В аэре Лотта скомандовала Глебу положить сумку в нишу за сиденьями, аргументировав, что багажник понадобится свободным. Где-то в первой трети полета пустила аэр на снижение, приземлилась на парковку в небольшом городишке. Было сыро и серо, но, судя по количеству голых ветвей, летом тут сплошные сады. Поёжилась на погоду и быстро, будто боясь передумать, выскочила на улицу.
Вернулась с коробкой, загрузила её в багажник и сев обратно, спросила:
— Мята или вишня?
— Ну, вишня.
— На, — протянула блестящую упаковку с тёмно-красной спиралью, развернула свою, с зелеными полосами, — мороженое. Называется «Турбулентность», у меня «Ламинарность». В багажнике тоже мороженое, просили привезти. Там набор, называется «Фруктовый коктейль», совершенно одинаковые упаковки, а внутри всяческое фруктовое мороженое, полсотни сортов. Сверху покрыто шоколадом, и раскрашено соответствующе, яблоко имеет вид яблока, апельсин – апельсина. Если в плоде есть косточки, то в мороженом джем.
Глеб открыл лакомство со странным названием. Действительно, вишневый вкус и внутри завихрения из вишнёвого же шоколада. Покосился на другую упаковку – зеленоватая с голубым масса и тонкие параллельные прослойки такого же шоколада.
— Какие забавные названия, — мороженое оказалось очень вкусным.
— Ага. Всемирно известная марка «Морозей и Ко». Есть даже со вкусом бекона и солёного огурца. Но, на мой взгляд, это совершенно невкусно. — Глеба передёрнуло.
Не прекращая болтать, Лотта гнала со всей скоростью, только однажды переключив на автопилот чтобы ответить на звонок. Покосилась на Глеба и надела бортовые наушники с микрофоном.
— Да. Уже летим. Будем.
— Начальство? — спросил Глеб, когда звонок был закончен.
— Почти, — уклончиво ответила Лотта, не считая нужным комментировать.
В Лавске она посадила аэр опять же на крыше.
— Всё, приехали, с вещами на выход, тут твоя квартира.
Пока Глеб вытаскивал сумку, подхватила коробку с мороженым. На вопросительный взгляд туманно ответила:
— Да чтоб сто раз не ходить.
Они спустились на лифте вниз, куда-то до средних этажей, широкий светлый холл вывел их к бежевым дверям. На двери квартиры был номер 162. Лотта пошарила по карманам, достала плоский ключ. Но одной рукой придерживая мороженое, а второй плохо действующей, открывать было неудобно, и она посторонилась:
— Помоги открыть.
Глеб легко провернул ключ в замке и приоткрыл дверь. Лотта ловко впихнула его внутрь и, повысив голос, позвала:
— Мы прибыли!
Несколько секунд молчания и восторженный визг: «Глеееб!!!!» были ей ответом.
Топот лёгких ног из комнаты и Анечка, совершенно живая Анечка повисла на шее у Глеба. Он подхватил её, зарылся лицом в пушистые волосы, в горле стоял ком, глаза защипало. Подошедшая Ирина мягко обняла их обоих.
И Глеб совсем не заметил, как за его спиной поставила коробку с мороженым на пол и тихо закрыла за собой дверь Лотта.
Глеб сложил вещи в сумку, растащил обратно одеяла, принёс из сушилки комбинезоны, свой отнёс в гардероб на выходе, а Лотты – в её комнату. Оглядел комнату – не забыл ли чего, и спустился в гостиную. Из кухни дразнящее тянуло жареной картошкой с мясом.
— Ешь, я уже, — Лотта увлеченно строчила что-то в планшете, обмениваясь сообщениями.
Глеб подтверждающее кивнул и пошел восстанавливать потраченную энергию, есть хотелось страшно.
Подождав, пока он поест, Лотта немедленно потащила Глеба в аэр, но на пороге ангара затормозила:
— Так. Надо прояснить ситуацию. Мы сейчас улетаем потому что у меня работа стоит, тебе надо в центральное здание и к нормальным учителям, но ты в любой момент можешь сюда прилететь и находиться столько, сколько понадобится. Ясно?
— Да.
— Дядя Ко, мы ушли, ты за главного!
— Ещё приходите, с вами интереснее, — отозвался ИИ.
Сгрузив драгоценный груз на дно ванны, Глеб сорвал все еще ледяной комбинезон с себя, принес из комнаты и подложил под ноги Лотте столик и пустил сильно теплую, почти горячую воду. Стал снимать комбинезон с неё. Когда выпутывал из рукава правую руку, Лотта дернулась, зашипела, обвела вокруг совершенно диким взглядом и, заметив Глеба, расслабилась и тут же вырубилась снова.
— Ну, по крайней мере, серьёзной черепно-мозговой нет, — пробормотал Глеб себе под нос. Причину, отчего Лотта дергалась, он увидел сразу – выше локтя наливалась цветом гематома. Глеб аккуратно промыл слипшиеся волосы, под ними тоже не было ничего критичного — ссадина и короткий, правда, достаточно глубокий, порез. Раздвинув края пореза, удостоверился, что в нем не осталось песчаных частиц, закинул руки за голову, и, удерживая их за запястья одной рукой, вторую подсунул под голову, держа ее повыше над горячей водой, все-таки существовала опасность перегреть мозг, который в случае сотрясения необходимо держать в покое и прохладе. Подумал, что пятнадцати минут будет достаточно для прогревания, выждал намеченное время, вытащил Лотту из воды и унёс её в комнату. Скинул покрывало с кровати, уложил на простыню. Спохватившись, стянул мокрое бельё. Подумал, что надо было измерить температуру ядра организма, но не решился. Собственная усталость наваливалась всё сильнее. Быстро прошерстив по соседним комнатам, собрал и навалил на Лотту ворох одеял, подоткнув по краям и оставив открытыми только лицо и часть головы. Стараясь не размотать свитое гнездо, пробрался рядом, обнял уже не ледяное тело, плотнее притиснул к себе и почти сразу же провалился в сон.
Проснулся Глеб от настойчивых просьб желудка положить в него что-нибудь материальное. Сразу почувствовал на себе внимательный взгляд. Лотта с рукой, замотанной эластичным бинтом, сидела рядом с ним на кровати, скрестив ноги по-турецки. И очень, очень внимательно его разглядывала. Одеяла были разбросаны вокруг, создавая весьма живописную композицию.
— Доброе утро, Глеб Петрович, сейвер ОСУЛа. Ну и здоров же ты спать!
— Сколько времени? – Глеб подорвался встать, Лотта прикрыла глаза ладонью, чтобы дать ему возможность спокойно одеться.
— Почти полдень.
До Глеба, натягивающего джинсы, запоздало дошло, как его назвали.
— Постой! Ты сказала «сейвер»…Это значит…
Лотта поймала его за штанину, притянула, посадила напротив себя:
— Глеб! Ты так и не понял, что ты вчера сделал?
— Когда именно? – Глеб отчаянно тупил, пытаясь прояснить всё сразу и в деталях.
— Когда шёл от реки.
— Пришёл.
— А как?
Глеб помотал опущенной головой, мол, не спрашивай, сам не знаю.
— А я скажу: ты открыл портал и прошёл им. Прямо к дверям своей комнаты. И ты, таким образом, первый телепортер ОСУЛа, поздравляю.
До Глеба стало доходить, что этот кусок вчерашнего пути ему не приснился в бреду, а был на самом деле. Но решил переспросить, а то мало ли, может, слух подводит.
— Я? Открыл телепорт?
— Угу. А чтоб мало не было, а то вдруг никто не заметит, до кучи ещё вот что сделал, — Лотта встала и поманила за собой к двери.
— Обернись, — указала на ту сторону двери, которая выходила в коридор.
Глеб обернулся и обомлел: с этой стороны двери не было. Была площадь, по ту сторону которой возвышалось здание ОСУЛа. И сиротливо приютившаяся сбоку ручка.
— Это что? – Голос сел и слова вылетали звуками, похожими на кваканье. – Это что, я сделал?
— Ну не я же, — пожала плечами Лотта, — Я так не умею.
— Я тоже. Не умел.
— Ну, чтобы пользоваться этими возможностями сознательно, еще учиться и учиться. Это первый выброс бывает такой сильный, особенно в стрессовой ситуации, а потом всё медленно и постепенно. Дырку мы уже обследовали с коллегами, она односторонняя, туда попасть можно, сюда – нет, стабильная пока что, и самое интересное – жёстко привязана к двери, — Лотта поводила дверь туда-сюда, площадь послушно закачалась, — и как обычная дверь продолжает работать. Просто великолепный образец спонтанного выброса: мощно, изумительно, филигранно. И малосмысленно. Но с порталом от реки действительно получилось здорово.
— С рукой что?
— Ерунда, трещина, регенерин вколола, уже прошло, только отёк спадёт, и всё. Аэроцикл нашла и пригнала, куртки подобрала, чихать не собираюсь, в общем, я сегодня хорошая девочка. Так что обедай, собирай вещи и полетели домой в Лавск.
