А наутро Лотта, уже привычно собранная, снова потащила Глеба в аэр.
— Давай практиковаться. Пока что чуть повыше, не у самой земли. Заодно закончим экскурсию по окрестностям.
Глеб рулил туда, куда указывала ему куратор. Первой остановкой был ручей, начинающийся из-под ледника. В полусотне метров от истока, там, где вода падала крошечным водопадом, была примощена конструкция, похожая на окантовку люка канализации, только тонкая, сделанная из серебристого металла. Рядом стояла пластиковая штуковина с ручкой наверху, от нее к кольцу вел провод.
— Устройство забора воды, ежемесячная профилактика, — Лотта отщелкнула крышку штуковины, на что-то там посмотрела и закрыла вновь, проверила контакты провода, не отошла ли изоляция, — уровень заряда батареи нормальный, все в порядке. Если хочешь, можем задержаться, минут через пять заработает.
Конечно же, Глеб хотел. Действительно, через несколько минут под крышкой раздалось жужжание, окружность превратилась в диск, заполненный зеленоватым еле заметным свечением, и вода, до этого свободно протекающая в отверстие, стала исчезать. Глеб с уважением к гению мысли покачал головой.
— Все нормально работает. Полетели дальше.
Дальше они увидели тренировочное плато – плоский участок ниже по реке. Там было не так пронзительно холодно, как на высоте базы. Лотта направила Глеба вдоль течения и показала ему обрывистый край скалы метрах в десяти над водой. Река здесь уже набирала силу и бурлила, заполняя трещины в породе.
— Вот отсюда знакомые тебе парни с Уровней прыгают в реку. Прыгают и плывут по течению, там водопад и в чаше торчит камень, за него можно зацепиться и вылезти. Один прыгает, второй внизу ждет во флаере. Развлекаются они таким образом.
Глеб зябко повел плечами:
— Это ж какая здесь температура воды?
— Около четырех градусов. Ничего себе так развлечение.
Потом Лотта попросила высадить ее на базе, а самому погонять аэр по намеченному маршруту от сплафорикса. Этим Глеб и занимался вплоть до самого обеда. А за столом был задумчив, напряженно водя зубцами вилки по столешнице.
— Как результаты? – развеяла его молчание Лотта.
— Никак. Плохо. Четыре минуты и ни секундой меньше.
— Да, это много.
— А как вы справлялись?
— Я ее телекинезом подтаскивала, сам понимаешь, это гораздо быстрее, но в нашем случае невозможно.
— Да. – Долгое молчание. – Сколько ты весишь?
Лотта назвала цифру.
— Настрой гравибраслет на этот вес, есть у меня одна идея, сейчас попробую, — Глеб быстро заглотал остававшуюся на тарелке еду и, пока Лотта приносила и настраивала гравибраслет, смотался в медотсек, чего-то там сделав. Потом стремительно исчез. Через некоторое время возвращался еще, что-то искал в мастерских, пытал дядю Ко, возился в медотсеке, и уже к вечеру позвал Лотту:
— Пошли, покатаю. Без тебя никак, вес весом, надо еще и форму учесть.
В ангаре посадил ее на аэроцикл и отвез к Разорванному сердцу.
— Давай моделировать ситуацию. То есть ты ложишься и засекаешь время. Дальше твоя задача не брыкаться, что бы ни происходило.
— Попробую. Хотя аэроцикл – маловероятно, что можно уложиться в нужное время.
Глеб усмехнулся:
— Вот и проверим. На натурном эксперименте. Слезай.
Лотта покинула леталку, растянулась на скале в непосредственной близости от пока спящего куста, включила секундомер в браслете и скомандовала:
— Начали!
И только пискнула в подхвативших ее руках.
Одним резким движением Глеб перебросил ее через плечо и Лотта почувствовала, как ее ноги посередине бедра плотно обхватил и защелкнулся страховочный ремень. Но он уже не имел значения, потому что главным было движение. Движение стремительное, с ускорением на пределе возможности аппарата, падение по плавной дуге, несколько длинных томительных секунд почти полной невесомости, аэроцикл дергается, как подхваченный канатом, ложится на бок, закладывает вираж, отчего центробежная сила до перехваченного вздоха вдавливает Лотту в жесткое плечо Глеба. Дальше Лотта только усилием воли заставила себя остаться в неподвижности и не начать вырываться, потому что Глеб не снижая скорости спрыгнул с аэроцикла и тот, отброшенный толчком, нырком ушел куда-то в сторону. Лотта с полной уверенностью в том, что их сейчас размажет по стене базы, даже не успела закрыть глаза; да впрочем, из положения носом вниз и видно было немного; как той частью тела, что была впереди, спружинила о что-то упругое, их отбросило и под углом внесло в открытое окно. Глеб сложным кувырком через плечо погасил скорость, отчего Лотта, влекомая силой инерции, с его плеча шмякнулась на стол медикона, и Глеб, с размаху упершись ладонями в стол по бокам от нее, навис, пытаясь выровнять дыхание. Щелкнул, расстегиваясь, ремень страховки. Лотта поднесла браслет-коммуникатор с секундомером к глазам. Эмоций было так много, что они теснились внутри, толкались, не давая ни одной вырваться наружу.
— Минута семнадцать. – Лотта спустила ноги с края стола и села. – Глеб, что это было?
— Скоростной спуск, как заказывали, — Глеб же, наоборот, улыбался, как мальчишка, которому удалось удивить старшего товарища.
— Как? Как это было все осуществлено? – Лотта приходила в себя и именно удивление начало пробиваться в ее голосе.
— Ну, траекторию полета рассчитал Дядя Ко, я к расчету непричастен, мое дело только гнать со всей дури. На повороте у базы входим в поле действия энергетического буксировочного троса, настроенного на слабое растяжение. Он натягивается, один конец закреплен на повороте, второй на аэроцикле сзади, аэроцикл разворачивает, при достижении нужного угла поворота срабатывает отключение. Перед окном натянут энергощит, тоже настроенный мягко, как сеть в ущелье, где катались, он пружинит и отбрасывает на середину медотсека. Очень удачно, что его окно выходит наружу. Как я понимаю, оно и было задумано как экстренный вход-выход? – Дождавшись согласного кивка, продолжил:
— Остается самое сложное – не поломать руки-ноги при посадке, поскольку центр тяжести непривычно смещен. У меня правильно получилось с третьего раза, так что прости, шкафчик с лекарствами придется заменить, — он подбородком указал куда-то за спину Лотты. Та обернулась и увидела этот самый шкафчик, вернее то, что от него осталось – металлический остов и кучку его бывшего содержимого, небрежно запихнутого на нижнюю, небьющуюся полку.
— Шкафчик – сущая ерунда, а вот минута семнадцать меня полностью устраивает. В общем, способ найден, остается подождать цветения. Еще осталось три-пять дней, пока можно заниматься чем захочется. Вот чем тебе захочется заняться, к примеру, завтра?
Глеб на некоторое время призадумался:
— Я понял, что у меня пробел во владении длинномерным оружием. Научишь?
— Я тоже не такой уж прям мастер, но основные приемы покажу, не вопрос. Нас все-таки не только рапирам обучали, но и всякой экзотике, чтобы знали, с какой стороны за нее при случае хвататься.
— Превосходно, экзотика – это как раз то, чего мне так недоставало, — Глеб иронизировал, он уже второй день не отваживался спросить – как воспринимать вчерашнее путешествие. А ведь раньше, в своем времени, все было гораздо проще – женщина существовала либо как источник информации, либо как сексуальный объект, либо как совершенно бесполезное, не несущее смысловой нагрузки существо. Исключение составляла лишь Ирина. Лотта же вначале воспринималась как старший друг, а вчера Глеб увидел в ней красивую, вызывающую желание, умеющую себя подать женщину. При этом поведение ее не изменилось ни на йоту, она была так же дружелюбна и проста. Глеб не понимал происходящее, но собственная реакция ему не нравилась, она противоречила его убеждениям.
— Но все завтра, на сегодня ужинать и отдыхать, твой организм пока лучше чрезмерно не нагружать.
— Как скажешь босс.
У себя в комнате Глеб сполоснулся под душем и, вытираясь, внимательно вгляделся в свое отражение. Несколько миллиметров темно-русых волос у корней стали отблескивать то ли сединой, то ли светлым льном. Не найдя объяснения этому изменению. Глеб решил пока что не обращать на него внимания, надел рубашку, костюм, причесался и вышел. Лотты не было видно. Глеб подошел к ее комнате и постучался. Ответили:
— Иду, минутку…- почти сразу дверь открылась.
Глеб обомлел: вместо уже привычной пацанки к нему вышла элегантная леди. Лодочки на высоких фигурных каблуках, черный шелковый комбинезон со спиной, открытой почти до поясницы; по горловине пропущена узорная цепочка и между лопаток свисает медальон замысловатого плетения; светлые волосы продуманно небрежно заколоты такой же заколкой, на левом запястье широкий браслет, имитирующий вороненую сталь. Но, идя следом за ней по коридору, понял, что все-таки не леди. Ну не бывает у них, у истинных аристократок, такой небрежной легкости движений. Легкости, в которой ощущается стремительность хищного зверя. Лотта вдруг спросила:
— Ты свистеть умеешь?
Глеб от неожиданности вопроса сбился с шага.
— Да. А надо?
— Надо. Громко?
— Вполне. Показать?
— Не надо, верю. Потом пригодится. Погнали. – Они сели в аэр, Глеб пассажиром, и Лотта стартовала.
Глеб наблюдал за ее действиями, запоминая. Подъем на антигравах, вначале плавный, но с разрежением воздуха все более стремительный, выход в стратосферу, аэр ложится носом по курсу, запуск основных двигателей, сверхзвуковой барьер, языки пламени за стеклом…
— Надо выйти из термослоя, тогда можно будет уходить в гиперпространственный прыжок.
Выход на орбиту. Глеб во все глаза смотрел на планету, лежащую под ними.
— Вот уж не думал, что на самом деле увижу Землю вот так, из космоса.
— А хотел?
— Конечно. Кто в наше время не хотел? По-моему, у каждого ребенка в жизни был период, когда он мечтал стать космонавтом. Потом дети вырастали, и становились кем придется: учителями, врачами, дворниками, министрами, запойными алкоголиками…
— Капитанами ФСБ…
Глеб развеселился:
— Ну да. Особенно хорошо звучит в контексте после запойного алкоголика.
Тем временем Лотта включила гиперпространственные двигатели, настроила курс и аэр стало потихоньку сносить куда-то в сторону Африки.
— Часа через два прилетим. Расчеты гиперпространственного прыжка слишком сложны, чтобы в них принимать участие человеку, можно делать все, что угодно, но не прикасаться к управлению.
Глеб покивал: происходящее ни в коей мере не шло вразрез с его представлениями о фантастическом будущем.
— Сейчас надо иммунномодулятор ввести, чужая планета, много пыльцы, обязательно будет аллергическая реакция. Средство универсальное, но однократного действия, потом когда сам куда-нибудь соберешься, надо будет каждый раз повторять, — с этими словами Лотта достала из бардачка спрей вроде ингалятора от астмы и флакончик с каплями.
— Один пшик на вдохе и три капли под язык, — Лотта продемонстрировала способ употребления на себе. Глеб повторил. Аэрозоль оказался с мятным оттенком, а капли безвкусные.
— А почему они не страшно соленые? – попытался схохмить.
— Ну, это же не дрожалка Коса, — шутка была понята и поддержана.
— На каких принципах работает аэр в гиперпространстве?
