А Полторашка мало того, что бессисечныйдрищ с лицом, словно брюхо у дохлой рыбы, так ещё калека с протезом вместо ноги. Яма её и не заметил сначала. Чё её замечать-то? Мусор под ботинками. Недоразумение.
Это в первый день было.
А на второй он её возненавидел.
Своим взрослым именем Яма очень гордился. Хотя раньше и не знал, что это имя бога. Причём не какого-нибудь жалкого божка торговли или там хороших удоев, а настоящего Бога Смерти. Узнал об этом Яма лишь в штрафбате, за Порталом. Но обо всём по порядку.
Попал сюда Яма благодаря дрянолину. И в наёмники вообще, и в штрафбат в частности. Это так доктор сказал, а докторам виднее. Но Яма не жалел, пока не оказался в одном взводе с Полторашкой. То, что взвод этот был ещё и штрафбатом, роли особой не играло. Подумаешь, штрафбат! Но вот Полторашка…
Полторашка и Ямин дрянолин оказались несовместимы.
Дрянолин – это штука такая хитрая, она человека сильнее делает. Только вот думалку при этом отключает сразу и напрочь. Доктор говорил, что он у всех внутри есть, дрянолин этот. Просто у Ямы его очень много. И в этом ценность Ямы как бойца. Но и недостаток тоже в этом.
Про недостаток Яма не совсем понял – какой может быть недостаток, если по словам того же самого доктора дрянолина этого у Ямы – хоть жопой ешь? А про ценность согласился полностью. И даже слегка загордился. Не зря же он единственный из трёх окрестных поселений прошёл мудрёную штуку под названием «отборочный тест»? Не зря же сержант ему назначил жалованье, целых сорок две кредитки в месяц? Значит – действительно ценный.
Поначалу Яме всё тут нравилось, и порядки, и люди, и даже местность, так похожая и не похожая одновременно на с детства родные каменистые пустыни с редкими колючими кустарничками. К тому же кормят от пуза и всегда есть, с кем подраться. Чего ещё надо нормальному мужику? Женщины в посёлке с чудным названием Ленинград, опять же, очень славные, за пару кристаллов готовы всегда и на всё. Заборчик у базы – смех один, два с половиной метра всего-то! И никакой тебе колючки поверху не наверчено, никаких тебе датчиков движения. Вот у самого посёлка периметр – это да, забор там куда основательнее. Там и хитрые спирали с шипами, и следилки всякие умные понатыканы. И посты там удвоенные – мало ли какая пакость из провала полезть может? А вокруг базы забор – смех один. Бетонные плиты, скобами кое-как скреплённые – и всё. Ну чисто для красоты. Нормальному мужику не нужно и увольнительной дожидаться, ежели чего захотелось вдруг, а уж кристаллы достать – вообще раз плюнуть. Любого шахтёра тряхани как следует – так и посыпятся.
Шахтёров щипать – тоже очень весело и полезно, Яма сразу во вкус вошёл. Добыча, опять же. То, что в Зоне ты ничего на обычные кредитки не купишь – это Яма очень быстро осознал. Кредитки для Большой Земли, потому и жалованье своё отсылал туда Яма без малейших сожалений. Тут же – всё по понятиям. И только за кристаллы. Ну или за пыль, что иногда после туманов остаётся. Но пыль не то что самому от камней отшкрябывать, но и у сборщиков отбирать – западло. Сыпучая она, паскудина, так к коже и липнет, сам скоро синим насквозь станешь, видел Яма таких. Нет уж! Лучше разок-другой к шахтёрам наведаться. И вернёшься с уловом, и душу заодно порадуешь.
Потому что кристаллы – это, конечно, хорошо, но они тут не главное. Главное, что благодаря дрянолину к тебе относиться начинают правильно. То есть – с уважением и опаской. А иногда можно и на хорошую драку нарваться. Если особенно повезёт и шахтёр попадётся упёртый.
Ну или монстры, опять же.