— А так? – Глеб кивнул на дыру.
— Можно и так, но аэр нужен мне, да и по дороге дела есть.
Да, действительно, после интенсивных занятий на свежем воздухе отношение к происходящему начало потихоньку выправляться, хотя и приходилось после каждой вылазки отлеживаться, борясь с гипоксией. Если на неспешную прогулку кислорода еще хватало, то несколько часов упражнений не то чтобы укладывали пластом, но заметно выматывали. На вопрос, почему кислорода хватает на базе, Лотта ответила, что парциальное давление повышено до привычных человеку равнин ста шестидесяти.
А ноябрь, между тем, уверенно вступал в свои права. Всё чаще и небо над головой, и землю в долинах затягивали свинцовые тучи. Холодало. И всё чаще Глеб ощущал, как внутри исподволь скручивается тугая пружина. Скручивается всё сильней, безболезненно, но неотвратимо наматывая на себя жилы и кости, грозя предчувствием чего-то не обязательно драматичного, но оглушающего. После попытки описать своё состояние Лотте, та снова потащила его на сканер ритмов мозга, объявила, что всё нормально, а потом на вопросы только отмахивалась.
Глеб, чтобы не зацикливаться на переживаниях, с головой ушёл в познание мира. Изучал новые технологии и механизмы. Ежедневно просил Лотту фехтовать с ним, пока та не развела руками, дескать, я всё, дальше только к специалистам. До рези в глазах просматривал обучающие фильмы. Заучивал слова и грамматику интерлингвы и гэлакси. Был сильно удивлён, когда через пять дней вполне прилично на них заговорил. Общался с прилетающими гостями. И с нетерпением ждал, когда его куратор сочтёт его готовым для перехода в новый статус.
После обильного снегопада утром обнаружилось, что тучи, высыпав всё, что смогли, ушли, и небо ясное. Лотта позвала Глеба на очередную тренировку. Они шли к тренировочной площадке пешком, разговаривая о всякой всячине. Лотта время от времени отходила, проверяя вешки, стряхивая снег с флажков. Глеб подсчитал, что идёт уже двадцатый день его пребывания в этом времени. И, хотя еще ничего не прояснилось, понял, что успокоился. Стал больше доверять, что ли. Скрытое повседневными мелочами, пришло чувство некой окрылённости. Нет, точнее будет – распахнутых крыльев. Крыльев, готовых принять в себя порыв ветра и вознести туда, где еще не был, и даже не мог предположить, что когда-нибудь будет.
На площадке ветер уже слизал большую часть снега, но того, что остался, с лихвой хватало, чтобы утопать в нем по колено, а в промежутках между камнями чуть ли не пояс. Глеб и Лотта скинули куртки и обнажили сабли. Настоящие, боевые, но с пластиковыми накладками по режущему краю клинков. Неторопливое кружение, мгновенные атаки, фонтаны снега из-под ног. Они оба увлеклись непростой задачей не утонуть в сугробах и не заметили, что подобрались слишком близко к краю ущелья. Не заметили до тех пор, пока Лотта, уворачиваясь от очередного выпада, не наступила на язык, нависший над рекой и тот не рухнул вниз.
Вместе с ней.
Глеб кинулся к обрыву. Лотта стояла на крошечном, сверху и не видно, выступе, щекой, грудью, всем телом вжимаясь в обледеневший камень. Глеб упал на живот на край, протянул руку. Слишком далеко. Лота подняла на него взгляд. Слишком спокойное лицо.
— Даже двух связанных курток не хватит, — голос бесстрастный, как будто за спиной не обрыв, десятисантиметровая ступенька.
— Я здесь продержусь, — с сомнением покосилась на свои побелевшие от напряжения, вцепившиеся в камень пальцы, — минуты три. Сейчас ты движешься на базу, берёшь аэроцикл, флаера сейчас нет, аэр в ущелье не поместится, и, помнишь, я тебе показывала камень, у которого наши прыгуны в речку тормозят? Там меня подберешь. Или чуть ниже на берегу есть спуск, там можно аэроцикл посадить, постараюсь туда добраться. Понял?
— Да,- Глеб кивнул.
— Пошёл!
Глеб откатился от края, вскочил и бросился к базе. На бегу, оступаясь и ныряя в снег, стараясь не потерять из виду вешки, просчитывал вероятности удачного исхода. Получалось маловато: ледяная вода, температура воздуха приближается к десятке, почти два километра до базы…
Естественно, он не видел, как через несколько минут Лотта, едва не сорвавшись, с усилием разжала сведенные судорогой пальцы, оттолкнулась от скалы, свернулась в падении в клубок и ушла под воду.
Глеб ворвался в дверь базы, пронёсся по коридорам, в гостиной затормозил на несколько секунд, пытаясь отдышаться в воздухе с нормальным количеством кислорода, взлетел на третий этаж в ангар, рванул вверх роллету стенда с аэроциклами, схватил первый попавшийся и газанул с места, не дожидаясь, пока широкая ангарная дверь полностью отодвинется. Быстрее, еще быстрее, рвущийся навстречу воздух перехватывает дыхание, слепит глаза, проникая под очки. Вот и река, тот самый спуск, где можно посадить аэроцикл, только Лотты там нет. Глеб ищуще огляделся, зацепил взглядом синее пятно комбинезона выше по течению и перелетел туда.
Лотта наполовину лежала на камне, наполовину всё ещё была в воде. Левая рука обнимает камень, правая подмята под живот, на светлых волосах над правым ухом кровяное пятно. Без сознания. Глеб не стал раздумывать, сотрясение мозга ли, гипотермия или просто кратковременный обморок, выровнял аэроцикл так, чтобы просев, он не погрузился в воду, перегнулся вниз с седла и цапнул Лотту за воротник. Спешка его подвела: Глеб не учел, что объемный горный комбинезон, напитавшись водой, стал намного тяжелее, да и к тому же успел прихватиться к мокрому камню тонкой ледяной корочкой. Цапнул, дёрнул на себя и, не удержавшись в седле, вывалился вниз. Освобожденный аэроцикл подпрыгнул метра на три вверх и неспешно поплыл куда-то совсем не к тому берегу. Оказавшись в воде, чудом не стукнувшийся о камень Глеб, мгновенно развернулся, подхватил Лотту, которую утянул с собой, пристроил ее голову у себя на груди, прихватив за воротник зубами и, торопясь, поплыл к ранее обнаруженному спуску. Семьдесят метров по течению – не проблема, не проблема и выбраться на берег, где обрыв пересекала трещина, не проблема и Лотту вытащить. И только когда он подхватил ее на руки, затылком, спиной, каждой клеточкой почувствовал приближение белого полярного зверя. До базы около пяти километров; до сухих, но лежащих в снегу и холодных курток километра три; вроде бы и невелико расстояние, но не насквозь мокрыми в десятиградусный мороз, не по неизвестному маршруту после снегопада, не в гору, не с бесчувственным телом на руках, не без альпинистского снаряжения, в конце концов. Глеб коротко, зло выругался и сделал первый шаг.
Шаг. Ни на что не надеясь, потому что помочь могло лишь чудо.
Шаг. Больше из-за привычки всегда бороться до конца, чем из-за реальной возможности что-либо сделать.
Шаг. Чувствуя, как стремительно холодеет мокрая голова.
Шаг. Потому что лучше сдохнуть в попытке выжить, чем лечь и спокойно дождаться конца.
Шаг. На чистом отчаянии, чтобы не дать умереть на своих руках этой женщине, которая сделала для него слишком много, умереть из-за его, Глеба, нелепой ошибки.
Шаг. Прижимая к себе неподвижное тело, в безнадежной попытке если не согреть, то не дать заледенеть еще больше.
Слишком занятый борьбой со снежными заносами, Глеб не заметил, как туго свернутая пружина внутри, достигнув своего предела, начала раскручиваться. Сначала медленно, а с каждой секундой всё быстрее и быстрее, захватывая окружающее пространство, вовлекая в круговорот заснеженные горы вокруг, Евразию, да и, пожалуй, пару соседних галактик впридачу.
Шаг. И Глеб с размаху впечатывается в коричневую дверь собственной комнаты на базе. От удара глухо застонала Лотта у него на руках. Неимоверно долгую секунду Глеб стоял, ничего не понимая, совершенно, немыслимо ошарашенный, и только ощущал как откуда-то, то ли из глубин вселенной, то ли из неисчислимого количества лет до настоящего мига и после, в него вливаются струи чистой незамутненной энергии, и та пропитывает его насквозь, переплавляет его всего в нечто, ранее совершенно невозможное и тихо укладывается внутри.
Осмысливать произошедшее было некогда и Глеб, кончиками пальцев подцепив ручку двери, понёс Лотту в ванну. Как бороться с гипотермией, было ему известно.