— Что-то связанное со стационарным проколом пространства. То есть первый канал прохода делают долго и энергозатратно, а потом вот – кнопку нажал – час подождал – прилетели. Технология неземная, одной из древних рас. Глеб, ты можешь считать, что тебе крупно повезло. Один из своих сверстников оказался в реальности, о которой если и подозревал, то только по футуристическим романам. А то, что я проезжаюсь на тему капитана ФСБ – не бери в голову, мы с тобой как бы немного в одном звании.
— Ты военнообязанная? – От удивления Глеб поперхнулся на вдохе.
— Да, так повелось, что работники ОСУЛа имеют звания, подлежат призыву в критических ситуациях, могут перейти на работу в другое подразделение войск, не связанное со временем, пилотом, например, или в то же МЧС. Мы сейверы. Нам многое дано, но многое и спрашивается. В общем, чем бы ты хотел заняться во время полета?
— Я бы еще чего-нибудь узнал о твоем времени.
— Теперь уже о нашем, Глеб, ты теперь тоже принадлежишь этой реальности. Слушай.
Два часа до выхода из гиперпространства Лотта рассказывала Глебу обо всем подряд – о новых планетах, о том, зачем нужны отряды быстрого реагирования, о генетических экспериментах, о новых музыкальных жанрах, да обо всем, что ей приходило в голову. Глеб слушал вроде бы рассеянно, но Лотта не сомневалась, каждое слово запоминается им навсегда.
А потом под крыльями аэра возникла зеленовато-желтая планета.
— Что это желтое, пески?
— Нет, вода. Океаны тут вот такого цвета, цвета хлора. Так же как у нас, вода в тонком слое прозрачна, а в массе отражает желтую часть спектра, а не голубую. Чуть-чуть другое солнце, чуть-чуть другой солевой состав, вот и получается забавный казус. Но вполне нормальная вода, человек может спокойно ее пить, если не из моря, конечно, а пресную. А вот белковую пищу чаще чем раз в год и немного есть не рекомендуется – кобальта слишком много.
Ожил спикер внешней связи, прозвучала фраза на незнакомом языке. Лотта на том же языке ответила, при взгляде на Глеба вспомнила что-то, и, нашарив за креслом сумку, не глядя вытащила из нее плоскую коробочку, достала из нее один из множества небольших серых квадратиков, сняла защитную пленку и налепила Глебу в ямку под ухо. Мгновенный сильный зуд, вызвавший желание сорвать прилипший предмет, так же мгновенно утихший, и Глеб осознал, что понимает продолжающийся диалог.
— Неизвестное воздушное судно, назовитесь и огласите цель прибытия.
— Лотта Ковальски, Глеб Сиверов, Земля, цель прибытия ознакомление с планетой. Прошу посадки в туристическом секторе.
— Имеете ли на борту оружие и отравляющие вещества?
— Да.
— Назовите.
— Табельный бластер сейвера и не более двухсот пятидесяти миллилитров спиртосодержащих растворов в медицинских целях.
Минутное молчание.
— К провозу разрешено, пошлиной не облагается. Лучевое оружие рекомендуется оставить на борту. Ваша частота 14, приятного пребывания.
Лотта активировала посадочный модуль и передвинула верньер на риску 14, сам аэр перевела в положение автопилота. Заработали двигатели и немыслимая желтая вода начала потихоньку приближаться. Из-за круглого бока планеты выплыл длинный холмистый континент.
— Нам туда. Посадка автоматическая, нас аккуратно встретят, посадят, потом так же поднимут обратно. Всяких леталок слишком много, чтобы перемещаться самостоятельно. Тем более, что у меня нет никакого желания учить их правила воздушного движения.
Посадка шла в экваториальный пояс. Глеб вспомнил земные теплые океаны экватора и ему вдруг захотелось пройтись босиком по пляжу, слушая шепот волн. Сжал кулак, оставляя на ладони отпечатки ногтей, прогоняя неуместное желание, собираясь. Все-таки за последние пару месяцев слишком многое случилось.
Лотта мягко тронула его за плечо:
— Все наладится, надо только немного подождать. Считай, сегодня у тебя краткосрочный отпуск, своеобразные каникулы. И ты еще сам привезешь Ирину сюда или в любое другое место обитаемой Галактики.
Глеб улыбнулся в ответ.
— А пока рекомендую смотреть наружу, за стеклом чудесные виды.
Посмотреть, правда, было на что: аэр проплывал на высоте птичьего полета над джунглями цвета морской волны. Земной морской волны, не кертианской. Яркая бирюза зелени взрывалась сполохами цветов всяких оттенков огня: от оранжевого до малинового. Лотта включила внешние микрофоны. Кабину заполнил птичий щебет, мелодичные трели и курлыканье.
— На этой высоте так не слышно, конечно, это с усилителями. Если слишком громко, можно и потише.
Глеб согласно кивнул:
— Пожалуй, потише будет в самый раз.
Лотта прикрутила громкость и звук стал более-менее соответствовать расстоянию до деревьев.
— Сейчас садиться будем.
Аэр проплыл над полосой луга и опустился на бетон космопорта. Лотта осталась сидеть неподвижно.
— Нас встретят. Вон, видишь, уже идет таможенник.
К ним приближалась высокая фигура в синей одежде. Глеб вначале не рассмотрел прижатые к корпусу нижние руки, приняв их за сумку, но, когда таможенник подошел ближе, понял, что смотрит на него с таким же примерно выражением лица, как мальчишка 80-х, увидевший на олимпиаде негра. Попытался справиться с лицом, придав ему приличествующее случаю выражение спокойной доброжелательности. Лотта искоса за ним наблюдала:
— Не переусердствуй, это туристический сектор, тут к изумленным физиономиям привыкли, да и ты просто турист, а не посол соседней державы с дружественным визитом.
Глеб не удержался и фыркнул:
— Да уж. Мне сейчас только шортиков и фотокамеры не хватает для полного сходства.
— Фотокамеру можно взять в прокат, местные лучше будут отражать специфические цвета, а вот насчет шортиков – извини, нет, мы идем в ресторан и в театр.
Лотта вышла навстречу таможеннику, Глеб спустя мгновение присоединился, воздух чужой планеты оказался пропитан запахами тропического леса и цветов.
— Здравствуйте, Ясс Ванисс, ваш контролер. Ваши документы, пожалуйста.
Лотта протянула ему левую руку ладонью вниз. Ясс, глядя в плоский экран, висящий на шее, провел над браслетом сканером и удовлетворенно кивнул.
— Ваши, пожалуйста, — повернулся к Глебу. Ответила Лотта:
— Он мой стажер. – Снова согласный кивок.
— Ваше пребывание на Керте не ограничено, запрещены энергетический и правительственный сектора, ваш транспорт в ангаре номер три, приятного пребывания. – Ясс развернулся и пошел к ангарам, где стоял загадочный пока транспорт.
Лотта захлопнула дверь аэра и потянула Глеба вслед за таможенником. Тот открыл им ворота, транспорт оказался двухместным летающим катером с открытым верхом. Сели, и Лотта ввела на дисплее код назначения. Катер развил довольно большую скорость, сразу оставив позади космопорт и деловитого таможенника.
— Мы летим к побережью, то есть посмотрим и джунгли, и город, у нас забронирован столик в ресторане «Белые берега», у самой воды. Замечательное сочетание – желтая вода, белый песок и экзотические фрукты. Потом в развлекательной программе запланировано посещение местной оперы. Сюжет тебе будет известен, это переложение «Ромео и Джульетты», сегодня у них земной день, то есть поют земные произведения. Но в их свистящем и щебечущем исполнении – это интересно. Оформление сцены – отдельная тема, надо видеть, в двух словах просто не расскажешь.
— Ты мне лучше в двух словах скажи, почему таможенник проверил твой браслет, а на то, что у меня такого нет, не обратил внимания.
— Потому, что я сказала, что ты мой стажер.
— И что это значит?
— То, что все время пребывания тебя на этой планете я несу за тебя полную ответственность.
— И в чем она выражается?
— В том, что я не дам тебе страдать от голода, жажды, отсутствия сна и укрытия, информационного вакуума и прочих вещей. А также в том, что если ты нарушишь местный закон, то отвечать буду я. То есть если ты вдруг решишь пообщаться с президентом из запрещенного нам правительственного сектора, то меня просто расстреляют.
— Пожалуй, я не буду пытаться пообщаться с этим безусловно многоуважаемым господином. – Помолчал и решил уточнить:
— То есть, не местным жителям его вообще никак не увидеть?
— Почему же нет? Заявляй цель «Пообщаться с президентом», пара недель ожидания окна в его плотном графике и полчаса аудиенции получишь.
— Мне вся процедура допуска на планету показалась упрощенной донельзя. Ни досмотра, ни психологической проверки. Может, к ним под видом туриста пожаловал шпион соседней планеты?
— Упрощенная, потому что я предъявила документы, подтверждающие, что я сейвер. Как я уже говорила, нам многое дано и многое спрашивается. То есть само собой подразумевается, что я не буду шпионить и захватывать власть на Керте. И тебе, соответственно, не дам. Полная благонадежность.
— А подделать такой браслет нельзя?
— До сих пор не встречались такие умельцы, чтобы преодолели пять уровней защиты.
Катер, между тем, летел, почти касаясь днищем верхних ветвей исполинских бирюзовых деревьев. Влажный ароматный воздух обтекал ветровое стекло, Лотта пряталась за ним, не желая подставлять прическу ветру, Глеб же перегнулся через борт, пытаясь рассмотреть в гуще листвы что же так одуряющее пахнет. Естественно, цветовые пятна мелькали перед глазами, размываясь в полосы.
— Остановиться на пару минут?
— Если возможно, то будет отлично.
Лотта нала на кнопку паузы, катер завис над морем листвы. Уже знакомого руля в катере не было, были кнопки вверх-вниз и вправо-влево. Манипулируя ими, Лотта стала медленно опускать катер так, что тот пошел по плавной спирали вниз вокруг ствола высоченного дерева, увитого лианами. На лианах в полутьме качались гроздья молочно-белых вычурно изогнутых цветов с ладонь размером. Острый нос катера раздвинул сплетения лоз, невероятное цветочное облако нависло над пассажирами. Глеб осторожно кончиками пальцев погладил восковые лепестки, как будто прикоснулся к лицу женщины.
— Только не рви! – Предупредила Лотта. – За него штраф выпишут — мама не горюй, а цветок все равно завянет. В цветочном магазине можно будет купить нормально упакованный.
— Зачем? – Удивился Глеб.
— Как зачем? – Так же удивилась Лотта. – Ирине подаришь.
— А тот разве не завянет?
— Не успеет. И мы тоже рискуем не успеть. Летим дальше.
Подъем и снизу снова замелькала листва и цветы. Приземлились в небольшом городке с контрастной архитектурой: шесть закрученных вокруг своей оси небоскребов были окружены одноэтажными маленькими домишками, утопающими в зелени. На улицах среди аусов в большом количестве встречались другие антропоморфные расы. Глеб интенсивно крутил головой, рассматривая проходящих. Бронзовые волосы до середины роста существа, удлиненные торчащие на макушке уши и смуглая кожа в оранжевых пятнах. Что это – особенность расы, болезнь, косметика? Круглая большая голова, покрытая темно-серым пушком резко контрастирует с белокожим длинным гибким телом. Зеленоватая кожа, ноздри-щели и плоские большие уши. «Ага, это тот самый тарелкоуший гмых»…
— Глеб, не крути головой, отвалится. – Лотта усмехнулась и взяла его под локоть, легонько подталкивая в сторону здания на самом берегу с верандой, находящейся над водой. Решетчатые стенки веранды были увиты цветами, на узорном деревянном полу стояли легкие плетеные столы и стулья. Их проводили к самому дальнему столику и предложили меню. Лотта его отстранила:
— На Ваш вкус пожалуйста, для нас все будет ново и необычно.