С ними тоже интересно выходит, прёт на тебя такая дура, а ты её, голубушку, из подствольничка – жжжах! Только слизь и куски панциря по всей шахте. Красота! Уважуха, опять же – все в штаны наложили, а у тебя клешня трофейная небрежно так из рюкзака высовывается. И сержант ставит плюсик в специальной карточке, по которой тебе в конце месяца полагаются дополнительные бонусы. Яма – очень почтительный сын, всё наёмническое жалованье, по контракту положенное, он до последней кредитки Ма отправляет. Тютелька в тютельку. Это само собой подразумевалось, Ма даже не особо-то и внимание заостряла. Кормёжка тут дармовая, жильё-одежда тоже, всё остальное – баловство и без надобности порядочному марону. А у семьи трат много, деньги всегда нужны. И Яма кивал, соглашаясь. И до сих пор ни разу не нарушил обещания.
А о том, что есть тут ещё и эти вот сержантские плюсики на бонусной карточке – об этом Ма знать вовсе и не обязательно.
Впрочем, даже и не будь плюсиков, Яма бы всё равно на монстров ходил с охотою. Поскольку они ну очень уж хороши были. Славный враг, которым можно гордиться. И занятие славное. Для настоящего мужчины.
Не бывает такой правильности, чтобы добычу – и чужакам.
Тем более – наглым таким, рванувшимся в пещеру поперёд Ямы. Яма тоже хотел в пещеру, в глубине завсегда самая ценная добыча. И Яма совсем уже хотел было позабыть про приказ охранять вход. Но вспомнил тяжёлую руку сержанта. И передумал.
— Третья группа! Внимание! Активность на нижнем уровне! Высока вероятность выброса! Повторяю! Третья группа, надеть маски!
На этот раз Яма вопль координатора проигнорировал. Газ он не любил, хотя и не верил слухам, что от него перестаёт тянуть на баб. Враки всё это. Видел он у Матушки Крольчихи совершенно синих клиентов, и всё у них отлично работало, и тянуло их куда надо. А в респираторе дышать трудно. Яма не слепой, выброс заметит и маску натянуть успеет, а заранее нефиг.
Что же там такое шевелится в трещине? Медленно так. Неторопливо. Но вроде как точно шевелится. И ближе уже. Почти совсем у поверхности.
— Группа три, отступаем! Слышите меня? Группе три – отступить! Огнемётчики на подходе, двухминутная готовность!
Яма почти автоматически снял москита – мелкая тварь даже не пыталась напасть, просто выскочила в неудачном месте и попыталась тут же нырнуть в основной ствол шахты, но не успела. Вот ведь тоже загадка – твари-то совсем безмозглые, умники из лаборатории руками разводят – нету мозгов! А завсегда словно чуют, когда дело керосином запахнет. Сразу же суетиться начинают и удрать пытаются. Что там эти ростовские медлят? Сказано же – отступаем! Через две минуты тут будут ребята с огнемётами, и уж они-то медлить не станут. И что это за тварь такая, уже почти вылезшая из-за камней, но по-прежнему плохо различимая в пещерном сумраке…
Стрельба на позиции союзников, ранее редкая и довольно размеренная, вдруг резко усилилась, превратилась в беспорядочную и истеричную. Жахнул взрыв – несильный, но близкий, осветив на мгновение пещеру и всех тех, кто в ней находился. Но буквально за миг до этого Яма вспомнил, кого из монстров называли алармом шесть – и понял, почему так дёргался голос дежурного координатора.
В глубине пещеры шебуршился и медленно разворачивался для новой атаки тарантул – тварь неторопливая, но от этого ничуть не менее опасная.
Яма вжался в камни, радуясь собственной предусмотрительности и аккуратно выцеливая нарост на спине твари, похожий на виноградную гроздь. Если пробить несколько виноградин одной пулей – тарантул взорвётся на собственной гадости, проверено. Но пробить нужно сразу несколько, чтобы наверняка. Ростовские больше не стреляли, оно и понятно – даже если не задело взрывом, наверняка задохнулись, они же ниже тарантула, а отрава, которой он пердит, тяжелее воздуха, как раз понизу обычно стелется. И респираторы от неё не спасают.