В тире Лотта с флешки установила новую программу, выбрала две одинаковых пары оружия, одну сунула в руки Глебу:
— Держи. Это бластер, эта модель генерирует максимум луча с трех метров, если на близком расстоянии зацепишь – не страшно. Это парализатор. Поехали?
— Поехали, — Глеб прикинул вес обоих стволов, поменял их из руки в руку, более тяжелый парализатор переместив в правую. Подумал еще секунду и поменял обратно: от рефлексов никуда не деться, правой он будет стрелять именно на поражение.
В пространстве замерцала слабая вспышка, как будто бросили пригоршню голубых искр и долю секунды спустя там появилась голограмма оскаленного бородача в тюбетейке и с гранатой в руке, поднятой в замахе. Глеб вздрогнул и практически на автомате вскинул бластер и влепил в террориста выстрел. Тот не стал фонтанировать потоками крови или орать, обугливаясь, а тихо и аккуратно рассыпался кучкой пикселей. Глеб резко и глубоко втянул воздух через мгновенно пересохшие ноздри. «Так, спокойно, они ненастоящие». Следующую цель, оскалившую клыки размером со штык-нож он снял уже осмысленно. «Почему кажется, что в руках игрушки? Ага, отдачи нет».
Оглянулся на Лотту. Та первые несколько выстрелов сделала так же, как и Глеб, вскидывая руку, а потом перешла на совершенно незнакомый Глебу стиль: резкие повороты корпуса и плавные широкие взмахи рук, длинно чиркая лучом по голограммам. Глеб попробовал скопировать. То, что в исполнении Лотты выглядело почти танцем, в собственном напомнило ему персонажа дешёвого боевика. А потом первый, пристрелочный уровень кончился и приглядываться стало некогда – только успевай отличить, с какой же руки стрелять.
Пять минутных раундов дались далеко не просто – ближе к концу мишени выскакивали с промежутком меньше секунды. И вот вспышка «Game over», стрелки замерли, переводя дыхание.
— Дядя Ко, дай, пожалуйста, статистику.
— Даю, — из воздуха вылепилась еще одна голограмма, — у тебя 132 попадания, все соответствующие, у тебя – дядя Ко чуть развернулся к Глебу, — 168, из них 14 убитых мирных жителей и один парализованный террорист.
— Ничего себе перестраховался, — Глеб был смущен.
— Не страшно, можно списать на незнание форм инопланетной жизни. Например, вот это, — ИИ воспроизвел один из кадров. В самом деле, когда над тобой нависает нечто, щелкая зубастой воронкой, трудно признать в этом мирного жителя. А на самом деле – насекомоядное, мух так ловит.
— И я так хочу! – в дверях возник Николя. – Кто со мной?
— Э, нет! – Лотта даже отшатнулась слегка, — у тебя процессор в башке, с тобой соревноваться – дохлый номер!
— Процессор, процессор! А ты видела, да? – тон встрепанного рыжего стал скандальный.
— Видела. Я тебя не только снаружи вдоль и поперек, но еще изнутри видела.
— Ну и что? – подошел ближе, ткнулся лбом в плечо Лотты.
— Ну и то…- подняла голову за подбородок, — выдернула платок из кармана, оттерла пыльную полосу, протянувшуюся по щеке, — не дело ставить кого-то, кто не является твоим врагом, в заведомо проигрышное положение. В данном случае это обидно для меня и недостойно для тебя.
— Ясно, — вздох разочарования.
— Где ты пыль умудрился найти?
— Я талантливый! – Мгновенный переход к заразительной улыбке, — И пробой я нашел. И даже починил.
— Не сомневалась.
— А давайте бассейн нагреем, искупаемся? – и, не слушая ответа, радостно унесся из тира.
Глеб хмыкнул:
— Сколько ему лет?
— Сложно ответить. Физиологически – двадцать пять. Программа-основа существует около десяти лет. Инсталлировали в эту бестолочь четыре года назад. А психологически – сам видишь. От пятнадцати, как сейчас, до…убеленного сединами мудреца.
— Лотта! – снова возник дядя Ко, — нагрев в бассейне он, конечно, включил. Только ждать – это же слишком долго. Я не могу его выгнать. Доводы разума он игнорирует. Ток пропустить – нерациональная трата ресурсов, зачем его током ломать, когда сам замерзнет на фиг?
— Блин! Детский сад! – Лотта нервно закрепила оружие в стенде и решительным шагом направилась прочь. Глеб поспешил за ней – наблюдать за проделками ИИ было забавно.
В бассейне Николя бултыхался в ледяной воде. Лотта прихватила большую махровую простыню и подошла к самому бортику, даже не вздрогнув от окатившего ее фонтана.
— Сюда посмотри, — подняла к лицу руку ладонью вперед, пошевелила пальцами, — задача высшего приоритета: сейчас ты вылезаешь из бассейна и не возвращаешься в него вплоть до достижения установленного минимума температуры в 24 градуса Цельсия. В дальнейшем соблюдаешь предписанный алгоритм: включить нагрев, подождать до температуры воды 24 градуса Цельсия, потом можно купаться.
Лицо купальщика на секунду закаменело, ответивший голос был механический:
— Понял.
В несколько гребков достиг бортика, без усилия вымахнул на него. И зябко обхватил себя руками, задрожал, запереступал босыми ногами.
— Иди сюда, мокрая ворона! – накинула простыню, усадила на шезлонг, жёстко растерла спину, голову, сдёрнула мокрую ткань и накинула сухую, закутала так, что виден остался только веснушчатый нос:
— Идиот! Пневмонию на органическую часть схватишь, неделю проболеешь.
Нос завозился, высунулась большая часть лица:
— А если в боевом режиме?
— Нет, я сказала!
— А если в градусах по Рёмеру?
— Сколько угодно!
— А если по Делилю?
— Сваришься!
— А если в Фаренгейтах?
— Где ты такую воду видел, это уже рассол.
— А если…
Снова поднятая за подбородок голова, прямой взгляд глаза в глаза:
— Ты что, лазейку ищешь? Не стоит этого делать!
— А если надо? – от шутливого препирательства не осталось следа, взгляд так же прям и серьёзен, — Если люди тонут? Не здесь, не на Карибах, в ледяном океане Хелады? Я же не смогу просто рядом стоять.
— Не сможешь. И не надо. Действуй. Так, как велит сердце и разум. Только помни, что где-то кому-то, например, мне, ты очень-очень нужен.
Опустил голову, шумно засопел, но упрямо пробормотал из-под полотенца:
— Что, подзатыльники некому давать будет?
— А ты не перебарщиваешь ли? Взрослый парень, а ведешь себя как подросток?
— Ло, не ругайся. Я ведь только с тобой так. Добираю, что не получил при инсталляции, — и кристально честный взгляд голубых глаз.
Лотта только вздохнула, прижала к себе, дотирая волосы полотенцем. Обернулась через плечо к Глебу, присевшему на соседний шезлонг:
— Детский сад, я же говорю! И это называется машина, созданная для убийства.
— Коллега значит, — Глеба царапнуло, но слегка, не изменив хорошего настроения.
— Чо, правда? – из-под руки вывернулась лохматая голова, — Тоже ИИ? Да ну на! То есть не может быть! Ай! – рыжий выкрутился на шезлонге, встав на колени на край, едва не задев пятками отшатнувшуюся Лотту, потянулся с края, запутался в полотенце, упал, а сложившийся шезлонг хлопнул его по макушке.
— Правда, заканчивал бы ты цирк. Сейчас ученые приедут, тебя испугаются и обратно уедут. А им работать надо.
— Ладно, — Николя с силой провёл ладонью по лицу, — не буду больше. Пока что, – он хитро ухмыльнулся, встал, поправив шезлонг и, на минуту скрывшись в раздевалке, вышел оттуда одетым и даже причесанным.
— Но в бассейн я еще вернусь. Вместе с учеными. Их кормить надо будет? А то я новый рецепт привёз, хотел бы опробовать.
— Думаю, не откажутся. Да и нам интересно, чем ты можешь нас потравить?
— Ну что ты, какой потравить? Концентрация ядовитых веществ в этом рецепте не превышает предельно допустимой нормы, — Николя старался сохранять серьезную мину, но губы неудержимо расползались в улыбку, а в глазах плясали чертенята.
— Для тебя?
— Для человека, я же не Сальери.
— Ну пойдем, покажешь, припашешь.
ИИ двинулся к выходу, и Глеб заметил, что у него изменилась даже походка, став из локального урагана просто походкой сильного, уверенного в себе парня.
На кухне Николя, легко подхватив Лотту, водрузил ее на рабочий стол, кивнул Глебу на барный стул у окна, вытащил из шкафа высокий стакан с толстым дном, сосредоточенно в него чего-то набулькал и по столу запустил к Глебу. Стакан скользнул по узкой кромке плиты, слегка закрутился на раковине и остановился в сантиметре от стены.
— Перелёт на десять сантиметров, — с сожалением констатировал своё действие, — попробуй, народ рекомендует.
Глеб попробовал: чуть слабее легкого пива, запах скошенного сена, донника и дымка. Лето.