Аус, облаченный в синие брюки и нежно-голубую рубашку на несколько секунд задумался:
— В таком случае могу посоветовать свиссов с овощным гарниром, сегодняшняя поставка чудо как хорошо; на десерт фруктовое ассорти.
— Годится, — одобрила Лотта. – И в проспекте написано, что можете дать путеводитель, очень хочется знать, что именно мы едим.
— Конечно, — вежливо кивнул официант, — Кто из вас ведет катер?
— Я, — кертианец еще раз кивнул, принимая ответ Лотты и удалился.
— А почему ты не сама выбрала, а положилась на его выбор?
— Потому что я действительно не знакома с их кулинарией и не могу сориентироваться в названиях, мне все одинаково интересно.
— А почему он спрашивал, кто ведет катер?
— Потому что тебе, скорее всего, предложат к еде какое-нибудь местное вино.
Спустя буквально пару минут вернулся аус с подносом, с которого на столик переставил прозрачные тарелки и бокалы. В качестве приборов предлагались деревянные пинцеты. Перед Лоттой поставил высокий стакан с чернично-синим напитком, перед Глебом массивную стеклянную кружку под крышкой с полудюжиной дырочек, из которых в разные стороны торчали соломинки. В центр стола торжественно выложил золотистые листы с фотографиями и текстом на неизвестном языке. Глеб подхватил парочку, на одном была фотография существа, похожего на рыбу, на другом несомненный плод растения.
— Давай прочту, лингвер не переводит написанный текст. Ага, это свиссы, глубоководная рыбка, пониженное содержание кобальта, что рекомендуется для инопланетян, в том числе, и для нас. Едят с кислым соусом из недозрелых плодов роуми. К ней прилагаются овощи. Ну, овощи как овощи, вот фото, жареные на гриле, ничего необычного. А вот напиток твой интересен. Да, как я и подозревала, легкий алкоголь, три процента, сам по себе безвкусен, вкус ему придают компоненты в соломинках. То есть можно через все по очереди пить, можно комбинировать, а можно одну выбрать и на ней остановиться.
Глеб рассмотрел фотографии овощей, странных на вид, но и на Земле полно плодов таких же странных и необычных. Вдруг до него дошло:
— Постой…Ты сказала, что лингвер не переводит написанный текст. А ты написанное прочитала. Ты знаешь их язык?
Лотта пожала плечами:
— На сегодняшний день в мою память забито больше полутысячи языков. Разумеется, всеми им одновременно я пользоваться не могу, просто не хватит ресурсов мозга. Но при необходимости могу их перегрузить в оперативную память и да, пока он мне будет нужен, я могу на нем говорить, читать. Одновременно могу оперировать шестью. При этом один мой родной, от которого уже не избавишься, ну и современная его вариация; второй русский, язык места, где я живу, то есть им я пользуюсь постоянно, я на нем говорю, я на нем думаю; третий интерлингв, общепланетный земной, им нечасто приходится пользоваться, но бывает; четвертый гэлакси, общий язык Кольца, он вообще крайне прост и, в общем-то, неразвесист, создан искусственно и составлен по очень простому принципу. Они у меня никуда из памяти не денутся, они выученные и используемые. Кроме них на еще паре десятков языков могу поздороваться и сказать несколько общеупотребительных фраз. И еще два языка можно временно загрузить.
Глеб восхитился:
— Потрясающе! Это только твоя особенность, или этому можно научиться?
— Научиться, нет ничего особенного. Однако, наша еда если не стынет, то заветривается, да и на спектакль можем опоздать.
Глеб пинцетом отщепил кусочек рыбы с тарелки. Прожевал, прислушиваясь к ощущениям. Рыба и рыба, вроде камбалы, и овощи тоже. Экзотические, но он подозревал, что на Земле найдется и не такое. Этот кусочек крахмалистый, этот сладковатый, этот сочный и терпкий. А напиток его впечатлил разнообразием своих вкусовых добавок. Все абсолютно разные, они идеально подходили к еде и можно было увлечься и не заметить как кружка бы опустела, но Глеб знал, что незнакомый алкоголь, даже самый легкий, может свалить с ног и попробовав по глотку через каждую соломинку, отставил кружку в сторону. Лотта отхлебнула из своего бокала и поморщилась, слишком кисло. Вчиталась в путеводитель и прицельно выхватила из недопитой кружки красную соломинку, придающую сладость и пряный аромат. Глотнула и довольно заулыбалась.
Фрукты же, в отличие от основного блюда, не напоминали ничего подобного даже приблизительно, выглядели и пахли все по-разному и радовали глаз разноцветьем. Белый шарик в кожистой скорлупке выглядел совсем как черепашье яйцо, но на языке лопнул свежим кисленьким соком; оранжевый шарик выскользнул из своей кожуры и развалился на три части, сладкие, как финик, облитый медом; красные, желтенькие, зеленоватые кусочки…Глеб цеплял их пинцетом и сквозь лианы поглядывал на нелепое желтое море. По мелкой зыби курсировали лодчонки с яркими парусами, где-то вдалеке в небе реял параплан. Типичная атмосфера курорта где-нибудь в Гаграх. Глеб принимал отдых как подарок судьбы, не зная, чем придется заниматься завтра. В том, что все происходящее не его личный бред, он уже уверился, в цепи событий не было ни одного логического несоответствия.
Браслет-коммуникатор Лотты тоненько тренькнул, женщина в один длинный глоток допила сок и поторопила Глеба:
— Нам пора, времени осталось ровно чтобы дойти до театра.
Глеб еще раз окинул взглядом желтую гладь и встал, отодвинул Лотте стул. Она тоже поднялась, одними пальцами оперлась на подставленный локоть и они прогулочным шагом пошли в направлении, незаметно задаваемом Лоттой.
Здание театра стояло на границе между одноэтажными и высотками. Тоже в один этаж, но высокое, почти десятиметровое, оно обладало легкими сводчатыми формами и казалось устремленным ввысь. На маленькой, выстланной цветными камешками площади перед театром стояли и прогуливались полсотни будущих зрителей, большинство из которых были земляне. Лотта вежливо поздоровалась с одним, дружески кивнула другому издалека.
— Знакомые?
— Первый – основатель крупнейшего в Кольце палеонтологического музея, второй – один из отряда быстрого реагирования, мы с ними иногда сотрудничаем.
— А обычные люди здесь есть?
— Что ты подразумеваешь под обычными людьми?
— Тетю Машу из соседнего подъезда, дядю Петю, торгующего помидорами на рынке.
Лотта продолжала мило улыбаться, хотя взгляд ее похолодел:
— То есть ты считаешь, что попасть сюда могут только по блату, за большие деньги и властные структуры?
Глеб помялся, не зная, что ответить, он уже и сам понял, что сказал немножко не подумав.
— Да, за деньги. Если ты помнишь, каждый человек Земли ежемесячно получает некоторую сумму, при том, что прожить сытым, одетым и обутым можно вообще не потратив ни одной монеты, то два раза в год можно позволить себе три дня путешествия по иным мирам. Да, властные структуры. Сам видишь, театр не очень большой, мест немного. Десять процентов, это всего пять мест, Глеб, бронируются сразу на организации, может быть, понадобится нам, может, антикоррупционерам, может, безопасникам. Да, по блату, ты послужил моим пропуском сюда, веским доводом, возможностью выкупить билет. В заявке я так и написала: «Желание ознакомить нового гражданина Земли с ярким образцом культуры иной цивилизации», при этом выставила низкий приоритет. За три часа до спектакля неиспользованная бронь снимается и билеты поступают в свободную продажу. Да, раскупаются сразу же. Да, в этот театр, уникальный по сути, попадают не все желающие, мест всего пятьдесят, а их гораздо больше, допустим, жителями α-Кассиопеи билеты уже раскуплены на десяток будущих спектаклей. А теперь, если ты думаешь, что вон та парочка – юные мафиози, а тот пенсионер – глава корпорации Нестле, то можно сдать билеты и улететь домой. Может быть, за оставшиеся десять минут до начала их кто-нибудь успеет выкупить. А если нет – у артистов будет неполный зал, это их слегка расстроит. Не думаю, что аусы будут настолько великодушны, что оставят вниманием этот факт.
Глеб примиряюще взял ее за руку:
— Не злись, я просто пытаюсь понять и привыкнуть, мне до сих пор все кажется странным и немного нереальным.
— Ладно, проехали. Пошли, нас уже зовут.
На резные ступени театра вышла ауса в длинном белом балахоне и то ли в парике, то ли крашеная в синий цвет. Воздев все четыре руки, она провозгласила начало спектакля и пригласила зрителей в зал. Присутствующие потянулись внутрь и стали рассаживаться по местам. Ряды кресел располагались высоким амфитеатром, сцена, уходящая под высоченный потолок, закрыта занавесом цвета кертианской морской воды. Места Лотты и Глеба оказались в середине высоты, с краю.
— Неплохие места попались, не самые лучшие, но пойдет, — констатировала Лотта.
Занавес торжественно разошелся в стороны, открывшаяся сцена показалась Глебу невообразимым гибридом из обычной сцены, циркового подкупольного пространства и многоэтажного дома.
Спектакль начался. Артисты щебетали и посвистывали, стремительно перемещаясь по трехмерному пространству сцены, повисая в самых неудобных, но не лишенных изящества позах. И хотя сюжет Глебу был действительно знаком, обилие аллюзий искажало текст до неузнаваемости. В спектакле речь шла о двух враждующих кланах – тех, кто хотел сохранить возможность перемещения в трехмерности и тех, кто хотел осесть на плоскости. Глеб с замиранием сердца следил, как юный Ромис виток за витком поднимался по ажурной лестнице к своей возлюбленной Джули, оступаясь, преодолевая панику, все выше и выше. После финальной сцены, где Джули отпустила плот с телом Ромиса в море и сама бросилась со скалы, Лотта подтолкнула Глеба локтем:
— Вот теперь приготовься свистеть.
— Зачем? – он недоумевал.
— Знак восхищения, — и элегантная дама сунула два пальца в рот и заливисто засвистела. Точно такой же свист прокатился по залу со всех сторон, взвился к высоченному потолку. Глеб поспешил присоединиться, когда еще удастся освистать актеров в благодарность, а не в порицание, тем более, что спектакль ему действительно понравился.
Когда они вышли из театра, уже стемнело и зажглись фонари с необычным сиреневым оттенком. Они были везде: освещали фасады зданий, гроздьями повисали на деревьях, плыли, отражаясь в воде и придавали пейзажу еще более нереальный вид. Аромат цветов изменился, стал не такой насыщенный, но более пряный и проникновенный. Лотта провела Глеба аллеей прямо к стоянке, где стоял их катер, сдернула заколку с волос, отчего те рассыпались по плечам и весело объявила:
— Занимаем места согласно купленным билетам, следующая остановка – рынок!
Рынок под открытым небом, освещенный такими же сиреневыми фонарями, жил своей непостижимой жизнью. Лотки с аккуратно выложенными фруктами, сладости, яркие цветные туники, маленькие безделушки, пряности, мерцающие картины, аквариумы с пестрыми рыбками, травяные смеси для заваривания… На маленькой площади играла флейтистка и совсем юный аус самозабвенно танцевал под тягучую мелодию. При этом Глеб не заметил рядом шляпы или другой емкости, то есть танцевал он либо просто для собственного удовольствия, либо по фиксированной оплате, например, от владельцев рынка.