— Группа три! Отступаем! До подхода огнемётчиков пятьдесят секунд! Группа три! Ответьте!
Яма задержал дыхание и аккуратно потянул на себя спусковой крючок. Отдачи почти не почувствовал – это тебе не граната, от которой в плечо каждый раз словно зубр копытом. Пулька – она ведь меньше пальца. Яминого, правда, но всё-таки…
Земля снова взбрыкнула под ногами, но теперь Яма заранее стоял на колене, удобно пристроив винтовку между двух камней, и падать было уже некуда. Из пещеры дохнуло плотным раскалённым ветром, с потолка посыпались каменные глыбины. И всё кончилось. Лишь в глубине что-то горело, потрескивая и воняя удушливо, чёрный дым мешался с голубоватым – выброс всё-таки начался. Хотя какой там выброс, так, мелкое просачивание. Был бы выброс – тут бы всё уже заволокло.
Яма встал и с победной улыбкой шагнул навстречу огнемётчикам, бегущим неровной шеренгой и выглядящим почти смешно со своими шлангами и баллонами. Они, конечно, не подавали и вида, но Яма знал, что они злятся и завидуют. Ещё бы! Ведь Яма отобрал их добычу. И какую добычу! Причем с обычной винтовкой, безо всяких баллонов и шлангов. Не они, а Яма. И это правильно. Потому что у Ямы есть цель.
Сержант говорит, что только армия может сделать из штатского слюнтяя настоящего мужчину и человека. Мужчиной Яма был давно, это вам любая девка в деревне подтвердит. Но вот человеком… Ради такого стоило постараться. Сержант – он очень умный. И Яма когда-нибудь обязательно станет таким же. Настоящим человеком. Как сержант. И это будет правильно. Медленной трусцой преодолевая расстояние до пункта сбора, Яма слышал, как шипит за спиной пламя и улыбался, предвкушая бонусные плюсики за уничтоженных сегодня монстров. Носорог – ладно, но вот за тарантула сержант наверняка отвалит много. Может быть – даже очень много.
Про оставшихся в пещере ростовских он уже забыл. И это тоже было правильным – зачем помнить о дураках, ни один из которых никогда не сможет стать настоящим человеком?
Рвануло совсем рядом. По ушам ударило мягкой лапой, земля под ногами взбрыкнула – и в следующий миг Яма понял, что стоит на четвереньках и глотает воздух ртом. Словно ребёнок или вообще рыба какая. Гнев вздёрнул на ноги не хуже оплеухи сержанта, штурмовая винтовка сама прыгнула в руки, а тут и мишень подвернулась. И не какая-нибудь там разведывательная блоха, а целый носорог! Выскочил из боковой расщелины и в основную шахту нацелился, прёт по прямой аккурат на позицию так называемых союзников. Знатная добыча. Мужская.
Грех отдавать чужакам.
Яма оскалился и вломил из подствольника точнёхонько под узловое сочленение третьей пары ног, как учили – там хитин тоньше всего. А потом и второй, в то же место. И третьей – туда же. Не удержался. Отличная они штукенция, эти лятивные гранаты! Ещё полгода назад носороги считались жуткими монстрами, трудноуязвимыми и достойными восхищения. Ломились сквозь шахты, рушили постройки, давили охранников в кровавую кашу – попробуй, останови. Яма пробовал, знает. А теперь чуть ли не с одной гранаты завалить можно, если попасть удачно. Правда, тройной заряд разметал клешнястую тварь по окрестным скалам мелкими ошмётками, и вряд ли в этом фарше найдётся хотя бы один приличный трофей. Но Яма по этому поводу не особо переживает – свой кусок лобового панциря с тремя очень даже достойными рогами он добыл ещё сопливым новобранцем, сразу после учебки, и давно уже загнал какому-то любителю экзотики из Припортального. Неплохо так загнал – всей ротой потом нажрались, как бородавочники. И повеселились от души. Особенно когда в кабак завалились коксановцы – нагло так завалились, словно к себе домой! Словно и не знают, что Ленинград – это территория Бреста. Словно так и надо… А потом на вопли и прочий шум ещё и патруль пригрёб. Короче, славно тогда повеселились, было что вспомнить две недели карцера и нарядов.