— Очень хорошо, — и забрался на барный стул, подозревая, что спектакль под названием «Блудный ИИ прилетел на побывку» перешел ко второму акту.
Да, действительно, вторая часть балета разворачивалась на его глазах. В качестве увертюры Николя объявил название «Венера в облаках», «Ничего особенного, просто сырно-куриные шарики, запеченные в картофельном суфле, на гарнир салат», молниеносными движениями опустил вниз на стол из подвесных шкафов устрашающего вида бытовые приборы, вывалил из холодильника кучу продуктов «Сколько нас всех будет? Восемь? Ну да ладно, останется чуток», и понеслось. Николя виртуозно орудовал ножом, жонглировал ложками и сковородкой, фонтанировал эмоциями, рассказывая, на какую чУдную планету вывел последний полёт, мимоходом сунул Лотте какую-то длинную то ли карамель, то ли печенюху, долил Глебу в стакан, отчего пришло явное понимание «скоро осень», в действо органично вплетался шум кухонных агрегатов, Лотта увлеченно слушала с сияющими глазами и потихоньку грызла сладость, и вот он задвинул противень с «Венерой» в духовку, стряхнул последнюю грязную посудину в посудомойку, нож вымыл собственноручно и вдруг, не меняя тона и тембра голоса, снизу, из опущенной рук, этот нож бросил. В Лотту. И тут же замолчал, оборвав себя на полуслове, наблюдая за реакцией. Глеб свалился со стула, готовый атаковать, но замер в недоумении: нож проскользнул мимо лица Лотты, срезал кусочек от печенья, которое та в этот момент как раз приподняла, чтобы откусить, и прилип к магнитной доске. Николя же, едва ли не быстрее клинка, подхватил срезанный кусочек и шагнул прямо перед ней, положив ладони на стол и пристально вглядываясь в лицо. С разочарованием пробормотал:
— Ну когда я сумею тебя напугать, а?
Лотта философски пожала плечами:
— Не знаю, может, когда-нибудь. Если не зарежешь случайно.
Николя медленно склонился к ее коленям, будто бы прося прощения, но Глеб отлично видел, как он губами взял остаток печенья из пальцев Лотты, но не заметил, как она забрала обломок у него. Слегка потянула за челку вверх, побуждая поднять голову:
— Зайчик, а если бы среагировать успела? Тебя б чинить пришлось, — и, пресекая возражения, заткнула ему рот переходящим из рук в руки, но так и не сломавшимся кусочком.
Николя рассеянно прожевал, потом быстро оттянул на Лотте ворот футболки и там, где ключица переходит в шею, запечатлел звонкий мимолетный поцелуй.
— Вот теперь, можно считать, напугал. Ты и с Шелли так себя ведешь?
— Нет! – Николя замотал головой и отступил на шаг, — шкуру снимет и на половичок пустит.
— Ага, теперь я знаю, как призвать тебя к порядку.
— Может, не надо? – просящий тон не вязался с внимательным видом, парень к чему-то прислушивался, — а то вон уже ученые-мученые летят, сейчас купаться пойдем, как я без шкуры?
— Тогда в наказание вези меня в бассейн.
— Слушаюсь и повинуюсь, всегда у Ваших ног, — развернулся, присел, дернул, миг – и Лотта уже у него на плечах. Вместе они прогарцевали к выходу в общий зал, и их голоса слились с голосами спускающихся ученых, судя по тому, с каким азартом и энтузиазмом те встретили предложение макнуться, тоже не слишком серьезными людьми.
Глеб прикрыл глаза. Происходящее тревожило его, он знал, что не имеет причины не доверять людям, ворвавшимся в их тишину на двоих, но не мог отделаться от мысли, что упускает что-то, недопонимает. Его позвали купаться. Пошел.
Веселящаяся молодёжь двигалась по коридорам, впереди Николя с Лоттой, та только успевает пригибаться в дверях. В зале она замолотила по рыжей макушке открытыми ладонями:
— Пусти, мне переодеться надо!
— Нет уж, приказ был «в бассейн», — и скинул ее в воду прямо в одежде.
— Отформатирую! – с воплем Лотта улетела в успевшую прогреться воду, вынырнула, отфыркиваясь и объявила:
— Николя, одна штука. Вид – балбес, подвид – рыжий кибернетический, — перевернулась и ушла под воду вниз головой, вытряхиваясь из джинсов. Вышвырнула мокрый тяжелый ком на бортик. В воду попрыгали остальные. Глебу только и оставалось немного ошеломленно наблюдать за воцарившимся безобразием. Лота открылась ему еще с одной стороны – смешливая девчонка. Что дальше?
Все с азартом бултыхались почти час. Глеб тоже не устоял и присоединился к попыткам поймать и утопить Николя. Попытки, впрочем, не увенчались успехом. Когда его всемером загнали в угол, он вымахнул на бортик и ускакал.
Потом отдавали должное «Венере в облаках». После обеда один из прибывших встал:
— Всё, мы работать. Ты с нами?
— А то!
И мигом остепенившаяся компания покидала тарелки в посудомойку и усвистала в лабораторию.
— Что они будут делать?
— Не знаю. Программисты. Если хочешь – пойди посмотри, но без подробностей зрелище неинтересное: просто неподвижные фигуры в масках.
— А Николя там зачем?
— ИИ ведь, у него со всякими хакерскими штучками вообще проблем нет.
— Шелли это кто?
— Девушка его. А что, его все устраивает, ее все устраивает.
— Да, забавный тип.
— Тебя хоть расшевелили немного, а то совсем заскучаешь.
— Знаешь, что-то пока скучать не приходилось долго.
Вечером Глеб опять закопался в «Историю ОСУЛа». Неудовольствие собой всё росло.
Лотта, почувствовав напряжение, решила:
— Свежим воздухом тебе дышать надо. Завтра пойдём мечами махать на улицу.
Глеб сварил себе кофе и, прихватив из библиотеки очередную книгу, на этот раз «Историю ОСУЛа», засел в оранжерее. Ему там нравился пряный запах цветущих растений и влажной земли, редкий и непривычный для человека города, а избыточный свет легко гасился очками. Книга была собрана так же, как и «Анатомия» на кольцах, при этом было заметно, что в нее несколько раз добавляли новых страниц в конце. Глеб углубился в чтение, краем сознания отметив шаги в гостиной и неугомонность Лотты. И оторвался от страниц только когда сверху еле слышно донесся звук заработавшего двигателя аэра. Несколько секунд и звук стал удаляться, по снегам с краю обзорного окна промелькнула тень. Тренькнул браслет-коммуникатор: пришло голосовое сообщение. Глеб прикоснулся к экрану, принимая.
— Надо срочно быть в другом месте, прилечу завтра.
И все, больше никаких объяснений. Глеба на секунду кольнула легкая обида, дескать, могла бы и с собой взять, но здравый смысл сказал, что она, как старшая, и вообще как отдельная личность, безусловно, имеет право на любые поступки без какого бы то ни было вмешательства со стороны. К тому же, и здесь найдется чем заняться. И вообще, может, у нее срочный вызов по работе… или свидание… в общем, это глубоко не твое дело, товарищ Слепой.
Глеб хмыкнул, одобряя логику здравого смысла и вновь вчитался в историю организации, в которой предстояло работать. Книга была собрана из разрозненных источников, выставленных в хронологическом порядке. Протоколы, наиболее важные отчеты, путевые заметки, очерки. Все разное по стилю, и такое разнообразие не давало заскучать, удерживало внимание. Но усталость все равно пересилила и Глеб, со слипающимися глазами, добрался до комнаты, несколько минут поторчал под горячими струями душа и упал на кровать. Лотта ночью ему не снилась. Не сказать, что Глеб по этому поводу очень расстроился, скорее, был даже рад, но осталось чувство некоторой пустоты и незавершенности, что он и осознал, когда проснулся.
Умываясь и завтракая, Глеб анализировал это чувство и понял, что незавершенность усугублялась тем, что в последние дни он был слишком часто бездумно предоставлен самому себе. Не нужно было спешить, куда-то рваться, в кого-то стрелять, выполняя задание Потапчука. Да, на базе всегда можно было найти себе дело: или развлечься, или освоить что-нибудь новое. Но эти дела были необязательны к исполнению, ему никто не приказывал, не ждал результатов. Делай, что хочешь. Каникулы.
Глеб слегка раздраженно побарабанил кончиками ногтей по цветной поверхности чайного столика. Раздражение шло на самого себя, расслабившегося и плывущего по течению. Наскоро прикинув для себя план «чем заняться в ближайшие три дня», сходил наверх, принес свой «Глок», разобрал и начал чистить. Привычные выверенные движения приносили уверенность в выбранных целях и планах.
Еле ощутимо дрогнули перекрытия – на крышу сел аэр. Сбежавшая на второй этаж Лотта перегнулась через перила:
— Глеб, чайничек поставь, пожалуйста, — и исчезла.