С покупками Лотта церемониться не стала. Оставив катер и Глеба в нем неподалеку, коротко переговорила с продавцом фруктов и через пару минут в багажный отсек катера носильщики загрузили три большие аппетитно пахнущие коробки.
— Отвезу на базу, загружу в хранилище, — пояснила она, вернувшись. И предложила:
— Пройдемся?
— Да, конечно, — Глеб выбрался из висевшего у самой земли катера.
Они прогулялись по рядам. В отличие от шумных восточных базаров Земли, кертианские продавцы вели себя сдержанно, за рукава не хватали, не выкрикивали в ухо что-нибудь вроде «Пэрсик, сладкий пэрсик!». Глеб получал удовольствие от самой атмосферы этого места, таинственной и романтичной. Лотта прикупила набор пряностей и подвела Глеба к цветочному прилавку:
— Выбирай.
Огромные, с раскрытую ладонь цветы были поодиночке упакованы в прозрачные футляры.
— В колбе они в состоянии стазиса, могут храниться почти год. Когда колбу вскрываешь, они оживают, начинают пахнуть, но где-то в течение месяца отцветают.
Сердце у Глеба ухнуло куда-то вниз и там гулко забилось:
— То есть, ты хочешь сказать, что этот цветок может и достоять, я увижу Ирину раньше, чем через год?
Лотта пожала плечами:
— Всякое может случиться, сроки зависят только от тебя – чем раньше ты станешь сейвером, тем быстрее сможешь ее увидеть.
Глеб постоял с прикрытыми глазами, дожидаясь, пока уляжется мгновенно вспыхнувшая ярость:
— На хороший крючок вы меня подцепили, ничего не скажешь. Но можешь быть уверена сама и передать своему руководству, я приложу все усилия, чтобы это случилось как можно быстрее. Только попрошу учесть, что если меня не устроят ваши, пока еще может быть, скрытые, цели, я найду способ от вас избавиться. А пока что побуду милым и пушистым.
Лотта пожала плечами еще раз:
— Зачем искать способ? Просто напишешь заявление об отставке. ОСУЛ не масонская ложа, откуда нет выхода.
Глеб либо окончательно успокоился, либо хорошо сделал вид, и выбрал ярко-оранжевый с белыми прожилками пятилепестковый цветок, продавец покивал головой:
— Хороший выбор, на языке цветов он означает вечную любовь.
Лотта поднесла идентификационный браслет к сканеру, тот пикнул, сняв некоторую сумму и Глеб стал обладателем трехгранного футляра.
— Зарплату получишь – отдашь.
— Не вопрос.
От рынка Лотта направила катер не обратно в космопорт, а к берегу, и дальше, в океан. Остановила в добром километре от берега, куда уже не дотягивалось береговое освещение, посадила катер на совершенно неподвижную воду. Волна, разошедшаяся от дна, блеснула желтым. Глеб вопросительно посмотрел на женщину.
— Купаться, — коротко ответила она, оставив туфли на полу, перешагнула через борт на короткое крыло, отстегнула застежку на плече, отчего комбинезон мягкой кучкой упал к ее ногам, перекинула его на сиденье и нырнула. Темная вода цвета болотной зелени засияла золотом, освещая фигуру, неспешно всплывающую из глубины.
— Прыгай, Глеб, водичка просто прелесть! – Лотта смеялась, откидывая с лица мокрые волосы. При каждом ее движении море вспыхивало золотым огнем.
— Это что там так светится? – Глеб скинул рубашку и стал выпутываться из брюк. От его движений катер раскачивался и из-под его дна расходились круги света.
— Говорят, какие-то минералы. Не планктон, это точно. Светится только при полной темноте и при движении воды.
— Представляю, как здесь красиво в шторм, — произнес Глеб и тоже прыгнул в воду. Теплая вода инопланетного океана приняла его золотым фейерверком, мягко остановила его падение вглубь и подняла наверх на сладко-соленых ладонях.
— Какой интересный у воды вкус, — прокомментировал он свои ощущения.
— Да, совершенно непривычный. От катера далеко лучше не уплывать, рискуем его потом не найти, — Лотта висела в облаке света, впрочем не позволяющим рассмотреть детали фигуры, а, скорее, интригующе окутывающим, — догоняй, — и нырнула, уходя под днище катера.
С переменным успехом они играли в догонялки, пока не устали. Выбравшись на катер и одеваясь, Глеб закономерно обнаружил, что прошел почти час.
— Все, летим в космопорт, развлекательная программа окончена, — Лотта подняла катер из воды.
В космопорте Ясс принял от них катер и пожелал счастливого пути и вернуться.
На обратном пути Глеб задремал, организм, еще не пришедший в норму полностью, потребовал покоя. Лотта, чтобы не мешать ему, надела наушники и слушала какую-то музыку. Глеб, время от времени просыпаясь, видел ее профиль, освещенный светом приборной панели.
Уже на базе, окончательно проваливаясь в глубокий сон, подумал: «Что это вообще было? Свидание? Тогда почему ни одного шага к сближению и цветок для Ирины? Просто экскурсия? Что-то не похоже, слишком много всякой красоты и романтики. И купание в ночном море…Ладно, потом разберемся, что это было…»
Они вернулись обратно на базу и Лотта вывела из ангара аэр.
— Вот, садись в пилотское кресло.
Глеб сел. Повозился, устраиваясь. Ему было неуютно среди обилия кнопок, датчиков и экранов. Единственное, что внушало доверие – руль, как на современных ему легких самолетах. Потрогал рукояти, примериваясь. Лотта доброжелательно наблюдала за ним, не мешая. Вопросительно глянул на своего куратора.
— Вон та копка с пиктограммой ключа – зажигание. С ней ты, наверное, уже знаком. Для общественных машин кнопка с рисунком ключа. Для семейных – настоящий ключ, которым могут пользоваться несколько человек. Для личных – сканер отпечатков пальцев. Заводи.
Глеб вдавил кнопку. Она подалась с заметным усилием.
— Это для предотвращения случайного пуска. Теперь смотри на экран, тебе предлагают выбрать автопилот или ручное управление. На автопилоте уже летал, выбирай ручное. Хорошо. Теперь вон тот ползунок, сбоку от которого стрелочки вниз и вверх плавно вправо до середины, до ощутимого застревания, это антиграв. Сейчас у аэра нулевой вес. Если двинешь вправо дальше – вес будет отрицательным, аэр начнет подниматься. Если левее середины – вес будет облегченным, там риски, это десятки процентов. Сдвигай вправо на уменьшение, поднимись метров на двести и верни на ноль.
Глеб, внимательно слушая, проделывал необходимое. Повинуясь его командам, аппарат завис над землей. Его стало медленно сносить ветром.
— Вон та клавиша с глобусом – экран навигации. Включай.
Справа от пилотского кресла, ближе к штурманскому, вспыхнул продолговатый экран. На нем возникли контуры континентов. В районе Кавказа светилась зеленая точка. Под экраном в два ряда располагалась клавиатура.
— Управление сенсорное. Просто води пальцами по экрану. – Лотта показала как именно. Глеб кивнул:
— Знакомо. – Он приблизил Евразию, сориентировался на Кавказские горы, нашел зеленую точку. Лотта с удовольствием наблюдала, как его движения становятся все более уверенными. Глеб укрупнил изображение на экране настолько, что карта стала практически планом местности и точка превратилась в черточку. Глянул вперед сквозь прозрачное стекло кабины, сравнивая изображение навигатора и видимый рельеф. Потом руки его легли на руль. Лотта поощряющее кивнула:
— Давай. Плавно, без рывков, принцип одновременно как на аэроцикле, ты с ним уже знаком, и на легковом автомобиле. Направление задаешь рулем, скорость – педалями. Там их две, газ и тормоз. Ничего нового.
Глеб покачал руль в разные стороны, приглядываясь, как реагирует аэр, чуть потянул на себя и надавил на правую педаль. Аппарат заскользил вперед, набирая высоту. Правый поворот. Левый. Скольжение вниз. Движения Глеба становились все уверенней и резче, он проверял границы, дозволяемого машиной. Заставил аэр повиснуть неподвижно и повернулся к Лотте:
— Два вопроса. На резких поворотах как будто что-то притормаживает. Это нормально?
— Абсолютно.
— Ага. И что будет, если я не справлюсь с управлением? В штопор сорвусь, допустим. Не думаю, что у меня хватит соображения, как оттуда выйти.
— Не сорвешься. В управление встроена блокировка опасного режима. Поэтому и притормаживает, а то мы как бы уже внизу на камнях отдыхали. Снять, конечно, можно. Ну-ка, поменяемся местами.
Лотта поднялась, вшагнула назад, в пространство между двумя креслами, подождала, пока пересядет Глеб и опустилась на его место. Запустила ладонь под рулевую колонку и там что-то звонко щелкнуло. Во весь навигационный экран вспыхнула алая надпись: «Отключаем модуль безопасности» и ниже две активные кнопки «Да» и «Нет». Прикоснулась к надписи «Да». Выскочила новая: «Прекратить отключение модуля безопасности?». Лотта ответила «Нет», и на третий вопрос: «Вы уверены, что хотите отключить модуль безопасности?» ответила «Да».
— Вопросы разные задает в произвольном порядке для исключения случайного срабатывания. Тройная защита: переключатель в неудобном месте, вопросы подтверждения и еще и процедура опознания.
Надпись на экране попросила код доступа. Лотта ввела длинную последовательность цифр и букв.
— Это мой личный шифр. Выдается после сдачи экзамена. Подразумевается, что передавать его никому не положено.
Отрывистое нажатие на клавишу ввода и аэр норовисто клюнул носом, намереваясь неуправляемо закувыркаться. Лотта перехватила управление.
— Пристегнись, полетаем. Такое могу себе позволить только вдалеке от летных трасс.
И ускорение вдавило Глеба в кресло.
Лотта выкручивала бочки, иммельманы и другие фигуры, забираясь все выше и выше. Земля и небо волчками вращались в глазах Глеба, заставляя его надежно терять ориентировку в пространстве. Немного привыкнув, он стал обращать внимание на динамику полета. Прикинул скорость, радиусы поворотов и задумался: полет больше всего напоминал легкое порхание бабочки. Обратил на это внимание Лотты. Она хмыкнула:
— Так антигравы же. – И отключила их. Двигатели взвыли от нагрузки, аэр рывком провалился вниз и стал падать, неконтролируемо переваливаясь по диагонали.
— Мы слишком высоко, атмосфера не держит, — Лотта снова включила антиграв и Глеб облегченно выдохнул.
— Может, теперь сам попробуешь?
Они снова поменялись местами. Аэр в руках Глеба рыскал в вертикальной плоскости, ему никак не удавалось держать горизонталь. Они постепенно снижались, уже стали отчетливо различимы скалы горных пиков. Лотта одним нажатием кнопки снова включила модуль безопасности и велела садиться на базу. Глеб покрутил аппарат воздухе, оглядываясь, но оранжевой посадочной площадки не было видно. Потянулся к навигационному экрану.
— Как определить месторасположение базы? Что вводить?
— Просто гора Треугольник, там уже увидишь.
Красная метка обнаружилась в десятке километров к югу. Глеб привел аэр к базе, аккуратно посадил на крышу и только там, расслабленно откинувшись в пилотском кресле, понял, что у него мелко подрагивают руки.