Карцер – это Яма понимал. Всё должно быть по правилам. И две недели работы на ремонте разрушенного в пылу веселья кабака и рабочего общежития – не такая уж высокая цена за наведение порядка. Ведь нельзя же позволять этим узкоглазым разгуливать по территории Ленинграда, словно это их родная база! А вот чего Яма никак не мог понять – так это безмерной наглости чужаков. Особенно этих вот, самых близких соседей, чей периметр чуть ли не с обзорной вышки видать. Повадились, понимаешь! Словно так и надо. Ну и что, что Коксан – зона маленькая и не имеет своего посёлка – а, стало быть, нет у них ни кабака, ни магазинов, ни дома Матушки Крольчихи. Это не повод. А Ленинград –территория Бреста! И чужих здесь не любят, это знают все. А кто забыл – так тем и напомнить можно, Яма вот, например, всегда рад бывает помочь ближнему чужаку памятьосвежить. Это Яма любит.
— Аларм-шесть на три часа! Восьмой, как понял? Аларм-шесть!
А вот чего Яма не любит – так вот этих вот офицерских заморочек.И координатор – вроде свой парень, а туда же. Нет бы просто сказать по человечески, что прёт на Яму какая-то хрень справа. Справа нагромождение всяких камней обзор загораживает, ничего пока не видать. Показалось или нет, что в расщелине у этих камней что-то движется? Показалось, наверное, подземные твари стремительны, давно бы выскочили. Яма попытался вспомнить, кого из них окрестили алармом шесть, но не сумел. Зато он хорошо помнил, что сам теперь должен откликаться на номер восемь. И откликаться быстро, если не хочет огрести неприятностей. Попробуй тут не запомни, у сержанта рука тяжелая.
— Восьмой понял!
Яма не стал лезть в пещеру без приказа, как ростовские. Тоже мне, союзнички! Впрочем, это сегодня операция по зачистке совместная, а в любой прочий день ещё не известно, от кого чаще периметр оборонять приходится – от тварей подземных безмозглых, но шустрых, или от таких вот бывших союзничков, как раз таки чересчур умными себя полагающих.Вот и сейчас Яму одного бросили. Правда, и сами не стали слишком далеко уходить, залегли метрах в пятидесяти от входа, постреливают иногда. Добывают что-то. Вряд ли крупное – стреляют одиночными и не часто. Яма их обскакал, у него целый носорог! К тому же теперь если из правой расщелины выскочит кто – он как раз окажется у них за спиной, отрежет от выхода. Неудачная позиция. И вообще эти ростовские дураки, сказано же было – залечь у входа и мочить вылезающих, самим же внутрь не лезть. Не ямино дело, конечно, но им наверняка теперь попадёт от сержанта. У всех есть свой сержант. И рука у ростовского наверняка такая же тяжёлаяюЧто же это за шестёрка такая? Если опять носорог – хорошо, но скучно. Оставить, что ли, союзникам – пусть порадуются? В конце концов, это ведь их территория, и добыча, стало быть, тоже их, и это именно брестовский штрафбат тут чужаки. А, значит, и Яма тоже.
Яма нахмурился. На первый взгляд рассуждение было правильным. Но что-то Яме в этой правильности не нравилось. Может быть, то, что по этой правильности пришлось бы уступить хорошую добычу каким-то чужакам, пусть даже и союзникам, пусть даже и Ростов – их территория… Да ну её тогда, такую правильность!