Глеб отложил пистолет и, поднимаясь, чтобы на кухне щелкнуть чайником, краем глаза заметил на лестнице движение чего-то очень большого. Надпочечники немедленно выплеснули в кровь такую дозу адреналина, что перед глазами побелело. По лестнице двигалась коробка. Нет, конечно, судя по обнимающим ее рукам с длинными костлявыми пальцами и мелькающим под коробкой ногам, двигалась не сама, но звуковых эффектов наличие человека ей не прибавляло. Глеб четко знал, что так тихо и ровно может двигаться только очень хорошо тренированный боец или спортсмен, да и то не практически вслепую по лестнице. Должны были быть учащенное дыхание, попытки выглянуть, увидеть ступеньки, но слышалось только шуршание картона о ткань. Эта нереальная парочка грузчик-коробка спустилась вниз и за картонным монстром обнаружился улыбчивый солнечно-рыжий, покрытый средиземноморским загаром парень с длинной на пол-лица челкой. Сверху свесилась Лотта:
— Николя, это в кладовку, банки налево, заморозку…
Парень, запрокинув голову, поднял на нее укоризненный взгляд светло-голубых глаз. Лотта спохватилась:
— В самом деле, что я тебе-то рассказываю? – и снова исчезла.
Николя прошел в кладовку, причем двери сами распахивались перед ним, аккуратно поставил коробку на пол. Глеб, пройдя вслед за ним, наконец-то включил чайник и тоже заглянул в кладовку. Судя по тому, как просели выпущенные из рук картонные стенки, коробка была далеко не пустая. Раскрыл ее и стал выставлять лежащие сверху банки на полки. Практически не смотря ни на свежие этикетки, ни на содержимое полок, ровно, как по линеечке, скупыми экономными движениями. Глеб слегка примирился с существованием акустического феномена и спросил:
— Помочь чем?
— Здесь я сам, — охотно отозвался феномен, — а можешь чайчику заварить? Мне полкружки с земляникой и сливками, Лотте, — секундная пауза, сопровождаемая задумчивым взглядом сквозь стены, — черного с мятой.
— Ага. – Глеб отстал от рыжего и пошел заваривать чай. Спустилась Лотта, помогла расставить кружки, досыпала сахара в сахарницу. Пришел Николя с пакетом миндального печенья, подтащил кресло к столику, сел, задумчиво посмотрел в сахарницу и небрежным движением перевернул ее над своей чашкой. Глеб поперхнулся глотком. Не то чтобы он возражал, но вот столько…Теперь понятно, почему просил полкружки.
Рыжий, выписывая затуманившимся взглядом геометрические узоры по периметру стен гостиной, с видимым удовольствием выцедил свой земляничный сироп, цапнул печенье, покрутил носом:
— Ладно, ладно, поделюсь, — отсыпал треть пакета на блюдце, встал одним плавным движением и двинулся прочь из гостиной, внимательно глядя куда-то вверх и похрустывая выпечкой.
Глеб перевел ошарашенный взгляд на Лотту:
— Это кто?
Лотта веселилась:
— Как бы тебе сказать? Это Николя. Аватара дяди Ко.
— Ага. Аватара… Дяди Ко… Искусственного интеллекта… Человек…
— Ну… Не совсем человек. Искусственно созданный геномодифицированный кибернетический организм.
— Как-то я дядю Ко немного не таким представлял. Постарше. И не таким…апельсиновым.
— Ну тут что досталось, то досталось. У меня другого тела не было, оно тут вообще все такое из себя уникальное, во Вселенной больше не повторяется, его для одной спецоперации делали.
— А почему его раньше тут не было?
— Потому что он тут не живет. Дядя Ко страшно любопытный, вот Николя и мотается по галактике. Глаза и уши и прочие органы привязанного к серверу ИИ. Сейчас, кажется, в Дальнем Поиске работает. Как хард переполняется, привозит сюда и сливает в основу. Ругаются при этом страшно.
— Кто?
— Дядя Ко и Николя. Со стороны посмотришь – типичный конфликт отцов и детей. Хотя на самом деле они просто две части одного целого. Один – умная и статичная часть, второй – ехидная и шилопопая.
— Ло, — на экране появился сам дядя Ко, — если этот паршивец опять застрянет в вентиляции, можно я его там и закрою?
— Он тебе начнет серенады петь противным голосом, сам же выпустишь, — Лотта ни на секунду не восприняла всерьез заявление «старшего поколения».
— Ну да, ну да…- и отключился.
Глеб уже хохотал:
— А сейчас он чем пошел заниматься?
— Коммуникации проверять, проводка где-то искрит. ИИ чувствует пробой, а понять, где – не может, вот и вызвал «сыночка». Это я за ним летала. Сегодня народ приедет, что-то им в лаборатории надо поковырять, они его обратно и отвезут.
— Сам не летает?
— Почему нет? Летает, но земная бюрократия не разрешает ему на аэре летать. Флаер – пожалуйста, за пределами атмосферы – сколько угодно, а вот в атмосфере – низззя. Сначала хотели с бюрократами пободаться, а потом плюнули и решили не создавать прецедентов. Ему и так неплохо.
Глеб с интересом слушал. Чем дальше он узнавал этот мир, тем фантастичнее он становился.
— У тебя есть на сегодня планы на как-нибудь подвигаться?
— Есть, но могут измениться, если будет альтернатива.
— Составишь мне компанию? Я в тир новую игрушку привезла, хочу протестировать, — Лотта с сомнением посмотрела на остатки печенья, сходила принесла себе кертианский плод, сочный и хрустящий, и вгрызлась в его оранжевый бок, — ты не забывай, жуй что мы приволокли.
— С большим удовольствием. И компанию составлю и жевать не забуду. А что за игрушка?
— Шуттер. В одной руке лучевое оружие, в другой парализующее, выскакивают всякие люди-нелюди, надо отличить мирное население от террористов и террористов из бластера пострелять, мирных парализовать чтоб под ногами не путались. Террористы при этом еще и отстреливаются и если сразу не замочишь – взрываются.
— Интересно. Когда?
— А вот прям сейчас, а то я лопну от любопытства.
Вернулись как раз для того, чтобы увидеть на экране, как огромный цветок сплафорикса медленно разворачивает алые лепестки.
— Эта дрянь еще и в темноте светится, — заворожено прошептала Лотта. И внезапно заторопилась, лихорадочно влезая в комбинезон. Глеб поймал ее за рукав:
— Не спеши так, что с тобой?
Лотта оглянулась на него с явным нетерпением. Глаза ее были пусты и непонимающи. Она раздраженно сбросила его руку, отвернулась. Глеб встревожился и резко развернул ее к себе, жестко встряхнул:
— Эй, ты чего? Остановись!
Лотта медленно пришла в себя.
— Он приманивает к себе. Одним только видом. Тебе надо быть предельно осторожным, чтобы не попасть под его влияние. Что бы ни случилось – не подходи к нему. Не подходи ни в коем случае. Пока не заснет снова. Иначе будут два трупа.
Глеб кивнул:
— Задание понял. Давай повторим еще раз: я тебя забираю, когда он заснет, привожу, колю подключичный катетер и через пятнадцать минут пою горячим чаем.
— Именно так. Поехали.
На аэроцикле они поднялись к цветку. Вблизи он выглядел еще экзотичнее – огромная перевернутая чаша лепестков, тонкий аромат, напоминающий изысканные духи и тихая, почти не слышимая музыка.
— Не думал, что инопланетное растение знает Вагнера.
— Не знает. Музыка звучит у тебя в голове, – Лотта стащила комбинезон, небрежно бросив его под ноги, — подберешь потом одежду, а сейчас помоги, — из кармана достала жгут и двадцатикубовый шприц. Глеб затянул ей жгут выше локтя, густая сиропообразная жидкость медленно продавилась через иглу. Лотта выронила шприц, стянула через голову футболку, скинула джинсы, оставшись в белье.
— Странно, мне совсем не холодно, — движения ее замедлялись, она, как околдованная, шагнула к кусту. Остановилась, окликнула спутника:
— Глеб, я пошла. Отойди, чтобы не зацепило. И не приближайся, – и уже вполне осознанно подошла ближе к переплетению ветвей, раздвинула лозы и шагнула в середину.
Глеб подхватил одежду, отошел чуть дальше и привалил камнем, чтобы не унесло ветром. Стал внимательно наблюдать.
Вначале не происходило ничего, только усилился аромат. Потом лозы пришли в движение. Они выпустили тоненькие усики и те, извиваясь, поползли по неподвижному телу Лотты. Она отпустила контроль над собой и теперь с каждой секундой все глубже погружалась то ли в сон, то ли в транс. Черты ее лица смягчились, она выглядела расслабленной и умиротворенной. Тонкие побеги ползли по ней, браслетами ложились на запястья и щиколотки, ласково обнимали за шею, один побег скользнул в приоткрытые губы, с которых сорвался легкий вздох. Находясь на безопасном расстоянии, Глеб с ужасом понял, что это вздох удовольствия. Коварный цветок очаровывал свою жертву. В несколько оборотов лозы обвивались там, где под кожей бились артерии, опутывали все теснее и теснее. Томительные, тягучие минуты.