— На сегодня все, хватит, — дрожь заметила Лотта, — приводи себя в порядок, надевай костюм, без галстука, мы летим получать хлеб и зрелища.
Полночи Лотта сочиняла отчет о произведенной акции, а утром после завтрака потащила Глеба на прогулку.
— Одевайся, пойдем гулять, покажу нечто интересное.
Глеб надел комбинезон, в шкафчиках отыскал подходящие по размеру сапоги, Лотта тоже оделась и они вышли в слепящий простор. Очки Глеба моментально потемнели, став непроглядно-черными.
— Я не сказала тебе, упустила из виду: под снегом есть скальные трещины, они обозначены вешками – Лотта указала на болтающийся в отдалении флажок на тонком шесте. – Просто не заходи за нее.
Они не спеша обогнули ряд трепыхающихся флажков и продолжили подниматься в гору, большим полукругом огибая базу. Сначала шли по едва заметной тропинке в снегу, потом пошли вылизанные ветром участки. Лотта шла, уверенно выбирая пологие подъемы, отчего путь прихотливо петлял среди скал, но в целом выглядел действительно прогулкой, а не восхождением. Видно было, что дорога ей хорошо известна, и не превратилась в тропинку только потому, что на скале ее протоптать непросто.
Невидимая тропинка вилась, уводя выше и, наконец, почти на самой вершине горы перед ними открылся ровный, продуваемый всеми ветрами участок. Глеб замер в недоумении: возле скального обломка лежало нечто. Больше всего оно напоминало растение – в полтора человеческих роста перепутанные плети веток и мелкие, с ноготь, жесткие восковые листочки. В глубине переплетений висела большая, с кулак размером, багровая капля бутона.
— Что это? – выдавил Глеб.
— Это куст. Называется сплафорикс лекарственный. Там, где он растет, его называют Разорванное сердце. Это перевод, естественно. Так-то оригинальное название не выговоришь, если язык в три узла не завяжешь. Но на Земле перевод не прижился, то ли мрачновато показалось, то ли еще что. Так и называют сплафориксом.
— То есть он не с Земли? Странноватое место для межпланетного заповедника.
— Ну да. Потому что это не заповедник. Здесь это растение одно и в одном экземпляре. В горах посадили потому, что здесь для него наиболее благоприятный климат. Возникает вопрос – почему именно здесь, рядом с нашей базой, гор других что ли, нет? И вот тут и кроется ответ, вытекающий из свойств самого растения. Оно вампир. – Лотта замолчала, позволяя осмыслить услышанное.
— То есть вампир? Питается кровью? Как орхидея у Уэллса?
— Да. То есть не знаю, как у Уэллса, но да, оно действительно пьет кровь. Во время цветения для того, чтобы нормально завязались семена, сплафориксу необходима белковая добавка. В принципе, любая кровь любого теплокровного. Птица, медведь, человек – в пищу сгодится все. Но тут есть один немаловажный фактор. Семена становятся лекарством для животных того вида, кого выпило растение. И чем энергетически сильнее было существо – тем сильнее получается лекарство, – снова долгая пауза.
Глеб молчал, не зная, как отнестись к информации и будет ли продолжение. Лотта продолжила:
— Понимаешь…сплафорикс выпивает жертву полностью.
— И каков его практический смысл? Для того, чтобы получить порцию лекарства, кого-то нужно убить? Неужели овчинка стоит выделки? И по какому принципу выбирают жертву? – Глебу не понравилось, в какую сторону пошел разговор.
— А ее не надо выбирать. Раньше этим занималась моя напарница, теперь придется мне. Остаться живой, в принципе, не трудно, достаточно только быстро, как можно быстрее, доставить в медотсек, а там аппараты умные, они свое дело сделают. Вот тут мне пригодишься ты. Как думаешь, за пару минут ты сможешь меня, бесчувственную, привезти на базу? Семена этого куста, напоенного моей кровью, становятся универсальным лекарством – излечивают любую болезнь, вплоть до терминальной стадии рака. Который на Земле так и не научились лечить. Если же скормить ему первого попавшегося на улице человека, то вряд ли это лекарство излечит что-нибудь серьезнее насморка.
— И сколько там этих семян?
— Их количество зависит от уровня глюкозы в крови. При нормальном человеческом значении – несколько сотен. Если ввести дополнительную глюкозу, можно довести их число до десяти тысяч. Как ты думаешь, овчинка в десять тысяч жизней стоит выделки в пару литров крови?
— Пять.
— Что пять?
— Пять литров.
— Да ладно, это совершенно неважно. Важно то, сможешь ли ты положить меня на стол медикона не позже чем через две минуты после остановки сердца? Мне еще дорог мой мозг и процессы, в нем происходящие.
— Надо посчитать. Пешком вряд ли.
— О пешком и речи не идет. Самый быстрый спуск по этой тропинке занял семь минут с секундами. Так что, скорее всего, аэр.
— Тогда тебе придется научить меня его водить.
— Не вопрос. Все равно когда-нибудь придется и учиться, и пилотировать. Пошли, покажу как это делается.
Покинув Глеба, Лотта позвонила Ирине удостовериться, что у нее все в порядке. Было еще около десяти часов, поэтому она сочла звонок вполне допустимым. Трубку Ирина взяла сразу, как будто сидела с ней в руках и ждала звонка.
— Алло! – прозвучал ее голос, еще напряженный, но без панических ноток последних дней.
— Здравствуй! Это Лотта. Как вы на новом месте, устроились?
Раздался судорожный вздох, следом несколько секунд тишины, женщина пыталась совладать с собой. А потом она заговорила, частя и проглатывая окончания слов, сдерживая рвущиеся наружу слезы облегчения и благодарности:
— Это Вы! Здравствуйте! Это чудо – Анечка жива… Спасибо Вам огромное! А я еще сомневалась – ехать с Вами или не ехать.
— Стоп-стоп! Работа у меня такая. Расскажи, как вам квартира, будет ли ее достаточно на троих, или лучше сразу подобрать что-то другое? С вами должен работать специалист по реабилитации. Приходил?
— Да, приходил, рассказывал о том, как тут все устроено, – тон Ирины сменился, стал серьезным, — мы справимся, привыкнем, в конце концов, нас разделяет не слишком большое количество лет. И квартира нормальная. Сегодня по улице гуляли. Тут все такое чудесное!
— На какой улице у вас квартира?
— На улице Сиреневых туч. Они очень понравились Анечке.
— Кто понравился, тучи?
— Ну да, по ним прыгать можно, такие мягкие.
Лотта поняла, что слишком давно не была в том районе.
— Я даже подумать не могла бы, что Вы меня приглашаете не в другой город, даже не в другую страну, а в другое время. До сих пор не вполне поверила, что мне это не снится.
— Пройдет. Привыкнешь.
— Скажите пожалуйста, я могу поговорить с Глебом?
— Пока нет. Он не знает, что ты здесь. Сейчас он проходит довольно сложный период обучения, формирования новых способностей, ему лучше находиться здесь. Но как только все закончится, не более, чем через десять дней, он будет с тобой. Я лично его привезу, — Лотта позволила себе улыбнуться.
— Я и не знаю, как Вас благодарить.
— Никак. Я делаю это не ради тебя, я поступаю в своих интересах. У него есть все шансы стать хорошим специалистом в нашей области. Как ты, наверное, уже поняла, с тем, чем Глеб занимался в вашем времени, мы не имеем ничего общего, так что волнения насчет продолжения его прошлой карьеры напрасны. Не волнуйся, теперь все будет в порядке. Даже если он не захочет стать сейвером, ну, или не получится, хотя это вряд ли, ему всегда найдется место в нашем мире.
— Хорошо, я Вам верю.
— Ладно. А теперь пожелаю вам с Анечкой спокойной ночи.
Встала Лотта, практически не просыпаясь, спустилась вниз, долго пила воду из-под крана, включила автоповара, закинула грязные вещи в стиральную машину и снова убрела наверх. Зашумела вода, потом все стихло и снова воцарилась тишина. Глеб в очередной раз отметил, какая она здесь на базе почти осязаемая. Ему, жителю шумного мегаполиса было непривычно отсутствие городских звуков. Даже все приборы работали если не беззвучно, то очень и очень тихо.
Снова открыл «Анатомию» и продолжил читать про кертианцев. Прочитал про их ноги, такие же шестипалые, с двумя противопоставленными пальцами, как и верхние руки, про их белую до синевы кожу, где аналогом человеческого меланина служил белковый комплекс с кобальтом, про образ жизни их доисторических предков. Задумался: а какой образ жизни они ведут сейчас? «Анатомия» на этот вопрос не ответила, поэтому пришлось лезть в сеть. Выяснил, что исторически они приспособлены к длительному нахождению в положении вниз головой и их жилища имеют второй ярус, под потолком подвесные полки и столики, теплые уютные коконы для дневного сна и декорированные цеплялки. С принятием городского образа жизни около восьмисот лет назад они массово спустились на плоскость, а сейчас снова возрождается тенденция к висению, выход в трехмерку считается модным, полезным и крайне привлекательным.
«Нет-нет, это надо видеть, — решил Глеб, — вот в ближайшее время и попрошу Лотту, пусть меня на экскурсию свозит, как обещала. Пока я тут и на положении «стажера», надо этим пользоваться».
Глеб снова вернулся мыслями к своему статусу и заметил Лотту только тогда, когда она уже спустилась по лестнице вниз. С мокрой взъерошенной головой, в махровом халате, она зажгла камин с искусственным пламенем и протянула к огню руки.
— В ванной заснула и замерзла, — пояснила она Глебу, — доставай, чего там наш шеф-повар наготовил. Пока Глеб доставал исходящие паром контейнеры, спросила:
— Что читал?
— Анатомию инопланетных рас про народ аус. Интересные ребята. Помнится, ты обещала на экскурсию свозить, хотелось бы на них посмотреть.
— Хорошо, не проблема.
Они устроились за барной стойкой. Лотта молча через край пила бульон, хрустела незнакомыми Глебу овощами, искоса поглядывая на своего стажера, одолеваемого вопросами, но молчащего. Наконец, он не выдержал:
— Скажи мне, пожалуйста, кто это был?
— Где?
— Здесь, которые прилетали. Пятеро ребят с Уровней.
— Ну как кто? Пятеро ребят с Уровней…
— Ну да, естественно. А Уровни – это что такое? Другая планета?
— Тут сложная запутанная история. Там у них считается, что всю ту местность создал один автор. Это действительно уровни – плоские куски пространства, ограниченные водами, морем или рекой. Всего их двадцать. На первых пяти живут монстры и демоны, с шестого по четырнадцатый люди, выше – святые и ангелы. Люди туда попадают из внешнего мира. И живут в остановленном времени. Часы идут, конечно, и календарь меняется, и Новый Год есть. Вот только люди не стареют. И не растут. Попадают туда взрослые, детей иметь не могут. Почему они там оказываются? В тех мирах, где они изначально жили им нужна была новая информация. Или толчок для последующего развития. Попадают они на самый нижний человеческий уровень, на шестой, потом продвигаются вверх. Как только приспосабливаются к жизни, получают право перехода на следующий. Как только достигают необходимого развития, доходят до пятнадцатого, могут перейти на него или вернуться домой насовсем, обновленными, готовыми жить и творить дальше. Память не сохраняется, сохраняются их внутренние качества. Если умирают, неважно по какой причине, тоже домой, но, естественно, без совершенствования. Если не сумели приспособиться, потеряли волю к жизни, или опустились до нечеловеческого состояния, то уходят в нижние тварные миры, а провожает их туда уже знакомый тебе Баал. Видишь ли, его отец демон. Да, звучит странно, но в том мире они действительно существуют, и один вдруг решил обзавестись наследником. Поскольку на Уровнях забеременеть и родить невозможно, то мать его из другого мира, не спрашивай из какого, не знаю. Кроме этих двадцати основных уровней есть еще, я знаю только два: Война и Магия. На Магию попадают исполнять свои желания через совершенствование разума, а на Войну – избавляться от излишней мягкотелости и робости. С Магии возвращаются с полной памятью, с Войны – не помня ничего, то есть по такому же принципу как и на основных уровнях. Всем в этом мире заправляет Комиссия. Ее мало кто видел, но все знают, что она есть, ее боятся, ее уважают. Скажу сразу, представители Комиссии не люди, а какие-то высшие существа. Излучают как трехтысячеваттный прожектор. Не свет, конечно, нам пока неизвестный вид биоэнергии. Обычный человек не может к ним прикоснуться, даже нахождение в одном помещении весьма проблематично, поэтому ходят они в экранирующей одежде. Есть версия, что самый главный из Комиссии создал Уровни. Очень в это верится, силенок хватит. Парни, что прилетали, работают при Комиссии, спецотряд по особым поручениям. Занимаются всякой бедой – особо опасными преступниками, массовыми нарушениями, несанкционированными переходами между Уровнями. Девушка у них в отряде есть, обладает даром телепортации, она с нашей Земли. Может быть, с какой-то альтернативной версии, потому что по времени не совпадаем. Так вот, Комиссия решила пробить портал в нашу реальность, где живет эта девушка, где две тысячи тринадцатый год. Пробили. Немножко не туда. Попали на задворки Солнечной Системы, в открытый космос, Бернарда их сразу куполом закрыла, воздух есть, но мало, и телепортироваться не получается. Но у нас тоже есть отряды быстрого реагирования. При открытии портала вспышка была такая, что у астрономов телескопы сгорели. И сразу передача на всех частотах, помогите, кто может. Четверть часа и там три наших аэра были, Подогрели, обобрали. То есть подобрали, обогрели. С этой поры и началось плодотворное сотрудничество. Ну, как сотрудничество. Массово общаться через дырку в космосе величиной с автомобиль не очень удобно, да и незачем, наши миры в разных реальностях. Разных по принципам существования. Так, мы к ним в гости слетали, они к нам, вот ребята наведываются. Вопросы остались? Спрашивай, что интересно, так легче рассказать будет.
— Мне они показались похожими на персонажей компьютерной игры.
— Не только тебе. Всем, кто с ними сталкивался.
— Ты действительно чувствуешь, что они не люди?
— Это они сами тебе сказали? Не все, я чувствую, что Баал не совсем человек. В его обществе я испытываю внутренний конфликт. Одни мои тридцать процентов вопят: «Это зло! Немедленно убей его!», другие тридцать: «Опасность! Беги отсюда!», и еще тридцать: «Ух ты, прикольно! Немедленно отдайся!». И пока эти тридцатки орут на разные голоса, маленькие мудрые оставшиеся десять процентов берут власть в свои руки и я пытаюсь мило улыбаться и вести светские беседы.
— Меня их рост удивил. Они там все такие нитратные?
Лотта рассмеялась:
— Отличное определение. Нет, обычные люди. Но четко видно: вот это супергерой, вот это девушка супергероя, этот суперзлодей, а это тихий мирный офисный работник. Игрушка же. Интересный факт: в их мире не существует понятия «компьютерная игра». Компьютеры есть, в зависимости от Уровня, от благосостояния жителей, их больше или меньше, на них работают, кино смотрят, а игр нет.
— Хорошо. Вот они супергерои. Мы здесь летали на аэроциклах. Почему же я смог их победить? Это сильно попахивает игрой в поддавки.
— Хм. Хороший вопрос, так с налету и не ответишь. Расскажи более подробно.
Глеб рассказал, как они летали и что при этом происходило.
Лотта покачала головой:
— Все понятно с вами. По сравнению с ними ты отнесся к, по сути, забаве, очень серьезно. Вот именно отсюда вытекает мое желание взять в напарники тебя, а не любого из ребят этого времени. Пусть они сто раз отличные, но для них почти для всех работа в потоке Времени – игра. Вот скажи, чем бы для тебя закончилось падение с аэроцикла, не будь там страховочного поля? Скажем прямо, ничем хорошим. Чего ты ожидал, когда решил остановить в себе мой клинок? Страшного воспаления раны, гниющих тканей, вытекающих вперемешку с обрывками одежды, температуры за сорок, двухнедельной горячки? – Лотта пригнулась к Глебу, неотрывно глядя ему в глаза. — Нет, так было до эры антибиотиков, ты с этим не знаком. Ты ожидал пары уколов, может быть, три-четыре шва, несколько дней рука на перевязи, в течение месяца полное восстановление. И ты видел, как произошло на самом деле – пять минут и ты здоров. Так вот, все современники подсознательно уверены, что любая рана может быть излечена максимум за полчаса. Но не всегда у них в походной сумке оказывается ампула регенерина, даже сумку не всегда удается сохранить. А уверенность в собственной неуязвимости никуда не девается. Сказать тебе, какой процент гибели сейверов, рожденных в этом времени? Почти четверть! А сейверов, которые получились из нас, выходцев из прошлого? Ноль! Кажется, есть разница, не так ли? Вот именно поэтому, — она снова отклонилась, отвела взгляд, отпуская напряжение темы, — ты и нужен мне. Как человек, знакомый со словом «опасность», который не отнесется свысока к арбалетному болту, летящему в лицо. Впрочем, о работе в паре говорить пока немножко рано. Человек, побывавший в потоке, может измениться. Меняется энергетика, в некотором плане физиология. Может измениться, а может и нет. Первым признаком меняющегося организма является осветление волос. Думаешь, этот пепельный блонд это мой естественный цвет? От рождения я была цвета светлого золота. А потом при должной тренировке начинаются всякие чудеса. За тренировкой дело не встанет – у нас хорошие учителя.
Глеб молча переваривал информацию.
Задал вопрос не о том, что волновало больше всего, а о лежащем на поверхности:
— Говоришь, чудеса начинаются. Например, какие?
— А вот например такие, — Лотта повела ладонью в сторону. В стороне в подсвечнике вспыхнула свеча. – И прочая необходимая надобность. В годы моего рождения такое бы назвали магией.
— Ого! Это сильно. – Глеб встал, подошел к свече, осмотрел – нигде никаких механизмов, позволяющих зажечь ее на расстоянии.
— А вы уверены, что мне можно такую силу доверять? Что я не вспомню свое прошлое, не сойду с катушек и не начну убивать налево и направо?
— Нет. Для такого поведения ты слишком разумен. Но все позже, чуть позже, сейчас мне надо сделать несколько звонков. Поэтому пожелаю тебе спокойной ночи, до завтра.
Спала Лотта весь день до вечера. Глеб прогулялся по базе, дошел до бассейна. Двадцатиметровое узкое озеро голубой воды покоилось в берегах, имитирующих песчаный морской пляж. Только море было по крайней мере, Баренцевым – так холодно было в зале. Потрогал воду – градусов пять, не больше.
— Дядя Ко, скажи пожалуйста, это нормальная здесь температура?
— Да, – ИИ выдержал паузу, — для большей части времени. Перед использованием температура повышается до тропической. Время нагрева три часа. Включить?
— Нет, не надо, спасибо. Как-нибудь в другой раз, — Глеб не считал себя вправе тратить огромное количество энергии для себя одного.
— А вообще откуда здесь электричество? Генератор?
— Не только. Тебе в чертежах и подробностях?
— Нет, желательно в двух словах и попроще.
— Жидкотопливный генератор аварийный, на непредвиденные случаи, в подвале стоит. Основное энергоснабжение идет от ветрового генератора, солнечной батареи, маленькой турбины в ручье на краю ледника, кстати, оттуда же и вода берется, и термопарной батареи. Ручей находится сильно ниже базы, по трубам вверх гнать воду не стали, сделали по внепространственной технологии. Экспериментальный образец. Раз в сутки открывается окно и вода самотеком попадает в цистерну на базе. Заполняет доверху и окно закрывается. Заодно вода стерилизуется, потому что живые существа через внепространственный барьер проникнуть не могут. Если на базе никого нет, вода не расходуется, она просто не поступает.
Глеб покивал, поблагодарил ИИ.
Прошел по мастерским, остановился в спортзале. Стал кидать ножи в мишень. Хитрая автоматика выдавала ему клинки в хаотическом порядке – разных форм, размеров, степени балансировки. После того, как ассортимент закончился, ножи, торчащие в мишени, оставил, упавшие вернул и повторил. Последний нож, закрученный на три четверти оборота, волнообразный, воткнулся только с восьмого раза, да и то криво.
— Откуда такое извращение?
— Древний ритуальный гадательный клинок одной из народностей аус.
— А это где такие обитают? – Глеб перебирал свои знания о племенах и малых народностях и не мог вспомнить ничего похожего.
— Не забивай себе голову, далеко. Планета Керт.
— Понятно, спасибо. – Глеб аккуратно развесил клинки по местам, прошелся, с интересом рассматривая коллекцию огнестрельного оружия. Обнаружил образцы кремневых пистолетов. На рукояти одного разобрал надпись: 1809. Дошел до секции лазерного и прочего лучевого. Снял несколько со стенда, взвесил, примерил по руке. Выбрал один, легший в ладонь особенно удобно и унес к стрелковой стойке. Попросил у ИИ схему строения. Поглядывая в монитор на чертеж, разобрал бластер, собрал снова. Повторил уже без чертежа. И третий раз с закрытыми глазами. Новые знания прочно улеглись на полочке с надписью «Срок хранения не ограничен».
Повесив бластер на его законное место, вернулся в гостиную и открыл уже знакомую «Анатомию» на страницах, посвященных жителям планеты Керт. Читал и удивлялся все сильнее и сильнее.
Прямоходящие теплокровные яйцеживородящие. Двусторонняя симметрия, нижних конечностей одна пара, верхних две пары. Антропоморфность 42%. Голова со зрительным, слуховым и обонятельным анализаторами занимает верхний конец тела, в ней же располагается мозг. Осевой скелет представлен тремя отделами: шейным, родильным и брюшным. Отделы цельные, соединены подвижными суставами. Пояс верхних конечностей практически аналогичен человеческому, лопатка, ключица, шаровая головка плечевой кости. В самих руках четыре сустава, длинные, гнутся практически в любую сторону, компенсируя малую подвижность осевого скелета, пальцев шесть, из них два крайних противопоставленные. Пояс вторых рук уходит внутрь, плоскими костями образуя яйцевую камеру, поддерживает яйцо снизу и с боков. Яйцо образуется в камере, покрывается кожистой оболочкой, там же в яйце развивается младенец. Открывается камера вперед и вверх. Нижние руки короткие и сильные, пальцев всего три. Все остальные внутренние органы находятся ниже, снизу поддерживаются подобием человеческого таза, с боком прикрыты нецельным хрящевым корсетом. Под кожей и хрящами две пластины легких, глубже шестикамерное сердце, пищеварительный тракт и прочие потроха.