И в долю секунды все переменилось. Тонкие нежные побеги напряглись, вздулись, забугрились, как перекачанные мышцы, натянулись, подняв ставшую такой беззащитной фигуру в воздух, острыми шипами вошли под кожу, запульсировали, перекачивая кровь. Лотта мгновенно пришла в себя, ведомая рефлексами, заметалась пойманной птицей, но лозы, ставшие мощными насосами, были крепче, чем человеческое тело. Глеб с трудом унял стремление рвануться и начать полосовать растительного убийцу, опустил голову. Когда через минуту вновь поднял взгляд, все уже подходило к финалу: лепестки сворачивались в плотный шар, жгуты лиан опадали, отсыхая, постепенно освобождая бледную до синевы Лотту.
Глеб завел аэроцикл, скинул курку. Приблизился, настороженно приглядываясь к кусту. Нет, все в порядке, монстр засыпал. Глеб ладонями стряхивал отсыхающие лозы, ускоряя процесс освобождения. И, как только последний побег рассыпался бурыми ошметками, подхватил Лотту на плечо, опустился в седло аэроцикла и рывком стронул его с места. Стремительный разгон, падение, поворот, головоломный прыжок в окно, и вот уже Глеб, тихо чертыхаясь, с третьего раза попадает иглой в пустую артерию. Отступил на шаг, не имея сил выйти.
Заработал медикон. Первой порцией в сосуды пошла плазма с регенерином, потом цельная кровь. Многочисленные синие с бардовым проколы затягивались на глазах, из манипулятора высунулись и вошли в кожу между ребрами два тонких электрода. Слабый разряд тока запустил сердце. Миг, и Лотта в панике пытается сорвать с себя несуществующие уже лианы. Глеб обнял ее, прижал к себе, удерживая, чтобы не слетел катетер, успокаивая. Лотта осознала, что все уже закончилось, прижалась к Глебу и самым натуральным образом заплакала.
— Страшно было, на самом деле страшно. Когда понимаешь, что тебя держит просто растение, убивает тебя, а ты с ним не только не можешь ничего поделать, но и не имеешь права.
— Все позади, ты уже в безопасности. – В душе шевельнулось желание защитить свою старшую то ли сестру, то ли подругу, да и какая, в общем, разница, кто она, оградить от всех бед. Глеб и не подозревал, что в этот момент идет глубинное программирование на принципы работы сейверов.
Спустя некоторое время Лотта отстранилась, выдернула подключичный катетер, при этом прокол в несколько секунд затянулся, надела пушистый халат:
— Все, проревелась. Кажется, кто-то чаю обещал?
В гостиной Лотта растянулась на диване, ее еще немного покачивало, мозг, переживший клиническую смерть, наверстывал упущенное и глотал кислород огромными порциями. Глеб налил в кружки ароматный чай, Лотте в ее любимую, черную с серебром, себе в ярко-зеленую с улыбающимся кузнечиком. Ему вообще нравился подбор чайных кружек на кухне базы: все одинаковой формы, но все с разным рисунком.
Протягивая Лотте напиток, поинтересовался:
— А откуда такое разнообразие кружек? Сервиз с разными рисунками?
— Нет. Каждый, кто сюда прилетал, счел своим долгом привезти кружку на свой выбор. О форме, кажется, договорились, ориентировались на мою, она тут была самой первой. А вот цвет – кому какую в голову пришло. Потом как-нибудь свою привезешь, если захочешь.
— А еще один вопрос можно?
— Хоть тысячу, я сегодня добрая, — Лотта улыбнулась поверх чашки.
— Скажи, почему ты поддалась на гипнотическое влияние сплафорикса? Ведь я не почувствовал ничего.
— Потому что я была настроена на него, и он это чувствовал. Он знал, что я его еда. И охотился за мной прицельно.
— Понятно. А нормально, что я не поддался твоей гипнотической атаке, когда ты у меня спрашивала, что случилось?
Лотта непонятно посмотрела на Глеба и ответила вопросом на вопрос:
— А кто сказал, что она была одна?
— То есть «не одна»?
— Две. Одну, внешнюю, очень агрессивную, ненастроенную, ты отразил, не удивительно. Но за первой проглядел вторую, с тонкими настройками, мягкую.
— И зачем все оно?
— Естественно, для того, чтобы быстро узнать, в чем причина, и началось ли пробуждение. Если бы времени было больше, методы были бы совсем другие. Мне просто не хотелось, чтобы ты слетел с катушек в самый ответственный момент.
— А мог?
— Мог. Когда с этим явлением только столкнулись, было несколько неприятных случаев.
— Например?
— Человек с проснувшейся агрессией пошел бить стекла в университете, в котором отучился. Успешно отучился, с огромным удовольствием и благодарностью. Потом сам себе сильно-сильно удивлялся.
— И как же все-таки справлялись?
— Потихоньку и довольно долго, — Лотта грела ладони о чашку и спохватилась: — Ой, а где моя одежда?
— Сейчас привезу, — подскочил Глеб, совсем забывший и про одежду, и аэроцикл, который могло куда-нибудь отнести ветром. Но все было на месте. Глеб собрал шмотки в охапку, привез их, поставил аэроцикл на место и вновь спустился в гостиную.
Лотта дремала, свернувшись клубком. Он осторожно прикрыл ее пледом и открыл на планшете новости за день.
Спустя некоторое время Лотту разбудило сдавленное фырканье Глеба.
— Что пишут смешного?
— Земной зоолог с мировым именем Василий Черноголов, проживающий в данный момент на планете Дар, исследовал эндемичную фауну. В числе прочих видов был обнаружен крайне необычный экземпляр. Мелкое четвероногое млекопитающее покрыто панцирем как моллюски или черепахи. Недостающий для построения защитной брони кальций животное получает, втягивая пищу, богатую этим элементом, в ноздри. Там соли кальция, проходя сложную, до конца еще не изученную обработку, всасываются прямо в кровь, а пища, лишенная минерала, либо проглатывается и переваривается обычным путем, либо, в зависимости от сытости животного, сплевывается.
— Что??? Что за бред ты читаешь? – Лотта отобрала планшет, вгляделась в текст.
— А нет, все в порядке, дата стоит сто пятнадцатый день года, там в этот день что-то вроде нашего первому апреля. Это розыгрыш, тем более, что на Даре нет эндемиков, он был терраформирован.
— Слово знакомое. Оно значит именно то, что я думаю?
— Ну, я же не знаю, что именно ты думаешь.
— Была безжизненная планета, там сделали искусственную атмосферу, воду и так далее.
— Именно так, совершенно голый безвоздушный шарик, только немножко воды и аммиачная атмосфера. По общегалактическому каталогу имел номер Тоаке5яы4фро, не спрашивай, с какого перепугу я этот код запомнила, сама не знаю. Горные породы разложили, получили кислород и воду, при этом сровняли невысокие горы, аммиак преобразовали в свободный азот, потом строить начали. Сейчас Дар является одним сплошным суперполисом, половина его вросла под землю, половина тянется к вечно безоблачному небу. Там есть представительства от каждой обитаемой планеты, учебные заведения, торговые и развлекательные центры, парки и цветники, одна полоса, проходящая через все климатические пояса от полюса до полюса отдана под заказники, там воспроизведены основные биоценозы планет Кольца. Каждый волен прилететь на Дар работать или развлекаться, но никто не волен там остаться больше чем на пять лет. Разрешение жить постоянно дано только смотрителю зоомеридиана и его ученику, считается, что человек, живущий рядом с животными постоянно, лучше будет знать их потребности, да и звери его знать будут. Мне лично то, что смотрителя будут знать звери, представляется маловероятным, все-таки там миллион гектар земли, но даже я согласна с тем, что фанатично преданный своему делу человек, а смотрители все такие, сделает его гораздо лучше.
— Именно человек?
— Человек. Сейчас этот термин употребляется ко всем антропоморфным существам независимо от вида, а дальше идет уже уточнение, например, землянин.
— Ясно. Как ты себя чувствуешь?
— Вроде нормально, только спать хочется.
— Ну, это естественно. Иди, ложись и спи нормально, нечего по всей базе носом клевать.
— Это ты, пожалуй, прав, пойду я, — ответила Лотта, отставила пустую чашку и ушла в свою комнату.
Плавно тек спокойный вечер. Лотта дописывала инструкцию, Глеб, поставив на место «Анатомию», притащил «Географию обитаемых планет» и теперь читал ее, открыв на середине. Читал, но все чаще ловил себя на том, что не смотрит в книгу, а откровенно любуется своей визави, ее профилем, плавной линией ее спины. Все сильнее ему хотелось подойти, провести ладонью по плечам, которые вздрогнут от прикосновения, отвести от лица мешающую прядь…
Глеб захлопнул «Географию» и сбежал в свою комнату подальше от соблазна.