Глеб закрыл книгу – эту информацию надо было осмыслить. Переварить. Проникнуться. Он постепенно начал осознавать, что все эти инопланетные формы существуют на самом деле. Что книга не придумана и не распечатана специально ради него, а существует вполне независимо. Вернее даже не осознавать разумом, а принимать как данность, свыкаться с новой для себя реальностью.
Которая ему пока что больше нравилась, нежели нет.
Бумс! – дверь кабины Машины Времени приложила Лотту по лбу.
В оперзале никого, только Юрассиус дремлет в кресле.
— Юр! Где Ирина?! – пошатнулась от предчувствия беды.
Подскочил, подхватил под локоть:
— Ты где была? Ирина твоя пришла через десять минут после твоего ухода, а тебя не было четырнадцать часов! Нигде не было, понимаешь? Эггрегор схлопнулся, а ты не вернулась!
— Ничего себе! – Лотта потерла рукой лоб. – Ничего не понимаю. Сними с меня мнемограмму, пусть ее потом ребята из отдела рассмотрят.
— Садись – подвинул стул под мнемограф.
Пока настраивал прибор, спросила:
— Как Ирина, в норме?
— А то! Встретили, валерьянкой напоили, объяснили, проводили, из обморока вывели, телефон для связи оставили. Все как надо. А ты стерва.
— Почему это?
— А потому что не сказала женщине, что ее дочь жива. Она ее увидела и в обморок хлопнулась.
— Не хотела до перехода, планировала уже здесь.
— Тогда ладно, не стерва, уговорила. Теперь молчим…- минута…- Все, можно вставать, — снял с головы провода мнемографа.
— С ней еще кот был. Белый.
— Не было кота.
— Как не было? Жалко, если не прошел. Такое животное милое!
— Кошка была. Розовая.
— Розовая?? Ладно, кошка, но розовая?
— Ага. Кис-кис!
Из коробки, стоящей в углу, подняла голову кошка нежно-рыжего цвета. Да, действительно, розовая. В темноте могла и за белую показаться.
— Моя теперь, не отдам!
— Ну пусть твоя, если понравилась. Мне кажется, она не против.
— Куда теперь, домой, или новенькую навестишь?
— Сейчас на пару минут смотаюсь туда же, только в реал, потом на базу. Подожди меня.
— Ага. На чем?
— На автономной. Какие заряжены?
— Вторая на сто процентов, девятая на шестьдесят три.
— Выгони девятую, я недалеко и ненадолго.
Движение рукой над пультом и кивок в сторону, где стояли автономные Машины:
— Сделано.
Лотта на минуту заглянула в костюмерную и скатила с подножки девятую Машину, настроила переход…
И приземлилась в прошлом 4 апреля 2003 года в четыре часа пополуночи в маленьком дворике на Сивцевом Вражке.
Осторожно ступая, подошла к трубе теплоцентрали. Под ней скрутилась человеческая фигура. Посветила неярким фонариком.
— Эй! – позвала.
Поднялась лохматая голова.
— Варя?
Кивок.
— Художница?
Еще кивок.
— Из Кышмы?
— Из Пышмы.
— Да плевать. Домой хочешь?
— Еще как!
— А что больше всего хочешь нарисовать?
— Зачем тебе? Посмеяться?
— Да я и так знаю. Глобус.
— Изнутри. Откуда знаешь? Я никому не говорила!
— Оттуда! – протянула руку – Поехали!
Художница вылезла из-под трубы. Лотта усадила ее на заднее сиденье машины, накинула сверху на тряпье средневековый бархатный плащ.
— Сейчас ты закроешь глаза, а откроешь уже дома.
— Все понятно! – Варя заулыбалась, — я заболела, у меня жар, я брежу, и все мне это снится. Тогда я ни за что глаза закрывать не буду.
— Да и не закрывай. Только не визжи мне в ухо.
— Не буду.
Действительно, не визжала. Все три минуты перелета – смещения по координатной сетке – неотрывно и восторженно смотрела по сторонам, и уже возле своего дома в маленьком сибирском городке, сойдя с Машины, заметила:
— Эх, здорово! Вот бы на самом деле так!
— Так это на самом деле, — и сильно, до синяка, ущипнула за руку, — ты не спишь, не бредишь в жару. Просто тебе досталось чудо.
Варя поверила как-то сразу, ошеломленная, но вполне дающая себе отчет, что происходит, она стояла, потирая руку.
— Чудо случается далеко не с каждым. С тобой случилось. И теперь тебе всю жизнь нести в себе отсвет этой ночи. Дарить всем, кто встретится на твоем пути, по кусочку чуда, которое навсегда останется с тобой. Это очень тяжелая работа. Но ты справишься, я верю.
— Ага! Я справлюсь!
— А теперь иди домой, тебе будут рады.
— Бегу, спасибо, я все сделаю, как сказали, спасибо!- скинула плащ.
— Да стой ты! Плащ твой, и все, что кармане, тоже твое.
В костюмерной карман плаща заполнила внушительная пачка денег.
— Ага, спасибо! – подхватила плащ и умчалась.
Художница, взрослый ребенок, верящий в чудеса.
В своем времени Лотта поставила на место Машину, поблагодарила Юрассиуса за дежурство. Тот сказал, что ему обещали по двойному тарифу накинуть, так что он тем более не в обиде.
Взяла со стоянки ОСУЛовский аэр, взлетела на автопилоте. Поняла, что отрубается и перешла на ручное управление, отключив ограничение по скорости, потому что если в аэре заснет, то проспит там по крайней мере, сутки. Все лучше долететь до места и заснуть нормально.
Сорок минут полета. Скоростное приземление. Глеб, что-то спрашивающий. Не сейчас. Избавиться от куртки и ботинок. Зараза, какое все грязное! О, молоко, горячее! Классно, за это спасибо, как раз кстати пришлось. Все, спать, не будите до весны…
Она стояла в коридоре, свет с лестницы заставил ее глаза на миг заблестеть сухим лихорадочным блеском сходящего с ума человека.
— Только тихо. Очень тихо. Говорить можно шепотом. Сними плащ, пройди в комнату, разверни кресло спинкой к окну, сядь. Выполняй, — вполголоса, но жестко приказала Лотта.
Ирина смолчала, и, двигаясь с грацией ненастроенного механизма, выполнила приказ. Пусть она согласилась подчиняться, тело с доводами разума согласно не было, отсюда и ломаность движений, и возмущенное сопение.
— На крыше дома напротив снайпер. Сейчас ты ему не видна, — Лотта прошла вслед за ней в комнату, не заходя в поле зрения из окна, опустилась на пол возле дивана.
— Скажи, пожалуйста, что тебе говорит имя Глеб Сиверов?
— Что с ним? Где он? Он жив? – вскинулась Ирина.
— Вижу, знакомы. Да, жив. К сожалению, привет передать не может.
— Почему? Что Вы с ним сделали? – голос Ирины постепенно набирал силу.
— Тише, не говори так громко. Могут подслушать. Ничего особенного. Просто он не знает, что я здесь. Если бы ты могла его увидеть, что бы ты сказала ему?
Ирина надолго задумалась, потом твердо ответила:
— Я бы попросила прощения. За то, что не верила в него, за то, что предала, за то, что переложила на него еще и свою боль.
— Неплохо. Скажи, есть что-то в Москве, что держит тебя?
Снова молчание. Взвешенный ответ:
— Только дочь, там, на кладбище.
— Ты бы хотела оказаться в том месте, где сейчас Глеб?
— В том месте или рядом с ним?
— Второе.
— Да.
— Я отвезу. Только, оказавшись там, ты сюда уже больше не вернешься. Никогда.
Молчание.
— О могиле позаботятся. Может быть, потом перевезут туда, где будете вы.
Молчание. Длинная пауза.
— Он помнит меня?
— Несомненно.
— Он бы хотел видеть меня рядом с собой?
— Думаю, да.
Еще одна пауза.
— Да, я поеду. Когда?
— Через пять часов.
— Что я могу взять с собой?
— Ничего. Абсолютно ничего, лишь то, что сейчас на тебе. Даже сумочку не возьмешь. Там все будет.
— Хорошо, — в голосе появилась смесь надежды и отчаянности.
— Теперь ты можешь задавать вопросы, на какие можно будет – отвечу.
— За что мне такой подарок?
— Это не тебе, это ему. Аванс за примерное поведение.
— Авааанс? Если я аванс, то какая же зарплата?
— Более, чем приличная.
— Чем он занимается?
— Нет ответа. С криминалом не связано, не противозаконно, не тайно. Достаточно?
— Вы заставили его снова убивать?
— Нет.
— Ммм…Это место в другой стране?
— Не только.
— В смысле? Другой континент? Америка?
— Нет. Увидишь.
— Сколько времени займет дорога?
— Минуты три.
Ирина порывисто вскинула голову:
— Вы шутите!
— Нет, нисколько. Правда, чтобы увидеть Глеба, придется немного подождать, его там нет. Но он приедет. Лотта не стала уточнять, что «немного» — это пара недель.
— В данный момент он проходит стажировку. Переобучение. У него высокий потенциал, но навыки, прямо скажем, специфичные. Они нам не нужны.
Лотта услышала, как облегченно выдохнула собеседница.
— Могу я пройти на кухню выпить воды?
— Да. Только свет не включать, от окна подальше. И мне принеси тоже.
Ирина ушла, зазвенела графином, вернулась со стаканом. Протянула хрупкое стекло в темноту, вздрогнула, когда стакан потянули из руки.
— Если минуты три, это что, в соседний подъезд?
— Чуть дальше. Но оттуда уже не вернетесь.
— Вы меня пугаете. Кажетесь сумасшедшей.
— Не стоит сейчас на этом зацикливаться, ты все поймешь.
Снова продолжительное молчание.
— Три последних дня меня преследовала череда неприятностей. Ваших рук дело?
— Четыре.
— Что четыре?
— Четыре дня. Да, моих. Так было нужно, поверь. Когда ты поняла?
— Когда получила ведром по ноге. У уборщицы из метро была слишком здоровая кожа. Свежая, с легким загаром. Нехарактерная для москвички, которая месяцами не видит солнца.
— Солярий?
— Не смешите меня. Уборщица и солярий – это несовместимые понятия, во-первых. Во-вторых, загар цвета не солярия, а открытого свежего чистого воздуха. При этом она не работала на улице целыми днями – тогда кожа была бы обветренная. И, потом, резкий диссонанс действий, слов и выражения лица.
— И какое же было выражение? – Лотта заинтересовалась, ей Ирина начинала все больше нравиться. Не истерит, хотя, может, больше и некуда, не суетится, сидит спокойно и поражает выкладками редкой разумности.
— Пожалуй, всепонимающее. Это были Вы?
— Да.
— Теперь я знаю, как Вы выглядите.
— И рыжая девица, и дама в алом плаще, и байкер – это все тоже была я. И звонила тоже я.
— Вот теперь, как Вы выглядите, уже и не знаю, — Ирина повеселела. – Но знаю, что я жутко хочу есть, да и Вы, наверное, тоже. У меня есть батон и колбаса, не откажетесь от бутербродов? – пресекая возражения, добавила:
— Свет в кухне включать не буду, холодильник из розетки выдерну, микроволновку прикрою полотенцем.
— Прекрасно. Кто тебя учил конспирации?
— Сама додумалась, — поднялась с места, исчезла в кухне. Через десяток секунд звук чего-то уроненного и сдавленный стон.
— Что такое? – Лотта возникла рядом с ней.
— Рука болит, колбасу уронила.
— Дай.
Своей энергией нащупать трещину в кости под гипсом, вернуть мертвые клетки назад по оси времени, срастить их, реконструировать молекулы…
— Здорова. Гипс не снимай, не надо его здесь оставлять.