Упал навзничь на кровать. Сложившаяся ситуация мешала мыслить, мешала действовать, мешала выстраивать правильные отношения куратор-стажер. Рассказать Лотте? Она ведь спрашивала о неестественных стремлениях. Неизвестно, как воспримет. Долгосрочных, да и вообще любовных, отношений с ней Глебу не хотелось, все-таки она была для него старшим товарищем, любовь к Ирине никуда не делась. Завязать кратковременную интрижку? Спрашивается, кому это надо? И, в конце концов, как-то все не совсем этично получается. Слишком давно у Глеба желания тела шли вразрез с разумом, чтобы вспомнился прошлый опыт. Да и был ли он вообще? Пожалуй, что и нет, с ранней юности ему удавалось две эти составляющие привести к разумному компромиссу.
Не заметив, как, Глеб провалился в сон. Проснулся посередине ночи. Первым ощущением после пробуждения была холодная гладкая поверхность под босыми ступнями. Он стоял на галерее напротив комнаты Лотты с явным намерением войти к ней. Приходя в себя, ужаснулся: что было бы, если бы она открыла дверь? Нет, с таким поведением пора заканчивать. Вернувшись в комнату, Глеб до шести провозился, цепляя к двери замок, запирающийся изнутри, аккуратно, чтобы потом снять его, не испортив дверь, а потом программировал, задав ему в качестве кода решение дифференциального уравнения. Знал, что дифур ему, полностью не проснувшись, не решить, следовательно, не открыть дверь. С внешней стороны дверь открывалась так же, как и всегда, простым нажатием на ручку.
Проспав еще пару часов до восьми, Глеб поднялся и собрался спуститься в гостиную. Уже с галереи услышал разговор. Лотта с кем-то разговаривала по телефону, так, что он не слышал реплик собеседника.
— Да, должно уже.
…
— Нет.
…
— Нет, не заметно.
…
— Да, конечно.
…
— Никаких признаков
…
— Об этом можешь не беспокоиться, не в первый раз.
…
— До связи.
Лотта положила телефон в карман и пристально посмотрела на Глеба:
— Доброе утро! Как спалось?
— Доброе! Средней паршивости, — Глеб не стал уж совсем врать, все-таки полубессонная ночь видна на лице, если внимательно приглядеться.
— Как самочувствие? Готов сегодня к скоростным подвигам?
— Как прикажет партия!
— Хм, интересно, какая партия тебе может что-либо приказать?
— Самая лучшая, самая демократическая и самая непобедимая Партия Единого Кольца!
— Юморист!
— Готов быть юмористом по воле Партии! – Глеб хохмил, отвлекая мысли Лотты от вопросов о качестве его сна. Отвлекая удачно. Хотя бы потому, что в основном ее мысли были заняты предстоящим делом.
Лотта сходила в медотсек и настроила медикон. Настраивала долго, дублируя команды и перепроверяя датчики, капельницы и иглы. Вернулась в гостиную. Включила большой экран. На нем появилось изображение сплафорикса. Среди переплетения лоз алым цветом набряк готовый раскрыться бутон величиной с голову человека. Глеб присвистнул:
— Ничего себе, размерчики! Да, в холодном горном климате для такого цветочка азота не найдется.
— Наблюдаем, когда раскроется. Когда лепестки отогнутся вверх, у нас будет часа два, чтобы застать момент, наилучший для завязывания семян.
— Ну ладно, наблюдаем, — Глеб плюхнулся на диван, — Сколько примерно времени осталось?
— Немного. Может быть, час, а может, и того меньше. Вот теперь мне стало страшно. Впервые с тех пор, как я поняла, что взяться за это дело нужно будет именно мне.
— Не переживай, доставим в лучшем виде, все будет тютелька-в-тютельку.
— Очень на это надеюсь. Вернее, в тебе-то я не сомневаюсь, переживаю, что возникнет какой-нибудь неучтенный фактор.
— Ну и что? Нет такого фактора, который повлиял бы уж совсем отрицательно. Никакие сто рентген…- Глеб замолк на полуфразе.
— Что сто рентген?
— Не сломают русский хрен. После аварии на Чернобыле у нас такая поговорка возникла.
— Никогда не слышала. Очень полезно тесно общаться с носителями культуры.
— Я бы не сказал, что эта поговорка очень культурная.
— В данном случае слово «культура» следует понимать как совокупность традиций, преданий и поведения народа, — попыталась было объяснить Лотта, но заметила смеющиеся глаза Глеба.
— Зубы мне заговариваешь?
— Заговариваю. Ведь получается же? Присядь, не паникуй, все будет хорошо, — Глеб приглашающе похлопал по дивану рядом с собой. Лотта завершила очередной круг по гостиной и села. Глеб, ободряя и успокаивая, забрал ее ладонь в свои. И тут же ощутил настолько мощный прилив чисто физического желания, что пришлось вскочить и пересесть подальше, закинув ногу на ногу.
— Что происходит, Глеб? – нахмурилась Лотта. – Ты ведешь себя, мягко сказать, странно.
— Давай закончим с намеченным делом, а потом будет время до моих странностей.
— Позволь мне самой расставлять приоритеты. Что происходит? – в голосе Лотты прорезался металл. Совсем слегка, почти незаметно, но у Глеба коротко, секундно зазвенело в ушах и помутилось зрение. Проморгавшись, он открыл рот с несомненным намерением выложить все, как на духу, и внезапно затормозился, сообразив, что намерение рассказать с желанием подождать ну никак не сочетаются.
— Эй! – Возмутился, — вот что это было, а? Попытка загипнотизировать? – Почему-то он был уверен в этом.
— В общем, да. Потому что мне некогда выпытывать у тебя истинную подоплеку твоего поведения, а именно оно может стать тем неучтенным фактором, которого я так боюсь.
— Ладно, — Глеб выдохнул, и, не смотря на Лотту, быстро, будто боясь передумать, выпалил:
— Последние пару дней я испытываю к тебе физическое влечение неестественной силы.
Лотта закашлялась, поперхнувшись неудачным вдохом.
— А не должен? И что именно неестественной, откуда понял?
— Люблю-то я Ирину. По-прежнему. И никто, кроме нее, мне и даром не нужен. А тут сплошная физиология, и сделать ничего не могу, хоть в ванной с твоей фотографией запирайся. И вместе с тем понимаю, что ты для меня старший друг, пусть даже и красивый друг. Красивый, как картина в Третьяковке, я же не кидаюсь ее обнимать и уговаривать скрасить мне ночь.
— Черт! Я же тебя о неестественных желаниях еще вчера спрашивала. Их возникновение – вот оно вот как раз нормально и естественно, обычно для момента самого начала пробуждения энергетики.
— А сказать заранее нельзя было? – Глеб слегка разозлился.
— Нет, нельзя. Тогда эта фаза теряется, и пробуждение может затянуться надолго. С тобой теперь тоже не все ясно: по мозговым волнам выходило, что все это дело должно было начаться еще позавчера. Люди обычно сразу поддаются своим неестественным желаниям, оно сильнее них. Кто пить начинает, кто подворовывать, кто в азартные игры резаться. Задача кураторов – отследить этот момент и снова засунуть в аппарат для снятия альфа-ритмов, только уже не на снятие, а на воспроизведение. Тогда волны в мозгу интерферируются, одна часть гасится, а нужная остается, в деталях не скажу. Ты не поддался своему левому плечу, вот и не ясно, что с тобой делать, будет ли толк от нахождения в аппарате. Пойдем, проверим.
— А цветок?
— Мы не задержимся дольше получаса и вернемся.
В четвертой лаборатории Глеб снова сел в уже знакомое кресло, снова на нем Лотта закрепила датчики и спустя пятнадцать минут разрешила вставать. На этот раз никаких эффектов вроде пощипывания, вообще ничего.
— А теперь что?
— Посмотрим. Если все нормально протекает, то все неестественные желания мгновенно исчезают и начинает нарастать энергополе. Незаметно, постепенно, диагностируется только по альфа-ритмам, а потом в один прекрасный день количество переходит в качество и пора учиться энергополем управлять.
— Как оно у вас все непросто.
— Теперь не «у вас», Глеб, а «у нас». Ладно, пошли следить за нашим цветочком.
Окончательно проснувшись, он начал размышлять, анализировать свое состояние. Оно ему не нравилось. Такого неконтролируемого выплеска гормонов он не испытывал даже подростком, при этом видимой причины не было. Ну не мог он настолько активно реагировать на сосуществование в одном помещении с женщиной, пусть даже она будет звездой немецких короткометражек. Не мог, но, однако же, реагировал.
Умываясь, разглядывал себя в зеркале. Ну и видок…Белки глаз красные, волосы взъерошенные. Светлая полоса у корней увеличилась до полусантиметра и теперь было видно, что они поменяли цвет, как будто по корням прошлись отбеливателем. Как там Лотта говорила: первый признак изменения энергетики – осветление волос? Волосы, допустим, посветлели. Что дальше? Ничего особенного не чувствуется, свечи от взгляда не зажигаются, лампочки, что предсказуемо, не тухнут. Но, с другой стороны, Лотта тоже не каждую минуту работает пьезозажигалкой. Собственно говоря, способности, выходящие за рамки представления о нормальном, она продемонстрировала только один раз, в остальном – просто обычный человек. Да, насколько я уже знаю, хороший пилот, да, отличный фехтовальщик, может поговорить на полутысяче языков, но речь идет о сверхспособностях. .Хотя, кто их тут, в будущем, знает, что у них считается сверхспособностями?
Одевшись и выйдя из комнаты, Глеб спросил:
— Дядя Ко, доброе утро, где Лотта?
— И тебе доброе, в лаборатории номер четыре третьего уровня.
— Эээ… куда идти-то?
— До тира и не заходя в него, в левый коридор, там найдешь.
Глеб прошел указанным маршрутом; в лаборатории Лотта увлеченно общалась на гэлакси. Небольшой настенный экран отражал ее собеседника – коренастого плотного паренька, тот расхаживал где-то там у себя, сопровождаемый поворотной камерой, изображение иногда плыло и дергалось. Речь у них шла о мозговых волнах. Когда пришел Глеб, Лотта ему обрадовалась и усадила в кресло, опутала его голову паутиной датчиков:
— Очень хорошо, что ты пришел, сейчас мы с тебя запишем альфа-ритмы. Посмотрим, что твой мозг думает про все происходящее.
— А про что именно он должен думать?
— Если быть конкретнее, мы хотим узнать, как у тебя проходит пробуждение, — отозвался заэкранный абонент, — Лотта говорит, началось, надо бы проконтролировать.
— Как-как, пробуждение? Что, настолько все серьезно?
— Да, все серьезно. А термин прижился с самого образования ОСУЛа, отцы-основатели особо не искали оригинальных названий, им как-то не до этого было.
Кожу под датчиками слегка защипало. Монитор на столе мигнул и покрылся сетью графиков. Разной частоты синусоиды рябили, наслаивались друг на друга, выползали за край монитора.
— Все, Глеб, ты свободен, часа три у тебя есть делать все что угодно по своему усмотрению, потом продолжим с клинками, — Лотта прозрачно намекнула ему, что его присутствие нежелательно. И не дожидаясь, пока выйдет, потыкала пальцем в точку графика, на первый взгляд, ничем не отличающуюся от соседних:
— Вей, смотри вот сюда, тебе не кажется, что отсюда может пойти бифуркация?
— Да, вполне вероятно.
Глеб аккуратно прикрыл за собой дверь. Ему было очень интересно, ведь речь шла именно о нем, но в то же время понимал, что их разговор сродни консилиуму врачей, и присутствовать при нем не стоит. Но стоит потом расспросить Лотту, к какому выводу они придут и чего ему ожидать.
За образовавшиеся три часа Глеб дочитал до конца «Анатомию». Обилие рас в Кольце поражало воображение. Немного удивляло, что все они были так или иначе похожи на человека, то есть были прямоходящими с головой на верхнем конце, теплокровными и имели конечности, подразделяющиеся на ноги и руки. Поразмыслив, Глеб согласился с природой, что такая форма связана с образованием разума, но вот что образовалось первым – строение тела или способность к мышлению, четко сказать не мог, не хватало специализированных биологических знаний. Раньше с решением подобных вопросов сталкиваться не приходилось. Но, раз возник интерес, надо расширить спектр знаний, и Глеб полез в сеть.
Вернулась немного озадаченная Лотта, с ходу спросила:
— Скажи пожалуйста, у тебя сегодня не возникали неестественные для тебя стремления?
— Да, возникали, — рассеянно отозвался Глеб, — вот как раз сейчас возникли, и я их выполняю.
— Чего? – Лотта озадачилась еще больше. – Что такого неестественного в том, что ты сидишь в интернете?
— А, нет, все нормально, — Глеб оторвал взгляд от экрана, — просто задумался над природой разума, как он возникает и что первично – форма тела или разумность? – Признаваться в своих снах не хотелось.
— И что пишут?
— Разные есть теории, я пока не слишком компетентен, чтобы выбрать одну из них. Понимаешь ли, раньше никогда с инопланетным разумом не сталкивался.
— Ладно, — Лотта приняла объяснение. По всей видимости, его было недостаточно, но она решила вернуться к этой теме еще раз, позже.
— Ну так как, продолжим знакомство с мечами? Только сегодня не так интенсивно, чтобы мышцы не потянул, скорее всего, завтра тебе потребуется быть в форме.
— Да, конечно, — Глеб выключил компьютер и встал, — пойдем.
После ужина Лотта увалилась на диван в гостиной и принялась набирать на ноутбуке какой-то текст. Глеб расположился напротив нее с той же «Анатомией». Читая, он время от времени поднимал глаза на женщину – ему доставляло удовольствие созерцать, как порхают, иногда замирая, по клавиатуре ее пальцы, как хмурятся красиво очерченные брови.
— Что такое суровое ты пишешь?
— Инструкцию для туристов. Наше гениальное руководство, чтобы снизить поток мальчиков-зайчиков, мечтающих стать сейверами, дескать, путешествовать по Времени это очень круто, решило организовать туристические экскурсии. Неделя подготовки – и на сутки к динозаврам. В более-менее безопасные районы, в основном, в болота к бронтозаврам каким-нибудь. Они травоядные, не нападут, если только случайно не затопчут, зато насекомых и пиявок всяких выше крыши. Мерзко, гнусно, жарко, мокро, душно, в общем, все радости жизни. А предварительно вот эта инструкция. На шестьдесят листов. Обязательная к заучиванию. Такой вот мальчик позубрит инструкцию, побегает от полуметровой уховертки; фигня, что они к этому времени уже вымерли, киборга запустим, впечатлится по самое не могу, галочку себе поставит «Я тут был», и успокоится. Нам забот меньше. Сейчас 95 процентов студентов отсеиваются в первые полгода. Принимаем по интеллекту, а потом начинается отсев по профнепригодности. А время и силы на обучение уже потрачены. Наша задача задолбать и напугать. Планируется, что часть отпадет, не выдержав бюрократии в инструкции, часть – испугавшись уже в самом полете. Оставшихся, если они все-таки придут, можно и поучить попробовать. Поэтому я и пишу эту инструкцию максимально занудно.
— А если такому зайчику полноги откусят, и он потом в суд подаст? Резонанс на все Кольцо, не прикроют вас?
— Ногу пришьем, еще лучше будет, перед путешествием дадим подписать отказ от претензий. А если и будет резонанс, так другие не полезут.
— Прочитай пару предложений, а?
— Ну слушай: «При возникновении необходимости перемещения из точки А в точку Б проведите следующие действия: 1) Займите наиболее выгодное положение с наибОльшим обзором. При этом Ваш вектор зрения должен находиться выше окружающей травянистой растительности, и не должен загораживаться крупными объектами, типа «дерево», «холм», «зауропод» и т.п. 2) Убедитесь, что в направлении перемещения отсутствуют преграды, препятствующие передвижению. Таковыми могут являться объекты типа «лужа», «большой камень», «апатозавр» и др.» Нет, ну что ты хохочешь? Я тебе серьезные вещи читаю, тут надо проникаться и сочувствовать. Мне, потому что пишу эту чепуху.
Глеб хохотал во весь голос, утирая слезы.
— И вот такой ерунды тебе надо сочинить шестьдесят страниц?
— Да. Психологи посчитали, что это количество будет оптимальным.
— Сочувствую.
Так прошел вечер. Лотта зачитывала Глебу отрывки из написанного, Глеб в меру возможностей вставлял замечания, еще больше запутывая текст для понимания.
А ночью Глебу приснилась Лотта. Она призывно улыбалась ему и накручивала прядь волос на палец.
Глеб проснулся в недоумении – что происходит? Почему она мне приснилась в таком виде? Что за странные выходки подсознания? Ответов на вопросы не нашел и отправился завтракать и получать уроки фехтования на экзотических клинках.
Целый день с короткими перерывами на то, чтобы дать отдохнуть напряженным мышцам, Лотта гоняла его в спортзале. За восемь часов Глеб передержал в руках три десятка видов длинномерного холодного оружия – от глефы до ятагана. Умотался так, что, наскоро закидав в себя ужин, не чувствуя вкуса, еле дополз до горячей ванны в своей комнате, а из нее до постели.
И стоило только заснуть, как Лотта снова пришла в его сон. На этот раз она расстегивала пуговицы на длинной бирюзовой тунике. Медленно и соблазняющее, начиная с нижней. Но, как только доходила до верхней, сон прерывался громким стуком, Глеб просыпался, оглядывался в поисках источника стука, не находил его и засыпал снова. И все повторялось по кругу. Уже под утро Глеб понял, что стук не имеет внешнего источника, это стучит кровь у него в ушах.