Ирина пошевелила рукой, изумленно охнула.
— Как это?
— Работа у меня такая. Давай, неси уже свои бутерброды.
Бутерброды оказались вкуснющие, Лотта сама не заметила, как умяла свою долю. Разговор затих, Ирина свернулась калачиком в кресле, прикорнула, напряжение последних дней вымотало ее. Лотте пришлось допить энергетик. Организм явственно покрутил пальцем у виска и, тяжело вздохнув, мол, что делать с неразумной хозяйкой, встал на страже.
Сходила вымыла тарелки, уничтожая все следы нормальной человеческой деятельности. Без десяти двенадцать разбудила хозяйку дома.
— Тебе пора.
— Как мне пора? – Ирина пыталась проснуться. – А вы?
— Я приду чуть позже. Тебя встретят. Не волнуйся, сейчас уже все будет хорошо. Где можно включить фонарь, чтобы не было видно отсветов с улицы?
— В ванной.
— Пошли.
В маленькой комнатушке Лотта повесила на шею Быстрицкой хронду, начала ее инструктировать, как вдруг под ванной услышала шевеление и протяжное «Мяу!». Быстро нагнулась, посветила телефоном. Кот. Белый кот.
— Иди сюда, кис-кис-кис! Как ты сюда проник? – вытащила животное за шкирку.
— Когда я заходила. Думала, мне показалось.
— Отлично, пойдете вместе, — сунула кота в руки Ирине. — Там найдем место.
Ирина дослушала инструктаж, подождала, пока выйдет Лотта и прикусила маленький цилиндр из тонкой жести. Лотта сквозь тонкие щели в двери увидела зеленые сполохи сработавшего перехода.
— Отлично! – надела голубой Иринин плащ и поспешила на крышу. Дверь закрывать не стала, как не стала бы ее закрывать женщина в тяжелом нервном расстройстве. Стала подниматься по лестнице на чердак. Идти стало отчего-то тяжело, каждый шаг давался с неимоверным трудом, воздух начал каменеть, а твердые предметы размягчаться. Лотта поняла, что так изнутри выглядит схлопывающийся эггрегор. Впечатлилась и поспешила, приложила все усилия, чтобы пробиться сквозь пленку застывающей реальности. Поднялась по металлическому трапу на чердак, оттуда, откинув незапертый люк, на крышу.
Встала на краю, раскинув руки, наклонившись над высотой пяти этажей, удерживаясь натянутыми мышцами, запрокинула голову, подставляя лицо дождю. На груди заплясала алая точка лазерного прицела.
Сейчас произойдет переход, биокукла займет свое место и безвольно полетит вниз.
Да, точка на треккере двинулась обратно. Медленно. Очень медленно. Пешком. Машина, видимо, не завелась. Телефон, чтобы вызвать такси, оказался вне сети. Лотта решила гнать к шоссе, ловить любую машину и просить водителя забрать Ирину и привезти ее домой, нервы нервами, а воспаление легких будет совсем лишнее. Чтобы не обгонять Ирину – напрямик, через поля и лес. Свернув за поселком, переехала по тоненькому мостику речку, память услужливо подсказала название – Торгоша, стала огибать поле. Дэвид, несмотря на трещины в стекле, стертую краску и некоторую помятость выступающих частей, вполне бодро чавкал широкими шинами по грязи и не капризничал. Так же на малой скорости была преодолена лесная тропинка, а вот на лугу, покрытом останками прошлогодней травы, Лотта прибавила скорости. И тут же поплатилась за это – мотоцикл, найдя в траве рытвину, клюнул в нее передним колесом. Все бы ничего, но от удара лопнул, видимо, державшийся на честном слове, сварной шов на бензобаке и весь бензин за неполную минуту вылился, щедро окропив левую штанину. Чинить? Не чинить? Чинить, причем срочно. Лотта дальше покатила его по лугу к трассе. Ботинки моментально утонули в мокрой глине, слой растительных остатков не выдерживал нагрузки. От движения ткани джинсов по коже защипала ссадина на бедре. Почти километр Лотта преодолевала больше получаса. Ирина все это время шла к трассе вокруг, по дороге. Злая, мокрая с ног до головы, стряхивая комья глины с ботинок, Лотта добралась до шоссе, скинула в придорожный кювет косуху, хотя бы приблизительно вытерла обувь о подкладку. Туда же улетела и снятая защита.
Недалеко оказался автомагазин. Отлегло от сердца – может, еще и успеет, не превысит максимального расстояния. Спросила холодную сварку – застывает быстро, пару часов продержится, а больше и не потребуется. Прямо на парковке возле магазина залепила шов, пальцами вдавливая горячую липкую массу внутрь, сверху примазала обширную заплатку. Десять минут хотя бы надо было подождать, пока схватится. Дисплей следящего устройства показал, что Ирина села в машину и та поехала в сторону Москвы. В отчаянье Лотта выскочила на трассу, едва ли не под машину. Водитель «Нивы» ударил по тормозам и тяжелый фургон застыл так, что Лотта уперлась в него ладонями. Выскочил парнишка с длинными волосами, забранными в хвост:
— Ты чего, что случилось?
— Литра бензина не найдется, до заправки доехать? Срочно надо, вот прям срочно.
Водитель перегнулся к задним сиденьям, достал полуторалитровую бутылку:
— Держи. Может, подвезти?
— Нет, спасибо, — Лотта уже открутила крышку и заливала бензин в бак.
— Точно нет? Может, еще чего надо?
Лотта провела пальцем по заплате. Сыро, пахнет бензином, но непонятно, то ли подтекает, то ли дождь смывает следы с металла.
— Точно нет. Мы теперь сами справимся, спасибо большое, — рассеянно отозвалась она и поехала догонять опередившую ее Ирину.
На ближайшей заправке долила бензина. Не весь бак, а так, чтобы избыточная масса не выдавила холодную сварку наружу. Заплата по краям сочилась каплями топлива, но держала.
Лотта проследила за Ириной до самой Москвы, до ее района. Но домой она не пошла – задержалась, не доехав несколько кварталов. Лотта заинтересовалась – что же там находится, где она? Подъехала к большому зданию – травмпункт. «Ладно, пусть будет на людях, это ей будет безопасно. Не в квартире же под прицелом снайперской винтовки – это уже хорошо. А там очереди, очереди, — заглянула в дверь, — и еще раз очереди. Как тут, в этих годах все происходило? Регистратура, рентген, проявить, высушить, врач прочитает, назначение, гипс… в общем, часа три провозится. Ладно. Расстояние позволяет? Позволяет. Прекрасно, подожду-ка я ее ближе к дому».
В маленьком магазинчике купила упаковку «Юбилейного» печенья и маленькую стограммовую бутылку водки – надо было продезинфицировать ссадину под брюками. Еле вспомнила ее название – чекушка. Про этимологию слова память не выдала ничего. Ну и не надо. Как там эта загогулина из пальцев складывается? В открывшуюся дверь вместе с Лоттой проскользнул давешний знакомый кот. Потерся о ноги, прося то ли еды, то ли внимания. Печенье, впрочем, есть не стал, от запаха водки, которой Лотта промыла ссадину, фыркнул и резво ускакал по лестнице наверх. Лотта осталась внизу, возле самой входной двери, металлической и тяжелой, как чугунный мост. Опустилась прямо на пол в закутке рядом с дверцей в подвал. Темнота. Тишина. Вошел мужчина, чертыхаясь, пошарил по стене, безрезультатно пощелкал выключателем, нащупал перила и ушел домой. По звуку шагов Лотта определила: второй этаж. Потянулись жильцы, входная дверь то и дело открывалась, впуская людей и сырой промозглый воздух. Лотту никто не замечал, темнота надежно скрывала ее. Она сгрызла печенье, организм, накормленный сладким, замурчал, угреваясь. Надо отхлебнуть тоника, но так невмоготу пошевелиться…
Лотта резко проснулась от очередного хлопка двери. Пропустила очередного обитателя дома и достала телефон. Двадцать минут глубочайшего сна. «Почему же меня из этой реальности не выкинуло? Она изменила свойства? Или достаточно бодрствующей одной из нас? Или эмоциональный фон Ирины превысил некую критическую величину? Пока нет ответов, да и неважно уже. Может, Юрассиус потом додумается, или ребята из отдела изучения эггрегора. Надо не забыть их озадачить. Где же Ирина? Уже темно на улице, не стоит ей бродить, когда там такие серьезные стрелки заседают». Проверила треккер: Ирина не спеша двигалась домой. Пожалуй, уже можно выходить на прямой контакт.
Ирина приближалась к двери, Лотта уже ощущала ее фиолетовые депрессивные тона; там, в метро, она сумела настроиться на ее ауру и теперь воспринимала настроение на расстоянии. И вдруг подскочила в тревоге – за фиолетовым облаком плыли два темных клубящихся кокона – вчерашние стрелки. Замерла, просчитывая варианты. Или даже не просчитывая, расчет требовал больше времени, погрузилась в ситуацию, восприняла ее подкоркой, чтобы правильные действия возникли сами собой.
Ирина вошла в дверь, Лотта захлопнула ее у нее за спиной.
— Иди наверх, домой, запри дверь, встань в коридоре, свет не зажигай, в комнату не заходи и никому не открывай. Вообще никому. Кому надо – войдет сам. Поняла?
— Кто Вы такая? Почему Вы мне приказываете? – у Ирины еще остались силы возмутиться.
— Через пятнадцать минут я все объясню. Иди же, быстрее, здесь сейчас будет небезопасно.
Быстрицкая стала подниматься по лестнице. Черт, как медленно, шаги преследователей уже возле двери. Лотта нашарила задвинутую в угол чекушку. Содрала колпачок, плеснула себе на куртку, разбрызгала жидкость с характерным сивушным запахом по полу. Сосредоточенное пыхтение, щелчок, дверь стала приотворяться.
Вошли двое, луч фонаря ударил в лицо. Лотта зажмурилась, но тут же, несмотря на ослепляющий свет, распахнула глаза, сузив взгляд на переносице. Выражение лица – самое идиотское, на какое способна.
— О, мальчики! А у меня не налито! Выпьете со мной? Мальчикииии? – и улыбка от уха до уха, — встала поперек прохода, не пройти, не оттолкнув.
Аура младшего побагровела, налилась раздражением. Он потянул из-за пазухи пистолет.
Рефлексы Лотты отреагировали однозначно, взвинтив внутреннее время до предела. Теперь, если он выстрелит, то увидит только размытую серую тень, и миг спустя, окажется с перебитыми позвонками. А тот, другой, с вырванным сердцем, например. Возможностей хватит, было бы желание. Желания, правда, нету. Можно обойтись наркозом, не смертельно, но до чертиков обидно – все видеть, все понимать, но не иметь возможности пошевелить и пальцем. Надолго ускоренного режима не хватит, три, ну пять секунд реального времени. Ну, шесть, а потом себя, амебообразную. можно будет собирать с пола чайной ложечкой.
Старший положил ладонь на ствол напарника:
— С ума спятил? Сейчас весь подъезд здесь будет. Звони участковому, пусть очищает.
Оба они вышли из подъезда. Лотта выдохнула, сбрасывая ускорение, выждала пару минут, восстанавливая зрение. В глазах плавали цветные пятна, по щекам текли слезы. Как нельзя больше она понимала сейчас никталопа Глеба.
— Наверх и работать! – подогнала она себя.
Дверь в квартиру Ирины снова поддалась отмычкам.